Глава №9. Побег, больница, платье и Я. 

Предисловие. Многие люди считают, будто бы моя книга каким-то образом относится к таким писателям как Паланик или Уэлш. К вашему сведению, я прочитал по одной книге этих писателей около 4-х лет назад. Нельзя написать книгу о собаке, которая из-за вмешательства доктора стала человеком, не сделав при этом закос под Булгакова. Все события полностью вымышлены, а совпадения случайны. Воспринимайте это как художественный рассказ, а не автобиографическую повесть, у меня нет опыта в приеме наркотиков. Некоторые из вас считают, что моя книга слишком грязная. Что ж, пускай так, но ведь Вы живете в мире, который полон лжи, разврата и ненависти. Всё же если вас отпугивают такие слова как «дерьмо» или «блевота», то воздержитесь от моего рассказа. Я пишу его не для большой массы людей, а по большей части ради внутреннего состояния, именно так, как чувствую и вижу. Послушайте, это очень важно. Эта книга должна заставить вас задуматься над тем, какую цену приходиться платить за несколько минут/часов наслаждения. Это вовсе не пропаганда наркотиков, а наоборот. Вы все взрослые люди и я не имею никакого права вам что-то диктовать. Просто подумайте тысячу, нет, миллион раз перед тем, чтоб употреблять. Все наркотические препараты пришлось изменить для того, чтоб не возникли проблемы в дальнейшем. Приятного чтения! Усядьтесь поудобнее и представьте позднюю осень 2005 года. №1. Пробуждение Дерьмо. Это первое, что я увидел, когда очнулся в это прекрасное утро или же ночь, от миазепама всегда так. Никогда не узнаешь, где проснёшься в очередной раз, вот так и сегодня, я снова оказался в холодном, богом забытом месте этого города. Руки и ноги сложены вдоль туловища, я лежу на заблёванном кафеле и смотрю на это дерьмо. Оно, свисая с потолка, глядит на такое же дерьмо. Мы два куска одного целого. Когда-нибудь оно станет подобием человека вроде меня, а я в свою очередь, полностью материализуюсь в корпускулярныесвойства такого же дерьма. Всему есть конец и мой конец – это путь боли, разочарований и эйфории. Жизненный коктейль подобного рода присущ любому индивидууму этого города. Вечером нам очень хорошо, а утром хочется умереть, впрочем, как и всегда. Мерзкие люминесцентные лампы бьют в расширенные, налитые кровью, как спелое яблоко, глаза. Судя по разбитому кафелю, и, по всей видимости, моей блевотине, я нахожусь в туалете заброшенной больницы. Забитые окна, обсыпающиеся стены, потолок, и облёванный унитаз только добавляет гнетущей атмосферы и ухудшает мое, скажем так, положение. Смешно, когда наркоман рассуждает о каком-то положении. От миазепама, который мне подогнал знакомый фармацевт Вова, приходиться только догадываться, где я проснулся в очередной раз. Деньги и дозу получаю от Вовы, когда помогаю ему с «загрузкой/разгрузкой» медикаментов. Иногда приходиться расставлять их по полочкам, если приходит «нужный» покупатель, то отдаю ему препарат с другой этикеткой, некоторые препараты оказываются списанными, и я их забираю домой, чтобы «правильно» их утилизировать. И тут образование экономиста мне помогает, ведь удаётся списать бо́льшую часть партии, что ни одна проверка этого не заметит. За такой талант Вова награждает меня качественной дозой, но проверки редкое явление, поэтому обычно он делает подарочки в виде транквилизаторов и антидепрессантов. Если их смешать с пивом, то накрывает хорошо, мягко и размеренно, даже хватает на весь вечер. Наше дело с Вовкой процветает уже около двух с половиной лет, из-за чего я стал уважаемым и знаменитым в своих торчащих кругах. Я всегда могу достать нужные медикаменты для сердца их бабушке, или таблетки для глаз их дорогим тётушкам, за это на районе мне перепадают годные «ништяки». Сейчас на мне потёртая косуха, порванные джинсы и кеды, мои белые кеды, как и вся жизнь, превратились в смесь какого-то желто-коричневого месива. Неудивительно, ведь тут, помимо отходов, я в полную грудь вдыхаю запах гниющего человеческого тела. Этот едкий смрад пробивает насквозь мозг через носоглотку. Когда начинаешь общаться с крокодильщиками, то в один прекрасный момент понимаешь, что этот запах, который исходит из их тела, можно узнать где угодно. Никогда не опущусь до крокодила, это всегда конец, после него нет дороги назад. С каждым днём ловлю себя на мысли, что навсегда погрязну в круговороте алкоголя, наркотиков и тотальной ненависти к себе. В этот день опять на жестких отходах, но вновь приходится ставить себя на ноги, чтобы понять, где я проснулся в очередной раз. В ушах стоит звон колокольни, головой же можно разбить этот унитаз, который вот уже несколько минут стремительно наблюдает своими заблёванными глазами за тем, как я старательно пытаюсь до него добраться. Тело ломит так сильно, будто по нему прошлось стадо баранов. Руки и ноги полностью онемели, а спина предательски выла от боли. От вчерашнего алиума беспрерывно хочется пить. Хлебать вообще всё, что попадётся под руку. Нужно доползти до туалета, чтоб утолить жажду. Как же это мерзко. Я хочу, так хочу закрыть глаза, открыть и оказаться в тёплой кровати с любимой женщиной. Нежно поцеловать её в губы, позавтракать вкусной едой. Находиться целый день в тепле и уюте с любимым человеком, а не просыпаться среди вечной грязи и вони. И так всегда в жизни, имеем и не ценим, в этом вся сущность человека. Когда был с девушкой, то хотел к друзьям, а на отходах всегда об этом жалел. Баланса не существует, есть только маятник, который качается на максимально противоположные стороны. Как в одной замечательной песне[1]: «маятник качнётся в правильную сторону и времени больше не будет». А у меня его и нет, я не чувствую время, я его не понимаю. Времени вовсе не существует, я его не замечаю и оно протекает сквозь пальцы. Крепко сжимаю кулак, чтобы удержать время, но оно давно умчалось вперёд, а я остался. По-моему, наслаждаться и ценить каждый жизненный миг могут только животные. Ни один человек, каким бы он ни был, не умеет правильно распоряжаться жизнью. Никто её не понял, не осознал, а ведь всё дело в простоте. Мы слишком много думаем и слишком мало делаем. Виной всему сознание, наш мозг. Мозгу нужно решать задачи и страдать, но истинное счастье в спокойствии. Уровень притязаний гораздо выше возможностей. Я не умею жить, зато умею колоться и страдать. Сегодня как никогда было сложно поднять это тело на ноги. Оно онемело и вовсе отказывалось меня слушаться. Из последних сил стал на пол, но голова всё ещё кружилась. Всё же желание выбраться отсюда сильнее боли и лени, поэтому я стою, но не могу сделать шаг. Покачиваясь, словно моряки во время бури, медленно наближаюсь к грязному кафелю, который плавно сливался с дверью. Полностью слившись в одно целое, ободранная дверь сыграла роль крепости, из-за чего откинула меня назад с такой силой, что ватные ноги наркомана не выдержали такого груза, и я плюхнулся на пол.Очень больно напоролся бедром на кусок темно-синего кафеля, который послушно торчал острым концом вверх и ждал своего заветного часа. Вмиг меня покрыло тысячи иголок, которые за доли секунд прокалывали моё искалеченное тело, пока лежал и мычал от боли. Мычал от безысходности, беспомощности и даже ярости. Прислушиваясь к окружающей среде, услышал звук, с которым сочилась черная кровь сквозь рваные джинсы. Штаны уже прилипали к ноге, а в глазах постепенно тускнело, но врагу не сдаётся наш гордый варяг. В школе и в институте уроки ОБЖ не прошли даром, поэтому сегодня складной ножичек впервые сделает благородное дело. Старательно и не особо осторожно, я отрезал и даже перемотал куском штанины больную ногу, чтобы остановить кровотечение. Со временем оказалось, что маленький кусок кафеля отломался и таки остался в ноге. Из-за мучительной боли срочно нужно было ехать, но куда именно я не знал, ведь в больницу мне нельзя, мой вид – мой враг. Стало тошно от мысли, что у нормальных людей не бывает таких ситуаций. И даже если они попадают в беду, то им всегда есть кого позвать на помощь, а у меня никого и ничего нет. Никогда не было поддержки или какой-то вменяемой помощи в этой жизни. А я всё сам и всегда сам. Даже один забиваю дозу, чертово одиночество. Стиснув зубы до боли в висках, очень старательно облокотился на единственную, пока еще здоровую ногу, и, сопровождая дикими воплями, всё же дополз к выходу. Выбравшись с этого места, очень удивился, ведь это оказалась обычная заправка, каких полно в этом городе. Подобные маленькие города создают все условия для того, чтобы порождать таких бичей общества. С этими мыслями я медленно ковылял к разбитому автомобилю, которым владею вот уже несколько лет. Сейчас попытаюсь его описать. Можете себе представить машину, которую наркоман не может обменять на дозу? Пройдите к ближайшей автосвалке. Видите там москвич? Уверен, мой «автомобиль» такой же. Моя ласточка оказалась самой бедной, подбитой и изношенной птицей, которая каким-то чудом всё еще неслась сквозь шумные леса и вечно тихие звёзды навстречу к приключениям. Стекла в дверях не опускались, поэтому в салоне была вечная вонь всего на свете. Фары давным-давно злобно мною вырваны, а кожаный салон еще в самом начале превратился в кашу из набивки и кожи. Повсюду шприцы, зип пакетики, пустые бутылки и банки из-под дешевого алкоголя. Москвич был зелено-ржавогоцвета и часто глох на светофоре, но в отличие от меня, всегда добирался к цели. Да, моя машина действительно была развалюхой, и я бы даже мог найти получше, но что-то заставляет меня и дальше с ней возиться. Перемены меня не удовлетворяли, а местами даже пугали. В детстве сильно расстраивался из-за каждой вещи, которая внезапно менялась в моей жизни. Так, однажды, мама отдала ковёр из моей комнаты своей соседке, и я даже плакал несколько дней, хоть и не любил тот ковёр. Меня постепенно затягивало, словно в воронку, рассуждения о моей жизни, поэтому я вовсе позабыл о боли. Это всё проговаривал вслух и так делал вот уже несколько лет, что даже перестал этого замечать. И я не обратил бы и сейчас внимание, если б голос не раздавался эхом по одинокому, вечно тихому ночному городу. Держась за ногу, протаскивал её сквозь мокрый асфальт и каждый раз собирал на кедах капли воды, отчего она сделалась мокрой. Вот уже руки сжали ключи от машины, как в кармане прогремел телефон. Оказалось, это звонила Маша. Маша, чтоб вы понимали, моя бывшая, которая постоянно просит у меня дозу. Мы с ней расстались, потому что она хотела меня поменять, а я этого не хотел, и вообще она была против наркотиков и моей разнузданной жизни. Маша даже делала несколько серьёзных попыток, чтобы вылечить меня, но таких, как я – не лечат. По иронии судьбы её бывший оказался тоже наркоманом, а Маша по «абсолютной случайности», как она мне в слезах призналась, начала вместе с ним «немножко баловаться». Но теперь он ее оставил, а она в свою очередь плавно перекочевала от «немножко» к «множко» (как это часто у нас бывает) и переключилась на меня, постоянно опустошая мои драгоценные запасы. Жизнь предстаёт перед нами в странных одеяниях. Прекрасное бархатное платье вмиг становится кованой броней, а цветы в руках – лезвием. Она очень часто принимает форму женщины. Эти приятные, вкусно пахнущие существа по обычаю становятся нечто таким, о чём позавидует любой писатель-фантаст, который увлекается ужасами. Нет, это уже не женщина, а монстр. Монстр, который вцепляется острыми, но мелкими клыками. Он режет человека изнутри, словно пираньи свою жертву.   №2. Рефлексия с бывшей   Сегодня на улице стояла самая паршивая погода, которая была за все дни в этой заброшенной богом дыре. На самом деле эта погода никогда не меняется, и мне кажется, в этом городе не бывает солнца. Складывалось ощущение, что бог умер и постепенно разлагался в эти вечно черные густые тучи. Маша попросила меня приехать и я уже представлял, как она будет выедать мне плешь, воспоминания её непрекращающихся криков били мой сторчавшийся мозг с такой силой, что падение о кафель заблеванного туалета был куда приятнее, чем это. Больная голова заполнилась мерзким писком бывшей. Я смог убежать от общества, родителей и даже от обязанностей, навязываемых социумом, но почему не могу убежать от Маши? Она не вызывает во мне никаких чувств, кроме отвращения и в какой-то мере «анти-любви». Из-за криворуких строителей ко двору нельзя было подъехать вплотную, поэтому пришлось оставить машину недалеко от её дома. Поездка в машине вновь отвлекла моё внимание от боли и я по наивности верил, что таким образом нога перестанет болеть, но чуда, как обычно, не случилось. А случилось вот что: выбраться из машины не удалось, потому что повязка слетела и обмотала край педали. Маленький кусок ткани, который пришлось наложить первым слоем, намертво прилип к коже. По глупости я резко оторвал повязку, от чего кровь быстрым темпом падала вниз, как моя самооценка по жизни. От абсурдности ситуации сделался красным с ног до головы, уши пылали, пока в то время носок изрядно промокал от крови. Проклятая рана мешала здраво мыслить, но к счастью с бардачка торчал жгут, которым я перетягиваю руку во время дозы вот уже несколько лет. Им крепко обвязал ногу, а куском бинта, найденным там же, успешно замотал рану со всех сторон. Пришлось отдать все оставшиеся силы, чтоб на одной ноге выбраться из этого ржавого капкана. Путь к бывшей занимал всего 5 минут, и даже на самых жестких отходах не глядя добирался, но не сегодня. В этот день всё было иначе, всю дорогу продвигался словно неуклюжий робот, так как штаны намертво приклеился к коже. Ногу я плотно перевязал бинтом, но от меня всё же оставались кровавые пятна вплоть до её двери.   Чтобы отвлечься от боли, я решил рассуждать на тему бывшей. Машу можно сравнить с аэродромом или какой-нибудь запасной посадки для самолётов, когда выбиваюсь из колеи и не могу найти в себе силы в чем-то разобраться, то начинаю доставать более сложные препараты. Однако часто происходит так, что самостоятельно уже не могу остановиться, и тогда мне на помощь приходит Маша. Она не раз доставала меня по канавам и ямам, и даже сейчас, когда мы с ней порознь, она всё еще помогает мне, а я в свою очередь помогаю ей. Но её помощь, в отличие от моей, идёт на благо. Возможно, в этом таится какой-то женский секрет. Как бы ни пылало её сердце от ярости, она всегда мне помогала, что бы ни случилось. Порой задумываюсь о том, что я с ней делаю и как гублю её жизнь. От таких мыслей становится тошно, если бы не держал её на дозе, то с большой вероятностью, она была бы счастлива, а её жизнь закрутилась в куда более нормальном, человеческом русле. Хотя, зная Машу, она рано или поздно попала бы в плохую компанию и села на кашу[2].   Эти рассуждения опять отвлекли от боли и я совсем не заметил, как уже прополз весь путь. Громко стучал в дверь, но она, как обычно, была не заперта, и после удара здоровой ногой я буквально упал в грязную прихожую. В момент падения меня посетили мерзкие мысли капустняка. Я называю капустняком существо в голове. Во время окончания школы уже тогда начинал «пробовать» и в один из дней проснулся уже с ним в голове. Что это такое? Голос разума? Мысли с космоса? Я не могу дать четкий ответ на этот вопрос, но в любом случае он, или оно, никак мне не помогает, а только наоборот мешает жить. Я его сравниваю с червём, который живёт в овощах и постоянно их портит. Он выедает плешь ровно так же, как червь выедает яблоко. Часто от него слышу одни и те же вопросы по типу: «А что если бы?» Обычно он выползает в те моменты, когда я на отходняках. В эти моменты мне как никогда противен его голос. Изначально я не придавал ему никакого значения, но в течении времени, каким-то невероятным образом, его голос и влияние на меня усиливалось с прямо пропорциональной силой. Чем сильнее забивал на это существо, тем важнее для меня было его мнение, и в целом за всё время на меня он произвёл громадное влияние. Сейчас червь заставляет думать о следующих вещах: «А помнишь, как ты приходил в таком же состоянии домой, а из ее квартиры пахло вкусной едой? А помнишь, как ее глаза сверкали, когда она бежала к тебе, думая, что ты трезв, и как они гасли, когда она понимала, что ты опять принимал? А какова была её квартира? Постоянно выглаженные вещи, аккуратно застеленная кровать, всюду чистота, отсутствие мерзкого запаха. А помнишь …» И он всё же в чём-то был прав, возможно поэтому я не позволил червю договорить до конца. В доме действительно творится бардак, воняет дымом и почему-то спиртом. Обои в коридоре пожелтели, потолок обсыпался, повсюду валялись пустые бутылки. Всё в этом доме дышало на ладан, как моё тело, как и вся эта жизнь. Квартира из когда-то уютного гнездышка резко превратилась в настоящий притон. Даже противный запах в квартире чем-то напоминал заправочную в туалете.   Маша выбежала в одном тапке и халате, который я когда-то ей подарил. Было время, когда он был розовый и пушистый, как и Маша, но она давно не следила за своей внешностью. У бывшей была милая внешность подростка: длинные коричневые волосы, карие глаза, тонкий голос, симметричное лицо, маленький нос, ямочки на щеках и аккуратные ушки. В моей памяти навсегда останутся эти хрупкие плечи, нежные руки и сияющая улыбка. Я так любил прижиматься к её нежному телу, втягивать запах волос так же, как сейчас втягиваю порошок. Теперь Маша совсем исхудала, кожа стала бледной, а из-за мешков под глазами, складывалось ощущение, что из-за них она вот-вот упадёт на пол. Без какого-либо приветствия, с абсолютно полным безразличием, Маша посмотрела в мои опухшие глаза. Я тоже заглянул в её, но там увидел лишь пустоту. Бывшая протянула свою маленькую ручонку и опустила голову, словно нашкодившая девочка, а я достал для неё пакетик лектамина. Маленькая ладошка Маши сжала пакетик ровно так же, как ладошка девочки сжимает член в грязном туалете придорожного бара где-то на отшибе. Есть ли границы возможностей у женского тела? Хрупкая Маша весом около 40 килограмм, тянет и укладывает спать 70 килограммового торчка. Не смотря на разрезанную, окровавленную штанину и не менее окровавленные кеды, Маша даже не посмотрела на мою рану. С трудом разулся и направился в грязную кухню, где сидели мои, и теперь уже её друзья: Миша, Паша и Алексей Васильевич. Кстати, Алексей Васильевич – это 18 летний паренёк, учится на филфаке и очень часто закидывается адантамом[3]. Если вы считаете меня конченым наркоманом, то посмотрите на Алексея Васильевича. Парни были рады моему появлению и отвлеклись от плиты, на которой уже что-то грели. Внимательно смотрел, как под миской горел газ, кровь из раны сочилась на пол, а я в ступоре думал о своей жизни. Мог бы сейчас жить в каком-то большом городе с интересными людьми, общаться с ними на светские темы, а по выходным ходить в театр или просто пить пиво по пятницам. Тогда бы мне не пришлось просыпаться в луже собственной мочи, блевоты и дерьма каждый раз, когда начинаю «просто отдыхать». Мои грёзы о возможной жизни прервали друзья, они вились вокруг меня, смотрели на ногу и думали о том, как же мне помочь. Мне было очень приятно их внимание. В тот момент я почувствовал, как им важен, и как они важны для меня. После объяснения ситуации в трёх словах, уже через несколько секунд Паша предложил отнести меня на кровать, вытащить осколок и прижечь рану, других вариантов у меня не было, поэтому я молча кивнул. Они даже застелили диван клеёнкой и дали закинуться иазепамом. Повернулся на правый бок и в ожидании исцеления почему-то покрылся холодным потом. Проспиртованным ножом Паша пытался выковырять осколок кафеля, но хоть иазепам и заглушил боль, она всё же просачивалась в мой одурманенный мозг. После нескольких криков насильно заткнули тряпкой рот. Через несколько секунд я полностью вырубился. Снились розовые клумбы, которые красил какой-то 10-ти летний мальчик в желтый. За каждую клумбу ему давали фиолетовые таблетки. Мальчик в рваных штанах глупо хихикал и вымазал себя в краске. Где-то за спиной стояли 2 мужика и что-то громко кричали про золото, ограбление и деньги. Спустя мгновение я понял, что уже не сплю и эти голоса доносились с кухни. Мне не хотелось открывать глаза, чувствовал себя паршиво из-за этой ситуации, зато нога совсем не болела. Уже вставал поблагодарить друзей, но помешала бывшая, которая словно змея проползла в комнату. Она подошла ко мне, посмотрела на рану и в ступоре села рядом. С тех пор, как Маша начала принимать, у неё появился стеклянный взгляд. Она смотрела на всех с пустыми, безразличными глазами. После минутного ступора она приказным тоном заставила пойти к ней в спальню. Опирался, матерился, но каким-то образом явился.   Спальня была всюду заставлена мебелью. На обоях были изображены кошки с нарочно выколотыми глазами. Несмотря на грязный ковёр, летающую пыль и затхлый воздух – это единственная нормальная комната, которая хоть как-то выделялась в квартире. «Ну что ты стоишь, как неродной? Проходи и садись рядом, мне нужно тебе кое-что сказать». Она выглядела очень взволнованной и это её «кое-что» уже тогда вызвало тревогу. Пришлось сесть рядом, Маша сжала кисть моей правой руки и отвернулась в сторону. Полурасстёгнутый халат свисал с колен, я хотел его снять, но бывшая резко повернула голову и посмотрела своими мёртвыми глазами. От неожиданности громко проглотил слюну, а она нервно обкусывая ногти быстро произнесла: — Прости меня, пожалуйста. Прости меня вообще за всё, что я сделала. Я такая дура. — Маша, что опять случилось? — Подожди, не перебивай. Это очень важно. Она отодвинулась от меня, закинула левую ногу на правую, судорожно наматывала волосы на палец и тихо продолжила: «Я долго представляла этот разговор и до сих пор не знаю, как правильно тебе это сказать. Ты же знаешь, я никогда не умела правильно говорить. В общем, я собираюсь домой», — она сделала паузу, проглотила слюну, цокнула языком и продолжила, — «вот уже больше года плотно сижу на каше, и меня это убивает, понимаешь? Это не даёт мне нормально жить». — Поэтому ты решила перебраться к маме? Думаешь, там перестанешь колоться? От себя не убежишь, Машулик. — Нет, я еду к маме и ложусь в больницу под её присмотром, чтобы избавиться от зависимости, — она поднялась с кровати и подошла к окну. — Саш, — впервые за долгое время она назвала меня по имени, — кроме сестры и мамы у меня не осталось никого дороже тебя. Пусть мы перестали встречаться и давно уже не вместе, но ты единственный, кого я по-настоящему любила, кому всегда доверяла. Ты стал для меня родным человеком, и я хочу тебя кое о чем попросить, пожалуйста, отнесись к этому серьёзно. Я думал самая абсурдная сегодняшняя ситуация – это случай в заправке. Маша уезжает, чтобы бросить ширку? Маша? Серьёзно? Это же смешно. Временами на неё такое находит, очень не хотелось так просто отпускать её, поэтому пришлось задействовать все свои чары, которые всегда так прилежно на неё действовали. Неуклюже поднялся, встал напротив и аккуратно засунул руку под длинные, но грязные волосы. Грубо обхватил второй рукой за талию, приблизился впритык, чтобы сказать глядя в глаза: — Машуль, ну что опять происходит? Опять ты всё себе придумала, ведь нам было хорошо. У тебя каждый раз какие-то бзики и это тоже пройдет. Давай я просто достану тебе еще дозы и ты успокоишься? — Нет, Саша, — закричала она, — это всё опять происходит. Мне не нужна больше твоя доза. Она вытащила пакетик из кармана своего халата и кинула об шкаф. Он расстегнулся и содержимое высыпалось на ковёр. Чуть было рефлекторно не дёрнулся за дозой, но ради приличия вовремя сумел сдержаться. — Ты никогда не оставишь меня в покое, мне это больше не надо, хватит. Я так не могу. Ты хотя бы помнишь о чем я мечтала? О карьере учителя, Саша. Учителя! Посмотри на меня, сильно я похожа на учительницу? Мне 21 год, а я вылитая 50-ти летняя блядь. Всю свою жизнь мечтала научить детей чему-то новому и полезному, а сейчас что? Каждый день пускаю по вене с твоими друзьями и только думаю о том, где и как достать, и вся моя жизнь сводится только к одному. Я не могу и не хочу так больше жить. Постоянные провалы в памяти, дрожь в суставах, головокружение, ломки, — она взялась за голову и её слёзы отчаянно падали на прожжённый ковёр.   