Оружие дистанционного боя и снаряжения

Nbsp;

Т.К.Алланиязов. ВОЕННОЕ ДЕЛО КОЧЕВНИКОВ КАЗАХСТАНА. Алматы: Фонд «XXI век», 1998. — 140 с.

В книге Т.К.Алланиязова «Военное дело кочевников Казахстана» на большом фактическом материале рассматривается комплекс вооруже­ния, специфика военной организации и боевой подготовки степного вои­на, состав войска, а также военное искусство кочевых племен Казахста­на с древнейших времен до середины XIX столетия.

Книга предназначена для широкого круга читателей, интересующихся историей Казахстана.

 

СОДЕРЖАНИЕ

Введение................................................................................ 3

Глава I. ЕСТЕСТВЕННО-ИСТОРИЧЕСКИЕ УСЛОВИЯ

ФОРМИРОВАНИЯ ВОИНА-КОЧЕВНИКА.................. 15

Глава II. ВООРУЖЕНИЕ ...............................................23

Оружие дистанционного боя и снаряжения......................... 24

Луки ..............................................................................24

Стрелы...........................................................................30

Колчаны.........................................................................35

Оружие ближнего боя ...................................................... 37

Мечи..............................................................................37

Сабли.............................................................................38

Кинжалы........................................................................42

Копья.............................................................................44

Палицы. Булавы. Дубинки .............................................45

Топоры. Чеканы. Секиры ...............................................46

Средства защиты............................................................ 47

Щиты.............................................................................47

Панцири. Кольчуги. Шлемы...........................................47

Комплекс вооружения....................................................... 49

Глава III. ВОЙСКО И ВОЕННАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ..........50

Глава IV . ВОЕННОЕ ИСКУССТВО.................................58

Военные действия между кочевыми племенами....................... 62

Завоевательные и грабительские походы .............................. 64

Оборона.............................................................................. 65

Полевой бой. Тактические особенности. Боевые построения и

действия......................................................................... 66

Боевые качества кочевников................................................ 70

Военное искусство казахов .................................................. 72

Глава V. БОЕВАЯ ПОДГОТОВКА СТЕПНОГО ВОИНА .... 80

Заключение............................................................................98

Литература и источники...................................................... 112

Приложения........................................................................ 134

 

ВВЕДЕНИЕ

Земля

Сколько твердых копыт

Над тобой пронесло!

Все пустыни твои

Нас, безжалостных судят.

Мы — железные карлы, топтали тебя.

Мы — батыры Чингиза, дошли до Двуречья,

Мы — великие воины, шли по степям

И с тобой говорили на страшном наречьи.

Мы разрушили Рим,

Мы убили Тараз,

Мы бесчестили белых и желтых красавиц.

Мы смотрели на мир

Сквозь бойницы глаз,

Наши руки при встречах —

В ударах касались.

Гунны, монголы!

Кипчаки и персы!

В этих строчках поэта Олжаса Сулейменова суть той роли, которую играли конные воины в геополитических процессах на карте Евразии в эпоху средневековья. С первых веков нашей эры вплоть до Великих географических открытий XV-XVI вв. кочевники Евразии, преобладая в военном деле, превалировали в мире, определили ход и направленность мировых процессов, Кочевники евразийских степей, в том числе Казахстана, в эпоху древности и средневековья одерживали блистательные победы над армиями целого ряда государств и народов Европы и Азии. Секрет победо­носных войн саков, кипчаков и других кочевых племен Казахста­на заключался в том, что кочевая военная система «является одной из самых совершенных военных систем средневековья. Не­даром она оказала серьезное влияние па военное дело в соседних странах - в Китае, Иране, Византии и Руси (особенно с XIII в.), вызывая повсюду создание и развитие конницы, особенно конных лучников» (1).

Высокий уровень военного дела кочевников способствовал созданию империи Чингисхана, которую вернее назвать империей центрально-азиатских кочевников. Империя, которая потрясла весь мир, не имела себе равных. В военных успехах монгольской армии велика роль кочевников Казахстана. И прежде всего пото­му, что базой монгольской армии было Семиречье, а конница тюркских племен Центрального и Северного Казахстана состав­ляла значительную часть монгольской армии.

Составной частью военной истории кочевых народов Казахста­на является история военного дела. В казахстанской историографии вопрос о необходимости разработки данной проблемы не ставился. Исключение составляет лишь статья Ж. К. Касымбаева. где к числу важнейших, но недостаточно изученных проблем изучения классо­вой борьбы казахского крестьянства конца XVIII - начала XX в.в. была отнесена тактика и военная организация классовой борьбы и обосновывалось положение о необходимости конкретного исследо­вания вопроса о военной тактике, вооружении, численности учас­тников народно-освободительных движений (2).

Каковы же состояние, характер и степень исследованности проблемы? Попытаемся ответить на поставленные вопросы и очертить круг вытекающих из этого задач.

Как и любое историческое исследование, военно-историчес­кое возможно лишь на основе источников, зафиксировавших и отразивших события, явления и процессы военной истории. Све­дения о военном деле кочевников Казахстана, истории его разви­тия зафиксированы и отражены в ряде источников: письменных, вещественных, изобразительных и других.

В числе письменных источников содержащих данные по во­енному делу кочевников Казахстана необходимо прежде всего назвать сочинения Геродота (3) и Страбона (4), древнетюркские надписи (5), китайские (6) и русские (7) летописи, феодальные хроники, исторические сочинения и трактаты Юсуфа Баласагун-ского (8), Низам-ал Мулька (9), Рашид-эд-дина (10), Плано Карпини (11), Марко Поло (12).

Ценные данные об оружии, снаряжении, тактике и системе боеной подготовки степных воинов содержатся в эпических про­изведениях огузов, монголов, калмыков, киргизов, казахов, кара­калпаков, алтайцев, тувинцев и якутов (13).

Значительную ценность представляют арабские, персидские и тюркские сочинения XV-XVIII в.в. содержащие данные о воен­ном деле казахов. В их числе сочинения Эль Омари (14), «Зафар-намэ» Шараф-эд-дина Язди (15), «Михман-намэ Бухара» Рузбе-хана (16), «Таварих-и Гузида-йи Нусрат-намэ» Мухамед Шайбани-хана (17), «Фатх-намэ» Шади (18), «Шайбани-намэ" Камал-ад-дина Бинаи (19), «Тарих-и Абул-Хайр-хани» Масуд Бена Усмана Кухистани (20), «Тарих-и Рашида» Мирза Хайдара (21), «Шараф-намэ Шахи» Хафиз Таныша (22), "Тарих-и ала-мари-йи Аббаси» Искандера My ниш (23) и другие.

Из названных сочинений особо следует выделить «Михман-намэ Бухара» и «Тарих-и аламарийн Аббаси», где подробно опи­саны военные походы Мухамед Шайбани-хана против казахских султанов Бурундука, Джаниш-султана, Касима и других, дана характеристика военного потенциала первых казахских этнополитических объединений, а также структура вооруженных сил и названия родов войск (24).

Сведения об оружии, военной организации и военном деле встречаются в документах и материалах отложившихся в процес­се сближения и последующего присоединения Казахстана к Рос­сии (25), а также в ряде статей, описаний и записок относящих­ся к этому периоду (26).

Для изучения истории военного дела значительную ценность представляют сочинения виднейшего казахского просветителя Ч.Ч.Валиханова. Так, в «Исторических преданиях о батырах XVIII в.», в «Песне об Аблае" есть ценный материал о вооружении и тактике известного казахского государственного и военного дея­теля XVIII века Аблай-хана (27). В наследии Ч.Ч.Валиханова в интересующем нас аспекте особо следует отметить его работу «Вооружение киргиз в древние времена и их военные доспехи», где дано описание и характеристика плетей, ножей, копий, стрел, колчанов и охотничьих поясов (28).

Некоторые факты, относящиеся к истории военного дела содержатся в трудах видного русского востоковеда В.В.Бартольда, в частности в его «Двенадцати лекциях по истории турецких народов Средней Азии» и «Истории турецко-монгольских наро­дов» (29).

Письменные источники дополняются многочисленными дан­ными археологических, этнографических и лингвистических изыс­каний позволяющие раскрыть историю оружия, что немаловаж­но длд реконструкции истории военного дела кочевников Ка­захстана.

Археологическое изучение Казахстана, начавшееся со вто­рой половины XIX в. (30), в послеоктябрьский период стало постепенно приобретать комплексный и системный характер (31). Раскопки, широко развернувшиеся с конца 40-х - - начала 50-х годов, дали ценный материал о вооружении и военной организа­ции древних скифо-сарматов и саков-кочевников VII в. до н.э. — III в. н.э. (32). Результаты многолетних археологических иссле­дований были обобщены в коллективных монографиях (33), где выделены специальные разделы, в которых дана характеристика развития такого вида вооружения как стрелы, прослежена эво­люция основных типов наконечников стрел. К этим работам при­мыкает публикация (34), где типологизированы и классифици­рованы помимо наконечников стрел и раннесакские кинжалы.

Важным источником, позволяющим проследить эволюцию холодного оружия ближнего и дистанционного боя кочевников Ка­захстана в средневековый период, служат материалы археологи­ческих изысканий конца 40-х — 70-х годов (35). Ценный матери­ал по истории военного дела, уровню развития фортификации в средние века дают археологические раскопки сторожевых башен и укреплений (36). Существенным подспорьем для изучения истории оружия, комплекса вооружения тюркского воина, тактики боя являются росписи и наскальные изображения (37), среди которых следует выделить «айрактинские изображения».

Исключительно важными по своей ценности являются мате­риалы археологических изысканий Узбекистанской искусствовед­ческой экспедиции, проливающих свет на состав и характер вооружения кангюйцев (38),

Что касается этнографических и лингвистических исследо­ваний, то здесь следует обратить внимание на публикации В.П.Курылева (39) и А.Т.Кайдарова (40). В.П.Курылев ввел в науч­ный обиход ряд образцов казахского оружия, хранящегося в со­брании Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Санкт-Питербург), детально описал холодное оружие, его такти­ко-технические характеристики. А.Т.Кайдаров осуществил инвентаризацию предметов вооружения воина-батыра по данным казахских эпических произведений и сопоставил их с имеющими­ся данными эпиграфики, археологии и этнографии народов ал­тайского мира. Это позволило автору выделить и систематизиро­вать вооружение воина-батыра по следующим группам: личное боевое оружие, вспомогательные предметы воинского снаряже­ния, доспехи воина-батыра, боевое знамя, боевые ударные и ду­ховые музыкальные инструменты (41). Значимость этой работы в том, что она не только подчеркивает ценность такого источника по истории военного дела как казахский героический эпос, но и расширяет представление о характере вооружения казахов.

Наличие широкого круга источников, несущих ценный фак­тический материал, потребности науки обусловили появление пуб­ликаций и исследований прямо или косвенно затрагивающих ис­торию военного дела кочевников Казахстана. Здесь прежде всего следует обратить внимание на книгу М.И.Иванин по военному искусству монголо-татар и среднеазиатских народов в XIII в. (42). Автор имел возможность лично наблюдать военные приемы казахских феодальных армий XIX в., сохранивших много средне­вековых военных традиций (43). Определенный интерес пред­ставляют работы А.С.Гринева, М.И.Маркова, Денисова, посвя­щенные истории конницы, а также А.Пузыревского по истории военного искусства в средние века (44).

В начале 20-х годов потребности в теоретическом обоснова­нии необходимости формирования национальных казахских во­инских частей обусловили появление статьи А.Рязанова (45). Здесь во взаимосвязи были рассмотрены вопросы формирования исторического типа и характера казахского воина, состояние во оружейных сил и форма военной организации казахских ханов, стратегия и тактика военных действий, в частности, военное искусство Тевкель-хана, проявленное в ходе осады Бухары, и Джахангир-хана в борьбе против джунгар.

Ценность данной работы, во-первых, в том, что автор дал первое в послеоктябрьской историографии Казахстана описание военного искусства казахов в XVI-X1X в.в. Опираясь на исследо­вание М.И.Иванина (46), А.Рязанов охарактеризовал метод ве­дения «малых войн», использованных Срымом Датовым, Кенеса-ры Касимовым, Исетом Кутебаровым, описал тактику военных действий казахов против казачьих укрепленных линий. Во-вто­рых, с появлением публикации Л.Рязанова, где был затронут вопрос о влиянии национально-психологических особенностей и традиций народа, уровня его социально-экономического развития на специфические черты вооруженной борьбы, в складывавшей­ся историографии военного дела кочевников Казахстана был сде­лан шаг в определении этапов и закономерностей его развития.

Некоторые сведения о военной истории и вооружении каза­хов XV1-XVIII в.в. были приведены в работе А.П.Чулошникова (47). Автор описал тактику Джахангир-хана в войне с джунгарами, затронул вопрос о сложении института тюленгутства — воен­ной дружины ханов и, вслед за А. Левшиным, изложил положе­ние хана Тауке, вменявшее в обязанность казахов носить ору­жие, что давало право голоса (48).

Исследование истории военного дела кочевников Казахста­на в советской исторической науке, начавшееся с публикации А.Рязанова, было прервано на десятилетия в силу известных процессов и явлении развернувшихся в 20-30-е годы в СССР.

Вопрос о теоретической и практической ценности подобных исследований был снят с повестки дня. Так, в книге С.Д.Асфендиярова (49) лишь вскользь говорится о вооружении и тактике хуннов, бегло упоминается наличие военных дружин у казахских ханов XVI в. и кратко описывается оружие и численность войск Кенесары.

Однако обстоятельства военного времени, на наш взгляд, не могли не обусловить заметного внимания военно-историческим аспектам в книге, вышедшей под редакцией М.Абдыкалыкова и А.Панкратовой (50). Авторы уже в предисловии подчеркивали, что «боевые традиции казахского народа создавались еще в глубо­кой древности», а «борьба за независимость выдвигала таких круп­ных политических деятелей и полководцев, как Кенесары Касымов» (51). В книге приводятся факты, характеризующие военное дело саков, хуннов, усуней, описываются военные действия Тевкель-хана, Джахангир-хана, Аблай-хана, Срыма Датова, Исатая Тайманова. Заслуживает внимания специально выделенный раз­дел о военно-полководческом искусстве Кенееары, а также опи­сание тактики восставших адаевцев на Мангышлаке и военного искусства А.Иманова (52).

Но уже в исправленном и дополненном издании «Истории Казахской ССР» (53) заметно сокращен и приглушен материал о военном искусстве казахов. Так, например, военно-полководчес­кое искусство Кенееары не выделяется в специальный раздел, сведения о нем растворены в разделе «Военные действия 1844-1845 г.г.» (54). Эта традиция была продолжена и в следующем издании «Истории Казахской ССР» (55), где о движении Кенеса­ры говорится очень скупо, сжато, в негативном тоне. Этот недостаток компенсируется стремлением авторов охарактеризовать на основе археологического материала вооружение усуней, кангюйцев, других племен VI-YIII в.в., а также цитированием выдержек из сочинения Рузбехана, где приводятся данные о военной систе­ме казахов XVI в.

Заслуживает внимания статья В.Н.Куна (56), где были рас­смотрены основные черты военной организации средневековых кочевых народов Средней Азии. Автор, опираясь на исследования геоботаников, высказал интересные суждения и оценки условий кочевого хозяйства в евразийских степях. Это послужило основой для выводов об ареале распространения наиболее боеспособных кочевых масс коневодов, пределах и направлении их кочевий, сезонности их грозных набегов (57). Обобщая материал летопи­сей, хроник, научных исследований предшественников В.Н.Кун высказал ценные наблюдения о характере и структуре вооружен­ных сил кочевых народов, определяемых родоплеменным строем. Родовой же строй, по мнению автора, питал и нравы кочевников, возводивших в доблесть любые средства борьбы (58). Что касает­ся военного искусства и вооружения кочевников, то В.Н.Кун, опираясь на исследование М.И.Иванина, дает лишь сжатую и обобщенную характеристику их тактики и стратегии.

Появление публикации В.Н.Куна свидетельствовало о нара стающем внимании исследователей к проблеме военного дела ко­чевых народов Средней Азии и Казахстана, расширении пробле­матики научного поиска, направленности вектора военно-исто­рических изысканий.

Прорыв в изучении истории военного дела народов Средней Азии и Казахстана осуществил А.А.Росляков (59). И хотя военное дело собственно казахов не стало предметом исследования А.А.Рослякова, в целом его работы и прежде всего статья о воен­ном искусстве заслуживают высокой оценки.

