ИСТОРИОГРАФИЯ. МЕТОДОЛОГИЯ ИСТОРИИ

⇐ ПредыдущаяСтр 3 из 7Следующая ⇒

Средневековая историография начинается с переходной от античности к средневековью эпохи, с конца III–IV вв. н. э. С одной стороны, христианские авторы этого и последующего времени являются частью позднеантичной историографии и даже философии, но они уже представляют собой новое направление, в смысле идеологии полностью порвавшее с античной традицией. Первый опыт богословской истории представлен в трудах автора III – начала IV в. епископа и мыслителя Евсевия Кесарийского (ок. 260–340). Уже в самом раннем своем сочинении – «Хронике» («Хронические каноны») он ставит перед собой задачу создать универсальную историю. Он объединил языческую историю и историю иудеев в единую мировую историю и интерпретировал ее основные события с провиденциалистской точки зрения. Для этого он использовал новую христианскую хронологию истории, все события которой включены в единые хронологические рамки, а не датируются по Олимпиадам, как в Греции, или же по годам правления консулов, как в Риме. Он стремился доказать, что события, хронологически упорядоченные таким образом, образуют закономерную последовательность, в центре которой – рождение Христа. Но главным трудом Евсевия является его «Церковная история». В ней он впервые попытался дать систематическую трактовку истории христи-анcтва от рождения Христа, исходя из разработанной им церковно-исторической провиденциалистской концепции. Согласно этой концепции история реализуется через взаимоотношения Бога с «христианским народом» (совокупностью всех верующих). Создание жанра церковной историографии стало главным достижением Евсевия. Он положил начало одному из ведущих направлений в средневековом историописании. Его дело было продолжено целой плеядой историков, в том числе Бедой Достопочтенным (672/73 – ок. 735), Адамом Бременским (ум. после 1081), Ордериком Виталием (1075 – ок. 1143) и многими другими.

Если Евсевий Кесарийский был автором переходной эпохи от античной историографии к христианской, то сочинения позднего современника Евсевия Павла Орозия, преданного ученика Августина, были созданы уже полностью под влиянием новой доктрины Августина. Орозий в своем труде «История против язычников в семи книгах» описывает уже не только церковную историю, он создал образец нового жанра – всемирной истории, включающей в себя историю народов, государств и церкви.

Помимо жанра церковной истории, о котором упомянуто выше, в раннем средневековье в развитие античной традиции (идущей от Цезаря, Тацита и даже от Геродота) возник жанр «истории варварских народов». К наиболее известным произведениям такого рода можно отнести книги историков VI в. – Иордана о готах «О происхождении и деяниях гетов», Григория Турского «История франков»; автора VI–VII вв. Исидора Севильского «История королей готов, вандалов и свевов»; Павла Диакона «История лангобардов» (VIII в.). В конце VIII–IX в. в связи с расцветом империи Карла Великого возникает так называемая историография «каролингского возрождения». Особенно следует отметить «Жизнеописание Карла Великого» Эйнхарда.

Единая универсальная хронология, датирующая все происшедшее временем до и после рождества Христова, была изобретена Исидором Севильским в VII столетии и популяризирована Бедой Достопочтенным, первым английским историком в VIII в.

Известный подъем историографии в связи с развитием городской жизни, общего уровня образования и культуры, а также ростом числа монастырей и монашеских орденов наблюдается в XII в. Одним из самых выдающихся произведений XII в. была «Хроника» Оттона Фрейзингенского (после 1111–1158 г.). Хроника охватывала события от начала библейской истории (от сотворения мира). Семь ее книг продолжали повествование о всемирной истории до современного Оттону периода 1146 г.[27] Исключительное обилие сохранившихся списков «Хроники» свидетельствует о ее быстром распространении и значительном успехе в феодальном обществе, несмотря на то, что она проникнута глубоким пессимизмом. Следовательно, это было созвучно настроениям значительной части общества.

Среди историков позднего средневековья можно выделить Жана Фруассара (ок. 1337 – после 1404 г.; его хроники Англии, Франции и Испании охватывают период 1327–1400 гг., то есть примерно первую половину Столетней войны) и флорентийского хрониста Дж. Виллани (2-я половина XIII в. – 1348 г.). В XV в. в историографии начинаются существенные изменения, о которых будет сказано в лекции, посвященной раннему Возрождению. Об этом свидетельствует в частности то, что во Франции, где резко возрос интерес к истории, появляется уже новый, явно не средневековый, жанр истории – исторические мемуары. Филипп де Коммин (1447–1511) – доверенный советник герцога Бургундского Карла Смелого, впоследствии состоявший на службе у короля Франции Людовика XI, в своих мемуарах не только описывает перипетии борьбы за централизацию Франции в XV в., но и создает собственную политическую теорию о государе и государстве, во многом опередившую идеи Н. Макиавелли о том, что «цель оправдывает средства».

