Лирика зрелого периода творчества (1836-1840)
В зрелой лирике Лермонтова много говорится о печали, о бесперспективности жизни, об одиночестве. Эгоцентричность юношеской лирики в зрелом творчестве поэта преодолевается благодаря стремлению уйти от прямого выражения своего «Я», высказаться от имени «другого» («Завещание» и др.).
Стихотворение «Завещание» — монолог умирающего офицера, участника Кавказской войны, обращенный к одному из друзей, его боевому соратнику. Он уходит из жизни, утешая себя тем, что честно выполнил воинский долг, и просит передать привет краю, где он родился и вырос. Подлинный герой «Завещания» вряд ли офицер-«кавказец», каких тогда было много. Можно согласиться с Д.Е. Максимовым, утверждающим, что в «Завещании» образ героя стихотворения, заурядного армейского офицера, по существу, сливается с лирическим образом автора [11].
И не случайно Белинского напугало «Завещание» своим трагическим тоном. «...Последние стихи этой пьесы,— писал он В. П. Боткину в январе 1841 года,— насквозь проникнуты леденящим душу неверием в жизнь и во всевозможные отношения, связи и чувства человеческие» [13].
«Завещание», как и другие поздние произведения Лермонтова, поражает не только «нагой простотой» языка, которая, по словам Пушкина, есть главное свойство поэзии. Эти произведения поражают философской глубиной смысла. Ну что, казалось бы, необычного в сюжете «Завещания»: умирающий офицер дает другу, едущему в отпуск с Кавказа в Россию, ряд поручений? Но что он говорит при этом? Щемящие душу слова звучат в его признании:
|
|
|
Поедешь скоро ты домой:
Смотри ж... Да что? моей судьбой,
Сказать по правде, очень
Никто не озабочен. [7]
Ведь это же Лермонтов о своей судьбе говорит! Вот какое мирочувствие, мироощущение складывалось у поэта к концу его земного пути.
Тремя годами раньше трагические признания поэта прозвучали в стихотворении «Гляжу на будущность с боязнью...». Вторая строфа этой горькой по настроению вещи воспринимается как итоговая: вот что дал поэт «земле» и что она дала ему:
Земле я отдал дань земную
Любви, надежд, добра и зла;
Начать готов я жизнь другую,
Молчу и жду: пора пришла;
Я в мире не оставлю брата,
И тьмой и холодом объята
Душа усталая моя;
Как ранний плод, лишенный сока,
Она увяла в бурях рока
Под знойным солнцем бытия. [7]
При всей, казалось бы, безнадежности этих «итогов» поэт хочет начать жить по-другому. Он говорит, что ищет кругом «души родной» [7], ждет «вестника избавленья» [7], который поможет ему открыть «жизни назначенье» [7].
За несколько месяцев до гибели поэт пишет стихотворение «Сон», предвосхитившее события, которым суждено было произойти:
|
|
|
В полдневный жар в долине Дагестана
С свинцом в груди лежал недвижим я;
Глубокая еще дымилась рана,
По капле кровь точилася моя.
Лежал один я на песке долины;
Уступы скал теснилися кругом,
И солнце жгло их желтые вершины
И жгло меня - но спал я мертвым сном.[7]
Д.Е. Максимов, объединив в одну группу поздние лермонтовские стихотворения «Завещание», «Гляжу на будущность с боязнью...», «Сон», пришел к выводу о единстве их лирического героя. Оно заключается в том, что герой «думает о своей отверженности, трагическом одиночестве, роковом неустройстве своей, а может быть, и общей жизни, приближаясь к той опасной границе, за которой все «все равно» [7].
Какие же обстоятельства толкали поэта к этой «границе»?
Может быть, ни у одного из великих русских поэтов XIX века (исключая Пушкина) в их жизни не выступает с такой неотвратимой последовательностью взаимозависимость творчества и личной судьбы, как у Лермонтова.
