ХОРОШЕЕ МЕСТО, ЧТОБЫ ОСТАТЬСЯ 25 страница
Добравшись до площади между церковью и домом Каприкорна, они съехали вниз по водосточной трубе. Минуту-другую Сажерук, пригнувшись и затаив дыхание, стоял за штабелем ящиков и высматривал часового. Не только площадь, но и узкая улочка вдоль дома Каприкорна была залита ярким светом. У фонтана перед церковью сидела чёрная кошка. У Басты бы замерло сердце при этом зрелище, но Сажерука больше беспокоили часовые перед домом Каприкорна. Один из них, крепкий, приземистый парень, четыре года назад отыскал Сажерука на севере, в городе, где тот собирался устроить своё последнее представление. Взяв на помощь ещё двоих, он доставил его сюда, и тут Каприкорн расспросил его о Волшебном Языке и о девочке – так, как умел расспрашивать Каприкорн.
Часовые ссорились. Они были так поглощены друг другом, что Сажерук набрался смелости и поспешно проскользнул в проулок за домом Каприкорна. Фарид следовал за ним бесшумно, как ожившая тень. Дом Каприкорна, массивное, неуклюжее здание, был, наверное, когда-то деревенской ратушей, а может быть, монастырём или школой. Ни одно окно не светилось, и часовых в проулке тоже не было видно. Но Сажерук не терял бдительности. Он знал, что часовые часто прятались в тёмных дверных проёмах, сливаясь с мраком в своих чёрных куртках, как вороньё в ночи. Да, Сажерук хорошо знал деревню Каприкорна. Ему нередко приходилось красться по этим улочкам с тех пор, как Каприкорн затащил его сюда, чтобы он искал ему Волшебного Языка и книгу. Каждый раз, когда тоска по родным краям сводила его с ума, он приходил сюда, к своим старым врагам, чтобы хоть отчасти стряхнуть невыносимое ощущение чужбины. Даже страх перед ножом Басты не мог его удержать.
|
|
|
Сажерук подобрал с земли плоский камешек, кивком подозвал Фарида и кинул камень вниз по переулку. Никакого движения. Часовой, как он и надеялся, делал обход, и Сажерук прошмыгнул к стене, ограждавшей сад Каприкорна: овощные грядки, плодовые деревья, душистые кусты, укрытые стеной от холодного ветра, иногда задувавшего с ближних гор. Сажерук нередко развлекал рассказами половших грядки служанок. Прожектора в саду не было, часового тоже (кому бы пришло в голову воровать овощи?), а в дом вела со двора зарешечённая дверь, которую на ночь запирали. Прямо под стеной стояла клетка для собак, но, перемахнув через стену, Сажерук нашёл её пустой. Собаки не вернулись с холмов. Они оказались умнее, чем думал о них Сажерук, а новых Баста не завёл. Это было глупо с его стороны. Баста вообще дурак.
Сажерук кивком велел мальчику следовать за ним и побежал мимо ухоженных грядок к зарешечённой двери. Увидев тяжёлую решётку, мальчик вопросительно посмотрел на него, но Сажерук в ответ только приставил палец к губам и показал глазами на одно из окон второго этажа. Ставни были открыты. Сажерук мяукнул так похоже, что ему ответили сразу несколько кошек, но в окне ничто не шевельнулось. Он беззвучно чертыхнулся, вслушиваясь в темноту, и крикнул хищной птицей. Фарид вздрогнул и прислонился к стене дома. На этот раз за окном послышалось движение. Из него высунулась женщина. Сажерук помахал ей. Она махнула в ответ и скрылась.
|
|
|
– Не смотри на меня так, – шепнул Сажерук, поймав тревожный взгляд Фарида. – Ей можно доверять. Многие из этих женщин не любят Каприкорна и его людей, а многих вообще притащили сюда силой. Но все они его боятся. Боятся потерять работу, боятся, что он подожжёт дом, где живут их семьи, если они станут болтать о нём и о том, что здесь творится, боятся, что к их близким явится Баста с ножом… Резе нечего бояться – у неё нет семьи. «Больше нет», – добавил он мысленно.
Дверь за решёткой отворилась, и сквозь прутья выглянула та самая женщина. Пышные русые волосы обрамляли озабоченное бледное лицо.
– Как ты поживаешь? – Сажерук протянул руку через прутья решётки.
Реза, улыбаясь, пожала её и движением головы указала на мальчика.
|
|
|
– Это Фарид, – сказал Сажерук тихо. – Он ко мне, можно сказать, прибился. Но ему можно доверять. Он так же не любит Каприкорна, как мы с тобой.