Обратив внимание на преимущества и недостатки военной системы кочевников-степняков, А.А.Росляков существенно про­двинулся вперед. По сравнению с В.Н.Куном, автор дал деталь­ный и всесторонний анализ развития военного искусства наро­дов Средней Азии и Казахстана в период с VI по XV века. Цен­ность исследования А.А.Рослякова заключается, прежде всего, в стремлении осуществить комплексный подход в освещении исто­рии военного искусства. Автор выявил и проанализировал соци­ально-экономические, политические и географические предпосылки и условия развития военного искусства народов Средней Азии и Казахстана в обозначенный хронологический период. Примечательно, что историю военного искусстве А.А.Росляков дает на фоне наиболее крупных событий военной истории Средней Азии и Казахстана, подчеркивая ее сложность и насыщенность собы­тиями, акцентируя внимание на характере войн. Характеризуя военную идеологию и военное право оседлых народов региона, автор делает ценное наблюдение относительно кочевых народов, не создавших военной теории, но выработавших богатую воен­ную традицию (60). Обобщив данные широкого круга летописей, хроник, материалов археологических и исторических исследова­ний А.А.Росляков подробно рассмотрел состав и способ комплек­тования среднеазиатских феодальных армий, сделал ценные заме­чания относительно ополчения кочевых племен, составлявших основу отрядов легкой конницы, вооружения и тактики средневе­ковых воинов-кочевников.

Наблюдения автора, его суждения и выводы об изменениях военной системы кочевников Азии, эволюции их военного искус­ства особенно ценны и до настоящего времени не потеряли своей значимости.

Проблемы истории военного дела кочевников Казахстана стали интенсивно разрабатываться в связи исследованием вопро­сов участия казахского народа в Крестьянской войне 1773-1775 г.г. под руководством Е.Пугачева, начало которым было положено еще в 20-е годы публикациями А.Рязанова А.Чулошникова (61). В работах Е.Б.Бекмаханова, Г.И.Семенюка,Н.Е.Бекмахановой, Н.А.Нусупбекова в контексте военных действий примкнувших к восстанию казахов было уделено внимание военной организации повстанцев, тактике султана Аблая, подобраны сведения о ряде вооруженных сражений, в которых принимали участие казахи (62). В этом плане особого внимания заслуживает монография Н.Е.Бекмахановой, где дан детальный анализ военных действий и выделен специальный раздел, в котором излагается вооружение и тактика казахских отрядов в годы восстания (63).

Н.Е.Бекмахановой и К.И.Кобландину мы обязаны расшире­нием представления об источниках по истории военного дела казахов. Опираясь на письменные источники и графические ра­боты русских и зарубежных художников, они рассмотрели вопрос об участии казахов в Отечественной войне 1812 года, описали их вооружение и экипировку (64).

Особо следует выделить интересную и содержательную ста­тью Г.И.Семенюка (65), в которой оружие, военное искусство и военная организация казахов в XVII-XIX в.в. стали предметом специального исследования. Ценность статьи заключается в том, что ее автор, осуществив скрупулезный анализ широкого круга документальных источников, исторических и этнографических ис­следований, мемуарной литературы, дал объемное представление о характере и сущности военной организации казахов, развивав­шейся под влиянием своеобразной хозяйственной жизни и соци­альной организации казахского народа. При этом подчеркнуто, что «сохранявшаяся родоплеменная структура... была одновре­менно и формой военной организации казахов» (66).

Г.И.Семенюк показал, что тактика военных действий каза­хов была достаточно разнообразной и гибкой: стремительные конные атаки сочетались с отходом в рассыпную, маневрирова­ние с постоянным уклонением от боя, рассредоточение войск на небольшие отряды, обходы и охваты, окружения и засады, а также другие боевые приемы, воспринятые из векового опыта набегов, охоты и межродовых столкновений. Вместе с тем, автор не обошел вниманием и вопрос о слабых сторонах военного дела казахов, вытекавших из родоплеменной структуры и принципа формирования народного ополчения (67).

Характеристика оружия казахов, данная в этой статье, была дополнена публикацией К.Смагуловой (68), которая предприняла попытку дать не просто описание, характеристику и пред­назначенность оружия казахов в XVI-XIX в.в., но и разделить его на три группы: холодное, метательное и огнестрельное и, что особенно ценно, кратко охарактеризовать эволюцию боевого холодного оружия.

Значительный интерес представляют исследования и публи­кации по истории военного дела скифов, сарматов, древних тю­рок, кимаков и татаро-монголов (69), положения и выводы ко­торых весьма ценны для понимания сущности и характера воен­ного дела кочевников Казахстана. Здесь следует выделить работы Ю.С.Худякова, научная компетентность которого по праву по­зволяет находиться ему в авангарде оружиеведения, определять ход и направленность исследований в области истории военного дела не только кочевников Центральной Азии, Южной Сибири, но и Казахстана.

Помимо специальных работ следует назвать исследования по проблемам этнополитической и социально-экономической исто­рии казахского народа (70), в которых приводятся сведения о военных походах и отдельные данные о военной организации, вооружении и границах экспансии казахов, а также вопросы военно-политического положения городов Южного Казахстана.

Заслуживают внимания работы по истории соседних с каза­хами народов, их взаимоотношений (71), где рассматриваются ход военных действий между казахскими ополчениями и джунгарской армией. К ним примыкает и статья В.А.Моисеева, посвя­щенная военному делу джунгар (72).

В 90-е годы активизировалось внимание казахстанских ис­следователей к военно-исторической проблематике (73). Акцент был сделан на освещение вопросов истории военного дела каза­хов в период с XVII по XIX в.в., вычленялись отдельные его компоненты (74), шел поиск новых подходов в изучении вопро­сов генезиса военного дела номадов (75). Промежуточные ре­зультаты этой работы были обобщены в исследовании А. К.Кушкумбаева (76), ставшим заметной вехой в историографии воен­ного дела кочевников Казахстана.

В разработку истории военного дела кочевников Казахстана заметный вклад внесла книга алматинского художника К.С.Ахметжанова (77). Она написана на основе фольклора и памятни­ков изобразительного искусства, с опорой на материалы специ­альных исследований и археологических изысканий. В книге раз­носторонне рассматриваются традиции «кочевого рыцарства» - батырства, особенности пяти видов боевого оружия, дается клас­сификация и, что особенно важно, реконструкция различных видов защитного вооружения. Автор не обошел вниманием воен­ное искусство и структуру военной организации у кочевников. Написанная простым и доступным языком, блестяще иллюстри­рованная эта книга на сегодняшний день по нраву занимает цен­тральное место в складывающейся историографии военного дела кочевников Казахстана.

Предложенный обзор источников и литературы позволяет сделать некоторые выводы. В изучении истории военного дела кочевников Казахстана в течении последних десятилетий достиг­нуты заметные успехи. В научный оборот введены ценные мате­риалы письменных, археологических, этнографических, лингвистически и других источников. Опубликованы результаты иссле­дований по ключевым компонентам проблемы: основные виды оружия, формы военной организации, состав войска, характер применения вооружения. Существенные сдвиги наблюдаются в разработке истории военного дела казахов в период XVII-XVIII в.в. Блестяще решен важный аспект проблемы - традиции «ко­чевого рыцарства».

Однако системное изложение истории военного дела кочев­ников Казахстана в целом оставляло желать лучшего. Исследова­тели не ставили перед собой задачи реконструировать сложный калейдоскопический процесс истории военного дела кочевников Казахстана с древнейших времен до XIX столетия. А именно сквозной анализ предмета на протяжении обозначенного периода позволяет раскрыть объективную логику развития и функционирования военного дела, выявить существенные объективные свя­зи управляющие сменой способов и форм ведения боевых действий, эпох и периодов в развитии военного дела, его эволюции, иначе говоря закономерностей истории военного дела кочевни­ков Казахстана.

Имеющийся круг источников, возможность его расширения за счет введения в научный оборот материалов археологических изысканий, потребности в расширении и углублении научных пред­ставлений о военном аспекте истории Казахстана, значимость темы в плане раскрытия вклада кочевников в мировую цивилизацию позволили поставить проблему военного дела кочевников Казахстана в качестве предмета научного исследования.

 Учитывая это, автор предпринял попытку реконструироватъ сложный калейдоскопический процесс истории военного дела кочевников Казахстана с древнейших времен до середины XIX в. (78). Эта задача решалась на основе обобщения достигнутого в изучении истории военного дела евразийских кочевников, систе­матизации различных видов боевого оружия кочевых народов Казахстана сведения их в единый комплекс боевых средств, при-влечения данных о войске и военной организации, а также рас­крытия тактических приемов ведения войны и боя.

Некоторые аспекты темы в изданной нами книге были лишь намечены. С публикацией книги К. С . Ахмеджанова и результа­тов научного исследования А.К.Кушкумбаева часть из них в из­вестной мере была раскрыта. Не останавливаясь на достигнутом, стремясь глубже и объемнее представить суть военного дела, а также учитывая малый тираж первого издания книги, автор счел необходимым осуществить второе ее издание, дополненное раз­вернутым историографическим обзором и главой о боевой подго­товке степного воина.

Пользуясь случаем, выражаю свою признательность за ока­занную помощь и поддержку, ценные советы, замечания и пред­ложения в ходе работы над рукописью книги моему отцу Алланиязову Кайпназару, друзьям и коллегам Молдабаевой Индире, Полякову .Александру, Кадырбаеву Александру, Акишеву Алишеру, Масанову Нурбулату, Долженко Владимиру, Чеботаревой Валентине Георгиевне, Пугаченковой Галине Анатольевне, про­фессору Краковского университета пани Майданской М., Германовой Валентине, Корнику Петру, Леонову Олегу, Устименко Алексею, Шахназаровой Лейле, Шалабаеву Сырыму.

ГЛАВА I

ЕСТЕСТВЕННО-ИСТОРИЧЕСКИЕ УСЛОВИЯ ФОРМИРОВАНИЯ ВОИНА-КОЧЕВНИКА

Клянусь мчащимися, задыхаясь, и выбивающими искры, и нападающими на заре...

Коран. Сура 100

За многие тысячелетия до нашей эры Человек, отвечая на вызов Природы, освоил степные просторы Евразии и стал зани­маться кочевым скотоводством. Чтобы выжить в засушливой сте­пи, кочевник-пастух постоянно совершенствовал свое мастерство, вырабатывал и развивал новые навыки, а так же особые физи­ческие, нравственные и интеллектуальные качества. В зависимо­сти от природно-климатических условий и характера пастбищ определялось направление стада. Кочевые союзы, державшиеся песчаных пустынь и полынных степей, имели преимущества в разведении верблюдов и овец. Кочевые союзы, освоившие горные пастбища и поймы рек, получили возможность развивать конское поголовье и крупный рогатый скот. Здесь и сосредотачивались наиболее боеспособные кочевые массы коневодов.

Процесс одомашнивания лошади происходил одновременно с приручением ее под верховую езду или использование    других транспортных целей. Выгоды были огромны: верховой конь сокра­тил расстояния, а скорость - время. Историческое значение при­ручения коня для социально-экономического развития древних кон­ных скотоводов, пожалуй не меньше, чем освоение огня первочеловеком или изобретение паровой турбины в позднем средневековье. Приручение коня под верховую езду в степях Евразии произошло еще в первой половине второго тысячелетия до нашей эры (1).

Вероятно, что процесс приручения животных в разное время и в разных местах протекал в разных формах. В одних местах могли приручать молодняк с последующим содержанием его в загоне и выпасом в поле. В других же приручение могло возник­нуть из постепенно сложившегося выпаса. Ему предшествовало непрерывное следование охотников за стадами животных, кото­рыми они питались (2).

Такое овладение стадом потребовало от человека накопле­ния богатого запаса знания привычек и потребностей данного вида животных, кормовой полезности растений, наличия и рас­положения угодий в пространстве вместе с умением ориентиро­ваться в нем зимой и летом, ночью и днем при любых условиях погоды.

Охота. В течение долгого времени после перехода от охот­ничьего быта к кочевому скотоводству охотничий промысел со­хранял важное значение. Племя, включавшее в себя целый ряд экзогамных родов, охотилось всем своим составом приемом обла­вы. Охота, таким образом, носила характер общенародного дей­ствия, имевшего своей задачей массовый загон и забой диких животных с последующим дележом добычи. При этом участники охоты делились на три группы разного функционального значе­ния: руководители вожди, рядовые охотники, слуги-рабы. После­дние, прямо не участвуя в охоте, делали подсобную работу: тас­кали туши убитых зверей, снимали шкуры, сортировали мясо, разводили огонь и тому подобное.

Охотой распоряжался со всей полнотой власти вождь племе­ни. Существенно важно, что на войне он играл роль полководца. Охотники разбивались на три основные тактические единицы: центр, правое и левое крыло. Во главе каждой из этих тактических единиц стояли начальники-вожди, подчиненные главному вождю. Рядовые охотники находились у них в строгом подчинении. Перед охотой молились духам-покровителям о даровании обильной дичи, хорошей погоды и благополучном окончании. Договаривались о расположении, движении, сближении крыльев и быстроте движе­ния. По сигналу главного вождя охотники постепенно растягива­лись в разреженный круг, а затем начинали сближаться, перекли­каясь негромкими сигналами и постепенно увеличивая скорость движения. Главным оружием охоты были лук и стрелы.

Удача охоты зависела от быстроты, стройности и дружности действий: когда зверь не прорывался сквозь цепи облавы. Всякое опоздание к урочищу или разрыв цепи могли вызвать прорыв зверя. Поэтому облавы производились на больших пространствах, требовали большой точности и согласованности в движениях, общей дисциплины охотников. Во время облавной охоты на ди­ких лошадей охотники имели от одной до трех заводных лошадей. И эта страшная скачка на переменных лошадях тянулась иногда целый день. Вечером возвращались на стоянку, делили добычу. Вожди совершали благодарственное моление, а затем производи­ли суд над провинившимися и разбор ошибок (3).

Облавная охота у кочевых народов Казахстана имела не только важное народно-хозяйственное, но и военное значение. Охота почти всегда была спутником всякого похода, войны, на­бега. Благодаря этому войско получало пищу и производило как бы подготовительные маневры.

Главным орудием охоты, как отмечалось выше, являлись лук и стрелы, в пользовании которыми, именно в виду хозяй­ственного жизненно важного значения их, кочевые народы дос­тигли необыкновенного искусства. Его наблюдал в X веке у гузов Ибн-Фадлан, который рассказывает об одном всаднике: «Однаж­ды я видел его, когда он ехал рядом с нами на своем коне и вот несся летящий гусь. Он натянул свой лук в то время, когда его лошадь под ним (гусем), потом выстрелил в него и вот он уже сбил его вниз» (4).

Рабби Петаки около 1170 года сообщает о половцах: «Они живут в палатках, чрезвычайно дальнозорки, обладают прекрас­ными глазами, потому, что они не едят соли и употребляют известное растение. Они — отличные стрелки и убивают птиц на лету. Они замечают и узнают предметы более чем на один день расстояния» (5).

Никоновская летопись рассказывая об осаде Москвы Тохтамышем (1382 г.), говорит об осаждающих: «бяху бо у них стрель­цы гораздо вельми и овии от них стреляху, а друзи скоро рищуще семо и овемо, тако бо изучены бяще и стреляще без прореха; а инии на конех борзо вельми гоняюще и на обе руки и паки на предь и назад скорополучно стреляху без прогреха» (6).

Как видим, наблюдения разных лет над бытом кочевых пле­мен дружно свидетельствуют о необыкновенном искусстве, с ко­торым владеют луком эти конные охотники-скотоводы.

Род. При переходе от собственно охотничьего хозяйства к скотоводству, кочевые союзы претерпели подъем производитель­ных сил и некоторый рост благосостояния при руководящей роли мужчины-пастуха. Древнее разделение труда углубилось. Жен­щина, ранее занятая собиранием растений, заготовкой запасов на зиму и обработкой продуктов охоты стала вести молочное хозяй­ство. Резче обозначилась специализация мужчины-воина и пас­туха. Руководящая роль его в новых условиях хозяйства послу­жила основным условием перехода материнского рода в отцовский. Однако еще в течение длительного периода женщина сохра­няла за собой самостоятельную роль по причине своего особого положения в хозяйстве.

Патриархальный род явился необыкновенно прочной фор­мой общественного союза, выживающей в обстановке кочевого скотоводства целые тысячелетия. Такая традиционная прочность опиралась на исключительно важное его жизненное значение. Являясь хозяйственным союзом кровных родичей, патриархаль­ный род связывал своих членов круговой порукой. Культ общего предка, размножившуюся кровь которого и представляют родичи, сообщал повелительную силу принципу: «Один за всех и все за одного». Закон кровной мести черпал свою силу в том, что проли­тие крови родовича есть святотатственное пролитие крови предка и может быть искуплено только пролитием крови виновника. Спаянный хозяйственными, семейно-родовыми и религиозными узами патриархальный род являлся лучшей из возможных гаран­тий личной и имущественной безопасности каждого родича в условиях необъятных степей и пустынных пространств, внушив­ших в последствии казахскому народу поговорку: «Один человек против двух человек ничто». Защищая свои интересы, древний род выступал как один человек, и женщины наряду с мужчинами брались за оружие, которым отлично владели.