В стихотворении «И скучно, и грустно», написанном поэтом в 1840 году, внутренние противоречия определены в первых и последних строках. Мотив одиночества, «красной нитью» проходящий через все произведение, подводит к скептическому сознанию бренности жизни:
|
|
|
Что страсти? - ведь рано иль поздно их сладкий недуг
Исчезнет при слове рассудка;
И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем
вокруг, -
Такая пустая и глупая шутка...[7]
Рядом с мотивом одиночества присутствует еще один мотив. Если раньше одиночество романтического героя рассматривалось как естественная позиция избранной личности, то теперь во внутреннем мире герой не видит никаких идеалов:
Любить… но кого же?.. на время – не стоит труда,
А вечно любить невозможно.
В себя ли заглянешь? – там прошлого нет и следа:
И радость, и муки, и все там ничтожно…[7]
Желания, любовь, страсти, то есть те переживания, в которых герой хотел бы найти себя, и таким образом найти смысл жизни, отвергаются из-за их временности, конечности, а не потому, что они не представляют никакой ценности.
Внутренний монолог героя способствует раскрытию его противоречий, через которые выражается противоречие жизни вообще.
Летом 1841 года, незадолго до гибели — за месяц, а может, за неделю; точная дата неизвестна и, верно, уж никогда не будет известна, — Лермонтов написал одно из самых глубоких своих стихотворений — «Выхожу один я на дорогу...». По слову Белинского, оно даже среди лучших созданий Лермонтова принадлежит (вместе с «Тамарой» и «Пророком») «к блестящим исключениям» [6]. Лермонтов, когда писал эти стихи, не мог знать, что путь его завершается, что жить ему осталось считанные дни. Но удивительно, что об этом как будто знают сами стихи: многие сквозные мотивы лермонтовского творчества находят в них завершение или, скажем точнее, завершающую полноту выражения.
|
|
|
Вспомним вторую и третью строфы:
В небесах торжественно и чудно!
Спит земля в сияньи голубом....
Что же мне так больно и так трудно?
Жду ль чего? Жалею ли о чем?
Уж не жду от жизни ничего я,
И не жаль мне прошлого ничуть;
Я ищу свободы и покоя!
Я б хотел забыться и заснуть! [7]
Вокруг — гармония, а в душе — боль, хочется «забыться»... Ситуация отчасти знакомая... Для лермонтовской лирики почти закон: там, где вокруг «я» достаточно отчетливо обозначена какая-то конкретная реальность, «я» стремится из этой реальности выпасть — забыться, перенестись душой, мечтой, воображением и т. д. в иные края, в иные времена.
Вот (к примеру) юношеский опыт, навеянный семейными преданиями о шотландских предках рода Лермонтовых:
Зачем я не птица, не ворон степной,
Пролетевший сейчас надо мной?
На запад, на запад помчался бы я,
Где цветут моих предков поля...
Последний потомок отважных бойцов
Увядает средь чуждых снегов;
Я здесь был рожден, но нездешний душой...,
О! зачем я не ворон степной?...
(«Желание», 1831) [7]
Вот зрелый шедевр — «1-е Января» (1840): на шумном светском празднике, «пестрою толпою окружен»,
Ласкаю я в душе старинную мечту,
Погибших лет святые звуки.
И если как-нибудь на миг удастся мне
Забыться,— памятью к недавней старине
Лечу я вольной, вольной птицей;
И вижу я себя ребенком; и кругом
Родные всё места...[7]
Или взять многозначительные строки из неоконченного стихотворения 1839 г. (где «он» — персонаж, несомненно, родственный по духу автору):
На буйном пиршестве задумчив он сидел
Один, покинутый безумными друзьями,
И в даль грядущую, закрытую пред нами,
Духовный взор его смотрел. [7]
С.В.Ломинадзе так охарактеризовал одно из лучших лирических произведений поэта: "В «Выхожу один я на дорогу...» стремление лирического «я» выпасть из наличной реальности в известном смысле достигает предела. Ведь здесь он не среди бездушной «толпы» или «чуждых снегов»; окружающая среда не враждебна, а благожелательна к нему. И все равно: «Я б хотел забыться и заснуть!»