Реза кивнула, посмотрела на него с упрёком и покачала головой.
– Да, я знаю, неразумно, что я снова пришёл. Ты слышала, как всё было? – Сажерук говорил с нескрываемой гордостью. – Они думали, со мной можно делать что угодно, но просчитались. На свете есть ещё один экземпляр этой книги, и я его добуду! Не смотри на меня так. Ты знаешь, где Каприкорн её прячет?
Реза покачала головой. Позади них раздался шорох, Сажерук резко обернулся, но это только мышь пробежала в тишине через двор. Реза достала из кармана халата карандаш и лист бумаги. Она писала медленно и аккуратно, зная, что Сажеруку легче читать большие буквы. Она сама же и научила его писать и читать, чтобы они могли разговаривать.
Сажеруку всегда требовалось время, прежде чем буквы перед его глазами обретали смысл. Он всякий раз испытывал гордость, когда эти значки с паучьими лапами наконец складывались в слова и выдавали ему свою тайну.
– «Я поищу», – прочёл он тихо. – Ладно. Но будь осторожна. Я не хочу, чтобы ты рисковала своей хорошенькой головкой. – Он снова склонился над запиской. – А что значит «Ключи Басты теперь у Сороки?»
|
|
|
Он вернул ей записку. Фарид так зачарованно смотрел на пишущую руку Резы, будто наблюдал за волшебством.
– Придётся тебе научить и его, – прошептал Сажерук через решётку. – Видишь, как он на тебя уставился?
Реза подняла голову и улыбнулась Фариду. Он смущённо поглядел в сторону. Реза провела пальцем по лицу.
– Ты хочешь сказать, что он красивый мальчик? – Сажерук насмешливо скривил рот, а Фарид от смущения не знал, куда глаза девать. – А я? Я красив, как луна? Не знаю, как и отнестись к такому комплименту. Ты хочешь сказать, что у меня почти столько же рытвин на лице?
Реза зажала себе рот рукой. Её легко было рассмешить, она смеялась, как ребёнок. И только тогда можно было услышать её голос.
Выстрелы разорвали ночную тишину. Реза вцепилась в решётку, а Фарид испуганно присел на корточки у стены. Сажерук поднял его.
– Ничего страшного, – прошептал он. – Часовые стреляют по кошкам. Они всегда этим развлекаются, как заскучают.
Мальчик недоверчиво посмотрел на него, но Реза продолжала писать.
– «Она забрала их у него, – прочёл Сажерук. – В наказание». Да, это Басте, конечно, пришлось не по вкусу. Он так задавался из-за этих ключей, словно ему поручили хранить зеницу ока Каприкорна.
Реза сделала движение, будто вытаскивает из-за пояса нож, и при этом состроила такое мрачное лицо, что Сажерук чуть не рассмеялся вслух. Он быстро осмотрелся по сторонам, но на дворе за высокой стеной было тихо, как на кладбище.
– Могу себе представить, как бесится Баста, – прошептал он. – Он из кожи вон лезет, чтобы угодить Каприкорну, перерезает глотки, уродует лица, а тут такое.
Реза вновь взялась за карандаш. Ему снова потребовалось до обидного много времени, чтобы расшифровать чётко написанные буквы.
– Ах, вот как! Ты слышала о Волшебном Языке? Тебе интересно, кто он? Если бы не я, он бы до сих пор сидел в клетке Каприкорна. Что ещё сказать? Спроси Фарида. Волшебный Язык достал мальчика из его истории, как косточку из абрикоса. К счастью, он не захватил тех хищных духов, о которых мальчишка всё время болтает. Он, конечно, настоящий Мастер Чтения, не то что Дариус. Сама видишь, Фарид не хромает, лицо у него, надо думать, такое же, как всегда, и голос он тоже сохранил, хотя это сейчас и не заметно.
Фарид сердито посмотрел на него.
– Как Волшебный Язык выглядит? Ему Баста пока лицо не разукрасил – вот всё, что я тебе могу сказать.
Над ними раздался скрип ставня. Сажерук вжался в решётку. «Это просто ветер, – подумал он, – просто ветер». Фарид смотрел на него расширенными от ужаса глазами. Возможно, этот скрип снова напомнил ему о демонах; однако фигура, высунувшаяся из окна над их головами, была из плоти и крови: Мортола, или Сорока, как её за глаза называли. Все служанки ходили у неё по струнке, ничто не могло укрыться от её взора и слуха, даже секреты, которыми женщины шёпотом обменивались по ночам в спальной комнате. Для сейфов с деньгами Каприкорн и то отвёл лучшее помещение, чем для служанок. Они все спали в его доме, по четыре в одной комнате, кроме тех, что не побрезговали кем-нибудь из его молодцов. Эти селились со своими мужчинами в заброшенных домах.