Номадизм и война. Естественный рост стада и увеличение числа родовичей развивалось с разными скоростями в разных родовых союзах, и это нарушало равновесие между кормовой способностью наличных пастбищ и потребностью в кормах, само по себе не вызывая интенсификации хозяйства высева трав, сенокошения, стойлового содержания скота. Разрыв между хозяйственными возможностями и вновь определяющими потребностя­ми мог быть покрыт только прирезкой или переменой пастбищ и водопоев. А между тем громадные равнины были обжиты челове­ком неравномерно. Исстари обжитые равнины были уже разделе­ны, и каждый род кочевал в пределах строго определенных, ему одному принадлежащих, пастбищ. Само кочевание никогда не было случайным, безрасчетным перегоном скота: оно всегда ис­ходило из соотношения между численностью и составом стада, с одной стороны, и кормовой годностью обжитых данным кочевым союзом пастбищ с другой. Пределы и направления кочевий оп­ределялись именно этим соотношением, а также силой кочевого союза, его способностью сохранить за собой пастбища, необходи­мые для его стада, качество их и необходимые размеры.

Экстенсивное кочевое скотоводство, не знающее стойлового содержания скота, не имеет в своем распоряжении почти ника­ких средств борьбы с неблагоприятными природными условиями, кроме искусства выпаса. Всякое резкое климатическое колебание непосредственно отражается на состоянии кормовой площади, а состояние последней - на численности стада и благосостоянии прямо от него зависящего человека-хозяина. Это тем более так, что не только питание, но и весь быт древнего кочевника одежда, обувь, жилище, утварь и даже оружие (костяные наконечники стрел и накладки лука) почти целиком обеспечивались стадом (кроме деревянной и позднее железной поделки). Засуха и недород трав, зимние ураганы, гололедица, жестокие морозы, эпизоо­тия, дикие звери прямо поражали стадо и вызывали массовую убыль скота, а с тем вместе разорение и голод кочевого союза. Напротив, обилие трав и высокий приплод столь же непосред­ственно влекли рост хозяйственного благосостояния. В обоих слу­чаях резкие колебания в хозяйстве весьма мало зависели от само­го хозяина. Вместе со своим стадом он находился в непосред­ственной зависимости от природы. Но если в быту вмешательство стихий постоянно, то обогащало его, то грозило разорением и гибелью оно должно было приводить и приводило к постоянному изменению интересов и потребностей кочевых союзов, к постоян­ному колебанию в соотношении их сил.

Вместе с естественным движением населения и размноже­нием стад это вмешательство стихий постоянно противополагало одни кочевые союзы другим и устремляло их интересы к переде­лу пастбищ и вод. В этих случаях начиналась война-«джау», сопровождавшаяся всеми последствиями междоусобной распри: грабежами, убийствами, тем, что на казахском языке носит название «барымта».

Война вела к неравномерному распределению имущества внут­ри рода, стимулировала возникновение аристократии, смыкала роды в племена, создавала ханскую (султанскую) власть и дру­жины, то есть институты внеродового феодального быта, создава­ла рабство и новые отношения господства и подчинения, разби­вала одни роды и подчиняла их другим.

Вооруженное столкновение, вспыхнувшее под действием хо­зяйственных противоречий, перерастало в затяжную борьбу под действием повелительного закона кровной мести и нередко пере­ходило своеобразным заветом из поколения в поколение. Война - постоянно сопутствующий факт кочевого быта. Замирая в одном месте, она вспыхивала в другом, и своей жестокой рукой формировала нравы кочевника. Так, византийский писатель XI века Феофилакт Болгарский, высказываясь о печенегах, отме­чал: «Жизнь мирная для них несчастье, верх благополучия — когда они имеют удобный случай для войны или когда насмеются над мирным договором» (7). «Повесть временных лет» так изоб­ражает половцев: «...и при нас иные половцы закон держат отец своих: кровь проливати, а хвалящихся о сих» (8).

Пастух. Охотник. Воин. С развитием скотоводства на долю мужчины выпала роль пастуха, охотника и воина по пре­имуществу. Женщина в большей степени должна была заниматься домашним хозяйством. В зимние ночи, в непроглядную тьму, в бураны и песчаные ураганы, в нестерпимые морозы и летнюю жару пастухи заняты непрерывным наблюдением за стадом: вся­кая оплошность грозит его потерей. От младых ногтей проводят они свою жизнь в седле и вечном движении. По образному заме­чанию ал-Джазиха, арабского летописца IX в. «если бы ты изу­чил длительность жизни тюрка и сосчитал его дни, то нашел бы, что он сидел на спине своей лошади больше, чем на поверхности земли» (9). Они одеты в меха и кожи, в древности не знали белья. Их главная пища — мясо и молоко, в более позднее время — просо. Впрочем, они крайне невзыскательны: по нужде едят и сырое мясо разбитое под седлом и мясо животных, которых осед­лые народы почитают нечистыми. С молодых лет привыкают они к жажде и голоду, зато в случае удачи жадны до пищи. Поныне в степях человек, способный съесть молодого барашка, пользует­ся своеобразным уважением за аппетит богатыря.

Сурова жизнь в необозримых степях и пустынях. Она требу­ет огромной выносливости, закаляет тело и волю, воспитывает острое зрение, особое чувство пространства и широкое знание природы. Зоркость зрения у кочевников необыкновенны: они различают человека за 5-6 верст. Припавши ухом к земле, кочев­ник скажет в какой стороне и на каком расстоянии идут лошади, пасется табун. Привыкшие с малолетства перекочевывать с одно­го места на другое, они приобретают необыкновенную намять местности, приучаются ориентироваться по солнцу, луне, звез­дам, по положению возвышенностей, рек, ручьев, оврагов, распо­ложению горных хребтов, сыртов, очертанию озер, холмов и пр. Номенклатура растений в казахском языке достигает двухсот на­званий. В сознании казаха-скотовода существует и своеобразная классификация по степени кормовой годности для разного вида животных. Урочище, почва, направление течения воды, ее вкус, растительность, виды животных, небо и ветер — все говорит ко­чевнику и требует той особой острой наблюдательности, которую воспитывает жизнь среди природы. Среди кочевников и доселе известны следопыты, способные по следам, оставленным живот­ными и человеком, определять, что это были за люди на стойбище, куда и когда ушли, сколько с ними было скота и какого именно.

Природные качества и способности кочевника делали его хозяином пустынь и степей, среди которых он чувствовал себя в родной стихии. Он знал свободу, не стесненную никакими обще­ственными условиями, и умел проявлять личную инициативу и находчивость, ибо к этому его приучила борьба за существование. Кочевнику приходилось бороться в одиночку или в незначительной группе себе подобных скитальцев, как с суровыми силами природы, так и с такими, как и он сам, врагами. Отсюда становится понятным, почему сильный, ловкий и бесстрашный чело­век пользуется среди казахского народа большим уважением.

Кочевник не только пастух, но и охотник. Его охота — хозяйственный труд, а не забава. В облаве и одиночной охоте среди своих равнин, увалов и нагорий, в степях, тугаях и песках, в лесах и оврагах он должен выследить зверя, нагнать и овладеть им. Стрелой и луком он промышляет зверя и им живет. Только знание зверя, хитрость, настойчивость, меткость и сила помогают ему. Часто в облавной охоте сутки и больше он гонит добычу, меняя лошадей и изнуряя зверя, все время следуя коллективному плану — один он не добудет зверя.

Так формируется воин-кочевник. Железный всадник, не знающий усталости в походе, легко переносящий всякое лише­ние, хитрый и ловкий. Его стрела не знает промаха, а сердце — пощады. Степные воины, как об этом свидетельствуют дошедшие до нас источники, пользовались среди народов древности страш­ною славой. «Дештинцы — отчаянные головы, - говорится в одном древнем сказании, в бою бесстрашны; они являются, по­добно волкам, одетым все в шкуры, с лицами, подобно коже на щитах съеженными и полными морщин, с глазами, которых не видно из-за складок бровей» (10). Дикие и суровые условия кочевого быта и оформили этот внушительный тип воина.

Родовой строй питал и нравы войны. Известно, что обще­ства, живущие родовым бытом, вырабатывают право и мораль, строго рассчитанные на этот замкнутый союз. Чужой человек — вне закона: в отношении к нему дозволено все. Родовой союз в условиях постоянной войны питал беспощадные нравы. Это тем более так, что вечно подвижные кочевья не знали городов и крепостей. Их покой и свобода могли быть обеспечены только полным истреблением врагов.

Поскольку войско противника состояло из всего мужского населения, то, зачастую, победа влекла за собой поголовное ис­требление мужчин побежденного племени, включая детей «выше колесной чеки» (11). Кровопролитие, жестокость и беспощад­ность, столь поражавшие весь оседлый мир, вытекали не из «ази­атского варварства», а из общей специфики войны.

ГЛАВА II. ВООРУЖЕНИЕ

Шлем широкий бросает тень на лицо мое, а в могучей руке ужасающее копье...

О. Сулейменов

Роль и значение оружия в жизни народов, история которых была полна вооруженных столкновений - как в результате внутренних междоусобиц, так и в борьбе с иноземными захватчиками общеизвестны. Военное оружие занимало значительное место в кочевых обществах. С его помощью нападали и защищались, ему поклонялись, оно являлось символом достоинства и показате­лем определенного социального статуса. В связи с этим, любо­пытно отметить, что по положению казахского хана Тауке (ко­нец XVII — начало XVIII вв.) равноправным членом кочевого общества казахов мог считаться только тот, кто имел оружие. Чтобы ни один киргиз (казах — Т.А.) не являлся в собрания народные иначе, как с оружием, безоружный не имел голоса, и младшие могли не уступать ему места. Чтобы всякий, могущий носить оружие (кроме султанов), платил хану и правителям на­родным в подать двадцатую часть своего имущества ежегодно» (1).

Исключительно важна роль оружия и как одного из основ­ных видов исторических источников для изучения военного дела. Данные, полученные на основе изучения предметов вооружения, позволяют реконструировать комплекс боевых средств рассматри­ваемого периода времени, определить состав и род войск, дополнить сведения письменных источников о тактике ведения боя, о диапазоне приемов применения различных видов оружия, оце­нить события военной истории, выяснить причины успеха и не­удачи в конкретных сражениях или войнах (2).

Комплекс вооружения кочевников Евразии, как подтверж­дают исследования (3), включает в себя средства ведения дистан­ционного, ближнего боя и защиты. К предметам вооружения ди­станционного боя и сопутствующего ему снаряжения обычно относят луки, стрелы, дротики, колчаны. Оружие ближнего боя включало в себя мечи, палаши, сабли, кинжалы, топоры, копья, секиры, чеканы, палицы, булавы и дубинки. Средства защиты состояли из щита, кольчуги, панциря, шлема.

На основе данных археологических изысканий, письменных источников, а также введенных в научный оборот материалов спе­циальных исследований, представляется возможным в общих чер­тах охарактеризовать комплексы вооружения кочевых народов Ка­захстана, их своеобразие на различных этапах рассматриваемого периода, проследить эволюцию оружия.

Оружие дистанционного боя и снаряжения

Лyku

Первым за жертвой отправился лук,

 И спустил кровожадную стрелу...

Шади «Фатх-намэ»

Прежде чем перейти к описанию и характеристике луков, бывших на вооружении кочевников Казахстана с древнейших времен, рассмотрим луки скифского и гуннского типов (1). Ро­диной скифского лука были евразийские степи. Появился он здесь, вероятно, еще в бронзовом веке. Это был сложный лук (2).

Концы и ручка, прямые или изогнутые, должны были быть абсолютно не гнущимися, зато плечи чрезвычайно гибкими. Такое резкое различие в функциональном назначении различных частей обуславливало и своеобразный внешний вид - при наде­той тетиве плечи выступали впереди ручки и уже частично нахо­дились в изогнутом пружинящем состоянии, принимая дугообраз­ные очертания. В натянутом состоянии вся сила натяжения пада­ла на плечи, и они должны были отходить почти прямо назад, изгибаясь еще больше.

Вероятно, для изготовления таких луков, помимо дерева раз­личных сортов, использовались рог и сухожилия. Применение ко­стяных накладок, особенно на концах, как считает A.M.Хазанов (3), маловероятно. Изогнутые концы могли получиться путем при­менения рога или, скорее, намеренным изгибанием дерева.

Размеры подобного лука обычно определяются в 60-80 см. Преимуществом его была довольно большая отражающая способ­ность при сравнительно небольших размерах. Однако это же обо­рачивалось и недостатком, так как главная нагрузка при натягивании и стрельбе падала на небольшую площадь гибких плеч. Такой лук был хорош для использования небольших стрел с лег­кими наконечниками

Скифский лук известен от Греции до Южной Сибири. Луки скифского типа, вместе с очень близкими вариантами, бытовали вплоть до начала нашей эры, а пережиточно и еще позднее. Одна­ко уже в последние века до нашей эры в евразийских степях начались изменения, приведшие к появлению новых, более совершенных типов лука, которые обычно называются луками гуннско­го типа и считаются или непосредственно гуннскими, или заимствованными у них. Главной причиной подобных изменений было усовершенствование и распространение оборонительных доспехов.

Что же из себя представлял гуннский лук? Как и скифский, он имел деревянную основу из нескольких кусков дерева, иногда различных пород. К ней прикреплялись пластинки рога, сухожи­лия, костяные накладки. Характерная особенность — примене­ние костяных накладок для придания определенным частям спо­собности не гнуться. В типичных случаях таких накладок 7: по две парных на каждом из концов и три в середине. Внутренняя сторона накладок шершавая, часто на ней заметны поперечно косые насечки для лучшего приклеивания к дереву. Наружная поверхность их залощена и делалась слегка выпуклой. На концевых накладках — вырезы для тетивы, на них часто прослеживаются бороздки от ее трения о костяную поверхность. Размеры концевых накладок неодинаковые - одна пара длиннее другой. Тетива крепилась прочно только на конец с более длин­ными накладками, на противоположный она надевалась перед тем, когда лук натягивался для стрельбы. Часто на более длинной паре вырез делался прямоугольной формы, так как там тетива закреплялась наглухо, а на более короткой - полукруглой для удобства надевать петлю. Срединные накладки состояли из двух боковых, форма которых приближалась к трапециевидной, рас­полагавшихся по обе стороны рукояти таким образом, что их широкое основание было обращено вперед. Между ними, обычно с задней стороны лука, располагалась третья накладка, ровная и узкая, с несколько расширяющимися концами. Таким образом, рукоять и концы лука сделаны негнущимися, в то время как плечи должны быть весьма гибкими. Они обкладывались роговы­ми или костяными пластинками. Поскольку длина пар концевых накладок неодинакова, гибкая поверхность каждого плеча была различной и, соответственно, само оружие должно было быть ассиметричным.

Отличительной чертой гуннского лука были его большие размеры: длина в среднем достигала 120-160 см. Это не случайно. У сложных луков типа скифского с негнущимися или гибкими лишь в незначительной степени средней частью (рукоятью) и краями сила натяжения падала, в основном, на эластичные плечи. Поэтому для того, чтобы увеличить дальнобойность или усилить мощность, надо было увеличить величину гибкой повер­хности. А это могло достигаться или сокращением размеров не­гнущихся частей, как это было в период раннего средневековья, или увеличением общих размеров. Развитие гуннского лука по­шло в последнем направлении.

В III-II вв. до н.э. на территории Семиречья, населенном кочевниками-скотоводами усунями, луки были минимум двух типов. Более ранний лук представлен в Кенкольском могильнике (4). Основа лука была деревянная, тетива из сухожилий живот­ных. Лук был сложносоставной. Поверхность лука обкладыва­лась костяными пластинками, имевшими техническое значение. Всего на луке было 7 костяных накладок. По две пластинки с вырезами для крепления тетивы на концах лука, две трапецие­видной формы закреплялись параллельно друг другу в централь­ной части так, что дуга проходила между ними. Последняя, седь­мая, накладывалась на вершине дуги и соприкасалась своими длинными сторонами с краями трапециевидных пластин. Таким образом, лук мог сгибаться только на «плечах», т.е. в промежут­ках между вершиной и ее концами. Почти весь он был закрыт пластинами. Длина лука не превышала 70-80 см, биссектриса была равна 30-50 см. Лук, следовательно, был маленький, сравнительно крутой, и имел форму растянутой буквы «М». Такой лук был удобен для стрельбы с лошади.

