Й Государственный шарикоподшипниковый завод 2 страница. Сокольников в споре с Пятаковым занял позицию сокращения финансирования промышленности, даже в ущерб производственным программам
Сокольников в споре с Пятаковым занял позицию сокращения финансирования промышленности, даже в ущерб производственным программам. Наркомфин, вплоть до смещения Сокольникова с поста наркома, проводил именно такую политику, урезая финансирование программ развития промышленности.
После доработки позиций сторон, 11 мая 1922 года вопрос о финансировании был снова вынесен на Президиум Госплана. Два заседания 11 и 18 мая снова прошли в острых прениях, но Госплан и Наркомфин остались на своих прежних позициях. Финансирование промышленности решено было кардинально сократить. Однако только секвестром дело не ограничивалось. Сокольников тут же предложил организовать государственный кредит для развития промышленности, снятой с госснабжения. 1 сентября 1922 года открылся Торгово-промышленный банк, где предприятиям можно было получить ссуду от государства. Это в какой-то степени возмещало сокращение финансирования промышленности.
Новые задачи перед промышленностью вызвали в Госплане обострение споров между плановиками-коммунистами и привлеченными специалистами о методе планирования. Только теперь уже фронт столкновения пролегал не через разногласия о пропорциях восстановления и развития промышленности, а через разногласия о значении рынка. Еще в ноябре 1921 года членом Президиума Госплана В.А. Базаровым была выдвинута такая идея: план в том виде, в каком он существовал, – есть пережиток военного коммунизма, а настоящий же, действенный план должен опираться на рынок и хозрасчет, на складывающуюся рыночную конъюнктуру. Задачи Госплана сводились к прогнозам развития рыночной конъюнктуры и составления планов на основе этих цифр. Он так и сформулировал суть своего взгляда: «Планировать в этом смысле – это означало бы прежде всего учитывать рыночную конъюнктуру и следовать ее велениям»[10]. Эта концепция планирования, как можно судить, была выдвинута в противовес мнению большевистской части Госплана, сформулировавшей свои воззрения раньше, в инструкции к составлению производственных программ. К мнению Базарова присоединились профессора В.Г. Громан и Н.Д. Кондратьев.
|
|
|
Плановики-коммунисты смотрели на дело по-другому и подходили с совершенно другой стороны. Для них главным было совсем не доходность государственного хозяйства, а обобществление средств производства, то есть сосредоточение производственных мощностей и ресурсов в руках государства. Всего тогда в руках государства находилось 62 % средств производства. Это в общем. В промышленности – 89 %, на транспорте – 97 %, а в сельском хозяйстве – 4 %[11].
|
|
|
Нэповский рынок ими понимался как поле сражения между государственным и частным хозяйством и главной задачей ставилась монополизация этого рынка, вытеснение с него частного хозяйства. План составлялся в виде баланса, где на одной половине находились государственные производительные силы, а на другой – частные. Обмен между ними неравноценен, и каждый акт обмена между частником и государством кому-то приносит выгоду. Так плановики-коммунисты понимали прибыль государственного хозяйства. Струмилин это понимание сформулировал таким образом:
«Нашей задачей в балансовых построениях было выявление динамического равновесия борющихся социальных сил, чтобы плановым воздействием обеспечить перераспределение производительных сил в интересах социализма»[12].
Это разное понимание роли рынка и вызвало столкновение позиций и острые дебаты в Госплане, которые позже приобрели политический характер и привели сторонников торговли на скамью подсудимых по делу «Промпартии».
Советские историки нашли очень интересное истолкование этим дискуссиям и нэпу в целом. Мол, это была попытка Ленина построить в Республике систему государственного капитализма, только с гораздо большим влиянием государства на хозяйство, чем в остальном мире. Соответственно, дикуссии в Госплане были дискуссиями лишь о разных путях строительства государственного капитализма. Калинников и Громан предлагали один путь, Базаров – другой, Струмилин – третий. За ними последовали в таком объяснении событий и российские историки. В начале 90-х годов была выпущена целая серия трудов с изложением взглядов всех самых видных оппозиционных экономистов. Все по той же концепции – дискуссии, мол, шли лишь о путях и способах.