Сорока облокотилась на карниз, вдыхая ночную прохладу. Она торчала в окне бесконечно долго, так долго, что Сажеруку неудержимо хотелось свернуть её худую шею. Но наконец она, видимо, надышалась воздухом и затворила окно.
– Мне пора уходить, но завтра вечером я приду снова. Может быть, до тех пор ты узнаешь что-нибудь о книге. – Сажерук вновь сжал пальцы Резы – они загрубели от мытья и стирки. – Прости, я это уже говорил, но всё же будь осторожна и держись подальше от Басты.
Реза пожала плечами. Как ещё ответишь на такой бесполезный совет? Почти все женщины в деревне старались держаться подальше от Басты, но он не всегда держался от них подальше.
Сажерук ждал перед зарешечённой дверью, пока Реза не поднялась к себе. Свечой она подала ему знак через окно.
Часовой на автостоянке так и не снял наушников. Он увлечённо танцевал между машинами, держа ружьё на вытянутой руке, как девушку за плечи. А когда он всё же поглядел в нужном направлении, Сажерук и Фарид давно уже исчезли во мраке ночи.
На обратном пути к укрытию они никого не встретили, кроме лисы, выскочившей у них из-под ног, сверкая голодными глазами. Внутри обгорелых стен сидел Гвин и доедал пойманную птицу. Перья ярко блестели в темноте.
– Она всегда была немая? – спросил мальчик, когда Сажерук устроился на ночь под деревом.
– Сколько я её знаю, – ответил Сажерук, поворачиваясь к нему спиной.
Фарид улёгся рядом. Он всегда так делал. И сколько Сажерук ни откатывался от него, проснувшись, он всякий раз обнаруживал мальчика у себя под боком.
– Фотография у тебя в рюкзаке, – сказал Фарид, – это её фотография.
– И что? Мальчик промолчал.
– Если ты решил за ней поухаживать, – сказал Сажерук насмешливо, – советую тебе отказаться от этой затеи. Это одна из любимых служанок Каприкорна. Ей даже разрешается приносить ему завтрак и помогать при утреннем одевании.
– Давно она у него?
– Пять лет. И за все эти годы Каприкорн ни разу не отпускал её из деревни. Ей из дома-то редко позволяется выходить. Она два раза пыталась бежать, но далеко не ушла. Один раз её укусила змея. Она мне никогда не рассказывала, как наказал её Каприкорн за побег, но я знаю, что с тех пор она бежать не пыталась.
Позади них раздался шорох. Фарид вскочил, но оказалось, что это всего лишь Гвин. Куница, облизывая морду, устроилась на животе у мальчика. Фарид со смехом вытащил перо у неё из шерсти. Гвин энергично обнюхал его нос и подбородок, словно соскучился по мальчику, а потом соскочил с него и снова скрылся во мраке.
– Славный зверь, – прошептал Фарид.
– Нисколечко, – сказал Сажерук и до подбородка натянул тонкое одеяло. – Наверное, он любит тебя за то, что ты пахнешь как девочка.
В ответ на это Фарид долго молчал.
– Она на неё похожа, – сказал он как раз в тот момент, когда Сажерук уже проваливался в сон. – Дочь Волшебного Языка. У неё такой же рот и такие же глаза, и смеётся она точно так же.
– Чушь! – сказал Сажерук. – Нисколько они не похожи. Просто обе голубоглазые, вот и всё. Это не редкость. А теперь спи наконец.
Мальчик послушался. Он закутался в свитер, который дал ему Сажерук, и повернулся на другой бок. Вскоре дыхание его стало ровным, как у младенца. А Сажерук не мог уснуть всю ночь, глядя недреманными глазами в темноту.
ТАЙНЫ
– Когда меня посвятят в рыцари, – сказал Уорт, зачарованно глядя в огонь, – я буду молить Бога, чтобы он послал мне все существующее в мире зло. Лишь мне одному. Если я одержу над этим злом верх, то его больше нигде не будет, а если победит оно, то пострадаю от этого только я один.
– Это было бы чересчур опрометчивым шагом с твоей стороны, – ответил Мерлин, – и ты бы проиграл. И страдал бы от этого.
