Исключительное и неестественное

Лилит Сэйнткроу «Дело о красной чуме» («Бэннон и Клэр» - 2)

Перевод: Kuromiya Ren

 

Незнакомцам

 

С сожалением сообщаю Читателю, что я, как они говорят, вольно обращалась с Историей. Она не против, а некоторые читатели могут возмутиться. Могу лишь сказать, что почти все ошибки и неточности, если есть, были выбраны с любовью, а остальные – результат недостатков даже лучшего Исследования для написания почти исторической книги. Все по вине вашего покорного слуги, скромного автора.

А теперь, мои лучшие и верные Читатели, приглашаю вас снова в Лондиний, где поднимается дым, блестит магия и щелкают механизмы…

 

 

Глава первая

Не так все делается

 

«Я слишком стар для этого».

Арчибальд Клэр сплюнул кровь и бросился вперед. Он быстро ткнул противника дважды в голову, надеясь исправить ситуацию. Гадкая жидкость до колена плескалась, темная и пахнущая как на третьем круге Ада. Клэр встал прочнее, не желая думать о том, на чем скользят его туфли. Его с болью стошнило. Кровь из сломанного носа текла по горлу, и от этого желудок не радовался.

«Где этот чертов итальянец?».

Он не переживал за Валентинелли. Клэр подозревал, что у него другие проблемы, и его способности, усиленные кокой и горящие, как многоугольная звезда, подсказывали, что так и есть. И если в длинном академическом халате от кулаков Клэра страдал и почти тонул не доктор Францис Вэнс…

…то Клэр не сможет это объяснить, и его снова обгонит преступник.

Мужчина в хватке Клэра безумно отбивался. Он был под гадкими отходами, что ночью попадали в Темзу, так что не радовался. Но Клэр понимал, что его противник вот-вот утонет, его способности все же не пострадали от удара по голове в начале ночи. Его противник был ценным источником информации касательно того, где искать доктора Вэнса, и что он задумал.

И топить человека в отходах было не тем, как бы сказала Эмма Бэннон, как делаются дела.

 «С чего я подумал о ней?» - Клэр откашлялся и пожалел, ощутив еще сильнее гадкий запах, и вытащил фальшивого Вэнса из водной могилы

Выдавливая слова, что больше подходили гуртовщику или грузоманту, чем человеку, что изображал доктора Вэнса, противник Клэра повис в его узких кулаках как тряпка. Грудь Клэра неудобно сдавило, камень был за его ребрами, и он захрипел, когда его противник попытался ударить коленом по слабому месту тела Клэра.

«Плохо дело, - и Клэр выбил ноги из-под него и окунул снова, скользя на том, что покрывало дно этого кошмарного туннеля. Судя по эху, эту часть коллектора Лондиния построили из медленно крошащегося кирпича, и потому они были не такими и древними. Новое чаще всего было крепким, но не всегда. До этого даже коллекторы предпочитали строить из цельного камня. – Прекрасное замечание. Или нет», - он снова откашлялся, радуясь, что не видит цвет жидкости, что сплюнул в темноте. Его лицо будет маской из синяков завтра.

Он снова вытащил мужчину из отходов и пожалел, что его чувствительный нос не мог выключиться на время.

- Не глупите! – рявкнул он, и эхо рассказало ему о размере туннеля. Довольно большой, и звук громко разлетался по округе. Его способности посчитали даже, с какой скоростью текут отходы, и быстро сообщили ответ, и Клэру повезло, что поток был слабым, иначе его бы уже сбило с ног, и он бы утонул. – Вэнс! Где он?

Противник перед ним скривился, раздался хруст зуба. Другой странный звук прозвучал поверх плеска. Нездоровый блеск показался на лице странного цвета под тонкими черными волосами, крючковатый нос морщился от вони, Клэр увидел гнилые зубы, и мужчина завыл от хохота.

 «Боже, что…»

Смех становился громче, мужчина в его хватке забился в конвульсиях. Грязь разлеталась, и Клэр выругался так, что потряс бы даже мисс Бэннон, которая порой издавала такие тирады, что даже бандиты покраснели бы.

«Ядовитый зуб расколол. Конечно», - запах мешал ему понять, что за яд там был, чтобы вовремя остановить его.

Доктор Вэнс был готов пожертвовать парой прихвостней. Они были пешками, жизнь у таких в Лондинии была дешевой. За шиллинг они совершили бы даже убийство, может, несколько раз за ночь в глубинах города. Или даже днем.

Клэр снова выругался, потащил застывшее тело к входу в туннель. Он прекрасно помнил, как вывалился из соседнего туннеля с плеском в это чудесное место, встряхнув кости. Камень в груди снова сжался, левое плечо тоже жаловалось. Он мог потянуть его. Он преследовал доктора по всему Лондинию дня два, лишил его приза… как Клэр надеялся.

- Э, mentale, - сухой голос с акцентом, падение в густую воду почти без шума. – Ты сегодня громкий.

- Ядовитый зуб! -  Клэр едва дышал, почти не мог терпеть, но был рад увидеть убийцу-неаполитанца, который, как обычно, не задавал бесполезные вопросы. Вместо этого темноволосый Людовико Валентинелли прошел с плеском, но изящнее нанимателя, и забрал у Клэра тяжелого противника. Стало вонять другим.

Мужчина опустошался. Запах был четче, но не лучше.

Клэр едва дышал, он закашлялся.

- Проклятье, - выдавил он. – Вот гад!

- Поздно, - Людо был, как обычно, бодрым. – Он поднялся к Небесам, синьор. Или улетел в Ад, кто знает?

- Н-неси т-тело, - почему зубы стучали? Его грудь сдавило еще сильнее, оковы сжимались на ребрах. – В-вскрытие.

Людо это забавляло. Он мрачно посмеивался.

- Инквизитором тебе не быть, - он потащил тело к выходу, взвалив его без усилий. А потом убийца вернулся к Клэру, которому вдруг стало сложно стоять прямо. – Mentale?

«Странно. Не могу дышать. Хотя тут и не хотелось бы, но все же…»

- В-в-вал…

Он все еще пытался произнести имя Валентинелли, когда боль пронзила его грудь и повалила его. Тьма была полна того, в чем джентльмен не хотел бы пачкать одежду. И тут звезда способностей Клэра угасла.

 

Глава вторая

Наказание герцога

 

В крепких и ухоженных стенах дома 34½ на улицу Брук, Мэйефейр, в Лондинии резко прервалась тихая активность.

- Стрига! – завопил знакомый голос, и Эмма Бэннон, Прима-волшебница, спешно спустилась по лестнице, шурша шелками. Микал уже был там в белоснежной рубашке, и он снял тело мертвеца и опустил на пол. Она ощутила запах.

«Боже, что это?» - ее не до конца застегнутое платье трепетало, пока она шевелила пальцами, и очищающие чары поднялись и обожгли воздух ее прихожей с паркетом. Ее темные кудри, почти уложенные в предвкушении бала леди Уинслет, упали на лицо, когда она знала длинный крючконосый труп, который, вопреки ее ожиданиям, хрипло вдохнул, держась за левое плечо и странно дергаясь.

Рядом с ним был Людовико Валентинелли со следами сыпи на лице и пустыми глазами, он тоже был в отходах, но ей было некогда морщить нос.

Ее другой Щит, высокий темноволосый Эли, прибежал к ним. Он дальше продвинулся в своем наряде, чем Микал, ведь они шли сегодня с ней. Но его рубашка была не застегнута, а пиджак сбился.

Дыхание Клэра клокотало.

«Ангина. Это его сердце», - поняла она, искра жизни в теле Арчибальда Клэра дымилась, как свеча в комнате со сквозняком.

- Несите христали диджиталию! – рявкнула она, и Эли послушно убежал, перепрыгивая сразу три ступеньки. Ее кабинет впустит его, и он знал достаточно, чтобы не трогать эксперименты, что не были закончены, особенно эфирный коммистерум. – Людо, что это? – она не ждала, что он ответит.

- Стрига… - у неаполитанца не хватало слов, но Эмма уже была на коленях. Она была босой, до бала еще оставалось время, а она хотела лишь немного опоздать. Сделать это со вкусом.

Нужно было прийти позже намеченной жертвы. Всегда было полезно удивить добычу.

Микал, чьи желтые глаза пылали в тусклом свете прихожей, даже не посмотрел на итальянца, а схватил Клэра за плечи.

Великое слово сорвалось с губ Эммы, растеклось кровью, искрясь красными огоньками магии. Четыре простых серебряных кольца на ее левой ладони засияли, она потянула из них запасенную эфирную силу, тяжелые гранатовые серьги раскачивались у щек, греясь и искрясь. Ей потребуется сила, которую она запасла на ночь, но она не переживала из-за этого. Ее правая ладонь с большим кровавым камнем в серебряной оправе на втором пальце, прижалась к груди Клэра, ее чувства расширились. Она заметила источник проблемы, проверила его плоть несколькими нефизическими чувствами, и горькая решимость вспыхнула в ней.

«Еще рано, сэр. Я этого не позволю».

Сердце, решительная мышца, подрагивала от ее эфирного давления. Эмма заставляла его биться в ритме ее сердца, она резко выдохнула, сосредоточившись. Тело пострадало, да, но орган работал.

Она не была удивлена. Ее ментат мог быть ужасно упрямым.

- Золотая сфера в библиотеке, - услышала она себя. – Три пера сокола. Микал. Принеси.

Он не возразил, оставив ее одну и отвлеченную с Валентинелли. Это было хорошо, потому что уставшее сердце Клэра начало сопротивляться давлению ее воли, и волшебница была занята движением крови Арчибальда Клэра в нужном ритме. Ее Черная дисциплина хотя бы давала обширные знания процессов в теле, и Эмма продлевала жизнь Клэра.

«Надеюсь, его способности не пострадали, - поток эфирной энергии из ее ладоней усилился и обжигал. Ментат, логическая машина в хрупкой плоти, закашлялся и содрогнулся снова. – Странно, теперь он выглядит старше», - может, просто цвет кожи был плохим. Но он и не был юношей. Ему было тридцать три, когда она его встретила, и годы после этого истощали его по капле.

И Клэр не мог перестать попадать в самые поразительные неприятности. Он не мог много отдыхать, и это сказывалось на его физическом состоянии.

С ее губ срывалось пение, язык Исцеления, что с неохотой ее слушался, ведь ее дисциплина не была Белой. И все же она была Главной, так что ее воли хватало, чтобы подчинить даже самую неуступчивую ветвь магии.

От раскатов пения весь дом вдруг ожил треском, и его слуги ощущали огромную магию, что текла по коридорам, но они не перестали выполнять свои дела.

Прибыл Эли, не задыхаясь, но с растрепанными волосами. Он отмерил два кристалла ядовито-лиловой диджиталии, бросил их в рот Клэра, раскрывающийся, как у рыбы, и зажал челюсти ментата на пару секунд, чтобы кристаллы остались внутри. А потом он сел на пятки и смотрел, как лицо волшебницы сияет от золотых символов на плоти, пока она отчасти пела, ее вечернее платье сбилось, и белые плечи вздымались над серебряными и белыми кружевами. Символы, древние руны Колеса и Плуга, Камня и Цветка и другие, что не хотели быть названными и произнесенными, появились и на коже Клэра. эли взглянул на убийцу-неаполитанца.

- Похоже, ночка у вас была тяжелой.

Людовико пожал плечами. Он не скалился из-за тревоги. Может, его губы засохли от грязи, размазанной по его лицу, словно он окунулся в сточную канаву. Под этой маской его цвет был плохим, хотя его крысиные черты и не цвели красотой раньше. Грязь хотя бы скрыла следы оспы на его щеках.

Микал вернулся, сверкая желтыми глазами, и отодвинул другого Щита. В одной руке он держал шар золотого цвета размером с персик, три пера в черной субстанции трепетали в другой. Волшебница, взгляд которой был наполнен темным присутствием, чуть покачивалась, напевая. Символы сияли красным, бегали по ее левой стороне, собираясь под ребрами и огибая ее бледную грудь, словно придерживая ладонью.

Ее песня содрогнулась, и ментат извивался по паркету, а Микал склонился с шаром и перьями.

Кто знал, какие предметы нужны для магии? Это искусство было по своей сути иррациональным. Многие маги были сороками, ведь не могла понять, какой физический предмет потребуется для Работы. Некоторый Главные водили носом с презрением и говорили, что лучшая магия не была привязана физически… но те, кто использовал магию на практике, понимали, как желанна легкость, с которой выполнялась Работа, прикованная к предмету.

Магия вспыхнула, эфирная энергия на миг стала видимой, и Людовико Валентинелли перекрестился, бормоча проклятия на своем языке. Его лицо под грязью было белым.

Сфера и перья пропали, их физическая материя распалась, чтобы дать топливо для невозможного. Пение стало теплым и расслабленным, воздух задрожал, покалывая. Веки Клэра трепетали, но он уже не был пепельным. Здоровый цвет вернулся на его узкое лицо.

