Тема 3.Параметры личности исследователя.
Картину личности человека науки, рисуемую при помощи обычных психологических методов, необходимо существенно корректировать. Она является полной только тогда, когда отображенные в ней свойства личности находятся в полном взаимодействии с особенностями исследовательской деятельности. Характер этой деятельности такой, что его психические составляющие связаны с социальными и логико-познавательными в целостной, исторически изменчивой системе.
Наука создается и отображается по логико-познавательным нормам и правилам. Изобретая и разрабатывая свои предположения и учения, каждый ученый созидает интеллектуальные продукты в их пределах. Он создает их в социальной атмосфере, согласовывая с голосами других искателей надежного знания об исследуемом объекте. Поэтому он реализует себя благодаря тому, что его самоценные психические свойства интегрируют заданное объективной логикой научного познания и социокультурным контекстом.
Речь должна идти не о том, чтобы перечеркнуть запечатленное в традиционных психологических терминах, а о такой стратегии которая, сохранив в исторически апробированных терминах информацию о психической реальности, преобразовывала бы их смысловую ткань. Вектор преобразования же должен быть направлен к роли, исполняемой личностью в драме научного творчества.
Эта драма не является только психологической. Из этого следует, что понятия, представляющие психический облик «обитателей» мира науки, смогут эффективно работать только тогда, когда их психологическая сердцевина пронизана нитями, которые неразрывно соединяют ее с предметным и коммуникативным в триадической системе.
|
|
|
Идеогенез.
Под идеогенезом понимают появление и развитие у конкретного исследователя таких идей, которые приводят к открытиям, заносящим его имя в список хранимых памятью науки публикаций. С самого начала этот исследователь продвигается по вехам, до него намеченным другими. Его теоретические размышления сообразуются с тем, что ими испытано в различные времена. Исследователь способен сотворить свои новые решения только усвоив преподанные былыми искателями научных истин уроки. При переходе к другому уроку может меняться не только содержание мышления, но и его стиль, его категориальные ориентации. И тогда в идеогенезе выступает малая логика развития индивида с его лица необщим выраженьем. Как известно, у «большой» логики научного познания есть свои внутренние формы, которые изменяются в его историческом безличностном движении. Можно предпринять попытки их возрождения, абстрагируясь от психической организации субъектов, во взрывах творческой активности которых эти формы создавались. В реальности же вне подобной психической организации, пронизанной идеогенезом, никакое построение и изменение научного знания невозможно.
|
|
|
Представления о машинообразности поведения (или деятельности мозга) у Декарта, Павлова и Винера существенно отличались. Каждое из них зафиксировало одну из сменявших друг друга фаз всемирно-исторической логики развития научного познания. Метафора «машина» обозначала интеграцию двух глобальных принципов этого познания: детерминизма и системности.
Следовательно, в этой смене суждений о машинообразности звучит голос логики перехода от одних форм причинно-системного объяснения жизненных (в том числе и психических) явлений к другим. Сама по себе логика перехода носила закономерный характер и, следовательно, подчиняла себе отдельные умы безотносительно к прозрачности рефлексии о ней.
Понятие об идеогенезе равносильно принципу трехаспектности. Оно призвано реконструировать динамику становления тех теоретических идей в исследованиях конкретных проблем, в которые поглощена личность. Этим оно характеризует личностно-психологический аспект этой деятельности. Вместе с тем динамика вызвана объективными формами эволюции знания и влиянием на нее макро- и микросоциальных факторов.
|
|
|
Рисунок идеогенеза создается заинтересованностью индивида научным сообществом и в той малой общности (научной школой), где появляются первые идеи, дальнейшая жизнь которых зависит от судьбы творческой личности.
В плане познания характера научного творчества большой интерес представляет соотношение между индивидуальным путем исследователя и общей историей коллективного разума науки, испытываемыми этим разумом, трансформациями, переходами от одних структур к другим.
В биологии изучение корреляций между развитием зародыша отдельной особи и вида привело к биогенетическому закону. Единичный организм воспроизводит в определенных (сжатых и преобразованных) вариантах главнейшие этапы развития гигантского шлейфа предковых форм. Аналогично можно перенести отношение стадий индивидуального развития творческого ума к основным периодам эволюции воззрений на разрабатываемую этим умом предметную область.
