Тема в когнитивной психологии 34 страница

создается некоторое специфическое состо­яние, которое не поддается характеристи­ке как какое-нибудь из явлений сознания. Особенностью этого состояния является то обстоятельство, что оно предваряет появле­ние определенных фактов осознания или предшествует им. Мы могли бы сказать, что это состояние, не будучи сознательным, все же представляет своеобразную тенденцию к определенным содержаниям сознания. Правильнее всего было бы назвать это со­стояние установкой субъекта, и это пото­му, что, во-первых, это не частичное со­держание сознания, не изолированное психическое содержание, которое противо­поставляется другим содержаниям созна­ния и вступает с ними во взаимоотношения, а некоторое целостное состояние субъек­та; во-вторых, это не просто какое-нибудь из содержаний его психической жизни, а момент ее динамической определенности. И, наконец, это не какое-нибудь определен­ное, частичное содержание сознания субъекта, а целостная направленность его в определенную сторону на определенную активность. Словом, это, скорее, установка субъекта как целого, чем какое-нибудь из его отдельных переживаний, — его основ­ная, его изначальная реакция на воздей­ствие ситуации, в которой ему приходит­ся ставить и разрешать задачи.

Но если это так, тогда все описанные выше случаи иллюзии представляются нам как проявление деятельности уста­новки. Это значит, что в результате воз­действия объективных раздражителей, в нашем случае, например, шаров неодина­кового объема, в испытуемом в первую очередь возникает не какое-нибудь содер­жание сознания, которое можно было бы формулировать определенным образом, а скорее, некоторое специфическое состоя­ние, которое лучше всего можно было бы характеризовать как установку субъек­та в определенном направлении.

Эта установка, будучи целостным со­стоянием, ложится в основу совершенно определенных психических явлений, воз­никающих в сознании. Она не следует в какой-нибудь мере за этими психически­ми явлениями, а, наоборот, можно сказать, предваряет их, определяя состав и тече­ние этих явлений.

Для того, чтобы изучить эту установку, было бы целесообразно наблюдать ее дос-

173

таточно продолжительное время. А для это-то было бы важно закрепить, зафиксиро­вать ее в необходимой степени. Этой цели служит повторное предложение испытуе­мому наших экспериментальных раздра­жителей. Эти повторные опыты мы обыч­но называем фиксирующими или просто установочными, а самую установку, воз­никающую в результате этих опытов, фик­сированной установкой.

Чтобы подтвердить высказанные здесь нами предположения, дополнительно были проведены следующие опыты. Мы давали испытуемому нашу обычную предвари­тельную или, как мы будем называть в дальнейшем, установочную серию — два шара неодинакового объема.

Новый момент был введен лишь в кри­тические опыты. Обычно в качестве кри­тических тел испытуемые получали в руки шары, по объему равные меньшему из ус­тановочных. Но в этой серии мы пользова­лись в качестве критических шарами, ко­торые по объему были больше, чем больший из установочных. Это было сде­лано в одной серии опытов. В другой се­рии критические шары заменялись дру­гими фигурами — кубами, а в оптической серии опытов — рядом различных фигур.

Результаты этих опытов подтвердили высказанное нами выше предположение: испытуемым эти критические тела каза­лись неравными — иллюзия и в этих слу­чаях была налицо.

Раз в критических опытах в данном случае принимала участие совершенно новая величина (а именно шары, которые отличались по объему от установочных, были больше, чем какой-нибудь из них), а также ряд пар других фигур, отличающих­ся от установочных, и, тем не менее, они воспринимались сквозь призму выработан­ной на другом материале установки, то не подлежит сомнению, что материал устано­вочных опытов не играет роли и установ­ка вырабатывается лишь на основе соот­ношения, которое остается постоянным, как бы ни менялся материал и какой бы чув­ственной модальности он ни касался.

