Евангельское чтение на освящение воды
(Мк. 1:9–11. – Зачало 2)
[Крещение в Иордане и подтверждение Богосыновства]
9И свершилось в те дни: пришёл Иисус из Назарета, что в Галилее, и принял крещение от Иоанна в Иордане. 10И когда Он выходил из воды, тотчас увидел разверзающиеся небеса и Духа, подобно горлице, нисходящего на Него. 11И был голос с неба: «Ты – Сын Мой возлюбленный, на Тебе Моё благоволение!»
Замечание к литургийному евангельскому чтению
«...Он увидел слетающего, словно горлица, Духа Божьего...» (ст. 16). – По поводу этого слова переводчик (С. Аверинцев) замечает. «Горлица (греч. περιστερά, перистера́) – слово женского рода, как и слово "дух"(! – Ю. Р.) в семитских языках (еврейское ру́ах, арамейское руха). С этим, как и с особым семантическим ореолом лексемы "горлица" в русском языке, связан выбор слова в нашем переводе в отличие от привычного "голубь". Святоотеческая интерпретация этого места, опираясь на обороты евангельских текстов, артикулирующие момент сравнения ("словно" – у Матфея, "подобно" – у Марка, "...в телесном образе, как горлица" – у Луки), склонна подчеркивать уподобительно-символическую функцию образа горлицы, возражая против его чувственной буквализации. По характерной формуле блаженного Иеронима, здесь "показуется не истина, но уподобление", "Non veritas, sed similitude monstratur" (Комментарий на Матфея, 3:16). Вербального изображения Духа Божия в виде горлицы нет ни в Ветхом Завете, ни в других известных нам документах древнеиудейской веры. <…> Образ горлицы в иных функциях часто встречается в библейской поэзии, например, как символ народа Божия (Пс. 67/68:14): "Вы стали, как горлица, крылья которой покрыты серебром, а перья – чистым золотом". У Филона Александрийского сказано: "Божественная Премудрость […] символически именуется горлица (трюго́н)". <…> На совершенно ином уровне наивной фольклорной мифологизации у арабов, родственного евреям семитского народа, складывается представление о чудесной исполинской птице, имя которой ("Рух") и означает "Дух". Вспомнив о подобных играх народного воображения, мы лучше понимаем, против чего предостерегал блаженный Иероним!» [1. С. 219–220].
|
|
|
Замечания к евангельскому чтению на освящение воды
«...Принял крещение от Иоанна в Иордане» (ст. 9). – Святой Ефрем Сирин так говорит о символической роли вод Иордана в этом эпизоде, обращаясь к библейским «прообразам»: «Елеазар посватал Ревекку у вод колодца (Быт. 24:1–67); Иаков подобным же образом обручился с Рахилью (Быт. 29:1–21) и Моисей – с Сепфорою (Исх. 2:15–21). Они были прообразованиями Господа нашего, Который обручился со Своею Церковью в водах Иорданских. И как у источника Елеазар показал Ревекке господина своего Исаака, который проходил по полям ей навстречу, так Иоанн, у истока реки Иордана, указал на Господа нашего…» (Комментарии на «Диатессарон» 3:17. – Цит. по: [1. С. 218].
|
|
|
«...Сын Мой возлюбленный...» (ст. 11). – «Эпитет Возлюбленный может также обозначать Единственный, Единородный» (ср. Быт. 22:2 и Ис. 42:1). «Немаловажно, что в обоих случаях речь идёт о жертве – об Исааке в первом случае, о Мессианском Страдальце – во втором» [1. С. 220–221]. Можно также перевести: «Ты Сын Мой возлюбленный. Тобою Я доволен». Или: «Ты Моя радость (услада)…» (замечание архим. Ианнуария).
СРЕТЕНИЕ ГОСПОДНЕ
Встреча в давно сожжённом Храме
На пути ко Встрече
Сретение Господне
(новгородская икона конца XV века)
Встречи бывают разные. Одни из них проходят без следа и тут же забываются, другие остаются в сердце и памяти, а иногда определяют всю нашу дальнейшую жизнь. Но есть единственная в мире Встреча, не только сохранившаяся в Священной истории, но даже ставшая великим ежегодным христианским торжеством. Его архаическое название – Срђтенїе – так и переводится: «Встреча»{16} . Об этой знаменательной встрече, происшедшей за несколько лет до наступления календарной «Новой эры», мы читаем во второй главе Евангелия от Луки. Попытаемся представить себе происходящее.
|
|
|
Две тысячи лет тому назад пыльная дорога между Вифлеемом и Иерусалимом была, как обычно, наполнена звучными аккордами дорожной суеты, – возгласами погонщиков, криками животных и скрипом колес. Благочестивые паломники и деловитые негоцианты, суровые римские легионеры и мирные поселяне двигались по ней в обоих направлениях. Ничем не выделялась среди других и скромная чета, совершавшая свой знаменательный путь уже очень давно – на исходе времён, именуемых теперь «ветхозаветными».
