Понятие конститутивной функции рассудка и соответственно — новый метод в философии 27 страница



ния он поднимается все выше и выше. Таким образом, экстравагантность никогда нельзя понять исключительно с субъективной точки зрения, а только исходя из единой перспективы (трансцендентальной) субъективности и (трансцендентальной) объективности. То, что мы называем психотерапией, в своей основе — не более, чем попытка подвести пациента к состоянию, в котором он сможет "увидеть", каким образом структурирована тотальность человеческого существования, и "бытия-в-мире", а также увидеть, в какой из узловых точек структуры бытия-в-мире он взял на себя слишком много. То есть: цель психотерапии заключается в том, чтобы благополучно вернуть пациента из его экстравагантности "вниз, на землю". Только из этой точки возможно всякое новое отправление и восхождение.

Я попытался в общих чертах описать понимание антропологического смысла экстравагантности. При этом я сосредоточил внимание на интерпретации пространственных аспектов и оставил на заднем плане куда более важный временной аспект. Но он, несомненно, подразумевался когда речь шла о "созревании", "принятии решения", "дискурсивности", "скачках", "увлекаемом ввысь" человеке, "восхождении по ступенькам лестницы", "остановленности" и, наконец,об "антропологической пропорции" и "диспропорции". Экзистенциальная высота и широта в конечном счете означают две различные "пространственные" оси одного временного направления, поэтому они разделимы только концептуально.

ПРИМЕЧАНИЯ

Бинсвангер "Сновидение и существование" [в настоящем сборнике]; Gaston Bachelard, L 'Air et les Songes: Essai sur I'imagination du mouvement (Paris, 1943). В отношении введения в феноменологическую космологию в целом см.: T.Minkowski, Vers tine Cosmologie (Paris, 1936). О теории жизненного пространства см. также Erwin Straus, в: Nervenarzt, No. II (1930); E.Durckheim, "Untersuchungen zum gelebten Raum", Neue psychologische Studien, Bd. 6, No. 4 (1932). W.Szilasi, Macht und Ohnmacht des Geistes, S.46.

Binswanger, Henrik Ibsen und das Pmblem der Selbstrealisierung (Heidelberg, 1949).

W.Szьasi, S. 19.

Martin Heidegger, Sein und Zeit; Vom Wesen des Grundes. Binswanger, Grundformen und Erkenntnis menschlischen Daseins (Zьrich, 1953).

7 Bьiswanger "Ober das Wort von Hofmannsthal: Was Geist ist, erfasst nur der Vedrдngte" (Festgabe fьr RA.Schmder), Schweizer Studio philosophica, Bd. VIII (1943).

8 Binswanger, Henrik Ibsen.

9 Binswanger, in: Schweiz. Arch., Bd. 57 (1946), S. 209.

10 Binswanger, "Ober Ideenflucht", Schweiz. Arch., Bd. 27-30.

11 Binswanger, in: Mschr. Psychiatr., Bd. 110 (1945), S. 3-4.

12 Binswanger, in: Schweiz. Arch., Bd. 63 (1949)

13 Binswanger, "Ober Ideenflucht".

14 Binswanger, in: Schweiz. Mwd. Wschr., No. 3 (1945).

15 Binswanger, Schizophrenie. (Pfullingen, 1957).

16 Binswanger, Grundformen, I.

17 Binswanger, Schizophrenie.

Якоб Нидлмен

Критическое введение в экзистенциональный психоанализ Людвига Бинсвангера

Посвящается моим отцу и матери

Перевод выполнен по Jacob Needleman. Critical Introduction to Ludwig Binswanger's Existential psychoanalysis, в кн.: Being-in the-World. Selected Papers of Ludwig Binswanger. Basic Books, inc., N.Y., 1963 (при участии О.Попович).

Предисловие

Dasein-анализ Людвига Бинсвангера — это попытка переосмысления того понимания человека и человеческого опыта, которое присуще фрейдовскому психоанализу. Такое переосмысление является именно философским, и его можно проинтерпретировать, если не упускать из поля зрения связь с практическими психологическими и клиническими проблемами. К сожалению, в Соединенных Штатах преобладает тенденция рассматривать работу Бинсвангера прежде всего как клиническую альтернативу фрейдовскому психоанализу, в то время как философской основе обеих школ мысли уделяется незначительное внимание. Но именно там и происходит "битва", как, надеюсь, мне удалось показать в представленной Вашему вниманию работе. Dasein-анализ покажется беспомощным и ненужным, если рассматривать его как эрзац научной психиатрии. Необходимо понять, что его сила совершенно иного рода, чем у естественных наук, и эта сила крайне необходима знанию, рассматривающему человека в качестве объекта исследования.