Жанры средневековой историографии. Выделялось два основных жанра: история (деяния) и хроника (анналы); первые пространны и стремились излагать историю в логической последовательности, вторые – кратки и обычно излагали события в хронологическом порядке. Среди хроник особенно выделяются всемирные хроники, хотя, как уже было сказано, даже истории отдельных народов обычно начинались с библейских легенд об Адаме и Еве, Каине и Авеле, потопе и т. п. Позже в связи с поисками возможности совместить логический подход к изложению с хронологическим появляется более сложный смешанный жанр, соединивший особенности истории и хроники. Появляется также официальная хронистика – королевские и городские хроники. Развитие истории и повышение интереса к ней приводят в позднем средневековье к появлению учебников по всемирной истории и исторических хрестоматий.

Знание истории не было безразличным для богословия, поэтому историография была побочным результатом, продуктом средневековой теологии, ученого благочестия[28], как античная историография – побочным продуктом античной философии и особенно политической философии.

Место истории в системе мировоззрения и интеллектуальных занятий.Как и в античности, в средние века история никоим образом не воспринималась как наука. История по-прежнему рассматривалась как средство воздействия на читателя, способ влияния на общество, некое хранилище поучительных (равно положительных и отрицательных) примеров и рассказов, которые могут быть полезны в воспитательных, ораторских, полемических или иных целях[29]. Но если античные мыслители нередко воспринимали историю как род искусства, то в средние века она выступала скорее как род духовной литературы, направленной на интеллектуальное служение делу веры[30]. Таким образом, если в античности история в руках наиболее глубоких мыслителей порой перерастала в политическую философию, если наиболее выдающиеся представители античной историографии искали в истории ответы на вопросы о вечной природе человеческой личности и человеческой судьбы, то для средневековых философов и историков история становилась одним из источников теологических размышлений о Боге и человеческой деятельности, делом веры и служения Богу.

В целом занятия историографией (как и в античности) не были слишком привлекательны или почетны, лучшие умы устремлялись в другие сферы. Это объяснялось также неопределенным положением истории в отношении «семи свободных искусств» (в перечень которых она не входила)[31]. История оставалась, по выражению одного средневекового историка, «привеском» к ним.

Основные методы средневекового историописания: а) метод личного наблюдения и опоры на «надежные» свидетельства; б) ком-пиляции; в) опоры на священное писание и труды отцов церкви;
г) метод аллегорической типологии(применявшийся и в античности, особенно в сопоставлении исторических деятелей и ситуаций) заключался в соотнесении библейских и реальных исторических деятелей, когда характеристики библейских персонажей использовались для описания реальных деятелей (отрицательный деятель мог быть Каином и т. п.); д) реже – метод опоры на устные предания. Заметную, но менее важную роль играли протонаучные методы и приемы, получившие огромное распространение в будущем: приемы элементарной критики свидетельств (в том числе сопоставления источников, реже – проверки фактов), хотя в целом критический метод был слабым; использования архивных документов.

В целом эти методы принципиально не отличались от тех, что использовались в античности (за исключением, конечно, опоры на Библию), но акценты по важности и распространенности несколько поменялись. В частности, использование устных преданий в средние века было менее популярно, чем в античности, но зато в большей степени работали с архивами (хотя, конечно, этот источник исторических данных не был существенно важным)[32]. По сравнению с античностью метод компиляции стал гораздо более распространенным, прежде всего в связи со всемирным характером историй и большим уважением к авторитетам.

Методология истории в средние века в целом определялась следующими идеями и подходами.

а) Представлением о том, что история прошлого прямо соответствует повествованию о ней, то есть имеется некая твердая историческая канва (тем тверже, чем она ближе к священной и непогрешимой истории), в которую историк вплетает свои добавления и рассуждения. Иными словами, о реконструкции прошлого в труде историка на основании тщательной методологии отбора и проверки фактов не было и речи. Античная и средневековая историографии тут похожи, но все же первая, пожалуй, была чуть ближе к идее реконструкции прошлого, чем вторая.

б) Опорой на авторитеты.В средние века в связи с канонизацией религиозного учения опора на авторитеты приобрела характер полного преклонения (в античности это было распространено заметно меньше). Одновременно творческое использование предшествующих трудов оказалось ограниченным, и чем авторитетнее был источник, тем дословнее могли его передавать.