Еще более яркие результаты получим мы в том же смысле, если проведем на этот раз не критические, как выше, а уста-

новочные опыты при помощи нескольких фигур, значительно отличающихся друг от друга по величине¹.

Например, предлагаем испытуемому тахистоскопически, последовательно друг за другом, ряд фигур: сначала треугольни­ки — большой и малый, затем квадраты, шестиугольники и ряд других фигур по­парно в том же соотношении.

Словом, установочные опыты построе­ны таким образом, что испытуемый полу­чает повторно лишь определенное соотно­шение фигур: например, справа — большую фигуру, а слева — малую; сами же фигуры никогда не повторяются, они меняются при каждой отдельной экспозиции.

Надо полагать, что при такой поста­новке опытов, когда постоянным остает­ся лишь соотношение (большой—малый), а все остальное меняется, у испытуемых вырабатывается установка именно на это соотношение, а не на что-нибудь другое. В критических же опытах они получают пару равных между собой фигур (напри­мер, пару равных кругов, эллипсов, квад­ратов и т.п.), которые они должны срав­нить между собой.

Каковы же результаты этих опытов? Остановимся лишь на тех из них, которые представляют непосредственный интерес с точки зрения поставленного здесь вопро­са. Оказывается, что, несмотря на непре­рывную меняемость установочных фигур, при сохранении нетронутыми их соотно­шений, факт обычной нашей иллюзии уста­новки остается вне всякого сомнения. Ис­пытуемые в ряде случаев не замечают равенства критических фигур, причем гос­подствующей формой иллюзии и в этом случае является феномен контраста.

Нужно, однако, отметить, что в услови­ях абстракции от конкретного материала, т.е. в предлагаемых вниманию читателя опытах, действие установки оказывается, как правило, менее эффективным, чем в условиях ближайшего сходства или пол­ного совпадения установочных и крити­ческих фигур. Это, однако, вовсе не озна­чает, что в случаях совпадения фигур установочных и критических опытов мы не имеем дела с задачей оценки соотноше­ния этих фигур. Задача по существу и в

ем. Т. XVIII.

174

этих случаях остается та же. Но меньшая эффективность этих опытов в случаях пол­ной абстракции от качественных особен­ностей релятов становится понятной сама собою.

Подводя итоги сказанному, мы можем утверждать, что вскрытые нами феноме­ны самым недвусмысленным образом указывают на наличие в нашей психике не только сознательных, но и досознателъ-ных процессов, которые, как выясняется, мы можем характеризовать как область наших установок. <...>

<...> Но если допустить, что, помимо обычных явлений сознания, у нас имеется и нечто другое, что, не являясь содержани­ем сознания, все же определяет его в зна­чительной степени, то тогда перед нами открывается возможность судить об явле­ниях или фактах, подобных Einsicht, с но­вой точки зрения, а именно: открывается возможность обосновать наличие этого “другого" и, что особенно важно, вскрыть в нем определенное реальное содержание.

Если признать, что живое существо обладает способностью реагировать в со­ответствующих условиях активацией ус­тановки, если считать, что именно в ней — в этой установке — мы находим новую сферу своеобразного отражения действи­тельности, о чем мы будем говорить под­робнее ниже, то тогда станет понятным, что именно в этом направлении и следует ис­кать ключ к пониманию действительного отношения живого существа к условиям среды, в которой ему приходится строить свою жизнь.

Основные условия деятельности

Мы должны исходить из мысли о на­личии двух основных условий, без ко­торых акты поведения человека или ка­кого-либо другого живого существа были бы невозможны. Это прежде всего на­личие какой-либо потребности у субъ­екта поведения, а затем и ситуации, в ко­торой эта потребность могла бы быть удовлетворена. Это — основные усло­вия возникновения всякого поведения и прежде всего установки к нему. Нам не­обходимо ближе познакомиться с этими условиями.

