Попытки приобщить пруссов к христианству



 

Говорить о прусской независимости или свободе – значит четко видеть отличия между прусскими воинами XIII века и либералами XIX века, которые прославляли первых за сопротивление иноземным захватчикам. Такая постановка вопроса ошибочна, потому что у христиан не было выбора, кроме как защищать себя, ведь невозможно было существовать рядом с такой варварской системой. Более того, современная концепция национализма не соотносится со средневековой концепцией этнической идентификации. Тем не менее эта проблема все еще иногда обсуждается, часто в контексте проблем империализма и неоимпериализма, причем западные нации почти всегда считаются неправыми[14].

В XIII веке также, должно быть, существовали философы, которые обсуждали те же вопросы, что волнуют нас сегодня. Без сомнения, такие споры велись и между старейшинами и жрецами прусских кланов с христианскими диалектиками, когда миссионеры пытались крестить эти племена. С одной стороны – похвалы традиционным ценностям и свободе выбора, воинской доблести и свободе от налогов, с другой – порицание суеверий, невежества и варварских обычаев. Христианские церковники, которые ценили свободу мысли и духа, делали все возможное, чтобы убедить этих простых, но проницательных земледельцев, что путь цивилизации и спасения предпочтительнее древних воинственных обычаев, но не преуспели в этом. Их попытки сталкивались с многими препятствиями – их собственные предрассудки, то, что они несли идеи, применимые к рабству, то, что структура феодального устройства власти отвращала местную знать, видевшую в миссионерах предшественников иноземных правителей, наконец, они просто-напросто плохо говорили на прусском языке. Но живучесть прусского язычества основывалась не только на неудаче миссионеров, в корне ее лежала процветающая военная культура.

Военные успехи вызвали появление в рядах знати жестоких и честолюбивых людей, которые обогащались от набегов за рабами в христианские земли. Столкнувшись с мирными миссионерами, они не прекратили своих нападений и временами убивали этих храбрых пришельцев. Для того чтобы прусская знать приняла христианство, ее надо было убедить в том, что бог войны не на их стороне. Лишь после этого миссионеры постепенно могли бы претворять в жизнь изменения, которые сломили бы традиции, питающие языческую философию.

Пруссы отнюдь не всегда пользовались полной независимостью. Каждое их поколение было вынуждено защищать свою свободу и образ жизни. Викинги были самыми удачливыми в подчинении Пруссии, а приходили и уходили они так часто, что пруссы начали воспринимать всех чужеземцев врагами. Первые миссионеры, пришедшие в эти земли, Адальберт Пражский (997) и Бруно Кверфуртский (1009), приняли здесь мученическую смерть. Враждебное отношение пруссов к христианам, выразившееся в их набегах, заставило польского короля Болеслава III (1146-1173) возглавить крестовые походы на прусские земли[15]. Архиепископы Гнезно поддерживали культ святого Венцеслава, изображая на вратах своих кафедральных соборов мученическую смерть Венцеслава, принятую им от пруссов.

 

И когда во время вендского крестового похода жители окрестностей Мекленбурга и в Померании были обращены в христианство, лишь пруссы и племена, жившие к востоку и северо-востоку, сохраняли верность старой религии. Но даже и в этих краях христианству удалось достичь значительных успехов – между 1194 и 1206 годами многие обитатели Кульма были обращены в христианство, одних убеждением, других – подкупом, третьих – грубой силой. Поляки становились все сильнее и подбирались все ближе. Кое-кто из пруссов-язычников уже понимал, что их время уходит.

В 1206 году аббат польского цистерцианского монастыря в Лекно отправился в Пруссию для переговоров об освобождении некоторых пленников, захваченных в недавних набегах. К своему удивлению, он встретил дружелюбный прием, настолько дружелюбный, что поверил, что сможет обратить многих язычников в свою веру, если останется там надолго. Он написал Папе Иннокентию III, прося разрешения вести там миссионерскую деятельность с помощью других цистерцианских монастырей в Польше. Папа ответил следующим посланием:

 

«Приветствуя его набожную просьбу, мы даем разрешение ему проповедовать Евангелие и действовать как посланнику Божьему, взывая к Господу, дабы обратить народ сей ко Христу. Но урожай сей велик будет, и мало будет одного работника. Посему апостольской властью мы позволяем ему взять с собой братьев из цистерцианского ордена и прочих, что пожелают присоединиться к нему в служении его, проповедовать Евангелие и крестить тех, кто примет слово Божие…»

 

Усердие аббата было еще более подогрето известиями, принесенными из Ливонии монахами, которые встречались там с Теодориком, цистерцианским монахом, обеспечившим успех миссии, организованной епископом Риги. Если уж Теодорик и его братья-монахи смогли обратить язычников в Ливонии и Эстонии, то почему он не может свершить то же и в Пруссии?

Но мирное обращение осложнялось периодическими попытками польских королей и князей расширить пределы своих владений. Хотя их продвижение на восток бывало успешным, в Пруссии оно лишь сводило на нет достижения миссионеров и вызывало месть язычников. Но сокрушаться о своих прошлых ошибках было не в духе христианских правителей. Поскольку Пясты, особенно Конрад Мазовецкий, и их епископы и аббаты знали о том, что их подданных угоняли и продавали на рынках торговцам рабами из мусульманских и православных земель, то они просто обязаны были действовать. Не в силах одни защитить свои границы, они обратились за помощью к рыцарским орденам[16]. Среди тех, кто был готов выслушать их просьбу, был и Тевтонский орден.

 


Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 326; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!