Я сильно испугался за Машу, сердце громко застучало в груди и руки вспотели. Возможно даже не за неё, а по большей части за себя. Я так привык, что она всегда рядом, а сейчас Маша уезжает навсегда и от этого становилось больно. У меня складывалось ощущение, как будто вместе с ней уезжает частичка меня. Она взяла какой-то желтый ключ весьма странной формы и протянула его ко мне, но мой взгляд фокусировался только на ней. Машу мне хотелось бы сейчас взять, а вот ключ — нет. Она вытирала слезы и говорила: — Как я уже сказала, я верю только тебе, поэтому даю вот этот ключ от ящика со всеми моими вещами. — Она медленным шагом подошла к розетке и легким движением руки отодвинула её в сторону, показав на углубление в стене под ключ. После двух щелчков ключа выдвинулся шкафчик. — Как видишь тут всё, что мне дорого. Здесь драгоценности, немного денег на черный день, документы на квартиру и так далее. Пока я не вылечусь и не приведу в порядок свою жизнь, квартира полностью в твоём распоряжении. Можешь жить тут сам, но, пожалуйста, не устраивай очередной притон. Если очень нужны будут деньги, то можешь взять отсюда. Внутри меня всё горело то ли от злости, то ли от обиды, что абсолютно ничего не могу с этим сделать. Появилось тяжесть в животе, будто бы проглотил кирпич. От злости сжимал руки так сильно, что они побелели, а лицо исказилось в грустную гримасу. Эта ситуация вызвала резкое желание бросить всё и помчаться к своей развалюхе, дабы убраться, куда глаза глядят, но нет, я молча стоял и смотрел. Маша всё поняла, подошла ко мне, взяла голову и прижала к своей груди. Мне стало очень хорошо, и так породному приятно, будто за пазухой у Христа. Левой рукой она подняла мою голову и прижалась, поэтому решился её поцеловать и так мы простояли несколько минут, пока Машуля не произнесла: — Прости меня, Саша, но так дальше не может продолжаться, — после этих слов мне опять захотелось уйти, но Маша крепко сжимала руку и попыталась натянуть фальшивую улыбку. Появилась мысль, что она всё еще меня любит. Лицо стало таким, как в дни нашей беззаботно-прекрасной жизни. Она снова обхватила меня своей костлявой рукой, но в этот раз почувствовал не тощую руку наркоманки, а что-то очень тёплое, нежное и до боли приятное. Тогда появилась маленькая надежда, что всё еще можно изменить. Маша обняла меня, и я в последний раз прижался к её хрупкому телу, приобнял за талию. Хотел предложить уехать со мной, бросив всё, сесть в машину и просто исчезнуть. Убежать туда, где тепло, радостно и беззаботно, где будет только я, она, и эта прекрасная улыбка, которая сияет только для меня. Но я, как дурак, молча смотрел в её пустые глаза, потому что знал, что она сможет согласиться, а я слишком жалок, чтобы найти в себе силы что-либо изменить. Пока стоял и смотрел на неё, Маша предложила остаться на ночь, чтобы провести последний вечер вместе. В этот раз отбросил мнимую надежду и наконец признался себе, что она от меня уедет, и это полный конец. Шли считанные часы, пока она здесь. Маша вот так всё бросит, наплюет на мои чувства и уедет навсегда с этого города и моей жизни. Я решился попросить её остаться со мной: — Машенька, пожалуйста, послушай меня. Послушай, милая. Останься со мной, давай будем жить вместе. Я помогу тебе бросить, найду хорошую работу, мы соберём деньги и вместе уедем, но только не уезжай, я еще… Маша меня перебила, чтобы сказать: — Нет Саш, ты мне не поможешь, — она подошла к собранному чемодану, положила на него правую руку, неподвижно смотрела в окно, вытирая левой рукой мелкие слёзы: — Прости, но я уеду, и тебе придётся уважать моё решение, — она сделала длительную паузу, — хотя бы ради меня. — На последней фразе у Маши резко изменился голос. Из-за отказа я почувствовал злость, оттолкнул её, схватил кеды, куртку, и, держась за больную ногу, быстро поковылял к машине. По дороге, еще в её доме, с мокрых от волнения рук выскользнул тот самый ключ, который давеча она вкладывала в мою руку. В машине закурил и попытался прийти в себя. В этот момент передо мной отобразилась полностью вся картина: её жизнь на моих плечах, я был виновником во всём, что с ней происходило и происходит по сей день. С трудом завёл машину и поехал в сторону своего дома. По дороге из-за безысходности, искал столб или хоть какое ограждение, но, к сожалению никуда не въехав, приехал домой.   Моя квартира была типичной квартирой торчка. Линолеум изорван и валялся кусками на полу, обои на стенах потрескались, и так же лежали оборванной кучей. В потолке были дыры, с которых сыпалась штукатурка. По углам валялись пустые бутылки. Всё было покрыто липкой грязью и воздух так и пах чем-то разбитым, потерянным, угнетённым. Будто бы в этом доме никогда не смеялись, не радовались, а только лишь страдали. Да, именно, воздух был пропитан страданием. В пустой квартире долго не мог уснуть и всё думал о ней, о жизни, которая могла бы быть у нас в другом городе, о её жизни, не будь Маша со мнойзнакома. Я думал, представлял и плакал, плакал от ненависти к себе и к тому, во что превратился. На телефоне три пропущенных вызова, но вытирая слёзы, отложил разговор на завтра. Мысли, словно розги, впивались в мою тяжелую голову. Тогда, уже перестав плакать, находился в самом кошмарном состоянии, и не знал, что же делать дальше. Моё состояние не могло сравниться ни с одной ломкой, ни с одним отходняком. Хотел сделать одновременно тысячу вещей: мчаться её спасать, запереться на столетия в этой одинокой пещере, или вовсе выйти из окна, предварительно вскрыв себе вены. Тут же почувствовал боль в груди, что-то вылезало из меня. В страхе держал руки на сердце, но от ужаса не смог их сжимать, и наблюдал, как сквозь них выпирал черный шар. Он взлетел над моей головой, пока из рук сочилась кровь. В тот момент попытался закричать, но голос пропал, я задыхался от страха и внутри всё тряслось. В моей груди образовалась дыра, засунул внутрь обе руки, но ничего не смог найти. Душа отсутствовала и внутри меня царила пустота, я абсолютно пустой человек. Попытка встать с кровати и включить свет с треском провалилась, так как руки перестали слушаться. Всё то время шар молча крутился вблизи потолка. Сделал рывок в его сторону, но перецепился и упал в самый угол кровати. К счастью, в полнейшем изнеможении, сон принял меня в свои владения.     №3. Кровавый пол   Утром проснулся в отвратительном состоянии. В онемевшем рту чувствовались нотки тухлой рыбы. Не совсем понимаю что вчера произошло. Либо это были галлюцинации, либо сон, но в том месте, откуда вылез шар, очень болела грудь. По какой-то причине кровать, руки и лоб слегка измазаны кровью. Тело ломило гораздо сильнее, чем вчера на заправке, а голова будто бы валялась отдельною частью тела. В горле першило и хотелось в туалет, но тело меня не слушалось. Несколько минут я в ступоре пролежал глядя на дырку в потолке. Мне хотелось лежать так до самого вечера, но нужно было идти к Вове, поэтому я пересилил себя и через несколько минут на ватных ногах приближался к ванне. Мои руки и ноги дрожали в судорожных конвульсиях, а сердце вырывалось из груди, всего трясло и колотило, поэтому я решил не медлить и поскорее добраться к Вове, чтобы взять у него брамадол[4] и успокоить свои, без того расшатанные нервы. Зашёл в ванную, чтобы искупаться перед выходом. Взял бритву и решил привести себя в человеческий вид, но в какой-то момент мой взгляд остановился на зеркале, в котором отображалось убитое лицо с засаленными волосами, а подойдя ближе время вовсе остановилось. Всё вокруг расплывалось, кроме моего лица, но я смотрел не на него, а казалось бы, внутрь себя. Смотрел и понимал, что я — это я. Я действительно всё еще живой человек с руками и ногами. Могу делать всё что угодно, говорить всё что захочу. Весь мир в моих руках, я владелец не просто своей судьбы, а судеб многих людей, могу повлиять на любого из своей компании, у меня миллион возможностей изменить свою жизнь, но что я делаю сейчас? Закидываюсь колёсами, ширяюсь по вене, бухаю, просыпаюсь в ямах, а ведь когда-то подавал большие надежды, был самым лучшим в классе. Появился писк в ушах, смотрел на себя, казалось бы, целую вечность, практически не моргал и всё это время осознавал. Осознал, какой я человек, что уже не существую в принципе, как какая-нибудь личность. Я просто существо, всё еще сгусток чего-то такого, которое всегда останется таким же ничтожным, что в 24, что в 45. Моя жизнь не имеет никакого смысла. Никогда ничего не изменится. Глаза налиты кровью и злостью, а лицо нагоняет ужас. Кто я такой и что мне делать? На моём лице, в нижней правой части подбородка, вижу большой шрам, который тянется к шее. Я его получил, когда в 9 классе впервые смешал травку с алкоголем. Тогда моё молодое, неподготовленное тельце не выдержало, и я в пьяной агонии напал на неадекватную компанию, вблизи своего дома. В тот день они хорошенько разбили мне лицо, сломали руку и 2 ребра. Помню, как тогда мать носилась со мной по больницам, но уже тогда она меня ненавидела. Ухо с правой стороны существенно отличается от левого, отнюдь не из-за генетических особенностей. Это всё произошло уже в 20 лет, когда после жесткого употребления героина я остался спать на земле. Бойцовский соседский пёс напал на меня, и серьёзно надгрыз ухо, если бы не знакомый хирург, который пришил ухо за бутылку водки, то до конца своих дней ходил, как уродец, с одним ухом. Третий случай самый серьёзный — это порезанная бровь, которую недавно сделал бывший кореш. Под нсд он перепутал меня с кем-то и карманным ножичком нанёс несколько порезов, пока его не остановили мои друзья, если бы не они, то я, скорее всего, не стоял бы здесь. Я не узнаю себя, я всегда думал, что внешне выгляжу иначе. Конечно, много раз видел своё лицо, но не осознавал этого, не понимал до конца насколько всё плохо. Даже если случится чудо, и резко брошу употреблять, укатив куда-то, то от себя мне уже никогда не избавиться, никак не смыть с себя горечь прошлого. Даже если отсюда перееду, то всё равно продолжу употреблять, ведь я такой человек и навсегда останусь таким. Да, в конце концов, человек ли я вообще? Наше прошлое, наши ошибки всегда будут жить внутри нас и от этого нам не скрыться. Есть фраза: «Наркоманов бывших не бывает», — это не совсем правда. Без разницы наркоман ты, алкоголик или просто офисный клерк — это лежит внутри и только самые сильные из нас смогут очиститься, измениться. А я наркоман, и значит слабый человек, из этого вытекает, что мне никогда не уйти от себя и не решить даже часть своих проблем. Я захлёбываюсь в собственных ошибках, и нет мне выхода, нет мне прощения даже перед самим собой. За свои 24 года только сейчас осознаю, что в лучшем случае, половина моей жизни прожита. Семья от меня давно отказалась, все друзья — это самые обычные наркоманы, которым всегда от меня что-то нужно, любимая девушка из-за меня превратилась в наркоманку, а я просто ничтожество, которое плачет и кричит по ночам. От этих мыслей, вместе с опасной бритвой, завалился на пол, схватился за колени, качался в разные стороны и мычал, мычал, сам не понимая почему. Я держу опасную бритву в правой руке и делаю плавные движения вниз. Принимаю холодный душ, вытираю лицо и тело бархатным полотенцем, надеваю тёплый свитер, старые джинсы, прохожу в комнату, сажусь на кровать. И снова плачу, друг мой, я застрял, пропал в собственном ужасе и уже навсегда. Прошлое никогда не сгорит. Сгорю я. Я сгораю.   Нужно собраться с мыслями, одеться и поехать к Вове, поехать к Маше и везде делать вид, что со мной всё нормально, что мне хорошо. В этот момент объявился капустняк: «Ты слабак, ничтожество. Надень еще одну маску и бегай от людей, как маленькая девочка. Ты никогда не изменишься, потому что даже не хочешь меняться. Еще одна маска, еще одна доза, еще одна…» Нужно было ехать к Вове и выбивать себе дозу. Мне уже нужно быть на месте, но решил проветриться и выбросить дурные мысли из тяжелой головы. Поэтому достал из коридора велосипед, а машину оставил возле дома. И это была моя роковая ошибка. Если на спущенных шинах еще кое-как доехал, то из-за постоянного употребления уже после двух километров у меня потемнело в глазах, закружилась голова, зазвенело сердце и всё померкло. Пришлось слезть с велосипеда, точнее я упал на тротуар с вперёд вытянутыми руками. Из-за падения счесал руки, больно ударился грудью и повредил колено. На этот раз ушиб уже другую ногу. Перед глазами стояла черная пелена, от боли пылали ладони и щипал лоб. Мне стало тошно от этого, я повернулся лицом в землю и отдался забвению. Мне снился маленький лесок, а поблизости находился большой пляж, солнце стояло еще высоко и своими лучами грело мои мягкие волосы. Я был мальчишкой лет 14 и радостно побежал в сторону моря, перебирая маленькими ножками могучий, золотисто-горячий песок, но меня схватил за руку какой-то мужчина и повёл к себе. Позже я понял, что этим мужчиной оказался мой отец, который умер как раз, когда мне было 14 лет. Папа взял меня на руки, я повернул голову в сторону моря и наблюдал, как от меня быстро отдаляется большое, серебристое море. Слышал звон чаек и непрекращающийся шум волн. Вода билась об камни накраю берега, и мне захотелось вырваться из объятий отца и убежать, но он силой отволок меня в какую-то черную комнату, усадил на стул и запер дверь. В этой комнате почувствовал страх, появилось ощущение, будто меня предали. Почему самый дорогой человек забрал меня от моря и оставил здесь в полном одиночестве? Куда он делся и что мне вообще делать? Я не мог подняться и дать себе ответ на эти вопросы, поэтому начал кричать. Я не понимал от чего кричу, от боли, от обиды или ярости, но я кричал так, что этот крик дошёл к солнцу, к богу, но к сожалению, не до моего отца. Полностью осознав, я поднял голову вверх и закричал что есть мочи: «Отец, вернись, отец!» Внезапно глаза открылись и позже оказалось, что на мокром асфальте провёл больше 2-х часов, а не несколько минут, как показалось изначально. Уже через 10 минут вызывал такси, кое-как складывал велосипед в багажник и почти сразу приехал к Вове. Впервые за долгое время он жутко обматерил меня и приказал разбирать коробки в подсобке, а пока их разбирал, мне несколько раз звонила моя Маша, но я был в таком убитом состоянии, что не хотел даже поднимать трубку. Из-за работы, которой меня наградил Вова, не успел принять брамадол, чтобы успокоить свои нервы. После двух часов мучений он подошёл ко мне вплотную и крикнул басом: «Какого черта тебя так долго носило? Я звонил тебе 15 раз! 15 раз, Саша!». Он был в сущей ярости. Я никогда не видел его таким. Свет от люминесцентной лампы помог лучше разглядеть его уродливое, красное от ярости лицо. Длинные жирные волосы свисали на бок, как грязное полотенце. Мерзкие маленькие усики болтались под носом каждый раз, когда он пытался что-то говорить. Вонь из его рта вызывала рвотные позывы и если бы я за всё это время хоть что-нибудь съел, то содержимое моего желудка растеклось по его длинному, худощавому лицу. — Вчера я был у бывшей Маши, она передавала мне свои вещи, — тихо промямлил я. — Я тебе в сотый, а значит уже в последний раз, говорю, — он будто бы не услышал моих объяснений, — будешь пропадать дальше, и я перестану платить. Я тебе буду, как собаке, кидать дозу, а про бабки можешь забыть. «Он же нормальный человек, перестань оправдываться и скажи правду. Расскажи ему, как нам вчера было плохо, расскажи, что ты разбит уездом Маши, скажи, как ты сегодня к нему добирался и почему опоздал, расскажи …» Мне пришлось заткнуть капустняка, надев еще одну маску скорби на лицо, попытался надавить на жалость: — Ты же знаешь как мне в последнее время сложно и вообще …, — не дав договорить, меня своим криком и вонью перебил Вова. Даже в том убогом туалете пахло лучше, чем из его пасти. — Закрой свой рот, мерзкая наркоша. От тебя не осталось ничего человеческого. Ты существуешь только благодаря мне и только мне! Только потому, что я так хочу, потому что я тебе это пока еще позволяю. Он сделал шаг вплотную и внезапно толкнул меня, а я больно ударился копчиком об угол стола. Это меня немного оскорбило, но я никак не мог ожидать, что внезапно сожму кулак и со всей силы вмажу ему в морду. От этого удара он тут же оказался на грязном линолеуме склада своей паршивой аптеки. Меня окружала тьма, и только лишь одна лампа горела над его разбитым носом. Мне так это понравилось, я испытывал странное наслаждение, как приятную теплоту внутри от любимого дела. В это время его черная кровь на лице еще сильнее вызвала во мне желание втоптать ногой эту скотскую голову. Вова лежал на полу, выл от боли, прикрывая нос, а его маленькие глазки бегали в разные стороны от страха. Тогда я ему крикнул: «Ну что, сука? Кто теперь тут главный? Моя жизнь все еще в твоих руках, свинья? Телефон разрывался от звонков Маши, поэтому оставил это ничтожество и ушёл с аптеки. Как только отдалился на несколько шагов, эта сволочь всячески пыталась меня оскорбить, но если бы не Маша, я бы вернулся и заставил его страдать. Трубку взять не успел, а перезвонить уже не получилось, так как она выключила телефон. «Возможно сел», — подумал я и со спокойной душой упал на заднее сиденье такси; еще несколько раз названивал ей, но телефон был по-прежнему выключен. Уже ближе к дому появлялись первые мысли, что вчера был последний раз, когда я её видел. Подойдя к входной двери, мысли оказались реальностью. Дверь уже никто не открывал. Я даже не успел попрощаться, стоял один посреди подъезда и с грустными глазками бездомной собаки смотрел на серую дверь, с которой когда-то выбегала милая Маша. После 10 попыток дозвониться, сел возле двери и пытался разобраться, как же буду жить дальше? Куда мне теперь идти? К кому податься? Я чувствовал себя опять брошенным и одиноким, как когда-то в детстве. К друзьям мне не хотелось, а ширки было мало. Мысль, что она навсегда исчезла из моей жизни, разрывала душу, хотелось выть. Только недавно я её ненавидел, обращался с ней как с вещью и даже представить не мог, как на самом деле к ней привязан. Мне ничего не оставалось делать, поэтому от ярости, или безысходности, звал Машу и бил руками-ногами в дверь. Так увлёкся, что не заметил, как из-под коврика вылетел ключ от вчерашнего шкафчика. Подняв коврик, я также нашёл ключи от дома и записку. Я сохранил её, поэтому пишу в точности: «Дорогой Саша, мне нелегко было это сделать, но ждать уже нет сил. Изначально я планировала уехать по-английски, но целый месяц откладываю и меняю билеты. Прости меня. Когда ты будешь это читать, то я уже буду на пути к новой жизни, которая будет, надеюсь, гораздо лучше прежней. В любом случае, возможно, когда-нибудь сюда вернусь. Береги себя, целую. Твоя Маша». «Когда-нибудь вернусь», я тихо вздохнул, ну спасибо за надежду… и за заботу тебе спасибо. От записки исходил аромат её волос. В те времена не до конца понимал, какой же он прекрасный. Маша, моя милая Маша, ну куда же ты. Я сильно ударил в стену, а потом вдоволь обматерил всех: Машу, стену, себя и весь мир. После некоторых раздумий, решил направиться в бар, поэтому уже через 20 минут закидывался иазепамом, смешивая его с пивом. Пока я сидел на удобном стульчике и ловил кайф, меня какая-то жирная свинья зацепила рукой. «О-о-о-о это так банально», — подумал я, но не обратил на это должного внимания. Иазепам с алкашкой всегда вызывал у меня агрессию и непреодолимое желание набить кому-то рожу. Хорошая взбучка – это то, что сейчас нужно. Пока запивал таблетки пивом, кто-то толкнул меня сзади, я повернул голову, но не увидел ничего подозрительного, поэтому списал всё на случайность. Но через несколько минут меня вновь кто-то толкнул, но уже сильнее. Я повернулся, и недолго думая разбил стакан о его голову. Время замедлилось и я практически успел схватить осколки стекла, чтобы вставить ему в глаза, но за плечо моей косухи схватилась волосатая лапа какой-то детины и ударила лбом о стойку. От такой дерзости я стал ещё агрессивнее. Кровь кипела в моих жилах и хотелось драться так, как не дрался никогда в жизни. Возле бильярдного стола взял кий и уже представлял, как буду разбивать эти петушиные рожи, однако запал прекратился так резко, как и начинался, из-за мощного удара сзади кием по спине. После этого удара, и, несмотря на острую боль, я все еще был в сознании, но отчетливо понимал, что в мягкой кроватке сегодня уже не проснусь. Меня втроём отнесли в туалет и пытались обчистить карманы. Я все еще был в сознании, поэтому сильно вырывался и старался сопротивляться изо всех сил, но сильный удар ногой в голову вывел меня из колеи и я уснул. Уснул, к сожалению, не вечным сном.   №4. Отравленная дорога В этот, на удивление, солнечный день проснулся в парке, вблизи того злополучного бара. Лучи солнца отбивал могучий дуб, а от меня воняло мочой, блевотиной и по́том. Из-за драки, с головы сочилась кровь, но мои густые черные волосы всячески скрывали рану. Я испытывал невыносимую жажду, поэтому кусал щеку и облизывал от чего-то мокрые пальцы. Полностью обчистили мои карманы: стащили все деньги, телефон и, конечно же, иазепам, который в тот вечер вызвал у меня агрессию. Сложившаяся ситуация оставила жгучий осадок, но видимо не только у меня, так как вылез он: «Какой же ты мерзкий, просыпаешься в который раз вдали от дома на холодной земле, весь в грязи и дерьме, ты ничтожество. Что? Тебе не страшно? Посмотри на себя». Капустника я всё так же игнорирую, хотя в этом он прав, но его правоту я никогда не признаю, иначе он почувствует свою силу и вырвется наружу, а мне этого не хотелось. В последнее время я стал действительно иначе относиться к таким вещам, надеюсь не благодаря этому демону. Что-то во мне начинает меняться, неприятно ли мне было раньше просыпаться в канавах и ямах? Да, но тогда было просто некомфортно. Сейчас же испытываю злость, какую-то ярость и презрение к себе за то, что допустил такое. Нет-нет! Так не должно быть, я обязан просыпаться в кровати, а не лежать среди этого дерьма, я не хочу больше так. В следующий раз проснусь в куда более приятном месте. От этих мыслей головная боль только усилилась. Из-за драки джинсы стали еще грязнее, одна из штанин порвалась и болталась, словно оторванные детские ручки во время столетней войны. Такие же грязные и так же бездумно болтаются по земле. Из-за последних событий чувствую, как от меня воняет, поэтому я стараюсь аккуратно обходить людей. Придерживая правой рукой окровавленную голову, а левой штанину, я поплёлся в притон-хату. Это была Хитрого хата, когда-то там жила его бабка, но она умерла, или он ее убил, а хату забрал себе. Через месяц чудесным образом умерла и вторая бабка, поэтому мы с парнями из этой сделали притон. Не спрашивая у Хитрого, мы вскрыли и поселились там, а он, на удивление, не стал возражать. Так и появилась у нас собственная точка, не в подвалах или за гаражами, а как нормальные и цивилизованные люди, мы варим мак, закидываемся ге́рой и просто хорошо проводим время в приятной обстановке. К хате Хитрого придётся идти еще полтора часа, плеера у меня нет, поэтому попытался занять себя мыслями. Первая мысль была о том, где взять деньги. С Вовой я поссорился, а он был моим единственным заработком, поэтому мысль о деньгах стала меня тревожить еще сильнее. Вторая мысль была про дозу. Если не у Вовы, тогда у кого? По знакомству я смогу пробить какую-нибудь дешевку, кореша всегда давали взамен на глазные капли «лескамид[5]», которые я мутил с Вовой. Позже думал опять о ней, но зеваки, которые проходили мимо и морщили от меня нос, не давали насладиться сладкими мыслями о бывшей. В голову лезли разные вещи: как она добралась, чем занимается, вылечится ли и главный вопрос: как она там без меня? Если вылечится, то с кем будет? Какой она станет? Каким будет её парень? Бизнесмен со спортивным телом? Или такой же раздолбай, как я? Офисный клерк или просто обычный парень-работяга с улицы? Выйдет ли за него замуж? «Если она и не выйдет, то никогда не вернётся к такому ничтожеству, как ты» — внезапно полетели новые обиды от капустняка, все чаще и чаще он терроризирует мой мозг. Грязные шнурки неприятно волочились по земле, поэтому присел на лавочку, чтоб их завязать, а после немного отдохнуть. Солнце пригрело уставшие плечи, появилась легкая дремота. Совсем расслабился, обмяк и тем самым дал волю червю: «Посмотри на себя, меня воротит от того, что я живу с тобой, грязное животное, паршивый наркоман, ты не достоин ничего что имеешь в своей жизни. Ты даже не достоин меня и скоро потеряешь совсем всё, облик человека ты уже потерял и…» И? Что и? Видимо научился его затыкать, самое лучшее оружие для борьбы с мерзкими червями — это полностью их игнорировать.   