1. Потребность. В науке нередко при­ходится встречаться с термином "потреб­ность". Особенно часто используется он в экономических науках. Здесь, однако, мы не думаем лишь о том значении, которое мыслится в понятии потребности спе­циально с позиций экономических наук. В данном случае мы имеем в виду самое широкое значение этого слова — не толь­ко экономическое. Если представить себе, что организм испытывает нужду в чем-нибудь, например, в экономическом благе, в какой-нибудь другой ценности — прак­тической или теоретической безразлично, в самой активности или, наоборот, в отды­хе и т.п., то во всех этих случаях можно говорить, что мы имеем дело с той или иной потребностью. Словом, как пот­ребность можно квалифицировать всякое состояние психофизического организма, ко­торый, нуждаясь в изменениях окру­жающей среды, дает импульсы к необхо­димой для этой цели активности.

При этом нужно помнить, что актив­ность должна быть понимаема в данном случае не только как прием, гарантирую­щий нам средства удовлетворения потреб­ностей, а одновременно и как источник, дающий возможность непосредственного их удовлетворения.

Дело в том, что необходимо различать два основных рода потребностей — по­требности субстанциональные и потреб­ности функциональные.

В первом случае мы имеем в виду по­требности, для удовлетворения которых необходимо что-нибудь субстанциональное, нечто, по получении чего потребность ока­зывается удовлетворенной. Так, например, состояние голода представляет собой при­мер определенной субстанциональной по­требности: для того, чтобы утолить голод, необходимо иметь, например, хлеб.

Но эта категория еще не исчерпывает всех имеющихся у нас потребностей. Как мы только что отметили, в живом орга­низме намечается стремление к тому или иному виду активности. В организме кон­статируется не нужда в чем-либо субстан­циональном: он стремится к активности как таковой, он нуждается просто в самой деятельности. Это значит, что естествен­ное состояние живого организма вовсе не заключается в неподвижности. Наоборот, живой организм находится в состоянии

175

постоянной подвижности. Он прекращает ее лишь временно и условно. Это — тогда, когда организм принужден обратиться к отдыху, хотя, впрочем, и здесь абсолютной приостановки деятельности у него никогда не бывает: органические процессы и в этих случаях, как и во всех других, продолжа­ют быть активными. В зависимости от условий, в которых приходится жить ор­ганизму в каждый данный момент, у него появляется потребность к деятельности и функционированию в том или ином на­правлении. Этого рода потребности мы и называем функциональными потребно­стями¹.

Эти две основные группы исчерпыва­ют все богатства потребностей, имеющих­ся у животных. Но они же служат основ­ными категориями и тех потребностей, какие появляются у человека по мере раз­вития условий его социальной, его куль­турной жизни. Культура порождает у него ряд новых потребностей, и чем дальше она развивается, тем обширнее становится их круг. В качестве примера потребности, которую можно было бы считать чисто че­ловеческой, можно назвать теоретическую потребность. Правда, в литературе мы не­редко имеем случаи, когда речь заходит относительно таких, как я думаю, чисто человеческих признаков у животных, в частности у обезьян, каким является, на­пример, любознательность. Но, строго го­воря, нет оснований антропоморфизировать даже признаки высших обезьян. Сейчас я хочу лишь отметить, что, бесспорно, в ка­честве своеобразной группы потребностей, выработавшихся у человека, можно назвать группу теоретических потребностей.

Но являются ли эти последние чем-либо новым, с точки зрения той основной группировки потребностей, которую мы на­метили выше? Субстанциональной считать теоретическую потребность или функцио­нальной?

Если мы вдумаемся в понятие теорети­ческой потребности, мы найдем, что речь идет здесь о случаях, в которых субъект, стоящий перед теоретическим разрешени­ем задачи, останавливается, прекращает соответствующие манипуляции, к кото­рым он прибегает в процессе работы над

задачей, и обращает ее, эту задачу, в спе­циальный объект своего размышления. Вот, собственно, перед нами момент объектива­ции (о чем мы будем говорить ниже), за которым начинается процесс теоретичес­кого отношения к задаче².

