Когда я подошел, Лёха уже стоял около входа в бар и спокойно дожидался меня.
Соколов Владимир.
РЕАЛЬНЫЙ МИР.
И опять мне грусть омоет веки. И опять я в комнате пустой..
И опять я грусти вижу реки - реки слёз, что кажутся водой.
Грусть добьёт, меня собьёт меня в канаву. Я пытаюсь встать – она мне не даёт.
Вся душа моя одна сплошная рана, из которой одиночество
ползёт.
Одиночество моё напоминает вечность, и оно перестаёт существовать,
Лишь на место веры прибежит беспечность. Веры нет - и незачем страдать.
Опять утро.
Как же всё-таки тяжело по утрам! Нет, тяжело не только открывать глаза, долго не понимать, что происходит, ворочаться, и лишь потом с трудом вставать с ощущением, будто на тебе всю ночь пахали, и это, ещё не принимая во внимание жуткое похмелье, которое посещает тебя каждый понедельник. Нет, тяжело не это. Тяжело осознавать, что вчера уже никогда не наступит. Тяжело отогнать от себя мысль о том, что ты чего-то не сделал, не захотел или не успел сделать.
«Но, с другой стороны, всегда есть надежда на сегодняшний, на завтрашний день» - скажете вы. Да, есть! Никто с вами не спорит. Но вы когда - нибудь задумывались над тем, что этого элементарного, обыденного, привычного завтра может и не быть. А может, его совсем нет, и никогда не было? Может завтра это всего лишь иллюзия, а на самом деле существует лишь сегодня? Но тогда выходит, что вся наша жизнь – не больше чем иллюзия. И ради этой иллюзии мы все живём? Да. А чему тут удивляться, ведь если вдуматься иллюзия это не самое худшее из всего того, чем могла бы быть жизнь. Жизнь вполне могла бы быть пустым холодильником, в который хочется заглянуть, но в то же время понимаешь, что это бесполезно, потому как ничего нового ты там не найдешь, а наслаждаться видом прокисшего молока вряд ли представляется тебе подходящим времяпрепровождением…
|
|
|
“Вов, ты вставать собираешься, нам в институт!” – раздался вдруг голос Машки, который тут же выбросил меня из моих ежедневных размышлений в реальный мир.
“Да сейчас встану, чего кричишь то!” – отрезал я, недовольный тем, как бесцеремонно
ворвались в моё маленькое утреннее пространство. Да и вообще наши отношения с Машкой давно уже перешли ту черту, после которой иллюзия под псевдонимом «ЛЮБОВЬ» превращается в иллюзию по имени «ПРИВЫЧКА», и иногда мне казалось, что может быть зря мы всё ещё вместе, но каждый раз после таких мыслей мне становилось страшно.
“Ты есть будешь?”
“Смотря что”.
“Что дам, то и будешь. Не нравится – сам себе готовь!”
“А ты чего сегодня такая? – такую Машку я уже давно не видел, хотя, кажется, начинал понимать, что к чему, - Это ты из-за вчерашнего? Да ладно, брось. Она мне даже не понравилась, просто умная девушка, интересно было пообщаться”.
|
|
|
“Ешь!” – выпалила она и громыхнула тарелкой об стол.
“Маш, ну ладно тебе! – я понял, что скосить под дурачка не получится, надо было хотя бы извиниться, обычно это проходило, - Маш, ну дурак я, ну перестань!”
«Видимо сегодня это не пройдёт»,- подумал я, глядя на большую дубовую дверь,
закрывающуюся у меня перед носом и чуть не оставившую меня без пальцев.
«Что же я такого натворил вчера? - Не помню».
* * *
Холодный ветер, предупреждавший о чём-то важном своим странным, не обычным завыванием, похожим на молитву старого шамана, старался вырвать пакет из моих рук, но пакет не поддавался, а только лишь мотался из стороны в сторону, смеясь над ветром и над всеми нами, вечно куда-то спешащими и бегущими вслед за своими мыслями.