Я встал с лавочки и уже был на пути к притону Хитрого. Сейчас прохожу знакомые дворы, где почти везде пускал по вене. Вот мои любимые деревья, там было приятно засыпать на лавочке летом. Чуть дальше, за тем серым домом, находится приятная маленькая чаща, где мы кололись еще до нормальной хаты. Мне навстречу идёт милое создание лет 5-ти с мамой за ручку. У нее длинные косички и на голове большой розовый бант. Маленькие детские ножки, маленькие ручки и тоненький писклявый голосок. Я никогда не любил детей, но эта девочка вызывает у меня умиление. Я бы купил ей мороженое, сходил с ней в зоопарк, мы бы вместе кормили животных, играли в догонялки и просто общались. Уверен ей бы понравилось. Хочется взять это милое, хрупкое создание, за ее нежные плечи и подкинуть к небесам, к солнцу, к богу. Как красиво переливаются эти светлые волосы, как блестит её мягкая кожа. С помощью своих маленьких ножек, шаг за шагом, она всё ближе подползает ко мне, когда-нибудь и у меня будет такая девочка. Открыв свой маленький ротик, дитя звонко и громко спросила у мамы почему «дядя» такой странный. Её формулировка мне уже тогда не понравилась, но решил показать себя с хорошей стороны и пообщаться с милым, непорочным созданием. Остановился, повернул голову влево, натянул улыбку и хотел уже сказать несколько милых слов этой душке, но тут случилось то, что существенно меня оскорбило. «Это, наверное, бомж, дорогая, давай пойдем быстрее». После этих слов я еще слышал удивлённые отголоски девочки, которая интересовалась, почему мы стали быстрее идти и кто такой «бомж». В тот момент я ощущал себя как кусок дерьма, который размазали рукой по стенке туалета. Казалось бы, еще сильнее меня обидеть невозможно, если бы они обе плюнули мне в лицо, то это было куда приятнее, чем вот это. Когда меня избивали жирные бичи в том гадюшнике, я себя ощущал гораздо лучше, нежели сейчас. Это милое создание и её паршивая мать отвергли меня, пнули как собаку. Это был последний раз, когда хотел наладить с этими людьми хоть какой-то контакт. Всё, больше никаких попыток, больше ничего. Притон уже виднелся на горизонте. Небо странно переливалось из розоватого заката в красное месиво. Солнце, которое, казалось бы, практически село, тут же очутилось в самом центре неба и буквально пылало огнём. В голове звучал детский плач, крик и смех посторонних людей. Странный старческий голос усердно твердил, что мне надо уйти, надо потеряться именно здесь и сейчас, он будто бы приказывал не сопротивляться и отдаться «ему». Я не понимал что происходит, кто такой «он» и мне становилось страшно, холодный пот стекал ручьем, захотелось убежать, но я еле волочил ноги. Тело совсем перестало слушаться, закружилась голова, обмяк и опустил левую штанину. Порванная штанина запуталась в ногах и я упал лицом об асфальт. В глазах появилась пустота, вокруг всё почернело.   Я чувствовал, как тёмное и тёплое море согревало мою душу и тело. Я любовался его рельефом и ощущал невыносимое чувство радости, будто бы все мои мысли и чувства растворялись в этой талой воде. В момент ощущал себя маленькой песчинкой в руках могучего творца. Мужской голос назвал моё имя, поэтому недоверчиво и с осторожностью повернул голову. Тогда я увидел чьи-то большие, но знакомые, мужские ноги. Не знаю как можно различить ноги, но мне казалось, будто бы они всю жизнь мелькали перед моим лицом. И, наконец, вытащив голову из воды, я увидел лицо отца, который улыбался и махал мне большой рукой. Внезапно, подняв меня на руки, словно куклу, он унёс на пустой берег. Папа опять уносил меня от спокойного, тихого моря, в котором всё спало, и я бы уснул, растворился, словно лёд на солнце. Как говорил тот старческий голос, перестал бы сопротивляться и отдался «ему». Тогда больше всего хотел исчезнуть, как капля холодного дождя, стекающая по запотевшему стеклу. Словно река, влиться в просторный и тихий океан. Будто бы не было ничего, ни людей, ни солнца, ни бога, только я, папа и вечность. Грубыми руками отец кинул меня на песок, смотрел сверху вниз, оголил железный зуб и жутко хихикнул. Что-то сказал и мне почудилось, будто бы его слова над головой образуются в стрелу, которая влетает мне в сердце. Отец сказал: «Я спас тебя, сын мой, но скоро я уйду в небытие, а тебе еще придётся здесь остаться. Останься, Сынок, береги больную душу». Звёзды, словно крошки, посыпались на землю, всё засверкало. Папа растворялся у меня на глазах. Я поднялся с земли, чтобы удержать его, но не успел.…   Через мгновение открыл глаза и тут же почувствовал острую боль в груди. Десятки лезвий устроили миксер моей души. Перед глазами красовался черный асфальт, который был виновником разбитого лица. При падении я ушиб губы и нос. Лицо полностью измазано моей кровью и асфальтной грязью, а с волос всё еще сочилась кровь, поэтому я почувствовал, как она медленно стекает по лбу. В целом выглядел так, будто бы меня избили. В каком-то смысле, возможно, всё так и есть. С трудом оперевшись на руки, хотел встать, но вместо этого перевернулся на спину и сплёвывал кровь с грязью. Потрескивая кусочками песка, вытирая лицо рукавом косухи, пытался привести себя в человеческий вид, но ничего не получалось. Кровь размазалась по всему лицу и теперь отпечаталась на рукаве косухи. Отходняк, избиение, а особенно разбитое лицо — это всё отняло у меня последние силы, чтобы даже встать на ноги. Я лежал на земле и наблюдал за уже практически ночным небом, но через 10 минут почувствовал, как чей-то горячий язык облизывал моё лицо. Как позже оказалось, этот язык принадлежал псу, который меня охотно «умывал» в то время, как странная хозяйка стояла в стороне. Пришлось подождать, пока женщина справлялась со своей застенчивостью, но видимо какая-то её часть одержала верх, поэтому она подошла ко мне, и, не разглядев полностью, начала угрожать ментовкой. Я молча повернул лицо в её сторону. Вдруг она разглядела кровь и тут же тысячу раз протараторила извинения и в конце предложила вызвать скорую. Я ловко увильнул от скорой, рассказав историю о том, как меня якобы избили и ограбили несколько подростков, а я весь такой порядочный и хороший. Она сделала жалостливое лицо, достала платок, что-то причитала про поколение, про бога, и, в конце концов, протянула мне чистый платок с вышитыми розами. Не поднимаясь с земли, вытер лицо и уже тогда смог встать в полный рост. Воспользовавшись неловкой паузой, поблагодарил её за помощь и попросил деньги на дорогу домой. Эта дура повелась на мою уловку, дала больше, чем надо, поэтому вдвойне довольный и с лавэя поплёлся в притон.   №5. Друг с грудью   Дверь из деревенского туалета очень похожа на ту, которую я только что толкнул, чтобы зайти в наш притончик. Читатель плохо представит тот запах, который витает в воздухе. Этот непередаваемый аромат свёл бы вас с ума. Для неподготовленных людей в таком месте будет очень сложно находиться. От прежней квартиры мало что осталось. По углам валяются шприцы и бутылки, а когда-то белые стены покрылись густой сажей. Потолок отсырел и кусками падал на пол. Стены были такими хрупкими, что, казалось бы, от громкого слова в их сторону, они бы тут же обсыпались во всем доме, словно сошедшая лавина. Если бы вы тут оказались, то туалет следует обойти стороной, ибо от прежнего туалета вовсе ничего не осталось. Вообще про туалет можно говорить отдельно. Туалет в такой хате — это совершенно иной мир. Если на кухне обычная грязь и сожжена посуда, то туалет совершенно отличается от того, что вам приходилось видеть. Дерьмо размазано по стенам, а наличие блевоты уже настолько обыденно, что её отсутствие привело бы меня в ступор. В целом эта параша напоминала чистилище ада. Во всём остальном, несмотря на раскиданные шприцы, грязь и пустые бутылки — это вполне обычная хата. Встретили меня очень радушно, постучались кулачками, обменялись несколькими тёплыми словцами. Мне было очень приятно встретить корешей, вообще появилась радость на душе, тёплое ощущение надвигающегося праздника. Тут были все знакомые: Пашка, Леха (Алексей Васильевич), Макс (Пуля), Гриша (Гера) и другие пацаны, но Мишу (Хитрого) среди них, увы, я не увидел. Парни сегодня были не особо веселы, о чем-то громко спорили. Леха, как самый прожённый из всех, с прохода узнал у меня за ширку, но мои карманы были пусты. Я уже хотел завести с ним диалог, но после отказа он сразу же потерял ко мне интерес и пошагал от меня прочь. Тот вечер выделялся на фоне остальных, ведь никто из парней даже не кололся. Народу было больше обычного, шум с каждой минутой только усиливался. Кто-то притащил ватман и они рисовали и что-то бурно обсуждали, но тогда я не проявил никакого интереса, потому что мне нужен был Хитрый. Из-за этой канители я давно не был в душе, прошлую ночь провёл на земле, поэтому от меня исходила сильная вонь. Сейчас в ванну не проникнуть, но у меня всегда был хороший вариант погонять чьи-то вещи. В одной из комнат, а их было 4, я нашёл длинный шкаф, из которого выпал порядочный свитер, а сверху висели темно-синие, вполне себе порядочные джинсы. Скинул с себя балласт из грязи и пота, надел чистые вещи, взял дезодорант, задумчиво проводил вверх и вниз, пока не увидел Вику. Она уже несколько минут молча курила в дверях. Вика моя очень давняя знакомая, она была старше меня на несколько лет. До бывшей мы постоянно с ней кутили. Бухали, раскуривались, нюхали и вообще отлично оттягивались на заброшенных стройках, воровали на заправках, в супермаркетах и в общем были счастливы вместе. Да, это было прекрасное время. Появление Виктории вызвало во мне нотки тёплой ностальгии.К сожалению мы не виделись уже несколько лет, так как она перестала появляться в нашей компании из-за Рябого. Рябой был серьёзным мужиком на нашем районе, про него много чего поговаривали, что есть выдумка, а что правда я не особо интересовался, но знал главное – с ним лучше не связываться. Поэтому, как только она стала с ним тусоваться, я постарался её позабыть, ну а потом объявилась Маша и пошло-поехало. Вика имела такой стервозный, в какой-то мере, сучий характер, а её черный прикид только подчеркивал стервозный образ. Черные губы, черные волосы, да и душонка её, в общем-то, была кудачернее этих нарядов. По всей видимости и она обрадовалась. (Я был практически голый, еще бы). Пока накидывал чужой свитер, Вика приобняла и с интересом принялась меня разглядывать. В голову пришла мысль по такому случаю отложить поиски Хитрого, так что быстро оделся и пошёл с Викой к подоконнику, пока на кухне всё еще что-то очень живо обсуждали. Мы с ней вместе сели, я в руке держал пиво, в зубах косяк, который она для меня где-то нарыла, а Вика попивала портвейшоки курила. Разговор не клеился, я сильно растерялся, мямлил что-то про погоду, про политику, а она курила одну за одной и с каждым словом теряла ко мне интерес. Дрожь по спине усиливалась, что я заткнулся посреди фразы и уставился в пол. Так мы просидели целую вечность, а потом она сказала: «Саша-Саша, а я думала о тебе, хоть была с ним, а всё равно вспоминала о тебе, у нас столько всего общего, так много было приятныхмоментов». Я поджог косячок, сделал пару затяжек, дым разлетелся по моему телу, появилась знакомая горечь во рту. Я взглянул в открытое окно на пасмурное небо, собрался с мыслями и решился спросить: — Ну раз думала, тогда почему с ним была, а не со мной? Нам же хорошо было с тобой, помнишь, как тогда таксиста вскрыли? Ты ногу подвернула, так я тебя на себе нёс. Или как ты на того быка на кругу наехала, а мне пришлось за тебя заступаться, а я еще по лицу получил? Помню мне так больно было, но это совсем не та боль, которую испытал, когда про вас с Серёгой узнал. Вика натянула фальшивую улыбку, левой рукой смахнула прядь волос со своих черных глаз: — Дурак ты, Саша, мы же с тобой парой не были, я ведь хотела отношений, какой-то почвы под ногами, а у тебя даже работы тогда не было, — сделала несколько глотков из бутылки. Пойло стекало ей на подбородок и капнуло на грудь, она кончиком языка облизала пухлые губы, положила руку на кофту и отвернулась в другую сторону. Мы опять замолчали. В голове искал какие-то темы, прошлые события, за которые можно было хоть как-то зацепиться, но ничего не приходило на ум. Зато вспомнил несколько крутых моментов, как мы с ней любили друг друга во всех местах и позах. На вокзалах, заброшках, парках, она была прекрасна во всем. Тогда еще больше начал понимать, как же я по ней скучаю. Отложив бутылку в сторону, я зажал в зубах косяк и аккуратно положил руку ей на колено. Хоть колено было немного холодное, но зато очень нежное. Опять проникся воспоминаниями, дым медленно разлетался по моим лёгким, я отдался забвению, а она продолжила: — Я хотела быть с тобой, мне не хватало тебя, Саша, я так часто вспоминала, всё сравнивала тебя, думала, ждала, но ты ведь всё сам понимаешь, — Вика тяжело вздохнула, — нужны были деньги, вещи, дорогие поездки. Он меня устроил на тёплое место, а я тогда уже беременная была, наверное, по большей мере из-за дочери так поступила. Конечно мне это всё не нравилось, но что я мог сделать? Не упрекать же её в том, что она предпочла деньги, вместо меня. Какая-то моя часть даже соглашалась с этим. За шторами стояла еще одна бутылка пива, которую я вливал в глотку. Я делал всё что угодно, лишь бы молчать, но душа хотела выговориться. — Ну так всё-таки, ты же ушла от него и я один тогда остался. И вот ночь и мы с тобой вдвоём, — я подвинулся еще ближе, сжал руку и решился поцеловать в шею. Вика откинула голову и закрыла глаза. После поцелуя я спросил: — Ну так, если были деньги и связи, почему же вы расстались? Всё было как ты хотела. — Мы не совсем расстались, а я просто собрала вещи и молча ушла, вот уже месяц на съёмной, впрочем, это тебя не должно касаться. — Я замолчал и опять уткнулся вниз. Она продолжала: — А ты сейчас один? У тебя, вроде бы, девушка была? Я опять не знал, что ей сказать. О своих чувствах к бывшим не принято говорить, да и неприятно. — Была и была, ничего особенного. Мы с тобой давно не виделись, давай не будем о бывших. Мы взялись за руки, как подростки, сидя возле открытого окна, но нас разделяли наши полупустые бутылки, и полупустые сердца. Вика положила голову мне на плечо, я положил руку ей на тёплую щеку, осторожно повернул к себе и неуклюже поцеловал в губы. Она мне ответила и мы растворились в поцелуях. Это чувство можно было бы сравнить с приходом от геры. Я был так счастлив, уже и не помню себя таким счастливым. Целовал её шею, плечи и руки. Уже через несколько мгновений мы лежали полуголые на кровати одной из комнат. Она сидела сверху и я любовался изгибами её тела, трогал эту нежную кожу, она целовала меня за ухом и от этого я аж извивался. Хотел войти в неё, но не мог помешать ей то, что она со мной делала. Позже меня поразило, как она умело на мне двигалась, правой рукой я ласкал её грудь, а левой прижимал к себе за талию. После того, как мы закончили, я тут же провалился в сон, но через несколько часов меня разбудил мощный стук в дверь. Кто-то стучал и упорноменя звал. Удивительно, что моя Вика не проснулась. В темноте, накинув одежду, вышел в коридор и увидел толпу, как минимум, из 7 человек. Они мне что-то говорили про деньги, про дозу, про какую-то машину, но я ничего не понимал. На улице уже светало, так как я успел надеть только штаны, по телу пробежался холодок, и мне захотелось вернуться обратно. Уже повернулся в сторону тёплой кровати, но Хитрый схватил меня за правое плечо и грубо толкнул в сторону окна. Находясь возле того же подоконника, он расспрашивал что у меня с лицом и руками. Мои глаза слипались, а тело распадалось на несколько частей, поэтому я зевал и молчал. Видимо Хитрый не подумал о том, что я устал, что с девушкой и вообще мне пора бы поспать. — Нам нужна твоя помощь в одном деле. — В каком ещё деле, Хитрый, ты с ума сошёл? На дворе 4 утра, рассвет, я уже несколько дней толком не спал. — Да подожди ты, на том свете выспишься. Послушай лучше меня. Есть наводка на одну ювелирку. — Ну и что с этого? Какая еще ювелирка? Я тут причем? Поспать дай. — Не перебивай, слушай что тебе говорят. — Он толкнул меня в плечо, — На Свидригайлова есть ювелирка, там работает дед, ему 60 лет, мы можем… — Я случайно и очень громко чихнул ему в лицо. А вместо извинений сказал: — Хитрый, я не буду грабить магазины, отъебись от меня. — Да не нужно тебе ничего грабить, мы сами всё сделаем. Тебе нужно его только заговорить, усыпить его бдительность, скажем так. Мы с пацанами уже всё придумали, полнедели план составляли. Пока ты там пропадал где-то, мы даже нашли того, кто это всё скинет по-тихому. — Я всё равно не буду участвовать в твоих махинациях. Мне хватило того, как ты меня с таксистом кинул в прошлом году. — Это было в прошлом году, а сейчас я тебе предлагаю реальную, прибыльную тему. Я слышал ты своему фармацевту по роже заехал? Где теперь бабки и дозу брать будешь? — Мои бабки – это моё личное дело. А по поводу дозы, то я вообще завязать могу. После этих слов я ушёл в спальню, хлопнул дверью и упал мёртвым грузом на кровать.   №6. Как у наркомана от вокса голова разболелась   Я проснулся ближе к полудню. За окном опять светило солнце, а рядом лежала обнаженная Вика, поэтому настроение увеличилось как сверху, так и снизу. День пестрил приятными событиями, которые я сегодня собираюсь осуществить. Сейчас смою с себя вчерашнюю грязь, что-нибудь поем и можно тусоваться с Викой. Как я скучал по ней, вот чего мне не хватало всё это время, настоящей женщины, которая знает, чего хочет в этой жизни. Вика всё еще спала, появилась мысль продолжить вчерашнее, но я сразу отмёл её в сторону. Несколько минут любовался её роскошными ногами, алой грудью, выпуклой задницей и шикарными волосами. Я возбудился, в какой-то мере секс – это тоже наркотик, и мне его хотелось больше всего. Лучи солнца резали глаза, пробиваясь сквозь дырявые пыльные шторы. Пришлось подняться с кровати, чтоб задёрнуть их посильнее, но когда я встал, то услышал шум гремящей посуды на кухне, которая находилась сразу за стенкой. Схватил чужие вещи, которые нашел здесь вчера, быстро оделся и помчался на кухню, но никого там уже не нашёл. Появилась мысль смыть с себя вчерашнюю грязь и уже через минуту я стоял в душе. Он был противен и чем-то напоминал заправку, но всё же пришлось кое-как помыться. Грубым полотенцем попытался вытереть лицо, но ощутил острую боль. Оказывается, я содрал вчерашние раны, которые теперь щипали лицо. В зеркале я не узнал себя, всё было в мелких рубцах и ссадинах. С этим уродливым лицом было стыдно показываться Вике на глаза. В животе происходил ураган и желание поесть становилось сильнее забот о эстетическом виде. Но всё оказалось не так уж просто, оказывается, несмотря на тишину, мы были не одни. Выходя из ванны, я пересёкся взглядами с Хитрым. Я бежал на кухню, а этот обратно. Говорить с ним не хотелось, но Хитрый пожал руку и моргнул мне правым глазом. В маленьком коридорчике, который был на распутье кухни с ванной, мы простояли несколько секунд глядя друг другу в глаза. У него было вытянутое лицо и маленькие, свинячьи глазки, которые были узко посажены в череп. Никогда не замечал таких тонкостей, но сегодня они вызвали отвращение. «Саша, разбуди Вику, я чай с яйцами сделал, нам надо втроём поговорить о деле». Я фыркнул ему в ответ и убежал к Вике. По дороге тешил себя фантазиями и воспоминаниями вчерашней ночи. Представлял, как она мило будет просыпаться, потягиваться, а потом мы позавтракаем и вдвоём поедем гулять. Но когда зашёл в комнату всё было совершенно иначе. Она была одета, накрашена и грубым выражением лица уставилась на меня, словно коршун в свою добычу. Дело было даже не во взгляде, а в чем-то таком, необъяснимом. Не могу описать, но бывает, когда спинным мозгом чувствуешь, что всё идёт не так. Вот бывает, когда всё так, а бывает, когда не так. И что послужило виной выяснить невозможно. Я часто об этом задумывался, но до сих пор мне это неясно. Конечно я, как истинный скептик, иду наперекор своим внутренним чувствам. Быстро подошёл, как бы подбежал, чтобы поцеловать, но она буквально оттолкнула меня своими маленькими руками в сторону. С такой силой, что у меня загудела грудная клеть.   — Саша, ты что, идиот? Что ты делаешь? — В смысле «что я делаю»? Хочу приобнять свою женщину. Ну, иди же ко мне. — Ха-ха-ха, «женщину»? — Её лицо исказилось в глупой ухмылке.— Александр, тебе не кажется, что ты что-то путаешь? Это был просто секс или у тебя «просто секса» давно не было? — В смысле? О чем ты говоришь? Ты мне вчера чуть в любви не признавалась, руку мою сжимала, а теперь ты говоришь, что это «просто секс»? Я думал мы теперь вместе. — Вместе? С тобой? Что ты несёшь? Я вчера была бухая, и мне хотелось тупо мужика, а тут ты нарисовался, тем более бывший. Я теперь понимаю что чувствуют мои барышни, которых я каждый раз выкидывал на улицу. — Так, ладно, хорошо, — не сдавался я, — может быть сегодня еще раз повторим? — Да уж нет, спасибо, я трезвая с нищебродами не трахаюсь. Напряг скулы, увеличил ноздри и от злости, ладошка тянулась к её щекам, но руку удержал и виду не подал. — Во-первых, с чего ты это взяла? Я не нищброд, у меня есть работа. Ну точнее была, но я всегда могу вернуться обратно или найти новую. А во-вторых, с каких пор тебя начали так сильно деньги волновать? — Хитрый рассказывал, как ты своему начальнику нос сломал и что у тебя ни денег, ни работы. А деньги меня волнуют, Сашенька, с тех самых пор, как у меня появилась дочь. Даше уже три года и самое последнее, что я буду делать – это спать с такими неудачниками, как ты. Я не смог ничего ответить, наверное, тогда не было смысла что-либо говорить. Живот заурчал от голода да и дальше размусоливать с этой сукой не было смысла, так что я хлопнул дверью и быстрым шагом пошёл на кухню. Там уже сидел Хитрый. Что он, что Вика вызывали у меня отрицательные чувства и в моих планах было быстро поесть и сразу же вернуться домой. На кухне действительно вкусно пахло. Завтрак накрыт на три персоны. Два скромных яйца и стакан светлого, холодного пива. Отхлебнул пивка, молча взял вилку в правую руку и наслаждался холодной яичницей. Всеми силами старался не думать о том, что произошло в спальне, но получалось неудачно. Хитрый всё это время сидел у другого конца стола, но когда я взялся за вторую яичницу, он с грохотом подвинул ко мне тарелку и подсел ближе. — Саш, я вчера тебе хотел сказать об одном прибыльном дельце. Тебе понравится. Пока ты пропадал несколько дней, мы даже нарисовали план. Тут он достал какой-то блокнот и тыкал им мне в лицо, пока я накалывал на вилку второе яйцо. Кроме закорючек и цифру в двадцать тысяч баксов я ничего не видел. Любой человек, даже самый богатый, обратил бы внимание на такие деньги, а уж тем более я, бедный наркоман, которого сегодня уличили в бедности. — Миша, я кроме двадцати тысяч тут ничего не вижу. — Вот и хорошо, ты главное уже знаешь, а детали я тебе на пальцах покажу. Тут он встал, закатил рукава дешевого пиджака и действительно махал руками, при этом что-то упорно объясняя. Из всего, что он мне рассказывал и показывал, я только понял то, что они собираются ограбить ювелирный магазин какого-то пенсионера. Уже доел яичницу, в левой руке держал всё еще холодное пиво и думал о том, на чём в этот раз сидел Хитрый, чтоб нести такой бред. Но позже оказалось, что он ни на чём не сидел и действительно говорил это всё всерьёз. Какой-то дед, какой-то Костя, какие-то двадцать тысяч долларов. И это всё за каких-то десять минут. Мой мозг кипел, я ничего не понимал, а когда я ничего не понимаю, то начинаю злиться. А когда злюсь, то могу ударить и Хитрый это знал, на то он и Хитрый. Чувствовал, как уже подкрадывалась злоба, но всё как-то прошло в тот момент, когда увидел Вику у дверного проёма. Она молча зашла на кухню. Я демонстративно, не обратив никакого внимания, одним махом допил пиво. Она села за стол сразу напротив меня, подожгла сигарету и смотрела прям в моё лицо. Хитрый наконец-то замолчал и уставился на Вику, а она на меня, а я на пиво. Такой вот современный любовный треугольник. В детстве, когда меня ругали, я представлял, что нахожусь за невидимым барьером. Я могу видеть людей, а они меня нет, и от этого становилось спокойнее. Наверное, что-то такое в моей голове происходило и сейчас. — Ну чего молчите, мальчики, или я чем-то вам помешала?