Комбинированное использование историй. 8 страница
Кристина: Можно спросить про то, что рука устала? Я считала, что в трансе человек не устает, в каком бы неудобном положении он ни находился. Это заблуждение? У тебя правда рука устала... висеть так высоко? Или тебе стало неудобно сидеть в таком положении?
Салли: Хм, я ощущала... э-э... Мне было как-то не по себе... Вроде чувство напряжения, но... м-м-м... я бы еще могла так сидеть.
Кристина: Могла?
Салли: Мне казалось, что могла. Да... сидеть так еще довольно долго... хм-м. Знаете, было какое-то странное состояние, я... (Эриксон перебивает ее и обращается к Розе.)
Эриксон: Тебя зовут Кэрол, верно?
Роза: Что?
Эриксон: Тебя зовут Кэрол?
Роза: Меня? Нет.
Эриксон: А как?
Роза: Вы мое имя спрашиваете? (Эриксон утвердительно кивает.) Роза.
Эриксон (Озадаченно): Роза?
Роза: Как цветок “роза”.
Эриксон: Хорошо. Итак, я заставил Розу продемонстрировать свое сопротивление, а затем покорность, потому что глаза у нее все-таки закрылись. Как тебя зовут? (Обращается к Салли.)
Салли: Салли.
Эриксон: Итак, мне удалось показать, как Роза противится, но в конце концов уступает. (Салли улыбается.) А вот Салли, чтобы освободиться, раскашлялась и тоже проявила сопротивление. (Розе.) Это ты подала Салли пример, последовав, которому она освободила руку.
Роза: Честно говоря, я закрыла глаза, потому что так было проще. Иначе вы продолжали бы повторять, чтобы я их закрыла. О’кей, сказала я себе, пожалуй, надо закрыть, чтобы вы перестали повторять одно и то же.
|
|
|
Эриксон: Так. Но ты закрыла их. А Салли оказала сопротивление, следуя твоему примеру, правда, косвенно, через кашель. (Салли улыбается.) Умница. (Салли кашляет и прочищает горло.)
(К Салли.) А как ты собираешься освободить ноги? (Салли смеется.)
Салли: Хм, да просто освобожу. (Эриксон ждет.) Вот посмотрите. (Прежде чем пошевелить ногами, Салли озирается вокруг. Эриксон смотрит ей на ноги и ждет.)
Эриксон: Видите, что она сделала? Для начала воспользовалась визуальной подсказкой. Она поискала, куда бы ей переставить ногу. Сенсорный процесс понадобился ей, чтобы вызвать мышечную реакцию. (К Салли.) Как ты теперь встанешь?
Салли: Вот так и встану. (Салли со смехом смотрит вниз, затем с усилием отрывается от кресла, упершись руками, и встает.)
Эриксон: Ты и обычно встаешь с таким усилием? (Салли кашляет и прочищает горло.) Ты уверена, что съела конфету?
Салли: Сейчас, что ли, или раньше?
Эриксон: Раньше.
Салли: Да, конечно. Но я помнила, что это было внушение.
Эриксон (Придвигается ближе к Салли): Как ты думаешь, ты сейчас совсем проснулась?
Салли (Смеется): Да, думаю, вполне проснулась.
Эриксон: Вполне проснулась. Сейчас ты не спишь?
Салли:Нет, не сплю.
|
|
|
Эриксон: Ты уверена?
Салли (Смеется): Да.
Эриксонмедленно поднимает ее левую руку. Руки у нее были сложены в замок, он разъединяет их и поднимает левую руку за запястье.
Салли: Рука как будто не моя.
Эриксон: Что?
Салли: Рука словно не моя... когда вы это делаете. (Эриксон отводит руку, и рука Салли каталептически повисает. Он смеется. Салли смеется.)
Эриксон: Теперь ты не так уверена, что не спишь.
Салли (Улыбается): Да, не так уверена. Я не ощущаю тяжести правой руки, моя правая словно ничего не весит.
Эриксон: Не ощущаешь тяжести. Вот и ответ на твой вопрос, не так ли? (Обращается к Кристине, которая спрашивала о человеке под гипнозом, у которого рука в неудобном положении. К Салли.) Можешь ее так держать или рука поднимется к лицу? (Эриксон делает движение левой рукой вверх.)
Салли: Хм-м. Вероятно, смогу так удержать.
Эриксон: Приглядывай за рукой. Думаю, она поднимется вверх.