Медные символы плавно спускались от губ Эммы Бэннон. Она склонилась над ментатом, обхватила его и выдохнула на его лицо. Его тело снова содрогнулось, и волшебница чуть расслабилась, убрала ментальную хватку на восстановленной мышце в груди. Последние строки, ее нос сморщился от едкого запаха, и язык Исцеления оставил ее.

Она обмякла, и Микал тут же до боли сжал ее плечи горячими мозолистыми руками. Эмма моргнула, тусклый свет ужалил ее внезапно чувствительные глаза, она все еще ощущала вкус субстанции, что текла по крови Клэра.

«Хмм. Конечно, он выглядел потрепанно в последнее время. Вкус у этого отвратительный».

Лицо Микала было напряженным.

- Он будет жить, - она обрадовалась своему голосу. На миг она даже почти…

«Испугалась», - но это нельзя было показывать.

- Он будет жить, - повторила она тверже. – А теперь уберем бардак. Мне еще на бал нужно успеть, чтобы наказать герцога.

* * *

Приданое леди Уинслет восстановило состояние семьи ее мужа, хотя она и не попала в высшие слои общества, ее вкус и суждения были неплохими. Она переделала красиво дом, сделав его подходящим титулу ее мужа. Недавно она начала приглашать разных людей в свой салон, поддерживая определенных многообещающих членов королевского общества, и ее ужины хвалили. Через несколько поколений Уинслеты точно будут гордиться, что приглашали высшее общество в свою оскудевшую родословную.

Если она сможет родить наследника. Барри Сент-Джон Дуплезис-Арктон, лорд Уинслет, был негодяем, но перестал играть и пил теперь лишь немного, надеясь на наследника. У него был племянник, который подавал надежды, но в остальном Эмма считала шансы Уинслетов слабыми.

Леди Уинслет не была замешана в скандалах, она была не из тех жен, что могли родить от другого. Печально, ведь, будь она немного оригинальнее, она могла бы превзойти соблазнительных чудищ общества.

Все это были общие знания, а Эмму интересовал герцог Кейлесборо, который будет на балу. Его любовница будет с ним, и Эмма умело пустила слух, который должен был заинтересовать его.

И он проглотил наживку целиком. Потому ей нужно было присутствовать в кладовой на втором этаже, полной не сочетающейся мебели и свернутых старых ковров. Свеча в пыльном канделябре, наверное, времен безумного короля Джоджета, с трепетом озаряла сцену.

Эли выпрямился и резко выдохнул. Он не был помят, но его щеки чуть раскраснелись. Может, от смущения, ведь не ожидал, что Кейлесборо будет так бороться.

А Кейлесборо лежал на полу со связанными руками и ногами, во рту был его носок, и он сверлил Эмму мрачным взглядом голубого глаза, второй был закрыт от удара.

Для мужчины его статуса он неплохо отбивался.

Но то было не важно.

- Итак, - тихо сказала Эмма, - что нам с вами делать?

Она обратилась к испанцу вежливо, хотя он не вызывал сочувствия или восторга, его правую руку выкручивал за ним жестоким образом тихий и аккуратный Микал, лицо испанца исказилось, он плюнул в ее сторону.

Скрип, и другая рука Микала сжала шею испанца.

- Прима? – одно слово было полным жуткой жестокости, и если бы Эмма была не уставшей, а оскобленной, она дала бы Щиту сделать с мужчиной, что он пожелает. Глаза Микала горели в тусклом свете своим огнем.

За запертой дверью в коридор доносилась музыка. Ее отсутствие не заметят во время вальса, а герцога – могут.

«Им будет долго его не хватать, - тревога острыми бриллиантовыми зубами кусала спокойствие, с которым требовалось справиться с этой ситуацией. – Клэр в порядке? Надеюсь, отдыхает с удобством».

Она отогнала мысли. Она спасла его, и сейчас у нее были другие дела. Ее отношение к ментату было одним делом, а служба королеве и империи – другим.

- С одной стороны, - продолжила она, подавив отрыжку от холодного ужина леди Уинслет, сцепив ладони и опустившись на маленькое кресло, стоявшее удобно неподалеку, - вы – дипломатическая персона, сэр, и правительство Ее величества верит в соблюдение формальностей. Будет плохо, если член августейшего общества этой голубки Изобелии пропадет.

Дон Игнацио де ла Хоя почти побагровел и шепотом проклинал ее. Он был не карлистом, что было интересно. Испанское аббатство было долгое время настроено против Изобелии, круглой и глупой королевы, у которой не было шанса против них. Но она все еще считалась правящей, и Эмма предполагала, что идея величия могла привлекать кого-то из ее подданных. Особенно, если их плохо ценили, как этот экземпляр.

Его горло почти раздавили железные пальцы Микала, резкий запах страха растекался от него волнами.

Пыльная ткань на кресле испортит платье. Ей не стоило садиться, и она долго тянула с этим делом. Но Эмма склонила голову и смотрела на мужчину. Дон Игнацио извивался в хватке Микала, и оставалось вопросом времени, когда он соберется с силами и закричит, несмотря на пострадавшее горло.

Его вряд ли услышат за весельем и музыкой, но к чему рисковать?

Он уставился на нее, вдруг его штаны начали промокать, что было жаль, ведь ткань была хорошей. От него доносился ужасный запах. Шампанское и ужас смешивались плохо, а мужчина не было послом. Он был мелким членом консульства, несмотря на то, что «дон», но она предполагала, что даже он должен был задумываться об измене.

- Думаете, что могли убить королеву незаметно? – она звучала удивленно. И ужасно спокойно. – Еще и в такой вялой манере? Но оружие, что вы принесли для этого, может нам пригодиться, спасибо и на этом. Насчет этого багажа… - она кивнула на извивающегося герцога, и Эли, уже привыкший к ней, ударил Кейлесборо по животу. Герцог еще не растолстел, но был мягче туфли Эли. – Он для нас сейчас не ценен. А вы? Думаю, и вы не полезнее.

Дон Игнацио де ла Хоя начал шепотом лепетать, но он не говорил Эмме ничего нового касательно замысла. Ему было нечего сказать, страх сделал его тупым. Его замена в консульстве будет не менее глупой, но не такой проблематичной.

«Его сердце, - размышляла она. – Что за субстанцию он использовал? Он навредил себе сильно. Тридцать пять – не старик. Ему стоило бы питаться лучше».

Она вернулась в настоящее с усилием. Микал прочитал перемену на ее лице, и хруст ломающейся шеи громко прозвучал в комнате. Свеча на столе дымилась, но магия в воске не давала огню потухнуть.

На полу стонал герцог, закатывая глаза. Его доставят в Тауэр целым и невредимым. На миг Эмма Бэннон, служащая королеве и империи волшебница, подумывала выжать из него жизнь одной магией. Будет грязно, да, но и приятно, а королеве Виктрис не придется больше бояться этого зверя в клетке. Он плохо выбрал план действий, но он мог сделать выводы из ошибки.

«Решать не тебе, волшебница», - говорила она себе. Кейлесборо был одним из немногих, кто бывал рядом с Александриной Виктрис, когда она была еще наследницей в хватке герцогини Кентской. Конечно, он не собирался жениться на ней, но хотел, чтобы герцогиня и дальше давила на свою почти коронованную дочь. Старый король дожил до коронации Виктрис и лишил герцогиню регентства, а Виктрис не дала Кейлесборо статус для воплощения амбиций. Но королева все равно хотела разобраться с ним снисходительно.

Если Тауэр можно так назвать.

Тело де ла Хоя рухнуло на свернутый ковер со стуком, подняв облачко пыли. Микал взглянул на нее.

- Прима? – он выглядел встревожено?

Магии ушло больше, чем требовалось, чтобы заманить их в эту комнату, в ее ловушку. Тревога вернулась острее. Клэр не был юным, и он прямо стремился навредить себе.

- Несите тело и герцога, - туман Лондиния сегодня был густым, он скроет все дела. – Окно за теми жуткими шторами, и проверьте, чтобы герцог не разбился. Не нужно вредить садам леди Уинслет, - она встала, взмахом пальца убрала чарами пыль со штор. Серебряные высокие туфли с кружевом были милыми, но ужасно жали, как и корсет.

«А мне лучше домой. Я стала такой скучной».

- Я вызову карету, - Микал замер, и Эмма была рада вежливости Щита.

- Мы доставим два несчастья в Тауэр.

«Хотя тело доедет не дальше рва. Его Обитатель будет рад».

Эли склонился и с тихим звуком поднял крупного и окоченевшего от страха герцога. Микал стоял и смотрел на нее. Эмма вернула маску своего обычного выражения, расправила плечи и пообещала себе ром, когда вернется.

И все же тревога не отпускала ее.

«Что-то нужно сделать с Клэром».

 

Глава третья

Горя не избежать

 

Темная мебель, большие изящные полки, полные книг и газет, включая набор нового издания «Британской энциклопедии» - слуги мисс Бэннон были, как всегда, на высоте – и тяжелый дубовый шкаф с одеждой, подобранной под Клэра. Остальная комната была приятно потрепанной, темно-красный бархат протерся, бумаги остались там же, где он их бросил при прошлом визите к мисс Бэннон.

Странно, что стул стоял у его кровати, и на нем сидела волшебница, ее хрупкое тело было охвачено эбонитовыми подлокотниками, ее вьющиеся темные волосы чуть примялись, она прислонилась к твердой спинке и спала в серебристо-голубом платье для бала. Ее детское лицо, лишенное характера во время сна, было мягким и утомленным.

Она была среднего роста и худая, но всегда удивляло, какой она была маленькой. Это забывалось, когда ее присутствие заполняло комнату так, что трещали по швам стены.

Другая диковинка стояла у двери, высокий мужчина с темными волосами и в оливковом бархатном пиджаке с любопытными туфлями. Его глаза сияли желтым в тусклом свете. Запах бумаги, чистых простыней и слабый призрак табачного дыма, а еще вечный привкус желтого дыма Лондиния, сказали Клэру, что он в комнате, что мисс Бэннон выделила для его визитов.

Он бывал тут не так часто, как хотелось бы, в последнее время. Общество волшебницы не расслабляло, но Клэру было приятно, что с ней он мог ощутить… отсутствие церемоний?

Или лучше сказать «комфорт»?

Щит, Микал, не дрогнул. Он пронзил Клэра желтым взглядом.

«Слушается. Но очень слабо, - он проверял осторожно тело. Оно слушалось, скрипя при этом. Пальцы, как сосиски, опухли, но двигались, грудь болела, словно большая рука с когтями порылась в его грудной клетке и оставила бардак. – Теперь самое важное», - он прикрыл глаза и исполнил ментальное раздвоение. Доски появились в его разуме, и он принялся за простые упражнения, которым научился в Итоне, когда его талант начал проявляться в своей силе. Способность у ментата проявлялась поздно, и учителя были добры с теми, кто показывал значительные шансы.

Но сами учителя тоже были из тех, кто пытался стать ментатом.

* * *

Через четверть часа, радостный, но вспотевший от ментальных усилий, Клэр судорожно выдохнул. Его способности не пострадали.

Мисс Бэннон звук побеспокоил, она заерзала на стуле, но снова уснула. Клэр мог рассмотреть ее, пока она спала, и это было таким новым, что он жалел, что при этом тратил время на проверку своих способностей.

«Ты уходишь от темы, Клэр. Это была стенокардия. Сильный приступ».

Глаза Микала были прикрыты. Щит прислонился к двери и почти спал. Он считал Клэра угрозой для волшебницы?

Она доставила много неприятностей врагам Британии. И она делала это, не думая о своей безопасности, что заставляло Щит все время нервничать из-за ее безопасности.

Но Микал мог не выпускать мисс Бэннон из виду… по другим причинам. Довольно личным.

Вопрос Микала занял Клэра. С тех пор, как ментат попал в общество волшебницы – хотя это было громким словом, это были скорее те, кому доверяла мисс Бэннон, и это интересовало Клэра больше – он смог добавить мало информации к цепочке Микала.

«Сердце, Клэр. Не отвлекайся».

Он был чистым, кровать пахла свежестью. Последним он помнил, как был во тьме коллектора. Он раздраженно заерзал на знакомом матрасе. Как он вообще сюда попал?

Ответ был простым. Валентинелли, конечно. Куда еще отнес бы его неаполитанец? Он был в восторге от мисс Бэннон, как и Микал.

«Как и ты. Ты все пытаешься отвлечь себя от важной цепочки дедукции. Стенокардия. Сильный приступ. Ты мог умереть».

Но он лежал тут, целый и чистый. Этот дом был безопасным.

«Мисс Бэннон точно исполнила нелогичное чудо, а теперь спит у твоей кровати. В этом платье она точно искала предателя, преступника или того, кто решил открыто пойти против королевы Виктрис. Но она спит здесь, а ты… успокоен? Встревожен?».

Проблема была в том, что эмоции были врагом Логики.

Первое: он снова потерял доктора Вэнса.

Второе: боли в груди во время охоты на этого гадкого профессора были симптомами кое-чего сильнее.

Третье: мисс Бэннон, тихо дышащая на неудобном стуле. Она мало думала о себе, и Клэру не стоило так ее беспокоить. Он ведь тепло к ней относился.