— Опять с сучьей улыбочкой произнесла эта мерзкая … — Всё о том же, вот рассказываю ему о ювелирке, но он слушать не хочет. Думает, что я шутки шучу. Я хотел вставить слово, но она меня опередила. — Послушай, Саша, они хотят ограбить ювелирный магазин, но им нужна твоя помощь. — Это я понял, Виктория, а вот причем тут я и какая помощь – это мне неясно. — Вот это я тебе и пытаюсь объяснить, Саня, послушай. У нас есть человек, который всё организует, но если мы не хотим никого убивать, а мы не хотим, то нам нужен твой подвешенный язык. — По-моему, Хитрый, подвешенный язык тут только у тебя. — У меня на это дело другое задание. Короче, просто послушай нас, а потом уже решай. — Я решил согласиться и послушать, а потом, если не понравится, соскочить и пойти гулять. У меня есть еще несколько точек, где могу сбить долг за дозу. — Если послушаю, то ты меня оставишь в покое? Дашь наконец-то вернуться домой? — Да катись хоть на все 4 стороны, но сперва послушай, что тебе предлагаю. Как я уже говорил, есть ювелирка, где работает один дед. Ему уже под сраку лет, поэтому особого сопротивления от него не будет, тем более мы сделаем всё чисто. — Пока Хитрый бубнел этот текст, я молча наливал остатки светлого в свой стакан. — Кто «мы» вообще? Что «мы» будем делать? Как «мы» будем его грабить? Ты че, опять меня подставить решил? — Да подожди ты, ёмаё, послушай что говорю. Так вот, у нас есть там свой охранник, который сделал уже слепок ключа. Его смена будет в пятницу, то есть уже завтра, поэтому времени у нас совсем нет. Нужно готовиться, а я и так ждал, пока ты проспишься. — Я смотрел в небо и цедил светленькое, но Вика не дала насладиться тянущимися облаками: — У этого деда драгоценностей на 20 тысяч баксов. За выполненную работу они заплатят тебе трёшку. — Соглашайся, дурак. Машину сможешь себе купить нормальную. — Влезал Хитрый. Деньги действительно были нужны, ведь с Вовой не вариант договориться, а большего я не умею. Разве что магнитолы воровать, но это так себе вариант. — Ладно, слушай дальше, у нас есть охранник, который даст ключ. Тебе, как самому говорливому, нужно втереться к нему в доверие. — Так, стоп, как ты себе это представляешь? — Я поднялся, тёр лоб и ходил в разные стороны, а потом вновь продолжил: — Ну допустим даже если заговорю, то как вы собираетесь его грабить? Мне его заговорить до смерти? — Нет, никаких смертей, вот тут самое интересное. Этот дед любит сидеть в каптёрке, но когда туда заходит, то он постоянно закрывает входную дверь на ключ, понимаешь о чем я? — То есть мне нужно запереть его там, а потом вынести все драгоценности? — Нет, мы всё вынесем сами, тебе достаточно просто зайти с ним туда и заставить его продержаться хотя бы 10 минут. Вообще мы планируем справиться за 5. — Да кто «мы» то? Ты можешь наконец-то сказать? — Могу. С Пулей и Ге́рой обносим ювелирку, Лёха будет за рулём. Тачку мы уже нашли и даже есть человечек, который знает куда всё скинуть за хорошие деньги. Это всё мне не нравилось. Я такие вещи спинным мозгом чую, но решил выслушать, чтобы всё грамотно взвесить, а не как обычно. — Мы даже придумали, как ты будешь его заговаривать. Смотри: мы даём тебе 300 баксов, на них купишь у него какую-нибудь побрякушку на свой вкус. Старик таким деньгам сразу обрадуется, поэтому под каким-нибудь предлогом, это уже сам придумаешь, поведёшь деда в каптёрку. Пока вы будете там тусоваться, мы с пацанами его обчистим. — А как же охрана? Менты? — В охране только один мужик. И то он приходится дядей нашему Паше, завтра его смена. А менты не должны вообще приезжать, тем более охранник снимет магазин с сигнализации. Я же говорю, мы всё продумали. — Продумали, ага, а кнопка вызова охраны? Это вы продумали? — Кнопка эта не работает, наверное, и даже если работает, то она у этого деда в самом магазине, а ты его поведёшь в каптёрку. — А как вы эти стёкла откроете и достанете всё, что вам нужно? — Это уже не твоё дело, Саша, тебе главное уговорить деда. — Во время этой фразы он занервничал и начал постукивать зажигалкой об стол. Это всё меня очень настораживало. Тут опять вступилась Вика: — Саша, перестань менжеваться. Ты совсем не изменился, как был тряпкой, так и остался. Вот как заработаешь деньги сделаем всё, что ты утром хотел. Я ведь тоже в доле, поэтому это в моих интересах. Ну же давай, соглашайся. — Да Саня, соглашайся, мы должны всё чисто сделать. Я поджёг косяк, подошёл к окну и принялся думать: вот если действительно пойти на дело. Что может плохого случиться? Деда я того уложу, если прям совсем всё пойдет не по плану. Они мне, конечно, чего-то не договаривают, но три тысячи баксов – это большие деньги. Вновь сел на стул, зевнул, расслабился, и тут опять вылез он: «Тебя убьют там или кинут. Никто не будет делиться с тобой деньгами, кому ты нужен? Тебя используют, у них всё легко и просто, а на деле что-то пойдет не по плану, и ты будешь за всё отвечать, а потом тебя закроют. Будешь гнить в тюрьме и я вместе с тобой». Отличная проповедь, капустник. Ты мне помог, если ты открываешь свой поганый рот, значит я делаю всё правильно. — Хорошо, я согласен, но с одним условием. Не смотря на те 300 баксов, которые вы мне дадите на побрекушку, вы мне вперёд даёте 500$. —Ты сильно не разгоняйся, — сказала Вика, — 200 баксов сверху и не больше. — Тогда сами его забалтывайте, — и я направился к входной двери. — Ладно, Санёк, будет по-твоему. Не думал я, что ты такая сволочь. Дам тебе со своего кармана еще 300$ и не больше. Выбирать не из чего. Денег и так нет, а тут заболтать какого-то деда за трёху, поэтому согласился, но обещал подумать. — Мне вчера знакомый подогнал вокс. Вы, бичи, наверное такое и не пробовали даже, — Кокетливо произнесла Вика. — Ты пока с Рябым тусовалась, мы с пацанами такое тут творили. Ладно, давай свой кокс, сейчас посмотрим. Саня, будешь вокс? — Я когда-то отказывался от халявного вокса? — Ты никогда не пробовал вокс, — парировала Вика. Прошло около получаса, у меня защипало в носу, а еще через 15 минут невыносимо закружилась голова и разболелось горло. Казалось, что несколько минут назад, взад и вперёд по мне проехался комбайн. Не удержал во рту блевоту и она буквально высыпалась на мои носки. Хитрый подорвался, схватил меня за руки и усадил на стул: «Саша, стой, что с тобой?» Я совсем отключался, закатывались глаза, но Вика с Хитрым били по щекам. Вика пошла ловить такси, а Хитрый относил меня к машине. Он тащил и говорил: «Братишка, держись, я тебе обязательно занесу что-то завтра, чтоб поставить тебя на ноги. Они усадили меня на заднее сидение, Вика дала денег водителю, что-то шепнула на ухо и мы медленно отправились в сторону дома. Я совсем обмяк, но старался не терять сознание и занимал себя мыслями о сегодняшнем дне. В голове никак не укладывалось зачем им кого-то заговаривать? Если кнопка вызова охраны не работает, то почему нельзя взять его на мушку и спокойно ограбить. Что-то в этой ситуации было неладно, но что именно? Вика себя вела очень странно, как будто две разные девушки. Вначале милая подружка из прошлого, а на следующий день стервозная сука. «Они специально ее подослали, чтобы у тебя сыграли прежние чувства и она смогла бы тобою помыкать» Мне сложно это было признавать, но капустник был прав. В моей голове эта история никак не клеилась. Машина остановилась, таксист низкого роста под 50, своими крепкими руками вытащил меня из авто, спросил номер квартиры и донёс до двери, хотя я отказывался. Он дотащил меня до хаты, я вытащил с карманов какие-то деньги и всунул ему в руку. Меня мутило и опять кидало в разные стороны, в груди что-то защемило и вырвало увесистой, в прямом смысле, струёй на соседнюю дверь. Накрыл страх, что сейчас меня поймают и головой макнут в собственную блевоту. Как можно скорее вломился в хату и плюхнулся на стул возле двери. В хате пахло духотой, пылью и собачьим дерьмом. У меня нет собаки. Шумело в висках и опять этот противный привкус после блевоты во рту. Скинул по скорому косуху с кедами и дёрнулся в сторону ванны, но ватные ноги совсем не слушались. Сразу отбросил эту затею, чтоб не упасть вновь и практически дополз до кровати, которая стояла сразу напротив. Как уснул не знаю, зато отчетливо помню тот ужасный сон. По рукам и ногам, вдоль и поперёк связан колокольчиками. Стоял в центре пространства, а вокруг не было ничего. «Ничего» черного цвета соединялось с перепаханным чернозёмом. Вокруг меня черный фон с белыми, ровными линиями. От чего, зачем и почему – неважно, но я просто побежал. Мчался по этой земле, ноги застревали по колено, звонко похрустывали, извивались, но я вырывал их оттуда и бежал дальше. Бежал, пока не увидел плиты, плиты и еще плиты. Какие-то надписи, грустные глаза, лица, повсюду люд, сплошной люд на этих плитах. И я понял: это кладбище. И бежал с колокольчиками по чернозему, а звук разлетался эхом по всему пространству и тогда появились они. Из земли появлялись руки, которые жадно хватали мои ноги и тащили вниз, но я их дёргал со всей силы вверх, оставляя в этих ужасающих руках свои голые ступни. Они отрастали без колокольчиков и тогда я нарочно упал руками сквозь удручающую грязь.Земля руками тянула меня внутрь, но я всеми силами поднимался на ноги и бежал. Бежал сквозь вырастающие руки, обминал их, словно пеньки в лесном бору. И тогда оно началось: эта музыка, вечно злая, траурная музыка заиграла в голове и появились слова. Кто-то шептал мне в уши и в мозг: «недостоин, недостоин, недостоин».   №7. Ювелирка пахнет порохом.   Разомкнул глаза в ужасном настроении от телефонного звонка, это звонил Хитрый. Несколько секунд не понимал в каком месте нахожусь, всё перед глазами дергалось и расплывалось. Я взял трубку и произнёс сонным голосом: — Да, Хитрый. Что тебе? — Здарова, Санёчек, братан. Собирайся, через 10 минут мы за тобой заедем. — А потом? — Что потом? Ну ювелирка, бабки. Давай, чтоб мы тебя не ждали. Возле твоего подъезда через 10 минут. Мы будем в черном гелике. Меня воротило от его хорошего настроения. Сколько нужно сожрать колёс, чтобы так веселиться? А меня уже ничего не берёт, и ничего не хочется. Разве что повеситься на серых шнурках, которые свисали на ручке двери в метре от меня. Перекусив задеревенелым хлебом с явно пропавшей колбасой, я выдвинулся во двор. На небе затянулась лютая драка до чернеющей крови. Солнце разрывало грудастые тучи на мелкие части, от чего они заливали густыми слезами мою голову. В свою очередь заплаканное небо отвечало громом и молниями. Борьба была повсюду, как в погоде, так и в душе. Она хотела покоя и свободы, а я денег и шырнуться. Капустняк все еще молчал, но я знал, что он собирает силы для новой атаки. Гелик тихо подкрадывался к подъезду и закричал от недовольства. Это был сигнал садиться, что я послушно и сделал. За рулём сидел Леха (Алексей Васильевич) на переднем Хитрый, а на заднем Пуля (Макс) и Гера (Гриша). Я был очень рад видеть пацанов, они пили водку с горла, вот и я решил немного расслабиться, тем более, что уже несколько месяцев не глушил водяры. Не смотря на пасмурную погоду, на дворе стоял день, а я представлял ограбление ну хотя бы после обеда, поэтому решил спросить: — Хитрый, куда мы едем? Ты говорил ювелирку грабанём, но ты не сказал, что днём. — Как стемнеет, за час до закрытия, будем грабить. — А едем куда? — За человеком одним, он всё организовывает. — Я думал ты этим всем заправляешь. — Шутишь что ли? Если бы я, то закончилось бы всё как обычно. Ну ты сам знаешь. — Знаю, поэтому не соглашался. Вот почему раньше не сказал, что не ты главный? Так бы быстрее согласился. — Короче он не только всё спланировал, он нам тачку эту подогнал, газель с замазанными номерами даст, человека нашёл, который скинет всё, что мы награбим сегодня. И еще кое-что интересное даст, — тут он сделал дебильную ухмылку и отвернул голову вправо. Мне стало очень интересно, что это такое «интересное» он может нам дать. Я спросил: — Ширка какая-то? — Ты совсем не меняешься, причем здесь это? Не делай из нас совсем конченых. Мы вот сейчас заедем к нему и всё увидишь. — Ладно, спасибо что на такси вчера посадил. Кстати, я тебе хотел еще сказать, что … — Хитрый в этот момент уже говорил с кем-то по телефону, поэтому я слегка обиделся и замолчал. Взял в руки начатую бутылку водки с криво наклеенной этикеткой, сделал 3 больших глотка, закрыл глаза и вновь провалился в сон. На этот раз бежал по блекло-желтому полю, полностью усеянному опавшими, золотисто-осенними листьями. Издалека казалось, что оно вот-вот разгорится желтым пламенем. Часть поля справа от меня сверкала рдяными огнями, от чего я двинулся в сторону пламени и оказался среди спелых ягод калины, которые гнулись под собственной тяжестью. Могучий ветер зашептал листьями и повалил ягоды на озябшую землю. Они своим телом образовали красное, бездонное поприще. Зловещий гул деревьев привёл меня в рассеянное состояние, от чего ноги умчали под сломанную берёзу. Одинокая береза что-то тихо нашептывала близстоящему клёну. Орущее вороньё кораблём проплывало над головами деревьев. Эта исконно русская картина вызывала гармонию души, которую нарушил незнакомый громкий голос. Пришлось разомкнуть глаза и уже тогда увидел до боли знакомое лицо. Круглое лицо с вытянутым носом, 3-х дневной щетиной и полностью лысой головой. Эдакий парниша из 90-х. Он находился справа на переднем сидении. За рулём уже сидел Гера, а Лёха куда-то пропал. — Знакомься, Саня, это Костян. Он нас всех собрал на дело, — Хитрый почему-то сидел в военной форме и весь навеселе. — Ага, приятно, — недовольно сказал я. Что-то лицо его ну очень знакомое, но не могу понять откуда. Точно несколько раз его где-то видел. В поле зрения попала какая-то странная, черная сумка в ногах у Макса. Спрашиваю что за сумка, но в ответ молчок. Через минуту опять спросил, Костик хехекнул и предложил открыть. Ну я и открыл сумку, а там два АК-74 с тремя магазинами и 3 пистолета Макарова. Конечно никогда не выделялся каким-то пацифизмом, многое бывало в жизни, но не такое. От увиденного покрылся мелким потом по всему телу. Сразу в голове картина крови, боли, стрельбы, меня бросило в дрожь. Вчера описывали всё так слащаво, а по итогу сижу в машине с сумкой, которая до верха забита оружием. — Что это, блядь, такое? — На всю машину дико заорал я. Хитрый с Костиком начали говорить что-то про безопасность, что это даже не понадобится, но я их уже не слушал. — Останови машину, я выйду. Но машину никто не останавливал. Мне кажется, они даже ехали немного быстрее. Меня это до такой степени разозлило, что лицо налилось багрянцем и тогда вновь закричал, с примесью животной ярости: — Сука! Я сказал, останови тачку, я не подписывался на это. Выпустите меня, идиоты. Костя махнул рукой Гере и тот остановил машину на обочине. Я подёргал ручку, но дверь была всё ещё заперта. Костя повернулся ко мне и сказал: — Что ты как баба разхныкался? Это для твоей же безопасности. Захлопни варежку и мы двинемся дальше. — Я с тобой, сволочью, никуда не поеду. Вы обманули меня. Говорили что всё чисто будет, а сами автоматы взяли. Мне такое нахрен не надо, выпустите меня домой. — Слышь, братан, да помолчи ты. Мы тебе бабки дадим, только сиди смирно. Я тебя вчера целый день уговаривал. — Милотихим голосом подлизывал Хитрый. — Слышь, «братан», не братан ты мне, понял? Выпусти или я… — Что «или»? — перебиваеткостик, — побьёшь нас? — И тут он на всю машину расхохотался, как гороховый шут, тебе зубы жмут. Он – я, он – я. Плюю ему в лицо, лысая хрень сидит на левом сидении впереди, поэтому рабочей правой мне не сработать. Вытаскиваю левую для оплевухи, но кто-то её хватает. В суматохе, не сориентировавшись, поворачиваюсь в сторону и принимаю чем-то тяжелым в голову. Конец.   Чувствую где-то лежу. Повернуться не могу, глаза открыть страшно. Явно в каком-то узком помещении, аж грудь давит. «Неужто в гробу», — подумал я. От страха глаза сами открылись и тогда увидел багажник гелика изнутри. Попытался стукнуть в крышу, но помешали верёвки, которыми был связан по рукам и ногам. Рыдал, как дурак, рыдал, но уже от смеха. Как же так, друзья со школы, с ними столько пережили. Меня, кента своего, в багажник. И ради чего? Бабок? Ради этих жалких бабок друга предали? Не злость во мне кипела, не ярость, а обида. Грустно стало. И грустно и смешно. Но грустить не было времени, приходилось действовать. Всю эту обиду и боль я вложил в кулаки, которыми разбивал крышу багажника. Через несколько таких ударов остановилась машина и багажник открылся. Тогда я увидел эти рожи. Эти мерзкие, проклятые, свиные рожи. Развяжите руки и я убью их всех, зубами каждому перегрызу глотки, порежу всех на куски, пущу кровь. Но реальность была такова: 4 злобные морды с идиотской ухмылкой смотрели сверху вниз. Гера, родной брат Паши, такой же спокойный и сильный. Одной рукой вытащил меня из багажника и повалил на землю. Костик нарочно прижал ботинком левую руку, но я молчал и смотрел ему в глаза. Гера с Пулей подняли меня с земли и посадили на пенёк. Тогда уже совсем стемнело и ярко горели фонари. Я сидел под одним из таких фонарей и ко мне подошёл костик. Уличный фонарь падал ему на лицо и если тогда, в машине не разглядел, то сейчас точно узнал это лицо. Это же бывший Маши. Точно, как я сразу не догадался. Который подсадил её на ширку и сбежал. — Слышь, верблюд, ты успокоился? — Я молчал. — Если ты не успокоишься, я дам сигнал твоим же друзьям и они тебя изобьют. Ты меня понял? — Ты думаешь я не узнал тебя, тварь? Ты же бывший Маши. — Какой еще Маши? — Он делал вид, будто бы не понимал о чем я. — Как какой? Маши, моей Маши, — выкрикнул я, — которая живёт на Пелевина 23. — А, та наркоманка что ли? Это теперь баба твоя? Так ты всякое дерьмо подбираешь? — Не ври мне, урод, а за дерьмо еще ответишь. Ты прекрасно знал изначально, что я с ней встречался. Поэтому ты решил взять меня? — Ну ладно, да я изначально это знал. Что ж, унижение и тщеславие это мои пороки. Ну и нам действительно нужен был человек, вот решил взять тебя. Ты против? Теперь хочешь уйти? Ну беги. Куда пойдёшь? В ментовку? От пуль уворачиваться умеешь? — Давай, герой. Развяжи мне руки и мы выйдем как мужик с мужиком. Раз на раз всё порешаем. — Ну, верблюд, сейчас мы всё с тобой решим. — И тут костик заставил их поднять меня с пенька. С его толстых рук слетела печатка и золотые часы. Один держал левую руку, второй правую, а этот начал бить. Бил сильно по корпусу, пока у меня не подкосились ноги, тогда они бросили меня лицом в землю. Я плевал кровью, это была полнейшая безысходность, конец всему, конец всей борьбе. В этот день всё умерло и дружба умерла, и я бы лучше умер. Лучше бы они меня застрелили прямо тут. «Мы можем еще всё решить, теперь слушай меня. Сейчас ты ничего не сможешь сделать, у тебя нет никакого оружия. Если не согласишься работать, то они изобьют и бросят тебя здесь умирать. А мы не из этих, не из тех, кто сдаётся. Проглоти свою боль и обиду, возьми хоть раз в жизни себя в руки, выиграй время, а потом что-то вместе придумаем». И действительно, в этом капустник был прав, в этот раз червь знал, о чем говорил. Эти сволочи кинули меня ради бабок, да и оружия у меня никакого нет. Тут нужно хорошенько подумать. Зубами в земле я кричал, что согласен, но они будто специально меня не слышали. Костик поднял мою голову за волосы, нагнулся рядом и сказал: — А ну повтори, червь, что ты там вякнул? — Говорю же, — выплёвывая землю изо рта, — согласен я на всё, только развяжите. — Руки развяжем, когда на дело приедем. — Он кивнул моим «друзьям» — Грузите верблюда и ехать будем, и так время теряем. Гера с Пулей погрузили в машину на заднее сиденье. Мы ехали молча, Хитрый прятал глаза, а дождь тем временем громко стучал по крыше автомобиля. Я чувствовал себя паршиво, мои друзья, единственные, кто у меня сейчас остались, безжалостно киданули, как собачонку, вытерли об меня ноги. Эти гнусные твари сделают за деньги всё что угодно. Нельзя верить наркоманам, когда-нибудь они поплатятся за это. Опять разболелась голова, а именно закололо в висках, пищало в ушах и из-за верёвки болели руки. Тишина разрывала в клочья. Я боялся, что капустник опять ворвётся в мою голову, поэтому сказал: — Ну включите что ли музыку какую-то, не на похороны же едем, я надеюсь. — Мы уже подъезжаем, — сказал молчаливый Гера. — И что с того? Тебе хуже будет или что? Музыку, я сказал, включи. Костик махнул рукой и заиграла песня Гражданской обороны: « Винтовка это праздник — всё летит в пизду». Люди сатанеют, умирают, превращаясь, В топливо, игрушки, химикаты и нефть. — Люди сатанеют. Интересно из-за чего? Может из-за денег. А, ребятки? Они молчали, будто бы я не сказал ни слова. И всё-таки, какая пророческая песня, — решил я пошутить. Мы подъехали к магазину. Возле машины стояла газель с потухшим двигателем. Мы остановились возле неё. — Леха уже стоит, значит опаздываем, — произнёс Пуля. — Что дальше делать будем? Мы выходим втроём или как? — начал задавать вопросы Хитрый. — Этот верблюд сейчас выходит из машины, через несколько минут выходите вы оба, а я на гелике уезжаю к себе. — Ты вернёшься? — интересовался Хитрый. — С чего мне возвращаться? Дело сделаете и на газели заедите на точку. Там камеры все отключены, но маски всё равно наденьте, они лежат в сумке, вместе с оружием. Подойдете к двери и не высовывайтесь. Оружие используйте как договаривались. Делайте всё быстро. Ментам заплачено, поэтому около 5-7 минут у вас есть, но укладывайтесь в три. — А охранник точно свой? — не успокаивался Хитрый. — Точнее не бывает. Ключ от магазина ты не потерял? Когда он начнет его мурыжить, так охранник выйдет из магазина типа покурить. Как только он с дедом зайдет в каптерку сразу заходите. Всё понятно? — Хитрый кивнул головой и полез в сумку. — А теперь, верблюд, слушай меня. Твоя задача всеми силами заставить деда зайти в каптерку. Делай что хочешь, но чтобы он ушёл. Вот 300 баксов, можешь попробовать купить у него кольцо или серьги, как угодно, главное чтоб раздобрел. Короче, импровизируй. Если всё поняли, то выпускайте его. Мне развязали руки и вытолкали из машины. Я сделал несколько шагов к магазину, внутри всё дергалось, трясло и знобило. В итоге не выдержал и вернулся обратно к машине: — Что такое, клоун, зассал? Я тебе колени прострелю, иди работу делай. — Дайте водки, мне плохо, всего трясёт. — Дайте этому барану водку, а если вернётся, то стреляйте по коленкам, — раздавала приказы лысая хрень, дымя толстой сигарой на всю машину. Мне дали через окно водку и я сделал 2 больших глотка, скривился, занюхал рукавом куртки и направился в сторону магазина.  