Юная мать с сорокадневным младенцем-сыном восседала на кротком ослике, мерившем каменистую дорогу своими дробными шажками. Ослика вёл под уздцы пожилой сухощавый мужчина, седовласый и седобородый, с печатью мужественного благообразия и нелегких житейских забот на загорелом челе. Кожаные сандалии на его ногах видели немало дорог, а простая одежда и огрубевшие руки выдавали в нём человека мастерового.
Этой четой были Иосиф и Дева Мария. После рождения Иисуса они смогли найти какое-то скромное пристанище и решили обосноваться в Вифлееме, на родине своих царственных предков. А теперь они направлялись в Иерусалимский храм, чтобы совершить предписанные в этот день законом Моисея обряды{17} . Сорокадневный первенец посвящался Богу, а над матерью совершался обряд послеродового очищения. При этом в жертву приносили агнца (ягненка) и горлицу.
|
|
|
Мы не знаем, какие мысли владели Святым Семейством. Деву Марию, вероятно, волновал предстоящий обряд очищения. Её супруг наверняка сокрушался о своей бедности, не позволившей скопить денег на предписанного законом жертвенного агнца. Со смущением поглядывал он на сделанную им лёгкую деревянную клетку, предназначенную для двух «птенцов голубиных». Иосиф купит их на шумном торжище у Храма, и они станут заместительной жертвой, приносимой в этом случае бедными семьями (Лев. 12:8). Можно быть уверенным лишь в одном: ни Пресвятая Дева, ни праведный Иосиф не предполагали о скорой и знаменательной Встрече в Иерусалимском Храме, затмившей обязательные священные обряды настолько, что евангелист Лука упомянул о них лишь мимоходом: «Когда они совершили всё по Закону Господню, то возвратились... в свой город» (Лк. 2:39).
«Ныне отпуща́еши…»
«Сретение». Дуччо, «Маэста»,
фрагмент, 1308–1311
Переступив порог храмового двора, путники увидели величественного старца, шествовавшего им навстречу. Звали его Симеон. Этому таинственному мужу «было обещано Духом Святым», что он не умрёт, пока не встретит Мессию (Христа). Согласно средневековой легенде, Симеон был одним из переводчиков Библии на греческий язык. Переводя Книгу пророка Исайи, он усомнился в пророчестве о рождении Мессии-Эммануила от Девы (Ис. 7:14), был наказан за это томительным ожиданием и жил неимоверно долго – более трёх столетий! Учёный старец стал олицетворением всего Ветхого Завета, смысл истории которого воплощался в многовековом ожидании Спасителя мира. Симеон одряхлел и устал, его близкие давно ушли в мир иной, и он чувствовал себя одиноким и чужим на этой земле.
Но вот наступил день, замкнувший череду нескончаемых лет, и мудрец, пресыщенный днями, направился в Храм. В Сыне бедного плотника из Назарета Симеон сразу узнал всю жизнь ожидаемого Мессию. «Наконец-то! – вырывается вздох из его груди. – Совершилось! Я дождался Тебя, и теперь могу уйти, чтоб приложиться к праотцам».
Приняв Богомладенца на руки (и получив за это прозвище Богоприимец), сто́я на пороге Нового Завета, переступить который ему не дано, произносит он от лица ветхозаветного человечества знаменательные слова, ставшие молитвой и повторяющиеся за каждой «Вечерней» службой:
"Ныне отпуща́еши раба Твоего, Владыко,
по глаголу Твоему, с миром:
я́ко ви́деста очи мои спасение Твое,
е́же еси́ угото́вал пред лице́м всех людей:
свет во откровение языков,
и славу людей Твоих Израиля."
«Ныне отпускаешь Ты с миром слугу Твоего,
исполнив слово Твоё, Владыка,
ибо видели очи мои спасение Твоё,
уготованное Тобою для всех народов –
свет для просвещения язычников
и славу народа Твоего Израиля»
(перевод С. Аверинцева).
Символика встречи бесконечно перерастает буквальное значение этого евангельского события, и оно становится встречей Ветхого и Нового Завета, оправданием и исполнением в Иисусе Христе древних мессианских чаяний. Для верующих иудеев Он – слава, а для пребывающих во тьме идолопоклонничества язычников – свет.