Несомненно, у местного населения был и большой тяжелый, т.н. «гуннский» лук. Остатки его в Семиречье не обнаружены, но зато известны массивные, трехреберные, железные наконечники стрел с черенками. Такие наконечники стрел могли насаживаться только на большое тяжелое древко; следовательно, и сам лук должен был быть более громоздким.

Новый «гуннский» лук был распространен на обширной тер­ритории евразийских степей в скифо-сарматскую эпоху (5). При­чины этого, как полагал известный археолог Казахстана А.М. Бернштам, было появление более совершенных оборонительных доспехов — панцирей и кольчуг (6).

Сложносоставной лук с костяными накладками в I в. до н.э. I в. н.э. был на вооружении одного из племен сакской общности - канглы (7). В степях Северного Казахстана, где смыкались древние культуры сармат Южного Приуралья, осед­лых племен Западной Сибири и ранних кочевников Центрального Казахстана, были обнаружены фрагменты сложного лука -- сре­динные накладки. Длина центральной 14,5 см, ширина 1 см, две другие длиной 26 см, шириной 2,8 см. Находки датируются II-IV вв. н.э. (8).

Во второй половине 1 тыс. н.э. кочевые народы Казахстана иступили в новый период своей истории — они были объединены древнетюркскими кочевниками. Материалы археологических ис­следований памятников этого периода, проведенных на террито­рии Северного и Восточного Казахстана (9), позволяют судить о луках тюркских кочевников, обитавших на вышеуказанной территории и входивших в кимакско-кипчакское политическое объе­динение (10).

Это были сложные луки разных типов. Один лук имел две серединные (длиной 16,5 см) и две концевые (длиной 18 см) накладки. По классификации А.А.Гавриловой, луки с одной па­рой концевых накладок, кроме серединных, относятся к кудыргинскому (Алтай) типу VI-VII вв. Найденные концевые накладки отличаются от кудыргинской большей изогнутостью, меньшими размерами; судя по сохранившейся кибити, длина лука составляла 1,3 м. Известный специалист по истории военного дела средневе­ковых кочевников Сибири и Центральной Азии Ю.С.Худяков подобные луки относит к 1-му типу сложносоставных древнетюркских луков (11).

Второй лук (длиной 1,4 м) представлен серединными на­кладками, между которыми сохранилась деревянная основа - кибита в виде планки, плотно вставляющейся в вилко­образную вторую половину, скрепленную деревянным шпунтом. Между серединными накладками находилась четырехугольной формы третья накладка длиной 3 см, шириной 1,2 см. Обыкновенно третья нижняя накладка равна или близка по длине серединным. В данном же случае особая форма третьей накладки, по предположению Ф.Х.Арслановой, объясняется своеобразием устройства лука у прииртышских кимаков, В соответствии с типологией Ю.С.Худякова, подобные луки условно можно отнести ко 2-му типу сложносоставных кимакских луков. Лук данного типа предположительно был симметричным (12).

   От третьего лука сохранилась пара широких серединных боковых накладок. Внутренняя поверхность всех накладок (а иногда и нижняя часть внешней) была покрыта крестобразными и ромбовидными бороздками. Этот лук можно отнести к 7-му типу сложносоставных луков (13).

Луки, остатки которых найдены в погребениях тюркского времени в Восточном Казахстане, по своему составу отличаются один от другого. На луке, найденном в кургане 1 имелась пара серединных и пара концевых накладок (с одного конца). Такая конструкция, согласно классификации А.А.Гавриловой (2-я стадия развития луков), бытовала на Алтае в V-VII вв. Ю.С.Худяков относит подобные луки ко 2-му типу сложносоставных древнетюркских луков, которые, по его предположению, и мели плечи различной длины (14). На другом луке, найденном в том же кургане, имелась лишь одна пара серединных накладок; он, как считает Ф.Х.Арсланова, аналогичен катандинскому типу, бытовавшему в VI-VII вв. По типологии Ю.С.Худякова — это 3-й тип сложносоставных кимакских луков (15).

Наличие в одном кургане отличающихся по устройству раз­новременных луков свидетельствует, по мнению Ф.Х.Арслано­вой, о том, что здесь зафиксирован переходный период, когда новая форма устройства лука только зарождалась и еще не успелa окончательно вытеснить старую форму.

От третьего лука (курган 38) сохранилась деревянная концевая часть (кибита) длиной 65 см, возле которой находилась узкая полоса бересты шириной 2,5-3 см, длиной 90 см, возмож­но остатки налуча. Общая длина лука составляет примерно 1,3 м. Серединные накладки сохранились плохо. Конструкция этого лука близка раннесредне вековым лукам, распространенным от Сибири до Восточной Европы и относится к 7-му типу сложносоставных древнетюркских луков.

В средневековых погребениях Семиречья (могильник Кызыл-Кайнар, VII в. н.э.) (16) обнаружены три костяные накладки от средней части сложного лука: две трапециевидные (длиной 18 см), третья квадратная в сечении (длиной 8,5 см), что позволяет отнести данный лук к 6-му типу сложносоставных древнетюркских луков (17). По предположению А.Г.Максимовой лук принадлежал воину -карлуку, которые пра­вили в Семиречье около 200 лет (VIII-X вв. н.э.).

Сложный лук с полным набором костяных накладок, при­надлежавший воину раннетюркского времени (VI- VII вв.), был обнаружен во время земляных работ в черте г.Алматы (18). Длина одной пары саблевидных концевых накладок 25 см, другой - 27 см. Наружная поверхность слегка выпуклая и в изогнутой части накладок на 2/3 испещрена перекрещивающимися и па­раллельными линиями. Широкий конец заглажен и имеет вырез для тетивы. Длина срединных трапециевидных по форме накла­док 18 см, ширина 2,9 см. Внешняя поверхность в середине залощена. Концы ее имеют поперечно-косые насечки и слегка выпуклые. Третья, дополнительная накладка сохранилась во фраг­ментах. Она узкая, гладкая, с едва заметным расширением к концу. Длина сохранившейся части 7,5 см. Внутренние стороны всех накладок слегка вогнуты, а вся плоскость покрыта по длинным сторонам параллельными царапинами для лучшего приклеивания к основе.

Поздние кочевники Центрального Казахстана также имели на вооружении сложносоставные луки. Об этом свидетельствует изображение сложносоставного лука со вставленной в тетиву стре­лой на каменном изваянии с р. Джангабыл в Улытау (19).

Вышесказанное позволяет судить о том, что в тюркский период в Казахстане были распространены сложносоставные древнетюркские 1-го, 2-го, 6-го и 7-го типов (всего 7 типов) и кимакские 2-го и 3-го типов (всего 4 типа).

Эволюция древнетюркских луков освещена в исследованиях А.А.Гавриловой, Д.Г.Савинова, С.И.Вайнштейна, Л.Р.Кызласова и Ю.С.Худякова (20). Древнетюркские луки, по их мнению, ведут свое происхождение от гуннских луков с двумя парами концевых и срединных, с боковыми и фронтальной накладками. В рассматриваемую эпоху, как полагает Ю.С.Худяков, данная конструкция начинает подвергаться модификации: исчезают сре­динная фронтальная накладка, концевые накладки с одного или обеих концов кибити. Необходимость этих изменений диктова­лась требованиями повышения эффективности лука в условиях маневренной конной борьбы, стрельбы по цели на различных дистанциях в условиях рассыпного или плотно сомкнутого строя.

В первой половине II тысячелетия н.э. кочевники Казахста­на по-прежнему пользовались сложносоставными т.н. «тюркски­ми» или «монгольскими» луками. Лук монгольского времени, вероятно, был со срединной фронтальной накладкой и больше, чем кимакский лук, по размеру (21). Луки приобретали у монголов, китайцев, калмыков, а также в Средней Азии и у башкир. Луки собственного изготовления уступали по качеству покупным.

Во второй половине II тыс. н.э. с прекращением войн и набегов на смену сложному луку приходит простой охотничий лук. К середине XIX в. лук и стрелы в Казахстане становятся редкостью. К 1865 г. Л.Мейер отметил, что лук и стрелы казаха­ми «совсем оставлены» и молодое поколение не умеет им владеть. А спустя три года М.Красовский писал, что в Казахстане «ору­жия этого давно уже нигде нет и в помине» (22).

Таким образом, мы видим, что на протяжении длительного времени - с последних веков до н.э. и в течении после дующих столетий вплоть до конца 1-й половины II тыс. н.э., кочевые народы, — жившие на территории современного Казахстана, имели на вооружении преимущественно сложносоставные луки, исход­ной моделью которых был гуннский лук (23). Их конструкция постоянно совершенствовалась и модифицировалась в сторону уменьшения размеров и увеличения упругости. Развитие лука происходило во взаимосвязи с эволюцией стрел и тактикой при­менения ручного метательного оружия в конном строю (24).

Лук был важнейшим и излюбленным оружием воина-кочев­ника. Лук был непременной принадлежностью вооружения не только рядового воина, но и вождя. Стенные воины не расставались с ним даже на пирах и торжественных приемах - в этом случае лук с натянутой тетивой перекидывали через плечо, а несколько стрел затыкались за пояс. В бою лук держался вертикально и натягивал­ся по «монгольскому» способу — большим пальцем, для чего на палец одевалось специальное каменное кольцо (25).

Стрелы

Словно вспугнутые грохотом барабана и ревом трубы

Во все стороны стремительно полетели птицы-стрелы.

Щади «Фатх-намэ»

Колчанные, наборы кочевников Казахстана являются свое­го рода индикаторами военно-политической обстановки складывающейся на территории их обитания в тот или иной отрезок времени рассматриваемого периода.

Археологами Казахстана найдено и описано огромное коли­чество наконечников стрел. Проведена их определенная система­тизация (1).

Опираясь на исследования археологов, кратко охарактери­зуем наконечники стрел, находившихся на вооружении племен сакской общности. На территории обитания племен сакской пер­вые находки бронзовых наконечников стрел относятся к XIV-XI вв. до н.э. (2). Они обнаружены в Центральном и Восточном Казахстане. Наконечники двух видов: втульчатые и черешковые двуперой формы. Втульчатые подразделяются на типы по размерам втулок: длинной, короткой и скрытой, а черешко­вые по форме пера: длинного под прямым углом, срезанного у начала черенка, укороченного и широкого листовидного, косо срезанного у черенка и короткого с опущенными вниз концами.

Двуперые наконечники стрел повсеместно в районах рас­пространения этого вида оружия являются архаичной формой. В дандыбай-бегазинское время, в X-VIII вв. до н.э. продолжают употребляться двуперые втульчатые наконечники. Они становят­ся меньше размером, утрачивают длинную втулку; в то же время появляется новый тип двуперьгх втульчатых наконечников с ост­рым, вниз опущенным жалом на укороченной втулке, который был широко распространен в VII-VI вв. до н.э. у скифов и савроматов. Исчезают двуперые черешковые наконечники, их заменяют крупные трехлопастные наконечники с длинным сплю­щенным черенком. Эти архаические формы наконеч­ников продолжают сохраняться в раннесакское время, в VII-VI вв. до н.э. С этого времени втульчатые и черешковые наконечни­ки стрел распространяются повсеместно в районах обитания пле­мен сакской общности и, судя по находкам, изготавливаются в большом количестве. Одновременно появляются новые типы стрел с трехгранной формой боевой части, со втулкой и черенком.

Несколько изменяются и трехлопастные черешко­вые наконечники, возникают переходные формы от трехперых к трехгранным.

В конце VI — первой половине V в. до н.э. продолжают бытовать крупные трехгранные с длинным черенком наконечни­ки стрел, вырабатывается и новая форма - втульчатая, трехгранная с гранями, которые заканчиваются шипами.

В V в до н.э. формы наконечников стрел становят­ся еще более разнообразными и совершенными: сохраняются два основных вида - втульчатые и черешковые; исчезают копьевид­ные лавролистные; широкое распространение получают трехгран­ные стрелы со втулкой и черенком, бытуют трехперые черешковые наконечники; появляются две новые формы — четырехгранная со скрытой втулкой, грани которой заканчиваются шипами, и трех­лопастная с укороченной втулкой. Уменьшается размер наконечников стрел, исчезают крупные и тяжелые, изго­товляются изящные по форме и миниатюрные по величине.

В IV-III вв. до н.э. для Казахстана характерен втульчатый вид наконечников стрел. Что касается черешковых, то они, как считает К.А.Акишев, «почти пропадают» (3). Хотя М.К.Кадырбаев особо подчеркивает, что бронзовые черешковые наконечни­ки стрел не исчезли и в этот период. В III-II вв. до н.э. они нашли свое продолжение в железных трехлопастных черешковых стрелах (4). Это подтверждено Л.Я.Маловицкой (5). Основными формами в этот период остаются трехгранные и четырехгранные со скрытой втулкой и трехлопастные с укоро­ченной втулкой. К этому времени, в резуль­тате тысячелетней эволюции наконечников стрел, вырабатыва­ются наиболее удобные и стабильные их форма и размер.

С IV-III вв. до н.э. единые формы наконечников стрел получают распространение на огромной территории Евразии, на­чиная от Монголии и кончая Северным Причерноморьем.

У ранних кочевников Семиречья (III в. до н.э. - II в.н.э.) на вооружении имелись железные трехреберные (трехлопастные) с втулкой и черешковые наконечники стрел. Они изготавливались горячей ковкой. Втульчатые стрелы сначала выковывали в виде развернутой пластинки, которую затем сгибали по ребрам и место соединения плоскостей заковывали дополнительно (6). Стрела была деревянной - тростниковые стрелы не сохранились, хотя они и упоминаются у древних кочевников античными авторами и известны по раскопкам на горе Муг (Согд, VIII в.) Изготовлялась стрела из тянь-шаньской ели, длина ее с наконечником составля­ла 81 см. Стрела круглая, в сечении 0,5 см, конец ее имел вырез для накладывания на тетиву. Следов оперения нет (7).

Трехлопастные черешковые наконечники обнаружены и в погребениях на юге Казахстана, датируемые III-II вв. н.э. (8).

Раскопки в Северном Казахстане могильников, датируемых II-IV вв. н.э. (9) показали наличие в одном из них 14 бронзовых, 2 деревянных и 19 костянных наконечников стрел. Среди бронзо­вых 10 экземпляров принадлежат к втульчатым с шипом и листо­видной или ассиметрично-ромбовидной формой пера.

Длина их варьирует от 4,6 до 5 см. Ко второму типу относятся трехперые черешковые наконечники стрел с выемками в нижней части боевой головки размером 5,6 - 6 см. Костя­ные черешковые наконечники стрел почти все имеют треуголь­ную форму пера и низкое, ромбическое сечение. Раз­рывы их варьируют от 10 до 14 см при ширине пера 1,2 — 2 см.

В другом могильнике обнаружены 5 костяных черешковых наконечников стрел с треугольным или неправильным сечением. Размер стрел варьирует от 6,8 до 15,7 см.

Могильники, датируемые VII-VIII вв. н.э. (10), показали бытование в этот период железных (13 шт.) и костяного нако­нечника стрел. По форме железные наконечники трехгранные с круглым или квадратного сечения черешком (длина боевой части 4-5 см, черешка -- 3-5 см; один из них плоский, подтреугольной формы. Костяной наконечник стрелы треугольный в сечении, с длинным плоским черешком.

Отсутствие в инвентаре прииртышских курганов железных «свистящих» наконечников стрел, широко применявшихся алтай­скими племенами, вероятно, объясняется этническим отличием прииртышских и алтайских племен.

В могильниках этого же периода, оставленных предположи­тельно кимаками (11), выявлены железные черешковые нако­нечники стрел. Они разнообразны по форме: трехгранные и четы­рехгранные, трехлопастные, иногда с расширением в верхней по­ловине длины острия и плоские, листовидные формы как с упором у основания, так и без него.

Сохранившиеся древки стрел длиной от 43 до 80 см изготов­лены из осины, некоторые со следами красной краски, что позволяло воину безошибочно выбрать нужный наконечник (12). Па концах их вырезы для тетивы, на нескольких древках сохра­нились остатки сухожилий для крепления оперений. Изменение и совершенствование форм наконечников стрел было связано, по-видимому, с изменением оборонительных средств, когда вместо пластинчатой кольчуги появляется кольчатая.

В памятниках X-XIII вв. (13) среди наконечников стрел зафиксированы четырехгранные, овальные и костяные ромбовид­ные в сечении.