Подобная аналогия правильна, если за ее основу принимается не содержание (состав) знания, а его морфология. По ходу развития науки изменяются и способы построения ее предметного содержания. Оно объединяется с помощью определенных принципов. К ним относится, например, принцип детерминизма как главный жизненный нерв научного мышления. В его развитии сменилось несколько стадий. Индивидуальный ум, скажем, изменяется не только с содержательной стороны, но и морфологически, структурно. Это делает заманчивым сопоставление двух рядов - филогенетического и онтогенетического.
|
|
|
Применительно к проблеме взаимоотношения соматических и психических факторов в детерминации поведения организма, смена стадий в XIX веке проходила по десятилетиям:
· 30-е годы - утверждение механодетерминизма под знаком «анатомического» начала;
· 40-е - сменивший его другой вариант механодетерминизма (господство «молекулярного» начала);
· 50-е - зарождение биодетерминизма, колыбелью которого стали учения Бернара и Дарвина;
· 60-е годы - ростки биопсихического детерминизма в исследованиях Гельмгольца и др.
Переходя от этого уровня, Сеченов пришел к исследовательской программе, которая открыла перспективы изучения психической регуляции поведения с позиций новой, более высокой формы его детерминистского анализа.
Проанализировав динамику творчества Сеченова в контексте исторического движения психологического познания, можно уверенно сказать, что его интеллектуальный онтогенез воспроизводил в известном отношении (в кратких и преобразованных формах) филогенез научной мысли. Если это не единичный случай, а закон, то его можно – в соответствии с биогенетическим - назвать идеогенетическим.
Категориальная апперцепция.
Понятие об апперцепции было введено сначала Лейбницем, а затем Кантом (от латинского ad - к, perceptio - восприятие) для обозначения воздействия прежнего интеллектуального обобщения на снова познаваемое содержание. По Канту, трансцендентальная апперцепция (от латинского: transcen-dens - выходящий за пределы) - это формы и категории, которые служат предпосылками опыта, делают его возможным. Кант имел в виду общие формы и категории разума (субстанция, причинность и многое другое).
Но эти общие формы означали единство любого мыслящего субъекта, определяющее синтетическое единство его опыта. Применительно же к данному контексту выдвигается тезис о функциях не любого субъекта, а субъекта научного познания, единство мышления которого об исследуемом предмете обеспечивают специальные научные (а не только философские) категории. Они, по утверждению Канта, априорны, т.е. предваряют опытное изучение объекта данным ученым. Но их априорность для него обеспечена историческим опытом.
Категориальный строй аппарата науки правит мыслью ее людей объективно и меняется независимо от их индивидуальной судьбы. Но он играет роль апперцепции в их психологическом восприятии проблем и перспектив их разработки, влияя на динамику теоретических взглядов, на переосмысливание эмпирически данного, на поиски новых решений.
Полные различия в категориальной апперцепции привели к противостоянию Павлова с американскими бихевиористами по поводу условных рефлексов. У Выготского важнейшие нормы его категориальной апперцепции определил постулат об исконной зависимости сознания от культуры (ее знаковых систем), выступающей в роли «скульптора» психических функций в социальном обстоятельстве развития.
Понятие о данном обстоятельстве заменяло основную формулу науки о поведении: «организм – среда» (биологический детерминизм), на следующую: личность-общение-культура.
С открытием механизма условных рефлексов И.П. Павлову, для того, чтобы далее благополучно идти в новом направлении, нужно было поменять былой способ видения и интерпретации исследуемой реальности, смотреть на нее сквозь кристалл измененных категориальных схем. Основой служила причинно-системная матрица биологического детерминизма (с ее категориями эволюции, адаптации, гомеостаза и др.). Основываясь на эти постоянные, Павлов не обходится только ими, и вводит вспомогательные для причинного объяснения динамики индивидуального поведения. Таковы сигнал, подкрепление, временная связь и др. Они и составляли ту интеллектуальную апперцепцию, сквозь излучение которой ему теперь был виден каждый лабораторный феномен. Они дали возможность проникнуть в общий строй поведения, неизведанные тайны которого захватывали мысль Павлова на всю жизнь.
Категориальная апперцепция у А.А. Ухтомского формировалась как эффект тех нововведений, которые были внесены в главные объяснительные принципы и категории, образующие основу науки о поведении. Здесь происходит обогащение детерминизма, который, сохраняясь как константа научного познания, приобрел новые характеристики. Важнейшая из них - саморегуляция. Под ней понималось не неожиданное изменение поведения, безразличное к воздействиям внешней среды, а присущая организму активность, направленная на трансформацию этой среды.