в) Соответственно компиляция стала практически обязательным элементом большинства исторических трудов жанра хроник. Это создавало традицию историописания (в античности складывающуюся только в ее поздний период), в конечном счете сделало возможным создание в позднем средневековье первых учебников и хрестоматий по всемирной истории. Однако средневековые истории были компилятивными, менее творческими, чем античные.

г) Ограниченностью исторических источников и преобладанием методов личных впечатлений и опоры на «надежные» свидетельства.В целом средневековые, как и античные, историки опирались прежде всего на личные впечатления, потом на свидетельства надежных очевидцев, далее – на всякого рода коллективные воспоминания (слухи, передачу устной традиции от старшего поколения к младшему и т. п.). Но все это могло охватить период в несколько десятков (максимум в сто) лет; в меньшей степени использовались произведения устного творчества. Отметим также, что библиотек было мало, и в них, как правило, не было современных историку трудов по истории. Архивов также было мало, и использовались они эпизодически.

д) Отсутствием теоретических руководств по написанию истории вплоть до XV в. Одно это говорит о слабости средневековой методологии истории.

е) Распространенной практикой пренебрежения к точности фактов или сознательной их фальсификации.Конечно, многие средневековые историки, особенно раннего периода, продолжали традиции античности, стремясь по возможности добросовестно зафиксировать события и, когда возможно, подтвердить их информацией свидетелей или заслуживающих доверия источников. Многое также зависело от жанра исторического сочинения, анналы были более строгими к хронологии и точности, хроники – менее строгими. Но в целом самое бесцеремонное, по выражению О. Л. Вайн-штейна, обращение с фактами и прямое искажение их были очень распространены в средние века во всех исторических жанрах.
В Новое время и особенно в XIX в. средневековых историков часто упрекали в «легковерии». Это «легковерие», свойственное во многом и античности, проистекало от религиозности сознания, отсутствия научного метода, невозможности проверить источник. Но очень часто причиной было то, что подлинности или неподлинности сведений историки могли не придавать значения, если считали какой-то эпизод интересным, занимательным, поучительным для читателя или если им просто надо было заполнить лакуну в историческом рассказе[33]. Конкретные факты человеческой деятельности – в полной противоположности от взглядов современных историков – были для них чем-то малозначительным. Можно также отметить, что нередко уровень пренебрежения фактами был прямо пропорционален уровню обобщения истории[34].

Но искажение фактов и их прямая фальсификация были связаны также с явлением, которое можно условно назвать «политизацией истории», когда факты искажались в угоду определенным интересам.

ж)Политизацией истории, которая была связана, с одной стороны, с превращением истории, как и философии в целом, в «служанку богословия», а с другой – с использованием исторических данных как основания для политических, правовых, идеологических, имущественных и иных притязаний со стороны более или менее влиятельных политических сил. Все это способствовало появлению гигантского количества различных исторических подделок. Разоблачение этих подделок заняло у историков Нового времени несколько веков, что впоследствии стало важнейшей причиной полного отрицания заслуг средневековой историографии[35].

Таким образом, именно со средних веков складывается устойчивая традиция политического использования истории в интересах династии или государства, традиции, которая, к сожалению, не умирает и до сих пор. В этом плане античность отличалась в лучшую сторону[36]. В средние века история стала более идеологической дисциплиной, в этой связи исторические свидетельства стали основанием для различных притязаний на право собственности, на политическое доминирование, на возможность претендовать на престол и т. п. Отсюда резко возросло число исторических фальсификаций и подделок, искажений фактов и т. п. В средние века многие правители и руководители церкви старались использовать историю в политических целях. Масса подделок была сделана в угоду римской церкви, например в труды античных писателей вставлялись места о жизни Иисуса Христа. Технически это было нетрудно, поскольку книги переписывались от руки (а на пергаменте можно было целые куски соскрести и написать заново)[37].

Таким образом, расхождения между средневековыми и античными историками в методах и подходах к изложению истории были меньше, чем расхождения в теории истории античности и средних веков. Средневековая философия (теология) истории потенциально оказалась более продуктивной, чем античная. Но средневековая историография с ее пренебрежением к точности фактов, фальсификациями и меньшим вниманием к гуманитарному аспекту истории существенно уступала античной. Вот почему мы чаще говорим о крупных философах истории в средневековье, чем о крупных историках этого периода, в то же время в античности остались имена историков, которые будут всегда в какой-то мере образцом.

