Глава 675: Почувствовать в первый раз

Том 5: Хризантемы на поле брани

Люди стареют быстро, небо же не ветшает.

Праздник двойной девятки осенью наступает.

Праздник двойной девятки в этом году опять,

И хризантемы будут запахи источать.

Даже на поле брани: осенью ветер крут.

Осень весны прекрасней, что еще скажешь тут?

Нет, мне весна не в радость, я ведь люблю, когда

Реки и вся природа в тоненькой корке льда.

- Праздник двойной девятки, Мао Цзэдун, 1929

Глава 667: Тряпка для мытья

Три дня спустя мир уже вернулся в столицу.

Имперский Дворец был плотно охраняем Имперской Стражей, их лица были холодными и решительными, как и всегда. Только самые внимательные наблюдатели могли заметить истощенность и определенную раздражительность на лицах этих солдат. Солдаты Департамента Городских Врат по строгим приказам постоянно патрулировали рынки города, арестовав многих предателей, которые хотели воспользоваться хаосом для бунта, так что не было проблем касательно безопасности.

Население вновь начало заниматься своими жизнями. В свое свободное время они более не ходили в чайные домики, чтобы обсуждать политику, тайно проклиная Демоническую Императрицу за бесхозяйственность в управлении страной. Вместо этого они рано возвращались домой и закрывали двери в их дворы, относясь ко всем бурям за их маленькими дворами, как к чему-то, что никак не было связано с ними. Люди столицы видели слишком многое, слышали слишком много историй. Даже не упоминая переворот Сада Сотни Растений, в том кровавом инциденте Ортодоксальной Академии двадцать лет назад многие люди лично видели еще более отвратительные сцены. Будь это переворот, восстание, истребление злых министров императора или приход новой эры, они испытали слишком много событий. Поэтому эти дела абсолютно не были связаны с ними, так что они будут тихо ждать, когда начальный кризис закончится.

Погода в эти последние несколько дней тоже была особенно хорошей. В яркой и освежающей осенней атмосфере яркое солнце нависало над ясным небом, а зеленые листья мягко шелестели, как будто вовсе ничего не происходило. Но на улице не было пешеходов, и тихую столицу нельзя было описать безмятежной, ее только можно было охарактеризовать гробовой тишиной. В конечном итоге, многое изменилось.

На утро смерти Божественной Императрицы молодой даосист в сопровождении Шан Синчжоу, предыдущего Директора Ортодоксальной Академии, принцев клана Чэнь и бесчисленных министров отправился из Мавзолея Книг в Имперский Дворец. Затем, в Имперском Дворе, он вновь получил почтительный поклон министров и формально взошел на трон.

Говорят, что этот молодой даосист в точности был Наследным Принцем Чжаомином, который сбежал из дворца много лет назад.

Первое, что сделал новый монарх, взойдя на трон, это издал указ. В этом указе было много слов и он был очень сложным. Даже служащие Министерства Обрядов не могли запомнить все детали, но даже самый неуклюжий дурак мог понять базовые намерения этого провозглашения: все, что Божественная Императрица Тяньхай сделала в прошлые несколько лет, было неверным. Все, кого она наказывала, были невинными. Вслед за этим последовали награды и, естественно, наказания.

Все награжденные были служащими Имперского Двора. В любом случае, все те министры, которые были преданы Божественной Императрице Тяньхай, были пленены. Божественные Генералы получили почет, так как те Божественные Генералы, которые были преданы Божественной Императрице, были либо мертвы, либо тяжело ранены, либо сменили сторону. Наказания были намного более простыми: просто слово ‘убить’.

Говорят, что осенние ветра и осенние дожди были превосходны для убийства людей. В этой ясной и холодной осени прошлых нескольких лет не было мрачных ветров и жалких дождей, но многие люди все равно умерли.

После того, как все люди, которые должны быть убиты, были убиты, многие люди начали направлять свои взгляды к определенному месту. Логически говоря, взгляды всех должны быть направлены на Имперский Дворец и Дворец Ли, но все не могли избежать взглядов в то место, неся различные чувства.

Вышеупомянутое место было Ортодоксальной Академией.

Очень мало какие люди знали, что утром того дня Чэнь Чаншэн забрал тело Божественной Императрицы Тяньхай и вернулся в Ортодоксальную Академию. С того мгновения врата Ортодоксальной Академии никогда не открывались вновь. Даже фрукты и овощи, которые Ресторан Ясного Озера рисковал прислать, не были завезены, потому что врата академии никогда не открывались, и потому что Ортодоксальная Академия уже была окружена.

Две тысячи всадников в черной броне окружили Ортодоксальную Академию, а Аллея Сотни Цветений и Сад Сотни Растений были переполнены культиваторами. Немногие люди знали, что первое, что сделал новый правитель, взойдя на трон, было не издание эдикта миру, а приказ держать Ортодоксальную Академию под надсмотром, запрещая кому-либо входить или выходить. Любые нарушители будут казнены.

Неуловимой деталью было то, что людьми, ответственными за оборону Ортодоксальной Академии, были Тяньхай Шэнсюэ и Принц Графства Хэ.

Принц Графства Хэ был младшим братом Принца Сян от той же матери, и у них всегда были близкие отношения. В прошлом он однажды помог Принцу Сян выпустить гнев и казнил служащего, присланного Имперским Дворцом. Тяньхай Шэнсюэ был наиболее выдающимся потомком клана Тяньхай и у него была старая вражда с Ортодоксальной Академией, хотя она уже казалась решенной. Что важно, почему Имперский Дворец прислал их двух, чтобы решить это дело вместе? Божественная Императрица уже была мертва, так должны ли сложные отношения между кланом Тяньхай и кланом Чэнь продолжаться?

Те, кто знал истинную историю, хранили молчание. Взгляды, направленные на Ортодоксальную Академию, были очень сложными, потому что внутри было тело Божественной Императрицы Тяньхай. Те, кто не знал истории, в личной обстановке обсуждали это в своих поместьях, и взгляды, направленные на Ортодоксальную Академию, были наполнены либо насмешкой, либо симпатией, либо радостью о страдании других.

Та ночь три дня назад действительно была слишком долгой. Она началась, когда Чэнь Чаншэн покинул Ортодоксальную Академию и избил Чжоу Туна до полусмерти в яблоневом саду на аллее Северного Военного Департамента. Впоследствии он был отправлен обратно в Ортодоксальную Академию Ортодоксией, а затем был забран на пик Мавзолея Книг Божественной Императрицей. Когда все поверили, что Божественная Императрица убьет его, Божественная Императрица отпустила его по какой-то неописуемой причине. Впоследствии все эксперты мира собрались в столице, и душа Божественной Императрицы в конечном итоге вернулась к морю звезд... за одну ночь произошло слишком много сокрушительных событий, так что было очень просто забыть некоторые относительно неважные события и детали. Однако, весь мир никогда не мог забыть слова Шан Синчжоу.

Чэнь Чаншэн... не был Наследным Принцем Чжаомином. Он не был сыном Божественной Императрицы. Он был просто отговоркой, использованной для защиты жизни Его Величества, приманкой, чтобы ослабить Божественную Императрицу. Сейчас Божественная Императрица погибла, а Его Величество преуспел в унаследовании имперского трона, так какая польза была от него? Без поддержки или его статуса, какой смысл был в невероятном таланте в культивации Чэнь Чаншэна? Всякий мог признать, что когда он пытался убить Чжоу Туна, он продемонстрировал невероятно редко встречаемые способности и храбрость, но... если не произойдет ничего из ряда вон выходящего, Лорд Чжоу Тун который сыграл наиболее критическую роль в этом восстании, определенно займет еще более важную роль в новой структуре Имперского Двора. Когда придет это время, куда сможет отправиться Чэнь Чаншэн?

Когда эти могущественные фигуры думали о черной кавалерии, окружающей Ортодоксальную Академию, он верили, что в очень короткое время будет издан новый, более точный указ, и Чэнь Чаншэн потеряет все, чем он обладал. Директор Ортодоксальной Академии? Преемник Попа? Все это было просто рекой звезд, отражаемой в Реке Ло. В конце концов, ничто из этого не было реальным.

Глядя на крепко закрытые врата Ортодоксальной Академии, Тяньхай Шэнсюэ думал о насмешливой улыбке на губах его отца за последние две ночи, думал о взгляде радости на лицах семьи Тяньхай Я’эра. На бледном лице Тяньхай Шэнсюэ появилось два красных пятна, когда он сказал: «Выбрасывать его, как только все завершилось, разве это не просто отношение к нему, как к тряпке для мытья?»

Принц Графства Хэ знал, что он говорил о Чэнь Чаншэне, и насмехался: «Кто знает, чей он внебрачный ребенок, но его удача была хороша, он был подобран почтенным Директором Шаном, чтобы служить двойником Его Величества, поднимая так много бурь после входа в столицу. Но, в конце концов, шахматная фигура останется лишь шахматной фигурой. Может ли он, возможно, думать об удержании тех вещей, на которые у него нет права?»

.....

.....

 

Глава 668: Евнух

Будь это принцы клана Чэнь или те важные фигуры, которые взяли на себя большой риск, предавая Божественную Императрицу Тяньхай, все они должны быть благодарны Чэнь Чаншэну. Если бы не Чэнь Чаншэн, Божественная Императрица Тяньхай не ослабила бы себя, когда меняла его судьбу. Учитывая это, насколько бы идеальными не были планы Шан Синчжоу и остальных, для них было бы невозможно пригласить Божественную Императрицу Тяньхай на ее жертвенный алтарь.

Намеренно или ненамеренно, Чэнь Чаншэн был решающим фактором в их планах, но они не помнили этого, намеренно или ненамеренно.

Слова Принца Графства Хэ представляли позицию всего мира к Чэнь Чаншэну.

Тяньхай Шэнсюэ очень хорошо понимал это. Он ухмыльнулся: «Если бы он не был потомком вашего клана Чэнь, смогла ли бы Божественная Императрица совершить эту ошибку? Внебрачный сын? Ваше Высочество, эти слова действительно смешные».

Принц Графства Хэ был поражен этими словами. Его лицо быстро стало неприглядным, когда он понял, что это может быть правдой.

Как раз в это время кавалерия расступилась, как волна. Невероятно старый евнух, который сидел в мягкой повозке, проехал вперед.

Видя старого евнуха, Принц Графства Хэ поднял брови. Поворачиваясь к Тяньхай Шэнсюэ, он высмеял его: «Похоже, что Его Величество считает иначе».

Этот старый евнух прибыл, чтобы передать имперский указ.

Однако, даже после того, как служащий сообщил их цель прибытия, врата Ортодоксальной Академии оставались крепко закрытыми, и никто не спешил их открывать.

«Похоже, что Его Величество отправил людей окружить Ортодоксальную Академию, но если подумать об этом другим образом, разве это не Ортодоксальная Академия, кто не желает открывать свои двери?»

Тяньхай Шэнсюэ улыбнулся, не делая попыток скрыть свое счастье.

«Достойный племянник, не радуйся так рано...»

Принц Графства Хэ улыбнулся: «Говорят, что Чэнь Чаншэн был товарищем с Его Величеством, но если он оскорбит этого евнуха, я боюсь, что никакая дружба не поможет».

Лицо Тяньхай Шэнсюэ стало немного мрачным, и он ответил: «Ваше Высочество, я не понимаю ваших слов».

Принц Графства Хэ мрачно улыбнулся. «Евнух Линь был приемным братом Имперского Отца и добровольно вызвался войти во дворец, чтобы обслуживать Имперского Отца. Так как он был высоко принципиальным и глубоко почитаемым, даже после того, как Имперская Мать взяла трон и нашла его неприятным, она только смогла вынудить его уйти в отставку и вернуться в Провинцию Чжан для выздоровления. Сейчас он был приглашен обратно Директором Шаном занять позицию Евнуха Печати. Я и правда хочу посмотреть, кто посмеет проявлять к нему неуважение».

Пожилой евнух все это время лежал в мягкой повозке, его глаза были закрыты, так как он дремал. Тяньхай Шэнсюэ ранее нашел это непонятным. Так как этот евнух прибыл доставить указ и даже увидел напряженную атмосферу вокруг Ортодоксальной Академии, как, возможно, он мог демонстрировать такое поведение? Сейчас, когда он знал, что это тот экстраординарный Евнух Линь прошлого, который вернулся, он вмиг подумал, что именно так и должен вести себя Евнух Линь. Его взгляд теперь содержал определенную заинтересованность и уважение при виде такой легендарной личности. Однако, он вскоре осознал, что только вчера те евнухи и дворцовые служанки в Имперском Дворце, преданные Божественной Императрице... включая главного евнуха, с которым он вместе рос в детстве, все погибли. Эти смерти предположительно были работой этого Евнуха Линь. При этой мысли его лицо стало весьма бледным.

После некоторого времени этот пожилой евнух медленно открыл глаза. Видя, что врата Ортодоксальной Академии все еще были закрыты, он невыразительно заявил: «Если они не откроются, сломайте их».

Когда глаза этого старого евнуха были закрыты, он выглядел, как совершенно обычный человек, но когда они открывались, казалось, что он излучал стремительное и сильное величие, как старое копье, с которого сняли старую ткань. Куда направлялся его взгляд или куда были направлены его слова, появлялась острота.

Вырастая в Имперском Дворце, он культивировал в бесчисленных глубоких и тайных методах, так что Евнух Линь, естественно, обладал невероятно высоким уровнем культивации. Однако, его стремительная и сильная грациозность копья не исходила от его силы. Острота, наполняющая атмосферу, приходила от его сердца и от его глаз, через которые выражалось его сердце. Эти два глаза, затемненные течением времени, были наполнены решительностью и праведностью, и вовсе не были загрязнены нерешительностью или отсутствием уверенности.

Шан Синчжоу пригласил Евнуха Линя вернуться в Имперский Дворец и взять печать, представляющую изменение династии, - это было наступлением новой эры.