У него не было семьи, его родители остались в безопасности могил, и его братья не пережили детство. Но если бы у него остался кто-то из родственников, Клэр ощущал бы к нему то же, кто и к мисс Бэннон. Братская привязанность с примесью… тревоги?

Он мог так беспокоиться о тайфуне или урагане. Мисс Бэннон была способной… но ужасно хрупкой, женственной, и Клэр вел себя не как джентльмен, подвергая ее опасностям.

«Ты сентиментален. Эмоция – враг Смысла, ты все еще отвлечен», - если бы он не был ментатом, ему захотелось бы застонать. А так он подавил звук в себе и продолжил проверять свои способности.

- Клэр.

Он почти вздрогнул, но это Микал выдохнул слово со своего места у двери. Блеск его глаз был рассеянным, у него была кровь индуса, как догадывался Клэр, хотя родился он здесь. Микал закрыл глаза.

- Да? – прошептал Клэр.

- Вы могли уметь.

«Я не идиот, сэр».

- Да.

- Моя Прима сильно истощила себя, чтобы это предотвратить.

«Очевидно».

- Я очень благодарен.

Эмма Бэннон снова встрепенулась, Щит и ментат притихли. Когда она подвинулась к краю стула, как спящий ребенок после праздника, Микал тихо выдохнул. Стало слышно другие его слова.

- Она… вас любит.

«О?»

- Немного, уверен, - Клэр неудобно заерзал. Слабость давила на него, неподвижность причиняла боль. – Сэр…

- Она редких любит.

- Это я понимаю.

Микал нахмурился от реакции Клэра.

- Не заставляй ее горевать, ментат.

«Я смертное создание в опасном мире. Горя не избежать», - его шепот в ответ был сдавленным, как его спина:

- Постараюсь, сэр, - разве ему не напомнили о его смертности тревожным способом? А потом еще и о том, что он плохо обходился с… другом?

Да, мисс Бэннон была другом. Он словно имел дело с большим и не до конца укрощенным хищником. Магия была нерациональной, хоть Эмма Бэннон и была практичной.

Щит притих снова, даже сияние его глаз потускнело. Клэр лежал в полумраке, разглядывал нежную ладонь Эммы Бэннон, расслабленную во сне, пока не уснул сам.

 

 

Глава четвертая

Завтрак и одиночество

 

Бежевая комната для завтрака была залита дождливым утренним светом Лондиния, полупрозрачные сферы окружали папоротники и тихо напевали колыбельные. Белая мебель сияла, весь дом урчал как кот, радуясь, что хозяйка дома, и слуги были заняты делами.

- Можно было прислать мне записку, - сухо отметила Эмма, наливая свежий чай. – Или не забыть кулон, что я вам дала, - ее спина протестовала из-за сна в корсете и на неудобном стуле, так что ее настроение было не из лучших, когда она проснулась. Она специально выбрала стул, думая, что неудобства не дадут ей уснуть после усталости ночи, блеска бала и ожидания жертвы.

Одним герцогом меньше стало с утра в Лондинии, еще один предатель попал в Тауэр и был казнен. Доказательства были обвиняющими, и Эмма их знала. Кейлесборо мог бы подкупить кого нужно и убежать…

…потому королева и вызвала ее убирать все эти шансы, да?

Эмма Бэннон этим и занималась. Желание убирать осталось с ней после детства, проведенного в трущобах.

- Я предположил, что вы были заняты, мисс Бэннон, - печальное лицо Арчибальда Клэра было бледным. Он принял чашечку, но его руки с большими костяшками не дрожали. – Это казалось пустяком.

«О, да, доктор Вэнс – пустяк. Прекрасно».

- Конечно, - она налила себе чаю, глядя на янтарную жидкость. – И что хотел этот пустяк?

- Некий египетский артефакт, - Клэр заерзал, впившись руками в костлявые колени. Он был ужасно худым.

Конечно, он был ее гостем за столом не так часто, как хотел, эти месяцы. Она подумала бы, что их дружба остыла, если бы не знала о его одержимости Вэнсом.

- Хм, - она издала звук, что не определял толком ее реакцию. – Клэр, если не хотите говорить, все в порядке. Но не заставляйте тянуть из вас ответ силой. Просто скажите, что это не мое дело, и мы перейдем к другим темам.

- Это даже и не дело, - он заерзал снова. – Я думал, вам будет скучно. Я знаю, как вы относитесь к доктору Вэнсу.

- Мое отношение такое из-за того, что вы слишком много времени размышляете о нем. Прямо как по возлюбленному, - она опустила чашку и изящно подцепила серебряной вилкой сосиску. К счастью, ее физические силы было просто пополнить, а золотой поток эфирной энергии Прилива заполнил ее и ее украшения волшебной силой. Остальную усталость пока можно было отогнать.

Тишина Клэра показала, что она попала по больному. Ментатом двигала логика, но порой он был таким ранимым. Дождь усеивал окна, капли шептались на своем языке, стекая по золотым символам.

- Этот артефакт, случайно, не Глаз Бастет? – она решительно отрезала кусочки от сосиски, спина была прямой.

«Леди едят кусочками», - призрак Примы из Коллегии с осиной талией мелькнул в ее памяти со знакомой песнью шелковых юбок.

Прима Гринод была строгим учителем, но настойчивым и справедливым. Ей стоило подражать, хотя ее жестокость была легендой среди детей в Коллегии. Примы жили долго, но Гринод, казалось, держали на этой стороне горечь и желчь.

Тишина Клэра затянулась. Он выглядел плохо, как решила Эмма, поглядывая на него и оценивая.

«Может, не стоило говорить ему», - может, ей стоило спросить, что за странная субстанция была в нем? Она не казалась здоровой.

Наконец, он заговорил:

- Украден. Конечно. Он сбил меня в Трашнидле. Черт возьми.

- Это было утром в газетах, - она жалела, что сказала ему. – Музей растерян. Говорят о нарушителе. Мне… жаль, Клэр. Если хотите…

- Он – ментат, мисс Бэннон, - он редко говорил ледяным и вежливым тоном. Он был бледен, его глаза сильно блестели. Он покачивал ногами под столом. – Нелогичность и магия его не поймают.

«А догадки вам помогли прекрасно», - она взяла еще кусочек сосиски. Жирная, горячая, вкусная. Как и должна быть. Когда Эмма убедилась, что взяла себя в руки, она сказала:

- Возможно. Еще тост? Повар запомнил и вашу любовь к копченой рыбе.

Но Клэр смотрел на чашку.

- Так близко, - пробормотал он. – И… ах, да. Трашнидл. Он пропал из виду всего на миг. Даже Людо…

- Да, Людовико, - раздражение сделало ее резче, чем ей хотелось. – Я сказала ему позаботиться о вас, а случилось такое. Вы могли умереть, сэр, и это меня сильно раздосадовало.

Вот. Она это сказала. В комнате звенела неприятная тишина. Эмма пронзила еще кусочек сосиски с удивительной жестокостью.

- Я не хотел вызывать неудобства, - он все еще смотрел в чашку, словно мог найти Вэнса в ее глубинах. – Просто…

- Он не опасен для короны, - она старательно произнесла этот факт. – Он вор. Хороший вор, ментат, использующий способности для зла, но лишь вор. Он не стоит такого внимания, Клэр. Ее величество предпочла бы ваше внимание к другому. Вы ведь королевский, - она посмотрела на сияющее кольцо на ее втором левом пальце, изящное соединение серебра и марказита, эфирная сила в нем гудела, ее было видно Взглядом. – Есть другие дела.

- Стоило отпустить его, когда он сунул нос в…

- Клэр.

- Он украл из музея…

- Клэр.

- Черт, он так ужасен, что…

- Арчибальд.

Он затих. Аппетит Эммы пропал. Она отложила вилку и нож и смерила его взглядом, который испепелил бы его, но он все еще смотрел на чашку.

«О, ради бога».

- Я буду рада, - сухо сообщила она, - если вы выздоровеете здесь. Людовико отправился утром за вашими вещами, за тем, что относилось к делам, которыми вы пренебрегли, преследуя своего профессора, и за тем, что необходимо вам тут на длительный срок, - она не дала себе отчитать его с усилием воли.

- Думаю, слугам сообщили о моем состоянии, - он даже хрипел немного.

«И сообщили не пускать вас из дому, пока я не прикажу обратное».

- Вы правильно поняли. Вы истощили себя из-за этого Вэнса, Арчибальд. Не заставляйте меня запирать вас в комнате, как леди Чандевольт.

Он посмотрел на нее, моргая, как сова, выглядя печально, словно бассет-хаунд.

- Кто? О, это. Мисс Бэннон… Эмма. Не нужно беспокоиться. Это был распространенный случай. Я не так юн, так что…

Только она замечала морщины у уголков его рта, усталость голубых глаз? И его ужасную хрупкость, пока он сжимался на стуле, укутанный в халат. Эмма открыла рот, чтобы спросить, что за субстанцию она обнаружила в него, но им помешала дверь, что открылась со стуком, предупредившим завтракающих.

Это был Микал, его волосы были чуть растрепаны, а пиджак сбился. Он, видимо, был на утренней тренировке Щитов, Эли шел за ним.

- Конверт, Прима, - губы Микала были тонкой линией. – Из дворца.

- Ах, - так скоро? Но измена не ждала часов приема. – Новое дело, несомненно. Арчибальд, доедайте. У меня есть другие дела.

Он выглядел уязвлено, хотел встать, как она. Эмма отмахнулась.

- Нет-нет. Не нужно. Выздоравливайте, или я точно вас заточу и разозлюсь. Это хуже смерти, уверена, - ее слова получили в ответ слабую улыбку, но у нее не было времени думать о румянце на его щеках и блеске в усталых глазах.

Конверт, принесенный Микалом, был со знакомым почерком, печать – тяжелая и восковая – была изобретением Виктрис.

Королева звала, и ее верная слуга спешила ответить, оставив ментата завтракать в одиночестве.

 

Глава пятая

Некого ругать

 

«Закрыть меня как ребенка? – трубка Клэра ароматно пахла, яростно дымясь. Он хмуро смотрел на камин, но не мог наслаждаться удобствами знакомой комнаты. – У вас есть другие дела. Конечно, важнее».

Он вел себя глупо.

«Да? Нет, это точно глупо».

Жалило не то, что мисс Бэннон не взяла его с собой. Обидно было, что она во всем была права. Он плохо справлялся с долгом перед королевой.

Но Вэнс мешал. И Клэру не нравилось, что этот человек дважды обыграл его. Не помогало и то, что он украл статую Бастет из бесценного голубого камня он украл без причины. Это была игра, состязание, чем кража.

И Клэр проиграл в игре. Перчатка была брошена, но не вернулась.

Трубка покачивалась медленнее. Табачный дым поднимался серой вуалью, но потолка не касался, чары отгоняли его, тянули к камину и в дымоход. Это было новым, и он мог представить довольный вид мисс Бэннон, что это было нелогично, но полезно.

Чем для него был Вэнс? Клэр был одним из королевских ментатов, его регистрация была защищена, он работал на корону и мог не переживать за старость и пенсию. Долг короне утомлял. Порой в делах они пересекались с мисс Бэннон. Они были эффективной парой, Клэр это признавал. Мисс Бэннон была очень… логичной как для волшебницы. Она восхищала, ее решимость и верность были невероятными, особенно для женщины. У Клэра была работа, отношение мисс Бэннон и его список достижений тоже были при нем. Что было у Вэнса? Место в университете, откуда его прогнали, мертвая жена, загубленная карьера…

…криминальная империя, а теперь и Глаз Бастет. И радость победы.

Клэр выдыхал дым все медленнее. Может, стоит принять немного коки, пока он размышлял, как ответить доктору Вэнсу?

Но тут в дверь постучали, прошел Валентинелли с мрачным лицом. Он нес два сундука, за ним двое слуг тащили другие ящики.

«Гораций и Гилберн», - Клэр нашел их имена на ментальных ящиках, заглянул туда. Как и все слуги мисс Бэннон, они были необычными. У Горация не было половины мизинца на левой руке, а Гилберн шел медленно из-за Измененной левой ноги, ниже колена его ноги не было, Клэр пока еще не узнал, из-за чего, и часть ноги заменил протез из темного металла, ему приходилось принимать подавляющие боль вещества и смазывать шестеренки, но сама нога была изящной. Мисс Бэннон как-то раз отметила, что сама организовала Изменение, ведь Гилберн пострадал так на ее службе, и мужчина покраснел и опустил голову, как школьник. Он был тихим и послушным, а Гораций часто прятал свой палец или носил перчатки, набивая мизинец, чтобы скрывать это.

Чем больше слуг мисс Бэннон видел Клэр, тем сильнее подозревал, что нежное сердце скрывалось за решимостью и бесстрашием волшебницы. Или мисс Бэннон знала, что пострадавший слуга, вернувший гордость, будет благодарен и верен.

И не было верности сильнее, чем у изгоя, получившего дом.

Это показывало сложность характера волшебницы, и Клэр пока еще не решил, что вело к таким ее поступкам.