Доминанта, - по определению автора этой категории, - это временно господствующий рефлекс. Но какова природа поведенческого акта, обозначенного данным термином? Активность, регулируемость интегральным образом мира, построение проектов действительности - эти признаки остаются неразличимыми, пока организм трактуется как существо, приводимое в действие только под влиянием внешних толчков, мотивируемое только гомеостатической потребностью, реагирующее только на одиночные раздражители и ориентирующееся во времени только в пределах данного мгновения. На первый взгляд модель, отвергнутая Ухтомским, походила на павловскую. Но он воспринимает учение И.П. Павлова другими глазами. Наиболее важная и радостная мысль в учении дорогого И.П. Павлова заключается в том, что работа рефлекторного аппарата не есть топтание на месте, но постоянное преобразование с устремлением во времени вперед. Вместе с категорией рефлекса в апперцепцию Ухтомского входили в общий ансамбль и такие категории как торможение, интегральный образ, в противовес ощущению как последнему элементу опыта, предвкушение и проектирование среды и др.
Здесь важнейшим нововведением стало введение понятия об истории системы, притом трактуемой в плане развития, которое вызвано распространением организма по отношению к среде.
Из числа категорий, введенных Ухтомским в аппарат науки о поведении, особое место заняли категории личности, которыми характеризовалось своеобразие доминант, отличающих поведение человека (а тем самым и его среду, и его мотивацию) от других живых существ.
Внутренняя мотивация.
Так как основная цель деятельности ученого это - создание нового знания, то внимание прежде интересует ее познавательный аспект. Обсуждаются логика развития мышления, роль интуиции, эвристики как интеллектуальных приемов и стратегий решения новых задач и т. п. В то же время необходимо обратиться и к мотивационным факторам научного творчества.
В психологии существует два вида мотивации - внешняя и внутренняя. О тех исследователях, энергию которых поглощают ими самими выношенные идеи, принято говорить, как о внутренне мотивированных. А если же эта энергия подчинена другим целям и ценностям, кроме научной истины, о них говорят, как о движимых внешними мотивами.
Понятно, что ко второй категории мотивов относится жажда славы. В отношении таких мотивов, как любовь к истине, преданность собственной идее и т. п., то здесь с позиции исторической психологии науки следует предупредить о абсолютной принадлежности их к разряду внутренних мотивов. Сам субъект - конечная причина идей, впитывающих его мотивационную энергию. Возникновение этих идей обосновано внешними по отношение к личности объективными обстоятельствами, которые заданы проблемной ситуацией, прочерченной логикой эволюции познания. Понимая значимость этой ситуации и возможность справиться с ней, субъект бросает свои мотивационные ресурсы на реализацию появившейся у него исследовательской программы.
Мотивационная область жизни исследователя, как и любого другого человека, имеет иерархическую структуру с непростой динамикой переходов от внешнего к внутреннему.
К внутренней мотивации относят ту серию мотивов субъекта, который создается объективной, независимой от этого субъекта логикой развития науки, переведенной на язык его собственной исследовательской программы. Также прослеживая мотивационную биографию ученого, следует принять во внимание существенную роль для его будущего выбора внешних обстоятельств.
Мало кто знает, что И.П. Павлов, став военным медиком, поначалу был (как и Сеченов) мотивирован на изучение психологии. Из его писем к невесте можно узнать, что у него «были мечтания» взяться за объективное изучение психологии молодых людей. В скором времени Павлову пришлось отказаться от своих мечтаний. В объективной логике научного познания, а тем самым и для внутренней мотивации, способной подвигнуть на реализацию замысла, предпосылки еще не сформировались. Но внешний мотив, связанный с замыслом приложения объективного метода (как в физиологии) к поведению, переродился через двадцать лет в программу особой экспериментальной психологии.
В области творчества, так же, как и в других сферах человеческой жизни, мотивы имеют свою объективную динамику, которая несравненно сложнее того, что отражается в самоотчете субъекта.
Наука имеет свою логику развития, вне которой не могут быть объяснены не только те интеллектуальные преобразования, которые происходят в голове ученого, но и изменения в мотивах его деятельности. Между появлением идеи и приобретением ею мотивационной силы (т.е. превращением ее в побудительное начало исследования) могут пройти десятилетия. Так было и с восприятием Павловым сеченовской рефлекторной концепции.