Спрашивается: что мы имеем здесь? К какой категории можно отнести потреб­ность, которую мы стремимся удовлетво­рить в этом случае?

Конечно, говорить здесь о функциональ­ных потребностях вряд ли имеются ос­нования. Акты теоретической мысли на­правлены, несомненно, не на цель удовлет­ворения той или иной функциональной потребности. Они, эти акты, нужны для вполне определенных целей, скажем, для разрешения вопроса о том, в чем, собствен­но, заключается задача или какие прави­ла было бы целесообразнее всего приме­нить при ее решении. Нет сомнения, что задача теоретического отношения к пред­мету стоит несравненно ближе именно к этой категории потребностей, чем к ка­тегории функциональных потребностей. При разрешении задач последней катего­рии нет никакой нужды в теоретической работе: наличная в этих случаях потреб­ность вовсе не требует процессов осозна­ния, часто необходимых в случаях удов­летворения потребностей субстанциональ­ных. И в этом нет ничего удивительного, поскольку при удовлетворении субстанци­ональных потребностей всегда может воз­никнуть вопрос, как и в какой степени данный материал способен удовлетворить наличную потребность. А это — уже воп­рос, который требует осознания в теорети­ческом плане, прежде чем взяться за его практическое разрешение.

Таким образом, теоретические потреб­ности возникают лишь в помощь нашим субстанциональным потребностям. По­скольку они рассчитаны всегда на то, что­бы обеспечить удовлетворение этих послед­них, мы могли бы сказать, что теорети­ческие потребности представляют собой лишь дальнейшее осложнение субстанци­ональных потребностей. Не касаясь сей­час высших ступеней развития теоретичес­кого мышления, мы можем утверждать, что оно — на начальных стадиях своего разви-

 

176

См. Узнадзе Д.Н. Психология ребенка, 1946.

тия во всяком случае — ничего иного не представляет, как форму дальнейшего ос­ложнения процесса удовлетворения суб­станциональных потребностей.

Правда, мы знаем немало случаев дей­ствий, направленных на удовлетворение функциональных потребностей. Но это бывает обычно лишь при возникновении какого-нибудь из препятствий, затрудня­ющих нас при выполнении актов, необхо­димых для удовлетворения этих потреб­ностей. Однако возникающая в данном случае задача — определить, что же яв­ляется причиной этих затруднений, — это уже задача вовсе не функционального ха­рактера. Она является самостоятельной задачей, разрешение которой требуется в данном случае в интересах субъекта, на­строенного на удовлетворение функ­циональных потребностей, но — не непосредственно, а лишь косвенно, как не­обходимое условие для достижений его прямых целей.

Коротко говоря, в данном случае мы имеем дело с ситуацией, в которой для осуществления прямых целей субъекта — удовлетворения его функциональных по­требностей — предварительно требуется разрешение теоретической задачи — вы­яснения причин, затрудняющих осуществ­ление этих целей.

Таким образом, потребности теорети­ческого характера могут иметь место и в случаях удовлетворения функциональных потребностей, но от этого сами они далеко еще не становятся потребностями функ­ционального содержания.

Итак, мы находим, что одним из основ­ных условий активности субъекта явля­ется наличие в нем какой-нибудь опреде­ленной потребности, которая может быть субстанциональной или функциональной. На человеческой ступени развития мы ста­новимся свидетелями выступления нового вида потребностей, т. е. теоретической потребности. Но анализ показывает, что она относится, скорее, к категории субстанци­ональных, чем функциональных потребно­стей.

2. Ситуация. Необходимым условием появления установки в определенном на­правлении, кроме потребности, является и наличие соответствующей ей ситуации. Если ее нет, то нет и установки: без нали­чия факта совместного и согласованного

воздействия ситуации и потребности на субъект нет основания к тому, чтобы в этом последнем образовалась установка и что­бы, следовательно, он был готов к действию.