Салли: Э-э... нет. (Отрицательно качает головой.)
Эриксон: Она начнет подниматься небольшими рывками. (Пауза. Салли смотрит прямо перед собой, затем переводит взгляд на Эриксона. Отрицательно качает головой.) Ты, возможно, почувствовала первый рывок. Вот она поднимается. (Салли смотрит на свою руку.) Видишь этот рывок?
|
|
|
Салли: Когда вы говорите, я действительно чувствую.
Эриксон: Что?
Салли: Когда вы говорите о толчке, я его чувствую.
Эриксон: А всех рывков ты не чувствуешь?
Салли: Хм-м-м.
Эриксон (Взяв руку Салли за запястье, он медленно и постепенно подталкивает ее вниз. Затем убирает свою руку.): Я опускал твою руку, а ты сопротивлялась, верно?
Салли: Да.
Эриксон: Зачем?
Салли: Так, как было, тоже неплохо.(Смеется.)
Эриксон (Улыбается): Так, как было... неплохо.
(Смотрит в пол.) Отслужив в морской пехоте и отвоевав войну в южной части Тихого океана, молодой тридцатилетний человек возвращается домой. Побывав во многих переделках, он не получил ни царапины.
Отец и мать были рады его возвращению. И оба они решили посвятить себя своему мальчику. Мама стала диктовать, что ему есть на завтрак и на обед. Каждый день мама советовала, что надеть. Беспокоясь, что сын слишком много работает, папа стал заботиться о его отдыхе и подбирал в “Субботней вечерней газете”, что Виллу следовало почитать.
Вилл был очень послушный сын. Он ел и носил то, что ему велела мама. Он читал то, что предлагал папа. Родители не могли нарадоваться. Но Виллу осточертело жить по указке папы и мамы. А они буквально не давали ему самостоятельно вздохнуть. Единственным убежищем, где он чувствовал себя относительно свободно, была его работа в небольшой мастерской по ремонту и продаже подержанных автомобилей.
|
|
|
Вскоре выяснилось, что ему нельзя переходить через улицу Ван Бурен, где находилась мастерская. Затем оказалось, что ему не следует ездить на работу по Северной Центральной Авеню, потому что на ней находится ресторан “Золотые Ножки” со множеством окон по фасаду. Чтобы уберечь сына от соблазнов, ему велели объезжать это место за несколько кварталов. А потом он обнаружил, что не может ехать в лифте, не может пользоваться эскалатором и испытывает страх, переходя улицы.
Чувствуя, что дома у него не все ладно, он пришел ко мне на консультацию. Когда я узнал, что Вилл боится ездить мимо ресторана “Золотые Ножки”, я ему сказал: “Вилл, тебе придется пригласить миссис Эриксон и меня на обед, а ресторан я выберу сам”. Он ответил:”Надеюсь, это будут не “Золотые Ножки”? На что я заметил: “Мы с миссис Эриксон будем твоими гостями, Вилл, и тебе захочется сделать нам приятное. Ты же не откажешь нам в выборе. Тебе будет приятно пригласить гостей туда, куда они сами пожелают”.
Кроме того, я добавил: “Похоже, ты боишься женщин. Даже продавая подержанные автомобили, ты боишься оторвать глаза от пола и никогда не глядишь на женщин. Ты их боишься. Поскольку ты приглашаешь нас с миссис Эриксон в ресторан, будет очень мило, если и ты придешь с дамой. С твоими вкусами в этом вопросе я не знаком, поэтому скажи, какого типа женщины тебе нравятся”. Вилл ответил: “С хорошенькой и незамужней я бы не пошел”. “Ну, а кто для тебя опаснее хорошенькой и незамужней?” — спросил я. “Конечно, разведенная, да еще хорошенькая, это гораздо хуже, чем незамужняя”. “А еще с какими женщинами ты бы не стал встречаться?” — спросил я. “С молодыми вдовами”, — сообщил Вилл. Наконец, я задал последний вопрос: “Если бы ты решился пригласить куда-нибудь даму, какую бы ты выбрал?” — “О, если б уж дело дошло до этого, то ей было бы лет 86, не меньше”. “Отлично, — заметил я, — приезжай к нам домой во вторник к шести часам вечера и повезешь миссис Эриксон, меня и еще одну даму в ресторан”. Вилл испуганно промолвил: “Боюсь, у меня ничего не выйдет”. — “Вилл, я жду тебя в шесть вечера в следующий вторник, у тебя все выйдет”. В следущий вторник Вилл явился ровно в шесть, весь разодетый и обливающийся потом. Я не мог спокойно сидеть на диване. Я сообщил, что дама, которую я для него пригласил, еще не приехала и мы приятно скоротаем время, поджидая ее. По лицу Вилла было видно, что приятными его страдания не назовешь. Он беспокойно ерзал на диване, не отводя глаз от входной двери и с надеждой взирая на миссис Эриксон и меня. Мы поддерживали обычную светскую беседу, пока в гостиную не вошла очаровательная девушка, опоздав на двадцать минут. Вилл был в нескрываемом ужасе. Я представил их друг другу: “Вилл, познакомься с Кич. Кич, Вилл приглашает нас всех на обед”. Кич радостно всплеснула руками и расплылась в счастливой улыбке. “Кстати, Кич, — спросил я, — сколько раз ты была замужем?” “О, шесть раз”, — беззаботно ответила она. “А сколько раз разводилась?” “Шесть раз”, — ответила Кич. (Эриксон смеется.) Вилл побелел, как полотно.