Таблица 1[38]

ФИЛОСОФЫ И ИСТОРИКИ СРЕДНИХ ВЕКОВ
ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ

Автор	Даты	Страна	Название произведения
Евсевий Кесарийский	ок. 260–340	Римская империя	«Церковная история»
Аврелий Августин	354–430	Римская империя	«О граде Божьем»
Павел Орозий	ок. 380–420	Римская империя	«История против языч-ников в семи книгах»
Беда Достопочтенный	672/73 – ок. 735	Англия	«Церковная история народа англов»
Оттон Фрейзингенский	после 1111–1158	Германия	«Хроника»
Иоахим Флорский	ок. 1132–1202	Италия	«Пособие к Апокалипсису»
Жан Фруассар	ок. 1337 – после 1404	Франция	«Хроники»
Филипп де Коммин	1447–1511	Франция	«Мемуары»

Рекомендуемая литература

Барг, М. А. 1987. Эпохи и идеи: Становление историзма. Гл. 2–4. М.: Мысль.

Вайнштейн, О. Л. 1964. Западноевропейская средневековая историография. М.: Наука.

Гене, Б.2002. История и историческая культура на средневековом Западе. М.: Языки славянской культуры.

Коллингвуд, Р. Дж.1980. Идея истории. Автобиография. Ч. II. М.: Наука.

Рассел, Б. 1994. История западной философии. Т. 1. Кн. 2. Новосибирск: Изд-во Новосибирского ун-та.

Репина, Л. П., Зверева, В. В., Парамонова, М. Ю. 2004. История исторического знания. Гл. 4. М.: Дрофа.

Сергейчик, Е. М. 2002. Философия истории (с. 68–89). СПб.: Лань, Санкт-Петербургский ун-т МВД России.

Лекция 4. ФИЛОСОФСКО-ИСТОРИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ
В СРЕДНИЕ ВЕКА. ВИЗАНТИЯ, РУСЬ, АРАБСКИЙ МИР, КИТАЙ

Византийская историография и теория истории. «Византийцы всегда очень любили историю, и с VI до XV в., начиная от Прокопия, Агафия и Менандра до Франдзи, Дуки и Критовула, литература Византии богата именами выдающихся историков» (Диль 1947: 151)[39]. Сплав античного наследия и христианства – вероятно, наиболее характерная особенность византийской общественной и исторической мысли[40]. Но этот сплав христианства и античности в ранний период Византийской империи и культуры (IV–
VI вв.), когда христианство только становилось тотальной государственной религией, а в самом христианстве еще активно шла борьба разных течений, сформировался далеко не сразу. Недаром Аммиана Марцеллина (ок. 330 – ок. 400 гг. н. э.), о котором шла речь в лек-ции 2[41], сторонника язычества и прежних римских доблестей, нередко рассматривают как последнего римского и первого византийского историка.

Симбиоз христианства и античности наблюдался не только в уровне образованности, умении использовать в произведении античные и христианские труды, но и в жанрах, и в охвате материала. В частности, от античности перешла любовь к историям, события которых наблюдали сами историки, от христианства – к жанру всемирной истории. Также были широко распространены жанры, характерные для поздней античности и раннего средневековья: истории «варварских» народов, церковные истории, а также всемирная хроника. В Византии, за исключением самого раннего периода, встречается мало писателей, даже светских, которые так или иначе не соприкасались бы с богословием[42].

Одним из самых известных историков раннего периода Византии был Прокопий Кесарийский (между 490 и 507 – после 562), сирийский грек, получивший прекрасное светское образование и преуспевший на дипломатической и политической службе при дворе императора Юстиниана I, периоду правления которого и посвящены главные произведения Прокопия. Напомним, что в VI в. именно при Юстиниане, названном Великим, был период наивысшего подъема Византийской империи, когда казалось, что удастся возродить Римскую империю в полном объеме и на Востоке, и на Западе. Эпоха Юстиниана ознаменовалась также колоссальным достижением общественной мысли – кодификацией римского права, сыгравшего огромную роль в становлении европейской цивилизации. Но Юстиниан надорвал силы империи. Все это определяет двойственность позиции Прокопия. Если в своих официальных произведениях «История войн Юстиниана с персами, вандалами и готами» и «О постройках Юстиниана» он прославляет императора, его войны и политику, то в своей «Тайной истории» излагает иной взгляд на состояние империи, облик ее правителей и политической элиты. Он подверг Юстиниана и его окружение критике и резкому моральному осуждению, изобразил его правление как тиранию, а результаты его политики расценил как вредные и губительные для государства. Хотя Прокопий был, естественно, уже христианином, в «Тайной истории» он, подобно Аммиану Марцеллину, видел главным героем своего произведения не христианские доблести, а империю; он резко противопоставляет славному прошлому, идеализированному образу великого Рима, современную ему Византию, а также скорбит о том, что упадок нравов подрывает ее величие.

