Но если не пророческие, то какие характерные черты Вы отметили бы в Солженицыне-писателе?



Особого разговора заслуживает язык писателя. Александр Исаевич как-то печатно поведал, как он записывал скрытно, карандашом за спиной, разговорную речь хозяйки дома Матрены, у которой он квартировал. Эта речь деревенской женщины во многом определила успех рассказа «Матренин двор». Писатель любит народные слова, он не расстается со словарем Даля, сам составил словарь лексического расширения. Народность языка – это не только лексика, отдельные характерные слова, но и особый склад речи, самого мышления, колорит словообразования. Грамматическая неправильность при смысловой, эстетической выразительности. Образность выражения, поговорочность и т.д. Поэтому даже теперь при оскудении языка писать о человеке из народа гораздо труднее, чем о каких-нибудь умниках из шарашки «В круге первом», с их нивелированной речью, всякими «измами», цитатами, мелкотравчатыми философическими разглагольствованиями.

Достойно сожаления, что так трудно дается Александру Исаевичу то, что он считает своей задачей, – преодоление гладкости, безличности языка и подчеркивание русскости, которая нередко выглядит нарочитой, утрированной, гипертрофированной. Взгляните только на подобное языкотворчество в трактате «Как нам обустроить Россию», опубликованном в 1990 году. Россия горит, кровоточит, а он обнюхивает якобы на русскость словечки: «Мы на последнем докате»; «за три четверти века – при вдолбляемой нам и прогрохоченной социалистической дружбе народов»; «при этом всеместном национальном изводе»; «беспомощное личное бесправие разлито по всей глубине страны» и т.п. Каков контраст между этими языковыми изысками, вялостью их и тем ужасом, который происходит в России и требует огненного слова!.. Автор из-за океана наблюдает, выжидает, чем все там кончится. Хотя, думаю, знал, что власть уже захвачена, и бесповоротно, «демократами». А кто-то может подумать, что Солженицын в отличие от Бунина, Шмелева, Зайцева, других, которые десятилетиями жили во Франции и продолжали писать таким же свободным русским языком, как и у себя на Родине, подзабыл русский язык. Но, вернувшись на Родину, он ведь и теперь все спотыкается на утрированной русскости.

 

Борьба с Левиафаном

Солженицын постоянно разделяет русское и советское, Россию и Советский Союз, который он называет Левиафаном…

Это разделение мнимое. Он одинаково не принимает как империи ни Россию дореволюционную, ни Россию советскую. Красноречивы на этот счет вошедшие в трехтомник «Публицистики» его выражения разных лет, в частности его беседа с издателем журнала «Шпигель» Рудольфом Аугштайном в 1987 году: «Я никогда не был сторонником империи, а Петр I был», – заявил он. Немецкий собеседник приводит послевоенные стихи Солженицына: «Оправдала ли цену свою Полтава? // Двести лет все победы, победы // От разора к разору, к войне от войны…» В свое время Солженицын возмущался тем, что русские войска в XVIII века вошли в Берлин. Солженицын говорит о своей приверженности к Православию, но к Православию у него примерно такое же отношение, как к Российской империи. Он не приемлет Православия «ортодоксального», оно претит ему отсутствием «поиска». Как будто может быть какое-то не ортодоксальное, не догматическое Православие. А уж куда может привести так называемый поиск – это нам хорошо известно и по прошлому – всякого рода разновидности «нового религиозного сознания» в начале XIX века, послереволюционное обновленчество, современные мени-якунины-кочетковы, другие духовные «искатели». Кстати, обновленчество было «детищем» кумира Солженицына Троцкого, о чем пишет диссидент Михаил Агурский в своей книге «Идеология национал-большевизма». Заметим, что книга написана не без симпатии к России. Папу Римского Иоанна Павла Второго Солженицын называл «Благодатью Божией». В парижской телепередаче 17 сентября 1993 года, когда ему напомнили эту фразу, он не отказался от своих слов: «То, что я сказал о Иоанне Павле Втором, я могу повторить. Я считаю это великим счастьем, ничего другого добавить не могу». Не потому ли такое обоготворение папы, что тот совместно с Рейганом, Горбачевым и Ельциным подготовил разгром Советского Союза. Достоевский говорил об опасности того духовного порабощения России, которое несет с собой папство с его антихристианским искушением «всемирного владычества».