|
|
|
Советские и российские историки, выдвинувшие такое объяснение событий начала 1920-х годов, ничего нового не придумали. Они просто повторили позицию и взгляды Калинникова, Громана, Гартвана и других специалистов-плановиков. Эта концепция, как, впрочем, и многие другие концепции советско-российской историографии, не выдерживает критики. Нет. Дело обстояло по-иному. Предлагались и оспаривались два совершенно разных способа развития страны. Плановики-коммунисты предлагали ясную и не оставляющую сомнений концепцию. Рынок в ней – это поле борьбы за экономическое господство, на котором действуют несколько укладов, главные из которых: государственный социалистический и частный капиталистический. Государственный сектор должен неравноценным обменом истощить частный сектор и вытеснить его с рынка. Плановые органы должны в этом деле играть роль штаба, который направляет и координирует действия предприятий государственного сектора в «экономической войне» против частника. В этом состояла политическая цель нэпа. Экономическая цель состояла в сколачивании первоначального капитала государственной промышленности за счет всех остальных укладов. Эта политика была сформулирована несколько позже Евгением Преображенским в виде «закона социалистического накопления»:
|
|
|
«Первоначальное социалистическое накопление – накопление в руках государства материальных ресурсов, главным образом из источников вне комплекса государственного хозяйства…
Чем менее то наследство, которое получил в фонд своего социалистического накопления пролетариат данной страны в момент социалистической революции, – тем больше социалистическое накопление будет вынуждено опираться на эксплуатацию досоциалистических форм хозяйства и тем меньшим будет удельный вес накопления на его собственной производственной базе, т. е. тем менее оно будет питаться прибавочным продуктом работников социалистической промышленности…
Закон социалистического накопления – неэквивалентный обмен между городом и деревней путем монопольно высоких цен на промышленные товары…
Закон социалистического накопления – закон борьбы за существование государственного хозяйства, за выживание и прогрессирование социалистического сектора»[13].
В этих кратких формулировках – суть экономических воззрений большевиков в Госплане. Если еще короче – уничтожение несоциалистического сектора.
В начале 1922 года борьба в Госплане развернулась не на шутку. События этого времени дают основание предполагать, что все-таки у сторонников Калинникова и Громана были замыслы подорвать государственный сектор. 3 марта 1922 года Громан в Президиуме Госплана сделал доклад о положении советской промышленности, который он подготовил к Генуэзской конференции. По мнению Громана, состояние советского хозяйства наихудшее, а потом станет еще хуже:
«Общеэкономическое разложение страны продолжается и усиливается. Чтобы превратить регрессивную линию развития в прогрессивную, необходимо около 10 млрд золотых рублей в течение 3 лет. Эти деньги можно достать путем действительной связи русского народного хозяйства с мировым»[14].
Более вражескую идею для Советской Республики тогда было трудно придумать. На предстоящей конференции должно было состояться или не состояться признание РСФСР. Это событие определило бы положение Республики, в том числе и в хозяйственном вопросе: вслед за признанием должны были последовать торговые договоры. Монополия внешней торговли, разрушить которую предлагал Громан, и в самом деле была большевистской крепостью. Все доходы от внешней торговли оседали в кармане Советской власти. Также она ограничивала доступ в страну иностранцам, среди которых могли оказаться белогвардейские разведчики и диверсанты. Стоило только приподнять барьер монополии внешней торговли, как в страну бы поехали сотни и тысячи белых офицеров и потекли бы деньги на свержение Советской власти. Напомню, в 1922 году Русская армия представляла собой очень серьезную военную силу. Такой эксперимент, вне всякого сомнения, окончился бы вторжением Русской армии в РСФСР и продолжением Гражданской войны.
Группа специалистов продолжала разрабатывать свою программу восстановления промышленности и ее организации. Одновременно с докладом Громана Промсекция Госплана под руководством профессора Калинникова подготовила «Основные положения по составлению промышленного плана на 1921/22 год». Главным тезисом в этих положениях было развертывание промышленного производства, во-первых, преимущественно на рынок, а во-вторых, с точным учетом баланса спроса и предложения. Специалисты считали, что плановые предположения плановиков-коммунистов не обеспечены внутренними ресурсами, и предлагали ориентироваться на рыночный спрос:
«Производственный план не должен отвечать теоретической потребности в фабрикатах государства, а должен только точно соответствовать покупательной их способности… Указанное требование должно быть признано основным»[15].
В требовании специалистов ориентироваться на рыночный спрос было одно немаловажное обстоятельство. Используя его, Струмилин построил всю свою критику работы Калинникова и Громана. В планировании развития промышленности специалисты ориентировались на расчет емкости внутренного, в первую очередь, конечно, крестьянского рынка, сделанного профессором Л.Н. Литощенко, который считался крупным знатоком русского крестьянства. Согласно его расчетам, в 1921/22 году платежеспособность рынка составит 325 млн. рублей, в 1922/23 году – 318 млн. рублей, и столько же в 1923/24 году. Это в 7 раз меньше довоенного уровня. Струмилин исходил из совершенно других оценок. По его данным, в 1922/23 году емкость внутреннего рынка составит 957 млн. рублей, а в 1923/24 – 1530 млн. рублей, то есть в пять раз больше уровня оценки Литощенко[16].