Как мы видели выше в лекции 3, становление христианской историографии, а также философии и теологии истории началось уже в III веке н. э. Из ранних христианских писателей на византийскую историографию и философию истории оказали особое влияние «Церковная история» Евсевия Кесарийского, теология истории Августина, всемирная «история против язычников в семи книгах» Орозия. Особенно важно для Византии с ее государственной церковью, что Орозий проповедовал возможность единения светской власти и церкви (возможности просвещения и симфонии) в отличие от Августина, резко противопоставлявшего государство и церковь в теории двух градов. И в этом можно увидеть вторую особенность византийской общественно-исторической мысли по сравнению с западноевропейской – гораздо более тесную ее связь с государством[43]. Третьей особенностью было то, что сильная приверженность античной традиции сочеталась со слабым заимствованием достижений других культур (в то время как европейцы многое переняли от арабов, а те в свою очередь – из античного наследия, у индийцев, персов и т. д.). Это происходило также от чувства культурного превосходства, что в некоторых отношениях не позволяло византийским мыслителям подняться на новый уровень, как это произошло в Европе, а в чем-то вело к консервации традиционных тем и проблем.

Первый этапв развитии византийской историографии, как
уже сказано, приходится на IV–VI вв. Второй этап – это VII–XII вв.
В этот период основным жанром становится всемирно-истори-ческая хроника, которая основывалась на библейской версии человеческой истории от сотворения мира. Но как теоретический уровень анализа событий, так и уровень критического метода источников были низкими, хронисты широко использовали всевозможные легенды и баснословные рассказы, не отделяя их от достоверных сведений. Однако в Х в. происходит новый подъем традиции античной интеллектуальной культуры. Ведущими тенденциями этого периода становятся компилятивное использование античных произведений и соединение античных идей с идеологией христианства. А в XI–XII вв. византийская историография переживает подъем: появляется ряд выдающихся авторов, которые создали яркие произведения, выходящие за рамки канона всемирно-исторической хроники, в том числе историко-мемуарного характера.

В Византии, как и в Западной Европе, главными жанрами историографии были хроника и история, которые сильно различались между собой[44]. Но, как и в Европе, постепенно шел поиск возможностей синтеза обоих жанров. Одним из тех, кто сумел преобразовать хронику в историю, был крупнейший историк Михаил Пселл (1018 – ок. 1078 или ок. 1096), автор «Хронографии». «Хронография» посвящена столетнему периоду византийской истории (976–1077) и является одним из наиболее заметных памятников исторической мысли второго этапа византийской историографии. Каждая глава сочинения Пселла посвящена определенному императору, фигура которого оказывается уже не просто одним из звеньев времени, как в хрониках, а предметом биографического повествования. Сам Пселл – один из самых интеллектуальных византийских писателей – в значительной мере осознавал особенности своего творческого метода. В его представлении любой человек – существо противоречивое, изменчивое и непостоянное, и задачу свою он видел в том, чтобы эту противоречивость и изменчивость изобразить[45]. Как отмечает А. Л. Шапиро (Шапиро 1993: 53), здесь мы видим заметное продвижение в методе исторического портрета по сравнению с тем, что делали Тацит и другие римские писатели.Михаил Пселл, возводя события истории к воле божественного провидения, в то же время считал необходимым исследовать их земные причины и результаты. Подобно наиболее глубоким античным исследователям, он не ограничивал объяснение внешнеполитических поражений своей страны иноземными нашествиями, а старался обнаружить признаки разложения Византии в периоды ее расцвета. «Дом рушится уже тогда, – писал он по этому поводу, – когда гниют крепящие его балки»[46].

В XI–XII вв. возобновляется и жанр историй, в которых основное внимание уделяется событиям, очевидцем которых был их создатель, авторской оценке персонажей и явлений. В частности, грандиозным жизнеописанием императора Алексея I Комнина является написанная его дочерью Анной Комниной (1083 – ок. 1155) «Алексиада».

Третий, завершающий период византийской истории (до 1453 г.) не породил новых оригинальных явлений. Завершением византийской историографии стало создание ряда сочинений, посвященных истории завоевания Константинополя турками и падению империи.

Дата добавления: 2018-04-15; просмотров: 1787; Мы поможем в написании вашей работы!
Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!