Прозревая ту борьбу, кот тся вокруг личности явившегося в мир Христа (ибо Его жизнь и проповедь станут камнем преткновения для многих), старец Симеон прибавил, обратившись к юной Марии: «И Тебе Самой душу рассечёт меч». Эти слова будут сопровождать весь крестный путь Богоматери: от обагрившихся кровью невинных младенцев ночных улиц Вифлеема до страшного холма со зловещим названием Голгофа («Череп»).
На этом земная жизнь Симеона завершилась. Он повернулся и решительно – «и поступь была стариковски тверда» – направился к вратам мрачного Шеола, чтобы возвестить и Исайе, в пророчестве которого он некогда усомнился, и всем его насельникам, что скоро всё изменится: долгожданный Мессия явился. Он станет Светильником всем – усопшим, живущим и ещё не родившимся.
<…> Он шёл умирать. И не в уличный гул
он, дверь отворивши руками, шагнул,
но в глухонемые владения смерти.
Он шёл по пространству, лишённому тверди,
он слышал, что время утратило звук.
И образ Младенца с сияньем вокруг
пушистого темени смертной тропою
душа Симеона несла пред собою,
как некий светильник, в ту чёрную тьму,
в которой дотоле ещё никому
дорогу себе озарять не случалось.
Светильник светил, и тропа расширялась.
(Иосиф Бродский. Сретенье)
Таково основное содержание и смысл праздника Встречи-Сретения.
«Сороковой день от Епифании...»
(К истории праздника)
Древнейшее исторически достоверное свидетельство о богослужебном чествовании Сретения Господня на христианском Востоке находим в знаменитом Itinerarium Aetheriae, иначе – «Паломничестве ко Святым местам (Peregrinatio ad Loca Sancta)». Этот ценнейший памятник датируется концом IV века и принадлежит перу любознательной западной паломницы Эте́рии, или Эгерии (в старой литературе – Сильвия Аквитанка). Её Перегрина́цио, один из первых христианских памятников этого жанра, ещё не дает Сретению самостоятельного литургического заголовка и именует его просто «сороковым днем от Епифании (Богоявления)», – зато кратко описывает само торжество, совершающееся в этот день в Иерусалиме. Приведём это свидетельство полностью.
«Сороковой день от Епифании (quadragesimae de Epiphania) празднуется здесь с большой честью. В этот день бывает процессия в Ана́стасис{18} , и все шествуют, и всё совершается по порядку с величайшим торжеством, как бы в Пасху. Проповедуют все пресвитеры, и потом епископ, толкуя всегда о том месте Евангелия, где в сороковой день Иосиф и Мария принесли Господа в Храм, и узрели Его Симеон и Анна пророчица, дочь Фануила, и о словах их, которые они сказали, узрев Господа, и о приношении, которое принесли родители. И после этого, отправив всё по обычному порядку, совершают Литургию, и затем бывает отпуст» (Itinerarium Aetheriae, 26. – [73. P. 206]).
Источники свидетельствуют, что праздник Сретения возник и в IV—V веках существовал в богослужебном календаре Иерусалимской Церкви в качестве торжества, завершающего сорокадневный цикл Богоявления, посвящённого, как мы знаем, воспоминанию целого ряда евангельских событий. Этим объясняется первоначальное отсутствие у него собственного литургического заголовка и именование его, по формальному хронологическому принципу, – «Сороковым днём от Епифании» (от 6 января). Римского праздника Рождества (с датой 25 декабря) здесь ещё не было.
По завершении решающей стадии христологических споров (на Халкидонском Соборе 451 года, утвердившем догмат равночестного единения человеческой природы Логоса Воплощенного с Его Ипостасным естеством, ничто не препятствовало богослужебному прославлению знаменательных событий в земной жизни Иисуса Христа. К этому времени и относится появление Сретения в качестве самостоятельного влады́чнего (господского) праздника годового цикла в календарях столичных Церквей: Рима (конец V в.) и Константинополя (1-я половина VI в.).
Согласно свидетельствам наиболее авторитетных источников, официальное включение праздника Сретения Господня в византийский календарь произошло во время царствования Юстина I (518–527). Это согласуется с фактом «торжества православия» при его вступлении на престол [13. Т. IV. С. 359 сл.] и возобновления церковного общения с православным Римом после временного преобладания в Византии монофизитства, поддерживаемого предшествующими императорами. Преемник Юстина – Юстиниан I (527–565) – не устанавливал Сретение впервые (как о том гласит исторически недостоверная легенда, связывающая учреждение праздника с чумой и землетрясениями), но лишь способствовал возвышению его литургического статуса и согласованию его даты на Востоке с датой Римского календаря (см. выше в главе о празднике Рождества, а также: [58. С. 25–44]).
Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 303; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!