В Восточном Казахстане, в курганах, датируемых VIII-IX вв. и оставленными тюркоязычными племенами, входящими в состав кимакско-кипчакского объединения (14), найдено 27 же­лезных черешковых наконечников стрел. Из них выделяются че­тыре группы: трехлопастные (20 шт), трехгранные (4 шт), округлые (2 шт) и плоский (1 шт) в сечении. Среди трехлопастных имеются широколопастные (тупоугольные) и уз­колопастные (остроугольные). Форма плоского и округлого в сечении наконечников напоминает вытянутый треугольник.

Несколько железных черешковых трехлопастных и один че­тырехгранный наконечников стрел обнаружено в Семиречье (мо­гильник Кызыл-Кайнар, VIII в.) (15). Длина пера трехлопаст­ных наконечников — от 4 до 9 см, длина боевой части четырех­гранного 2 см.

Таким образом, мы видим, что на территории Казахстана в начале I тыс. н.э. наряду с железными трехлопастными черешко­выми наконечниками стрел еще имели место бронзовые втульчатые с шипом и листовидной или ассиметрично-ромбовидной фор­мой пера. Но уже во второй половине I тыс. н.э. широкое рас­пространение получили трехлопастные черешковые наконечники стрел. Появляются трехгранные с круглым или квадратного сече­ния черешком и четырехгранные, а также круглые и плоские. Трехлопастные и плоские наконечники стрел предназначались для стрельбы по легко вооруженному противнику; для пробива­ния брони использовались трехгранные, четырехгранные и округ­лые наконечники, которые встречаются значительно реже трех­лопастных. Имели место и костяные черешковые наконечники с треугольным или неправильным ромбическим сечением. Они, ве­роятно, использовались при нехватке железных наконечников.

В первой половине II тыс. н.э., судя по раскопкам погребе­ний воинов XIV в. в Северном, Центральном и Южном Казахста­не (16) на вооружении местных кочевых племен находились железные наконечники стрел: плоские, удлиненно-ромбовидные черешковые с прямым, овальным, серповидным и треугольным ударным концом. Последние были двух типов: с широким и узким углом. Кроме того, имелись на­конечники вытянутой треугольной формы и вытянутой конусооб­разной с заостренным концом.

Во второй половине II тыс. н.э. особенно ценились четырех­гранные ромбовидные наконечники стрел - сауыт-бузар (дос­ловно - пробивающий панцирь) (17). Это были боевые наконечники стрел, унаследованные от монгольского вре­мени. Древко изготавливалось из березы. Для оперения применя­ли перья снежного грифа или стервятника (18).

Таким образом, мы видим, что комплекс наконечников стрел, бывший на вооружении кочевых племен Казахстана в рассматри­ваемый период, был разнообразен и многочислен. Однако, типологическое разнообразие и количество стрел II тыс. н.э. несколь­ко уступает предшествующему периоду. Идет затухание одних форм и появление других. Бурный всплеск в формообразовании железных стрел во второй половине I тыс. н.э. сменяется сужени­ем и исчезновением типового разнообразия стрел во второй поло­вине II тыс. н.э.

Геополитические процессы, протекавшие на просторах Ев­разии в течении двух тысячелетий, не только вовлекали в свою орбиту кочевые племена Казахстана, но и предоставляли им воз­можность в определенные периоды играть в них активную, если не решающую роль. Этим, по-видимому, и определяется процесс эволюции наконечников стрел на территории Казахстана.

Колчаны

Для хранения и ношения стрел воины-кочевники пользова­лись колчанами. Колчаны изготавливались из кожи или бересты. Так, кожаными колчанами пользовались ранние кочевники Се­миречья (III в. до н.э.) (1). Остатки кожаного колчана были найдены в Северном Казахстане в погребениях II-IV вв. н.э. (2). С тыльной стороны его к коже была прикреплена бронзовая пластинка с круглым отверстием для крепления к поясу. Длина сохранившейся части колчана составляла 22 см. Стрелы в колча­не находились наконечниками вверх.

Колчаны, находки которых датируются VIII-IX вв. н.э. (3), были округлой или полуокруглой формы, свернутые из несколь­ких слоев бересты с деревянным вставным дном и «открытым» карманом. Каркас состоял либо из трех планок, проходящих по бокам и в центре, либо только по бокам. У некоторых колчанов с тыльной стороны имелась плоская стенка из тонкой дощечки. Встре­чается колчан, у которого «карман» также со всех сторон укреплен планками и прикрыт шелковой разноцветной тканью сшитой в виде трезубца. Стрелы в колчане помещались наконечниками вверх, оперением к слегка расширенному дну.

При сравнительно хорошей сохранности берестяных колча­нов приспособления для их подвешивания обнаружены не были. В некоторых захоронениях они лежали в саадаках. Вероятно, воины кочевых племен Казахстана подвешивали колчаны также, как и древнетюркские лучники. Они, как считает Ю.С.Худяков (4), крепили колчаны к поясу или портупее с помощью ремней.

Один из них, относительно короткий, крепился к горловине с помощью костяных или железных петель, второй - к нижней части приемника или днищу с помощью крючка, вставлявшегося в петлю. Иногда колчан крепился к поясу с помощью трех ремней с железными тройниками и пряжками. В качестве петель исполь­зовались и железные панцирные пластины, к которым, вероятно, крепились ремни для подвешивания. С помощью подвесных ремней колчаны крепились на поясе обычно справа и в наклонном поло­жении - так было удобно извлекать стрелы и исключались поме­хи при ходьбе. Колчаны на портупее могли носиться за спиной.

Воины-кангюйцы в первые века н.э., как это видно из ри­сунка на костяной пластинке, обнаруженной при раскопках кочевнических курганов вблизи Кургантепе Самаркандской области (5), имели длинный трехчастный колчан (притачанный к седлу коня) с широким отделением для лука и двумя узкими для стрел.

Берестовые колчаны, описанные выше, были типичной фор­мой для первой половины II тыс. н.э. Об этом свидетельствует раскопки погребения воина XIV в. в Центральном Казахстане (6), где обнаружен большой берестовый колчан, обтянутый ко­жей, следы которой сохранились в виде мелких истлевших кус­ков. Здесь же можно было проследить остатки цветного шнурка золотисто-желтого цвета, которым, вероятно, были окантованы бортик и швы колчана. По форме колчан представлял собой берестовый футляр, суживающийся к основанию. Длина - 60 см. Ширина внизу — 15 см, вверху - 12 см.

В XIV-XIX вв. колчаны изготавливались из кожи и носи­лись прикрепленные к поясу (7).

Вместимость колчанов была неодинаковой. В погребениях на территории Казахстана обнаружены колчаны с числом стрел от 6 до 16. Не весь запас стрел, которым владел покойник, должны были обязательно класть в погребения (8). Реальная вместимость колчана была значительно большей. Набор стрел в колчане состоял обычно из 30 стрел разного назначения (9).

Оружие ближнего боя. Мечи

Жемчугом, которым украшен меч,

Выписывались перед глазами буквы смертного часа.

Шали «Фатх-намэ»

На вооружении ранних кочевников Семиречья (III в. до н.э. - II в. н.э.) для рукопашного боя имелось два вида оружия. Обоюдоострый меч сарматского типа, плоский в сечении, пере­крестие и эфес которого были, видимо, деревянными. И короткий меч, скорее кинжал типа скифского акинака, почти овальный в сечении. Рукоять короткого меча имела железное перекрестие и набалдашник в виде дуги, концами обращенный вверх. Это ору­жие ковалось из железа. Кинжал и меч носились в деревянных ножнах, обклеенных материей (1).

Канглы (кангюи по китайским источникам) во II в.до н.э. - II в.н.э., селившиеся на юге Казахстана, пользовались прямым двусторонним железным мечом с деревянной ручкой с круглым навершием из белого известняка. Длина лезвия — 81 см, длина рукоятки - 13 см (2). Длинные железные мечи кангюйцев, нож­ны которых крепятся к поясу слева двумя ремешками, изображе­ны на костяной пластинке первых веков из Кургантепе (3).

По форме они соответствуют найденным там же ме­чам, которые были двух типов: 1-й — длинные, двухлезвийные, линзовидного сечения, с параллельными лезвиями, сужающимися внизу к заостренному клинку. Длина боевой части — от 70 до 86 см, ширина - 4- 4,5 см, штырь выкован из единого с клинком куска железа, длина его до 10 см, ширина - - 2- 3 см. Мечи с перекрестиями, припаянными к пяте клинка, без металлического навершия. Обкладки рукоятей были, судя по истлев­шим остаткам, деревянными, иногда в кожаной обтяжке с окрас­кой. 2-й - без перекрестия, с треугольным основанием клинка, плавно переходящим к штырю рукояти (4).

Кочевники Северного Казахстана (II-IV вв. н.э.) в ближнем бою рубились железным двухлезвийным мечом с халцедоновым навершием на рукоятке диаметром 4,9 см. Длина меча 95 см, наибольшая ширина - 4,2 см. Меч носился в деревянных ножнах, покрытых красной краской и прикреплялся с правой сторо­ны при помощи кожаной обоймочки и ремешка с кольцевым приемником (5).

Тюркоязычные племена, обитавшие в VII-VIII вв. н.э. на территории Северного Казахстана и входившие в состав кимакско-кипчакского политического объединения в ближнем бою ру­бились двулезвийными мечами, клинок которых переходил в ру­коять четырехгранной формы, на которой двумя заклепками кре­пилась деревянная обкладка. Перекрестия нет, вероятно, оно не сохранилось. Рукоятка украшалась двумя бронзовыми миниатюр­ными бляшками - серцевидной и прямоугольной формы с попе­речными бороздками (6).

Меч являлся наиболее важным атрибутом средневекового вооружения. На средневековом Востоке существовали два способа ношения меча: «персидский» и «тюркский». В первом случае их носили на портупее острием к земле, ножны закрывали клинок наглухо, доверху. Тюрки же носили меч на шелковой перевязи, идущей справа налево, причем он был подвешен так, что его конец смотрел вверх - способ, распространенный у кочевников. Меч в таком положении легко выхватывается и его можно держать на четверть клинка открытым, не допуская, однако, проникновения влаги в ножны (7). И именно поэтому арабский летописец ал-Джахиз, говоря о тюрках, особо подчеркивает, что у них «своя манера подвешивания мечей» (8).

Мечи находятся на вооружении казахских воинов и в более позднее время. Об этом свидетельствуют письменные источники XV-XVI вв. (9).

Сабли

От сверкания стального рисунка на саблях образовался фундамент небосвода...

Шади «Фатх-намэ»

Под действием определенных военных условий и распрост­ранения новой системы конского снаряжения (седло, стремена) в VII-VIII вв. на смену мечу приходит сабля.

Новая форма седла со стременами обеспечивала за всадни­ком устойчивость и подвижность. Стремена, появившиеся в Южной Сибири, быстро распространились на просторах Евразии и сделались важнейшей составной частью комплексов снаряжения кон­ных воинов второй половины I тыс. н.э. Стремена существенным образом облегчали всаднику нанесение рубяще-секущих ударов, позволяли рубиться в конном строю.

Сабля явилась результатом эволюции определенного вида меча (1). Но вместе с тем, сабля - принципиально новой оружие, отличия ее от меча весьма значительны. Эти отличия не исчерпываются особенностями формы сабли — однолезвийностыо и изги­бом полосы. Глубокая, принципиальная разница между мечом и саблей определяется характером удара. Удар меча — тяжелый, направленный по прямой сверху вниз. Такой удар не требует обязательного упора на стремена. Всадник не приподнимается в седле и не наносит косых секущих ударов. Вообще длинный кавалерийский меч до появления стремян был, по всей видимости, оружием, в основном, противопехотным, рубка же в конном строю была явлением редким и по технике своей — примитивной, всадники чаще рубили мечами пехоту.

В противоположность удару меча удар саблей скользящий, режуще-секущий. Благодаря протягиванию, сабельный удар захватывает большую площадь, чем удар меча. Угол разреза саблей острее, чем угол разрубания мечом. Самый удар наносится иначе. Протягивание требует значительно большей свободы движения тела, руки и в особенности кисти, а, следовательно, и большей устойчивости всадника в седле.

Рукоять сабли образует угол (у ранних сабель около 30 градусов) с лезвием, что усиливало эффект секущего удара. Этой же цели служила елмань, определявшая наиболее рациональное смещение центра тяжести. Изгиб полосы, наличие елмани, наклонное положение рукояти и, наконец, значительная длина сабли (до 1 м) приводят к правильному распределению тяжести оружия при ударе. Сам удар имеет круговой характер, сила его нарастает с увеличением длины протягивания. При рубке с коня всадник должен обязательно опираться на стремена. Длинный тяжелый меч был, как уже отмечалось выше, принадлежностью тяжеловооруженных воинов, он соответствовал всему характеру и темпу боя. В отдельных случаях меч мог пробивать броню, хотя общим правилом это считать нельзя. Сабля же - - характерное оружие легковооруженных конных воинов. В борьбе с тяжелово­оруженным противником она уступает мечу, но зато значительно превосходит его в борьбе с легковооруженным. Она легче, лучше сохраняет силы и подвижность воина, удар ее страшнее для ли­шенного брони врага. По сравнению с мечом, сабля была облегчена за счет сужения полосы и устранения второго лезвия, которое потеряло всякий смысл при изогнутой полосе. Можно полагать, что лезвие сабли было значительно долговечнее лезвий меча, которые тупились и зазубривались о вражескую броню (после­днее обстоятельство являлось одним из факторов обусловливав­ших двулезвийиость мечей).

Как и длинный меч, сабля характерна для кавалерии, но рубят ею не только пехоту. Рубка в конном строю стала более распространенной и сложной, она соответствует стремительному темпу кавалерийского боя.

В погребениях тюркского времени (2) в Восточном Казах­стане выявлена сабля длиной 80 см, шириной 3 см, длина руко­яти 12 см. Сабля была прямой с едва скошенной в сторону лезвия рукоятью. В середине рукояти сохранился железный шип, окан­чивающийся восьмилепестковой серебряной бляшкой. Перекре­стье не сохранилось. Сабля была в деревянных ножнах, отделан­ных с лицевой стороны тонким листовым серебром, а с тыльной - продольными полосами из бересты. Нижние концы ножен и рукоятки скреплены парными серебряными накладными бляха­ми, украшенными растительным орнаментом.

Размеры и устройство сабли характеризует ее, по мнению Ф.Х.Арслановой, как раннюю переходную форму (от меча). Аналог ее известен по материалам Алтая (3). Ю.С.Худяков от­носит этот экземпляр к кимакским палашам, трехгранным с шипастым перекрестьем (4). К палашам Ю.С.Худя­ков относит и найденный на территории Казахстана прямой однолезвийный клинок с остроугольным острием, прямым брусковидным перекрестьем. Длина клинка - 84 см, ширина -4 см, высота рукояти - 10 см (5). Подобный переходный тип сабли появляется в Южной Сибири, Казахстане, сте­пях Восточной Европы в VII-VIII вв. (6).

Раскопки в Восточном Казахстане (7) выявили несколько сабель. Все они трехгранные, прямые, однолезвийные, с остро­угольным острием и изогнутой в сторону лезвия рукоятью. Разли­чаются по перекрестью: с прямым пластинчатым (длина клинка — 77 см, ширина - 3 см, высота рукоятки -11 см), с бруско-видным (длина клинка - 70 см, ширина — 3 см, высота рукоят­ки — 9 см), с фигурной гардой, т.е. напускным перекрестьем, концы которого опущены в сторону острия и завершаются шари­ками (длина клинка - 74 см, ширина - - 3, высота - 7 см). Черены рукоятей I и 2-го экземпляров снабжены шипами для крепления обкладки.

Редкость находок рубяще-колющего оружия в погребениях на территории Казахстана объясняется, по-видимому, их практи­ческой ценностью для кочевников, производство которого, к тому же, обходилось весьма недешево. Несмотря на это, оно было достаточно распространено среди воинов-кочевников. Подтверждением тому свидетельства письменных и изобразительных источ­ников. Китайские хроники отмечают, что на вооружении тюрок имелись «сабли и палаши» (8). О мечах и саблях казахских воинов постоянно упоминают сочинения XV-XVII вв. (9) и геро­ический эпос (10). Сабли изображены на каменных скульптурах средневековых кочевников Прииртышья и Семиречья (11). Это сабли изогнутые, со скошенной в сторону лезвия рукоятью, или прямые с прямоугольным или слегка закругленным навершием и односторонним выступом. Одна сабля имеет S-образное перекре­стье, другая - прямое остроконечное.