Планирование исходя из заниженных оценок рынка означало только одно – специалисты собираются запланировать низкие и затухающие темпы развития промышленности и хозяйства Республики. А это могло вызвать самые разные последствия.
Итак, уже в начале 1922 года в Госплане вели ожесточенную борьбу две партии, придерживавшиеся противоположных взглядов на задачу планирования, на восстановление хозяйства и на дальнейший хозяйственный курс Республики. Между тем хозяйственная обстановка требовала конкретных рекомендаций, конкретных плановых предположений, которые стали бы ориентирами для развития промышленного производства. К этой задаче противоборствующие группировки подошли с разных сторон, и основная борьба развернулась вокруг краткосрочных и среднесрочных планов.
Первые шаги в этом направлении были сделаны сторонниками Базарова, Калинникова и Громана. В среднесрочном планировании они увидели возможность для перелома хода событий в свою пользу.
Дело состояло в том, что планирование плановиков-коммунистов в большой степени опиралось на уже составленный и принятый план государственной электрификации. Кржижановский предполагал, сохраняя общие контуры плана ГОЭЛРО, составлять уточняющие его годовые и трехлетние для ряда отраслей планы. Основная часть хозяйства должна была работать по годовым программам, увязанным с производством продовольствия и топлива, а для тех отраслей, производственные программы которых выходили за пределы одного года, например в капитальном строительстве, составлялись трехлетние планы. В начале 1920-х годов этот принцип был воплощен на деле и составлены планы судостроения, паровозостроения, тракторостроения до 1925/26 года.
Плановики-коммунисты опирались на принципы, заложенные в плане ГОЭЛРО – приоритет развития электроэнергетики и тяжелой промышленности в условиях централизованного управления хозяйственным комплексом страны. В спорах со специалистами плановики-коммунисты, в первую очередь Кржижановский и Струмилин, стояли именно за такое планирование.
Когда стало очевидно, что руководство Госплана не сойдет с этих позиций, специалисты выдвинули такой проект, который с виду был бы в рамках плана ГОЭЛРО, но по сути означал его отрицание и пересмотр. Осенью 1921 года по инициативе П.А. Богданова в Госплане был поставлен вопрос о разработке плана работы металлопромышленности на предстоящее пятилетие[17].
Вот это и была та идея, которая позволяла подвергнуть план ГОЭЛРО серьезной ревизии, который был рассчитан на десять лет. Соответственно два плана по пять лет равнялись одному десятилетнему. Внесение в каждый план сравнительно небольших корректив, всего по 5 – 10 % от плановых показателей, позволяли отвернуть развитие хозяйства далеко в сторону от первоначальных предположений. В 1922 году сторонникам Калинникова и Громана не удалось использовать эту идею в борьбе за плановую линию. Но в конце 1922 года, когда попытка навязать Госплану принципиально иные основы планирования была отбита, Промсекция пошла по более изощренному пути – составлению больших планов, в первую очередь пятилетних. Принятие хотя бы одного такого плана сильно укрепит позиции специалистов в Госплане, и позволит им повернуть планирование в нужное для них русло.
В ответ на эту инциативу руководство Госплана предложило свою схему составления планов. В первую очередь должны быть составлены общие директивные указания, своего рода контур плана, который утверждается Президиумом Госплана. Затем на основе директивных цифр разрабатываются отраслевые и районные планы. Директивные цифры, несколько позже названные контрольными, служат лимитами и ограничениями. Когда готовы все отраслевые и районные планы, производится их сведение и балансирование. На этом этапе составляется уже единый хозяйственный план, утверждаемый Президиумом Госплана, СТО и Съездом Советов[18]. Таким образом, контроль над планированием остался в руках у плановиков-коммунистов.
По инициативе Промсекции, в ВСНХ в феврале 1923 года началось создание пятилетнего плана развития металлопромышленности. 22 февраля Президиум ВСНХ отдал указание Главметаллу о составлении такого плана. Через месяц, 25 марта, поступило такое же указание от Совета Труда и Обороны.
15 июня 1923 года в Президиум Госплана из Промсекции поступил первый набросок пятилетнего плана по металлопромышленности на 1923/24 – 1927/28 годы, и началось его обсуждение. Плановикам-коммунистам он сильно не понравился. Планирование охватило 32 отрасли. В нем был предусмотрен ежегодный рост на 19–28 %, а общий за пятилетие – 182 % по отношению к уровню 1923 года. Планом предусматривались вложения 400 млн рублей в металлопромышленность, но вот источники этого капитала указаны не были. Когда же у Калинникова спросили, как он собирается финансировать развитие металлопромышленности, то он прямо ответил, что эти деньги можно взять из займов за рубежом[19].