Война с гитлеровской Германией для Солженицына не Великая Отечественная, а «советско-германская война». В упомянутой выше беседе с издателем «Шпигеля» он говорит: «Я еще не понимал (в войну), что нашими победами мы, в общем, роем себе же могилу. Что мы укрепляем сталинскую тиранию еще на тридцать лет».

В антисоветизме, в ненависти Солженицына к исторической России большую роль сыграл Троцкий, с портретом которого он не расставался всю войну. Солженицын и на войну с гитлеровской Германией смотрел глазами Троцкого, видел в ней только средство для разжигания мировой революции. Но война приняла характер Великой Отечественной. Сталин взял на вооружение наше героическое прошлое, традиции русской армии, вдохновил русский народ на священную борьбу в духе великих подвигов наших предков. Восстановленная в правах Православная Церковь крепила моральный, патриотический дух народа. Все это воспринималось наследниками Троцкого как предательство интересов революции, вызывало злобу. Солженицын в письме к другу не скрывал своей враждебности к переменам в идеологическом курсе государства.., который и позволил нам одержать победу над гитлеровской Германией.

Есть своя логика в том, что, связав свою судьбу с Троцким в войну, Солженицын косвенно оставался с ним и в дальнейшем. Известно, что на стороне Троцкого в 1920-х годах был Хрущев, чего он не отрицал, когда в 1957 году в попытке устранения его от власти один из старых партийных руководителей напомнил об этом. Правление Хрущева отмечено такими поистине революционными взрывами, как массовый погром православных храмов, превышающий даже погром 1920-х годов, преследование верующих, изъятие у колхозников приусадебных участков, авантюристские реформы. И, конечно же, пресловутое «разоблачение культа личности», тотальное оклеветание Сталина, породившее нигилистическое племя «детей XX съезда», будущих разрушителей великого государства. Не случайно Хрущев поддержал Солженицына, дал ход его повести «Один день Ивана Денисовича». Обоих роднит мстительная ненависть к Сталину. Причем уровень их понимания зла настолько элементарен, примитивен, близорук, что виновником всех преступлений против нашего народа они видят только одну личность. Как будто в мире, лежащем во зле, все зависит от одного человека. Ведь руки того же Хрущева в крови по локоть от его репрессий в те же тридцатые годы в Москве, на Украине. Тот же Солженицын приветствовал расстрел невинных людей у Дома Советов 3-4 октября 1993 года. Как автор, он «В круге первом» провоцировал своего Спиридона бросить атомную бомбу на Москву, превратить в прах миллионы людей, лишь бы уничтожить ненавистного ему Сталина. И все это под лицемерным лозунгом «жить не по лжи». (И в одном из своих выступлений последующих лет на эту тему писатель-фронтовик Михаил Петрович Лобанов с горькой усмешкой будет отмечать, что Солженицын буквально замордовал нас своим заклинанием «жить не по лжи», словно показывая на практике, чего стоит его претензия на учительство; что он возведен нынешним либеральным режимом в России в некоего «светоносца» (слово Ахматовой), его клеветнический «Архипелаг ГУЛАГ» включен в программу школьного чтения, отравляя сознание молодого поколения, сея семена ненависти к героическому прошлому нашего народа. Прививая русским детям ненависть не только к великой советской эпохе, но и к своим дедам. – Подчеркнем, что публикуемая нами беседа издателя журнала с «признанным патриархом отечественной патриотической мысли»состоялась еще за несколько лет до того, как «Архипелаг ГУЛАГ» был введен в школьную программу — прим ред.). 

 

Солженицын, Зиновьев и Ко


Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 179; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!