Отметим и то, что явь, вытесняемая сонным видением, как «пестрая толпа» — «родными местами» детства или как «полдневный жар в долине Дагестана» — «вечерним пиром, в родимой стороне» (если вспомнить еще одно знаменитое стихотворение), это уже не только явь конкретных жизненных обстоятельств. Не от шумного праздника хочется «забыться», а от всей своей жизни с ее прошлым («и не жаль мне прошлого ничуть») и будущим («уж не жду от жизни ничего я»), и от всего мироздания с «землей» и «небесами».
Впервые в лермонтовской лирике в целом мире не находится места, куда, «забывшись», хотелось бы «перенестись» душой. Поразительно, что вся полнота неприятия мира лирическим «я» обнаруживается в тот момент, когда его переполняет молитвенный восторг перед миром:
В небесах торжественно и чудно!
Спит земля в сияньи голубом....[7]
Это ведь не объективные наблюдения и не «картины природы», это трепетный отклик души на красоту и гармонию мироздания" [14].
Поэтическая фантазия Лермонтова поднимала его на такие высоты, с которых его взору открывалось все мироздание. Он видит себя один на один с безбрежным миром. Лермонтову дано было видеть мир с высот, достижения которых в реальности стало возможно лишь в наше время. Он видел, как "спит земля в сияньи голубом", и слышал, как "звезда с звездою говорит".
Я б желал навеки так заснуть,
Чтоб в груди дремали жизни силы,
Чтоб, дыша, вздымалась тихо грудь; [7]
В его словах отчетливо звучит желание оставить о себе память на века, поэт хочет, чтобы над ним «вечно зеленея, темный дуб склонялся и шумел». В какой-то степени это произведение можно считать пророческим,
В зрелых поэмах одиночество лирического героя Лермонтова объективировано в символическом образе Демона, в фигуре послушника в грузинском монастыре Мцыри. «В образах Демона и Мцыри представлены самые яркие стороны личности «лермонтовского человека»: его смутные и высокие идеалы, его романтическая ненависть к несправедливому и прозаическому порядку жизни, его страдания и тоска, его страстные мечты и мятежные порывы» - пишет Д.Е.Максимов [11].
Согласно первоначальному замыслу, в центре поэмы «Демон» должен был стоять образ падшего ангела, несущего на себе бремя вселенского проклятия. Ища выхода из своего одиночества, Демон влюбляется в молодую монахиню. Но монахиня любит ангела, и надежда на возрождение сменяется у Демона ненавистью и жаждой мести; он обольщает и губит монахиню во имя торжества над соперником.
В истории создания «Демона» из всех известных нам восьми редакций поэмы исключительно важное значение имеет шестая редакция, законченная автором в сентябре 1838 года. Лермонтов внес в эту редакцию те определяющие черты, которые почти полностью сохранились в последующих ее вариантах. Именно в этой редакции действие «Демона» из неопределенно экзотической местности, где оно развивалось до сих пор, было перенесено на Кавказ.
В поэму о Демоне вложена центральная для Лермонтова мысль о том, что одинокий бунтующий герой, который противопоставил свою личность всему миру, неизбежно испытывает трагические последствия этого противопоставления. Поэтизируя Демона, давая возможность почувствовать светлые и высокие силы его души, Лермонтов не оправдывает его демонизма и показывает, что и сам Демон своим демонизмом тяготится («и зло наскучило ему»). Этот основной мотив поэмы — разочарованность во «зле», которое и вообще не вытекало из внутренней природы героя, а было навязано ему,— служит естественной предпосылкой любви Демона к Тамаре. В своей любви он пытается найти утраченную гармонию и восстановить разрушенную связь с мировым целым. Борьба Демона за обладание Тамарой и составляет сюжетную основу произведения.