Какой бы ни была мотивация, старающаяся защищать наилюбимейшие, но неперспективные идеи, она в итоге оказывается внешней. Поскольку неперспективность значит неспособность мысли продвигаться в предметном содержании, приобретать новые знания, уподобляемые системой науки. Но тогда становится ясно, что энергия, которая расходуется на поддержку уже не способной работать мысли, должна черпаться не из общения с предметом, а из других источников - стремления сохранить свою позицию, авторитет и т. п. А это, конечно, - мотивация внешняя. Внутренняя мотивация зарождается в контексте взаимодействия между запросами логики развития науки и готовностью субъекта их реализовать.
Много лет мотивационная, удивительная по напряженности энергия Павлова была сосредоточена на экспериментальном изучении отдельных физиологических систем (кровообращение, пищеварение). К началу XX века она перенеслась на новое проблемное поле, скорее всего, из-за снижения эвристического потенциала прежних исследовательских программ. Они не сулили новых успехов столь же значительных, как прежние. И, продолжая экспериментально изучать работу пищеварительных желез, он выбирает новое направление.
К функции одной из малых желез - слюнной - Павлов подошел с позиций, которые вывели его далеко за пределы ее предназначения в работе пищеварительного аппарата, в огромный мир законов, по которым живые существа взаимодействуют со средой. Гениальность павловского выбора сначала была незаметной. Но затем произошел крутой поворот в мотивационной направленности его научных исканий. И он был обусловлен не его выдающимися личными качествами. Внутренний мотив, являясь неотчуждаемым от субъекта, создается внешней по отношению к указанным качествам, объективной логикой развития научного познания. Именно ее запросы улавливают с различной степенью проницательности отдельные умы, из-за чего активизируется мотивационный потенциал творчества. Павлов, как отмечалось, пришел в науку в эпоху триумфа биологического детерминизма, принципы которого вобрал в себя вместе со всеми натуралистами его эпохи. Отвергнув прежние механистические воззрения, они исследовали животный мир, опираясь на новую причинно-системную матрицу. Однако ни одно из новых направлений, изменив коренным образом научное знание о живой природе, о законах ее эволюции, еще не утвердило своих принципов применительно к сфере отношений с окружающей средой отдельной особи как целого. Это создавало проблему, вовлекшую в свою неразгаданную структуру исследователей различной ориентации. В недрах логики науки, ставившей эту исследовательскую задачу перед ученой мыслью эпохи, появлялись предпосылки к ее решению, и тем самым у субъектов творчества формировалась внутренняя мотивация.
В понимании обстоятельств, определивших формирование интересов ученого, выбор им определенного направления, принятие или отклонение гипотезы, образование психологического барьера, препятствующего адекватной оценке точки зрения другого исследователя, и т. п., мы не продвинемся до тех пор, пока не перейдем от чисто логического анализа в область мотивации, которая требует такого же объективного подхода, как и другие факторы деятельности ученого.
Почему Гете годами вел непримиримую борьбу с теорией цветного зрения Ньютона? Почему Сеченов почти всю свою энергию экспериментатора отдал не нервным центрам, а химизму дыхания? Почему Павлов и Бехтерев, оба исходившие из принципа рефлекторной регуляции поведения, не признавали достижений друг друга и враждовали между собой? Нельзя ответить на эти и подобные им вопросы, не приняв в расчет своеобразие внутренней мотивации и характер ее отношений с внешней мотивацией.
Таким образом, и эвристичность понятия о внутренней мотивации обусловлена тем, что, будучи психологическим по своей категориальной плоти, оно не сводится к версии, согласно которой, в противовес внешней мотивации, внутренняя мотивация исходит от служащего для нее конечной причиной энергетического «запала» субъекта и только от него. На самом деле же она в условиях научной деятельности формируется у индивида объективной проблемной ситуацией (исторический аспект) соотношением интеллектуальных сил в научном сообществе (социокультурный аспект). Только тогда в этой системе отношений психологический аспект обретает перспективу актуализировать свою уникальность и личностность.
Оппонентный круг.