Здание ювелирки само по себе ничем не отличается от остальных зданий нашего города, даже может быть чуть хуже. Фасад совсем рыхлый, а крышу уже давно пора перестилать. Я постучался в дверь магазина, то ли от тупости, то ли от страха. Охранник, злобный мужик лет 45 с усталой внешностью, открыл дверь и что-то ворчал про лакея или дворецкого. Свет в ювелирке разрывал мне глаза. Множество лампочек горело так ярко, что на несколько секунд ослепило мой мозг. Пожалуй, это самое яркое место, в котором я бывал за последнее время. Под витриной находилось множество распрекрасных колец, серёжек и прочей всячины, от всего этого разбегались глаза. За прилавком стоял дед, которому было лет 60-65. Рубашка цвета хаки, седая бородка, потертые джинсы, упитанное телосложение. По такому сразу видно, что сила в руках еще есть. — Здравствуйте, рад приветствовать Вас в нашем магазине. — Он расплылся в улыбке. — Здравствуйте, я … мы с девушкой, точнее я для девушки… и, — у меня как будто отняло дар речи. Руки вспотели, сердце заколотило, я заикался и захотел бежать обратно к машине. — Вы наверное хотите сделать подарок любимой? — Да, именно. — Какая-нибудь дата или просто подарок? — Дата, у нее на следующей неделе день рождения и через 2 дня 3 года, как мы вместе. Хочу одним выстрелом, как говорится, убить двух зайцев. — Хе-хе, — туловище деда, словно холодец, затряслось от его смешка, — очень удачно у Вас совпало. Ну что ж, могу посоветовать прекрасные кольца. У нее есть кольца? — Есть, но кольцо дарил не я, поэтому с кольцом отличная мысль. — У меня на эти дела глаз-алмаз, всё таки опыт, какой бюджет у Вас? — Не особо, 300 долларов есть, хватит? — Конечно хватит, давайте я покажу Вам, что у нас есть. Вот кольцо, красное золото, отличная 585 проба, две лиловые бабочки, декорированыаметистами… — А покажите что-нибудь еще. — Надо бы время потянуть и пока он болтает придумать тему для разговора. — Вот белое золото, проба 585, с раухтопазом и фианитами. Обратите внимание, как камень чайного цвета отбивается на свету. Этот приятный дедок показал мне еще 5 экземпляров, но я в итоге выбрал первый. Какой же милый и приятный мужик, очень жаль, что придётся вот так вот с ним поступить. Я надеюсь магазин застрахован и он не пострадает. Дед начал тереть кольцо для блеска и делать какие-то пометки в блокноте. Немного погодя вышел охранник, сказав о том, что он покурить и скоро вернётся. Дед был разговорчив и даже мил, но не так, чтоб завести дружескую беседу и увести его в каптёрку. Попросить с ним чая выпить «на дорожку» тоже не вариант. Придумать какую-то ссору со своей девушкой и предложить ему денег за консультацию? Мол он опытен, может что посоветует, то да сё. Да он и не возьмёт, скажет вот кольцо иди мирись. Нет, надо думать дальше. Пробовал засыпать вопросами: — А если кольцо не подойдет? Он поднял глаза, перестал что-то писать и смотрел на меня каким-то злобным взглядом из-под очков как на дурачка из сказки. — Как это не подойдет? В смысле, не понравится что ли? Это отличное кольцо, молодой человек, вашей девушке должно понравиться. А если нет…. — я его перебил. — Я имею в виду, если на палец не налезет? — А ваша возлюбленная весит под 100 килограмм? — Ха-ха, да нет, что Вы, я люблю стройненьких. — Значит вам не о чем волноваться. — Он опустил голову и продолжил на свету тереть кольцо. Я понимал, что всё движется к концу и у меня абсолютно ничего не получается, начал дрыгать ногой и паниковать. «Думай быстрее, наркоша, иначе нам прострелят колени», — прошуршал червяк. Дед внезапно отложил кольцо и открыл входную дверь, позвал охранника, но того уже не было. Он с невероятно большой скоростью помчался в каптёрку и вернулся через несколько минут. Пока он отходил, я смотрел по сторонам и пытался найти хоть что-нибудь, за что можно зацепиться. Старинные часы, какие-то звери на стенах и О! БИНГО! У него висел портрет Сергея Довлатова, а я раньше его читал и вообще очень уважаю. Уже придумывал в голове диалог, как он вдруг вернулся в магазин. — О, Довлатова любите? Я тоже его уважаю. Тут его глаза прям загорелись, он вновь отложил кольцо и улыбка расплылась на его морщинистом лице еще сильнее, чем в первый раз, когда я зашёл. — Конечно люблю, друг мой. Это мой любимый писатель, у меня даже его автограф есть. — Да Вы что? — отреагировал с подлинным удивлением. — Приятно видеть, что молодёжь все еще читает книги. В книгах вся людская мудрость. Как тебя звать то? — Александр, можно просто Саша. — Эх, Саша-Саша, хорошее имя, моего сына так звали, — тут он протёр лоб и как-то потускнел. Нужно было как-то спасать положение. Так-так, попрошу его показать автограф. — А Вас как звать? Кстати, может автограф покажете? — Хм, автограф показать? Ну, он у меня в каптёрке. Ладно, сейчас вынесу. А, да, меня Владимир Васильевич звать, но для тебя просто дядя Вова. Сейчас, постой, поищу автограф. Стоп-стоп, дед, ты куда, какой поищу, какой вынесу, мы должны туда вместе пойти. Так дела не пойдут. — Так может я с вами тогда зайду, посидим поболтаем. Я сто лет о книгах не разговаривал, а Вы, с виду, человек интересный. — Черт побери, да гореть мне тысячу лет в аду за всё, что я делаю. Но оказалось, что деда я убедил и тот позвал меня к себе, предварительно потушив свет. Он еще кричал несколько раз охраннику, но того уже не было. Тогда Владимир Васильевич закрыл ювелирку на три раза и позвал меня за собой. Дед был очень милым, было даже жалко, что мы его так обманываем, но другого варианта не было. Дед передал в коробке кольцо, я сунул во внутренний карман куртки и двинулся за ним. В каптёрке было очень уютно. Как в гараже 90-х. Всюду чистота, педантично расставлены какие-то маленькие и большие белые коробки. Он начал делать чай и рассказывал про свои любимые произведения, а потом остановился, посмотрел на меня недоверчивым взглядом и сказал: — Слышь, Санёк, а тебе какие книги Довлатова больше всего нравятся? — «Компромисс» люблю, «Чемодан» вот читал недавно, тоже понравился. — Ех-хе-хе, Сашка, уважаю, конечно, хорошие книжки, «Чемодан» вообще на полке красуется, как одна из любимейших. Я придумывал в голове цепочку диалога, но не только для того, чтоб его заговорить. Мне было действительно приятно с ним общаться и я даже немного надеялся, что у них ничего не получится, но не успел дед заварить чай, как мы услышали грохот. Звук был настолько сильный, как будто газель на полной скорости влетела в здание. Все дальнейшие действия происходили в течении нескольких секунд. Этот, с виду обычный дед, ринулся словно молния из узкой каптерки с двухствольным обрезом, который висел на шнурке за шкафом возле выхода. Складывалось ощущение, что он готовился к этому всю жизнь. Меня бросило в пот, лицо налилось краской, а ноги из-за страха одеревенели. Из каптёрки не было другого выхода. Я не знал что мне делать, нок счастью догадался засунуть кольцо во внутренний карман куртки. Мною овладел смертельный страх, кровь заледенела в жилах, а по коже пронёсся мороз и я, как вкопанный, остался стоять на месте. Стоял недолго, но этот отрезок времени показался вечностью. К счастью, чудом, что-то клацнуло в моей голове, как будто поменялся местами с капустняком и наблюдал за этим со стороны, сидя у себя в голове. Капустняк двинул моё тело к углу и я наблюдал за следующей картиной: дед целился в убегающего Гришу, а потом выстрелил из ружья и тогда я услышал истерический крик: «Саня, убегай, у него ружье, он нас убьёт!». Проклятье, этот идиот меня раскрыл, до него еще была надежда всё свести на нет. Гриша мчался со всех ног, но Хитрый делал какие-то попытки, выстрелы, кричал Грише про совесть, но тот уже скрылся. Немного погодя стрельба закончилась и очередь дошла до меня. Дед повернул в мою сторону ружьё и время вновь остановилось. Тогда не существовало ничего, кроме трёх пар глаз. Был только я, он и ружьё. Дед стоял на расстоянии 15 шагов и я увидел на его лице злобу. Эта злоба проникла сквозь меня, и тогда от страха мои ноги, словно корни, вросли в пол. Мне некуда было бежать, это конец, я в ловушке. Пытался что-то прошептать о прощении, как-то объяснить, но не успел. Он нажал на курок. Я повалился на пол, закрыл глаза, запахло порохом и кровью.   №8Воспоминания Я был мальчиком 14-ти лет, стоял посреди черного пространства с белыми, ровными линиями. Сизиф сдвигал вовсе не тот камень. Пускай он придёт и сдвинет его с моей души. Кромешная, гремящая тьма повисла всем своим существом над головой. Тут я увидел свет, оказывается, из моего сердца исходил маленький огонёк, который освещал мои худощавые ступни, но плотный туман усердно охватил их и ноги вовсе пропали из виду. В ушах стоял рокот цепей об наковальню, который провожался крепким матерным словом. Вдалеке увидел свет и побежал к нему навстречу, но мои ноги путались и тогда я много раз падал, ударяясь об щетинистую землю. Счесал коленки до крови, но всё же крепко вставал на ноги. Вдалеке нечто искрилось всем своим естеством и будто бы желало, чтоб я его заполучил. И тогда достиг его, своими крохотными ножками с истерзанными до мяса коленями, пришёл к большому комку света. Подойдя впритык, я понял: это вовсе не свет, а отец. Да, просто папа и вот он стоит, берёт меня за руку и отводит в сторону. Туда, где светлее и там всё горело ярким светом, и было так хорошо. Неужели так бывает? Вот стоишь, просто стоишь, а душа аж поёт, радость переполняет моё тело. Я хочу взорваться от того, что сейчас чувствую внутри. Что-то где-то, какой-то комок невообразимого восторга, как бы лучами исходит из меня наружу. Не хочется ничего делать, ни говорить, ни бежать, даже стоять не хочется. Вообще даже нет такого понятия “хочется” ничего не существует кроме меня и этого неизъяснимого блаженства. Единственное, что я могу сделать, это раствориться в пространстве, укутаться всем миром, словно тёплым, свежепостиранным одеялом. Есть только Я и Вселенная, бесконечная, могучая, необычайно великолепная Вселенная. Моя, родная, светлая любовь. Боже как же это прекрасно: «ДА!» – закричал я. ДА! и снова ДА!. Я смотрел на отца целую вечность и мы не произнесли ни единого слова. Мне кажется, слова в этом месте утеряли свою силу. И вот всё начало двигаться, как поезд, который постепенно набирает скорость. Как чайка, пикирующая над морем, и легким взмахом крыла поднимающаяся ввысь. Всё меняется, что-то светлое и приятное заменяется во рту горьким привкусом металла. Свет становится тусклым и отец мне чужд, не знаю почему, но я внезапно перестал что-либо чувствовать. И вдруг всё понял: свет и тьма, вся жизнь, скорбь, лишения и разочарования – это всё из-за него. Он во всем виноват, всё потому что он такой и я такой. Уходя рано из жизни, он лишил меня счастья и детства, а я зарылся с головой в сомнительные компании, в ширку, в ограбления и прочее. Вокруг всё оказалось из вязкой глины, грязи, все ненастоящее и какое-то пластмассовое. Чья-то красная рука рисовала каракули на стенах этой, уже абсолютно черной пелены. Заслезились глаза, задрожали руки и ноги, и всё тело упало вниз. Открыл глаза и увидел больничную палату. Потертая, ржавая кровать, жесткий матрас и больничный запах. «Всё как я люблю». По всей видимости, я в единственной больнице этого города. Правая нога перебинтована и привязана в полувертикальном положении. Я не смог потрогать ногу левой рукой, так как рука была пристёгнута наручниками к кровати. Что-то отдалённо-туманно появлялось в голове, помню вот что: в меня выстрелил дед, когда убегал Гриша и он же меня спалил и дед прострелил мне, судя по всему, правую ногу, а друзья бросили. Дед, видимо, вызвал ментов и вот я здесь. Тут же вспомнил и про кольцо, но одежды поблизости не было. На мне голубая больничная пижама с пятнами, наверное от блевотины, на груди чуть ниже правого соска. Теперь мне светит реальный срок за ограбление и придётся сидеть за то, что я, посути, просто пришёл в магазин и купил кольцо. Утренний рассвет тускло освещал эту маленькую комнатку. Стены по пояс в зелёном, всё остальное окрашено белым. Картину отрешенности подчеркивали полупустые дряхлые тумбочки возле каждой кровати. В моей палате стояли еще 3 койки. Одна, в самом углу, была пуста, справа от меня, на правом боку, лицом к окну, лежал мужик, а слева какая-то женщина лет 30-35. Она спала и тихо сопела лежа на спине. Рука болела от наручников, которые связывали меня с этим местом. Когда отсюда выберусь, то обязательно найду их. Выловлю всех по одному и буду отрезать пальцы, и очень громко смеяться, пока они будут плакать. Жизнь каждого из них превращу в ад, я буду им мстить, чего бы мне это не стоило, даже стоимостью своей жизни. Нет, я не убью их сразу, а заставлю умирать в луже собственной крови, дерьма и пота. Вы будете страдать! Да, я всегда был каким-то таким, ну знаете, мечтателем. Еще с самого детства витал в облаках, а в школе даже получались красивые рисунки. Мама говорила, что из меня получился бы отличный художник. Конечно про месть это всё враки, ничего я им не сделаю. Ну вот что я могу? Да и сам виноват, нечего было им верить. Действительно понадеялся на то, что таким образом разбогатею, каков дурак. Теперь мне светит только срок и гнить до конца жизни в тюряге. Ах, как же хочется вернуть всё так, как было. Почему я не был счастлив и не ценил это? Какие-то проблемы, переживания. Нет! Дурак, вот теперь у тебя будут проблемы. Надо было устроиться на нормальную работу, продать машину, бросить ширяться. Тогда, став нормальным человеком, я смог бы отыскать Машу и вернуться к ней. Нет, конечно это невозможно. Такова моя судьба, быть изгоем для общества. Эй, люди, подвиньтесь, я тоже хочу жить обычной жизнью, платить по счетам, корпеть над каждой копейкой, пить пиво, или что вы там пьёте по пятницам. Во сне опять пришёл отец, на самом деле за папой очень-очень скучаю. Он не первый раз мне снится и часто во время «приходов» я его вижу и даже  разговариваю. И только так во сне после дозы. Наверное, это один из тех моментов, когда стоит употреблять. До смерти отца было всё хорошо, он отлично зарабатывал и мы ни в чем не нуждались, но когда мне стукнуло 14 папа умер, и после смерти моя жизнь резко перевернулась. Когда отца убили мы перестали нормально питаться. Никто не знает как он умер. Просто возвращался домой с работы и кто-тоего гопнул. Нашли тело возле гаражей, которые стоят вблизи подъезда, с пробитым черепом. Я даже не смог попрощаться на похоронах, потому что был в детском лагере, а про смерть мне сказали уже после того, как я приехал. Если бы не отец, то этого всего не было бы. Нет, я не переваливаю всю вину на него, во всём виноват только я, но я бы так не жил, если бы он остался жив. Моё море от меня уплыло, осталась только боль и болото. Мы тогда еще жили в большом городе и со мной оставалась 7-ми летняя сестра. Маме пришлось устраиваться на дополнительную работу и поэтому ей было сложно за нами следить, так что мне часто приходилось нянчить Аню. На дворе стоял 95-й год, и страна погрязла в тотальной нищете. Мы продали почти всё, что могли продать, но это нас не особо спасало, еды мало, денег мама практически не давала, поэтому мы выживали как могли. Конечно, сейчас меня многие осудят, но тогда было совсем другое время. У меня были старшие товарищи и мы с ними промышляли мелким воровством. Я чувствовал ответственность за сестру и помогал семье, как мог.А вот помогать я умел не самым лучшим образом: мы с пацанами воровали на базарах, грабили в метро, электробритвой срезали ткань куртки и высовывали деньги из внутренних карманов, таскали кошельки из женских сумок, выхватывали барсетки. Помню даже промышляли воровством магнитол, иногда тачки вскрывали, иногда выбивали кирпичом стекла и сбывали на точке. В то сложное время мы выживали как могли, поэтому мама постоянно работала и у неё впритык хватало времени на дочь, что уж говорить о самостоятельном сыне. То ужасное время, неудачная компания, отсутствие воспитания, в общем, начал пробовать алкоголь. Выпивка затягивалась надолго, часто прогуливал школу, потому что воровал и пил по подъездам как раз во время уроков. Через полгода понял, что алкоголя недостаточно и надо пробовать что-то большее, и вот тогда понеслось. Это было началом конца. Старшие поначалу помогали ширяться, доставали дозу, делились шприцами. Тогда мне особенно помогал один пацан, с которым мы буквально за несколько недель сильно скорешились. Его звали Валерой и мы с ним вместе осваивали все тонкости ширки: как правильно перетягивать руку, как лучше ставиться, с чем миксовать. Вместе периодически воровали на базарах и вытаскивали магнитолы. Это было прекрасное время, затишье перед бурей, пока не настал тот «прекрасный» день. Тогда я гулял с сестрой и мне приспичило по-быстрому поставиться. Зашли в первый попавшийся подъезд, тогда еще не было никаких замков на дверях. Аня игралась в стороне, а я шваркнулся больше, чем надо и отрубился прям там в подъезде. Видимо сестра пошла за помощью, потому что когда через несколько часов проснулся, Ани уже не было. Вспоминая тот случай и несмотря на то, что прошло почти 10 лет, по телу всё еще пробегают мелкие мурашки и до сих пор стоит это плачущее, наполненное горем, лицо моей мамы. Когда она узнала за Аню, то визжала и хваталась за всё. За ножи, вилки, позже резко падала на пол и обхватывала голову руками, вытирала слёзы, вставала и снова хваталась за ножи. Кричала, материлась, а я метался по квартире, как контуженый и не знал, что мне делать. Наскоро оделся и выбежал из дома в поисках сестры. Мы с Валерой беспрерывно искали её 2 дня, облазили все подвалы, подъезды, всех подружек по два раза обошли, но всё тщетно. Уже на рассвете вернулся в дом и нашёл мать, сидящую на подоконнике. Мы жили на 9 этаже и её ноги, словно тряпки, бездумно болтались в открытом окне. Она держала в руке бутылку водки, рыдала и смотрела вниз. Я с тех пор больше не видел, чтоб человек был настолько подавлен горем. Иногда вижу это лицо. Снял маму с окна, дал ей велксизин и уложил спать. Это было самое ужасное время в моей жизни, мама постоянно плакала и кричала. Я насильно давал ей таблетки, которые она мешала с водкой и ложилась спать. Выходил на улицу и отрешенно шатался по городу, всматриваясь в лица 7 летних девочек. Так продолжалось 4 дня, пока к нам не постучали в дверь. Какая-то женщина, как сейчас помню, в черном вязаном платке и с бездонными глазами молча толкнула сестру в квартиру. С тех пор с мамой никогда не разговаривал как прежде. Она не простила меня за сестру. Мы спрашивали у Ани почему она ушла, как пропала, где была всё это время, но она ничего внятного не смогла объяснить. И по сей день это остаётся загадкой. Сестра нормально выглядела, видимо её купали и кормили, потому что была не голодна. Но кое-что всё-таки в ней изменилось. Она всегда была весёлой девочкой, но после того случая из неусидчивой Ани, она за несколько дней превратилась в меланхолическую, спокойную Анну. Естественно мать к сестре больше не подпускала, да и мне, по правде говоря, не хотелось с ней разговаривать. По сей день чувствую перед ними вину, но ничего уже не исправить. Это всё должно было заставить перестать пить и употреблять, но стало только хуже. Из-за ненависти к себе я перестал контролировать свои аппетиты, моя колея повела душу в кривую сторону. И моя жизнь протекала, примерно вот так[6]: «Из песни - в драку! От драки - к чуду! Кто жив, тот знает - такое дело! Душа гуляет и носит тело».   И душа моя, сбитая, потёртая, гуляла долго. Многое было: угоняли во дворах тачки, чтоб покататься, первый секс на заднем сидении москвича, нескончаемые драки, грабежи в магазинах, меня тоже часто били, даже скорая забирала, по больницам валялсяда и в ментовках сидел. В общем жизнь протекала живо, всё как надо, как у «людей». Однажды на квартирнике встретил девушку, среднего роста, кудрявые белые волосы, крохотная грудь, всегда застёгнута рубашка до самой шеи на последнюю пуговицу. Милая, осторожная, культурная из приличной семьи. Как она связалась с таким до сих пор загадка, ведь нас связывало лишь одно имя и больше ничего. Саша старалась, и даже с ощутимыми результатами, меня изменить. Немного остепенился, не сразу и не полностью конечно же, но остепенился. У неё папа был деканом и меня устроили на заочку в вуз, специальность экономист. Мы накопили немного денег, сняли квартиру и жизнь понемногу налаживалась, ну не считая того, как я на неё зарабатывал. Со своим корешом Валеркой мы толкали дурь, воровали и сдавали медь, и прочее. Время уже и не так быстро, но всё же весело вновь катилось кубарем вниз. Не знаю была с Сашей любовь или не было её, но о ней всегда заботился по максимуму, как только мог. Оберегал Сашулю всегда от всех неприятностей, не раз ради неё бил рожи другим. Мы проводили очень много времени втроём. Я, Валера и Саша. Одно из самых абсурдных приключений в жизни. Вы только представьте, абсолютно три разные личности могли находиться рядом сутками напролёт. Саша девочка-филолог из приличной семьи, которая любила собак и ночами разговаривать о звездах. Я, вполне спокойный, немного даже творческий человек, который красиво обрисовывал стены и даже временами сносно сочинял стихи. И Валера, лысая горила, раздолбай, качок, пьяница и немного наркоман. Он мог лбом стены крушить, а руками сжимать головы, как пустую пачку сигарет. Времена прошли, я закончил бакалавр, с Сашуликом всё хорошо, уже были внушительные планы по общему делу с Валерой, но всё вновь оборвалось. Саша не пришла домой, хотя такого никогда не было. Конечно я звонил и ходил по всем знакомым, искал, но ничего не выяснил, ни единой зацепки. Так прошло две недели, я уже расклеился, много пил и плакал. К счастью Валера от общих знакомых принёс весть, не самую удачную, но хоть что-то. Как оказалось, пока у нас ничего не завязалось дальше, её педантичные родители решили всё за нас и перевезли мою Сашу по-тихому в другой город. Я искал еще месяц, но всё было тщетно, они очень постарались, чтоб мы не нашли друг друга. Она у меня была мягкая, возможно и такой вариант, что родители на неё надавили, напугали, и она не дала мне никакой возможности хотя бы её увидеть. Еще несколько месяцев ходил в полном отрешении, находился буквально на грани самоубийства, алкоголь уже не лез в горло. Последнюю неделю не пил, лежал мёртвым грузом и ничего не делал. Иногда задыхался просто потому, что не хотелось дышать. И все закончилось вскрытыми венами, если бы не внезапный звонок от матери. Бабушка, по линии отца, умерла и оставила нам однокомнатную квартиру, которая находилась в другом городе, вдали от этих мест. В итоге мать приказала уезжать, что я послушно и сделал. Вещей было немного, поэтому через 3 дня уже переехал туда. Первые несколько дней у меня занял анализ всей моей жизни. Я подводил итог что я имею и через 15 минут раздумий понял – ничего. Хорошо, что хотя бы поступил в вуз, если бы не Саша, то даже не было бы никакого образования. Быстро освоился в этом городишке, нашёл бары, там же общение и людей. Душа заново понеслась по ухабам и ямам, опять: секс, героин, алкоголь, драки, слёзы, кровь, разбитый нос, опять наркотики, опять слезы. И так до тех пор, пока я не нашёл тихую гавань — Машу, которая позже тоже ушла. И даже нашёл жалкий заменитель Валеры – это Миша, который Хитрый. Заменитель Саши,Маша, всё же долгое время не могла её заменить, но я честно старался. Несмотря на новую компанию, жизнь не принимала прежнего положения. Что-то мешало, не давало мне спокойствия. Психологи, я уверен, найдут достойное объяснение, но я обычный наркоман, поэтому слушайте моё видение и делайте выводы сами. Смерть отца, потеря сестры, ненависть матери, потеря друга и девушки – это всё соединилось в один клубок, в какой-то шар гложущей боли. Я всё-всё воссоединил как бы в отце, будто бы он в этом виноват, так мне тогда показалось, хотя и сейчас от этого мнения я не далеко ушёл. И ведь с каждым днём всё хуже и хуже, никогда это не закончится. Я смотрю на себя в зеркало и произношу: скоро всё изменится, это тёмная полоса, потом будет лучше, но лучше не наступает и мне страшно. Мне страшно посмотреть на себя в зеркало, расплакаться от того, что я больше не могу. Я не могу так больше жить, я не хочу так, мне страшно, и вот я осознаю, что еще чуть – чуть, еще самую малость и я просто взорвусь: брошусь под машину, вскрою вены, всё что угодно, лишь бы не жить, лишь бы не существовать в этом теле, в этом мире, в этой Вселенной. Неужели я многого прошу? Всего лишь нормальной жизни, чтоб всё было как у людей, с обычными проблемами и заботами, а не как у меня. Я умираю, падаю и разбиваюсь на сотни мелких осколков, пожалуйста, спасите меня. Я как разбитая ваза, которую хреново склеили. Стоит где-то там, в конце коридора, в тёмном углу, абсолютно бессмысленная, никому не нужная, уродливая ваза И каждый раз я слышу от людей, что всё будет хорошо, что вот-вот всё изменится, но ничего не меняется и никогда не изменится. Это всё сказки для взрослых, чтоб совсем не расклеиться. Хорошее должно произойти из хорошего, минус на минус не даёт в этом случае плюс, даёт только чувство потерянности в этом мире. По-моему это вселенский обман, мы просто обманываем себя, потому что не хотим смотреть правде в глаза, не хотим мириться с тем, что ничего хорошего уже не будет. Возможно так, на время, на какой-то миг что-то изменится, но потом всё вернётся на круги своя, даже хуже, всё как после дозы. Во время ширки мне хорошо, но после всё возвращается обратно с большей силой, я повторяю еще и еще, а оно всё хуже и хуже. Круговорот уничтожения самого себя. Жизнь это не розовая сумочка с мягкими игрушками. Жизнь – это плотно набитый гвоздями чемодан, который падает и царапает мою голову. Поэтому люди не знают что будет завтра, потому что если бы знали, то давно уже покончили жизнь самоубийством. Если бы все люди мира смогли заглянуть в свою жизнь, узнать, как их возлюбленные будут с другими, сколько у них будет болезней, проблем, горя, сколько пролитых слёз, то будьте уверены, они бы убили себя. Весь мир схватился бы за ручки и добровольно, тихо, без единого слова прыгнул с обрыва, уже не играет роль ни раса, ни религия, ни даже ориентация, уже ничего. Тихо, мирно, головой об скалы и уйти в вечность навсегда. И с этими мыслями, покорная, но тяжелая голова, уносит меня вновь в небытие. Прощай жестокий мир, хотя бы на несколько часов я тебя не увижу.  