Он прибыл из Имперского Дворца с имперским указом в руке. Его слова представляли волю Имперского Двора Великой Чжоу, так кто мог посметь бросать ему вызов?

Но даже после его слов Ортодоксальная Академия хранила молчание. Никто не подошел сломать ворота, ни один человек.

Не черная тяжелая кавалерия, не войска Департамента Городских Врат, и даже не сопровождающие Евнуха Линя. Все они оставались в своих изначальных позициях.

Многие люди намеренно или ненамеренно посмотрели на Тяньхай Шэнсюэ.

Два года назад, в дождливое весеннее утро, этот гордый сын клана Тяньхай вернулся из Перевала Снежных Владений и взял солдат своей семьи уничтожить врата Ортодоксальной Академии.

В тот день в столице погибло много людей. В первый раз Ортодоксальная Академия продемонстрировала силу и ресурсы своей поддержки, идя против всех ожиданий, чтобы получить окончательную победу. Однако, Ортодоксальная Академия не ремонтировала врата, вместо этого позволяя сломанным воротам академии оставаться в ветрах и дождях в течение очень долгого времени, пока это наконец-то не стало живописным местом столицы.

Только спустя долгое время, когда Чэнь Чаншэн получил первый ранг первого баннера в Великом Испытании, клан Тяньхай признал свои неправильные действия и построил величественные врата для Ортодоксальной Академии.

Эти новые врата академии были доказательством силы Ортодоксальной Академии, а также несмываемым унижением клана Тяньхай.

С того момента все в столице знали одну вещь: было не так просто сломать врата Ортодоксальной Академии. Если кто-то хотел сломать их, люди умрут, будут унижены до смерти.

.....

.....

«Я слишком долго прожил в родном городе. Я не знал, насколько оживленной была столица в последние два года».

Услышав прошептанное объяснение от сопровождающего евнуха, Евнух Линь повернулся к далекому Тяньхай Шэнсюэ и помахал рукой, подзывая его.

Тяньхай Шэнсюэ подошел к нему.

Евнух Линь тихо смотрел на него в течение очень долгого времени. Наконец, он прокомментировал: «Когда ты только был рожден, я все еще был в столице. Тогда я сказал твоему отцу, что клан Тяньхай был не более, чем группой идиотов и мусора, что только твоя мать была порядочной леди, и что я надеялся, что она воспитает достойного ребенка. Теперь, похоже, что мои слова не ошибались».

Тяньхай Шэнсюэ знал об этом из прошлого, искренне отвечая: «Лорд Евнух слишком сильно расхваливает меня».

Евнух Линь более не упоминал эти дела прошлого. Он спросил: «Я слышал, что ты однажды был унижен здесь?»

Тяньхай Шэнсюэ посмотрел на крепко закрытые врата Ортодоксальной Академии и ответил: «Тогда этот юниор просто сам искал унижения».

Евнух Линь был весьма удивлен слышать это утверждение. Он со спокойным взглядом сказал: «В этом случае, ты не готов возвращать его?»

Вернуть унижение, которое однажды было получено, было не поиском унижения, а открытой местью. Например, он мог уничтожить Ортодоксальную Академию вновь.

Тяньхай Шэнсюэ использовал молчание для демонстрации своих намерений.

Евнух Линь ухмыльнулся, спрашивая: «Может быть, все в клане Тяньхай такие, как ты, и у них нерешительные намерения?»

Тяньхай Шэнсюэ почувствовал, что его тело холодеет при этих словах. Должно быть известно, что текущая ситуация была очень чувствительной и напряженной. Только со словами ‘нерешетильные намерения’ клан Тяньхай мог привлечь большие проблемы. Однако, его намерения были достаточно твердыми, что позволило ему отрицать явно очень щедрое предложение Евнуха Линя. В это время почему он будет сожалеть об этом?

«Лорд Евнух раньше сказал, что моя мать была неплохой, и что я тоже был неплохим ребенком, так что, с моей точки зрения, я должен продемонстрировать определенные доводы».

Тяньхай Шэнсюэ сделал глубокий вдох, и его слова стали холодными и острыми, как лед: «Более того, слова Лорда Евнуха ранее были неуместными. Директор Чэнь совершил большие деяния для расы людей, а также он - будущий Поп. Не только имперский указ, даже если Его Величество придет лично, он предположительно не станет действовать слишком твердо, и тоже определенно не будет уничтожать врата академии».

«Вот как?» - Евнух Линь внезапно начал смеяться.

В следующий миг смех исчез и взгляд на его лице стал даже холоднее, чем у Тяньхай Шэнсюэ, становясь невероятно упорным. Сжав кулак и подняв его к небу, он сказал: «Потомки Тайцзу наконец-то смогли вернуть мир, заставив весь мир радоваться. Сейчас Ортодоксальная Академия смеет отказывать имперскому указу, это действительно сбивает с толку. Может ли все это быть ложью? Даже не смея уничтожать врата академии, как они могут заявлять о правлении миром?»

Эти слова были очень тяжелыми, очень пугающими.

Не дожидаясь ответа Тяньхай Шэнсюэ, Принц Графства Хэ пришел в свои чувства. Сжимая зубы, он вынул плеть и ударил ей по спинам своих войск, крича: «Поспешите и разберите врата академии!»

С этим приказом те тихие служители и солдаты Департамента Городских Врат наконец-то начали двигаться, делая приготовления для расчистки области.

Несколько сотен черных тяжелых всадников делало приготовления, чтобы действовать, как авангард, тяжелая броня на телах солдат и их боевых лошадях сияла холодным светом, давая удушающее чувство.

Насколько бы величественными не были врата Ортодоксальной Академии, насколько бы крепкими, их можно было разбить на части оружием черной тяжелой кавалерии.

С каким же концом встретятся люди Ортодоксальной Академии в этот миг?

 

Глава 669: Академия

Ворота Ортодоксальной Академии были крепко закрыты все это время, и изнутри не было слышно никакого шума. Даже когда войска Имперского Двора окружили ее или старый евнух прибыл, неся имперский указ, ничего не изменилось. Она оставалась спокойным и тихим местом. Любой мог подумать, что за этой толстой стеной академии никого не было.

В действительности же за воротами Ортодоксальной Академии всегда были люди.

За воротами академии было посажено два тополя. С приходом осени листьев на этих двух деревьях стало гораздо меньше. Ясный и холодный свет от солнца проходил через ветви и падал на лицо юной девушки.

У этой девушки был прекрасный и элегантный внешний вид, но он все еще был наполнен чувством детства. Она все еще была очень юной и под солнечным светом казалась еще более очаровательной. Однако опасение и истощение на ее лице стали более заметными.

Е Сяолянь, ученица внутренней секты Храма Южного Ручья.

Су Моюй стоял рядом с ней.

Несколько десятков учениц Храма Южного Ручья стояло за этой парой.

Их мечи уже давным-давно были обнажены.

Ясный осенний солнечный свет мог падать на их лица, но не мог пасть на их мечи, потому что эти мечи были слишком острыми, а их сияния - слишком яркими.

Они все это время стояли на страже за вратами Ортодоксальной Академии.

Массив мечей Храма Южного Ручья уже охранял это место три дня и три ночи.

В настоящее время ученицы Храма Южного Ручья были невероятно уставшими. Когда из-за стен послышались голоса, их лица начали меняться в выражении.

Черная тяжелая кавалерия Великой Чжоу была несравненной в мире. Если они вот так ворвутся внутрь, даже массив мечей Храма Южного Ручья не сможет выстоять.

«Что мы будем делать?» - Е Сяолянь повернулась к Су Моюй, а ее элегантное лицо покрылось беспокойством.

Су Моюй повернул голову в направлении библиотеки, думая о том парне, который оставался неразговорчивым с тех пор, как вернулся из Мавзолея Книг, который все еще не принял решение.

«Это Евнух Линь! О чем вы все еще думаете! Просто откройте врата академии и примите указ».

Студент Ортодоксальной Академии посмотрел на людей перед вратами академии, его лицо было картиной ужаса, когда он закричал: «Не говорите мне, что вы действительно планируете бросить вызов указу. Я определенно не планирую сопровождать вас всех в смерти!»

Услышав слова этого человека, толпа учителей и студентов стала довольно беспокойной. Можно было услышать разговоры, и кто-то даже вступил в разъяренный спор.

Су Моюй посмотрел на студента и вспомнил, что он был студентом какого-то богатого торговца на Дороге Хэнань. Он молча отложил имя этого студента в памяти.

Е Сяолянь посмотрела туда, куда он смотрел, и решила, что он начинает колебаться. Она повернулась к учителям и студентам, и закричала: «Святая Дева дала указ, что ученицы Храма Южного Ручья должны убедиться в безопасности Директора Чэня! Если присутствуют малодушные и трусливые, просто уйдите через задние врата. Перестаньте нести нонсенс, или не вините храмовый меч за безжалостность!»

Сын торговца Дороги Хэнань вмиг изменился в лице, услышав эту угрозу. Он был очень зол, но не смел говорить больше, выйдя из толпы.

Вскоре после этого около десяти студентов Ортодоксальной Академии и несколько лекторов покинули толпу, проделывая путь к черным вратам.

Видя это зрелище, оставшиеся начали выкрикивать ругательства. Увидев взгляды учениц Храма Южного Ручья, они почувствовали себя полностью пристыженными и усилили свои оскорбления.

Су Моюй ничего не говорил, он только молча подметил имена людей, которые остались.

В этот момент Е Сяолянь поняла, что его молчание не указывало на то, что он колебался. Она немного растерянно спросила: «О чем ты думаешь?»

Су Моюй спокойно объяснил: «Я думал, что, если мы сможем сохранить Ортодоксальную Академию, какой метод использовать, чтобы наказать этих людей?»

Е Сяолянь опешила, думая, когда это Су Моюй из Академии Дворца Ли, который был известен за поддержание вежливости и отчуждение, изменился в характере?

Он не сказала это, но Су Моюй знал, о чем она думала. Он смотрел на прекрасный осенний пейзаж Ортодоксальной Академии с взглядом ностальгии на лице: «Это интересное место. Каждый, кто останется здесь надолго, изменится в некоторой степени».

Если эту интересную Ортодоксальную Академию можно будет сохранить, это, естественно, будет превосходным. Но ‘если’ всегда было самым ненадежным из слов.

Иначе почему бы он уже начинал испытывать грусть, начинал погружаться в воспоминания?

.....

.....

Аллея Сотни Цветений уже была очищена. Здания вдоль аллеи даже были раздвинуты, оставив только чайный домик.

В постепенно поднимающейся пыли этот чайный домик, который наблюдал за десятками выставочных матчей, казался очень одиноким. С другой стороны, фигуры нескольких сотен черных всадников были такими же пугающими.

Врата Ортодоксальной Академии все еще были крепко закрыты.

«Действительно быть настолько дерзкими, действительно достойно Ортодоксальной Академии, построенной Директором Шаном, достойно младшего брата Его Величества».

Евнух Линь внезапно начал смеяться, его улыбка была наполнена эмоциями.

Голос пожилого мужчины был весьма мутным, немного мягким. Кроме тех сопровождающих лиц, близких к нему, никто не мог слышать его.

Однако, его следующие слова были услышаны всеми присутствующими.

Евнух Линь посмотрел на крепко закрытые врата Ортодоксальной Академии, и его улыбка исчезла, пока он медленно говорил: «Директор Чэнь - одинокий человек, но профессора и студенты Ортодоксальной Академии... у них есть семьи».

С этим утверждением из Ортодоксальной Академии наконец-то раздался шум, и на улице аналогично возникло беспокойство.

Бесчисленные взгляды повернулись к пожилому Евнуху Печати.

Лицо Тяньхай Шэнсюэ побледнело еще больше.

Он абсолютно не ожидал, что этот Евнух Линь вовсе не соответствовал своей честной и непоколебимой репутации, что он в действительности использовал такие твердые и подлые методы!

.....

.....

Они не знали, ослышались ли они.

Казалось, что из глубин Ортодоксальной Академии пришел голос.

Затем парадные врата Ортодоксальной Академии, которые оставались закрытыми три дня и ночи, наконец-то начали медленно открываться.

Холодное и сильное сияние меча наступало на людей снаружи, и появилось около двухсот учителей и студентов Ортодоксальной Академии.

Они явно не смогли бы сравниться с войсками, но поддерживали плотный массив и ждали.

При этом зрелище Принц Графства Хэ и черная кавалерия скрытно прореагировали.

Евнух Линь был очень спокойным. Даже казалось, что он давал впечатление, как будто был доволен этой демонстрацией.

Су Моюй не спал эти последние три дня и был истощен, но его глаза и голос оставались ясными.

Стоя на каменных ступеньках, он посмотрел на Евнуха Линя и сказал: «Требуется только один человек, чтобы провозгласить указ».

Прибыл имперский указ, но Ортодоксальная Академия не раскрыла свои врата широко, не выложила благовония и не поклонилась на земле. Вместо этого они даже зашли так далеко, что позволяли только Евнуху Линю входить. Это отношение все еще было невероятно неуважительным.

Евнух Линь не разозлился. Он сказал, улыбаясь: «Если бы мне требовалось убить его, одного указа и меня было бы достаточно».

Говоря это, он вошел в Ортодоксальную Академию. Он прошел мимо Су Моюй, легонько похлопав его по плечу.

Выражение лица Е Сяолянь внезапно стало холодным, а ее рука, сжимающая меч, усилила хватку.

Ничего не произошло.

Су Моюй не стошнило кровью и он не упал замертво.

Евнух Линь только хотел передать Су Моюй восхищение и уважение, которые он чувствовал к нему.

В этом великом мероприятии Уцюн Би и Бе Янхун, эти два эксперта Божественного Домена, особенно второй, оказали экстраординарную помощь.

Су Моюй был племянником Бе Янхуна, но он оставался в Ортодоксальной Академии после события и не уходил. В глазах обычных людей это было очень плохо, но для Евнуха Линя, который строил из себя дурака всю свою жизнь, это было действительно выдающимся поступком.

.....

.....