Я попросил: “Вилл, спроси у Кич, где она хочет пообедать”. Кич ответила: “О, Вилл, мне хотелось бы в “Золотых Ножках”, на Северной Центральной Авеню”. Миссис Эриксон поддержала: “Мне там тоже нравится”. А я добавил: “Это хороший ресторан, Вилл”. Вилла всего передернуло, но я сказал: “Пошли. Взять тебя под руку, Вилл?” Он ответил: “Нет, я сам пойду, но боюсь упасть в обморок”. Я предупредил: “Когда мы будем выходить, там будут три ступеньки. Смотри не упади на них в обморок, а то разобьешься об асфальт. Погоди, пока мы выйдем на лужайку. Вот там и падай”. “Не хочу я падать, — буркнул Вилл. — Может, я и до автомобиля дойду”.
Когда мы дошли до автомобиля (моего автомобиля), а я знал, что вести машину придется мне, Вилл сказал: “Я прислонюсь к машине, чтобы не упасть в обморок”. “Не беспокойся, — заметил я, — здесь как раз безопасно падать”. А Кич предложила: “Вилл, иди-ка сюда и садись со мной на заднее сидение”. Весь дрожа, Вилл забрался в машину.
Добравшись до ресторана, я поставил машину на самом дальнем конце стоянки и заметил: “Вилл, можешь выходить из машины и падать в обморок прямо здесь, на стоянке”. “Не хочу я здесь падать”, — проворчал Вилл.
Выйдя из машины, мы направились к ресторану, а по дороге я все подсказывал Виллу: “Вот хорошенькое местечко для обморока, и это — ничуть не хуже, а вот здесь — то, что надо...” Так он дошел до входа в ресторан, а я поинтересовался: “Ты где предпочитаешь упасть: внутри здания или снаружи?” “Я не хочу падать на улице”, — ответил Вилл. “А, ну тогда пойдем внутрь, в случае чего ты там сможешь упасть в обморок”.
Когда мы вошли, я спросил: “Вилл, ты какой столик предпочитаешь?” “Поближе к двери”, — ответил он. Тогда я подытожил: “В дальнем конце ресторана расположена невысокая балюстрада с уютными кабинами. Давай там пообедаем, оттуда хорошо виден весь ресторан”. “Да я потеряю сознание, прежде чем туда доберусь”, — ответил Вилл. “Ничего особенного. Можешь упасть возле этого столика, или этого, вот этот тоже подойдет”. Так мы благополучно прошли мимо всех столиков к выбранной нами кабинке.
Сначала села миссис Эриксон, рядом с ней Кич пригласила сесть Вилла, а сама села по другую сторону от него, а я оказался с краю. Таким образом, Вилл попал в женское окружение.
Подошла официантка. Стала записывать наш заказ, но позволила себе какую-то грубость. Я сделал ей резкое замечание, она стала огрызаться, слово за слово, и мы так разорались, что привлекли внимание всех посетителей. Вилл готов был залезть под стол, но миссис Эриксон его удержала, заметив: “Такое не каждый день увидишь”. Наконец разъяренная официантка ушла, и к нам подошел управляющий, чтобы выяснить, в чем дело. Я и с ним сцепился, мы раскричались, и он вынужден был ретироваться.