Раскопки погребения воина XIV в. на юге Казахстана (Джамбульская область) дают основание судить о сабле, которой, пред­положительно, были вооружены кипчаки (12). Сабля железная со стержне м-рукояткой и прямолинейным перекрестием. Кли­нок слегка изогнут. Рукоятка, по всей видимости, была дере­вянная и держалась на железных заклепках. Сабля носилась в деревянных ножнах, обрамленных в верхней части серебряной обкладкой, на которой тонкой гравировкой изображена лань среди цветов.

В XVI-XIX вв. на вооружении казахов, главным образом, феодальной верхушки имелись сабли. Известный оружиевед М.М.Денисов описывает две казахские сабли, хранящиеся в Государственном историческом музее в Москве. Это «узкие клинки со штыкообразными концами и были оружием не только рубящим, но и колющим. Рукоять оклеивалась кожей, ножны с одной стороны оклеивались кожей, а с другой берестой. Оправа обоймищ на ножнах и головок рукоятей серебряная с гравирован­ным орнаментом» (13).

На вооружении казахских воинов-батыров были и тяжелые сабли - алдаспаны. Об этом свидетельствуют эпичес­кие произведения и восточные миниатюры (14). Алдаспаны как правило носились на плече или подвешивались к поясу.

Кочевой образ жизни казахов и неразвитость ремесел отри­цательно сказывались на производстве сложного и трудоемкого оружия, каковым являлась сабля. Поэтому качество сабель ме­стного производства было невысоким, количество незначитель­ным, а стоимость очень большой. В результате в Казахстане имели распространение и особенно ценились привозные сабли, как правило, персидского или бухарского производства. Более всего ценились высококачественные персидские «исфагани» (15), на­зывавшиеся казахами «наркескен» (разрубающая верблюда) (16). Обычно они имели клинки с елманью или узкие изогнутые клин­ки без елмани. Ножны в большинстве случаев были деревянные, клинки - булатные.

На вооружении имелись также себеле — рубящее оружие длиной до 1 м и шириной лезвия до 5 см. Это тип сабли с чуть изогнутым концом (17).

В XIX в. на смену кривым саблям постепенно пришли «сапы», похожие на среднеазиатские шашки (18).

Кинжалы

Воины ринулись на врага стремительно, как небесный рок,

 чтобы драгоценную сталь кинжала окрасить кровью врагов неблагодарных.

«Тарихи Абул-хайр-хани»

Наряду с мечами, кинжалы являлись важным оружием ближ­него боя в сакскую эпоху. Археологами Казахстана выявлено, описано и систематизировано большое количество кинжалов, ко­торыми были вооружены племена сакской общности (1). Так, наибольшее количество кинжалов, найденных на территории Казахстана, характеризуется бабочковидным или близким к нему по форме перекрестием. В позднеандроновскос время на террито­рии Восточного Казахстана известны 5 экземпляров кинжала с шипами. Все они имеют небольшое, грибовидной формы навершие, зачаточную форму перекрестия в виде выступающих «ши­пов», переходящих в широкий клинок. Рукояти двух кинжалов оформлены продольным желобком, а клинок одного -широким прожилком. Анализ состава металла показывает, что они принадлежат к числу местных изделий (2). Из восточных районов Казахстана происходит еще одна ранняя группа кинжа­лов с т.н. «обособленной» рукоятью. Большинство известных кинжалов относится к более позднему времени. Среди них VII-VI вв. до н.э. могут датироваться два кинжала с массивными брусковидными навершиями. К этому же времени относятся кинжалы с рубчатыми рукоятками и брусковидными навершиями савроматского типа.

Во второй половине VI в. до н.э. у степных племен Казах­стана появляются своеобразные кинжалы с ломанным брусковидным навершием. Наиболее ранняя их форма представлена акинаками с почковидными перекрестиями. К этому време­ни относятся и кинжалы найденные в Семиречье.

К V в. до н.э. относится усть-буканьский кинжал. Ко второй половине V и началу IV вв. до н.э. относится откры­тый в могильнике Коргантас (Центральный Казахстан) желез­ный акинак. Акинаки с ломанным навершием не встречаются за пределами Казахстана, имеется лишь отдаленное сходство их с одним из савроматских мечей (3). Их следует, по мнению М.К.Кадырбаева, причислить к сугубо казахстанскому типу оружия.

В пределах V-III вв. до н.э. размещается группа железных кинжалов с «рожковидными» навершиями.

Для степных районов Казахстана известна еще одна группа кинжалов с фигурными рукоятиями и грибовидными навершиями.

Кангюи во II- I вв. до н.э. пользовались железными кинжа­лами с известняковыми навершиями (4). Длина лезвия одного из них составляла 10,5 см, ширина — 3 см, толщина - - 0,5 см. Рукоять была из дерева. В ходу были и большие кинжалы -длиной от 23 до 32 см при длине лезвия 16-23 см. У одного кинжала клинок постепенно сужается при переходе к штырю, на который насажена нефритовая рукоять, украшенная мраморной головкой (5).

В период тюркского времени и во втором тысячелетии кин­жалы, как оружие рукопашного боя широко распространенное в сакский период, но видимому, выходят из употребления. Во вся­ком случае археологический материал в этом плане «молчит», если не считать нуринский нож-кинжал. Найденный в погребе­нии XIV в. нож простой, однолезвийный с прямым клинком и узким черенком. Рукоятка не сохранилась. Верхний конец черен­ка снабжен круглым навершием. Длина ножа 16 см, ширина клинка — 3 см, диаметр круглого навершия 3 см (6).

В XVI-XIX вв. казахи употребляли байда-пышак (нож) и жекауз - тип кинжала, по форме тип такого же оружия как себеле, но значительно меньшей длины. Кроме кинжалов собственного изготовления, у казахов были распространены среднеазиатские ножи и кинжалы. Особенно ценились бухарские и хивинские ножи, для которых характерны булатные клинки, костяные, украшенные серебром, бирюзой рукоятки. Все эти виды оружия носились на поясе в специальных ножнах (кын). Бухарские — в кожаных, хивинские — в деревянных (7).

Копья

Копью (моему) с зарубиной на древке Сегодня вонзиться день настал.

«Кобланды-батыр»

В Казахстане среди редких находок ранних наконечников копий отмечено два типа: лавролистный из поселения Малая Красноярка в Восточном Казахстане (1) и прорезной из поселе­ния Чаглинка в Кокчетавской области (2). Оба поселения дати­руются Х-VIII вв. до н.э.

В многочисленной сакской бронзе имеется лишь один мас­сивный бронзовый втульчатый с длинным пером наконечник ко­пья, найденный в окрестностях г. Алма-Аты (3). Два экземпляра втульчатого наконечника копья находятся в коллек­циях Ташкентского музея (4). Еще один прорезной наконечник копья срубного типа выявлен в Иссыккульской котловине (5).

Малочисленность находок не означает, что в арсенале сакского вооружения не было копья. Редкие находки их в памятни­ках саков и частые в скифских и савроматских объясняются разной степенью изученности культур этих племен (6).

Как сообщают древние авторы, а теперь подтверждают архе­ологические данные (7), в составе войск саков была легкая кон­ница, а также тяжелая — катафрактарии. Не исключено, что истоки сакских наконечников копий западного происхождения, так как на территории Поволжья и Приуралья, Кавказа и Север­ного Причерноморья кованные втульчатые наконечники копий появляются еще в конце первой половины второго тысячелетия до н.э., а в вооружении скифского времени копье занимает уже третье место после мечей, кинжалов и лука со стрелами (8).

На юге Казахстана, в могильниках датируемых III-II вв. до н.э. обнаружены два железных наконечника копья листовидной формы с втулкой (9). На севере Казахстана, в погре­бениях, датируемых VII-VIII вв. н.э. найдено копье втульчатое, ромбовидное в сечении (10).

Во втором тысячелетии н.э. копья, несмотря на скудность археологического материала, несомненно были на вооружении кочевников Казахстана. Свидетельство тому - - многочисленные указания письменных источников (11). Копьями были вооруже­ны как легковооруженные всадники, так и тяжеловооруженные, и использовались для поражения в ближнем бою защищенного панцирем или кольчугой противника.

Копья были важной составной частью вооружения казахов в XVII-XIX вв. Так, в показаниях русских послов в Казахстане Ф.Скибина и М.Трошкина записано: «А бой-де у них лушной и копейный» (12). По сведениям, относящимся к последней четвер­ти XVIII в. в числе оружия казахов названы пики. В частности, прибывшее в июне 1772 г. к Яицкому городку многочисленное войско казахов имело на вооружении по их заявлению «...стрелы и копии» (13). О копьях казахов-воинов сообщает в 1803 г. поручик Я.Гавердовский (14). А.И.Левшин в 30-е годы XIX в. писал, что «казахи сражаются копьями, саблями, стрелами» (15).

Копье-«найза» — древний национальный вид казахского ору­жия (рис. VII.4). Изготовлялось обычно из соснового дерева. Их толщина равнялась 3,5 см, а длина - 150-190 см. Казахское копье имело трехгранный железный наконечник с кистью из чер­ного шелка или конского волоса в месте соединения наконечника с древком, а на другом конце - петлю для удобства ношения (16). Иногда у копий вместо металлического наконечника был просто заостренный и обугленный конец. Именно такие копья наряду с плетью были наиболее распространенным оружием каза­хов в начале XIX в. (17). Однако с прекращением войн, междо­усобных столкновений казахское копье также вытеснилось дру­гими видами оружия, более пригодными для охоты (18).

Палицы. Булавы. Дубинки

На вооружении кочевых народов Казахстана были и такие виды оружия как палицы, булавы, дубинки. Об этом наглядно свидетельствуют изобразительные и письменные источники. Так, на наскальных изображениях на восточных отрогах Калбинского хребта, относящегося к I тыс. до н.э. изображены стоящие лицом к лицу воины с палицами (дубинами) (1). О наличии железной булавы у кочевников сообщает Марко Поло (2) (рис. VIII. 1). Дубинка и каменная булава - одно из видов оружия батыров в казахских героических эпосах «Алпамыс-батыр» и «Кобланды-батыр» (3) (рис.УШ.З). Шади в «Фатх-намэ», в поэтической форме описывая сражение войск Мухамед Шайбани-хана с ка­захскими воинами хана Буреке, пишет: «Они (т.е. казахские воины — Т.А.) погнали во все стороны коней. Вооруженные мечом, тяжелой палицей и стрелами». Здесь же, в описании сра­жения с Бурундук-ханом, говорится об ударах, «наносимых була­вой и двуручной палицей» (4). Ч.Валиханов, описывая вооруже­ние казахов, указывает на наличие дубинки-сойыл, с корневым шарообразным утолщением на конце (5).

Топоры. Чekaны. Cekupы

В сакский период на территории Казахстана, как считает К.Акишев (1), местные племена были мало знакомы с таким видом оружия как чеканы, которые имели широкое распростра­нение в Сибири (2). Чеканы в Казахстане не обнару­жены, за исключением бронзового втульчатого чекана с плоским обухом, украшенным скульптурным изображением горного бара­на - архара (3).

Боевым оружием казахстанским сакам служили вислообушные топоры, бытовавшие здесь с андроновского времени. Они изготавливались саками по андроновским образцам (4).

На упоминавшихся наскальных изображениях на восточ­ных отрогах Калбинского хребта в комплекс вооружения входят и чеканы (5).

Напоминание о чекане, как о боевом оружии казахов, встре­чается в документах XVIII — первой половине XIX вв. Так, в записках С.Б.Броневского, хорошо знакомого с бытом казахов, в числе предметов вооружения назван чекан (айболта), который упоминается под названием «топор» (6). О чеканах, которыми сражаются казахи, писал А.И.Левшин (7).

Упоминаемый чекан, а точнее, секира - небольшой своеоб­разный топорик на длинной рукоятке с острым округлым желез­ным лезвием в виде полумесяца (отсюда — айболта: ай — месяц, болта - топор) (8).

О секирах, как предмете вооружения, мы находим свидетель­ства и в литературных произведениях. М.Ауезов в романе «Абай», при описании вооруженного столкновения двух феодальных груп­пировок, получивших в народе название «Мусакульской битвы», в числе используемого оружия называет и чеканы (9),

Как видим, для вооружения кочевых племен Казахстана, боевые топоры, чеканы и секиры не были характерны. Время их применения ограничено лишь последними веками рассматривае­мого периода.

 

Средства защиты. Щиты

Щиты в археологических памятниках, оставленных кочев­никами на территории Казахстана, по всей видимости, не обнаружены. Хотя, несомненно, кочевникам был известен щит. По мнению А.Н.Бернштама (1), он был круглый или овальный, в виде деревянной рамы, в которую вставлялась основа щита, спле­тенная из прутьев. Сверху щит обтягивался кожей. О наличии щитов свидетельствуют письменные источники XVI-XVII вв.(2) и героический эпос. Эти щиты были сделаны из металла. Их анало­ги хранятся в фондах музеев Казахстана.

Панцири. Кольчуги. Шлемы

Из защитных боевых доспехов кочевников Казахстана были известны панцири, кольчуги (саут) и шлемы.

Небольшой обрывок кольчуги найден в захоронениях, дати­руемым VII — началом VIII вв. в Северном Казахстане. Она была изготовлена из колец диаметром 1,4 см, скрепленных между собой путем пропуска через одно кольцо трех смежных (3).

При раскопках Куюк-Мардана (4) - - раннесредневекового памятника Южного Казахстана были обнаружены железные пла­стины: четыре штуки размером 6x3,5 см и 17 штук размером 5-5,4 х 3,3-3,8 см. Пластины принадлежали защитному доспеху, широко использовавшемуся в VI-VII1 вв. и позже в военном деле. Верхний край пластин прямой, нижний - овальный. Пластинам придана легкая выпуклость. Сквозные отверстия расположены в определенном порядке: 2 - у верхнего края на равных расстоя­ниях от углов, по два у боковых граней в центре, три - по средней оси (одно в центре, два -- ближе к нижнему овальному краю). Предположительно, пластины крепились к доспеху следующим образом: верхняя часть пластин перекрывалась пластинами вышележащего ряда (в ряду пластины расположены так, что край одной заходит за край соседней), а второй ряд соответственно перекрывал край пластины, расположенной с другой стороны. Описанный доспех, по-видимому, принадлежал воину-кангару (печенегу) - потомку кангюйцев. Воинский защитный доспех самих кангюйцев из нашитых на кафтан пластинчатых полуовальных, либо чешуйчатых пластин изображен на костяной пластинке из Кургантепе (первые века н.э.) (5).

Кипчакские воины X1-XII вв. облачались в кирассы сделан­ные из железа или толстой кожи (6).

Наличие кольчуг и панцирей подтверждается и письменны­ми источниками. Шади в «Фатх-намэ» рассказывает, что «...от стремительно взлетевших с обеих сторон стрел... зрачки (колец) кольчуги стали похожими на бурлящие кровавые родники» (7). Рузбехан в «Михман-намэ и Бухара» пишет, что казахские хан­ства могли выставить тысячи «одетых в кольчуги пехлеванов» (8). XVI-XIX вв. корпус казахского воина защищал панцирь, изготовляющийся из толстой кожи, либо кольчато-пластинчатый доспех, когда в общую кольчужную ткань вплетались пластины.

Пластины лат были разных размеров. Подобные пла­стины известны из сообщения А.Попова (9). Размеры пластин — 8,5 см, в ширину - 2,5 см. Каждая из них имела отверстие для вшивания в кольчатую рубашку.

О панцирях, кольчугах и шлемах свидетельствует Витзен, пользовавшийся источниками XVII - начала XVIII вв. (10). Весьма характерно, что джунгарский правитель Галдан-Церен в начале 40-х гг. XVIII в. даже производил «побор панцирями» с казахов Старшего Жуза (11). Поручик Я. Гавердовский из воен­ных доспехов казахов упоминает «сделанные из железных колец кольчуги или панцири и из железных листов плоские шапки» (12). А.И.Левшин писал, что казахи «для защиты от неприятель­ских ударов надевают на себя панцири и шлемы (13). О том, что в доспехи воина-батыра входили панцирь, кольчуга и шлем сви­детельствует и языковый материал казахского эпоса (14).

Боевые шлемы были плавно вытянутые по форме и остроко­нечные, что способствовало соскальзыванию оружия противни­ка. Шлем снабжался обычно наушниками, назатыльником и коль­чужной сеткой. В захоронении, расположенном на склоне старого русла маленькой р. Каргалы у г. Актюбинска был обнаружен шлем из листовой бронзы. По тулье шлема идет инк­рустированная золотом полоса. У шлема имелись наушники из железных колец. На передней части шлема отчетливо видно мес­то, к которому прикреплялось забрало. Рядом находились латы из железных пластин (15).

