XLVII. Кормчий живой Волны (ветры и приливы)



Внимательно рассмотрев этот рисунок, вовсе не иносказательный, а астрономически точный, мы уже не удивимся тому, что Василий Валентин в Двенадцати Ключах Любомудрия весьма настаивал на значении ветров.

 

Сирано Бержераку ясно, что философская и благородная минеральная чета, проявляющая себя через двух великих старцев, «обитателей Луны», указывает на золото и серебро мудрецов, прародителей всех металлов, как драгоценных, так и низких; но наша чета внутри алхимического микрокосма сама порождена влажной ночной звездой, которую все древние авторы почитали как материей, так и деятельницею Великого Делания. Это и есть меркурий мудрецов, добрый вождь лунных путешествий Бержерака, узнавший в нашем философе галла и гражданина Луны, который кабалистически ведёт его чрез посвятительные пространства, где обитает verbum dimissum , потерянное слово, древнее греческое и новое французское, порою слетавшее с пера Монтеня и Франсуа Рабле. И путешественник удивлённо вопрошает своего духа-водителя:

 

«…как может быть, что вчера Ваш рост был столь высок, а сегодня столь низок, вчера Ваш голос был слабым и глухим, а сегодня он ясен и силён, вчера Вы были убелённым сединами стариком, а сегодня Вы — юноша?»

 

 

* * *

 

Отчаянно смелый воздухоплаватель Савиньён де Сирано ясно указывает нам на самые тяжёлые препятствия философскому деланию, о которые претыкается большинство исследователей и о которых мало кто из Адептов упоминал в своих книгах. Возрождая и упорядочивая все вещества, Луна, по мере схождения месяца на ущерб, теряет свою живительную силу вместе с уменьшением диска.

 

«Я знаю, что сейчас, на ущербе, в своей последней четверти, Луна сосёт костный мозг всего живого, и мой в том числе…»

 

Как ночное светило явным и мощным образом воздействует на марево моря , так же влияет оно и на меркурий философов — их великое море, матерь, марь, мор . Среди трудов классиков искусства Гермеса мы находим на эту тему любопытный трактат[161], гравюра из которого о влиянии ветров помогает нам попять отрывок из Государств и Империй Луны , когда рождённый на Солнце Дух (Démon) говорит Сирано:

 

«Я, например, всеми чувствами своими знаю причину тяги магнита к полюсу, тяги приливов моря, тяги всего живого к смерти…»

 

С нашей стороны чрезвычайно любопытно установить связь между некоторыми иносказаниями нашего автора и важнейшими аспектами философского делания, объяснёнными Филалетом. Хотя основной труд таинственного английского алхимика был отпечатан в Лондоне только в 1669 году, Бержерак, по-видимому, читал его в рукописи. И мы полагаем, хотя и вступали перед тем, как сделать такой вывод, в волнуемое море раздумий, что водителем и хранителем Бержерака был тот же Илия, который, согласно Филалету, обеспечит процветание и счастье человечества перед тем, как наступят последние времена этого Мира:

 

«Ибо рождён уже Илия Художник, и уже великие вещи прозвучали над Градом Божиим[162]».

 

Средство, с помощью которого Пророк Исраилев возносит Сирано в райскую землю, указывает нам на огненную природу его колесницы (char). Так, Илия, беспрестанно подбрасывает над собой магнитный шар (boule d'aimant, любовное колесо ), и «очищенный и уготованный», поднимался вместе со своей колесницей (chariot, телегой) из стали (acier), влекомой неодолимым космическим влечением:

 

«Воистину, — говорит он, — зрелище сие было удивительно, ибо я так отполировал свой летающий стальной дом и он так живо и ярко отражал свет Солнца, что мне казалось, будто я сам возношусь на огненной колеснице».

 

Сравним это иносказание со словами из драгоценных глав Филалета, который с предельной точностью излагает трансцендентные физические законы нашей традиционной алхимии:

 

«Как Сталь (Acier) влекома магнитом (Aimant, Любовником), а Магнит непроизвольно поворачивается к Стали, так и Магнит Мудрецов притягивает к себе их Сталь. Вот почему, подобно ему, как Сталь есть рудник, где мы находим золото, так и наш Магнит есть истинный рудник нашей Стали[163]».

 

В Государствах Солнца Савиньён настаивает на том, что этот действователь первого порядка (agent primordial) становится причиной тягостных приключений, предупреждающих забывчивого алхимика об осторожности и хранении тайны. Из его клади выпадает книга по физике, к несчастью становящаяся добычей негодяя; и открывается она как раз «на той странице, где объяснены достоинства магнита». Того, кто останавливает ум на «кальцинированном притяжении», наш философ сравнивает с несчастным существом, обычною жертвой магических церемоний:

 

«Положи жабу на грудь женщины, — говорит Михаил Майер в своей Убегающей Аталанте, — и пусть женщина напитает ея, и умрёт, а жаба надуется от молока»[164].