Дверь библиотеки была распахнута. Солнечный свет падал на глянцевый черный пол, который был настолько сияющим, что можно было видеть свое отражение.

Чэнь Чаншэн сидел у окна. Он не выглядывал из окна на осенние зрелища. Его голова была опущена, и он, казалось, думал о чем-то.

Евнух Линь тихо смотрел на него, смотрел на него в течение очень долгого времени.

Чэнь Чаншэн не двигался, не говорил. Его голова оставалась опущенной.

Евнух Линь внезапно осознал, что он смотрел на свое отражение в полу.

Чэнь Чаншэн смотрел на себя.

 

Глава 670: Указ

Ясный свет осеннего дня сиял внутри и снаружи библиотеки. Тут было очень мирно.

Внезапно раздался голос. Этот голос был очень старым, спокойным и невозмутимым. Это был грациозный голос, неторопливый и не гнетущий, голос, который внушал доверие.

Евнух Линь сказал: «Я знаю, о чем ты думаешь. Ты решил, что Его Величество был заставлен нами, предательскими чиновниками, что потребовало три дня на отправку этого указа, чтобы Ортодоксальная Академия была окружена, запрещая кому-либо покидать ее. Но ты ошибаешься. Это действительно указ, лично составленный Его Величеством, потому что... он желает защитить тебя».

Пока он говорил, он никогда не отводил взгляда от юноши у окна, как будто он пытался увидеть его насквозь. Но этот юноша не проявил реакции. Чтобы он не услышал, его голова была опущена в тишине. Как могло не последовать ответа? Это могли быть благодарность, неверие, осмеяние или злость, или какая-то другая эмоция, но когда он услышал эти слова, не должно ли было возникнуть какое-то эмоциональное изменение?

Библиотека оставалась тихой. Возможно, именно из-за этой тишины Евнух Линь ничего не говорил, не зачитывал указ, и вместо этого позволял тишине продолжаться.

Через некоторое время юноша наконец-то поднял голову, выглядывая из окна на холодные и освежающие осенние пейзажи.

С той значительной битвы на Мавзолее Книг прошло три дня, но его лицо все еще было очень бледным, и он явно стал намного более худым. Выражение его лица, однако, все еще было очень спокойным.

На его лице не было грусти или злости, не было раздражения или беспомощности, а только спокойствие.

Из-за задумчивого взгляда на его лице его отчетливые и молодые черты лица казались еще более собранными. Он не был, как предполагали обычные люди, старомодным юношей, он действительно был зрелым.

В одну ночь он испытал слишком много событий, превзошел смерть, увидел много уродливых или величественных зрелищ. Любой созреет после этого всего, верно?

Пока он думал об этих вещах, взгляд Евнуха Линя, направленный на юношу, окрасился жалостью.

Яркий желтый имперский указ уже был вынут из его рукава. Он не открывал его, вместо этого крепко держа его, как копье в руках.

«Ты знаешь, почему я сегодня прибыл в Ортодоксальную Академию, - после очень долгой паузы Евнух Линь продолжил, - я здесь, чтобы забрать тело Императрицы».

В библиотеке все еще было тихо. Осенний ветер дул через окно и свободно путешествовал среди книжных полок.

«И тогда?» - спросил Чэнь Чаншэн.

В эти дня и ночи он не ел, не пил, и не открыл свой рот до сих пор.

Он говорил очень медленно, а его голос был очень хриплым, как песок, который жарился под осенним солнце три дня.

«Ты наконец-то заговорил».

Евнух Линь смотрел на него, а в его голосе было много эмоций.

Чэнь Чаншэн покачал головой: «Я говорил ранее. Если бы я не говорил, как бы вы смогли войти?»

Когда он говорил, он продолжал выглядывать из окна на желтеющую поляну, на холодные осенние воды озера, на большой баньян у озера. Его голос был очень спокойным, как будто в нем отсутствовали эмоции. Выражение его лица было очень серьезным без малейшего осмеяния, потому что он давал очень спокойное и объективное объяснение.

Однако, Евнух Линь был сильно расстроен этим и почувствовал тяжесть на груди.

Это было фактом. Хоть и бесполезным, но оставалось фактом, что именно он позволил Су Моюй открыть врата Ортодоксальной Академии.

Это никак не было связано с Евнухом Линем, и никак не было связано с имперским указом. Он просто желал сказать что-то.

Как определенный юноша сказал три года назад в Таверне Сливового Сада, Чэнь Чаншэн и Сюй Южун были людьми, которые лишали других дара речи.

Библиотека вновь затихла, пока Евнух Линь не заговорил вновь.

«Да, но ты все же заговорил. Как и то, что не все желают умирать вместе с Ортодоксальной Академией», - сказал он, глядя на Чэнь Чаншэна.

«Ортодоксальная Академия - это не Забирающая Звезды Академия. У академии не слишком строгие правила, и нет этики, которой нужно соответствовать. Это место для обучения; какое право может быть в требовании подобных вещей?»

Чэнь Чаншэн не держал зла на тех учителей и студентов, которые покинули Ортодоксальную Академию, и не чувствовал никакой надобности давать объяснения старому евнуху.

«И тогда?» - он спросил, выглядывая из окна на осенние пейзажи.

Это было повторение, закрепление вопроса. Что важно, это был вопрос, на который он хотел знать ответ.

«После того, как мы заберем Фениксовое тело Божественной Императрицы, естественно, произойдет великое захоронение, нет... конечно же, это будут государственные похороны, - невыразительно объяснил Евнух Линь, - хотя, с моей точки зрения, кости Демонической Императрицы должны быть перемолоты в пыль и выброшены в грязную канализацию, но она - первая жена Императора Сяня, мать Его Величества. У нее есть статус и ранг - для тебя нет надобности занимать себя этими проблемами».

Чэнь Чаншэн все еще спокойно выглядывал из окна, отвечая: «Я уже похоронил ее».

Библиотека вновь затихла. Никто не говорил в течение очень долгого времени.

Так как она уже была похоронена, у нее, естественно, была могила. Так как существовала могила, ее, естественно, нельзя было раскапывать. Даже имперский указ будет бесполезен в этом случае.

Потому что это было нравственностью, этикой, уважением к умершим.

«Так как даже могилу в Саду Чжоу можно открыть, в мире нет могилы, которую нельзя открыть».

Евнух Линь немного сузил глаза, глядя на него: «Возможно, ты просто можешь сказать мне, где ее могила».

Она была похоронена в глубинах Сада Сотни Растений.

Чэнь Чаншэн молча задумался над этим, не отвечая на это требование.

В прошлые несколько лет его немногочисленные встречи с Божественной Императрицей Тяньхай были в Саду Сотни Растений.

Он никогда не спрашивал Божественную Императрицу, почему она любила пить чай в Саду Сотни Растений, или что для нее значили каменный стол, металлический чайник, а также черный и белый чай.

Но в Саду Сотни Растений она гладила его лицо, видела его глаза. Он видел воспоминания в ее глазах и знал, что это было ее самым любимым местом, потому что это было тем местом, в котором она испытала наиболее прекрасный период.

Поэтому он похоронил ее в Саду Сотни Растений.

«Директор Чэнь бросает вызов указу?»

Евнух Линь еще больше сузил глаза, была раскрыла его острота, а его тон стал невероятно твердым.

Это был первый раз, когда он обратился к Чэнь Чаншэну, как к директору. Он говорил с большой мрачностью, а выражение его лица было невероятно серьезным.

Чэнь Чаншэн выглядывал из окна на осенние пейзажи в тишине.

Только сейчас он понял, что осенний день без дождя действительно не имел смысла.

Без дождя, падающего на красные и желтые листья, пыль, поднимающаяся из-за стен академии, рассеивала солнечный свет. Он уже не был ясным и привлекательным, и даже давал липкое и сальное чувство, вызывая недовольство.

Он был недоволен таким осенним днем.

«Чжу Ло и Гуань Синкэ преобразились в пыль и свет после культивации, возвращаясь к морю звезд, не оставляя ни одного следа в мире людей. Культивация Императрицы сильно превосходила этих двух Святых. Если бы она пожелала, она бы могла превратить свое тело в звездную пыль в момент смерти. Однако, она не сделала этого. Ты понимаешь, почему?»

Евнух Линь вошел в библиотеку и встал на черный и сияющий пол.

Приподнятый порог двери был прямо за его спиной.

Он продолжал смотреть на Чэнь Чаншэна, говоря: «Потому что Императрица знала, что ты ценил чувства, что ты определенно заберешь ее тело прочь, и поэтому оставила тебе так много проблем».

Эти его слова были весьма мрачными, тяжелыми, а выражение его лица - очень мрачным и серьезным.

Чэнь Чаншэн понимал, что он имел в виду, и знал, что большинство людей тоже думало подобным образом, но он не верил в это.

Учитывая, каким человеком была Божественная Императрица Тяньхай, почему бы ее беспокоили такие тривиальные вопросы после ее смерти?

Жаль, что никто не поверит в это.

«Ты вложил усилия в смерть Демонической Императрицы на вершине Мавзолея Книг, и ты также младший брат Его Величества».

Голос Евнуха Линя становился все мрачнее и мрачнее: «Но все видели, как она спасает тебя на вершине Мавзолея Книг, а также видели, как ты уносишь ее».

Чэнь Чаншэн все еще выглядывал из окна на пейзажи, не отвечая на эти слова.

Евнух Линь продолжил: «В глазах других ты ничего из себя не представляешь. Пренебречь тобой или убить тебя - это две очень простые задачи. Даже Директор Шан верит, что нет смысла или выгоды в том, чтобы позволить тебе остаться, но... я так не думаю. Поэтому сегодня я прибыл в Ортодоксальную Академию издать этот указ, а также дать тебе шанс».

Чэнь Чаншэн моргнул, как будто желая полностью сокрушить осень за окном.

 

Глава 671: Друг

«Какой шанс?»

«Шанс для тебя отказаться от бессмысленных и пустых навязчивых идей, не давать всем причин убивать тебя. Тогда ты сможешь остаться в Ортодоксальной Академии, остаться в столице и помогать Его Величеству».

«Я не понимаю».

«Демоническая Императрица говорила верно в ту ночь. С теми принцами лучше не шутить, а клан Тяньхай не всегда будет вести себя так хорошо. Сможет ли Его Величество стабильно сидеть на троне или нет, всегда было проблемой».

«Может ли быть, что вы не доверяете Учителю?»

«Преданность Директора Шана не требует доказательств, но я не буду против, его Его Величество сможет получить еще больше поддержки».

У Чэнь Чаншэна было грубое понимание намерений Евнуха Линя.

Возможно, это действительно был шанс для него и Ортодоксальной Академии, но он ничего не сказал.

Евнух Линь дал ему наставление: «Получить указ, передать тело Тяньхай, сделать свою позицию известной целому миру, остаться на стороне Его Величества».

Чэнь Чаншэн спросил после долгого периода тишины: «Почему я должен делать это?»

Евнух Линь ответил: «Потому что Его Величество требует твою помощь».

После еще более долгой тишины Чэнь Чаншэн спросил: «Почему я должен помогать ему?»

Лицо Евнуха Леня постепенно охладело: «Только таким образом ты сможешь поднять бремя привязанности между товарищами, добродетельность между лордом и министром».

«Привязанность между товарищами... конечно же, остается это».

Чэнь Чаншэн встал и положил правую руку на подоконник, глядя на то, как пейзажи за окном постепенно становятся угрюмыми. Он весьма медленно спросил: «Но что такое добродетельность между лордом и министром?»

Евнух Линь строго сказал: «Как человек Великой Чжоу, ты смеешь говорить, что не желаешь считать себя министром?»

«Даже если я хочу стать министром, когда Старший Брат захотел быть монархом?»

Он покачал головой, продолжая: «И мой Старший Брат знает, как относиться к людям, но откуда ему знать, как лечить болезни страны?»

Евнух Линь осознал, что юноша понял что-то, и его голос стал невероятно холодным: «Демоническая Императрица - не твоя мать. Ты не более, чем шахматная фигура, так что будет лучше, если ты немного проснешься. Не думай, что просто потому, что она спасла тебя на пике Мавзолея Книг, у нее есть какие-то глубокие чувства к тебе, что ты должен защищать ее могилу из какого-то сыновнего благочестия».

Чэнь Чаншэн ответил: «На шахматной доске фигуры разделяются на черные и красные. Если я - шахматная фигура Императрицы, как я могу стать шахматной фигурой вашей стороны?»

Весь мир знал, что он был шахматной фигурой, фруктом, который много лет взращивали те, кто противостоял Тяньхай.

Хотя Божественная Императрица Тяньхай не убила и не съела его, этот фрукт все еще успешно отравил ее тело.

Это, вероятно, то, что подразумевалось под судьбой или Небесным Дао, загадочным и непобедимым.

Так как он был шахматной фигурой его учителя, он, естественно, не был шахматной фигурой Божественной Императрицы, так что не требовались тщательные расследования.

Это было то, что он осознавал и над чем раздумывал эти три дня.

«Так ты считаешь, что она - хороший человек, и чувствуешь грусть за ее уход, и поэтому отказываешься принимать указ? Или ты говоришь, что слишком много людей погибло в столице в эти три дня, и это идет против твоих принципов? Не забывай, слова ‘способная и благочестивая’ или ‘великодушная и праведная’ никогда не касались ее. Если бы она была тем, кто выиграл бы в этот раз, то еще больше людей погибло бы в столице».

Евнух Линь говорил это, глядя на юношу со строгим выражением лица.

«Это очевидно, что Божественная Императрица - не какой-то хороший человек. На вершине Мавзолея Книг она спасла меня только потому, что хотела спасти меня в тот миг».

Чэнь Чаншэн постепенно направил свой взгляд вверх, в конечном итоге направляя его на тот еле видимый мавзолей вдали. Он продолжил после паузы: «Я не собираюсь обманывать себя, думая, что эти действия - символ любви между матерью и сыном или какая-то другая большая доброта... но, в конце концов, она спасла меня, и в тот миг я мог чувствовать, что ее доброта была настоящей».