В своей работе я использовал термин "экзистенциальное a priori" для того, чтобы выделить кантианские элементы в способе мышления Бинсвангера и Хайдеггера. Выделяя только этот аспект бинсвангеровского наследия, я, конечно же, обошел вниманием некоторые его грани, которые сам автор считал жизненно важными. Взять хотя бы его уникальную концепцию любви, изложенную в работе Grundformen und Erkenntnis menschlichen Daseins. Мой выбор пролегал между точным изложением и интерпретированием, и я чувствовал, что последнее открывает мне возможность более четко наметить ту линию, по которой проходит водораздел между Бинсвангером и Фрейдом. Если мне это удалось, то, каким бы ни было внесенное выбором искажение, его можно считать оправданным.

Мною также двигало желание достичь целостности и взаимосвязанности моего исследования и представленных в настоящем издании избранных работ Бинсвангера. Остается надеяться, что будет осуществлен перевод его книги Grundformen. Этот монументальный труд не только утверждает, что бытие человека может быть постигнуто в аспекте хай-деггеровского понятия "Заботы" (Sorge), но и представляет обширный анализ столь же фундаментального онтологического понятия любви. Хотя позже Бинсвангер заявит, что в основе этой работы лежит "творчески неправильное понимание" хайдеггеровской философии, эта работа, на мой взгляд, остается серьезным, необходимым и исключительно далеко идущим дополнением к хайдеггеровской мысли.

Якоб Нидлмен Август 1963

I

Понятие экзистенциального a priori

Кантовская "Коперниканская революция"

Когда Декарт разделил реальность на две отдельные области сознания и материи, он оставил в наследство последующим философам проблему объединения их таким образом, чтобы наше знание природы могло представляться истинным. Следуя декартовской неудовлетворительной апелляции к Богу как к конечному гаранту знания, целая плеяда искусных мыслителей приложили свою руку к ответу. В результате этого философия, а также ее мир, в течение долгого времени была расколота на две непримиримые области, которые известны как рационализм и эмпиризм. Первый в своих крайних проявлениях провозглашает, что для разума нет никакой нужды вступать в контакт с природой для того, чтобы иметь знание о ней. Последний же в конечном счете настаивает на том, что знание о мире мы получаем из пассивного или же сравнительно скудного контакта с природой, который обеспечивают наши ощущения. Таким образом, рационализм может предложить некоторую достоверность знаний, но не гарантирует, что это знание и есть знание о природе. Эмпиризм же говорит о контакте с природой при помощи ощущений, но не гарантирует достоверность этого знания.

Так сложились две аксиомы, которым, как мы покажем дальше, и суждено было сформировать философскую перспективу кантовской "Критики чистого разума".

Вот эти две аксиомы: (1) разум сам дает нам истинное знание о природе (синтетические суждения априори) и (2) все знание должно находиться в контакте с тем, что нам известно. Для рационализма несовместимость проистекает из положения о том, что разум — это субстанция (res cogitanf), чуждая и отдельная от природы (res extenscT). Для эмпиризма же несовместимость происходит из утверждения, что природа, будучи противопоставленной разуму, является строго упорядоченной реальностью, и единственно возможный контакт между разумом и природой — это чувственные впечатления, то есть влияние природы на разум. Следовательно, получить истинное знание только из разума невозможно, так как его контакт со знанием является пассивным, вторичным по отношению к объектам природы.

* Вещи познаваемые (лат.). — Прим. ред. ** Вещи протяженные (лат.). — Прим. ред.

Для Канта оставался только один оправданный способ объяснения его двух аксиом. Он сравнивал направление своего мышления с революцией, произведенной Коперником в астрономии. До Коперника царило мнение, что Солнце и звезды вращаются вокруг Земли. Но Коперник, пытаясь объяснить изменения в расположении небесных тел, представил гипотезу того, что сама Земля находится в движении. До Канта считали, что наше знание об объектах должно соответствовать им; Кант представил гипотезу о том, что объекты должны соответствовать нашим способам познания. Сознание является конститутивным по отношению к объектам мышления. Оно создает их, познавая. Этой своей гипотезой Кант мог объяснить происхождение априорного знания объектов. Ибо если предполагать, что знание соответствует либо просто копирует объекты, которые уже даны "готовыми" в опыте, то вряд ли удастся объединить возможность априорного [то есть внеопытного знания]. Если же предположить обратное, то есть, что объекты познания соответствуют нашим способам познания, и что разум является конститутивным и объекты сознания определяются нашей способностью мышления, то в той мере, в которой они определяются, они могут быть познанными еще до всякого опыта.