- Э, mentale, - Людовико опустил тяжелые сундуки у камина. – Где поставить ящики?

- Уверен, они найдут, где их поставить уместнее всего, - Клэр покачал трубкой. – Принесли перегонный куб?

- Я тебе лакей? Ха! – неаполитанец хотел плюнуть, но передумал. – Баэрбарт принесет. Он еще собирается.

«Боже».

- Я не хочу злоупотреблять гостеприимством мисс Бэннон настолько…

- О, что хотите вы и стрига – разные вещи, - Людо отмахнулся мозолистой рукой. – У меня есть письма, - он расстегнул сумку и посмотрел на двух слуг. – Много-много писем.

Клэр подавил стон.

- Вам распаковать вещи, сэр? – сказал Гилберн, стараясь скрыть сильный дорсетский акцент.

- Да, - фыркнул Валентинелли. – Я это делать не буду, а он слаб, как котенок.

- Я же не инвалид! – Клэр едва держался, когда к нему так относились.

- Встанете со стула, сэр, и я покажу, что вы так же быстро на него опуститесь, - Клэр не любил этот тон Валентинелли, сухой и скучающий, как у студента Эксфолла. Неаполитанец часто делал так, когда Клэр вел себя глупо. – Пока что мы злоупотребляем гостеприимством мисс Бэннон, - его тон поменялся, пока он рылся в сумке. – Я думал, мы вас потеряли прошлой ночью, mentale.

- Пустяки, друг мой. Просто грудь кольнуло…

- Плохо врете, сэр, - Валентинелли кивнул, слуги начали раскрывать ящики. – Вот, я принес вам письма, как хороший паж.

«Мне не нужны дурацкие письма или неаполитанский паж. Мне нужно поймать Вэнса и разобраться с ним, а вам с мисс Бэннон прекратить эту игру», - но долг звал, а ноги Клэра были дрожащими. Было приятно, впрочем, ощущать, что его тело слушалось. Если не учитывать побег Вэнса, пребывание в доме 34½ по улице Брук было приятным. Успокаивало.

Но ему не нравилось, что с ним обходились как с ребенком. Он замолчал, табак боролся с раздражением.

- Вот, - Валентинелли принес плоский столик, кусок дерева, украшенный медью. Толстая стопка бумаги – конверты с разным почерком, адресованные Арчибальду Клэру – легли на столик, и Валентинелли занялся миской с пеплом от трубки у локтя Клэра на чистом хрустальном подносе, а потом принес перо, ножичек для писем из слоновьей кости, серебряную баночку с чернилами с большого стола в центре комнаты. – И не отругаешь ведь.

Клэр мог ругать его, но не обижался. Хозяйка его дома, миссис Джинн, не любила Валентинелли, и Клэру было интересно, что бы она подумала теперь.

Вздохнув, он взял первый конверт. Он был из Ланкашира, почерк был женским, нежным, хоть чернила и были дешевыми. Обедневшие дворяне, наверное, хочет узнать, куда пропал ее муж.

Немного интересного в письме все же было, и его способности бушевали из-за такого их использования. Но это было половиной беды, вот проделки Вэнса были интересными.

Клэр тяжко вздохнул и развернул конверт.

«Долг. Всегда долг».

Может, ответственность мисс Бэннон была такой же тяжелой, как у него, но она не казалась скучающей.

«Сэр, я пишу вам в отчаянии… мой муж Томас пропал, и…»

Клэр вздохнул, ощущая аромат табака, и приступил к работе.

                       

 

Глава шестая

Один из наших

 

Событие было не очень важным, но публичным.

- Можете подойти, - Александрина Виктрис, сосуд Британии, правительница Островов и императрица Индаса, сидела с прямой спиной на троне, украшенном камнями, Камень презрения под ногой сиял тускло серебром. Шестиугольный тронный зал со стеклянным потолком, где было видно дождливое утро Лондиния, был полон темных углов за и меж мраморных колонн, и в одном углу тень была особенно густой.

Эмма удерживала морок, хотя внимательный наблюдатель заметил бы ее движения или блеск ее украшений. Настоящая невидимость была сложной и сильно истощала, но слиться с тенью было просто и по-детски весело. Микал был теплым дыханием за ее спиной, а Эли был в галерее выше, двигался беззвучно, как рыба в глубокой воде.

Так он охотился лучше всего.

Темные волосы королевы были уложены локонами возле ее ушей, подняты сзади, как у замужней женщины. Ее нежное лицо было размытым, как глина под потоком воды. Ее глаза стали невероятно темными, искорки звезд были в их глубинах, правящий дух Острова пробудился и выглядывал из своего сосуда. Юная фигура королевы стала толще, беременность сделала шире силуэт девушки, которой Эмма Бэннон поклялась служить.

Клятва та была личной и невысказанной, Эмма в тайне думала, что Британия, хоть без возраста и мудрая, не до конца понимала природу верности волшебницы.

Может, это было к лучшему. Какая королева хотела бы знать, на какие глубины готов пойти верный слуга?

Альберик, принц и супруг, стоял справа от королевы, а не сидел на троне меньше, который он занимал во время приемов или государственных дел. Супруг, аристократ из саксов, был мужчиной с хорошей фигурой и милыми усами, был неотразим в своей форме, но не любил магию и его влияние на Виктрис было, если выразиться скромно, неясным.

«Он, - думала Эмма, поглядывая на него порой, - следит».

В тронном зале на этом событии было мало избранных, но хотя бы двое из них - Констанция, леди Рипли (ее люди окрестили леди Сплетней) и полный граф Дорнант-Бург в красном пиджаке – могли разнести истории. Это была их функция, и плечи Эммы были напряжены под голубым сатином.

А к трону приближалась причина тревоги в широком нарядном платье из розового шелка: мать королевы, герцогиня Кентская.

Она все еще была красивой женщиной, хотя с годами потолстела. На ее орлином, но приятном лице было открытое честное выражение, что заставило бы поверить в ее легкое расположение, если кому-то хватило бы на это глупости. Многие из-за ее вида думали, что герцогиня легко поддается мнению контролера Конроя, потому она держала Виктрис в строгих рамках правил и этикета, не позволяя ей контакты с теми, кого считала неподходящими; другие думали, что воспитание принцессы просто пострадало от естественного желания матери оградить ребенка от всей опасности, настоящей или выдуманной.

Правда была где-то между ними, на острове амбиций, укутанном туманом сантиментов и жажды править. Герцогиня взяла бы себе хорошего принца из другой страны, если бы ее выбрали сосудом… или была бы проблемой, будь она мужчиной.

Эмма смотрела на напряженную позу герцогини, мать королевы проявляла минимум учтивости, требуемой от члена семьи правителя. Эмма решила, что ожерелье женщины было слишком вычурным, из настоящих камней. Эта хладнокровная принцесса голубых кровей не стала бы носить подделки, хоть Конрой «управлял» ее состоянием.

Виктрис сидела неестественно неподвижно, только ее глаза показывали, что Британия разглядывает женщину, что родила ее сосуд, рассматривает пристально.

Пальцы волшебницы напряглись. Кулон на горле потеплел, эфирная сила в нем отвечала на ее настроение. Было легко ударить по герцогине, и она могла потом выпросить у Виктрис прощение. Не все заговоры, угрожавшие правлению Виктрис, были затеяны желанием герцогини вернуть дочь под свой контроль.

Но те, что были… беспокоили сильнее всего. Было дело с башней в Уэльсе, спящим змеем и армией металлических солдат. И волшебница была с ним связана, от этого Эмме стало еще тревожнее.

Теперь-то она думала о Левеллине, да? В ее груди появлялся теплый груз от этого. Она решила, что это не Камень, что был ее личной компенсацией за дело. Может, это было осознание того, как близок он был к успеху? Каждая часто того заговора привела к другим концам, но конец Левеллина Гвинфуда заставил постыдиться остальные части своим размахом.

Он был бы рад, узнав, что она так думает.

«Виктрис не обрадовалась бы, если бы я убила ее мать, что бы она ни сделала. И даже если бы одобрила Британия».

Если сравнивать с юностью, красота герцогини значительно увяла. Но ее брови были все теми же гордыми дугами, а длинный нос и решительный подбородок были уравновешены хорошими скулами. Все еще красивая женщина.

Достаточно красивая для любовника. Или ее состояние привлекло бы внимание.

Уже было отмечено, что Конрой, что обычно был тенью своей госпожи, отсутствовал. Если контролер с бледными глазами и шелковым голосом решил посмотреть на разговор из галереи, Эли легко поймает его… и Эмма Бэннон пообщается с мужчиной.

Этого не хотела Виктрис, но Эмма решила, что сэр Джон Конрой стал слишком опасным. Может, было нагло с ее стороны видеть, как Виктрис недооценивает опасность и самой убирать яд. Может, это был ее долг. Граница между этим ужасно легко размывалась.

- Ваше величество, - мать королевы повторила обращение, но на тон ниже. – Мое сердце радуется виду моей дочери.

Ее слова были напряжены, но только волшебница, всю жизнь изучавшая интонации, ритм и то, что оставалось невысказанным, это уловила.

Нет, это было не совсем точно. Это был тон, каким мать могла ругать взрослого ребенка, сладкий, но нагруженный личным значением.

Пальцы Эммы дрогнули. Мельбурн, хоть и был противным, дал королеве попробовать первый раз, что бывает от свободы правления. Виктрис все еще верила, что многое возможно, доступно, но не видела, что выбор и обстоятельства сужаются вокруг нее безумным полотном.

Виктрис чуть подняла голову.

- Мадам, - сегодня она была в маленькой короне, ее бриллианты сияли, присутствие Британии сочилось сквозь ее кожу. Она вела себя не официально, хоть и была на троне. Сидеть на троне придавало герцогине слишком большую важность. В этом Виктрис с Эммой согласилась. – Мы приветствуем вас.

 «Мы», - Виктрис пряталась за Британией, или правящий дух не желал отводить взгляд от потенциальной опасности?

Улыбка герцогини чуть дрогнула.

- Я бы хотела видеть тебя чаще, моя дорогая. Но у тебя так много важных дел.

Эмма с трудом подавила оханье. Такое фамильярничание с Британией могло привести к Башне в другие дни.  

Виктрис склонила голову, ее черты переменились. Милое лицо юной замужней женщины так быстро изменилось, Британия заполнила сосуд, как Темза холодное русло, и от этого не по себе было бы даже крепким сердцам.

- Важные дела, - пальцы Виктрис постукивали по подлокотнику трона. Она не прикрывала живот рукой, защищая, но это было близко. Кольца блестели, но не от эфирной силы, как украшения Эммы, а от другой. – Вы бывали в Уэльсе, дорогая мама?

Сердце Эммы забилось быстрее в горле. Она этого не ожидала.

- Уэльс? – герцогиня даже звучала растерянно.

- Динас Эмрис. Владение дома Гвинфуд или Селвит, если предпочитаете их титул, - Виктрис теперь была бледной, звезды сияли в глазах сильнее, по углам глаз появилась дымка цвета индиго. Альберик суетился, словно хотел коснуться плеча королевы, его рука в белой перчатке застыла в воздухе и опустилась.

«Хорошо. Было бы больше проблем, если бы он не уважал ее», - уважения было мало. И супругу нельзя было бояться жены.

Порой страх мужчины был единственной защитой женщины.

Герцогиня тоже побледнела. Кружево ее шляпки дрожало у лица, она нарядилась для этого случая.

- Не уверена, что мне так посчастливилось, дорогая, - уже не так оживленно.

- И мне не удавалось, - Виктрис окинула взглядом тех, кто оставался в комнате – и ее канцлера казны, лорда Крейгли. Грейсон пропал при загадочных обстоятельствах, некоторые шептались о присвоении имущества, о побеге на континент. Другие тише шептались о магии.

Эмма Бэннон следила, чтобы они не шептали об этом громче и долго. Порой правду не стоило давить.

- И мне, - повторила Виктрис, тон стал резким. – Но я часто думаю о том месте, мама. Селвиты были хитрыми змеями раньше, да?

Герцогиня дрожала. Это было видно зорким, как Эмма Бэннон, и она видела, как дрожат юбки женщины.

«Отлично, Ваше величество».

- Александрина… - губы герцогини были белыми, она шептала.

- Можете уйти с Нашего взора, герцогиня, - тон Виктрис обрел новый вес, и тени в тронном зале сгустились. Камни на ее троне и ней самой слепили сверканием. – Ваши титулы и состояние остаются. Но Мы не хотим страдать от вашего присутствия.

Эмма ослабила кулаки по пальцу за раз. Она сомневалась, что Виктрис справится? Зря.

Герцогиня почти не дрогнула, вежливо отвечая Британии. Это было странно, но бледный вид даже подходил ей, продлевал ей молодость. Ее темные глаза пылали живыми углями, и Эмма хотела бы, чтобы ей было видно взгляд дамы. Там точно была гордость… но она хотела бы, чтобы герцогиня знала, что Эмма видела ее смущение.

Мать королевы отступила на три шага, ее юбки пьяно раскачивались. Тень Британии отступила, утренний свет, умытый дождем, снова залил зал через стеклянную крышу. Взгляд Виктрис уже не был звездной ночью. Он стал человеческим, глаза потемнели от человеческой боли.

