Глава 3. Ницшеанство в романе Достоевского
Ф.М. Достоевский и Ницше: история заимствования и влияния
Существует широко распространенное мнение, согласно которому Ницше испытал влияние Достоевского (роман «Преступление и наказание»), создавая «Заратустру». Но в то же время в его последних книгах есть немало высказываний, которые прямо ассоциируются с «Идиотом» Достоевского. Так, в «Антихристе» речь идет о «болезненном и странном мире, в который нас вводят евангелия, мире, где, как в одном русском романе, представлены словно на подбор отбросы общества, нервные болезни и детский идиотизм». Однако это замечание Ницше могло быть адресовано и «Преступлению и наказанию», где с ужасающей наглядностью изображена именно такая среда и социальные низы большого города («отбросы общества»), которая фактически отсутствует в «Идиоте», и «нервные болезни», и «детский идиотизм» (Соня Мармеладова). Но бесспорным представляется тот факт, что художественные образы Достоевского вызывают у Ницше ассоциации с евангельскими преданиями. Бесспорно также и то, что в своей трактовке образа Иисуса Христа Ницше в какой-то мере отталкивается от Достоевского.
Оба они творили в кризисную эпоху, оба восприняли мир как царство торжествующего зла. Но если Достоевский отверг этот мир, то Ницше воспел его. Декларируя «родство», Ницше имел в виду не Достоевского, а скорее всего его подпольного героя. Что же касается самого русского писателя, то его гуманизм и демократический инстинкт оказались в непримиримом противоречии с «сокровенными инстинктами» философа - имморалиста.
|
|
|
Наиболее ярко ницшеанские идеи, в особенности идея о сверхчеловеке, можно обнаружить именно в романе «Преступление и наказание» Влияние Достоевского на Ницше здесь заметнее, отчетливее, по-видимому, в силу духовной новизны, в силу психологических открытий и прозрений. И достаточно перечесть хотя бы только рассуждения Раскольникова о праве сильной личности жить и действовать как бы по ту сторону добра и зла, чтобы уловить в них зародыш ницшеанства.
И Ницше и Достоевский представили две мощнейшие этико-психологические системы того времени. Однако, нужно отметить, что здесь не идет речь о единстве мыслей, т.к. в решении основных вопросов бытия - в отношении к Богу, к человеку, к истории - Достоевский и Ницше были скорее антагонистами. Ницшеанские мотивы (не забывая о том, что мысли Достоевского и Ницше может и написаны были на первым взгляд едиными словами, но интерпретировать их нужно по - разному) прежде всего можно обнаружить в романе "Преступление и наказание", если провести параллель с главой «О бледном преступнике» поэмы «Так говорил Заратустра». И Ницше и Достоевский задавались вопросом: Ради чего было совершено убийство? Ради чего вообще можно его совершить?. У Ницше мы видим идею, но раскрывает ее Ф.М. Достоевский в "Преступлении и наказании": преображение человека из "твари дрожащей" в "Наполеона", душевный бунт против абсурда жизни, неприятие этого мира. Герой Достоевского, предвосхищая Ницше, открывает "иную" свободу во властных отношениях. Власть - не произвол, но это и не моральная самость, она предполагает иной тип ответственного поведения, без которого, так же как и без морального убеждения, невозможно человеческое общежитие.[6: 125 - 144.]
|
|
|
Творческая переработка идей Ф. Ницше в романе Ф.М. Достоевского
Разделяя теорию Раскольникова о двух категориях людей и их различном предназначении, Мережковский прославил человекобожескую сущность Раскольникова, воспел его как «властелина». Мережковский стремился склонить на свою сторону и автора «Преступления и наказания», утверждая, что «последний нравственный вывод самого Достоевского из всей трагедии - именно эти слова (Раскольникова): «совесть моя спокойна». Поэтому название, «вывеска» книги будто бы обманчива. В романе если и есть преступление, то оно лишь в том, что Раскольников не выдержал, «сделал явку с повинной». Эти мысли заряжены ницшеанством. Личностное начало, агрессивное по своей сущности, стремится к экспансии. Этой силе, однако, противостоит не только «твердолобость» родового инстинкта, но и тоска человека по цельному мировоззрению, гармоническому общению с «другими». Когда у Раскольникова произошел моральный провал, на него нахлынули мысли о том, что он «тварь дрожащая».
|
|
|
Существовала еще одна теория преступления, оказавшая влияние на истолкование Раскольникова в 80-90-е годы, - теория Ф. Ницше. Вкратце суть ее сводится к следующему: «Тип преступника есть тип сильного человека, развивавшегося среди неблагоприятных условий, это - доведенный до болезни сильный человек. Ему не достает простора, более свободной и опасной природы и другой формы бытия, такой формы, в которой все, что составляет оружие и защиту в инстинкте сильного человека, имело бы право на существование». Ницше, как известно, признавал лишь один инстинкт - волю к власти, возведенную им в универсальный принцип жизни. Преступление в этом случае является не следствием порочности натуры (или среды), а формой проявления «здорового» инстинкта самоутверждения, анархического своеволия (биологизм Ницше нельзя принимать за чистую монету, он служит символическим прикрытием его индивидуалистической идеологии).
|
|
|
В учении Ницше, как в любом серьезном нравственно - философском исследовании, есть много ценного для нашего времени. Прежде всего, это яркая критика мещанства. Никто до и после Ницше с такой прозорливостью не смог предвидеть всю опасность общества маленьких, серых, покорных людей. Это, кроме того, неприятие социальной системы, построенной либо на безмерном подчинении какой - либо одной идеологии, либо на принципах утилитаризма и прагматизма, где обесценено главное - личность, ее индивидуальность и неповторимость. Это идея возвышения человека, преодоление всего мелочного, обыденного, незначительного для жизни. Многие категории нравственного учения Ницше вошли в философско-этическую науку и в наш обыденный язык: «переоценка ценностей», «Сверхчеловек», то есть «которых слишком много»; «человеческое, слишком человеческое»; мораль «по ту сторону добра и зла». [11: 119.]
Начиная с «Послания к римлянам» апостола Павла в христианской традиции зло не признается в качестве свободного внутреннего мотива и рассматривается исключительно в виде слепой силы греха, искажающей человеческую самость. «Ибо не понимаю что делаю; потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю» (Рим. 7.15). С указанной точки зрения свободная воля и добрая воля есть одно и то же [1:122.]. Герой Достоевского, предвосхищая Ницше, открывает «иную» свободу во властных отношениях. Власть - не произвол, но это и не моральная самость, она предполагает иной тип ответственного поведения, без которого, так же как и без морального убеждения, невозможно человеческое общежитие.
Дата добавления: 2018-04-15; просмотров: 531; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!