Гордый Демон, «царь познанья и свободы», презирая землю и втайне тоскуя о космической гармонии, разрушает и губит все, что он встречает на своем пути. Проходящие перед Демоном грозные и праздничные картины «божьего мира» — таинственно дремлющие скалы, блеск, шум и зной «сладострастного» полдня, долины «роскошной Грузии» и танец пробуждающейся для любви Тамары — говорят о неиссякаемой силе, прелести, красоте земной жизни. Но в столкновении этих двух голосов, обусловливающем «диалогическую» структуру поэмы, голосом ясного сознания и резкой мысли наделен лишь главный герой. Поэтому решающий перевес в произведении имеют страстные и длинные монологи Демона, подавляющие ответные реплики слабеющей Тамары и бессловесную мощь голосов природы.
Восстание Демона против несправедливости «мирового порядка», против человеческого общества, «где преступленья лишь да казни», и против природы, питаясь в своей основе высокими гуманистическими, но смутными идеалами, было лишено осознанного созидательного начала и принимало форму индивидуалистического произвола. Презирая людские «пороки»— понимаемые, конечно, не в узкоморалистическом смысле, — Демон переносит свое презрение на весь человеческий род и пытается заразить этим презрением даже Тамару («Без сожаленья, без участья смотреть на землю будешь ты»).
Здесь — источник воли Демона к разрушению, проявляющейся в нем несмотря на то, что «зло наскучило ему», и превратившей его в погубителя жениха Тамары и ее самой. Отсюда и те необратимые болезненные процессы в душе Демона, которые совершаются во всякой личности, противопоставившей себя человечеству:
Какое горькое томленье
Всю жизнь, века без разделенья
И наслаждаться и страдать...
Мучительное переживание одиночества, сознание бесприютности, бесплодности существования, мертвая скука («жить для себя, скучать собой»), «бессменная» и жгучая «как пламень» печаль, обедняющее душу безразличие к красоте земли, беспощадность в любви — это не только страдания, причиненные «мировым злом», но и «внутреннее возмездие», постигающее Демона. Оно ясно намечено уже в 6-й редакции поэмы, а в последней ее редакции, 1841 года, осложнено и дополнено мотивом ангела, уносящего душу Тамары, то есть «небесного суда», вторично осуждающего Демона на вечное одиночество.
Мистические декорации, которыми оформлен в поэме этот суд, не могут помешать видеть в нем символическое изображение реальных явлений. Поэтому возмездие, изображенное в финальной сцене «Демона» (редакция 1841 года), нельзя выводить, как это делают некоторые исследователи, только из желания Лермонтова приспособить произведение к цензуре или к придворному чтению. Мысль о возмездии, тяготеющем над героями-индивидуалистами, является одной из основных мыслей последних лет жизни поэта и вполне органична для него. И, показывая возмездие, совершающееся над этими героями, а в их числе и над Демоном, Лермонтов не только подчеркивает в них то, что само себя осуждает, но и примиряет с их личностью в целом, вызывая сочувствие к благородным источникам ее тоски и мятежа.
Поэтичность и человечность прекрасного и могучего образа Демона в поэме Лермонтова во многом зависит от того, что это Демон — страдающий и пострадавший.
Погубив Тамару, Демон не только наказан безысходным одиночеством, но и побеждён в момент своей мнимой победы – ибо его жертва возвысилась над ним:
Ценой жестокой искупила
Она сомнения свои...
Она страдала и любила —
И рай открылся для любви. [7]
Финальная катастрофа, постигшая Демона, его вечная разлука с Тамарой должна продемонстрировать непреодолимую трагедию его одиночества — его вечную разлуку с миром:
И проклял Демон побежденный
Мечты безумные свои,
И вновь остался он, надменный,
Один, как прежде, во вселенной
Без упованья и любви!..[7]
Поэма «Мцыри», замыкающая у Лермонтова линию романтической героики, создана, как и «Демон», из кавказского материала. Внутреннее родство Демона и Мцыри несомненно: в нём также заложено отрицающее, протестующее начало и та же сила духа; как и Демон, он пытается вырваться из мира, обрекающего его на одиночество:
Угрюм и одинок,
Грозой оторванный листок,
Я вырос в сумрачных стенах
Душой дитя, судьбой монах.[7]
Однако сюжет «Демона» построен на легенде и фантастике, тогда как в «Мцыри» он основан на событиях вполне правдоподобных и даже, по всей вероятности, на каких-то подлинных фактах. При этом сюжетная ситуация и образы «Мцыри» не только реальны и конкретны — насколько это может быть в романтическом произведении,— но отчасти и символичны. Так, образ томящегося в неволе Мцыри, оставаясь реальным и отнюдь не превращаясь в рассудочную аллегорию, является вместе с тем символом современного Лермонтову человека, переживающего в любой обстановке ту же драму, что и герой поэмы в своем заточении.