 

Земноводное, вбирающее в себя влажный жар летних ночей, демонстрирует удивительную стойкость к высушиванию. Объяснение этому можно найти в символике жабы и ея месте в литературных и графических иносказаниях философской операции, на которую указывает Бержерак. Цель этой операции понятна только из греческого корнесловия, в полной противоположности мнению Литтре, вообще всячески отрицавшего наше элленическое (hellenique) родство. Позитивистская этимология производит название жабы, crapaud , от англосаксонского creopan — ползать , однако старо-французское crapos , несомненно, истекает из κάρπω, karpô, κάρφω, karfô: я осушаю, оставляю сухим, извлекаю, иссушаю, покрываю позором, ослабляю [165].

 

* * *

 

Однако, какую же всё-таки весёлую картину мирной и ничего не губящей атомной бомбардировки нарисовал наш физик не в пример учёным нынешнего, самозванно именующего себя цивилизованным человечества, использующего эти силы только в целях разрушения и смерти! Мудрый исследователь, он находит случай сказать о радиоактивности тел, постоянном проявлении тайного огня алхимиков и орудий совершения первого чуда Великого Делания, творимого, по общему суждению древних авторов, самим художником , не способным пока постичь тайну чудесного осуществления:

 

«В конце концов, эти первые и неделимые Атомы создают круг, в котором без труда вращаются все самые непреодолимые трудности Философии. Преображения Чувств, никем ещё полностью не достигнутого, объяснить нечем, кроме как этим движением малых тел» (Государства Луны ).

 

Для Сирано материя, единая с духом, единственна и бессмертна. Это и есть предпосылка основного постулата алхимии о том, что всё есть во всём . Он утверждает, что «Прометей извлёк из недр естества и сделал доступной для нас именно первоматерию». Ея, точнее, древний ея символ, изобразил на титуле своей книги Происхождение Алхимии Марселен Бертело, к сожалению, глубоко соблазнившийся позитивной стороной науки Гермеса, которую в целом он не сумел отделить от обманчивых спагирических формул. Итак, мы видим обложку, украшенную изображением уроборос 'а — serpens qui caudam devorat — змия, пожирающего собственный хвост , и обрамляющего греческую аксиому: «Eν τό πᾶν = ЕДИН ЕСТЬ ВСЁ» («ЕДИНО ВСЁ»).

 

* * *

 

Трудно не обратить внимание на данное Бержераком точное описание прибора, записывающего и воспроизводящего человеческий голос, — через два с половиной столетия он появится на удивление всему миру под названием граммофона, а затем патефона.

 

«Когда кто-то хочет что-то прочесть, он прокручивает в этой машине множество ключей, затем поворачивает ручку на главу, которую хочет прослушать, и тогда из этого ореха, словно из человеческого рта или музыкального инструмента, начинают литься различные звуки, используемые великими Лунитами в качестве языка».

 

Солнечные духи пишут свои книги именно таким словесно-музыкальным способом — поэтому-то в традиционной кабале Ведение и передаётся только устно:

 

«Это воистину Книга, — провозглашает Сирано, — но это чудесная Книга без листов и букв; наконец, чтобы читать эту Книгу, не требуются глаза, но только уши…

Так вы всегда будете окружены всеми великими Людьми, мёртвыми и живыми, которые словно въяве беседуют с вами».

 

Уместно напомнить, что изобретением фонографа мы обязаны французскому мистику высочайшего класса, гениальному завсегдатаю богемных кружков и основателю «Зютизма» Шарлю Кро (Charles Cros), в запечатанном пакете представившему своё открытие в Академию Наук в 1877 году, до того, как американский физик Эдисон осуществил его на практике и соответственно извлёк из него барыш. А сколько других изобретений, часто самых сенсационных, связано с именем Шарля Кро — а ведь мы помним о нём только как о юмористе и поэте и почти забыли о нём как об учёном. Капризная фортуна распорядилась так, что для нас он только сочинитель Бильбоке и Копчёной селёдки . Тем не менее этот человек был автором не только веселивших общество монологов-анекдотов, но также и способов изготовления искусственных драгоценных камней и цветной фотографии (датирован 1869 годом). Более того, после него остались рукописи с любопытными гипотезами о возможностях межзвёздного сообщения.

Богема с ея фантазиями и странностями скрывает не только лень и бездарность. Как и Савиньён де Сирано Бержерак, Шарль Кро — тому свидетельство, ведь он долгое время пребывал среди богемы, пока не наступили для него тяжёлые времена.

 

Станешь гибче воды,

Но помрёшь без еды,

На гитаре бренча…

 

 

* * *

 

Напомним теперь об описании машины, которую Сирано, заключённый в Башне, изобрёл и начертил дабы обрести освобождение , оставив нам при этом бесценные физико-химические указания на чашу естества , само влияние которой составляет почти неразрешимую загадку Великого Делания. Напомним: даже образуя сферу, эта хрустальная чаша, призванная улавливать и собирать солнечное излучение, «имеет множество углов и форму двадцатигранника».