- Матушка, - сказала она вдруг очень четко. – Я смирилась бы с этим, но не мы.

«Леди Сплетня и лорд История это далеко разнесут. Хорошо».

Виктрис встала, их платья шуршали от поклонов и реверансов, и королева ушла их тронного зала с супругом под руку. Он что-то шептал ей, в тяжелой тишине было слышно вздох боли Виктрис.

Эмма улыбалась. И улыбка, как она подозревала, не была приятной, и она взяла себя в руки и убрала морок. Больше не было смысла оставаться в тени. Это было не по приказу духа Виктрис, но все же…

Ей не стоило беспокоиться. Герцогиня ушла из тронного зала, высоко задрав голову, среди шепота и гула. Событие утра переварят и пережуют во всех комнатах Лондиния к обеду, к ужину об этом будут знать на континенте. И те, кто платил двору Кента, думая, что у нее есть влияние, уйдут.

«Потому ее следующий ход будет скрыт лучше, может оказаться опаснее. И где ее палач? Куда он делся?».

Конрой вряд ли упустил бы шанс, и Эмма убедилась, чтобы он услышал о шансе вернуть королевское расположение, а от него и герцогиня. Эффективный ход, он был приятен.

Но он не показался, и потому удовольствие было не полным.

Ее нервы покалывало. Она подняла голову, окинула взглядом тронный зал с колоннами. Эфирная сила быстро отступила, и ее внимание привлекла другая сторона комнаты, где что-то заблестело в тени в углу.

«Другой игрок или зритель? Интересно», - после этого разговора она должна была встретиться с королевой лично. Были другие дела, помимо разбирательств с матерью, которые требовали услуг примы-волшебницы. Но она задержалась, замерла и следила, усилив восприимчивость.

Бесполезно. Другой волшебник ощутил ее внимание и уже ушел. Закрылась боковая дверь, как та, возле которой стояла Эмма, потому, видимо, то место и было выбрано.

Что-то в этом ей не нравилось.

Это мало беспокоило, если тут был другой игрок, рано или поздно он – или она – оступится и покажется. Эмма приберегла вопрос, подобрала юбки и пошла к двери, Микал тихо следовал за ней.

Пробормотав благодарности, Эмма опустилась в широкое тяжелое кресло, на которое Виктрис указала взмахом руки с кольцами.

- Садитесь, мисс Бэннон, это было… - королева замолчала, словно не могла определить. Она прижала ладони к округлившемуся животу, чуть кривясь. Он только начал показываться. У нее может быть наследник, хотя Британия мало этим интересовалась. – Было…

«Неудобно? Жутко, хоть и необходимо? Я могу лишь представить», - Эмма ограничилась простым:

- Благодарю, Ваше величество.

«У меня нет родителей, только Коллегия. Я не могу представить».

Принц-супруг, бледный и печальный за красивыми усами, устроился у некрасивого серванта из красного дерева. Шторы с узором из яблок, пухлые диваны и позолоченные кресла были вычурными, не были похожи на королевскую комнату отдыха, хотя судить об этом было сложно, в других она не бывала.

Это место напоминало деревенский стиль королевы Маретты-Антуанетты. Правящий дух Франции еще не пришел в себя от кровавой гибели последнего сосуда, ходили слухи, что революционеры и корсиканцы убили всех детей королевского рода, что были прямыми потомками и дальними, чтобы не дать Галиции подняться снова.

Такое бывало без сильной, хитрой и достаточно жестокой охраны сосуда. Несомненно, появится другой правящий дух, или Галиция вернется со временем.

Говорили, что у некоторых корсиканцев появлялись… признаки. Эмма не знала, стоит ли предлагать убить их, но идея казалась не самой плохой.

У Виктрис были определенные качества, которые могли угаснуть со временем, когда она научится править империей.

Ослабшая Франция была помощью Британии, но не совсем ослабевшая. Франция была полезной как щит от Германии и Австро-Ангарии. Сосуд Галиции сочувствовал – или был обязан – Британии, на него были свои планы.

Эмма сложила ладони. Длинные блестящие серьги Виктрис дрожали, как и их хозяйка, и волшебница отвела взгляд на шторы, считала золотые нити, что образовывали силуэты яблок. Окон не было, шторы смягчали каменные стены. Это была иллюзия абсолютной власти. Запертый в каменном кубе правящий дух империи был не больше, чем дочерью, дрожащей от беспомощности и отчаяния.

Даже самый подлые слуги Британии могли делать то, чего не мог монарх.

«Опасная мысль. Не надо об этом. Тут безопасно?» - в глубинах Букингемского дворца они почти не ощущали физическую угрозу.

Другое дело – секретность. Особенно с недружелюбными ушами в комнате.

О, принц-супруг не был недружелюбен к Виктрис. Нет. Его лимонно-желтая враждебность, заметная Взору, была направлена в другую сторону.  

- Хорошо прошло, - тихо сказала Виктрис. Корона все еще мерцала на ее темных волосах. Она была бледной, глаза были человеческими и темными. – Неплохо.

Эмма кивнула.

- Да, мэм, - ее тон тоже был тихим, она старалась успокоить им. Она продолжала разглядывать шторы, газовые лампы тихо шипели, их огонь был приятнее для глаз, чем резкий солнечный свет.

- Мы думаем… - но королева не продолжила. Альберик принес ей стаканчик – витэ, поняла Эмма, уловив запах лаванды, от которого ее желудок потревожился. Она не понимала, как все это пьют. Но это был дамский напиток, как ратафия во времена Безумного Георга и его сына-регента.

Британия ощущала это безумия ее сосуда? Это передавалось правящему духу? Те, кем она правила, так и не узнали, почему Британия до конца не покидала Георга. Разве они могли спросить у духа Островов?

Кто мог? Эмме все еще было любопытно.

Принц-супруг опустился в кресло рядом с королевой, обхватил ладонями ее маленькую ладошку в перчатке и с кольцами. Он мрачно и недовольно посмотрел на Эмму, та сделала вид, что не заметила.

- Эмма, - словно королеве нужно было напоминать, кто сидит в одном из кресел.

Она должна была теперь посмотреть на Виктрис. И Эмма сделала это, желая, чтобы Микал был с ней, а не снаружи. Было бы… удобнее с ним рядом. Даже слишком, и это было слабостью. Она отогнала мысль и призвала все внимание.

- Да, Ваше величество. Я слушаю.

- Конечно, - пробубнил супруг, словно думал, что Эмма не услышит.

- Альберик, - тон Виктрис был с мягким предупреждением. – Леди Селвит способная и много раз заслужила наше доверие.

- Селвит. Имя червя, - принц-супруг похлопал ее ладонь. – Ты сама так сказала.

Щеки Эммы порозовели от злости. Она подавляла это, не давала плоти отвлечь ее. Что знал этот принц о битве в Динас Эмрис, о ноже в спине главного волшебника, подобного ей, и опасности, что она отогнала? Если бы она не справилась…

…но она справилась, а он не первым ворчал. Селвит. Клыкастая награда Британии за участие в деле, и ключ к тому, что пробуждение Бесцветного змея в надежных руках.

Надежных руках, что проживут долго. Эмма держала руки на коленях. Если она признает замечание, то переступит рамки дозволенного, но это останавливало ее не так сильно, как должно было. А вот реакция Виктрис ее остановила. И то, что он пытался оградить ее от двора и политики. И хотя Британия была правящим духом, оставались другие факторы, где требовалась власть и осторожность, чтобы не заставлять дух действовать постоянно.

Нет, претендент на трон, саксонец, не заслуживал гнева Эммы.

«Но это будет в списке оскорблений, что я запомню. Странно, список только растет».

- Альберик, - предупреждение было уже не мягким. – Не надо.

- Волшебница, - принц-супруг покачал головой. Но он притих, и Виктрис не стала его трогать.

Его беспокоили не эфирные искусства. Ведьмы и волшебники, всякие манты были и на его родине. Пол Эммы не давал покоя принцу-супругу, и он постоянно подозревал и подначивал ее. Она уже привыкла к такому обращению.

- Эмма, - Виктрис вздохнула, Британия снова проступила в ней. Волшебница замерла, но дух отступил быстро, волна отпрянула в океан. – Нашего не хватает.

Она поняла эти слова.

- Волшебника или…?

- Физикер. Просто гений, полагаем. Мистер Джон Моррис. Ты знаешь некого мистера Рудьярда?

Эмма кивнула. Ее кудри качнулись, кольца на левой ладони блеснули.

«Старый добрый Ким. Мило».

- Он снова в гостях, - мастера-волшебники и адепты жили долго, но не так долго, как главные, конечно. Рудьярд относился к смерти с презрением и яростью, он был верен королеве и империи.

Они оба были детьми трущоб, и если Рудьярд презирал Эмму за ее большой талант у женщины, она легко могла презирать его за наглость, ведь знала ее источник.

Вот только эта наглость была схожа с ней и Левеллином Гвинфудом. И Рудьярд был связан с Ллевом в своем смысле.

Он узнал о загадочном исчезновении лорда Селвита? Вполне возможно. И он мог подозревать, что Эмма была с этим связана.

Ким Рудьярд отлично знал, что другая прима после Ллева не выжила бы. Или это была ее наглость? Неженственная черта.

- Он в «Ростренде», - выражение лица королевы показывало, что она была озадачена, и Эмма с трудом скрыла улыбку. – Нам сказали, у него есть… обезьяна.

«Уверена в этом», - улыбка смешалась с гримасой боли. Эмма убрала это выражение, достигла архитектуры лица.

- Чудно.

- Он обнаружил отсутствие физикера. Он сообщит подробности.

«Это любопытно. Рудьярд прибыл к этим берегам и обнаружил такое?».

- Да, Ваше величество, - Эмма выжидала.

«Это все? Пропал гений-физикер? Даже не ментат?», - но она не давила.

Она не заходила дальше «с вашего позволения» или «позвольте». Если она не могла догадаться, она ждала, пока ей скажут, держала мысли при себе. Этот принцип помогал вести дела с королевой.

И он помогал с врагами или потенциальными врагами. К этому определению относились многие.

Принц-супруг тяжело дышал носом, это показывало его тревогу и презрение к той, что смела сидеть, хоть и с позволения, при Британии.

Виктрис кивнула. Она пригладила ткань на округлившемся животе, пальцы цеплялись за свободный корсет, рекомендованный для поддержания фигуры.

- Это все. Если найдешь мистера Морриса, приведи его к нам. Но осторожно. Мы требуем его целым.

- Я буду как кошка с котенком, - Эмма не двигалась. Как это ощущалось – разбухнуть и родить кричащую кроху, новую жизнь? Она бы узнала, если бы захотела… но не сейчас. Хотя это называли величайшим счастьем женщины, она могла повременить. – С вашего позволения, Ваше величество?

- Конечно, - Виктрис тяжко вздохнула. Даже маленькая корона весила ужасно, а как ощущалось быть сосудом древней и сильной Британии? Было ли это схожим с открытием волшебника дисциплине, становлением просто горлом для песни? Волшебники хоть знали, что у песни есть конец, их учили терпеть потрясение от роли пустой чашки.

Эмма Бэннон встала, склонилась. Она не отметила принца-супруга. Она покинула комнату решительно, шурша юбками, не думая, обиделся ли он. Это ему на пользу.

 «Виктрис хочет, чтобы я нашла человека. Я должна найти доктора Клэра, и они оба будут счастливы».

Ей было не по себе. И не из-за Альберика и его уколов.

Конроя не было утром, и от герцогини они избавились довольно просто.

«Чую крысу», - позже она отругает себя за такое волнение из-за того, что могло быть совпадением… но сейчас Эмма Бэннон была отвлечена, да и откуда она могла знать? Даже прима не могла с точностью знать будущее.

Пока у нее был приказ, жребий был брошен, и она летела к добыче, как хороший сокол.

 

Глава седьмая

Поклонник

 

Клэр зажег трубку. Ароматный табак поднялся, и чары у потолка с потрескиванием ожили. Свет дня проникал в окно, мимо тяжелых винных бархатных штор, сияние чар заглушали лучи солнца.

Они оставили его в покое. Валентинелли точно был на кухне, набивал живот и пытал пухлую повариху, лакеи занялись делами. Удобная темная комната теперь ощущалась меньше, его вещи были на столе и в большом шкафу. Полный набор перегонных кубов принес Зигмунд Баэрбарт, дворецкому Финчу сообщат, что для них нужны подставки побольше, несколько журналов торчали из разных мест. Может, если бы мисс Бэннон хотела его задержать, она выделила бы ему кабинет? Дом волшебницы часто казался внутри больше, чем снаружи, и это было любопытно. Казалось порой, что все меняет места…

Его длинный нос дрогнул от мысли, словно ощутил неприятный запах. Нерациональность этой мысли чесалась под поверхностью черепа. Он снова запер странности улицы Брук 34½ в ящик в разуме, где были сложные проблемы, что не требовали срочного решения. Несколько особенностей мисс Бэннон заполнили то просторное место до краев.