Затем вернулась официантка и спросила: “Что будете заказывать?” Миссис Эриксон сделала свой заказ, я свой. Официантка обратилась к Кич: “Ваш заказ, пожалуйста”. Кич начала: “Мой друг возьмет цыпленка, но только белое мясо. К нему отварной картофель, средний: не крупный и не мелкий, сметана и лук. Я думаю, всего полезней для Вилла будет порция тушеной моркови и хрустящие булочки”. Затем она выбрала блюда для себя.
Во время еды Кич беспрестанно опекала Вилла, указывая, в каком порядке приниматься за блюда, какой выбрать кусочек, и следила буквально за каждым его глотком. Бетти и я наслаждались своим обедом. Кич наслаждалась своим. Один Вилл чувствовал себя как на раскаленной сковороде.
Когда мы собрались уходить, Кич сказала: “Вилл, за обед, конечно, платишь ты, и, я думаю, тебе следует дать официантке хорошие чаевые. Обед был чудесный, так что дай ей...” — и она назвала точную сумму.
На выходе я продолжал советовать Виллу: “Если тебе плохо, вот у этого столика удобно падать”. Так я предлагал ему различные места для обморока, пока мы не нашли наш автомобиль и не уселись в него.
Когда мы подъехали к нашему дому, Кич предложила: “Вилл, давай зайдем в гости к доктору Эриксону и миссис Эриксон”. Взяв его под руку, она чуть ли не силком втащила его в дом. Не успели мы перекинуться несколькими словами, как Кич заявила: “Я так люблю танцевать”. Тут Вилл с облегчением ответил: “А я не умею”. “Вот и чудесно, — не растерялась Кич. — Я просто обожаю обучать мужчин танцам. Ковер нам не помешает... Включите ваш проигрыватель, доктор Эриксон, что-нибудь танцевальное, а я поучу Вилла”. Она вытащила Вилла на середину комнаты и вскоре объявила: “Вилл, да ты просто прирожденный танцор. Давай пойдем на дискотеку и всласть потанцуем”. Вилл нехотя уступил, и они протанцевали до трех часов ночи. Затем Вилл проводил Кич домой.
Когда на следующее утро мамаша подала ему завтрак, Вилл взбунтовался: “Не желаю больше яиц всмятку. Поджарь мне три куска ветчины с яйцом, подай два тоста и стакан апельсинового сока”. Мамаша слабо сопротивлялась: “Но, Вилл...” “Никаких “но”, мама, я сам знаю, что мне надо”.
Когда Вилл вернулся с работы, папаша сказал: “Я подобрал для тебя интересную статью из “Субботней вечерней газеты”. “Я купил по дороге “Полицейский вестник” и буду читать его”, — заявил Вилл. (Обращаясь к студентам.) Попытаюсь объяснить для наших иностранцев: материал в этой газете очень рискованный, горячий. Рассказы о разного рода преступлениях, особенно на сексуальной почве. У папаши волосы встали дыбом, но Вилл на этом не остановился: “На следующей неделе я от вас перееду и буду жить отдельно. И буду делать все, что мне заблагорассудится”.
Он позвонил Кич и пригласил ее на обед в воскресенье, а потом они пошли на танцы. Они продолжали встречаться в течение трех месяцев. Затем Вилл навестил меня и спросил: “Что будет, если я перестану встречаться с Кич?” Я ответил: “Она шесть раз разводилась. Думаю, переживет и твое исчезновение из ее жизни”. “Тогда я исчезну”, — сказал Вилл. Он расстался с Кич и начал встречаться с другими девушками. А свою сестру с мужем и двоюродного брата направил ко мне лечиться.
Однажды Вилл заявился ко мне с молоденькой девушкой и сказал: “Мисс М. боится общаться, боится ходить в гости. Ее жизнь ограничивается только домом и работой, в основном она молчит. На следующей неделе мои друзья устраивают вечеринку, я ее приглашаю, а она отказывается. Я хочу, чтобы вы заставили ее пойти”. Вилл вышел из комнаты.
“Мисс М., — обратился я к ней, — по всей вероятности, вы нравитесь Виллу”. “Да, — согласилась она, — но я боюсь мужчин. Вообще боюсь людей и не хочу идти на вечеринку. Я не знаю, что говорить, не умею поддерживать беседу с незнакомыми людьми”. “Мисс М., — сказал я, — я знаю всех, кто там будет. Они все обожают поговорить, чем и будут заняты. Но на вечеринке не будет никого, кто умел бы внимательно слушать. Вы будете там просто бесценной гостьей, потому что каждый получит отличного слушателя”.