Т. X. Уайт. Король Камелота
Каприкорн встречал Мегги и Фенолио в церкви в окружении полутора десятков своих людей. Он сидел в новом, угольно-чёрном кресле, установленном под присмотром Мортолы. На сей раз он был одет для разнообразия не в красное, а в светло-жёлтое, цвета утреннего солнца, пробивавшегося в окна. Он велел привести их ни свет ни заря, на холмах ещё лежал туман, и солнце плавало в нём, как мячик в мутной воде.
– Клянусь всеми буквами алфавита! – прошептал Фенолио, идя вместе с Мегги по центральному нефу церкви; по пятам за ними шёл Баста. – Он правда выглядит в точности так, как я его себе представлял. «Бесцветный, как молоко в стакане», – кажется, так я выразился.
Он пошёл быстрее, словно сгорая от нетерпения поближе рассмотреть своё создание. Мегги насилу за ним поспевала, а Баста у самой лестницы оттащил его назад.
– Эй, это что ещё такое? – зашипел он. – Не так быстро! И не забудь поклониться, понял?
Фенолио лишь презрительно посмотрел на него и остался стоять совершенно прямо. Баста протянул было руку в его сторону, но Каприкорн едва заметно покачал головой, и Баста опустил руку, как ребёнок, которому сделали замечание. Рядом с креслом Каприкорна стояла Мортола, сложив руки за спиной, будто крылья.
– И впрямь, Баста, я так и не понял, о чём ты думал, когда вернулся без её отца, – сказал Каприкорн, переводя глаза с Мегги на морщинистое, как у черепахи, лицо Фенолио.
– Его не было, я ведь уже объяснял. – В голосе Басты слышалась обида. – Я что, должен был сидеть там, как жаба у пруда, и его дожидаться? Он скоро сам сюда прибежит. Мы ведь все видели, как он обожает девчонку. Я готов побиться об заклад на мой нож: он появится здесь сегодня же, самое позднее – завтра.
– Твой нож? Ты ведь его недавно потерял. Мортола говорила насмешливо, и Баста стиснул зубы.
– Ты распустился, Баста, – заметил Каприкорн. – Ты от горячности совсем перестал соображать. Давай посмотрим, кого ты ещё притащил.
Фенолио так и не отвёл от него глаз. Он рассматривал Каприкорна, как художник, который спустя много лет вновь видит им же написанную картину; судя по выражению его лица, он был доволен тем, что видит. Ни тени страха не уловила Мегги в его глазах, только недоверчивое любопытство и удовлетворение. Удовлетворение своей работой. Каприкорну этот взгляд не понравился, это Мегги тоже заметила. Он не привык, чтобы на него смотрели бесстрашно, как этот старик.
– Баста рассказывал мне о вас странные вещи, господин…
– Фенолио.
Мегги наблюдала за выражением лица Каприкорна. Прочёл ли он хоть раз имя на обложке «Чернильного сердца», чуть выше названия?
– Даже голос у него в точности такой, как я себе представлял, – шепнул ей Фенолио.
Он был похож на ребёнка, с восторгом глядящего на льва в клетке. Но только Каприкорн сидел не в клетке. Один его взгляд – и Баста так заломил старику локоть за спину, что тот судорожно глотнул воздух.
– Не люблю, когда при мне шепчутся, – пояснил Каприкорн, пока Фенолио пытался продохнуть. – Итак, Баста рассказал мне фантастическую историю: вы будто бы утверждали, что именно вы написали некую книгу… Как она там называлась?
– «Чернильное сердце». – Фенолио потёр болевшую спину. – Она называется «Чернильное сердце», потому что у её героя сердце черно от злобы. Мне до сих пор нравится это название.
Каприкорн поднял брови и улыбнулся:
– Как прикажете это понимать? Может быть, как комплимент? Ведь то, о чём вы говорите, – моя история.
– Нет. Это моя история. А ты её персонаж – вот и все.
Мегги заметила, как Баста вопросительно взглянул на Каприкорна, но тот едва заметно покачал головой, так что спина Фенолио на некоторое время была в безопасности.
– Интересно, интересно. Значит, ты упорствуешь в своём вранье. – Каприкорн снял ногу с ноги и поднялся с кресла. Потом медленно спустился по ступенькам.
Фенолио заговорщически улыбнулся Мегги.
– Что улыбаешься?
Голос Каприкорна стал режущим, как нож Басты. Он остановился прямо перед Фенолио.
– Ах да, мне не следовало забывать, что тщеславие – одно из свойств, которыми я щедро тебя наделил. Тщеславие и… – тут Фенолио выдержал эффектную паузу, – ещё несколько слабостей, о которых лучше не распространяться в присутствии твоих молодцов, правда?