«Мцыри» — поэма с одним героем. Герой «Мцыри» близок Демону своей мятежностью, гордостью, непокорством и силою своего духа. Но фантастика легенды естественно ограничила индивидуализацию образа Демона. Личность Мцыри индивидуализирована гораздо больше. Вместе с тем Мцыри чужд таких демонских качеств, как эгоистический индивидуализм, универсальное отрицание и жажда мести. Одиночество Мцыри — вынужденное и ничего общего с индивидуализмом не имеет, а мстить ему некому, так как он понимает, что никто из окружающих в его трагедии не виноват. У Демона все связи с миром разорваны, в его душе сохранилось лишь воспоминание о них и смутное стремление к гармонии. Мцыри далек от отрицания действительности как таковой и морально с нею связан.
В отличие от Демона, который отвернулся от красоты «божьего мира», Мцыри доступны поэзия жизни и природы. Он полон непреклонной воли найти свою потерянную родину. Близость Мцыри к патриархальному духу своих отцов, детскость ставят его в один ряд с популярными в романтической литературе образами «естественного человека», явившегося предшественником и отчасти прообразом простого человека.
Трагически бесплодные результаты борьбы, которую ведет Мцыри, и ожидающая его гибель не лишают поэму жизнеутверждающего героического смысла. Мцыри ни на минуту не отступает от своей путеводной идеи, борется, пока может бороться, и передсмертью продолжает думать о своей вольной родине. Пафос бытия и свободы пронизывает художественную ткань произведения и просветляет его трагический лиризм. Сама концовка «Мцыри» как будто соотнесена с концовкой «Демона» по принципу противопоставления: Демон остаётся жить с проклятьем на устах – Мцыри умирает, никого не проклиная:
«И стану думать я, что друг
Иль брат, склонившись надо мной,
Отер внимательной рукой
С лица кончины хладный пот
И что вполголоса поет
Он мне про милую страну…
И с этой мыслью я засну,
И никого не прокляну!..."
«Мцыри» и «Демон» - высшие достижения романтической поэмы Лермонтова. В них сложился и особый, лермонтовский поэтический язык – захватывающий читателя речевой поток, внешне похожий на импровизацию. Белинский в письме к В.П.Боткину в 1842 г. сравнивал читательское ощущение от таких стихов с «опьянением»[15].
Неисчерпаемость содержания, отточенность и энергия формы в сочетании с музыкальностью стиха сделали лирику Лермонтова национальным культурным достоянием.
Смерть Лермонтова была тяжким ударом для русской литературы и имела широкий общественный резонанс. Её рассматривали как убийство. Неясность некоторых обстоятельств дуэли порождала предположения о тайном заговоре. Однако физическое уничтожение Лермонтова не предусматривалось заранее; поэт явился жертвой той общественной атмосферы, которой он был враждебен самым направлением и пафосом своего творчества. Погибнув на дуэли, он не только остался в памяти людей как блистательный русский поэт, но и вдохновил своим творчеством последующие поколения. И, тем самым, выполнил свою миссию, которая была предначертана ему судьбой.
Заключение
М.Ю. Лермонтову выпало жить и творить во эпоху жесткой политической реакции, царившей в России в первой половине XIX века. Картину несовершенства мира дополнили трагические воспоминания детства. Это сформировало его как наблюдателя жизни, грустного и философски-мечтательного. Но чаще всего лирический герой в стихах Лермонтова – это личность, не забитая одиночеством, а гордая, противопоставленная несправедливому миру и обществу. Лирический герой Лермонтова не просто одинок; он полон энергии, чистого благородного негодования. Он хочет изменить реальность вокруг себя. В лирике поэта отразился весь его многогранный духовный мир.