В это время он был спокойным, но одиноким. Было редким зрелищем видеть эти две эмоции, одновременно появляющиеся на фигуре юноши.

После очень долгого времени он отвел свой взгляд и опустил голову: «Сэр должен отчетливо осознавать, что я теперь не верю ни одному человеку».

Ни один человек, испытавший всё, что он испытал, не станет доверять этому миру.

«Ты можешь верить в меня, как и многие другие», - сказал Евнух Линь, глядя на его спину.

В Деревне Синин Чэнь Чаншэн, естественно, не слышал слухи об этом старом евнухе, но после прибытия в столицу он более не жил такой уединенной жизнью. Он тоже слышал историю об этом человеке.

В глазах обычных людей Евнух Линь был героем, который больше всего ценил дружеские узы, был преданным ученым государства, джентльменом, которого никогда нельзя обижать.

В то время, когда Император Тайцзун не мог выбрать наследника, Имперский Дворец был невероятно опасным местом. Как приемный брат Императора Сяня, он твердо решил кастрировать себя и вошел во дворец, чтобы стать евнухом ради защиты Императора Сяня. Впоследствии, когда болезнь Императора Сяня ухудшилась и Божественная Императрица начала управлять империей, ради Династии Великой Чжоу и обычных людей он в тишине страдал, живя во дворце до смерти Императора Сяня.

Евнух Линь сделал многие подобные вещи за свою жизнь. Вся его жизнь была легендой, приближающейся к идеалу.

Сегодня он прибыл в Ортодоксальную Академию с указом. Ради Династии Великой Чжоу, ради обычных людей, ради Его Величества, он желал взять Чэнь Чаншэна под контроль.

Для того, чтобы контролировать Чэнь Чаншэна, Евнух Линь сперва должен был убедить Чэнь Чаншэна. В этом мире всегда были кое-какие вещи, достойные доверия, даже достойные того, чтобы бороться за них.

Как продолжительное существование Династии Великой Чжоу на одну тысячу лет, как яркое будущее человечества, как высшая слава Имперского клана Чэнь, как имперский трон Его Величества.

В библиотеке было очень тихо.

«Я не доверяю вам».

Не было раздумий или колебаний. Ответ Чэнь Чаншэна был очень прямым и твердым.

С его точки зрения эти понятия, называемые праведным умыслом и преданностью, вовсе не имели пользы.

Евнух Линь сузил глаза и спросил: «Почему?»

Чэнь Чаншэн ответил: «Потому что ранее вы использовали наших родственников, чтобы угрожать нам».

Евнух Линь невыразительно ответил: «Я использовал жизни их родственников, чтобы открыть врата Ортодоксальной Академии. Не было ни резни, ни смертей; разве это не лучший результат?»

Чэнь Чаншэн спросил: «Ради достижений вашей цели не важно, какие методы вы используете?»

«Да, если не забыть в процессе, какими были изначальные намерения».

Евнух Линь гордо заявил: «Я использую всю мою жизнь, как доказательство, что я совершил это».

Чэнь Чаншэн более не продолжал обсуждать эту тему. Он спросил: «Если я твердо буду отвергать указ, что произойдет?»

«Директор Шан во Дворце Ли сказал мне, что эта академия - слишком маленькая. Если ее уничтожить, не будет сложно отстроить ее вновь».

Голос Евнуха Линя стал возвышенным, как у бессмертного, а также подобным плачу призрака из Загробного Мира.

«Так это ваши изначальные намерения».

Чэнь Чаншэн сделал паузу, а затем подметил: «Очень жаль, что один из моих друзей не здесь».

Евнух Линь спросил: «Даже если бы этот твой друг был здесь, что бы он смог изменить?»

Чэнь Чаншэн покачал головой, говоря: «Конечно, он не смог бы ничего изменить, но я не очень хорош в разговорах. Если бы он был тут, он смог бы более отчетливо говорить за меня».

Евнух Линь спросил: «Если бы твой друг был тут, что бы он сказал?»

Чэнь Чаншэн молчал в течение очень долгого времени, представляя, что его друг, вероятно, сказал бы, если бы столкнулся с такой ситуацией.

Впоследствии он повернулся и посмотрел в глаза Евнуха Линя.

«В прошлые несколько лет принцы клана Чэнь в провинциях и графствах действовали деспотично, терроризируя обычных людей, но вы сказали что-то об этом?»

«Божественная Императрица использовала Чжоу Туна, Чэн Цзюня и других злых министров, и, естественно, не была хорошим человеком. Теперь ваша сторона тоже использует Чжоу Туна, и будет использовать его вновь, так как можно вашу сторону считать хорошими людьми?»

«В том году, ради возбуждения от смерти за ваш выдуманный мотив, вы кастрировали себя и вошли во дворец. Думали ли вы когда-нибудь, что могут подумать ваши родители? Что подумал Его Величество?»

Евнух Линь внезапно помрачнел, закричав: «Я и Его Величество...»

Не дожидаясь, когда он закончит, Чэнь Чаншэн продолжил: «Его Величество любил вас, как брата, но вы только хотели быть министром или рабом, заставляя Его Величество быть еще более одиноким и горестным. Где же здесь любовь?»

Евнух Линь в ярости заорал: «Мы с самого начала были лордом и министром, так что, естественно, лорд и министр...»

Чэнь Чаншэн все еще не дал ему закончить, спокойно и твердо продолжая:

«Меня не волнует, как вы относились к своим отношениям с Императором Сянем, но это определенно не будут отношения между мной и Старшим Братом».

«Старший Брат не желает считать себя лордом, так что я, естественно, не могу считать себя министром».

«Более того, я всегда был будущим Попом, а не министром».

......

.....

......

.....

Евнух Линь улыбнулся в ярости, насмехаясь: «Ты все еще думаешь, что ты - будущий Поп? Действительно невероятно смешно».

«Если бы тот мой друг все еще был здесь, он бы определенно сказал... это не то, что у тебя есть право спрашивать. Какой вещью ты считаешься?»

Голос Чэнь Чаншэна все еще был спокойным, без осмеяния. Это было подобно повторению машины, имитации.

Включая то время, когда он говорил о ‘право’ и ‘какая вещь’.

Он изучал способ речи своего друга.

Когда такой стиль речи использовать вместе с таким самообладанием, он нес разрушительную силу, которая превосходила воображение.

Это было подобно тем словам, которые его друг сказал три года назад в Таверне Сливового Сада.

Дыхание Евнуха Линя стало немного хриплым.

В настоящее время у многих людей участилось дыхание. Черная кавалерия снаружи Ортодоксальной Академии планировала совершить рывок. Те боевые кони в тяжелой броне тоже задышали более тяжело.

Вскоре после этого, возможно, потому что он превзошел ярость, Евнух Линь стал намного более спокойным.

Он посмотрел на Чэнь Чаншэна и невыразительно сказал: «Я смотрю на тебя с важностью из-за твоего статуса в Ортодоксии и маленького имени, которые ты сделал себе за эти три года, а не из-за твоей личности. Ты думаешь, что горстка таких детей, как ты, сможет обратить импульс человеческого мира, сопротивляться поднимающейся волне Небесного Дао? Нет, ты просто вызовешь смерть многих людей из-за твоего глупого решения».

Чэнь Чаншэн спросил: «И эта невинная кровь никогда не запятнает ваши руки и вы всегда будете оставаться чистым, верно?»

Евнух Линь гордо заявил: «Потому что праведность у меня под рукой».

Чэнь Чаншэн подумал о том, как три года назад, во время Фестиваля Плюща, те люди, которые хотели, чтобы Сюй Южун вышла замуж за Цюшань Цзюня, ради праведности просили его аннулировать с ней помолвку.

Он сказал: «Я ошибался».

Евнух Линь безразлично подметил: «Уже слишком поздно признавать свои ошибки».

Чэнь Чаншэн покачал головой: «Я говорю, что если бы мой друг был здесь, он бы не стал говорить все эти слова, которые я только что сказал вам».

Выгнув брови, Евнух Линь спросил: «Вот как?»

Чэнь Чаншэн ответил: «Он, вероятно, просто сказал бы три слова».

Глаза Евнуха Линя сузились, и он плоско сказал: «Какие три слова».

Чэнь Чаншэн ответил: «Пошел ты на****».

 

Глава 672: Одно дело

После того, как Чэнь Чаншэн произнес эти три слова, естественно, чтению указа было невозможно продолжаться.

Евнух Линь спокойно взглянул на него, спрашивая: «Ты думаешь, что я не посмею убить тебя?»

Чэнь Чаншэн ответил: «Через три дня после того, как новый император взошел на трон, он отправил кого-то убить будущего Попа. Такое деяние определенно станет частью истории».

Евнух Линь все еще спокойно смотрел на него, говоря собранным голосом: «Ты - ценный младший брат Его Величества, к тому же у тебя есть много поддержки в Ортодоксии. Как ты и сказал, если я действительно убью тебя, Его Величество будет расстроен, и столица окунется в хаос. Для того, чтобы успокоить ситуацию, дать объяснение истории, предположительно мне будет приказано совершить самоубийство».

Чэнь Чаншэн ответил: «Но вы все равно убьете меня».

Евнух Линь говорил с холодным выражением на лице: «Потому что ты уже сделал свою позицию ясной и я почувствовал опасность, которую ты представляешь. Так как ты не желаешь становиться министром, ты только можешь умереть. Когда Его Величество взойдет на трон, он должен впечатлить весь мир. Каждый, кто все еще чувствует преданность к Демонической Императрице, должен умереть, кто бы это не был. Что касается моего исхода, это не важно... потому что я глупо преданный человек».

«Глупость не означает, что у вас есть сила говорить неблагоразумно, и это не что-то, что требует уважения».

Чэнь Чаншэн отвернулся от окна. Ясный и холодный свет осеннего солнца падал на его форму, выглядя похожим на звездный свет.

Он обнажил меч и вставил рукоять в ножны.

Его рука была очень стойкой, как и его дыхание и голос: «Мой учитель сейчас во Дворце Ли?»

Евнух Линь немного нахмурил лоб. Он не ожидал, что Чэнь Чаншэн все еще сможет оставаться трезвым и спокойным в этот миг.

«Вы когда-либо думали, почему три дня назад на пике Мавзолея Книг он не убил меня и почему он не приходил навестить меня в Ортодоксальной Академии?»

Чэнь Чаншэн посмотрел на Евнуха Линя и продолжил: «Потому что он не смеет видеть меня и не может убедиться, что сможет тихо убить меня».

.....

.....

«Он был воспитан моими руками. Если я открою свой рот и скажу ему умереть, он должен просто послушно умереть. Это его долг».

В самом тихом и уединенном зале Дворца Ли раздался ясный и холодный, как осень, голос.

«Если это долг, Старший Брат, почему ты не смеешь отправиться в Ортодоксальную Академию и увидеть его?» - прозвучал голос Попа.

«Почему я не смею видеть его? Я не хочу навещать его из-за его глупой депрессии, и чтобы он говорил какие-то неуместные слова мне, что разозлит меня».

Шан Синчжоу более не был таким же обычным, каким он выглядел в последние двадцать лет. Он все еще носил робу даосиста, но никто теперь не будет воспринимать его, как какого-то обычного даосиста средних лет.

У него была голова черных волос, среди которых были редкие белые линии. Он выглядел статным, его кожа была нежной и гладкой, как у новорожденного. Он был спокойным и безразличным, настолько утонченным, что это пугало. Он был даже старше, чем Поп, но он все еще выглядел несравненно молодым, а его тело, казалось, было переполнено безграничным количеством энергии.

Поп посмотрел на него и спокойно спросил: «Вот как? Тогда, Старший Брат, почему ты пришел увидеть меня? Ты не боишься, что я скажу что-то неуместное и разозлю тебя?»

Шан Синчжоу ответил: «Я пришел навестить тебя, потому что хотел обсудить с тобой вопрос преемника моих учений».

Поп ответил: «То дело?»

Шан Синчжоу подтвердил: «Верно».

Поп подтвердил его намерения. После паузы он задал вопрос: «Почему?»

Шан Синчжоу спокойно ответил: «С мертвой Тяньхай какой смысл оставлять его рядом?»

Поп медленно покачал головой. «Как ребенок, он изучил три тысячи писаний Дао, он обладает абсолютно исключительным талантом в культивации, и нет ничего проблематичного относительно его поведения».

Шан Синчжоу спокойно посмотрел на него, говоря: «Младший Брат, ты должен очень хорошо знать, что наследие Ортодоксии никак не связано с талантом, иначе почему бы я пришел к тебе?»

Самым важным в наследии Ортодоксии было то, как преемник сможет сделать так, что Ортодоксия просуществует тысячи поколений. Кандидатура действительно никак не была связана с талантом, только с выгодой.

Ранее, когда Дворец Ли выбирал следующего Попа, Шан Синчжоу, который был немного сильнее в культивации, и который был еще лучше в стратегии и воле, отступил от соревнования именно по этой причине.

Так всё было тысячу лет назад, как это было в их эру, и почему сейчас это будет исключением?

Пока он думал о прошлом, Поп молчал в течение очень долгого времени. Он внезапно подметил: «Его кровь очевидно происходит от потомков усопших».

Так как он не мог говорить о таланте или сердце Дао, только о выгоде, он имел это на уме.

«Верно, я однажды обещал тому монаху, что если великое мероприятие преуспеет, Чэнь Чаншэн, как представитель потомков усопших, станет следующим Попом, и они не будут соперничать за имперский трон».

Шан Синчжоу невыразительно продолжил: «Но в ту ночь Тяньхай сокрушила его ментальную проекцию, разрушила путь, который потомки усопших строили несколько сотен лет. Даже если они получили истинное наследие Континента Священного Света, им потребуется по крайней мере несколько десятилетий, чтобы вновь преодолеть кристальный барьер. Учитывая это, почему я должен исполнять мое обещание и делать из того ребенка Попа?»