Степные воины вместо шлема носили обычную шапку, по­крытую металлическими пластинами (10). В XVI-XIX вв. шлемы казахских воинов украшались пучком из перьев (обычно перьев филина) или шелковых ниток, иногда - просто куском щелка (17).

 

Комплекс вооружения

Рассмотренное нами вооружение, его виды и типы позволя­ют сделать некоторые выводы относительно комплекса вооруже­ния, применяемого кочевниками Казахстана в рассматриваемый период.

В конце I тыс. до н.э. воины-кочевники в дистанционном бою применяли лук со срединными боковыми, концевыми и фрон­тальной накладками, металлические (бронза, железо), листовид­ные, трехлопастные и трехгранные с шипами стрелы. Стрелы хранились в кожаных или берестовых колчанах открытого типа. Для ближнего боя используются мечи, копья, палицы. В руко­пашном бою применялись кинжалы. Часть воинов имела защит­ные доспехи: панцирь, кольчугу, щит.

С середины I тыс. н.э. до начала второй половины II тыс. н.э. для ближнего боя используются мечи, палаши, сабли, копья. В дистанционном бою применяются луки различных типов: со срединными боковыми накладками, со срединными боковыми и концевыми накладками, со срединными боковыми и фронталь­ной накладками. Расширяется набор стрел - наряду с трехлопа­стным и трехгранными появляются четырехгранные, округлые для пробивания брони. Стрелы хранятся в берестовых колчанах открытого типа. Продолжают использовать плоские стрелы с раз­личным по форме ударным концом. Для защиты широко исполь­зуют кольчуги, панцири, шлемы.

Во второй половине II тыс. н.э. казахские воины в дистан­ционном бою используют луки со стрелами, в ближнем бою при­меняют копья, рубятся саблями, используют булавы и топоры. Тело защищают кольчугами, панцирями, щитами.

В середине XIX в. с прекращением междоусобных столкно­вений, боевое холодное оружие постепенно деградирует и сходит на нет.

ГЛАВА III ВОЙСКО И ВОЕННАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ

Мы зачаты на Иртыше,

Рождены на Дону,

Мы не помним, где родина,

Знаем только войну...

Олжас Сулейменов

Война, как «постоянный промысел», грабеж соседних пле­мен, захват земледельческих оазисов играли значительную роль в жизни кочевников. Целям войны была подчинена вся структура кочевого общества. Сама организация племени неразрывно соче­талась с военной организацией. Так, верховный владыка усуней, носивший титул «гуньмо», был, как считает А.Н.Бернштам (1), прежде всего военным вождем, его сыновья - военачальниками отдельных «крыльев» войска. Войско было организовано по родо­вому принципу. Это значит, что члены одного и того же рода составляли одно и то же военное подразделение.

Властно отражаясь на всей структуре общественного быта, род, в основном, и определял собою характер вооруженных сил. Вот почему вооруженные силы кочевых народов всегда имели массовый характер, и по самой своей структуре, способны были охватить всю массу. В каждом случае колеблется количество бойцов, призываемых к оружию, определяясь нуждами войны, но это не меняет массового характера вооруженных сил, поставляе­мых родовыми союзами.

По данным источников, треть населения усуней состояла в постоянном войске - - на 630 тыс. человек населения 188 тыс. человек входило в состав войска. Мужское население с раннего детства привыкало к военным упражнениям - езде на лошади, стрельбе из лука. Военные качества влияли на выдвижение тех или иных людей на пост военачальника. Китайские источники сообщали, например, что: «Гуньмо имел больше 10 сыновей. Сред­ний сын Далу по телесной силе мог быть предводителем. Он имел 10000 конницы и кочевал отдельно» (2). Цифра «10000» указы­вает также и на наличие десятичной системы деления войска.

Несомненно, что у племен сакской общности в последние века до н.э. и первые века н.э., наряду с поголовным ополчени­ем, складываются и дружины, подчиненные родоплеменному вож­дю. Их существование, с большой долей вероятности, устанавли­вается по данным археологии и по аналогии с другими народами - скифами и сарматами.

Родоплеменные вожди, составлявшие аристократическую вер­хушку общества, являлись, как правило, и военными вождями. Помимо общих для всего племени или союза племен войн, эти предводители могли предпринимать свои собственные походы и грабительские набеги. Среди алчных к добыче кочевников недо­статка в желающих принять участие никогда не было.

В этом плане весьма интересно оставленное Лукианом опи­сание того, как легко и просто набиралось войско для частного набега у скифов: «Если кто-нибудь, потерпев от другого обиду, захочет отомстить за нее, но увидит, что он сам но себе недоста­точно силен для этого, то он приносит в жертву быка, разрезает на куски его мясо и варит их. а сам, разостлав на земле шкуру, садится на нее, заложив руки назад, подобно тем, кто связан но локтям... Родственники сидящего и вообще все желающие подхо­дят, берут каждый по части лежащего тут бычьего мяса, и став правой ногой на шкуру, обещают сообразно со своими средства­ми: один — доставить бесплатно пять всадников на своих харчах, другой - десять, третий — еще больше, иной - тяжело воору­женных или пеших, сколько может, а самый бедный - только самого себя. Таким образом, иногда у шкуры собирается большая толпа и такое войско держится очень крепко и для врагов непо­бедимо, как связанное клятвой» (3). Если отбросить этнографи­ческие детали, то также могли набирать войско и предводители племен сакской общности.

В войсках и отрядах, собравшихся ради грабежа вокруг того или иного предводителя, могли участвовать выходцы из различных родов и даже племен, что отнюдь не исключало предпочтения, отдававшегося сородичам. В силу этого, обычную родовую струк­туру войска в них трудно было соблюдать с большой строгостью. Здесь старый принцип родовой организации войска и родовой спло ченности уступал место личным отношениям предводителя с при­соединившимися к нему воинами. Из таких, набиравшихся от слу­чая к случаю, войск постепенно вырастали постоянные дружины, группировавшиеся вокруг наиболее удачливых предводителей.

Эти дружинники постепенно становились профессиональ­ными воинами, окончательно забросившими мирные занятия. Их вооружение, боевой опыт и выучка были значительно выше, чем у рядовых воинов. Соответственно возрастала их роль в боевых действиях (4).

Основную массу войска племен сакской общности составля­ла легковооруженная конница, подвижная и маневренная. Глав­ным оружием был лук со стрелами. Наличие в погребениях, дати­руемых VI-III вв. до н.э., коротких мечей-акинаков свидетель­ствует о том, что в этот период всадники в рукопашном бою применяли акинак. Акинак мог эффективно использоваться толь­ко спешивавшимися в бою всадниками и лишь с противником, вооруженным таким же оружием. Отдельные воины могли иметь копье. Оборонительных доспехов они не имели.

Появление в конце I тыс. до н.э. - начале I тыс. н.э. длинных мечей и копий давало возможность успешно вести руко­пашный бой непосредственно с коня. Это обеспечивало опреде­ленные преимущества в бон) против пехоты и не имевшей такого вооружения конницы.

Наличие длинных мечей и копий свидетельствует о появле­нии ударных контингентов в составе сакского воина. Во время сражения они стягивались в конный кулак, как правило, в центре войска, для нанесения, в случае необходимости, решаю­щего удара противнику. Эти контингенты, вероятно, положили начало сакской тяжеловооруженной коннице. Их вооружение, как показывают захоронения, состояло из меча, кинжала, ко­пья, а также лука и стрел. Часть воинов, по-видимому, имела и оборонительные доспехи.

Последние века до н.э. - первые века н.э. в составе и вооружении войска происходят значительные реформы, связан­ные с резким увеличением веса тяжеловооруженной конницы, которую вслед за греко-римским миром обычно называют катафрактариями (5), от катафракта — греческого наименования всад­нического доспеха.

Как отмечает А.М.Хазанов, для вооружения катафрактариев характерны три главные особенности. Первая — наличие тя­желого оборонительного доспеха. Вторая пика, являющаяся главным наступательным оружием и достигавшая 4-4,5 м в дли­ну, которую держали двумя руками. Третья - доспех имел не только всадник, но зачастую и его лошадь. Катафрактарии атаковали неприятеля в тесно сомкнутом строю, который давал воз­можность наилучшим способом использовать преимущества воо­ружения и свести до минимума его недостатки: ограниченную подвижность и вызванную этим слабую маневренность (6).

Происхождение катафрактариев восходит к коннице коче­вых или полукочевых народов Казахстана и Средней Азии (7). Тяжеловооруженная конница саков, вероятно, появилась как оружие кочевников в борьбе с войсками оседлого земледельческо­го населения и развивалась в борьбе с греческой фалангой и римским легионом. Примечателен тот факт, что сакская конни­ца, закованная в доспехи, составляла наиболее боеспособную часть персидских войск (8).

Потребности борьбы с пехотой противника, сам ход воен­ного и исторического развития вынуждали кочевников евразий­ских степей, наряду с издревле присущей им легковооруженной конницей, создавать контингенты, вооруженные оборонитель­ными доспехами и наступательным оружием ближнего боя, спо­собные атаковать и побеждать противника в рукопашной схват­ке. Там, где эта общая тенденция превращалась в необходи­мость, в силу того, что противник имел сильную пехоту, там появлялись катафрактарии (9).

В последующий период, примерно с середины I тыс. н.э. до середины II тыс. н.э., с сохранением родоплеменной структуры у кочевых народов Казахстана форма военной организации суще­ственных изменений не претерпела. У племен, населяющих Ка­захстан, почти все войско состояло из ополчения. Состав его был неоднородным. С одной стороны, в него входила степная знать со своими дружинниками; с другой стороны, основная масса опол­чения состояла из родовых кочевников.

Войско кочевых племен отличалось многочисленностью, по­скольку в него входило все взрослое мужское население. Оно представляло собой серьезного противника для любой армии осед­лых народов, особенно, если учесть, что эти ополчения состояли из массы отличных наездников и стрелков из лука, хотя и плохо вооруженных, но привыкших к тяготам и лишениям походной жизни, выносливых и нетребовательных.

Основным и единственным родом войск в этот период была конница, преимущественно легковооруженная, так как ремесло в степи было развито слабо (наряду с железными наконечниками стрел употреблялись и костяные). Оружие ближнего боя - мечи, палаши, сабли — было слишком дорого для рядовых воинов. Даже у монголов XIII в. оружия, кроме луков и стрел, было мало (10). Восточные миниатюры изображают степняков обычно легковоору­женными лучниками, хотя часть воинов (дружинники, например) несомненно, носила защитное вооружение и, помимо лука со стре­лами, была вооружена также и оружием ближнего боя.

Войско кочевников Казахстана, как и других областей степ­ной полосы Азии, было конным поголовно. Недаром Чингиз-хану приписываются слова: «Тот, кто упадет с лошади, каким образом будет иметь возможность встать и сражаться. А если и встанет, то пеший каким образом пойдет под конного и выйдет победителем» (11).

Трудно преувеличить боевое значение коня. В походе он покрывал любое расстояние, содержащийся на подножном корму обеспечивал быстроту и силу атаки, неутомимость преследования и неуловимость отступления.

Каждый воин имел при себе, но крайней мере, двух коней. Число зависело от богатства поголовья, доходя до 5-6 заводных лошадей. Подвершная лошадь постоянно менялась, как при дол­гом преследовании зверя на облавной охоте. Перемена коня нео­быкновенно увеличивала быстроту и дальность пробега. Конные стрелки с лука были неуловимы. «Они не перестают ехать, — говорит Роберт де Клари о печенегах, - днем и ночью с такой неуловимостью, что за ночь и день совершают шесть, семь и восемь конных переходов» (12).

В казахском героическом эпосе (13) конь воспевается на­равне с богатырем. Он его товарищ и, вещий в опасности, друг.

Весьма сложен вопрос о численности войск кочевых племен Казахстана. Данные средневековых хроник зачастую сомнитель­ны. Так, численность войск кочевых племен определяется китай­скими авторами очень высокими цифрами - по словам летописи Тан Шy в Тухоло (Тохаристан, где в VII в. жили карлуки) имелось 100 тыс. воинов (14), что, несомненно, преувеличено. При определении численности войск, видимо, следует исходить из того, что отношение числа потенциальных воинов к общей чис­ленности населения у кочевников обычно равняется 1:5 или 1:4. Лишь сопоставляя наиболее достоверные данные и широко при­влекая сравнительно-исторический материал, можно прийти к некоторым выводам.

В общих чертах развитие войска кочевых племен на терри­тории Казахстана в VI-XV вв. выглядело следующим образом. В VI-XII вв. основу войска составляет поголовное родоплеменное ополчение. Ополчение кочевников представляло собой массу кон­ных воинов, вооруженных луками, стрелами, ножами и легкими копьями. Защитного вооружения, мечей, сабель было немного. Каждый родоплеменной вождь имел небольшую дружину, состоя­щую из панцирных всадников с саблями, копьями, булавами и луками. Организация войска, очевидно, соответствовала родоплеменной структуре. Каждое родоплеменное подразделение выс­тавляло свой отряд.

Постепенно дружины приобретают все большее значение. «Нукеры, — писал Б.Я.Владимирцов о дружинах монголов нака­нуне образования государства Чингиз-хана, - как постоянное военное содружество, сожительствующее вместе с своим вождем, были эмбрио-армией и эмбрио-гвардией; каждый нукер - - буду­щий офицер и полководец. Дружина древнемонгольского предво­дителя была, следовательно, своеобразной военной школой» (15).

В XII-XIV вв. ополчения кочевых племен, в связи с развити­ем феодальных отношений у степняков, начинают по своему ха­рактеру приближаться к типу феодальных ополчений. Так, гео­граф Эль Омари сообщает о войске золотоордынского хана Токты (1290-1312 гг.): «Каждый всадник взял с собою двух слуг, три­надцать голов овец, пять голов коней, два медных котла и телегу для перевозки оружия» (16). Ясно, что здесь имеется в виду не поголовное родоплеменное ополчение, а ополчение феодалов.

В XIV-XV вв. в степи, во время междоусобных войн чаще действует феодальное ополчение. Родоплеменное ополчение соби­рается реже. Но оно продолжает сохраняться,

С середины II тыс. н.э. казахский народ выходит на исто­рическую арену под своим современным названием, завершается процесс формирования казахской народности и оформления ка­захской государственности. Всматриваясь в историю казахского народа, нельзя не увидеть в ней эпох взлета и падения. Эпохи взлета выдвигали замечательных вождей-ханов, объединяющих народ в единый союз. Эпохи падения характеризовались наличи­ем внутренних междоусобий и распадом союза. На протяжении четырех столетий -с XV по XIX - казахи четыре раза дости­гали высшего расцвета и могущества и четыре раза теряли свою политическую самостоятельность. Во главе казахских государ­ственно-политических образований мы видим такие известные личности, как Касим-хан, Тевкель-хан, Тауке-хан и Аблай-хан. Под их правлением казахские государственно-политические об­разования вырастали в крупную политическую силу и выступа ли в роли могущественного фактора в геополитических процес­сах от Каспия до Китая.

Могущественные ханы черпали военную силу для своих во­енных походов и завоевательных войн из отдельных родов, вхо­дивших в единый союз. Эти войны носили, большей частью, наступательный характер. Хан Тевкель предпринимал завоева­тельные походы в глубь Мавераннахра, завоевал Ташкент, Самарканд, осаждал Бухару. Касим-хан вел войну с сибирским ханом Кучумом и могулистанским ханом, и сам пал на поле битвы. Хан Джангир вел упорную и длительную войну с возро­дившимся Джунгарским ханством в течении многих лет, нападая и делая набеги на кочевья джунгар. Крупным военно-политичес­ким деятелем проявил себя Аблай-хан.

Какими же вооруженными силами располагали казахские ханы для своих военных походов и какую форму имела их воен­ная организация? Казахское ханство XVI-XVII вв. делилось на улусы, где «есть свой полновластный султан из потомков Чингиз-хана, который со своим народом пребывает в какой-либо местно­сти» (17). Каждый улусный султан был, прежде всего, полити­ческим правителем с нравом управления улусом и командования улусным войском (18). Эти данные позволяют судить о структуре военной организации казахов в рассматриваемый период. В опре­деленные периоды верховный хан мог быть главнокомандующим всех вооруженных сил ханства. Осуществлять руководство воен­ными действиями хан мог либо непосредственно, либо через своих подчиненных. В случае, если военные мероприятия не носили об­щегосударственного характера, походы могли возглавлять султа­ны или прославившиеся батыры. Военная организация казахов в этот период представляла собой структуру с относительно боль­шой автономией отдельных звеньев.