Именно так Кант объясняет тот факт, что мы можем иметь достоверное и неопосредованное знание природы. Пробираясь через дебри основных положений рационализма и эмпиризма, Кант утверждает две вещи: во-первых, разум не является полностью отделенным от природы; и во-вторых, контакт разума с природой не ограничивается пассивным подчинением влиянию природы. Этим Кант ни в коем случае не говорит, что влияния природы на разум не существует. Совсем наоборот. Этим Кант как раз хочет сказать, что, поскольку знание состоит из восприятий, получаемых в процессе пассивного контакта с природой, то оно также требует определенных составляющих, источником которых может быть только сама способность познания. "Листья зеленые" — это знание. Но само восприятие "зеленого" ощущениями еще не является знанием, пока это восприятие не будет организовано идеями материи (листья) и качества (зеленые): идеи проистекают из Рассудка. Но наша способность познания не может работать, пока не получит эмпирического материала из чувственных восприятий. Таким образом, знание является соединением активной, организующей (конститутивной) функции разума с его более пассивной и воспринимающей функцией — "чувствительностью". Все, что мы можем с достоверностью знать о природе — это общий способ, при помощи которого разум организует свой материал. Кант называет его "категориями Рассудка". Можно сказать, что такой способ познания не дает знания о вещах, но скорее есть знание о средствах познания (о том, каким образом мы познаем вещи). Это так, но поскольку, познавая вещи, мы в то же время навязываем им некоторую общую структуру, то такое знание есть также знание объекта вообще. В кантовской терминологии такое "знание" называется "трансцендентальным". То, что разум черпает из самого себя, является трансцендентально истинным. Это знание того способа, каким вещи даны нам, если только у нас может быть некий опыт, который, несомненно.

имеется. Следовательно, такие априорные истины, как "каждое событие имеет свою причину", являются истинами о том, каким образом Рассудок приводит в порядок разнообразие чувственных восприятий, делая возможным опыт.

Кантовская философия нанесла смертельный удар по глубокому убеждению или надежде традиционной метафизики — надежде на то, что можно достигнуть позитивного знания реальности как она есть в себе, независимо от нашего знания. Поскольку познавая вещь, мы придаем ей форму, то мы никогда не можем знать, что она есть сама по себе. Хотя Кант не отрицает дуализм разума и природы. Конечно же, он не сталкивает их друг с другом, как это делают идеализм и материализм. Кант говорит, что мы можем иметь достоверное знание о реальности только в той мере, в какой мы сами придаем ей форму. Вещи как они есть сами по себе навсегда скрыты от нас. На языке Канта это звучит так: мы можем знать феномены, но у нас никогда не может быть знание о ноуменах (вещах в себе). Поэтому, хотя разум и отличен от природы как она есть "в себе", но он тесно и сущностно связан с природой, потому что она познается ипереживается человеком.

Теперь важно подчеркнуть, что кантианские категории Рассудка (категории количества: единство, множественность, целокупность, качества: реальность, отрицание, ограничение; отношения: субстанция-и-ак-циденция, причинность и зависимость, взаимодействие; модальности: возможность, существование, необходимость) не имеют смысла или значения пока мы не говорим об объектах ощущений, которые им соответствуют. Все категории должны быть связаны с восприятиями чувств (или ''интуицией"). Утверждение Канта о том, что в разуме есть категории, которые делают возможным опыт, не должно восприниматься как утверждение о "существовании" таких категорий самих по себе "в разуме, свободном от всяких содержаний", подобно сосудам, которые только и ждут, чтобы их наполнили. Категории — это только их использование и функция упорядочивания многообразия восприятий. Категории не являются идеями, которые имеют функции и могут быть использованы определенным образом. Они и есть это пользование. Рассуждать о конститутивной функции разума — это не значит предполагать существование некоего положения вещей еще до всякого опыта. Конститутивные функции разума — это именно те, которые дают возможность понимать вещи как до или после, так и реальные или нереальные.

Поэтому эти категории Рассудка полностью сводятся к сфере чувственного опыта. Так как они не могут описывать реальные свойства и отношения вещей в себе, то самое большее, чего может достичь Рассудок — это предвидеть форму возможного опыта вообще; он не может дать нам априорное нетавтологичное знание вещей вообще. Существует, однако, другая функция ума — которую Кант называет Разумом — она организовывает деятельность Рассудка таким же образом, как Рассудок организовывает чувственные ощущения. Точно так же, как Рассудок упорядочивает многообразие чувственных содержаний (интуиции), так же и Разум объединяет понятия и суждения Рассудка, имея опосредо-

ванное отношение к объектам. Поэтому Разум можно назвать чистым, так как данные чувственных содержаний не согласовываются непосредственно сего организующими принципами. Цель чистого разума — предоставить принципы безусловных, абсолютных оснований для использования Рассудка. Безусловное, конечно же, не может быть обнаружено в сфере опыта. Наш опыт причинности, например, не содержит опыта абсолютной первой причины. Идеи разума, которые резюмируют деятельность Рассудка, не являются конститутивными, так как им не соответствует никакой опыт. Поиск философией ответов на такие вопросы, как имеет ли мир начало или нет, проистекает из неправильного употребления разума (который сам по себе ничего не говорит о мире), и поэтому-то есть не что иное, как химера. Идеи разума трансцендентны, то есть они выходят за пределы всякого возможного опыта. Понятия или категории Рассудка являются трансцендентальными — они есть то, что делает возможным опыт вообще.