Лицо Попа не изменилось при этих словах. Он невозмутимо спросил: «Тогда кого ты хочешь сделать Попом?»

Шан Синчжоу ничего не сказал, только хлопнул руками.

По тихому и уединенному залу пронесся эхом звонкий хлопок.

Через мгновение молодая женщина невероятно легкими шагами вошла в зал.

В ту ночь эта молодая женщина также появлялась в Мавзолее Книг.

У нее был утонченный внешний вид, нежный и очаровательный, но на ее лице было нескрытое чувство благородства и гордости.

Му Цзюши, молодой и загадочный член Шести Префектов Ортодоксии. Даже Божественная Императрица Тяньхай относилась к ней по-другому.

Поп не казался удивленным при ее появлении. Он спросил: «Ты уверена, что должна быть Попом?»

Му Цзюши хихикнула и сказала: «Я очень спокойный человек. У меня нет уверенности в соревновании с Сюй Южун за сердца и благосклонность южан, так что я не отправлюсь в Храм Южного Ручья, чтобы стать Святой Девой».

Она смеялась очень свободно и открыто, но ее слова были высокомерными и властными.

«Но Чэнь Чаншэн ничего из себя не представляет. Почему я должна позволять ему быть Попом?»

Поп улыбнулся ей, но ничего не сказал.

Улыбка Му Цзюши стала более глубокой, это была улыбка, которой не должно быть у молодой женщины ее возраста.

Слова, которые она говорила, были еще более глубокими, как слова, высеченные на дереве, но вовсе не слова, которые должны быть сказаны Попу.

«Разве Ваше Святейшество не сказал... что вы скоро умрете? - она посмотрела на Попа и засмеялась, - Даже если Ваше Святейшество не хочет, чтобы я стала Попом, у вас нет способов остановить меня после смерти. Тогда почему бы не сделать это сейчас, чтобы быть более прямым? В будущем, когда я буду Попом, в память о доброте Вашего Святейшества я, естественно, оставлю путь выживания Чэнь Чаншэну».

В ту ночь на Мавзолее Книг Божественная Императрица спросила у Попа причину. Причина, которую дал Поп, была совершенно ясной: он был старым и вот-вот умрет.

Это должно быть фактом, но то, как Му Цзюши говорила об этом, перестало быть прямым и стало неучтивым.

Шан Синчжоу поднял руку, чтобы указать, что она должна перестать говорить. Затем он сказал Попу: «Во второй части своей жизни я хочу сделать две вещи. Я уже завершил одну».

Он, естественно, говорил о смерти Божественной Императрицы Тяньхай.

«Младший Брат также знает, что я хочу сделать вторым. Я хочу истребить демонов и завершить предсмертное желание Его Величества Тайцзуна. Ты тоже соглашаешься со мной в этом, вот почему ты вступил со мной в союз в ту ночь. Ты также остро понимаешь, что для истребления демонов мы должны объединить всю силу, которую мы можем объединить. Его Величество Тайцзун создал альянс между людьми и оборотнями, а Тяньхай и ты преуспели в слиянии севера и юга. То, что следует за этим, это, естественно, объединение востока и запада. Как следствие, я много лет назад начал растить Му Цзюши. Когда ей было пять, я оставил позицию Архиепископа Зала Объявлений для нее, так почему она не может быть Попом?»

Поп хотел сказать пару вещей.

Шан Синчжоу продолжил: «Я знаю, что никогда не случалось так, что женщина становилась Попом, но ты мог поддерживать Тяньхай в восхождении на имперский трон Великой Чжоу, так что ты должен поддержать и ее. Младший Брат, ты не должен забывать, что она представляет весь Великий Западный Континент. Архиепископа Зала Объявлений недостаточно. Мы должны заплатить гораздо больше, прежде чем сможем поприветствовать эпоху, в которой все человечество действительно объединено».

Поп молчал, как казалось, в течение бесконечного времени. Наконец-то он надел Божественную Корону и Божественную Робу, после чего направился к той стене в глубочайших частях зала.

Каменная стена постепенно расступилась, из нее выстрелил священный и чистый свет, сияя на лицо Му Цзюши. Ее улыбка была очень гордой.

Шан Синчжоу взглянул на нее.

Му Цзюши шагнула вперед и взяла руку Попа.

Поп остановился и посмотрел на нее.

Она вернула сладкую улыбку без намерения отпускать руку.

Поп ничего не сказал и продолжил идти к другой стороне каменной стены.

На другой стороне был Великий Зал Света.

Несколько сотен епископов тихо ждало внутри зала.

Десятки тысяч священников, студентов, учителей и кавалерии ждали снаружи зала.

Поп направился к месту, где свет был наиболее процветающим.

Му Цзюши стояла рядом с ним.

При этой сцене на лицах многих из важных фигур Ортодоксии, включая Ань Линь и Чжуан Чжихуаня, появились выражения шока.

Мао Цююй тихо стоял спереди, выражение его лица было неизменным.

Поп взглянул на толпу и заявил: «Я должен объявить кое-что».

 

Глава 673: Проблема

Все взгляды были сосредоточены на высочайшей точке Великого Зала Света.

Видя Попа с Му Цзюши, стоявшей рядом с ним, толпа наполнилась глубоким беспокойством.

Учитывая серьезность этого вопроса, заявление Попа, естественно, должно быть связано с переворотом Мавзолея Книг. Многие люди уже даже подумали об имени Чэнь Чаншэна.

Настроение было очень напряженным и беспокойным. Никто не заметил, что из бокового пути в зал вошло два человека.

Линхай Чживан и Даосист Сыюань, два Префекта Ортодоксии. В ту ночь они были лично запечатаны Попом и пленены в Тюрьме Дао. Почему они внезапно появились сейчас?

Всего за три дня они оба сильно похудели, их лица были бледными и обескровленными.

Они проделали свой путь через толпу к переду великого зала. Наконец-то люди заметили об их присутствии и вздохнули.

Постепенно тревожных криков стало больше.

Линхай Чживан и Даосист Сыюань вновь стояли впереди всех в Великом Зале Света.

Архиепископ Ань Линь была в шоке, а глаза Чжуан Чжихуаня немного сузились. Только Мао Цююй и архиепископ, известный, как Даосист Байши, не были затронуты. Они, вероятно, заранее знали об этом.

Великий зал купался в свете. Му Цзюши стояла на высокой платформе в месте, где свет был величайшим, так что это ослепляло ее. Более того, даже кто-то с ее происхождением не мог избежать нервозности, думая о том, что Поп вот-вот собирается объявить. Она не заметила тревожные крики из толпы и кратковременное беспокойство людей.

В следующий миг она станет преемником Ортодоксии, следующим Попом.

Текущий Поп взглянул на нее глазами, переполненными состраданием и любовью.

Она немного робко улыбнулась, но на самом деле она была невероятно спокойной, а также немного взволнованной, ожидая эти слова.

«Архиепископ Зала Объявлений, Му Цзюши, серьезно нарушила законы церкви, предположительно выпытывая Небесное Дао. Как ее нужно наказать?»

Крики шока и шепот обсуждений прокатились по Великому Залу Света, как вздымающаяся волна.

Ортодоксия вскоре поприветствует своего первого Попа-женщину; конечно же, люди будут шокированы, как думала Му Цзюши со сдержанной улыбкой на лице.

Внезапно выражение ее лица изменилось, а цвет ее лица стал невероятно бледным.

Потому что сейчас она отчетливо услышала голос Попа.

Серьезное нарушение законов церкви? Предположительное выпытывание Небесного Дао?

То, что Поп должен был объявить, не было назначением меня на место следующего Попа?

Как это может быть!

Что здесь происходит!

Му Цзюши была совершенно сбита с толку, внезапно поворачивая голову, чтобы посмотреть на Попа.

То, что она увидела, все еще было тем пожилым лицом, теми двумя глазами, наполненными состраданием и любовью.

Эти сострадание и любовь не были к ней.

Она могла ясно сказать это.

Она была в ярости.

«Почему вы хотите наказать меня!» - она холодно сказала Попу.

Она посмотрела вниз на толпу под высокой платформой, строго выкрикивая: «Кто посмеет наказывать меня?»

Толпа молчала. Те священники, которые имели право участвовать в Подношении Света, были важными лицами Ортодоксии. Все они очень хорошо понимали происхождение таинственного Архиепископа Зала Объявлений. Они также знали, что ее существование означало для великого мероприятия, которое было существованием Ортодоксии в новом тысячелетии. Однако, их тишина не указывала на их беспокойство. Потому что вопрос Попа не был направлен на них.

У залов Ортодоксии были свои роли. Зал Дрейфующих Облаков отвечал за наказания, и Архиепископ Зала Дрейфующих Облаков уже присутствовал здесь.

Линхай Чживан смотрел на Му Цзюши, в его глазах пылало мрачное пламя негодования: «Тридцать ударов посоха, уничтожить ее культивацию и изгнать ее из Ортодоксии».

Это было установленным законом церкви и любой человек в зале мог зачитать его. Однако, когда они услышали три этих утверждения, все почувствовали пронизывающий до костей холод.

Прошло уже шестьсот лет с тех пор, как такое строгое наказание применялось к архиепископу Ортодоксии уровня Му Цзюши.

Видя глаза Линхай Чживана, Му Цзюши почувствовала, как ее тело становится невероятно холодным.

Она знала, что более не могла оставаться. Она с ворчанием развернулась и начала дрейфовать из зала.

Она верила, что если сможет покинуть Великий Зал Света, Шан Синчжоу сможет защитить ее. Место Попа теперь было только пеной и тенью, но всегда была надежда на будущее.

Однако, когда она сошла с высокой платформы, она поняла, что потеряла контроль над своим телом и тяжело рухнула на пол.

Линхай Чживан взял нескольких кардиналов Зала Дрейфующих Облаков и бесстрастно приблизился к ней.

.....

.....

Неразборчивые и ужасающие колебания ци излучались глубоко из чистого и священного света, откуда также были слышны разъяренные вопли Му Цзюши. В конце концов, она представляла Великий Западный Континент, так что после того, как Линхай Чживан получил предложение Мао Цююй, он временно отложил тридцать ударов посохов с отговоркой, что Божественный Посох отсутствовал. Но уничтожение ее культивации... это все еще было ужасающим делом и требовало выдержки невообразимой боли и пыток.

Поп не слышал этого, так что никто в зале не слышал этого. Все было тихо, как в спящем океане.

С помощью Мао Цююй и Даосиста Байши, Поп сошел с высокой платформы и появился среди священников.

Он посмотрел на этих людей, которые служили ему несколько сотен лет, и сказал: «Три дня назад я сказал, что скоро умру».

Из толпы послышались скорбные всхлипы.

«После того, как я умру, я передам место Попа Чэнь Чаншэну», - заявил Поп.

Его лицо было очень спокойным, пока он говорил, как будто он комментировал, что Зал Чистой Добродетели нужно отреставрировать, или что голуби в левом парке Дворца Ли немного перекормленные.

После битвы на Мосту Беспомощности Поп даровал Чэнь Чаншэну Божественный Посох, который символизировал власть Ортодоксии. Все понимали, что это означало. Сейчас он вновь это подтвердил.

Это представляло непреодолимую волю и августейшее величие. Вся Ортодоксия желала принести в жертву всё, чтобы защищать эти слова до тех пор, пока Чэнь Чаншэн не взойдет на место Попа.

С Мао Цююй и Даосистом Байши во главе, все епископы, священники, учителя, студенты, и кавалерия Ортодоксии поклонились на земле, как волна.

Даосист Сыюань поклонился, Линхай Чживан поклонился. Все постепенно стало умиротворенным, а затем толпа начала напевать даосские оды, восхваляя звездное небо и добродетель.

Свет вырвался из зала.

.....

.....

«Старик Инь, мой королевский отец так это не отпустит! Моя старшая сестра определенно отомстит за меня!»

Издали раздались неясные крики злости Му Цзюши. Они постепенно стали плачем, а затем постепенно удалялись, пока не прекратились.

Эта таинственная принцесса Великого Западного Континента, этот бывший Префект Ортодоксии, была изгнана из Дворца Ди и, вероятно, уже никогда не сможет войти в него вновь.

Поп поливал свой цветок.

На Зеленом Листе в горшке оставалось только три листа. Они казались весьма изношенными, но в них все еще была жизнь. После того, как пыль была вытерта, они вернули большую часть своего духа.

«Почему?» - Шан Синчжоу спросил без эмоций в голосе.

«Ранее ты спросил меня, почему я должен позволять Чэнь Чаншэну быть Попом? - Поп поднял голову и спокойно ответил, - потому что я хочу, чтобы он был Попом».

Шан Синчжоу был весьма удивлен этим ответом, и его взгляд, казалось, немного поник.

Это точно был не тот младший брат, которого он знал почти тысячу лет.

«Старший Брат, ты сказал, что пришел навестить меня сегодня, чтобы обсудить наследника твоих учений... но Ортодоксия не обучалась тобой».

Поп положил мокрое полотенце у бассейна и взял сухое полотенце, чтобы вытереть капли воды со своих рук: «Если кто-то настаивает на том, что кто-то обучал ее, то это моя Ортодоксия».

Шан Синчжоу подтвердил, что его заключение не ошибалось.

Поп в этот день более не был Инем прошлой тысячи лет. Почему?

Он бесстрастно подметил: «Ради своих эмоций ты полностью проигнорировал состояние человечества, будущее Ортодоксии».

Поп не отвечал некоторое время, а затем сказал: «В ту ночь Императрица сказала в Мавзолее Книг, что я был пленен словами ‘выгода человечества’. Это верно. В прошлом, возможно, я действительно мог бы забрать Божественный Посох у Чэнь Чаншэна ради человечества, ради будущего Ортодоксии. Затем, как ты и желал, я бы передал титул следующего Попа той девочке».

Шан Синчжоу спросил: «Почему ты находишь это невозможным сейчас?»

«Это все еще та самая причина. Я стар, я скоро умру. Мне все еще предстоит прожить несколько дней так, как я хочу прожить их», - спокойно заявил Поп.