В лирике Лермонтова скрыты истоки многих художественных достижений не только русской поэзии XIX и XX вв. (прежде всего Н. А. Некрасова и А. А. Блока), но и творчества русских прозаиков XIX в.
Творческая жизнь Лермонтова продолжалась тринадцать лет; за это время он успел занять одно из выдающихся мест в русской литературе, завершив развитие русской романтической поэмы, создав непревзойдённые лирические шедевры и заложив основы русского реалистического романа XIX столетия.
Как поэт неразрешённых сомнений и вошёл Лермонтов – «мучитель наш» - по слову Осипа Мандельштама [16], - в историю русской поэзии.
Список цитируемой литературы
1. Новая Российская энциклопедия: В 12 т. Т.9 (2)/ Редкол.: А.Д.Некипелов, В.И.Данилов-Данильян и др. – М.: ООО «Издательство «Энциклопедия»: ИД «ИНФРА – М», 2012. – с. 428.
2. Лотман, Ю.М. В школе поэтического слова. Пушкин, Лермонтов, Гоголь: Кн. для учителя / Ю.М.Лотман. - М.: Просвещение, 1988.- с.64.
3. Демидов, А.Б. Феномены человеческого бытия /А.Б.Демидов. - Минск: ЗАО Издательский центр "Экономпресс", 1999. - с. 119-121.
4. Бердяев, Н.А. Самопознание (опыт философской автобиографии) /Н.А.Бердяев. - М.: Международные отношения, 1990. - с. 351.
5. Муравьёв, Д.П. Одиночество // Лермонтовская энциклопедия / АН СССР, Институт русской литературы (Пушкинский дом); гл. ред. В.А.Мануйлов. - М.: Советская энциклопедия, 1981. - с.292-294.
6. Белинский, В.Г. Избранные статьи / В.Г.Белинский. - М.: Дет.лит., 1972. - с. 56 - 89.
7. Лермонтов, М.Ю. Собрание сочинений в 2-х т. Т.1 /М.Ю.Лермонтов; Сост. и коммент. И.С.Чистова; Вступ. ст. И.Л.Андроникова. - М.: Правда, 1988. - с.12, 45, 89, 185, 206, 222.
8. Архипов, В.А. М.Ю.Лермонтов: поэзия познания и действия / В.А.Архипов. - М.: Московский рабочий, 1965. - с.83.
9. М.Ю.Лермонтов: pro et contra / Сост.В.М.Маркович, Г.Е.Потапова; коммент. Н.Ю.Заварзиной. - СПб.: РХГИ, 2002. - с.254.
10. Герцен, А.И. Собрание сочинений в 30-ти т. Т. 7 / А.И.Герцен. - М.:Изд-во АН СССР, 1954. - с.214.
11. Максимов, Д.Е. Поэзия Лермонтова /Д.Е.Максимов. - Л.: Советский писатель, 1959. - с.236.
12. Щемелева, Л.М. Мотивы // Лермонтовская энциклопедия / АН СССР, Институт русской литературы (Пушкинский дом); гл. ред. В.А.Мануйлов. - М.: Советская энциклопедия, 1981. - с.298.
13.Белинский, В.Г. Полное собрание сочинений в 13-ти т. Т.4 /В.Г.Белинский. - М.: Изд-во АН СССР, 1956.- с. 533.
14. Ломинадзе, С.В. Поэтический мир Лермонтова / С.В.Ломинадзе. - М.: Современник, 1985. - с.146 - 148.
15. Белинский, В.Г. Полное собрание сочинений в 13 т. Т.12 / В.Г.Белинский. – М.: Изд-во АН СССР, 1956.- с. 111.
16. Мандельштам, О. Э. Собрание сочинений в 4 т. Т.1: Стихотворения/ О.Э.Мандельштам; Под ред. Г.П.Струве и Б.А. Филиппова. – М.: «ТЕРРА» - «TERRA», 1991. – с.325.
Список использованной литературы
1. Андроников, И.Л. Лермонтов. Исследования и находки/ И.Л.Андроников. - 4-е изд. - М.: Худож. лит., 1977. - 646 с.