Термин «оппонентный круг» ввел М. Г. Ярошевский для исследования общений ученого с точки зрения связи динамики его творчества от конфронтационных отношений с другими учеными. Из происхождения понятия «оппонент» следует, что предполагается «тот, кто возражает», кто выступает в роли оспаривающего чье-либо мнение. Далее разговор пойдет об отношениях ученых, возражающих, отрицающих или оспаривающих чьи-либо представления, гипотезы, выводы. У любого исследователя есть свой круг таких лиц. Несомненно, оппонентный круг имеет различную конфигурацию. Его может сформировать ученый, когда бросает вызов коллегам. Но его образовывают и сами ученые, не принимающие его идеи, когда расценивают их как угрозу для своих идей (следовательно, и своей социальной позиции в науке) и поэтому защищающие их в форме оппонирования.
В следствие того что конфронтация и оппонирование совершаются в месте, контролируемым научным сообществом, вершащим суд над своими членами, ученый обязан не только принимать к сведению мнение и позицию оппонентов для того чтобы понять степень надежности своих оказавшихся под критикой данных, но и отвечать этим оппонентам. Его отношение к их возражениям не ограничивается согласием или несогласием. Полемика, пусть даже и скрытая, становится причиной работы мысли. В связи с этим вспоминаются суждения М.М. Бахтина о том, что авторская речь составляется с учетом «чужого слова» и без него была бы другой. Таким образом, в процессе познания мысль ученого регулируется коммуникацией не только с объектами, но и с другими исследователями, изрекающими по поводу этих объектов мнения, отличающихся от его собственных. Следовательно, текст, по которому история науки воспроизводит движение знания, необходимо рассматривать как эффект не только интеллектуальной активности автора этого текста, но и его коммуникативной активности.
При исследовании творчества основной акцент как правило ставят на первом направлении активности, в первую очередь понятийном (и категориальном) аппарате, который использовал ученый, формируя свою теорию и приобретая новое эмпирическое знание. Вопрос же о том, какое значение имеет столкновение с другими субъектами - членами научного сообщества, представления которых были им оспорены, затрагивается только в случае открытых дискуссий. Вместе с тем, как за всяким продуктом научного труда стоят невидимые процессы в творческой лаборатории ученого, к которым чаще всего причисляют построение гипотез, деятельность воображения, силу абстракции и т.п., также в создании этого продукта незримо принимают участие оппоненты, с которыми он ведет скрытую полемику. Несомненно, скрытая полемика достигает наибольшего напряжения при продвижении идеи, который претендует на кардинальную перемену в устоявшемся своде знаний. Это и понятно, так как сообщество должно обладать «защитным механизмом», препятствующим «всеядности», немедленной ассимиляции каждого мнения. Отсюда следует и то естественное сопротивление сообщества, которое необходимо преодолевать любому, претендующему на признание за его вкладом новаторского характера.
Признавая социальность научного творчества, следует иметь в виду, что помимо макросоциального аспекта (который охватывает как социальные нормы и принципы организации мира науки, так и сложный комплекс связей между этим миром и обществом) имеется микросоциальный. Он представлен, в частности, в оппонентном круге. Но в нем первоначально воплощено также и личностное начало творчества. На уровне рождения нового знания - говорится ли об открытии, гипотезе, теории или исследовательском направлении - мы предстаем лицом к лицу с творческой индивидуальностью ученого.
Отличие русского и американского путей создания науки о поведении сформировало при столкновении лидеров оппонентный круг, в котором Павлов подверг критике попытки разрабатывать эту науку, пренебрегая зависимостью организации действий от нейродинамических структур и сигнально-знаковых отношений с объектами среды.
Как это ни удивительно в оппонентном кругу Павлова встречаются ученые, защищавшие модель рефлекса, на первый взгляд идентичную его собственной. Здесь причиной оппонирования, скорее всего, были претензии, носящие фактически личностный характер, которые были лишены научного смысла, так как терялось главное предназначение оппонентного круга: продвинуть знание об объекте на более адекватный реальности уровень. Таковы, в частности, притязания на приоритет. И сам Павлов не был лишен этих притязаний. При всем при том, как было показано на взаимоотношениях между Павловым и Бехтеревым, хотя оба и стояли на позициях рефлекторной теории, сформированный ими оппонентный круг появился из-за логико-научных отличий в позициях этих двух исследователей.
Для того, чтобы соформировать оппонентный круг, ученый обязан быть мотивирован. Ведь участие в полемике, критический анализ теоретических воззрений, признанных неприемлемыми, защита и развитие в противовес их собственной позиции - все это требует совмещение интеллектуальной работы с затратами, порой колоссальными, мотивационной энергии.
Дата добавления: 2018-06-01; просмотров: 1173; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!