Когда человек на грани смерти, он, естественно, имеет право действовать немного более снисходительно. Он не должен смотреть на мир с состраданием. Он может действовать более свободно, без надобности думать о состоянии человечества. Он может быть чуть более недальновидным и не думать о будущем Ортодоксии.

Он был Попом и Ортодоксия принадлежала ему, а не кому-либо еще. Если он хотел, чтобы Чэнь Чаншэн был следующим Попом, никто другой не должен думать о сидении на этом троне.

Это было очень убедительным доводом.

Шан Синчжоу смотрел на него в течение очень долгого времени. Он внезапно сказал: «Я воспитывал его. Даже если ты хочешь, чтобы он был Попом, он не станет делать этого».

Поп ответил: «Я дам Ортодоксию ему. А что насчет того, желает он ее или нет, это будет его собственное решение».

Шан Синчжоу закрыл глаза, а затем открыл их вновь, и только апатия была видна в них: «Мертвец не может быть Попом».

Выражение лица Попа не изменилось: «Ты хочешь убить его?»

Шан Синчжоу бесстрастно подметил: «Даже если он был маленьким щенком, я все еще испытываю небольшую сентиментальность, выращивая его так много лет. Как я могу лично убить его?»

Поп сказал: «Меня всегда сбивало с толку, как твои учения могли произвести такого студента, как Чэнь Чаншэн. Сейчас я понимаю, что Чэнь Чаншэн никогда не обучался тобой».

Шан Синчжоу ответил: «Все, принадлежащее ему, приходит от меня, конечно же он был обучен мной».

Поп спокойно спросил его: «Если ты действительно обучал его, почему ты не знаешь, насколько сильным он может быть, сталкиваясь со смертью?»

Шан Синчжоу сузил глаза.

.....

.....

Библиотека Ортодоксальной Академии.

«Он растил меня».

Чэнь Чаншэн продолжил: «Когда я хочу понять его, я очень хорошо могу понять его. Я знаю, что три дня назад, когда я забрал тело Божественной Императрицы из Мавзолея Книг, он намеренно хотел оставить хвост, чтобы создать проблемы из этого дела. Даже если мой боевой дядя, Поп, продолжит защищать меня, все еще будут такие люди, как вы, которые используют этот вопрос, чтобы прийти и убить меня».

Евнух Линь кивнул: «Верно. Если бы я не пришел в Ортодоксальную Академию, пришел бы кто-то другой».

Чэнь Чаншэн ответил: «Но есть проблема».

Евнух Линь поднял брови: «Какая проблема?»

Чэнь Чаншэн поднял меч в руке и спокойно ответил: «Сможете ли ты на самом деле убить меня?»

.....

.....

 

Глава 674: Камень

Поднятые брови Евнуха Линя медленно опустились, а уголки его губ приподнялись.

Это были грусть и осмеяние себя, но в конечном счете, он насмехался над Чэнь Чаншэном.

Евнух Линь рос в Имперском Дворце и обладал невероятным талантом и обширными знаниями. Он культивировал в наиболее искусных методах и достиг пика Конденсации Звезд много лет назад. Если бы ситуация во дворце не стала невероятно опасной в последние годы Тайцзуна, что вынудило его кастрировать себя и войти во дворец в самый важный момент в его культивации, делая его человеком нестандартного телосложения - возможно, он бы уже мог ступить в Божественный Домен.

Насколько бы талантливым Чэнь Чаншэн не был в культивации, даже если у него были все виды сокровищ и бесчисленные трюки, которые чуть не убили Чжоу Туна в ту ночь, он все еще не мог сравниться с Евнухом Линем.

Ему было только семнадцать лет, и на Горе Хань он провалился в достижении Конденсации Звезд.

Ранее, снаружи Ортодоксальной Академии, Су Моюй, из заботы за безопасность Чэнь Чаншэна, предотвратил вход последователей Евнуха Линя, заявляя, что одного человека было достаточно для провозглашения указа.

Евнух Линь ответил, что если ему понадобится убить Чэнь Чаншэна, указа и его самого будет достаточно.

Это были не простые слова, а правда.

Но сейчас Чэнь Чаншэн очень серьезно спрашивал его: «Сможете ли вы убить меня на самом деле?»

Улыбка Евнуха Линя постепенно сошла с лица, когда он сказал Чэнь Чаншэну: «Так как я не был в столице двадцать лет, похоже, что молодые люди в эти дни уже забыли, кто я».

Чэнь Чаншэн ничего не говорил, используя свои действия, чтобы выразить свои намерения.

Два потока пыли поднялось от его обуви, это была отметина его силы. Затем пыль и его одежда внезапно оказались в беспорядке, превращаясь в несколько линий, которые тащили его размытую фигуру по пространству библиотеки.

Он исчез из своего изначального положения.

Около десяти еле заметных следов появилось на глянцевом черном полу.

Эти следы появлялись одновременно, не было первого или последнего.

Если кто-то внимательно изучит расположение этих следов, возможно, он сможет сопоставить их с положениями некоторых звезд на небе или с линиями Отражающего Монолита.

Несравненно сложные позиции звезд, нерассчитываемая схема звезд, указанные позиция и порядок, и это содержало движение позиции, превосходящее скорость.

Эта была секретная техника демонов, Шаг Еши.

Пространство у передней двери библиотеки немного деформировалось.

Фигура меча пронзила солнечный свет, проливающийся внутрь снаружи.

Тело Чэнь Чаншэна последовало.

Он уже достиг Евнуха Линя.

Его скорость была невероятно быстрой, даже давая впечатление удара молнии.

Возможно, потому что, когда он использовал Шаг Еши, он также использовал свой наиболее могущественный Пылающий Меч.

Сияние меча освещало переднюю дверь библиотеки, подавляя даже свет солнца.

Пылающее ци окружило это место и быстро распространилось наружу.

Уже пожелтевшая трава снаружи библиотеки вмиг стала еще более вялой. Страницы книг на книжных полках библиотеки начали с видимой степенью закручиваться, как будто были лишены всей влаги.

На Безупречном Мече пылал огонь, когда он пронзал к центру лба Евнуха Линя.

Евнух Линь стал чуть более серьезным, он был немного удивлен происходящим.

Он не ожидал, что мощь, содержащаяся в этом ударе, будет настолько грозной.

Вопреки слухам, количество истинной эссенции, которым Чэнь Чаншэн обладал, было настолько обильным, что оно вовсе не уступало тем экспертам, которые культивировали несколько столетий.

Возможно, это было связано с этой техникой меча? Говорят, что Су Ли передал Чэнь Чаншэну технику меча, которая могла взрывным образом увеличивать истинную эссенцию за очень короткий промежуток времени, и казалось, что это была эта техника.

Пока он думал об этом, рукав Евнуха Линя уже летел.

Невероятно чистый звездный свет излучался из его тела и изливался в его рукава. Как две каменных горы, опускающиеся с небе, рукава пленили меч Чэнь Чаншэна между них!

Сталкиваясь с божественным оружием из Ряда Легендарного Вооружения, несравнимо острым Безупречным Мечом, Евнух Линь разделил свой Звездный Домен на два и использовал их, как оружия!

Подобный ответ был как блестящим, так и невероятно деспотичным!

Битвы между культиваторами зависели от восприятия, как понимание битвы, адаптируемость и опыт. Конечно же, самым важным аспектом все еще была сама сила.

Евнух Линь был пиковым экспертом Конденсации Звезд. Его Звездный Домен был почти идеальным, а количество его истинной эссенции было избыточным. Его понимание принципов небес и земли тоже далеко превосходило Чэнь Чаншэна. Поэтому для него будет естественно взять контроль над этой битвой.

Закончится ли этот бой так просто? Конечно же нет. Как Евнух Линь, так и Чэнь Чаншэн оба знали, что все только начиналось.

Ножны Свода все еще содержали несколько тысяч исключительных мечей.

С защитой этих нескольких тысяч исключительных мечей Чэнь Чаншэн смог избить Чжоу Туна так, что тот промок в крови, так что он по крайней мере мог задержать Евнуха Линя на несколько мгновений. Евнух Линь очень хорошо это понимал, так что он не намеревался давать Чэнь Чаншэну какой-либо шанс вынуть эти мечи. Именно по этой причине он решил разделить свой Звездный Домен. Это казалось доблестным маневром, но на самом деле он был весьма опасным, и его даже можно было считать стратегией, которая недооценивала врага.

Но Евнух Линь хотел убедиться, что его руки будут пустыми.

Прямо сейчас два его рукава, закрытые в его Звездном Домене, запечатали острие меча Чэнь Чаншэна. В это время его руки появились из рукавов и пали на центр меч.

Меч Чэнь Чаншэна был сформирован из Безупречного Меча и Ножен Свода. Место, куда пали руки Евнуха Линь, было отверстием ножен.

Так как он посмел поместить сюда руки, у Евнуха Линя, естественно, были кое-какие методы против этих мечей, и, возможно, он уже сделал приготовления.

Внезапно глаза Евнуха Линя сузились и наполнились чувством недоверчивости. Он с воем попытался стремительно отступить.

Из ножен появился не меч.

Это был маленький камень черного цвета.

.....

.....

Логически говоря, такой маленький камень никогда не заставил Евнуха Линя почувствовать себя так, как будто он сталкивался с каким-то опасным врагом, и он тем более не был бы наполнен желанием отступить.

Но Евнух Линь тщательно изучал даосские техники, и у него было почти идеальное понимание принципов небес и земли. Когда он увидел черный камень, он почувствовал, что что-то было не так.

Он мог чувствовать силу, которая превосходила мир смертных, сопровождающую этот черный камень.

Так как она уже превзошла мир смертных, ее, естественно, будет невозможно избежать.

Пальцы Евнуха Линя раскрылись, как расцветающий цветок, сокрушая воздух библиотеки и выхватывая черный камень в свои руки.

Три его пальца с хрустом сломалось на тринадцать частей. В миг после этого кости его запястья сломались.

Только сейчас он понял, что эта сила, которая превосходила смертный мир, не исходила от Божественного Посоха, и не происходила от какого-то божественного оружия, о котором он не знал.

Эта сила была весом, невообразимым весом.

Таким весом, как будто падающее небо пало на тело Евнуха Линя.

Его лицо стало невероятно бледным, а его тело задрожало, и бесчисленные трещины начали появляться на полу под его ногами.

.....

.....

Черный камень был Монолитом Небесного Тома, оставленным Ван Чжицэ.

Монолит Небесного Тома всегда был очень тяжелым, но причиной тяжести этого черного камня было то, что он был дверью.

Дверью в Сад Чжоу.

Три дня назад в Мавзолее Книг Чэнь Чаншэн лично видел, как Поп сорвал зеленый лист, используя мощь мира, чтобы атаковать Божественную Императрицу.

Из этого зрелища он познал несколько вещей.

Черный камень не был истинным Садом Чжоу. Он мог нести часть ци Сада Чжоу. Другими словами, это была очень маленькая часть Сада Чжоу. Однако, Евнух Линь не был Божественной Императрицей.

Так как ты использовал этот мир, чтобы давить на меня, я использую мой мир, чтобы ударить тебя.

Сад Чжоу был даже больше, чем Мир Зеленого Листа, но Зеленый Лист был целым миром, а черный камень был только дверью в мир, и культивация Чэнь Чаншэна все еще была далекой от Попа.

Евнух Линь никогда не встречал такую невообразимую атаку и его реакция была слишком медленной, чтобы избежать ее.

Если он сможет продержаться чуть дольше, то он предположительно сможет найти способ решить эту ситуацию.

Однако, этих моментов времени было достаточно, чтобы свершить многое.

Черный камень появился, осенний ветер бешено дул в библиотеке, а солнечный свет потускнел.

Евнух Линь, казалось, был под давлением звездного неба, и нашел невероятно трудным двигаться.

Тысячи проблесков меча вылетели из ножен Чэнь Чаншэна и устремлялись вперед.

Проблески меча разрывали звездное небо, разрезали осенний ветер и воровали свет дня.

Бесчисленные намерения меча пересекались в воздухе, неисчислимый звон мечей раздавался без конца. Иногда были слышны яростные крики Евнуха Линя в сопровождении его взрывных атак.

Внезапно весь звук в библиотеке исчез, и намерения меча исчезли вместе с ним. Осталась только абсолютная тишина.

Бум! Бесчисленные фрагменты выстрелили из библиотеки, формируя большое облако пыли в Ортодоксальной Академии.

Осенний ветер дул через библиотеку, унося пыль и фрагменты, оставляя яркую и чистую сцену.

Более не было всех дверей и окон библиотеки. Она казалась совершенно пустой за исключением двух фигур.

Одна из них стояла, а другая сидела.

Спокойный и молчаливый Чэнь Чаншэн стоял, держа меч в руке.

Евнух Линь, покрытый кровью, сидел на полу, его ноги были растопырены на земле.

 

Глава 675: Почувствовать в первый раз

Лицо Евнуха Линя было страшно бледным. Кровь текла из его тела, но это не могло скрыть множество ранений от меча на нем. Он представлял собой невероятно скорбную и жалкую картину.

В нем более не было того возвышенного чувства, когда он стоял снаружи Ортодоксальной Академии. Он выглядел, как старый попрошайка, его взгляд вызывал жалость в других.

«Что здесь происходит?»

Его голос сильно трясся, его глаза были наполнены недоверчивым шоком, а затем они стали пустыми в некоторой степени.

Даже сейчас он все еще не понимал, что случилось, когда эта битва началась, почему черный камень обладал таким ужасающим весом. Возможно, он был из Божественного Посоха? Но его действительно шокировало то, и он нашел невозможным принять, что, после того, как Чэнь Чаншэн высвободил мечи, он не мог найти и единого шанса для контратаки.