Ментаты и волшебники не просто так часто не ладили.

Клэр выдохнул дым и повернулся к самому интересному письму, которое он оставил закрытым, приберег на десерт.

Он был рад неизвестному. Бумага была тяжелой, без следов создателей, которых знал Клэр. Делалась частным образом? Возможно. Чернила пахли горько, а дух… мирры впитался и в конверт. На нем не было марки. Оставили у миссис Джинн, Клэр заметил пятно от жира в углу, женщину точно отвлекли от выпечки. Хотя письмо могли сунуть в почтовый ящик, ведь обращение на нем было простым, а рука была для того, чтобы скрыть отправителя. Мужчину, судя по следу ногтя на бумаге. Простая уловка левши, если Клэр не ошибался.

 «О, это вкусно».

Печать была старого стиля, кусок ароматного воска. Клэр вдохнул. Да, это точно был запах мирры.

Церковная свеча для печати. И не просто церкви, а реформатской англиканской церковью Спасителя. У них использовались такие свечи в ритуалах, в Лондиниуме таких было только три, если Клэр не упустил появление новой за последние десять лет.

«О, осторожно, Арчибальд. Воск – не повод приплетать собор. Помни свои слова о силе Предположений, и какими опасными они бывают».

Воск трещал и скрипел. Симфония его разламывания доказала его происхождение, но свечу можно было украсть. Или конверт могли оставить в церкви, чтобы он пропитался запахом.

Кто бы зашел так далеко?

Он подозревал. О, как он подозревал! Другой человек, не ментат, назвал бы это ощущение прекрасным напряжением, как миг перед тем, как любимая падала в объятия. Приятный зуд.

Он подвинул письмо. Дорогое, использовали конверт, а не написали адрес на другой стороне хитро сложенного послания. Но влюбленные и соперники шли на все. И конверт мешал уловить подсказки в складках послания.

Он еще раз понюхал сложенную бумагу. Тот же запах мирры с едкой нотой, но не от чернил.

«Сточная вода. О, твой побег был ближе, чем я подозревал. Хорошо».

Одна страница, послание было простым.

«Дорогой сэр, ваша гениальность оценена. Прошу, окажите честь, признав меня своим другом, а не просто раздражением. Я в надежде. Поклонник».

Все тело Клэра чесалось и покалывало от предвкушения. Он закрыл глаза, способности пылали в голове как звезда. Два предложения были полны значения, важна была даже форма букв.

- Мой дорогой доктор, - прошептал он в тишине комнаты. – Еще игра? Хорошо.

* * *

Неаполитанец разглядывал его.

- Я знаю этот взгляд, сэр.

- Хм? – Клэр рассеянно высыпал пепел из трубки, моргая. – Уже вечер?

- Си, - на стол обрушилась стопка газет, Валентинелли медленно повернулся по кругу, его темные глаза обыскивали поверхности. – Вы что-то затеваете.

- Я тихо сидел пару часов, мой хороший.

«Просто упражнялся в разном, готовился к игре с доктором».

- Очень тихо. Как и должен инвалид.

- Ха! – Людо взмахнул рукой, показывая неприличный жест, популярный в порту. – Вы жалуетесь и жалуетесь. Стрига хочет позаботиться о вас, чтобы вы отдохнули и поправились.

- Я не хочу лениться. Ты долго был со мной и это знаешь, - даже для себя он звучал сварливо.

- Сегодня я не ваш человек, а dama di compagnia, - он оскалился. – Она оставила вас в руках Людо, потому что вы глупый. Я говорил, что пистоль решил бы все проблемы, паф.

«Думаешь, если повториться, я вдруг соглашусь?».

- Я хотел поймать человека, а не убить.

- Так я бы ранил. Больше веры, mentale. А сейчас глупое время чая. Француженка меня прислала за вами.

- Мадам Нойон так добра, - Клэр потянулся, и ему вдруг стало неудобно в кресле, тощее тело напомнило, что он слишком долго был в трансе ментата. Плоть, конечно, плохо подходила для хранения души, посвященной чистой логике.

Ментат не был логическим двигателем. Их способности порой лишь приближались к этому прибору, а порой Клэру приходилось признать, что прибор лучше. Гонка за логикой была опасной даже для любителей делать это. Но было ужасно неприятно ощущать, как этой погоне мешает стареющее тело.

Он не переживал от этого так сильно, как от страха – да, страх был, ментат не был лишен Чувств – что он доберется до предела возможностей. Исчерпает их, и блеск логики и дедукции померкнет.

Это будет ужасно, как ад старой церкви, и даже англиканская это упоминала.

Он дольше, чем хотелось, поднимался на ноги, а вот пиджак поправил быстрыми движениями. Его колени были подозрительно… шаткими. Иначе и не опишешь.

Людовико смотрел пристальнее, чем Клэру хотелось.

- Ох, сэр, я же не упаду в обморок, - Клэр выпрямился. Чай выпить он сможет.

- Выглядите ужасно, - но больше неаполитанец болтать не собирался. – Идемте. Француженка хоть угостит выпечкой. Людо голоден. Скорее.

 

Глава восьмая

Только если не сердишься

 

«Ространд» был не старым отелем, но подходил для гостей королевской семьи. Редкие местные могли остановиться в такой роскоши, она слишком напоминала континент. Стены были покрыты камнем, и поток эфира не потревожил бы гостей с любым талантом к магии. А их силы не повлияют на окружение.

Рудьярд не был чужаком. Он родился на солнце и ветре Индаса, это было почти империей, но… некоторые его таланты все еще вызывали сомнение, когда он покидал границы континента.

«Это точно его бесит».

Было несложно найти его в кофейной комнате в стороне от вычурного лобби с сияющей люстрой и шипящими чарами. Зеркала в позолоченных рамах отражали модные шляпки с перьями на кудрях женщин, парижская мода в этом году предпочитала темные цвета, и мужчин в серьезном черном, и все чужаки выглядели болезненно, как бы дорого ни одевались. Горели газовые лампы, их свет смягчал грани и выделял нюансы цвета, которые солнце выбелило бы. Утренний морок не делал ее слишком чувствительной, но она все еще быстро моргала. Даже свет после дождя порой был слишком сильным.

Французская мода была заметна, Эмма умелым взглядом запоминала лица, пока послушная память отвечала именами для некоторых из них. Некоторые гости тут наблюдали – посол из Монако, например, худой, очень модный и побывавший у королевы. Его маленькое княжество не придавало ему важности, ходили даже тревожные слухи о нем, и это потребует внимания со временем.

Кофейная комната была залита солнцем, сделана в восточном стиле. Голубые подушки с позолоченными кисточками, красивый кальян у камина – реликвия из путешествия – и клетки обученных канареек, что беспокоились от шума.

Нет, заметить Кима Финчуильяма Рудьярла было совсем не сложно. Маленькая обезьяна суетилась вокруг его умного лица, сияла серебром и визжала так, что болели уши, разбивались все зеркала и стекла в атриуме «Ространда».

Несколько работников спешили принести что-нибудь, что успокоит зверя или его хозяина. Тот сидел, не переживая, в большом кожаном кресле у камина, перед узким загорелым лицом была раскрыта газета.

Его одежда была серьезной и удивительно хорошей, его жилет не скрывал подтянутую фигуру, а плащ точно был лучшим из поместья Бурлингтон. Вкус Рудьярда был консервативным, но скрытое желание быть модным прослеживалось. Молодому Рудьярду помогало то, что он бывал вне Острова.

Нос был слишком крючковатым, скулы слишком широкими, а кожа – загоревшая от индусского солнца, но он все равно не был таким смуглым, как местные жители пряной страны. Он казался грубым как орех, но сейчас был просто необычным. Золотое кольцо свисало с его уха, его волосы были слишком светлыми для Индаса, но темными для Британии. У него не было усов, и хотя его цвет не был грязным, как у многих метисов, его экзотика была опасной.

Она не видела при нем нож с рукоятью из темного дерева, но это не означало, что он не вооружен. Эмма неспешно приближалась к нему, отмечая взгляды и восклицания рабочих отеля. Микал коснулся ее плеча на миг, она кивнула.

«Конечно, он вооружен. И видно, что он из Индаса. Узнал ли ты больше о нем?».

Вопрос с кричащей обезьяной был решен, когда существо заметило ее. Оно застыло, раскрыв широко рот, сверкая острыми зубами, большие глаза смотрели на Эмму.

Не на нее, а за ее левое плечо. На Микала.

«Это очень интересно».

Внезапная тишина потрясала. Край газеты Рудьярда дрожал, и Эмма остановилась на вежливом расстоянии и смотрела на обезьяну. Создание было странным, может, Виктрис даже позабавило бы. Крики могли заглушить ворчание ее недовольного супруга. Можно ли было так использовать ситуацию?

Как и Клэр, она отложила этот вопрос для рассмотрения позже. Ее губы дрогнули, она прогнала нежность с лица, вернула нужное выражение.

Верх газеты снова затрепетал. Рудьярд медленно вдохнул.

- Как старое темное вино, - его баритон с легким акцентом был приятным. – Пряность магии и пыль могилы. Неужели? – газета опустилась, ореховые глаза, скорее золотые, чем зеленые, окинули ее с головы до пят. Эмма страдала, улыбка застыла на ее лице. – Правда. Ну, ну, - он плавно встал и оказался очень высоким.

- Сэр… сэр, - крупный мужчина в плохо сидящем костюме и с потными руками приблизился к нему. – Сэр, это существо…

- Привлекательное, да, но вам его лучше не трогать. Она – ядовитый цветок, - губы Рудьярда сияли в улыбке, было видно только их кончики. – Женские особи ее вида смертельно опасны.

- Как и атака твоего милого спутника на уши, - прервала Эмма бодрым тоном.

«Посмотрим, легко ли ты вспылишь в этот раз. Я буду рада, если ты разозлишься».

- Мы бы хотели шампанское, несмотря на время, и отдельную комнату.

Брови Рудьярда поднялись. Было видно эхо военной выправки в его прямой спине, равновесии и чистых туфлях. Он попал туда до того, как проявился его талант к магии.

- Дела. Хорошо.

- Сэр… - мужчина, стюард или консьерж, был обеспокоен не хуже нее. – Мадам, это существо, это существо…

У нее не хватало терпения успокоить его, хотя это был, пожалуй, ее женский долг.

- Думаю, это обезьяна, и она с нами. Скорее, подготовьте нам комнату. Шампанское и легкие закуски.

Мужчина замер, посмотрел на ее украшение, платье, очаровательную и очень дорогую шляпку на кудрях. Эмма пострадала снова, пока ее разглядывали, гладя пальцы запястьем в перчатке.

- Я не привыкла к такому смелому обращению, мистер…?

Он отпрянул на шаг, побелел, поняв, что был замечен, и оценил качество ее платья и акцент.

- Да. Конечно, мадам. Буду рад. Проследуете за мной? Гарольд, шампанское! Мистер Бруин, угощения в Розовую комнату! Надеюсь, она вам подойдет, миссис…?

- Мисс Бэннон. Микал, моя карта, - она выдержала взгляд Рудьярда. Обезьяна молчала, но теперь впилась в одежду высокого мужчины и неуклюже сидела. Ее мех задевал его волосы, и контраст их был поразительным.

Консьерж побелел, заметил Микала, оливково-зеленый бархатный пиджак и открытые ножи на бедрах, и понял – он не был Клэром, разбирающимся сразу – что Эмма волшебница, еще и сильная, раз у нее был хоть один Щит. Микал достал бежевую карту взмахом пальцев с ослепительной жуткой улыбкой.

Любопытная тишина, полная шорохов, заполнила комнату. Рудьярд заметил ее Щит, его цвет поменялся почти так же сильно, как у работника отеля.

Волшебник сказал что-то быстро и тихо и даже почти поклонился, обезьяна чудом удержалась на месте при его маневре. Эмма впервые видела Рудьярда, делающего это без тени насмешки, и она склонила голову, слыша странные слова.

«Я не знаю этот язык, это не язык Дисциплины. Какой-то язык из Индаса?».

Поразил сильнее ответ Микала. Ее Щит звучал довольно, но напряжение в его тоне интриговало не меньше самих слов. Но он сказал и на английском:

- Ты прощен, кшатрия. Но только если не расстроишь ее.

- У твоего вида нет силы на этих берегах. И все же я буду рад, - глаза Рудьярда были подозрительно круглыми, и он осторожно отошел, выронил газету из медных пальцев. Когда он так белел, то больше напоминал индуса, и пульс Эммы забился быстрее, а потом она спохватилась, совладала с биением сердца и тревогами тела, отвлекающими ее. – Идем, Бэннон, - Рудьярд потянулся ко лбу, словно к шляпе, но взял себя в руки. – Ваш слуга, мэм. Во всех смыслах.

Хорошо, что она привыкла к его характеру еще в Коллегии, потому что даже не напряглась, хотя работник отеля прохрипел что-то вежливо, смог поклониться и поспешил в Розовую комнату, где розы были только на обоях. Она разглядывала узоры, радуясь, что в кофейной комнате почти никого не было, потому что она бы хотела избежать сцены.