Понятие конститутивной функции рассудка и соответственно — новый метод в философии

В "Критике чистого разума" Кант задает вопрос: какие условия должен осуществить разум, чтобы объяснить тот факт, что мы знаем мир и законы природы такими, как мы их знаем1? Такое вопрошание о предпосылках есть отличительный признак трансцендентальной философии, которая не спрашивает прежде всего "Что я знаю" или "Каким образом я знаю то, что знаю", но скорее "Вот то, что я знаю, и вот тот способ, которым я знаю это — какие условия были осуществлены Рассудком, чтобы оно стало возможным?" В идеале это особенная форма философствования, которая зависит от истинности отдельных предпосылок. Поскольку весь опыт должен иметь чувственную составляющую, и поскольку существуют синтетические суждения априори об объектах знания, то коперниковская аксиома будет звучать так: рассудок является конститутивным.

Специфика кантовской мысли заключается в тех очень синтетических положениях, существование которых он утверждает и которые требуют трансцендентального подхода. При ближайшем рассмотрении эти положения оказываются трансцендентально истинными: это значит, что они необходимо истинны только потому, что их истинность является необходимой предпосылкой опыта. К примеру, если бы количество материи не оставалось бы неизменным, то это могло означать, что либо появилось что-то абсолютно новое, либо что-то исчезло навсегда. В любом случае единство опыта не было бы возможным, и следовательно и сам опыт был бы невозможен.

Можно сказать, что в перспективе кантовской философии эти синтетические суждения таковы, что "третьим" — тем, что соединяет субъект и предикат — должно быть это сугубо кантовское понятие возможного опыта. Любая другая альтернатива привела бы, в кантовской системе значений, к одному из четырех неудовлетворительных заключений.

Во-первых, суждение не было бы необходимым и универсальным (то есть содержало бы эмпирический элемент). Во-вторых, суждение могло бы быть универсальным, но не относиться прямо к объектам знания (регулятивный принцип). В-третьих, оно бы представляло функцию сознания, которая не существует (интеллектуальная интуиция). И наконец, оно было бы истинным только аналитически (очевидная связь в этом случае является всего лишь еще одной формой предиката, который содержится в субъекте).

Таким образом, кантовская критическая философия содержит специфическое дублирование. Если в опыте есть компонент чувственных данных, и если есть синтетические априорные суждения об объектах знания, тогда для того, чтобы опыт имел единство, которое у него есть, Рассудок должен быть конститутивным. Но синтетические априорные суждения об объектах знания являются результатом конститутивной силы сознания, что, очевидно, должно быть "выведено" или "подтверждено". Кант поэтому не может утверждать как очевидный факт существование синтетических априорных суждений об объектах знания. Он может только сказать, что если есть такие суждения, то Рассудок конститутивен. Поскольку такие суждения возможны только как результат конститутивной силы сознания, то подразумевающаяся зависимость является взаимной: если и только если Рассудок конститутивен, то есть и синтетические суждения априори. Обе стороны импликации должны быть истинны, чтобы само суждение было истинным. Одно нельзя выводить из другого.

Здесь есть только две альтернативы. Либо идея того, что Рассудок конститутивен, является основополагающей, либо мы должны изучать природу опыта, отталкиваясь от иной точки зрения. Но такая попытка будет означать либо поиск необходимых законов в самом объекте, либо их поиск в том способе, которым мы познаем объекты. Первая возможность автоматически исключается, так как является наиболее вопиющим отрицанием той критической точки зрения которую мы надеемся оправдать. Что касается второй возможности, то нам пришлось бы искать через эмпирическую психологию или через метафизику разума факт или склонность сознания иметь опыт и знать объекты под защитой категорий. Но в случае такой попытки нам пришлось бы рассматривать сознание как объект среди объектов или как вещь в себе. Нам еще нужно было бы оправдать трансцендентальный эпистемологический статус этих категорий, снова прибегнув к помощи той критической точки зрения, которую мы пытались оправдать независимо.


Дата добавления: 2018-04-05; просмотров: 253; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!