В тот период времени проблески меча освещали библиотеку, завершив битву. Меч Чэнь Чаншэна был слишком быстрым, его владение меча было несравненно острым, а его энергия меча - выдающейся вне всяких мер. Его прогресс на пути меча далеко превзошел воображение Евнуха Линя, и он не мог понять - даже если этот юноша начал изучать меч в чреве, для него все еще было бы невозможно достичь такого уровня за жалких семнадцать лет.

Более того, Чэнь Чаншэн в этой битве также продемонстрировал еще более непостижимые способности, как количество истинной эссенции, или как его...

«Идеальный Звездный Домен! Как такое возможно!» - Евнух Линь пронзительно закричал, глядя на Чэнь Чаншэна.

Чэнь Чаншэн ответил: «Учитель забыл пару вещей. С его благословением моя болезнь уже была исцелена».

Триста с лишним неясных частичек звездного света возвращались в глубины его формы. Можно было представить, насколько прекрасным было зрелище ранее, когда все эти звезды одновременно зажглись.

Когда он говорил о благословениях, его лицо было очень плоским без чувства благодарности.

Однако, он говорил правду. На пике Мавзолея Книг Божественная Императрица изменила для него судьбу, исцеляя его болезнь.

Он уже преуспел в Конденсации Звезд на Горе Хань, и он даже сконденсировал идеальный Звездный Домен. Сейчас его болезнь была исцелена, и его истинная эссенция начала свободно течь, так что он, естественно, стал культиватором идеальной Конденсации Звезд.

Его меридианы сейчас были абсолютно свободными, и те преграды, похожие на горные гряды, полностью расплавились в плоские и просторные равнины. Те изгибающиеся потоки, которым было трудно двигаться вперед, давным-давно превратились в большие реки. Несколько лет назад сияние звезд пало с ночного неба, пронзило библиотеку и вошло в его тело, становясь невероятно толстой мантией снега. Сейчас эту снежную равнину можно было зажигать, не сдерживая себя.

В последние два года его меридианы были закупоренными, и он мог полагаться только на свои техники меча и даосские техники, чтобы раз за разом превосходить уровни культивации для победы над своими противниками. Несколько дней назад, будучи тяжело раненным, он только мог полагаться на бесчисленные магические артефакты и трюки, меч Су Ли и клинок Чжоу Дуфу, и все же практически смог убить такого великого эксперта, как Чжоу Тун, но что насчет сейчас?

Можно было с большой уверенностью сказать, что Чэнь Чаншэн теперь наконец-то обладал способностью сопротивляться истинному эксперту в течение короткого периода времени.

Он более не был молодым пациентом, прибывшим из Деревни Синин в столицу в поисках лекарства, чтобы изменить свою судьбу. Сейчас он был гением, хорошо знающим Даосские Каноны, обладающим богатым опытом и невероятным талантом, и обученным многими великими учителями.

Возможно, он все еще не знал, что судьба держала для него в запасе, но, по крайней мере, более не было тени, а был только свет.

Прямо сейчас его убийство уже стало невероятно сложной задачей для его врага. Пока его противники были ниже Божественного Домена, даже если он не сможет победить их, он по крайней мере сможет продержаться в течение периода времени.

Те, кто не подумал об этом, как, например, Евнух Линь, получат урок, который они никогда не забудут.

Евнух Линь недооценивал его и позволил ему сделать первый шаг. Как следствие, сейчас он сидел на земле, покрытый кровью, он был так шокирован, что, казалось, его чувства покинули его.

Чэнь Чаншэн, неся свой меч, направился к двери библиотеки, а звездный свет постепенно скрылся обратно в его одежду.

Бледнолицый Евнух Линь прислонился к разбитому дверному проему, задыхаясь, но он обнаружил, что какой-то невидимый барьер отрезал библиотеку от внешнего мира.

Ортодоксальная Академия открылась только год назад для приема новых студентов и все еще была далека от былой славы, и еще более далека от возвращения всех ресурсов и силы, которым она однажды обладала. Однако, как директор, Чэнь Чаншэн все еще мог контролировать несколько массивов.

«Вы боитесь», - Чэнь Чаншэн подошел к нему и посмотрел его в глаза. Он в некотором смятении прокомментировал: «Похоже, что вы тоже боитесь смерти».

Евнух Линь, опозоренный и разъяренный, закричал: «Убей меня, если хочешь, но прекрати унижать меня».

Чэнь Чаншэн покачал головой: «Вы не так поняли. Я действительно верил, что вы не боитесь смерти».

Евнух Линь замер.

Чэнь Чаншэн серьезно посмотрел на него и сказал: «Я читал много историй в книгах. Разве известные ученые и лояльные министры, как вы, не верят всегда, что праведность в ваших руках, так что вы никогда не колеблетесь умирать?»

Как он и сказал, это было недопониманием. Он не намеренно стыдил своего оппонента, но его плоский тон все еще приводил Евнуха Линя в ярость. Откашливая кровь, он строго упрекнул его: «Не колебаться умирать не означает не бояться смерти! Но все боятся смерти, потому что всегда есть люди или заботы, которые нельзя отпускать, как Его Величество».

«Я не боюсь», - внезапно сказал Чэнь Чаншэн.

Евнух Линь был ошеломлен, спрашивая: «Что ты говоришь?»

Чэнь Чаншэн искренне заявил: «Я не боюсь смерти».

Библиотека вновь затихла, и единственным звуком был звук осеннего ветра, который спешил внутрь через расколотые окна и двери, переворачивая страницы книг и распространяя вокруг запах пыли прошлых лет. Этот запах был, как его мечи, невероятно грустным запахом, наполненным беспомощностью. Жизнь без надежды была подобна этим книгам на полках, которые никто никогда не открывал. Насколько бы обильным не было их содержание, все это было бессмысленно.

Если все боялись смерти, потому что у них существовали люди или заботы, которые нельзя было отпускать, то когда он говорил, что не боится смерти, значило ли это, что у него нет людей или забот, которые он боится отпускать?

Евнух Линь уставился на Чэнь Чаншэна, но он не видел ни капли эмоций на его лице.

Ему было семнадцать, он был в разгаре своей юности, но он был тихим, как старый колодец, осенние воды, павший лист, высохшее дерево - безжизненным.

Евнух Линь внезапно почувствовал жалость и симпатию к нему, не говоря ничего более.

Но Чэнь Чаншэн сказал что-то весьма удивительное.

«Идите. Я не буду убивать вас».

Евнух Линь сузил глаза и холодно ответил: «Это лучший шанс для тебя убить меня, возможно, даже твой последний шанс».

Чэнь Чаншэн понимал смысл его слов.

Евнух Линь был культиватором на пике Конденсации Звезд, истинным экспертом, невероятно близким к Божественному Домену. Если бы он не стал недооценивать противника и не был внезапно атакован черным камнем, такое заключение битвы никогда бы не наступило.

Если Чэнь Чаншэн отпустит его, то в следующий раз, когда они встретятся, Евнух Линь определенно не будет вести себя так. Учитывая расхождение в силе между ними, у Чэнь Чаншэна не будет шанса.

«В будущем... для нас будет очень трудно встретиться вновь, - наконец он сказал Евнуху Линю, - пожалуйста, позаботьтесь о моем старшем брате».

Евнух Линь молчал в течение очень долгого времени, а затем сказал: «Похоже, что ты очень хорошо знаешь, что случится сегодня».

Чэнь Чаншэн ничего не сказал.

Евнух Линь продолжил: «Директор Шан отправился во Дворец Ли. После сегодня ты больше не будешь преемником Попа. Никто не придет помочь тебе, и ты будешь вынужден столкнуться с давлением целого мира. Твое положение и события, произошедшие в столице за последние три года, заставили многих людей почувствовать себя неудобно, и эти люди стали победившей стороной в этом инциденте».

Да, будь это принцы клана Чэнь, клан Тяньхай, или те министры имперского двора, никто из них не желал продолжать видеть Чэнь Чаншэна в столице.

Из-за проблемы с разделением выгоды, из-за проблемы положения, а также из-за проблемы, которую никто не желал произносить вслух.

При виде Чэнь Чаншэна люди запросто вспоминали Божественную Императрицу.

.....

.....

В библиотеке было очень тихо.

Фигура Евнуха Линя постепенно растворилась вдали, но Чэнь Чаншэн более не говорил.

Не было наблюдателей, не было записей этой битвы. В последующие дни очень мало людей вспоминало о ней, и еще меньше упоминало ее, так что она, естественно, не будет записана в книгах истории. Однако, в действительности, эта битва была очень важной. Это была наиболее идеальная битва Чэнь Чаншэна с момента прибытия в столицу, а также битва, в которой он наконец-то стал истинным экспертом.

Он победил и мог убить своего оппонента, но не сделал этого, потому что этот старик был предан его старшему брату, и потому, что он только хотел победить.

Он только должен был победить однажды, чтобы почувствовать, каким он был, когда не был болен, хотел почувствовать, каково это не думать о жизни и смерти.

Что касается всех других вещей, они не имели значения.

Те люди хотели тело Божественной Императрицы, но он не отдаст его.

Те люди знали, что он не отдаст его, так что они хотели использовать это, чтобы осуждать и убить его, но его это не беспокоило.

Пусть так и будет.

Юноша обратил взгляд к небу над Ортодоксальной Академией и мог смутно видеть следы нескольких Красных Соколов в воздухе.

Тяжелый топот копыт прибыл снаружи Ортодоксальной Академии, проливной дождь, перекатывающийся гром.

Черная кавалерия начала совершать рывок.

Массив мечей Храма Южного Ручья, естественно, не сможет выдержать этого.

И это даже не учитывая все те строгие и мрачные ци, прибывающие из осеннего леса Ортодоксальной Академии. Он просто не знал, принадлежали ли они Департаменту для Очищения Чиновников или армии.

Вскоре после этого бесчисленные люди ворвутся в Ортодоксальную Академию и обратят лес, озеро, большой баньян и здания в пыль.

Чэнь Чаншэн не допустит этого.

Он вынул письмо из одежды.

Если он раскроет это письмо, погибнут многие люди, и тогда он, вероятно, тоже умрет.

Но он был очень спокойным, очень собранным. Рука, сжимающая письмо, вовсе не дрожала, как будто его совсем это не беспокоило.

.....

.....

 

Глава 676: Город запечатан

Разрыв письма будет наградой смерти для других, а затем приветствием смерти для себя. Но Чэнь Чаншэна не особо это беспокоило.

Как он и сказал Евнуху Линю, сейчас он действительно не боялся смерти, так как уже не было ничего, что он не мог бы отпустить.

Все люди и дела этого мира не имели смысла для него, потому что три дня назад он пришел к внезапному осознанию, что его собственное существование изначально было бессмысленным.

Он стоял у уничтоженной двери библиотеки, держа письмо, тихо ожидая этого момента.

Осенний бриз закручивался над озером. Казалось, что пояс света протягивается вдоль большого баньяна, который все еще расцветал зеленью и представлял собой сильный контраст с золотыми листьями на траве.

Время медленно шло, и Ортодоксальная Академия оставалась в мире.

Чэнь Чаншэн поднял голову, чтобы взглянуть на врата, его брови медленно поднялись, как и павший лист, который только что поднял ветер.

Громыхание копыт остановилось в какой-то миг. Далекие клубы пыли медленно улеглись и более не поднимались.

Врата оставались крепко закрытыми, а стены - неповрежденными. Лист, который только что упал в воды озера, привлек несколько рыб.

Все было мирным. Никто не врывался в Ортодоксальную Академию.

Никто не появился: ни черная тяжелая кавалерия, ни те убийцы и эксперты Армии Великой Чжоу и Департамента для Очищения Чиновников, скрытые снаружи стены в лесу.

Су Моюй и те учителя со студентами Ортодоксальной Академии, охраняющие врата, видели еще более отчетливую картину.

Они видели жалкий внешний вид Евнуха Линя и могли смутно догадываться, что произошло в библиотеке. Они были в шоке от скрытой силы Чэнь Чаншэна, а также поняли, какой выбор он сделал.

Ортодоксальная Академия достигла своего наиболее важного момента.

После того, как Евнух Линь ушел, врата Ортодоксальной Академии вновь были крепко закрыты. К их неожиданности, мир снаружи врат внезапно затих.

Они были очень напряженными, и этот внезапный мир не заставил их расслабиться. Они только находили это очень странным.

Громоподобный топот ранее был реальным, и его слышали все присутствующие.

Холодное убийственное намерение тоже было реальным, и холод насквозь пронзил их формы.

Проблески меча текли, как вода, отражая осеннюю ауру.

Массив мечей Храма Южного Ручья изменился вновь. Е Сяолянь вылетела из центра массива и направилась вперед, спрашивая Су Моюй: «Что там происходит?»

Су Моюй продемонстрировал целеустремленное выражение лица и шагнул вперед, его руки толкнули врата.

Когда врата открылись, перед учителями и студентами Ортодоксальной Академии появилась фигура.

Свет проливался сквозь врата в сопровождении двух потоков ясного бриза.

На каменных ступеньках перед Ортодоксальной Академией стоял старик спиной к ним, два его широких рукава легонько танцевали на ветру.

Су Моюй был весьма шокирован: «Директор Мао?»

Он был ‘Двумя Рукавами на Ветру’ Мао Цююй, прежним Директором Академии Небесного Дао. Сейчас он был Архиепископом Зала Прославленных Персон, но студенты Шести Плющей, такие, как Су Моюй, все еще привычно обращались к нему ‘Директор’.

Прежде, чем Су Моюй пришел в себя от шока, он был еще больше ошеломлен видом других присутствующих личностей.

Архиепископы, известные как Даосист Байши, Ань Линь, Даосист Сыюань и Линхай Чживан, стояли перед Ортодоксальной Академией.

Из Шести Префектов Ортодоксии присутствовало пять.

Вскоре после этого Су Моюй увидел еще больше знакомых лиц.

Это были директор Академии Небесного Дао, Чжуан Чжихуань, Архиепископ Академии Жрецов, абсолютно преданный профессор Тринадцати Отделений Зеленого Сияния, а также его предыдущий учитель, Директор Академии Дворца Ли.