Глава №9. Побег, больница, платье и Я. 

Осеннее дневное солнце обжигало глаза, поэтому они беспомощно раскрывались. Больная правая нога, которая беззащитно болталась на грязных бинтах, неистово чесалась, а проклятые наручники не давали мне подлезть даже пальцем под перевязанную ногу.Вокруг меня не было соседей по палате, по большей части от скуки, я бессмысленно таскал в разные стороны браслеты от наручников, которыми скрепили мою руку с перилами кровати.Они создавали шум на всю комнату, который эхом отдавался в коридор. Сотни монотонных движений туда-сюда жутко клонили в сон, поэтому я сладко раззевался в открытую ладонь, но тяжелые шаги в сторону палаты прервали мой досуг. Женщина в белом халате, в какой-то пилотке и с синей папкой в руках. Она нарушиламоё личное пространство и согнала такое редкое, сладко-сонное состояние. Это была грузная тётенька 50-55-ти лет, с белыми волосами, необъятной талией и, как правило, грудью внушительных размеров.Ноги были настолько коротки, что она беспомощно переваливалась от стороны в сторону. На лице большая бородавка, из которой рос одинокий, как самурай, волос. Шея усеяна глубокими, скорее всего, кошачьими царапинами, вид был потяган и угрюм. На кончиках губ собирались белые слюни, также были видны мелкие, серые усы. Она раскрыла папку, надела на кончик носа очки, которые на канатиках болтались близ груди и принялась внимательно читать.
 «Скажите пожалуйста, а что я тут делаю и когда меня выпустят домой?»
Повисла мёртвая пауза, медсестра посмотрела исподлобья, подняла брови  и раздраженно произнесла:
— «Младойчееек», — говор акцента базарной бабы, —Вас привезла скорая бригада двое суток назад. У Вас ранение в ногу из ружья, картечь, к счастью, засела не глубоко, но мы Вас прооперировали. — Резко закончив, она опустила глаза вниз и тихо шевелила губами, читая забугористый текст.
Я изо всех сил делал вид дурачка, однако, не думаю, что мне пришлось сильно стараться:
— А скажите вот еще что, почему я прикован к наручникам?
— А почему ты грабил магазин? — не обращая никакого внимания медсестра продолжала читать.
— Я не грабил магазин и вообще, где мои вещи?
— Так-так, где тут твоё имя, — она прошуршала глазами, зубами и ресницами, — Александр, значит, хорошо. Слушай меня, Александр, свои сказки оставишь прокурору, а вещи твои там, где они должны лежать. Не мешай мне читать твою историю болезни.
После слова «прокурору» я покраснел и замолчал. Рука пылала от тугих наручников и, будто бы кусок мяса, свисала над обоссаным матрасом.
Переминаясь с ноги на ногу, бряцая железными клёпками на папке, она вяло говорила:
— Значит так, Александр, сейчас ты должен пойти со мной на осмотр к врачу.
— А что потом? Что меня ждёт? Тюрьма? — во лбу образовались миллионы разносторонних мыслей, на руках выступил пот, голова с ушами принялись краснеть.
— Суд решит. — От этой фразы будто бы серпом по яйцам, аж нутро сжалось.
— А как я с Вами пойду, если тут наручники висят?
— Ну так сейчас открою и пойдёшь, — удивлённо-раздраженно произнесла медсестра.
— Так, подождите, а разве я не должен лежать в какой-то специальной камере, ну или там, под присмотром кого-то из милиции?
Медсестра фыркнула, открыла ключом наручники и произнесла:
— На вас, дураков таких, тюрем не хватает. Заводы стоят, а они, идиоты, бегают, воруют. Ишь, жизни захотелось сладкой, на нарах будешь теперь спать и баланду жрать. Шёл бы, как мой Серёжка… — Опять недовольно забубнела женщина.
Спустя несколько минут она развязала меня, поднесла мягкий, белый тапочек из тряпки, сунула в руку костыль и осторожно отошла на два шага назад. Сердце колотилось, руки вспотели, голова кружилась. Всё казалось нереальным, каким-то идиотским сном, вокруг предметы не настоящие, а сделаны как бы из пластмассы, а передо мной стоит переодетый мужик с накладными сиськами и париком. Медсестра всё подгоняла меня, а я сидел на кушетке и молчал, в то время как слезы виноградом падали на колени.
— Тётенька, милая, пожалуйста, не надо. Я не хочу, не хочу сидеть в тюрьме, я там не смогу, не хочу, не буду, ну пожалуйста, дорогая моя, всё что угодно и даже более, но не надо никуда вести, отпустите, я вам всё отдам, только отпустите. — Она с полным безразличием продолжала смотреть на меня. В голову закралась мысль, что я ничего этого не говорил. Что на самом деле это всё было у меня в голове, а я с потерянным видом всматривался в её лицо. Поэтому запнулся и задумался, было ли это на самом деле или нет. А потом появилось чувство, что эта медсестра, скорее всего, видит подобное каждый день, каждый час, каждую минуту.
Ничего не происходило, абсолютно ничего не помогало, никакие слова не растопили лёд в этой грузной женщине. И я понял: либо сейчас, либо никогда. Нужно действовать, любыми способами, вплоть до того, чтоб втоптать этим костылём её белобрысую голову в кривой, грязный пол. Я подорвался с кровати и бросился на неё, схватился мёртвой хваткой за плечи:
— Мать, выведи меня отсюда, я тебе кольцо дам, 300 баксов стоит, всё отдам, только… — Она вытаращила глаза:
— Шо ты городишь, дурак, собирайся и пошли, врач ждёт. — Полная медсестра резко вырвала из моих вялых ручек свои могучие, словно дуб, плечи, и я, теряя равновесие, упал, схватившись за её необъятные ноги.
Я кричу, упираясь лбом в пол, не слыша своего крика. Не крик уже это, а вопль, охриплый, страшный ор.
— ДУРА! ПОМОГИ! Зарплата твоя за полгода. Всё на свете отдам, помоги! — Сжимаю дико её толстую, короткую ногу, до глубоких синяков, капли с глаз заливали пол.
Тётка вновь выпятила глаза:
— Шо дашь? Какое кольцо?
Я обрадовался, воспылал к ней всей душонкой, всем нутром и естеством, хотелось подняться и расцеловать, но подняться, увы, не смог. Она усадила меня на кровать и села рядом. Начала выпытывать за кольцо, что и откуда. Ну я ей рассказал про наш план, что сразу должен был купить кольцо, как нужно было отвлечь хозяина и так далее. Тётка посмотрела, как на дурачка, но история про кольцо понравилась, от этой мысли её глаза загорелись. Рассказала мне про сына, что тот своей девушке предложение сделал, а она его отвергла (мнёт и почесывает руку), мол кольцо дешёвое и вообще, дружок, ты маловато зарабатываешь. Она ему говорит: «Что я с тобой увижу? У тебя ни кола, ни двора». Теперь не работает, пьёт до чертиков и живёт за мой счет, скотина (крепко заматерилась и громко хлопнула себя по коленке). Договорились, что я кольцо покажу, а она подумает над моим предложением. Но проблема в том, что мне сейчас надо на осмотр, но если пойду, она уже не поможет. Желание заполучить кольцо было сильнее всех жизненных барьеров, поэтому её толстая голова выдала уникальную идею. Она меня в кладовой запрёт и пойдёт искать кольцо в вещах. Несколько лет назад, после очередной стычки, пришлось со всех ног бежать куда-то прятаться, а район был чужой и меня в тупик загнали. Я уже мощно запаниковал, но появилась идея перелезть высоченный забор, обмотанный колючей проволокой. Лучше уж так, чем по голове получить – так я подумал тогда. Наспех перелазил и зацепил куртку, от чего внутреннюю часть изорвал. Пришлось знакомой швее за бутылку нести, а та, дура, вшила мне два внутренних кармана. Вот они меня и спасли от кражи кольца санитарами.