Конечно, потребность может существо­вать и вне ситуации, делающей возмож­ным ее удовлетворение. Но в таком слу­чае она не имеет законченного, индивиду­ально определенного характера. Она получает его лишь в результате воздей­ствия наличной ситуации, могущей при­нести ей удовлетворение: потребность кон­кретизируется, она становится индиви­дуально определенной потребностью, удовлетворение которой возможно в кон­кретных условиях данной ситуации лишь при наличии этой последней. Пока такой ситуации нет, потребность продолжает ос­таваться неиндивидуализированной. Но до­статочно появиться определенной ситуа­ции, нужной для удовлетворения этой по­требности, чтобы в субъекте возникла конкретно очерченная установка и он по­чувствовал бы в себе импульс к деятельно­сти в совершенно определенном направле­нии.

Таким образом, для возникновения установки необходимо наличие соответ­ствующей ситуации, в условиях которой она принимает вполне определенный, кон­кретный характер. Следовательно, объек­тивным фактором, определяющим уста­новку, следует считать именно такого рода ситуацию.

Мы видим, что установка создается не на основе наличия одной только потребно­сти или одной только объективной ситуа­ции: для того, чтобы она возникла как установка к определенной активности, нужно, чтобы потребность совпала с нали­чием ситуации, включающей в себя усло­вия для ее удовлетворения.

Здесь было бы интересно коснуться учения Левина о “побуждающем характе­ре” определенного круга представлений (Aufforderungscharakter). Характер этот выступает, по его мнению, в случаях на­ших отношений к вещам и явлениям, в которых мы нуждаемся. Когда у нас воз­никает какая-нибудь потребность, то объек­ты или явления, имеющие к ней отноше­ние, приобретают некоторую силу по отношению к нам: они заставляют нас дей­ствовать в определенном направлении, они призывают нас к определенным актам

177

деятельности: хлеб влечет голодного к тому, чтобы он схватил и съел его; постель вле­чет усталого лечь в нее. Но эта побуждаю­щая, эта направляющая сила обнаружива­ется только в тех случаях, в которых субъект имеет соответствующую потреб­ность. Достаточно ее удовлетворить, что­бы вещи и явления потеряли эту силу.

Это учение Левина интересно в том отношении, что оно представляет собой результат правильного наблюдения, соглас­но которому вещи и явления, когда они выступают компонентами ситуации удов­летворения какой-нибудь актуальной по­требности, действительно становятся как бы силой по отношению к субъекту этой потребности: они как бы тянут его к себе в буквальном смысле слова. Но это быва­ет лишь в тех случаях, когда соответству­ющая потребность определенно имеется у субъекта. Левин в этом случае дает фак­тическое наблюдение, которое соответству­ет предположению о возникновении уста­новки в определенном направлении лишь у субъекта, имеющего определенную по­требность, и при наличии ситуации, необ­ходимой для ее удовлетворения.

Итак, мы видим, что для возникнове­ния установки в определенном направле­нии требуются условия субъективного и объективного характера: нужно наличие как потребности, так и ситуации, в кото­рой она может быть удовлетворена.

Это — два основных условия, которые абсолютно необходимы для того, чтобы могла возникнуть какая-нибудь опреде­ленная установка. Конечно, вне субъектив­ных и объективных условий вообще ни­какой активности не бывает. Но в данном случае мы утверждаем не только это. Здесь мы хотели бы обратить внимание и на то обстоятельство, что необходимым и действительным условием возникнове­ния установки следует считать как бы не­которое единство обоих этих условий. В нашем случае это единство осуществля­ется в следующем: потребность, которая имеется в субъекте, становится вполне оп­ределенной конкретной потребностью лишь после того, как выясняется объек­тивная ситуация в форме какой-нибудь конкретной ситуации, предоставляющей субъекту возможность удовлетворения данной потребности; оба момента — и ситуация, и потребность — определяются

---

Дата добавления: 2018-04-04; просмотров: 202; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!