В условиях суровой кочевой жизни естественным образом отбирался командный состав. В каждом роде выделялся среди других физической силой и ловкостью наездник, энергичный, смелый человек, который становился вождем, батыром этого рода. Наиболее замечательные батыры, выдающиеся своим умом, храбростью и искусством управлять людьми на войне, подчиняли себе дружины нескольких родов и становились во главе крупных вой­сковых масс. Так создавалась военная организация казахского народа, во главе которой становился полководец-хан.

Состав и организация войска в первых казахских владениях, как и в предшествующий период, развивалась под влиянием сво­еобразной хозяйственной жизни и социальной организации ка­захского народа. Постоянное войско у казахов было представлено сравнительно небольшими отрядами или дружинами толенгутов и других феодально зависимых людей у отдельных султанов и ханов (19). В случае организации набега или непосредственно угрозы внешнего вторжения собирались ополчения. Принцип формиро­вания отдельных отрядов определялся родоплеменной принадлеж­ностью участников похода. Большие отряды могли быть созданы в подобных условиях лишь путем согласия феодально-родовой вер­хушки нескольких родов.

О военном потенциале первых казахских владений XV-XVI вв. достаточно красноречиво говорят источники этого периода. Так, по словам Рузбехана, казахи представляли из себя серьез­ную военную силу и по первому зову верховного хана способны были выставить «четыреста тысяч одетых в кольчуги пехлеванов, каждый из которых по деянию своему равен двадцати дельным юношам» (20). Касим-хан мог выставить в поле до 300 тыс. вооруженных всадников (21). Осаждая Бухару, Тевеккель-хан имел под своим началом 70 тыс. воинов (22).

На войне небольшими отрядами ополчения командовали обычно старшины, подчиненные хану. Предводителями больших отрядов ополчений были султаны или прославившиеся уже батыры, та­кие, например, как батыры Джаныбек, Букенбай, Сырым в XVIII в., батыры Жан-ходжа, Исет Кутебаров, султаны Каратай, Кенесары Касымов в XIX в., которые пользовались среди народа большой властью и влиянием.

Каждый отряд имел свой родовой значок, а более крупные отряды, объединявшие воинов целого племени, — большое знамя (ту), которое тщательно охранялось в мирное время и «вывози­лось только на войну». Значки отдельных родовых отрядов были обычно одного цвета со знаменем племени. Кроме того, для опоз­навания своих казахи привязывали на руки такого же цвета платки, ленты или же делали нашивки на одежду (23).

Каждый отряд имел свой боевой клич (уран). Ураном было, обычно, имя какого-нибудь предка или вообще уважаемого соро­дича (24). Ханы и султаны, не смешивавшиеся у казахов с родами, имели особый уран (аркар). Простой народ не мог пользо­ваться этим ураном. Объединявшие в себе многие племена казах­ские ханства имели общий уран. Таким ураном всех жузов было слово «алаш» (25).

Таким образом, длительное время сохранявшаяся родоплеменная структура казахского народа была одновременно и фор­мой военной организации казахов.

Основу военных отрядов казахов составляла легкая кавалерия, вооруженная луками и стрелами для дистанционного боя, а также рубяще-колющим оружием для ближнего боя. Часть воинов имела и защитные доспехи. Легковооруженная казахская конница была устойчива в ближнем бою, подвижная и маневренная.

Такова, в общих чертах, эволюция развития войска и воен­ной организации кочевых народов Казахстана в рассматривае­мый период.

 

ГЛАВА IV ВОЕННОЕ ИСКУССТВО

Если персы превосходили все народы в искусстве управления государством, греки - в науке, а китайцы -в ремесле, то тюрки — в военном деле.

Ал Джахиз

Нет воина (лучше) тюрка и кипчак свидетель тому.

Ал-Ниязи

Военное искусство кочевых племен Казахстана в рассматри­ваемый период было взаимосвязано с характером вооружения, особенностями военной организации, составом войска. Оно раз­вивалось в тесной связи с окружающими народами, чему немало способствовало их географическое положение.

Тактика ведения боя, в известной мере, может быть реконст­руирована, исходя из характера вооружения и военной органи­зации. Ценные сведения по военному искусству содержат пись­менные источники. Кроме того, недостаток информации по во­енному искусству в тот или иной период, в определенной мере восполняется за счет аналогии с другими народами, достигшими сходного уровня развития.

Прежде, чем приступить к характеристике военного искус­ства племен сакской общности, обитавших на территории Ка­захстана, следует отметить принципиальную общность военного искусства кочевников евразийских степей во второй половине I тыс. н.э. Эта общность своими корнями уходит в эпоху поздней бронзы, когда их предки впервые освоили лошадь в качестве верхового животного, что открыло возможность появления лег­ковооруженной конницы (1).

Основную массу сакского войска составляла легковооружен­ная конница, вооруженная луками и стрелами и действующая рассыпным строем. Подвижная и маневренная, она применяла «скифскую» тактику, — внезапно атаковывала противника и быстро

отступала в случае неудачи. Наиболее распространенным боевым строем была лава. Атакующие всадники осыпали врага дождем стрел и пытались расстроить его ряды еще до перехода в рукопаш­ный бой. В период, когда на вооружении был короткий меч-акинак, конные воины спешивались и вступали в рукопашную схват­ку. Позднее, с появлением длинных мечей и копий, рукопашный бой успешно велся непосредственно с коня. Развитие сакского военного дела, необходимость борьбы с войсками оседлых земле­дельческих районов привели к появлению тяжеловооруженной кон­ницы, основу которой составляли дружины родоплеменных вож­дей. Это был шаг вперед в развитии конницы кочевников.

Есть все основания полагать, что саки на базе тяжеловоору­женной конницы имели и катафрактарии, то есть «определен­ный, хронологически ограниченный строй тяжеловооруженной конницы, атакующей противника в определенном боевом порядке - тесно сомкнутом строю и с определенно тактической целью (прорыв, реже охват)» (2).

Вероятно, но аналогии с сарматами, сакские катафракта­рии применяли клинообразное построение. Построенные клином катафрактарии на карьере врезались во вражеский строй, раз­резали его надвое и пиками опрокидывали неприятеля. Рубка мечами в конном строю могла при необходимости завершать дело (3). Катафрактарии, кроме того, были вооружены луком со стрелами в качестве вспомогательного оружия. Его применя­ли перед вступлением в рукопашный бой или когда надо было расстреливать окруженного противника.

С появлением катафрактариев стали меняться вооружение и тактика легковооруженной конницы. На смену акинакам прихо­дят длинные мечи. Распространяются мощный лук с костяными накладками, и сопутствующие ему, крупные и бронебойные на­конечники стрел. Это позволяло вести не только массовую, но и прицельную стрельбу. Легковооруженная конница не только могла начинать сражение и преследовать противника, но и во взаимо­действии с тяжеловооруженной, активно участвовать в рукопаш­ной схватке, не спешиваясь с коня. Тяжеловооруженная конница могла успешно действовать только тогда, когда ее поддерживала легкая конница (4). Различие задач, стоявших перед легковоору­женной и тяжеловооруженной конницей, диктовало необходи­мость вести бой не сплошной лавой или массированным конным кулаком, а отдельными отрядами, координировавшими свои дей­ствия. Это было значительным шагом вперед в военном искусстве кочевых народов Евразии, в том числе и саков.

Резко возросли требования к управлению войском. Вероят­но, как и у аланов, оно облегчалось специальными значками, которые имел каждый отряд. «Военные значки, - как пишет Арриан, — представляют собой драконов, развивающихся на шестах соразмерной длины. Они сшиваются из цветных лоскутьев, при­чем головы и все тело, вплоть до хвостов, делаются наподобие змеиных как только можно представить страшнее. Выдумка со стояла в следующем. Когда кони стоят смирно, видишь только разноцветные лоскутья, свешивающиеся вниз, но при движении они от ветра надуваются так, что делаются очень похожими на названных животных и при быстром движении даже издают свист от сильного дуновения, проходящего сквозь них. Эти значки не только своим видом причиняют удовольствие или ужас, но полезны и для различения атаки и для того, чтобы разные отряды не напа­дали один на другой» (5).

Саки, также как и сарматы и парфяне, наверняка использо­вали такие тактические приемы как обход, охват и засада. Что касается последней, то она, вероятно, походила на ту, которую применяли сасанидские войска и которая описана в анонимном военном трактате на арабском языке. «И следует выбирать для засады воинов смелых, храбрых, осторожных и деятельных, ко­торые не будут громко вздыхать, кашлять и чихать; и выбираются для них верховые животные, которые не будут ржать или ша­лить, и выбираются для их засады места, в которые нельзя вне­запно проникнуть и прийти, близкие от воды, чтобы запасаться ею, если продолжится выжидание, И пусть выходят они из заса­ды, разделившись, когда враг перестанет охранять себя и высы­лать лазутчиков, и когда заметит в передовых частях врага не­брежность и упущение, и когда выпустят те своих верховых жи­вотных на пастбище... И следует им, выйдя из засады, развернуть­ся и разделиться, распределить между собой обязанности и спешить с нападением на врага, не медлить и не колебаться» (6).

Выше отмечалось, что тяжеловооруженная конница была эф­фективна против пехоты противника. Но саки сражались и с конницей соседних кочевых народов. Здесь исход битвы решали не только столкновение и рукопашный бой тяжеловооруженной конницы, но и преимущество подвижности и маневренности. А это, в значительной степени, обеспечивалось за счет легковоору­женной конницы.

В первые века нашей эры часть кочевых племен Казахстана хлынула волной в районы Нижнего Поволжья, Северного и Севе­ро-Западного Прикаспия, переместившись в результате гуннского

нашествия. С этого времени гунны и другие кочевые племена, все более усиливавшие свой натиск, повели длительную и упорную борьбу с сармато-аланами. В конце IV в. новая, наиболее мощная волна гуннов, сломив сопротивление как прикаспийских, так и приазовских аланов, хлынула в Северное Причерноморье (7). Современники оставили нам достаточно четкие сведения о такти­ке гуннов и союзных с ними кочевых племен Казахстана. «Буду­чи чрезвычайно легки на подъем, — пишет Аммиан Марцеллин, автор конца IV в. — они иногда неожиданно и нарочно рассыпа­ются в разные стороны и рыщут нестройными толпами, разнося смерть на широкое пространство; вследствие их необычайной быстроты не случается, чтобы они нападали на укрепление или грабили неприятельский лагерь. Их потому можно назвать са­мыми яростными воителями, что издали они сражаются мета­тельными копьями.., а в рукопашную рубятся, очертя голову, мечами и сами, уклоняясь от ударов кинжалов, набрасывают на врагов крепко свитые арканы для того, чтобы опутав члены противников, отнять у них возможность усидеть на коне или уйти пешком» (8). Клавдий Клавдиан особо подчеркивает, что гунны «отличаются необыкновенной подвижностью, но без вся­кого порядка, неожиданными обратными набегами» (9). Евсей Иероним с ужасом повествует о «рое гуннов, которые, летая туда и сюда на быстрых конях, все наполнили резней и ужасом» (10).

Описанная выше тактика была типичной для кочевников и, в основе своей, длительное время сохранялась в последующем.

Постоянные столкновения конниц кочевых народов, ход раз вития военного дела в степях Евразии привели к появлению с VI в. н.э. жесткого седла, стремян и сабли. Это, в свою очередь, положило начало реформе кавалерии. Рубка в конном строю становится важной частью боя. Расцвет военного дела кочевни­ков Евразии приходится на VI-XIV вв. н.э. (11). Именно в этот период своего совершенства достигает оружие дистанционного и ближнего боя, защитное вооружение воинов, состав и организа­ция войска, тактические приемы ведения войны и боя.

Крупнейшими событиями военной истории Казахстана в этот период были вторжение тюркских каганов в середине VI и начале VII вв., войны между карлуками, огузами, печенегами, кипчаками, кангюями и другими кочевыми и полукочевыми племенами в VIII-IX вв., окончившиеся разгромом огузского го­сударства в Приаралье и захватом степной территории Казах­стана кипчаками, борьба кипчакской конфедерации племен с хорезмшахами в XI-X1II вв., военные действия кипчаков, канг лы и других против монголов в составе войска хорезмшаха в XI-ХII, восстание кочевых племен против монгольских ханов в XIV в., междоусобные войны в степи в XIV-XV вв. (12).

Кочевники, в отличие от оседлых народов, имевших начатки военной теории и подробно разработанную систему военного права, не создали военной теории. Вместо этого, они выработали богатую военную традицию, которую вожди и воины хорошо знали, бережно хранили и пополняли новым боевым опытом.

Способы ведения войны, тактические боевые приемы племен Казахстана в рассматриваемый период своими корнями уходит в предшествующую эпоху, когда складываются основные черты военного искусства кочевников. Следует иметь в виду, что военные Действия между собственно кочевниками отличались от войн кочевников против народов оседлых земледельческих государств.

Военные действия между кочевыми племенами

В этих случаях степные воины стремились добиться победы путем внезапного, часто ночного, нападения на кочевья враж­дебного племени. Эти нападения были жестокими по характеру и, в случае удачи, кончались зачастую поголовным истреблени­ем мужчин побежденного племени, захватом женщин и детей (13). Успех обеспечивался быстротой и решительными действиями. Преимущество получали те, кто нападал первым. Это нашло отражение в источниках:

Прежде чем враг придет по мою голову

Я сам с жаждой мести поведу на него войска

Столь стремительно и быстро опережу его,

Что он не уразумеет (нападение это)

Или день страшного суда (14).

В войнах между собою кочевники часто использовали и такой прием, как беспрестанные мелкие набеги на территорию враж­дебного племени в целях захвата части его территории или подчи­нения более могущественному противнику. Подобные грабитель­ские набеги являлись одним из способов ведения войны, цели которой выходили за рамки простого грабежа.

С точки зрения военного искусства кочевников бой, следо­вательно, не был важнейшим способом достижения победы. Бои происходили часто, поскольку хорошо налаженная разведка и охранение позволяли, как правило, собрать хотя бы часть вой­ска и предупредить нападение врага. Эти бои носили характер крупных столкновений с решительной целью — уничтожение живой силы противника, велись с чрезвычайным упорством и заканчивались, обычно, окружением или настойчивым много дневным преследованием вплоть до полного разгрома и истреб­ления побежденных и захвата их кочевий (15).

Представление о характере боя, его динамике дает изобра­женная на костяной пластине картина боестолкновения кангюйцев между собой (16). Опираясь на результаты археологических изысканий Г.А. Пугаченковой отметим основное. На пластине прорисованы четыре пары сражающихся воинов. Они представлены в четырех пространственных планах друг над другом и друг за другом. Конные воины, изображенные на левой половине пластины, одерживают победу над воинами, изобра­женными справа, трое из которых уже спешились и лишь один еще на коне. На первом плане предводитель войска, поскольку над ним развевается своеобразный драконовидный штандарт. Он добивает копьем противника, стоящего на коленях возле убитого стрелой коня. Копье у побежденного сломано, но он продолжает поединок отбиваясь мечом. Вторая пара: конный воин слева и пеший справа целятся друг в друга натянутыми луками. Далее -поединок двух всадников: правый вонзает копье в коня соперни­ка, последний разрубает ему мечом голову, из которой хлещет кровь. К подпруге коня левого воина приторочена отрубленная кровоточащая голова другого противника - характерная деталь, отражающая специфику боя. Последняя пара сражающихся: пра­вый воин пронзает грудь противника мечом, а тот рассекает ему голову боевым топором.

Эта картина дает наглядное представление о вооружении и этническом типе воинов. Противники в бою используют весь комплекс вооружения: сложносоставные луки и стрелы с трехло­пастными наконечниками с опущенными жальцами, длинные, сарматского типа, мечи, копья с массивными втульчатыми нако­нечниками, боевые топоры. Интересен воинский костюм: пан­цирь с очень высоким перетянутым защитным воротником и на­ручами, облегающий торс до пояса и расширяющийся книзу, при­крывая ниже колен ноги в обтягивающих штанах. Голова защи­щена куполовидным шлемом с выступающими нащечниками.

Древний художник точно передал этнический тип воинов: купо­ловидный череп (у воина, потерявшего шлем), крупный с гор­бинкой нос, про долговатые глаза, тяжелый подбородок, свисаю­щие усы, у многих - узкая бородка, загнутая вверх. Идентич­ность облика воинов, участвующих в сражении, свидетельствует, что это не битва враждующих народов, а междоусобие единопле­менной группы. По мнению Г.А. Пугаченковой здесь передан ка­кой-то реальный, очень важный для тех кому принадлежала дан­ная декоративная пластина, эпизод истории, скорее всего связан­ный с борьбой за власть (17).

---

Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 390; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!