Если Микал смог запугать шахматиста из Лахора, то и допрос должен пройти проще. Может, она успеет уделить больше времени надежности Щита.

Она долго откладывала этот вопрос, и он поднял гадкую голову, когда его не ждали. И впервые руки Эммы Бэннон не были уверенно неподвижными.

* * *

- Моррис? Это все? – шампанское пролетело, как вода, а за ним и напиток из серебряной фляги, и это успокоило наполовину индуса. Но он все еще был бледным и не таким едким, как обычно. – Это радует.

Обезьяна сидела у него на коленях и дрожала. Она ощетинилась, шерстка блестела на свету, что не жалил глаза Эммы. Это был анимус? Она считала истории, что у волшебников Индаса есть животные-аватары, порой они были как Щит, заботились о состоянии волшебника. Она никогда не видела такого, но трогать это существо нефизически было бы… невежливо.

И тогда будет сложнее договориться.

- Совесть мучает, Ким? – она держала бокал, но не пила. Жидкость с пузырьками в нем подрагивала, пока она смотрела, как жидкость блестит. Эта поза хорошо скрывала ее дискомфорт.

Рудьярд не любил свое христианское имя даже мальчиком, и Эмма воспользовалась паузой, чтобы собраться с мыслями и просчитать атаку. Микал был у двери, скрестив руки и прикрыв желтые глаза, но выглядел слишком напряженно, а не спокойно, как всегда.

Может, это было из-за волшебника.

Шахматист был крепостью. Но Рудьярда можно было легко захватить. Вот только нужно было вести себя с ним мягче, чтобы он пригодился и потом.

Лицо Рудьярда скривилось, и он смотрел на нее с таким ядом, что она почти радовалась этому.

- Такое бывает на службе великой леди, Бэннон. Если бы у тебя была совесть, тебе тоже было бы непросто.

Она чуть склонила голову.

- Женщин обычно считают сентиментальными созданиями, но хрупкими.

«И твоя ненависть к нам известна».

- Ты не совсем женщина, да? Не с этим у плеча и волей примы, - но он понизил голос, лицо было маской, он сжал рукой рубашку спереди, потер худое лицо. – Не важно. Моррис работал в Бермондси. Улица Фейтгилл. Двадцать семь, вроде.

 «У Черного Варка», - холодок задел спину Эммы, но ее лицо этого не выдало. Она отогнала это и продолжила разглядывать бокал.

- Ясно. И когда ты в последний раз видел гения?

- Когда вернулся из Кешмира пару недель назад. Он был занят заказом… что вызвал у меня тревогу.

Эмма ждала.

Рудьярд вздохнул и тряхнул головой.  

- Проблема какого-то племени, и как сделать их покорными, - он выглядел устало, появились морщины, он обмяк в кресле. – Некоторые не видят выгоды в защите Британии.

«Иначе говоря, грязные дела, о которых ты не хочешь говорить, хоть это и твой долг перед королевой и империей. И этот гений с ними связан».

- Ясно.

Волшебник вскинул голову. Он налил себе еще шампанского. Обезьяна оставалась у него на коленях и молчала.

- Как проницательно. Ты учитываешь все сложности, так что я добавлю совет, который ты точно не послушаешь. Наука так же опасна, как магия.  Гений Моррис хоть и неказистый, но самый опасный.

«Интересно».

- И какая его специальность?

- Она не сказала? – его смешок был горьким, как давно заваренный чай. Обезьяна обернулась, пригнувшись, и посмотрела одним глазом на Эмму. – Бедная Эм, ее бросили в яму змей слепой. Он – гений биологии. Его специальность – мелочи, он работал с Альтератором по имени Копперпот – чудак, не иначе. Это все, что я знаю. Посмотрим, что ты сможешь, Бэннон.

- Благодарю, - она отставила бокал, так и не сделав глоток. Жаль, но ее желудок сжимался. Она не хотела быть так близко к Черному Варку, когда настроение Мехитабель было неясным. Оно никогда и не было хорошим…

… но змей теперь ненавидел ее открыто. Не важно, Эмме хватит смелости, чтобы разобраться со злой змейкой.

Но ей не нужно было радоваться заранее, верно? Это было мудро.

- Хорошего дня, мистер Рудьярд, - она поправила юбки, встав, и он в этот раз вскочил, а не выпрямился плавно. Его лицо стало жуткого цвета, обезьяна перебралась на его плечо с писком.

- Хорошего дня? Такой ответ, Эмма. А это? – он указал двумя пальцами на Микала, так Валентинелли прогонял неудачу. – В Коллегии знают?

- Мой Щит там учился, сэр. Он подходящего происхождения, - она прервала его зря, но мысль, что Коллегия может расследовать прошлое Микала, была ударом по чувствительному месту.

Щитов брали юными, некоторых находили в трущобах, как и саму Эмму, и их родители не были ясны. Коллегия становилась для них родителями, они были детьми магии, а их родителей во плоти – если находили – награждали. Некоторые сами приносили своих детей на фестиваль Поиска четыре раза в году или к волшебнику, что мог стать их спонсором, чтобы добавить себе пару шиллингов, чтобы хватало на еду на месяц.

- Тебе не попадались обученные индусы, раз ты так смотришь на моего?

Он шагнул, и Эмма на миг подумала, что Ким Рудьярд ударит ее. Его вкус к любви поменялся от пыльных городов Индаса, если это можно было назвать любовью. Золотое кольцо в его ухе зло сияло, иностранные символы мерцали золотом, и ее кулон – большая овальная камея, которую на шее удерживала лента черного кружева с серебром, - потеплел. Комната загремела, словно отель стал вагоном паровоза.

Было просто вызвать тревогу. Даже опасный игрок в игре империи мог споткнуться в простом танце слов.

Рудьярд взял себя в руки с усилием. Эмма не была удивлена, ощутив у плеча тепло Микала.

- Но, - шелково продолжила она, - может, я тебя не так поняла?

- Надеюсь, - его белые зубы сверкнули в улыбке без радости, в гримасе боли. – Те, кому служит этот вид, часто заканчивают отравленными. Осторожно. Империя не хотела бы тебя потерять.

«Это угроза?».

- Я не собираюсь теряться, - она кивнула, показывая, что на этом все. Если он хотел быть грубым, она не будет продолжать беседу. – Благодарю, Ким. Ты милый мальчик, - ей хотелось изобразить поцелуй, но она это подавила. – Хорошего дня, - она развернулась, и Микал миг смотрел мим нее. Лицо ее Щита было с улыбкой, как у Рудьярда, и она задержала дыхание.

Тихий стук сзади, Ким Рудьярд издал вскрик боли. Эмма оглянулась у двери, он стоял на коленях.

Обмякшее тело обезьянки лежало на розовом ковре. Она была на боку, повернув мордочку к ней, и ее затуманенный взгляд смотрел на спину Микала. Она была мертвой или оглушенной?

«Я этого не делала», - может, это не был анимус. Климат острова редко подходил зверям из других стран, и крики существа явно его ослабили. Эмма подавляла желание сжать пальцы – леди не ходили с кулаками. Она держала голову высоко, шагала привычным быстрым темпом. Ее Щит следовал за ней и молчал.

Рудьярд что-то узнал в Микале. Ее подозрения и исследования получили новый виток.

Но сперва нужно найти гения биологии и вернуть его Британии. И она поняла, выходя, что Рудьярд не упомянул Левеллина.

Интересно и странно. День казался жутким.

* * *

Езда в карете сотрясала кости – свою карету она оставила дома, чтобы ехать анонимно – и прошла в тишине. Эмма задумчиво смотрела в окошко. К счастью, с ней ехал Эли, а Микал бежал по крышам. Новый Щит, хоть он и достаточно времени провел на ее службе, не мешал ей думать, уже привык к ее настроениям.

Эмма встала, когда повозка замедлилась, и кучер крикнул механической лошади цвета грязи. Копыта цокнули по камням, она посмотрела на Эли, который разглядывал подол ее платья.

- Эли, - он словно вспомнил, кем был. – Давно это было?

- Не знаю, прима. Два года? Три?

- Не в твоем стиле эта неточность.

- Мой бывший… - он запнулся. Он был опасен, но внутри оставался быстрым и неловким ливерпульским бандитом, который на тренировках в Коллегии точно был темноглазым мальчишкой.

- Дориан спрашивал это, когда намекал, что избавится от тебя? Мило, - Эмма вздохнула. – Ты – хороший Щит, Эли, ты подходишь мне больше, чем ему. Не переживай, - она подбирала дальше слова бережно. – Я хочу, чтобы ты был очень… внимательным следующие дни.

Он просиял, учуяв задание.

- Перчатка или Воспоминание?

- Не это. Просто… внимательнее.

«Я сделаю то, о чем пожалею».

- Микал. Выскажи свои мысли о нем.

- У меня есть мысли? – он растерялся, в ней мелькнуло раздражение. Но он кивнул, на его почти красивом лице появилось любопытное выражение. – Я буду следить за ним, прима. Внимательно.

- Но без…

- Да. Я не так глуп, хоть и не ментат.

- И я не ментат, Эли. Мы подходим друг другу. Спасибо.

Он радостно посмотрел на нее, и она на миг задумалась, знал ли он о природе… отношений между ней и Микалом. Думал ли он, что она хочет заменить Микала в этих отношениях более подходящим Щитом? Некоторые сверстники Эммы были рады так хвалить друг друга, пытаясь подобраться ближе к волшебнику и его защитникам.

«Я – Прима. Я не должна так себя вести», - хотя другие главные волшебники так не колебались.

Карета остановилась, и Эмма обрадовалась, ладонь Элли была теплой и сильной на ее перчатке. Микал появился, когда кучек – худой старик с прямой спиной и в потрепанном голубом плаще с объемным красно-желтым шарфом ударил хлыстом по бокам механической лошади и уехал с грохотом. Механическую лошадь ждала ванна масла, и Эмма надеялась, что кучер даст ее бедному существу как можно скорее.

На западе было видно золу Черного Варка. В этой части Лондиния лучше бывать днем, но Эмма была благодарна, что она не должна туда идти.

Нужный дом был большим и чуть перекошенным, район был плохо населен из-за гадкого запаха с рынка кожи и дворов, где забивали животных. Ближе к Варку все больше работников было из металла, а не плоти, и пахло ужасом, кровью и запахом магии Изменения. Склады были полны деталей, которые носили в Южный Варк, которые гордо сияли, когда их сплавляли по Темзе к морю.

В нескольких зданиях хранилось мясо, и они были оснащены чарами, от которых капал лед, а большие веера охлаждали помещения. Эмме всегда было интересно, сколько жителей Лондиния ест мясо отсюда, не зная этого. Она была рада, что ее повариха умела выбирать мясо… и радовать волшебницу.

Лицо Микала напоминало бурю, но она не реагировала. Она смотрела на гниющее двухэтажное сооружение, кирпич крошился, балки просели. Казалось, его построили во время Генриха Убийцы жен, сосуда Британии, что удивительно ненавидел женщин почти так же сильно, как Ким Рудьярд. Генрих ненавидел и церковь, его поддерживали дети магии – даже женского пола – прогнав от берегов худшую часть инквизиции, а так же алую и черную чуму.

- Надеюсь, он дома, - отметила она, чтобы разбить напряжение. Небо было желтым облаком, дыхание Лондиния держало город под линзой. Может, после Прилива будет дождь. – Хотя вряд ли.

Оба Щита потрясенно посмотрели на нее. Она покачала головой, кудри ударили по ушам, серьги раскачивались, их вес успокаивал.

- Не важно. Микал, позволь. Эли, за мной.

Ее осторожность была почти бесполезной. Внутри было две комнаты – в одной жил Моррис под проседающими балками, комната была скромной, как у монаха. Койка, пустой столик, что мог быть и рабочим, и прикроватным, и одинокое кресло, черную ткань его погрызла моль. Ни шкафа, ни умывальника.

Ни места для хранения еды.

В кабинете было видно следы жизни, но там был бардак. Битое стекло и засохшие жидкости виднелись всюду, ржавые медные подставки валялись на полу, все было в следах огня, словно место пытались так очистить. Эмма сморщила нос от запаха. Как тут дышали? Стекло хрустело под ногами, как косточки, и она не видела смысла говорить Щитам двигаться осторожно.

Позже она подумала бы, что стоило. Но она была слишком занята новым вниманием, что Эли уделял Микалу, и недовольством Микала, которое он с трудом держал под контролем.

День был жутким.

 

Глава девятая

Исключительное и неестественное

 

Детское лицо мисс Бэннон было серьезным, пока она резала отбивную.

- Это загадка, и я хотела бы, чтобы вы помогли ее решить.

- Физикер пропал. Хмм, - Клэр положил на тарелку добавки. Стол мисс Бэннон, как всегда, был полон, и серебряный сервиз был старым другом. Даже резные ножки грифона под столом, что порой шевелились от потоков магии или напряжения в комнате, стали знакомыми. – Улица Фейтгилл? Бермондси?