Через 20 минут скрипнула дверь, и она вошла со сверкающим лицом и кольцом. Красное золото с лиловыми бабочками сделали своё дело:
— Нашла его, еле разобралась в этих карманах, батюшки, какое красиивое, нивжизь не видовала такого. Эх, Серёжка обрадуется. — Крутила, вертела, на свету смотрела, зубами кусала и всё причитала: «Серёжка, кольцо, свадьба, невеста».
Я не вывозил этого всего, говорю:
— Давай, мол, милая, вытаскивай меня отсюда. — Испугался, что так всё складно, тараторил я. В голове крутились мысли, с одной стороны проникался сомнением, с другой стороны надеждой. В конечном итоге молча стоял, смотрел и слушал.
Тут она мне план, как на духу, будто бы всю жизнь сочиняла. Рассказала, как в лохмотья свои нарядит меня в бабу и через черный ход проведёт. Но всё не так просто, и там охранники, и лишние глаза, и придётся бутылку дать, и много всего. Жадная медсестра пыталась деньги с меня содрать, но я сразу обрезал её жидовские замашки. Говорю, что если денег нет в куртке, то санитары украли, после этого её пыл иссяк.

Провела по скорому в свою каптёрку. Из шкафа достала единственное платье, неуклюжий головной убор, старые, разношенные туфли. Я кое-как влез в это всё, но халата не нашлось, от чего она вышла поискать по палатам лишний. Пока уходила, я воспользовался моментом и шарил по комнате. Всё как всегда, оказалось, что кошелёк лежал на видном месте, откуда я вытащил несколько целковых на дорогу домой. Она открыла дверь в предвкушении обрадовать кольцом сыночку, а я встретил её в предвкушении свалить отсюда. Но все наши планы, как и всё в этой жизни, рухнуло со скрипом и треском. Пока мы бегали из комнаты в комнату, у меня разлезлись швы и я загадил кровью весь пол и платье. Тётка выругалась трехэтажным на всю больницу, затопала ногами, как 5-ти летняя, и уселась на короткое кресло, которое, прямо скажу, было ей впритык. Лишней женской одежды у нас больше не было, рана открылась и любой вот-вот может сюда войти. Вариантов было совсем немного: идти сдаваться врачам, а потом чалиться на зоне, или что-то придумывать. Хоть пусть ногу отрежет, но на зону не пойду. Говорю – перевяжи ногу, а та ни в какую, жалуется, что боится крови.
Времени разбираться, от чего медсестра боится крови, у меня не было. Надо было как-то самому всё решать. Вот уже бинты намокли от крови и, словно скотч, приклеились к ноге. Отдирать с кусками кожи не вариант – это адская боль. Но я всё-таки резко дёрнул, сразу после услышал дикий вопль тётки и прочувствовал темную пелену в глазах от боли. От медсестры тут же след простыл, а я стащил в аптечке лошадиную дозу ленодоксила и запил водой из-под крана. У меня в жизни было много разных ситуаций, в детстве сотни ранений, а дальше – больше. Хочешь не хочешь, но работая в аптеке, с азами первой помощи научишься справляться. С помутнённым рассудком, практически наощупь, наскоро и туго перебинтовал ногу, а позже отключился.
Через какое-то время пронзительный свист в ушах заставил раскрыть глаза. Тётки уже не было, а ногу я не чувствовал. Вся ситуация уже давным-давно перестала существовать для меня как что-то реальное. Всё вокруг складывалось в картину сюрреализма.