Вилл и мисс М. поженились. Они вместе летали в Юму, вместе побывали в Таксоне, вместе летали обедать в Флэгстафф. Теперь ему нипочем все эскалаторы и лифты в Фениксе. Вилл возглавил новую автомобильную фирму. Единственный выход в “Золотые Ножки” показал Виллу, что он может себя свободно чувствовать в ресторане, в аптеке, в любом здании с лифтами и эскалаторами. Он убедился, что свидание с женщиной не грозит ему обмороком. (Эриксон усмехается.) Не кто иной, как Вилл, заявил матери, что он сам будет решать, что ему есть. Не кто иной, как Вилл, заявил папаше, что у него есть собственный читательский вкус... И это Вилл заявил родителям, где он собирается жить.
Мне же только пришлось организовать выход в ресторан да уговориться с официанткой и управляющим о живописной ссоре, которая доставила нам немало удовольствия, а Вилл выяснил, что он может выдержать и это. (Эриксон улыбается.) Он нормально перенес знакомство с хорошенькой шестикратно разведенной женщиной, которая к тому же научила его танцевать. Даже не понадобилось многонедельного лечения. Лечить надо было его семейство, но это я предоставил самому Виллу. Я лишь доказал Виллу, что уморить его невозможно, а посему жизнь продолжается. (Эриксон смеется.) Мне самому вся эта история доставила удовольствие.
Как много людей, начитавшись книг, берутся за лечение. На этой неделе попробуем так, на следующей — эдак. И правила вроде все соблюдают... Вот столько на этой неделе, вот столько на следующей, вот столько в этом месяце, а столько — в следующем. Виллу надо было всего лишь убедиться, что он может перейти улицу и пойти в ресторан. А ведь ему приходилось объезжать его за несколько кварталов. Каких только мест я не предлагал ему для обморока. Но с ним ничего не произошло. Я предоставил ему полную свободу рухнуть в обморок, даже умереть... (Эриксон смеется.) Но он понял, что жизнь — вещь стоящая, и все лечение взял на себя. Что касается мисс М., то она уже мамаша нескольких ребятишек и имеет добрых друзей и соседей, ведь каждому нужно, чтобы его выслушали.
Честно говоря, я не верю в фрейдовский психоанализ. Безусловно, Фрейд обогатил психиатрию и психологию массой ценных идей. Идей, до которых психиатрам и психологам следовало бы додуматься самостоятельно, а не дожидаться, пока Фрейд им все разжует. Это он изобрел религию, которую назвал “психоанализом” и которая, по его мнению, подходит всем людям, без различия полов, возрастов, уровня культуры, подходит для всех случаев жизни, даже для таких, в которых сам Фрейд не может разобраться.
Его психоанализ годится для всех времен и проблем. Фрейд анализировал пророка Моисея. Готов спорить на что угодно, что уж с Моисеем Фрейду встречаться не доводилось. Он даже представления не имеет, как Моисей выглядел, однако он подверг его анализу. Но ведь жизнь во времена Моисея — это совсем не то, что жизнь во времена Фрейда. Он и Эдгара Аллана По проанализировал — по его произведениям, переписке и газетным рецензиям. Я считаю, следует отдать под суд врача, который попытался бы диагностировать аппендицит у писателя, исходя из его произведений, писем к друзьям и газетных баек о нем. (Эриксон смеется.) Однако Фрейд подверг психоанализу Эдгара Аллана По на основании сплетен, слухов и его произведений. И абсолютно в нем не разобрался. А ученики Фрейда проанализировали “Алису в Стране Чудес”. Но это же чистый вымысел. Нашим аналитикам все нипочем.
По Фрейду, чувство соперничества с братьями и сестрами в одинаковой мере присуще единственному ребенку в семье и ребенку, где в семье еще десять детей. Тот же Фрейд толкует о фиксации ребенка в отношении матери или отца даже в тех случаях, когда и отец-то неизвестен. Тут тебе и оральная фиксация, и анальная фиксация, и комплекс Электры. Никого не интересует истина. Это вид религии. Однако спасибо Фрейду за те понятия, которые он внес в психиатрию и психологию, и за его открытие, что кокаин действует на глаза как анестетик. (Эриксон смотрит на сидящую слева от него женщину.)
Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 269; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!