Ряд ресторанов на другой стороне Аллеи Сотни Цветений ранее был сбит войсками Имперского Двора, но сейчас пыль поднималась оттуда, и там была смутно видна черная волна кавалерии.

Ортодоксальная Академия все еще была окружена, но она не осаждалась.

Потому что эта кавалерия была не черной тяжелой кавалерией Имперского Двора, а кавалерией Ортодоксии под прямым командованием Дворца Ли.

Клинки, копья и божественные арбалеты кавалерии Ортодоксии были нацелены наружу.

Су Моюй все еще был в шоке, но он мог смутно понять, что громыхание копыт было не знаком наступления черной тяжелой кавалерии, а приходом кавалерии Ортодоксии на помощь.

Он подсознательно повернул голову к Ортодоксальной Академии. Он увидел, что осенний лес все еще был мирным, как ранее, но у стен и среди деревьев были слабо видны фигуры многих священников.

Особенно это касалось окружения библиотеки, и в тридцати метрах от библиотеки даже присутствовал кардинал непостижимой культивации.

Этот массив войск был действительно слишком ошеломляющим.

Эта была демонстрация Дворцом Ли своей силы для всего мира.

Перед этой силой даже Имперский Двор Великой Чжоу будет вынужден дать соответствующее уважение и проявить учтивость.

Су Моюй знал, что Ортодоксальная Академия была в безопасности, так что расслабился. Затем он почувствовал, что его спина была немного влажной, и пришел к осознанию, что, когда он открывал врата, он так нервничал, что все его тело вспотело.

Ученицы Храма Южного Ручья и учителя со студентами Ортодоксальной Академии подошли к его спине, чтобы посмотреть на происходящее. Наполнившись шоком, они начали чувствовать, как будто им даровали новую жизнь.

.....

.....

Двери и окна библиотеки были уничтожены, и сейчас богатый запах осени наполнил комнату.

Поп стоял за Чэнь Чаншэном, говоря: «Жизнь для культиваторов - это невероятно длинный поток событий. В этом потоке событий мы столкнемся с многими испытаниями, испытаем много отчаяния, и это наша предначертанная судьба. И как мы должны справляться с этой предначертанной судьбой? Счастливо жить, как будто мы получили новую жизнь, или проходить через серьезные раздумья перед нахождением нас самих вновь - это самое большое различие. Я дал тебе три дня подумать, три дня прийти увидеть меня во Дворце Ли, но ты не сделал этого, так что я только мог лично прийти и спросить тебя, что же ты планируешь выбрать».

Чэнь Чаншэн не оборачивался и не имел намерений отвечать.

Поп понимал, почему он не приходил в последние три дня за помощью от него во Дворце Ли. «Ты чувствуешь, что все мы обманули тебя?»

Чэнь Чаншэн молчал.

Поп продолжил: «Пока ты продолжаешь жить еще один день, я буду защищать тебя еще один день. Это обещание, которое я дал Мэй Лиша».

Чэнь Чаншэн все еще ничего не говорил.

Поп стал рядом с ним и вместе с ним посмотрел на окно, которое более не существовало: «Я скоро умру».

Пока он слушал, взгляд Чэнь Чаншэна все еще был на траве у берега. Там был толстый слой опавших листьев, наполненных золотым блеском. Это было очень прекрасной, несущей гниение смерти, безжизненной атмосферой.

Он наконец-то заговорил.

«Боевой Дядя, что же вы пытаетесь сказать мне?»

Поп взглянул на лес красного и желтого и выделяющуюся зелень большого баньяна, умиротворенно говоря: «Прошлое - это прошлое; таково время. Движение звезд, изменения судьбы - все двигается вперед, так что мы можем только смотреть вперед. Что бы уже не случилось, как много вреда ты не получил, по крайней мере, твоя болезнь была вылечена».

Обычный человек подумал бы, что в этом перевороте Мавзолея Книг Чэнь Чаншэн ни капли не пострадал. Наоборот, он получил самую большую выгоду.

Если закрыть глаза, небо темнело, а после смерти мир человека уничтожался. Естественно, не было ни одной вещи более важной, чем жизнь, или более достойной празднования.

Поп не был нормальным человеком, так что он не думал таким образом. Он просто хотел использовать это, чтобы вывести Чэнь Чаншэна из ступора: «Мэй Лиша, вероятно, рассчитал это в самом начале, что привело к его согласию с предложением Старшего Брата. Он считал, что по сравнению с обманом, предательством, грустью и болью, которые ты испытаешь, ты получишь достаточную отдачу. Это мое заключение».

Чэнь Чаншэн ответил: «Боевой Дядя, вы ведь знаете, что я не Танг Танг, не Ван По. Я не так уж и хорош в расчетах».

В этих словах был более глубокий смысл, Поп улыбнулся, но не стал в это вникать. Он продолжил: «После этого дня у твоей крови также не должно быть проблем. Даже Императрица не посмела есть тебя, так что, естественно, не будет никого другого, кто посмеет развивать такое желание к тебе. Только если Лорд Демонов появится лично, возникнет проблема, но у него сейчас нет на это времени, так что для него должно быть невозможно угрожать тебе».

Чэнь Чаншэн спросил: «Что произошло?»

Поп ответил: «Мы не получили подробных новостей. Я только знаю, что Город Сюэлао запечатан уже в течение трех дней».

 

Глава 677: Без болезни

Город Сюэлао страдал от снежных бурь весь год и был невероятно далек от мира людей, но новости не переставали приходить из него.

Столица демонов была большим городом, который был под таким же наблюдением, как столица и Лоян. Даже если всем семнадцать ее врат были полностью закрыты, все еще оставались бесчисленные методы передать информацию.

Однако, Сюэлао уже был запечатан три дня, но Поп все еще не знал, что произошло внутри.

Было очевидно, что это не было каким-то обычным закрытием города. Должно быть, какое-то очень важное событие происходило в ее стенах.

Событие Мавзолея Книг также произошло только три дня назад.

Чэнь Чаншэн вспомнил те слова, которые его учитель сказал Божественной Императрице. Он сказал, что уже давным-давно сделал приготовления против демонов. Могло ли это быть связано с запечатыванием Города Сюэлао?

Он покачал головой и более не раздумывал над этими вопросами. Как что-либо, произошедшее в Городе Сюэлао, было связано с ним?

Поп изучил его профиль и почувствовал изменение в его эмоциях: «Полезное тело должно быть использовало для многих полезных дел, будь это для обычных людей мира или для успокоения собственного сердца Дао».

Чэнь Чаншэн смотрел на опавшие листья снаружи, немного одеревенело говоря: «Я уже был использован много раз».

Наблюдатели нашли бы эти слова озадачивающими, но Поп понимал их смысл. Жалость и вина появились в его глазах.

«Кроме того, что ты был использован, все еще есть другие, как родственники или друзья».

Он сказал Чэнь Чаншэну: «У тебя фамилия ‘Чэнь’, ты - член имперского клана, и у тебя все еще есть много живых родственников».

«Боевой Дядя говорит о тех принцах? Они хотят не более, чем моей скоропостижной кончины».

Это было очень точным утверждением. Будь это Принц Сян, чья власть определенно достигнет небес, или Принц Чжуншань, который вскоре возьмет под контроль могущественную Армию Великой Чжоу, и человеком, которого они все боялись, был Чэнь Чаншэн.

Потому что Чэнь Чаншэн тоже был членом Имперского клана, студентом Шан Синчжоу, человеком, известным на весь мир, и что важнее всего, он был будущим Попом.

При сражении за имперский трон или власть он был оппонентом, с которым принцы клана Чэнь меньше всего хотели сталкиваться.

Что касается семейной любви, эти слова были просто шуткой, когда речь шла об Имперском клане Чэнь.

Прошла почти тысяча лет, но никто не забывал о перевороте Сада Сотни Растений.

Все эти принцы были потомками Тайцзуна. Как они могли позволить потомку погибших имперцев получить так много власти?

Поп очень хорошо понимал значение слова Чэнь Чаншэна. «Даже учитывая это, у тебя все еще есть родственники».

‘Родственники’ здесь, естественно, упоминали тех изгнанных имперцев, которые сейчас жили на Континенте Священного Света.

Как тот монах, который появился у ручья возле старого храма Деревни Синин.

С точки зрения крови, те члены Имперского клана, которые преследовались Императором Тайцзуном до другого континента, естественно, были родственниками Чэнь Чаншэна.

Даже была возможность, что его родители все еще жили на той стороне.

Чэнь Чаншэн понимал, что Поп упомянул этих людей, живущих на Континенте Священного Света, не для того, чтобы он сделал что-то, а чтобы убедить его, что все еще была связь между ним и этим миром.

Такая связь могла заставить его почувствовать немного тепла к этому миру и более не быть настолько горько разочарованным. Или, возможно, дать ему несколько причин любить этот мир.

Он был немного растроган этим.

Но он был растроган именно словами Попа, а не их содержимым.

Потому что у него совершенно не было хорошего впечатления об этих ‘родственниках’, живущих на Континенте Священного Света.

«Эти люди - не мои родственники, все они - плохие люди».

Чэнь Чаншэн продолжил: «Когда я все еще был младенцем, нет, когда я все еще мог быть в чреве матери, они совершили со мной много чего».

Что именно совершили? Для того, чтобы Божественная Императрица Тяньхай поверила, что он был Наследным Принцем Чжаомином, когда он все еще был младенцем и все еще был в чреве, люди Континента Священного Света использовали внешнюю силу, чтобы уничтожить его солнечное колесо и повредить его меридианы, а затем наполнили его тело тем, что казалось бесконечном ци жизни, но это в действительности была невероятно опасная энергия Священного Света.

Составляя этот план, ни его учитель, ни его родственники на Континенте Священного Света никогда не подозревали, что Божественная Императрица Тяньхай в конечном счете бросит вызов небесам и изменит для него судьбу.

Это также означало, что в заключении этого плана он бы либо был съеден Божественной Императрицей Тяньхай, либо был бы проигнорирован, умирая.

Это также означало, что с его рождения этому младенцу было предначертано не прожить больше двадцати.

Это было очень жестоким деянием.

Поэтому все они были плохими людьми.

.....

.....

«Я очень хорош в медицине, и я жил очень дисциплинированной жизнью. Я никогда не ел слишком жирную или соленую пищу, и тем более маринованные продукты. Я жил здоровым образом жизни и серьезно культивировал. Я сказал, что прибыл в столицу из Синин для разрыва помолвки, но в действительности это было для исцеления моей болезни, моего спасения, бросания вызова небесам и изменения судьбы. Все это, моя цель в жизни, было ради выживания».

Пока он смотрел на опавшие листья, покачивающиеся на поверхности озера, лицо Чэнь Чаншэна стало весьма мрачным.

«Сейчас моя болезнь вылечена. Я могу продолжать жить. Я смогу прожить больше двадцати лет, двухсот лет, даже одной тысячи лет, но я внезапно обнаружил, что я просто двойник, инструмент, фрукт. Мое существование изначально не имело смысла, так в чем смысл моего существования в будущем?»

Поп хотел что-то сказать, но колебался.

«Боевой Дядя, я знаю, что вы хотите утешить меня, но прямо сейчас у меня ничего нет».

Он сделал паузу на миг, а потом продолжил: «У меня даже нет болезни».

Когда он говорил, его голос ни капли не дрожал. Он казался очень спокойным.

Даже Поп, который испытал так много изменений, кто охватывал все дела мира, почувствовал мучение.

У него ничего не было, даже болезни.

Как много грусти и горя содержалось в этих спокойных словах?

Поп вздохнул.

Он сегодня прибыл в Ортодоксальную Академию именно ради того, чтобы поднять дух Чэнь Чаншэна, по крайней мере найти для него смысл жить. Но Чэнь Чаншэн сказал ему, что у самого его существования не было смысла. Он хотел убедить Чэнь Чаншэна, что у этого мира все еще была доброта к нему, но, по правде говоря, даже до того, как он родился, у этого мира была только злость к нему.

Он мог продолжать убеждать Чэнь Чаншэна несколькими словами, как Юй Жэнь, или Сюй Южун, или Танг Тридцать Шесть.

Но видя такого спокойного и грустного юношу семнадцати лет, он просто не мог сказать что-нибудь еще.

«В действительности, я изначально верил, что не увижу тебя в Ортодоксальной Академии, или увижу, как ты собираешь вещи. Так как ты этого не делаешь, это значит, что ты все еще колеблешься. У этого мира нет доброты к тебе, так что ты должен даже лучше относиться к себе, сделать выбор, который будет лучшим для тебя. Спешить некуда. Я все еще смогу прожить несколько дней».

Сказав эти прощальные слова, Поп покинул Ортодоксальную Академию.

Чэнь Чаншэн не обернулся. Он все еще смотрел на осенний цвет за окном, но он не осознал, насколько мрачной и брошенной выглядела спина Попа.

Поп покинул Ортодоксальную Академию. Мао Цююй и другие Префекты Ортодоксии ушли вместе с ним, за ними последовало несколько десятков кардиналов и кавалерия Ортодоксии.

Кавалерия и эксперты Имперского Двора более не появлялись. Дворец Ли продемонстрировал свою силу и сделал свою позицию ясной.

Чэнь Чаншэн все еще был следующим Попом.

Ортодоксальная Академия вернула свой мир, ее врата вновь распахнулись, чтобы поприветствовать богатый запах осени.

Некоторые учителя и студенты воспользовались хаосом, чтобы уйти. Их имена были записаны Су Моюй в маленькую записную книжку.

Большинство учителей и студентов не ушло. Они начали уборку, собирая фрагменты камней вокруг библиотеки и готовясь к урокам на завтра.

Чэнь Чаншэн направился в Сад Сотни Растений по соседству.

Лес здесь был намного более пышным и зеленым, чем лес Ортодоксальной Академии. Смешение этих цветов с ароматами осени создавало прекрасное зрелище.

В лесу был каменный стол.

На столе не было чайника или чашек.

Он сел у стола, уставившись в пустоту.

 

---

Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 226; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!