Итак, с непреодолимым желанием выбраться из этого ада, я, как самый отчаянный наркоман во всех когда-либо написанных книгах, решился выпрыгнуть со второго этажа в груду листьев.
И всё-таки выпрыгнул, а приземлился на левое плечо. Хруст, который встретил меня в тот момент, разрушил всякую веру в то, что я хоть как-то выберусь отсюда.
С простреленной правой ляжкой и больным левым плечом я отправился в путь. Вокруг меня лысые деревья, полуразрушенные дома, обрисованные стены и запах. Это был гнилой, затхлый запах, который обдавал мой мозг пронзительным чувством тотальной безысходности. Такой смрад стоит у нас в притоне. Тряпочные тапочки остались где-то в листве, а я босыми ногами наскоро, перебежками, добирался к выходу. Люди в больнице смотрели равнодушно, без слов. Поздняя осень, хромой парень в платье, которое было в крови, перебежками добирается к выходу, а они, мельком поглядывая, идут по своим делам. Здравствуй, современное общество, здравствуй, небезразличные люди, здравствуй, любящий мир.

Из больницы выйти проще простого, а в кармане звенела мелочь, которую стрельнул у медсестры. Осталось доехать на автобусе до дома. Остановка находилась в полукилометре от главных ворот, знойный ветер обдавал голые плечи своим мёртвым дыханием. Его невидимые щупальца проникали мне под платье и охватывали больную ногу, обдавая крутой порцией холода наскоро перебинтованную рану. На улице явно был мороз, поэтому пальцы ног стремительно теряли свою чувствительность. Проезжающий автобус по какой-то причине отказался реагировать на мои жесты и ускорился вдаль.
И лишь через треть часа, обледенев на холоде, я оказался в автобусе. Уткнувшись в угол последнего сиденья, я дыханием отогревал морозные пальцы рук и ног. В округе всё те же безразличные лица. Мне хотелось закричать им о том, как мне холодно, как мне больно и страшно. Как я потерялся, как я просрал всю свою жизнь, но эти недовольные лица ничем не пробить. Они бы всё так же сидели на своих местах и пялились в окно. А мне тогда хотелось помощи, хотелось хотя бы схватить за жабры мнимую мысль, что я в кои-то веки не один.

Путь на маршрутке занимал около 15-ти минут, за это время я немного отогрелся и наскоро зашагал домой. К сожалению, семёрка шла по неудачному мне маршруту, поэтому в платье прошагал лишние 10 минут по неудобной дороге. К счастью, частичные сумерки укрывали меня от удивленных лиц соседей, на которых мне всегда было всё равно, но почему-то не сегодня. Оказавшись дома, я стремительно забежал в ванную и отмокал в горячей воде. Здравствуй, милый дом, как приятно очутиться в нём. Горячие капли обдавали тело, я отогревал отмершие конечности поскуливая, как побитый пёс.

 

Глава.

Сегодня первый день зимы, понедельник первое декабря. Первое число на понедельник выпадает не так часто, поэтому я решил, что это отличный повод начать жить заново. Но жить заново резко передумал, когда представил, как бросаю ширку. Было бы удобно вечерами заползать домой, сдирать с себя кусками кожу, надевать новую и жить разными жизнями. Всегда хочется жить чужой жизнью, когда со своей не всё в порядке.

Я в черном, вязанном свитере и синих штанах искал заначку и собирался на улицу. В берцах на порванные носки и в потёртой курточке, вылез на промозглый асфальт. Он сверлил меня черными ямами, тучи цепляли голову, а лысые ветки деревьев кололи живот. Раскрывая рот и медленно передвигая ноги, я подошёл к ларьку за пачкой сигарет и пивом. Через 15 минут допивая бутылку в сквере, заставлял себя делать хоть что-то, лишь бы не думать. Перестать думать о том аде, в который я окунулся за последнее время. Как уехала бывшая, как меня кинули друзья, как я просрал работу – это всё подначивало прыгнуть с моста. Собаки завывали в округе, ныла моя нога, ныл и я. Гнусные мысли отошли на второй план, как только душа захотела еще одну бутылочку пива. Возвращаться в сквер не хотелось и мы с бутылочкой отправились к пруду. Грязный пруд и сырая земля нагоняли еще большую тоску, от чего двинулся за еще одной. Уже с третьей бутылкой пива в руках, ноги унесли к Боровлёву, который должен мне груду целковых и пачку мендалиновых. Сегодня Вселенная благосклонна, Боровлёв сидел в своей мастерской, где латал обувь за копейки. После трёх коротких стуков рукой и один, коронный, ногой, серое, исхудалое лицо высунулось в проём, а дальше всё шире, пока вовсе не пролезло в щель, что-то пробормотало и пригласило к себе. У него воняло клеем и кожей, на стенах весели постеры с голыми бабами. Уверен, если их содрать, то под ними вы увидите постеры с голыми мужиками. Боровлёв громко сопел сломанным носом и вырезал куски кожи под обувь, а я, еле живым языком, просил вернуть деньги и пакетик мендалиновых. А вот дальше история немного смазывается, ведь после нескольких упрёков я всё же получил что хотел, закинулся этими таблетками, запил холодным пивом и потерялся. Помню как бежал по полю и упал в яму, от ямы сразу в подвал, там какой-то бомж пытался стянуть куртку, а я бил берцами ему по лицу и на четвереньках выбегал из здания. Мужики, собаки, какая-то оголтелая девица, повсюду крики. Я на всех кричал, с кем-то дрался, колени счесал и по сторонам бежал. Опять мужики, но уже в синим, какая-то машина, мигалки, яркий свет, очень грубо меня пихали по сторонам и вот.

2 Декабря, вторник. Официально вам сообщаю, что новая жизнь не удалась. Я проснулся в отделении доблестной милиции. Там меня муштровали часами. Кто такой, откуда, чем занимаюсь. Я устал, они устали, в итоге сошлись на том, что я подписал какие-то бумаги для их плана и они меня отпустят. Только главное условие, чтоб опять не пытался с бутылкой водки в руках грабить магазин. Да, я грабил магазин с бутылкой водки в руках и с собакой. Они передадут меня в руки только кому-то из знакомых. И тут началась самая сложная миссия в моей жизни. Оказалось, что знакомых, кому я могу позвонить, совсем нет. В телефоне были все нужные номера, но он был украден еще в баре, а я наизусть помню только Машин и Мамин. Мать не вариант, а Маша уехала домой. Менты оказались адекватными мужиками, вошли в положение, но отпускать не отпустили. Говорят, мы понимаем тебя, но не отпустим, сиди вспоминай номера. И вот каким-то чудесным образом я вспомнил Лилю. Это была родная сестра моей Маши. Мы с Лилей не очень ладили, она была старше Маши на 5 лет, у неё трое детей, муж постоянно в командировках. Эдакая баба больших размеров, которая на всех шипит.
Лиля трубку взяла сразу, но долго не поддавалась уговорами.

 

Спустя несколько часов с грохотом ввалилась эта женщина. Её лицо округлело, уже проявлялся третий подбородок, сальные волосы свисали над старенькой зимней курточке. Она с маленькой сумочкой и клетчатой сумкой расталкивала ментов по сторонам и уверенно-оголтело пёрлось на нас. При виде этой страшной картины, внутри всё сжалось в маленький комок и спряталось где-то под печенью, она всё равно увеличена, всех закроет. Делать вид, что я её не знаю уже было поздно. Менты поняли всё сразу, дали на подпись какие-то бумаги и выпустили нас на волю. И тут началось самое интересное.

 

Вы прочитали какую-то часть книги(возможно чуть меньше половины).Спасибо.

Да, в книге всё же есть изъяны и мне очень сложно найти и исправить каждую заусеницу, поэтому надеюсь на вашу помощь.

                                                

Я понимаю, что в странах СНГ платить ни за что не принято. Но вы должны чувствовать разницу между тем, чтоб пиратить фильмы и игры, или читать книгу бедного алкоголика.

Все, кто задонатит деньги, опубликуется в аннотации к книге, и если сумма превысит 200р – получит бесплатно книгу(только доставку оплатить). Нужна любая сумма, хоть 10, хоть 50 рублей.
Я делаю это не для сруба бабла, а чисто ради самостоятельного издания, ибо не хочу прогибаться под всяких издателей и прочего ширпотреба.

Киви:380632539740
Карта приват24:4731 1856 0246 6408
За остальными кошельками в лсvk.com/k.vavilon
Подписывайтесь на мой паблик vk.com/vavilonkirillsergeevish и донатьте на издание. Нам нужно её издать, иначе смысла нет.

 

©Вавилон Кирилл Сергеевич.

[1]Песня группы «Гражданская оборона – Солнцеворот

[2] Каша, система, ширка – процесс приёма наркотиков.

[3]Адантам — бюджетный седатив, сто таблеток можно достать за сто рублей, при том, что от 30-титаблеток человек может впасть в кому. А теперь представьте,сколькотаблеток можно купить, сэкономивна обедах.

[4]Брамадол – обнуляет организм торчка, делает его более менее спокойным.

[5] Лескамид – глазные капли, от которых ловят кайф, схожий с алкогольным опьянениям. Часто мешают с героином для лучшего результата.

[6]Из песни «А. Башлачев – Ванюша»

---

Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 161; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!