- Да. Номер двадцать семь. Близко к рынку кожи, - она была бледной, ее тон потерял долю свежести. Другой не заметил бы, но Клэр отмечал мелочи, отвлекаясь от всего, что было связано с доктором Вэнсом.

И он мог немного порадовать себя, да? Да. Он ведь уже хорошо знал мисс Бэннон.

Действительно знал. Насколько можно было знать женщину, связанную с нелогичной магией.

- И близко к Черному Варку, - он замолк, словно задумался. При мысли о той части Лондиния, где падал пепел, где все было не на месте, и билось в оковах существо, он чуть не поежился. Он взял себя в руки, думая о своих догадках, как все в Варке двигалось по градусам, подгоняя все там под определение «переменная». Это его сильно успокоило.

- Да, - меж ее темных бровей появилась морщинка. – Хотя днем Варк… не так опасен.

«В прошлый раз мы едва сбежали оттуда. И когда я смог все обдумать, я пришел к выводу, что вы рисковали больше всего», - но он сказал лишь:

- Ясно, - и сделал паузу, словно ему требовалось больше времени.

Он сидел, как обычно, справа от мисс Бэннон. Валентинелли рядом с ним яростно наполнял тарелку и ел. Слева от мисс Бэннон медленно ел Микал, ведя себя как кот, которому не требовалась еда, но нравился вкус. Темный и тихий Эли был с румянцем на щеках. Смущение между волшебницей и защитником от физической опасности? Младший Щит играл с едой, и Клэр отвел взгляд.

- Гений биологии. Хм. Что ж, он явно хотел быть незаметным. Тот квартал города подходит дл этого. И… дом почти не пострадал, говорите?

- Да, только было много разбитого стекла в кабинете. Перегонные кубы и флаконы были разбиты. Подставки и медные предметы, которые я даже зарисовала… - мисс Бэннон опустила вилку и нож с изяществом. Она сделала глоток из кубка с водой, хотя рядом стоял бокал шампанского. Его она предпочитала на десерт, а не вместе с едой. – И еще я сделала кабинет доступным для вас. Я полагаю, вы сможете пролить свет на это дело.

- Я не против, - улыбка, растянувшая его губы, уже была знакомой. – И вы знали, что я так отвечу.

Эли опустил нож и вилку. Он едва притронулся к мясу, это было на него непохоже. Он любил мясо, всегда ел большие порции, удивляя Клэра тем, что все еще не был круглым, как куропатка.

Конечно, тренировки с Микалом держали бы в форме любого. Клэр порой участвовал в этом, и Щиты обходились с ним так, что он обиделся бы, если бы не видел, как они сражаются в тренировке друг с другом.

Бой Щитов с серьезными намерениями… пугал.

- Интрига. Женская магия, - она подняла кубок с водой в его сторону, он удивился тому, что она отвечала ему улыбкой. Она была решительной, но выглядела так юно, что Клэр порой видел, какой девушкой она должна быть. – Мистер Финч покажет кабинет, когда вам будет удобно.

- Видимо, физикер непрост, - салат в континентальном стиле был с терпким привкусом, но это было даже приятно. – Раз вы хотите потратить на поиск больше одного дня.

Она приняла комплимент с почти королевским кивком.

- Не было никаких указаний, в каком направлении следовать за ним. Соседи ничего не добавили, их было мало. Друзей у него еще меньше, и поставщики в дом не оставили следов.

- Мало друзей?

«Сказала волшебница, у которой их нет. Кроме, пожалуй, меня», - странно, что она ценила его больше, чем своих товарищей-волшебников. У нее было много знакомых, чтобы было проще охотиться на врагов королевы. Но редкие знали ее за маской манер и вспышек характера, что она показывала намеренно.

Она коснулась бокала, но передумала.

- Говорили, его характер неприятно педантичный.

«Да».

- Так можно сказать и обо мне.

- Вы сложный. Не неприятный, - реплика была блеклой, но она смогла его успокоить.

Это беспокоило. Это не было ее обычной манерой.

- Польщен слышать это.

- Его личных вещей не было. Ни вещицы, чтобы выследить, и я не хочу, чтобы он узнал заранее, если его прячет кто-то из моего вида. Я хочу застать его врасплох, ведь Ее величество хочет его живым, - она замолчала, словно ждала его слов. Он молчал, и она добавила. – И невредимым.

Его брови чуть не подпрыгнули.

- Она сделала такие уточнения? Вам?

- Да.

- Очень интересно, - он медленно кивнул. – Корона требует информации от него, но чтобы ее получили не вы.

- Оскорбительно, но это предосторожность. Не мне спрашивать у Британии.

Она слышала ясную ноту гордости, звенящую в словах, или в наклоне головы, что выражал гордость ее службой? Наверное, нет?

- Исчезновение физикера было хорошо спланировано. Значит, у него есть что-то очень ценное, что может быть использовать против нашего правящего духа.

- Или Ее сосуда, - быстро напомнила она, хотя выражение лица стало вдруг задумчивым. – Это меня больше тревожит. Британия… выдержит.

- Всегда, - рефлекторно ответил он. Клэр думал еще пару секунд, смакуя процесс. Мисс Бэннон не давила, зная, что он расскажет, когда будет готов.

Он не успел. Эли отодвинул стул и встал, его щеки пылали, взгляд был стеклянным.

Вся столовая резко вдохнула. Или только мисс Бэннон, чьи серьги раскачивались, с них слетали бледные искры. Ее большая камея сияла, рот открылся, но вопрос или упрек не были озвучены.

Эли рухнул кучей на пол, забился в конвульсиях, его тело содрогалось под музыку, которую слышали только его истязаемые мышцы.

- Лихорадка, - чувствительные пальцы Клэра нашли быстрый и неровный пульс на запястье Эли. – Сердце колотится. Вот это ему не поможет.

Лакей унес нюхательные соли. Мисс Бэннон встала, скрестив руки перед животом, ее детское лицо было любопытным.

- Это не магия, - слабо сказала она. – Не могу найти источник… Арчибальд, что это?

Рука Микала была на ее плече, старший Щит смотрел вниз со странным выражением. Почти… пораженным. И была вспышка чего-то, схожего со страхом. Такая жуткая судьба ждала некоторых Щитов? Нет, тогда мисс Бэннон знала бы об этом и лечении.

Клэр оставил анализ на потом, он был занят происходящим перед ним.

- Пока не знаю, - он поднял веко, посмотрел на тонкий слой крови на белке. – Еще интереснее. Людовико! Неси мой чемодан с…

- Уже здесь, mentale, - неаполитанец присел с другой стороны от Эли, они с Микалом вынесли Щит в другую комнату, в ней курили мужчины в редкие вечеринки, что устраивала мисс Бэннон. В коридорах была тихая суета, слуги сновали туда-сюда, стены дрожали, словно ощущали тревогу бледной волшебницы с огромными глазами.

- Я ничего не ощущаю, - пробормотал Микал. – Прима… Эмма.

«Успокойте ее, сэр».

- Утром он был в порядке, - Клэр открыл маленький черный саквояж умелым движением. – Посмотрим…

Холера? Не те симптомы. Не было гриппа или волдырей, но под подбородком были припухлости, красные, и когда Клэр коснулся одной, тело без сознания вдруг содрогнулось, сообщив, что это вызвало боль. Он проверил пах, не переживая, что мисс Бэннон видит, что он так обращается с пациентом. Та же реакция, те же припухлости.

- Интригующе.

- Горит, - Людовико прижал пальцы к потеющему лбу Эли. Темные волосы Щита промокли, и запах его пота был удивительно сладким. Почти сахарным.

- Нужно устроить его удобнее. И лед от лихорадки, - Клэр сел на пятки и задумался.

- Сколько льда нужно? – юбки мисс Бэннон приятно шуршали, но Клэр понял, что она дрожит.

«Кошмар», - она не стала бы показывать страх или привязанность.

- Может, ванна льда? Мы можем послать за торговцем или чарами…

Она махнула ладошкой, беря себя в руки. Ее кольца – два простых серебряных и одно с большим рубином с ямкой в центре, где сиял свет – блестели в свете ламп. В комнате стало холоднее.

- Будет все, что необходимо. Я отправлю за физикером. Микал, прошу, передай это мистеру Финчу. Людо, будь добр, скажи мадам Нойон нагреть воду и принести кадку в комнату Эли. А ты… - она указала на одного лакея, крупного Тига. Горация сегодня не было. – Позови Маркуса, его нужно перенести. Двигайтесь, мальчики.

Неаполитанец и Щит тут же принялись за дело, мисс Бэннон быстро приблизилась. Она присела, подоткнув юбки умелым движением, и Клэр ощутил ее новые духи – бергамот и пряная груша, странно, но приятно.

- Я не могу исцелить его, не зная, что с ним. Я не могу найти источник, - она смотрела на лицо Эли. – Потому нужно любой ценой найти причину. Арчибальд…

- Не бойся, Эмма, - он сжимал запястье Эли, юноша метался. – Но отодвинься, он может тебя ранить.

Физикер Дарлингтон был веселым полным мужчиной в длинном черном халате своей профессии, напоминая о времени, когда лечили только священники. Он хотя бы не был в маске с клювом, что была обычной в те дни, чтобы защищать от вредных испарений. У него были красные щеки и такой же нос, Клэр уловил железный привкус настойки опия в запахе мужчины.

«Наверное, для нервов. Потому он и улыбается».

- Припухлости меня тревожат. Они причиняют боль, и он почти без сознания.

- Эмма… - стонал Щит. – Прима…

- Я здесь, - сказала она с другой стороны кровати тихо, но властно. – Тихо, Щит. Я здесь.

Он присмирел, провалился в лихорадку. Кровать с зеленым стеганым покрывалом была узкой, Щит явно любил узоры растений. Его комната была маленькой, но уютной, и Клэр решил, что размер комнаты Эли устраивал. Близость могла напоминать комфорт детства.

Дарлингтон проверил пульс пациента, Клэр оценил, как мужчина прикоснулся к нему. Его большие пальцы были удивительно нежными, и он использовал китайский метод, сравнил биение сердца в разных точках. Он приподнял веко Эли, как делал и Клэр, и чуть не отпрянул от слоя крови на глазном яблоке.

- Необычно, - он посмотрел на Эмму, глаза его были налиты кровью, но ясные. – Уверены, что тут не замешана магия?

Мисс Бэннон не сводила взгляда с Эли, чьи лицо искажала боль.

- Я не ощущаю ни капли магии в его болезни. Если бы она была, я бы ее прогнала.

- Хм, что ж, это не чахотка и не холера… Это миазмы или сыпь, - он надавил на припухлость, и тел Щита дернулось. – Лед собьет лихорадку. Настой опия поможет ему притихнуть. Я проверю, что за субстанция в этих волдырях.

Тихая суета, медную кадку принесли в комнату, сзади шли слуги с ведрами горячей воды. Кадку установили, мисс Бэннон подала сигнал. Гилберн и темноволосый Маркус принялись раздевать Щита, стараясь не задевать больные места, пальцы мисс Бэннон трепетали. Магия гудела низким контральто из ее горла, пока ее голос не стал словами.

- Теперь он так биться не будет.

- Я бы… - Дарлингтон посмотрел на волшебницу. – Оставьте его нижнее белье!

Гул пропал, сменившись неприятным треском живой магии.

- Вряд ли он сейчас может устыдиться, - но мисс Бэннон кивнула, и ведра, чары на которых не давали пролить воду по пути, вылили с шепотом в кадку. Она наполнялась быстро, ноги бегали по коридору, дом снова дрожал. Ее правая ладошка начертила символ в воздухе, он вспыхнул голубым холодом, она произнесла короткое слово, которое Клэр не смог запомнить.

Медная кадка опасно затрещала, лед перьями покрыл ее края. Гораций и Маркус подняли бессознательное тело, тонкие нити магии трещали и вспыхивали.

- Тише, - шептала мисс Бэннон. – Нужно поправить… так.

- Невероятно, - выдохнул Клэр. – Так и лед не нужен.

- Так сделал бы любой хороший маг, - мисс Бэннон смотрела на кадку, в воздухе слышался звон, как от задетого мокрого края бокала. – Проверьте, физикер, подходит ли… да? Хорошо. Опускайте его туда.

Плеск и вой, перепад температуры встретил разгоряченную кожу. Клэр скривился бы, но следил за происходящим с большим интересом. Физикер занялся блестящими инструментами на подносе, выбрал несколько, похожих на приборы пыток, и отложил их в сторону.

- То, что выйдет из волдыря, даст нам подсказку. Необычайная болезнь, - Дарлингтон дважды цокнул языком, проверяя остроту скальпеля. – Необычайная.

- Должны быть средства, - мисс Бэннон шипела, пока удерживала чары охлаждения. – Вы будете сохранять жизнь моего Щита, пока я ищу их.

Клэр не смог сказать ей, что уже сильно сомневался, переживет ли Щит ночь. Потом он подумал бы, что плохо поступал с ней и юным ливерпульцом…

…но в тот миг он ощущал нетерпение, ожидая, пока тело вытащат из ледяной ванны, чтобы он мог собрать больше данных.

 

---

Дата добавления: 2018-06-27; просмотров: 178; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!