2. Архипов, В.А. М.Ю.Лермонтов: поэзия познания и действия/ В.А.Архипов. - М.: Московский рабочий, 1965. - с.83.
3. Афанасьев, В.В. Лермонтов / А.В.Афанасьев. - М.: Мол. гвардия, 1991. -558 с. - (Жизнь замечательных людей).
4. Белецкий, А. И. В мастерской художника слова / А.И.Белецкий. – М.: Просвещение, 1964. – с. 51 – 233.- (Избранные труды по теории литературы).
5. Беличенко, Ю.Н. Лета Лермонтова: документальное повествование о жизни великого поэта, её загадках и тёмных местах / Ю.Н. Беличенко. - М.: Московские учебники и Картолитография, 2001. - 351 с.
6. Еремин, В.Н. 100 великих поэтов / В.Н.Еремин. – М.: Вече, 2006. – с.299-305.
7. Захаров, В.А. Летопись жизни и творчества М.Ю.Лермонтова / В.А.Захаров.- М.: Рус. панорама, 2003. - 703 с. - (Страницы Российской истории).
8. Кормилов, С.И. Поэзия М.Ю.Лермонтова / С.И.Кормилов. - 3-е изд. - М.: Изд-во Моск. ун-та, 2000. - 128 с.
9. М.Ю.Лермонтов: Исследования и материалы: [Сб. статей] / АН СССР, Институт русской литературы (Пушкинский дом); [Редкол.: М.П.Алексеев (отв. ред.) и др.] - Л.: Наука, Ленингр. отд-ние, 1979. - 286 с.
10. Лермонтов, М.Ю. Лирика: анализ текста, литературная критика, сочинения / М.Ю.Лермонтов. - М.: АСТ: Астрель,2005. - с.88 - 93.
11. Лермонтовская энциклопедия / АН СССР, Институт русской литературы (Пушкинский дом); гл. ред. В.А.Мануйлов. - М.: Советская энциклопедия, 1981. - 784 с.
12. Ломунов, К.Н. Михаил Юрьевич Лермонтов: Очерк жизни и творчества / К.Н.Ломунов. - М.: Дет. лит., 1989. - 176 с.
13. Максимов, Д.Е. Поэзия Лермонтова / Д.Е Максимов. - Л.: Советский писатель, 1959. - с.236.
14. Мезенцев, П.А. История русской литературы XIX века / П.А.Мезенцев. - М.: Высш. шк., 1963. - 354 с.
15. Махлевич, Я.П. "И Эльбрус на юге...": о М.Ю.Лермонтове / Я.П.Махлевич. -М.: Сов. Россия,1991. - 186 с.
16. Найдич, Э.Э. Этюды о Лермонтове / Э.Э. Найдич. - СПб: Худож. лит., 1994. - 253 с.
17. Николаева, М.Ф. Михаил Юрьевич Лермонтов: Жизнь и творчество / М.Ф.Николаева. - М.: Дет. лит., 1956. - 294 с.
18. Русские писатели. Биобиблиографический словарь: В 2 ч. Ч.1. А – Л / Редкол.: Б.Ф.Егоров и др.; Под ред. П.А.Николаева. – М.: Просвещение, 1990. - с. 409 – 416.
19. Удодов, Б.Т. М.Ю.Лермонтов: Художественная индивидуальность и творческие процессы / Удодов Б.Т. - Воронеж: Изд-во Воронеж. ун-та, 1973. - 701 с.
20. Фохт, У. Лермонтов. Логика творчества / У.Фохт. - М.: Наука, 1975. - 190 с. - (АН СССР. Ин-т мировой литературы им. А.М.Горького).
21. Эйхенбаум, Б.М. Статьи о Лермонтове / Б.М.Эйхенбаум; отв. ред. Б.Я.Бухштаб. - М.: АН СССР, 1961. - 371 с. - (АН СССР, Институт русской литературы (Пушкинский дом)).
Дата добавления: 2018-04-05; просмотров: 846; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!