Принципиальная двойственность — сферическая чаша и шар-икосаэдр — очерчивает естество и действие таинственного купороса (vitriol ) алхимиков, именуемого также изумрудом или смарагдом философов. Это — зелёная соль, кристаллизующаяся в виде многогранника с двадцатью гранями. Бержерак описал ея почти через 20 лет после того, как Карл I установил аналогичный по форме гномон в своём дворце Холируд в Эдинбурге.

Слово, которое в физике означает драгоценный камень звёздного происхождения, если читать его по буквам, образует инициалы надписания, сделанного маркизом Максимильеном Паломбарой над воротами его замка:

 

VILLAE IANUAM TRAHANDO RECLUDENS IASON OBTINET LOCUPLES VELLVS MEDEA =

VITRIOLVM

 

Надпись станет ещё более загадочной, если мы приведём для читателей ея перевод, обладающий необычайной силой притяжения для всех нас, наследников римской культуры и жертв злосчастного урбанизма:

 

«Иасон, толкнув двери виллы, открывает и обретает с помощью Медеи драгоценное Руно[166]».

 

Дом, который следует открыть, руно, которое там находится и которое следует, завоевав, обрести, суть Земля и Лекарство, являющиеся разгадкой обрамляющего пентакль афоризма с теми же инициалами — одна из гравюр на дереве из Трактата об Азоте:

 

VISITA INTERIORA TERRAE RECTIFICANDOQVE INVENIES OCCULTVM LAPIDEM VERAM MEDICINAM

 

 

Посети исподнюю Земли и, очищая, найдёшь сокрытый Камень, истинное Лекарство.

 

Это и есть кристалл или хрусталь , возносящий нашего философа сквозь воздух и эфир в Государства Солнца , его Империю, где истинные служители Розы и Креста, вселенские обитатели Гелиополиса, обретают свою легендарную всепроницаемость и долголетие:

 

«Мой блуждающий взгляд случайно упал на мою же грудь, скользнув по поверхности тела, проник внутрь его; в следующее мгновение я увидел всё, что было позади меня, как будто вся моя плоть стала органом зрения; я ощущал ея свободной от присущей ей непрозрачности, приближаясь предметами к глазам, а глазами к предметам помимо собственного тела». (Государства Солнца ).

 

Чудо, относящееся к последней варке , Сирано описал блистательно и достойно, на уровне лучших классиков Великого Искусства . Он восхищённо созерцает и с точной ясностью описывает воспламенённый Мир :

 

«В крови моей жила необычайная радость, проникавшая в душу и делавшая ея чистой».

 

Описанный Сирано цветопереход имеет место внутри философского яйца , «малого хрустального купола» (dome, свода, собора ); слово хрусталь или кристалл с герметической точки зрения драгоценно именно в его звуковом раскладе: Χριστοῦ, Khiristou, Христова и ἃλς, als, соль = Христова соль , на языке птиц . Наблюдая медленную перемену оттенков благороднейшего цвета, «я погрузил, — пишет Сирано, — свой взор в чашу». В самом деле, взгляд художника на этой стадии делания должен быть предельно острым, ибо философская призма развивается внутри черноты, в глубине киммерийских сумерек , где само Естество, а, следом за Ним, и Адепты, открывают тайну великого Согласия (Harmonie) и Творения в целом.

Эту чернь чернее чёрной черни , но при этом прозрачную, мы созерцаем на одной из иллюстраций, которыми Жорж Ораш Страсбургский снабдил свой небольшой труд Драгоценнейший Дар Божий, описанный и изображённый собственною рукою в лето 1415 от Спасения искупленного Рода Человеческого (Le Tres-Precieux Don de Dieu, escript et peinct de sa propre main, l’an du Salut de l'Humanité rachetée, 1415) [167].

Чуть позже отверстая чаша, в которой находится всё та же наша зола (cendres, пепел), но уже в преображённом виде, отдаёт чудесный плод алхимику, охваченному всецелым озарением. Об этом же иносказательно говорит Сирано Бержерак, констатируя распад своего творения:

 

«Его не было… вместо него повсюду было Небо… я не знаю, какое невидимое препятствие отталкивает мою руку, когда я ея протягиваю… мне пришло в голову, что, поднявшись, я бы очутился на небесной тверди, той самой, которую иные Философы и некие Астрономы почитают воистину твёрдой».

 

Он присоединяет свой голос ко всем добрым Мастерам с их стародедовским советом следовать в нашем скорее Божественном, нежели человеческом, делании, за Естеством таким образом, чтобы художник беспрекословно подчинялся незыблемым законам и знал, что нарушать или пытаться обойти их ему воспрещено:

 

«Я был ведóм только Естеством, которое не рассуждает».

 

 


Дата добавления: 2018-05-12; просмотров: 421; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!