Более того, инженер А.А. Свищенко предложил план восстановления металлургической промышленности Юга России, согласно которому из 18 заводов только два должны были быть пущены за счет государства, а остальные предлагалось отдать в пользование иностранным капиталистам по концессионным договорам.
Руководство Госплана дало такому плану жесткий отпор. Струмилин так охарактеризовал значение этого плана:
«Но именно поэтому план «концентрации», к которому они склоняли нас в Госплане, был, собственно говоря, планом «концентрации» почти всех гигантов современной металлургии в руках бывших собственников этих заводов, уплывших после революции в заграничные «палестины»[20].
До рассмотрения такой план даже не допустили. А вот план Гартвана рассматривался в Президиуме Госплана 15, 17 и 19 июня 1923 года. После долгих дебатов было принято решение считать этот план ориентировочным. Как оказалось впоследствии, в результате деятельности Дзержинского на посту председателя ВСНХ, весь план был выполнен всего за два года[21].
Комиссия по транспорту под руководством А.А. Неопиханова разработала план развития транспорта. По этому плану рост грузооборота устанавливался в 50 % к уровню 1923 года. После того, как он был вынесен на обсуждение в Президиум Госплана, Кржижановский заявил, что эти плановые установки нельзя считать серьезными, потому что в реальности грузооборот развивается куда быстрее. Комиссия по транспорту после доработки сочла возможным увеличить грузооборот на 90 %. Это снова вызвало несогласия, но тем не менее план решено было считать, так же как и план по металлопромышленности, ориентировочным. Впоследствии оказалось, что реальный рост грузооборота составил 160 % по отношению к 1923 году.
В общем, первая попытка планирования потерпела неудачу. Планы оказались далеки от хозяйственной реальности. Единственное – был накоплен первый опыт составления таких среднесрочных планов, который потом пригодился при составлении первого пятилетнего плана.
Советская промышленность того времени, с огромными незадействованными производственными мощностями, с труднопредсказуемыми тенденциями развития в условиях нэповского рынка, с большим трудом поддавалась планированию. Можно сказать, что в 1923 году еще не было возможности создать перспективные планы ее развития. Кржижановский так оценил работу советских хозяйственников в тот период: «Первое трехлетие 1921/22 – 1923/24 годов ушло на сложную и кропотливую работу по организации полуанархического промышленного фронта»[22].
Но, несмотря на все трудности, советской промышленности удалось добиться первых и сразу впечатляющих успехов. Усилиями и стараниями первых советских хозяйственников и инженеров промышленность Советской республики в некоторых отраслях вырвалась на передовые мировые рубежи.
Одной из таких отраслей было сложное машиностроение: производство самолетов и двигателей. Вместе с победой большевиков в Гражданской войне в России началась эпоха моторизации страны. Стремление к этому было и в дореволюционной России, когда возникли первые авиастроительные, моторостроительные, автомобильные, тракторные, танковые заводы и мастерские. Только вот тогда это стремление не поддерживалось, никем не поощрялось, и потому моторизация царской России шла крайне медленными темпами. Развитие этих отраслей промышленности, требующее больших вложений, тормозилось почти полным отсутствием средств.
Большевики освободили развитие этих отраслей от этих тормозящих факторов. На дело моторизации страны уже в первые годы Советской власти, в годы очень трудные и тяжелые, были брошены большие суммы, которые потом, с развитием политики индустриализации, только увеличивались.
Советское авиастроение в середине 1921 года имело 14 авиапредприятий: 6 самолетостроительных заводов, 3 моторостроительных и 5 смешанных, которые выпускали как моторы, так и самолеты. Тогда выпускались самолеты и моторы только иностранных марок по закупленным или захваченным в боях образцам. Советское авиастроение тогда только-только зарождалось.
26 января 1921 года была создана Комиссия по развитию воздушного флота, которая должна была разработать десятилетний план развития советского воздушного флота как военного, так и гражданского. В программу развития флота включались разработки новых типов самолетов, развитие самолето– и моторостроения, перевооружение военного воздушного флота Республики. Комиссия в августе 1922 года представила проект десятилетнего плана в ЦК РКП(б). Пленум ЦК утвердил эту программу и принял постановление выделить на развитие воздушного флота на ближайшие два года 35 млн. рублей, вне всяких программ[23]. Эти средства были пущены на организацию разработки новых типов советских самолетов. Создавались новые конструкторские бюро, где сосредотачивались лучшие специалисты в области аэродинамики.
Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 303; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!