Короткое – и нескончаемое – мгновение Каприкорн глядел на него молча. Потом он улыбнулся. Улыбка была слабая, бледная, чуть кривившая уголки рта, а глаза его в это время блуждали по церкви, как будто он и думать забыл про Фенолио.
– Ты дерзкий старик, – сказал он. – Да к тому же ещё и лгун. Но если ты надеешься произвести на меня впечатление своим наглым враньём, как на Басту, то мне придётся тебя разочаровать. Твои претензии смешны, как и ты сам, и со стороны Басты было непростительной глупостью притащить тебя сюда, потому что теперь нам нужно так или иначе от тебя отделаться.
Баста побледнел. Втянув голову в плечи, он торопливо подошёл к Каприкорну и зашептал ему на ухо.
– А если он всё же не врёт? – услышала Мегги. – Они оба говорят, что все мы погибнем, если тронем старика.
Каприкорн смерил его таким презрительным взглядом, что Баста отшатнулся, словно его ударили. По виду Фенолио было похоже, что его всё это чрезвычайно забавляет. Мегги казалось, что он считает происходящее театральным представлением, устроенным лично для него.
– Бедняга Баста, – сказал Каприкорну Фенолио. – Ты снова несправедлив к нему, потому что он прав. Что, если я не лгу? Что, если я и в самом деле создал вас – тебя и Басту? Может быть, вы просто растворитесь в воздухе, если меня не станет? Это очень вероятное предположение.
Каприкорн рассмеялся, и всё же Мегги почувствовала, что он размышляет над тем, что сказал Фенолио, и что он встревожен, хотя и старается притворяться равнодушным.
– Я могу доказать, что я именно тот, за кого себя выдаю, – сказал Фенолио так тихо, что, кроме Каприкорна, его слова слышали только Баста и Мегги. – Мне сделать это здесь, перед твоей свитой и служанками? Рассказать им о твоих родителях?
В церкви стало тихо. Никто не шевельнулся – ни Баста, ни молодцы Каприкорна, ждавшие у ступеней. Даже женщины, мывшие пол под столами, выпрямились и посмотрели на Каприкорна и чужого старика, стоявшего перед ним. Мортола всё ещё стояла возле его кресла, выпятив подбородок, словно от этого ей было лучше слышно, о чём шепчутся там, внизу.
Каприкорн молча рассматривал свои запонки. Они казались пятнами крови на белых манжетах.
Потом он снова взглянул бесцветными глазами прямо в лицо Фенолио.
– Что ж, говори, старик! Но, если тебе дорога жизнь, постарайся, чтобы слышал тебя только я.
Он говорил тихо, но Мегги слышала в его голосе еле сдерживаемую ярость. Никогда ещё он не казался ей таким страшным.
Каприкорн сделал знак Басте, и тот неохотно отступил на несколько шагов.
– Я ведь могу говорить при малышке? – Фенолио положил Мегги руку на плечо. – Или её ты тоже боишься?
Каприкорн даже не взглянул на Мегги. Он видел сейчас только старика – своего создателя.
– Ну, говори же, даже если сказать тебе нечего. Ты не первый, кто пытается баснями спасти свою шкуру в этой церкви, но, если ты будешь по-прежнему нести вздор, я велю Басте положить тебе на шею славную маленькую змейку. У меня всегда припасено несколько штук на такие случаи.
Угроза не произвела на Фенолио большого впечатления.
– Ладно, – сказал он, поглядев вокруг и как бы сожалея, что у него так мало слушателей. – С чего начать? Сперва одно важнейшее правило: писатель никогда не доверяет бумаге всё, что знает о своих персонажах. Читателю не обязательно знать все. Есть вещи, которым лучше оставаться тайной, известной только автору и его созданиям. Вот он, например. – Фенолио показал на Басту. – Я всегда знал, что он был глубоко несчастен до того, как встретился с тобой. Как это говорится в одной прекрасной книге? «До ужаса легко убедить ребёнка, что он отвратителен». Басту в этом убедили. Не то чтобы ты его разубедил. Конечно, нет! С какой стати? И всё же у него вдруг появился кто-то, кому он был предан, кто говорил ему, что делать… У него появился бог, Каприкорн, и если ты порой обращался с ним плохо, то кто сказал, что боги всегда добры? Они куда чаще строги и жестоки, правда? Но в книге я об этом не писал. Я это знал – и достаточно. Но довольно о Басте, перейдём к тебе.
Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 312; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!