Для марта на улице было довольно тепло, снег уже почти растаял и обнажил всю «прелесть» ранней весны, все её достоинства и достопримечательности, оставленные на память о себе лучшими друзьями человека. И надо было иметь большую ловкость, чтобы не вляпаться в эти достопримечательности. Я шел в институт, погружённый в себя, я давно уже научился автоматически избегать столкновений со всем этим собачьим добром и мог отдавать себя полностью потоку своих мыслей.
|
|
|
Спустившись в метро, и пройдя как всегда бесплатно, показав слепой старухе, похожей на Лайзу Минелли, только без косметики и без очередной подтяжки лица, липовую справку, свидетельствующую о моей принадлежности к многодетной, неимущей семье, я прошел в последний вагон и уселся на единственное свободное место напротив какого-то щупленького очкарика, читающего с умным видом замызганный временем томик Ленина. Я никогда не знал, как относится к таким людям: то ли с уважением, то ли с иронией. Безразлично посмотрев на него, я закрыл глаза и уснул.
Проснулся я от вялых толчков дежурной по станции, изо всех сил старавшейся быть вежливой:
“Молодой человек, конечная! Молодой человек!..
Вставай, блин!!!” – разозлилась вежливая дежурная и пихнула меня в бок со всей злостью, накопленной за долгие годы хождений по вагонам на конечных станциях родного метрополитена. Я вскочил от неожиданности и быстро зашагал на выход.
Выйдя из метро, я по привычке пошел к трамвайным путям, остановившись на перекрёстке, я заметил, что рельсы здесь странным образом сплетаются и становятся похожими на огромную паутину, по которой на меня ползёт черный, ленивый трамвай. Не в силах пошевелиться, я стоял как вкопанный и смотрел в глаза этому пауку не зная, что делать дальше. Когда я, наконец, пришел в себя и понял, что происходит, я услышал чьи- то крики, бешенный сигнальный звонок трамвая, и в тот момент, когда я должен был быть разделён на части под колёсами трамвая, как достопочтенный Берлиоз у Булгакова, в тот самый момент меня кто-то схватил за руку и резко дернул на себя.
|
|
|
“Ты чё, мудак, делаешь? Жить надоело?” – протянул мой спаситель, и я увидел, как мне в лицо на огромной скорости летит здоровый кулачище.
“Сам ты мудак!” – ответил я, с трудом увернувшись от летящего в мой адрес привета, и быстренько скрылся в толпе зевак. Только сейчас я понял, где я, точнее не понял - в этом месте я был впервые. На меня со всех сторон смотрели старые обшарпанные дома сотнями давно немытых окон. Из-за угла виднелась платформа, на которую с бешеной скоростью накидывались электрички, заглатывая всё новых и новых пассажиров.
Я побрёл по какой-то улице и на одном из домов, такие дома ещё ласково называют «хрущёвками» в память о великом вожде, увидел старую вывеску «У ГИВИ» указывающую вниз на лестницу, ведущую в подвал. Я постоял перед этой вывеской ещё минут пять, все не решаясь войти, и, наконец, пошёл.
То, что я увидел за дверью меня совсем не удивило, по вывеске не сложно было догадаться, что это за место, но мне было просто необходимо выпить пару чашек кофе, чтобы прийти в себя. Я огляделся по сторонам в поисках свободного столика, хотя тут было почти всё свободно. Выбрав более или менее чистый столик, я подошёл к нему, снял пальто, сел и подозвал официантку. Полненькая девчушка лет пятнадцати приняла у меня заказ и к моему большому удивлению тут же его принесла. Я отпил из чашки и понял, что зря я сюда зашел, но уходить сразу было как-то неудобно. Я посидел ещё немного, расплатился и направился к выходу. Дойдя до дверей, я ещё раз окинул взглядом это богом забытое место и неожиданно за одним из столиков заметил своего старого знакомого с какой-то девушкой. Он учился со мной в одной школе и какое-то время мы с ним очень хорошо общались. С нашей последней встречи он почти не изменился, только отпустил волосы. Но узнать его было совсем не сложно. Это был Лёха.
Он посмотрел в мою сторону, неожиданно вскочил и быстрыми решительными шагами устремился ко мне. По началу я даже немного испугался, но, увидев его смеющиеся глаза и улыбку до ушей, я понял, что меня тоже узнали.
“Вовка, блин, неужели ты? Какими судьбами?”
“Здорово, Лёха! Ты как? Давно не виделись!” – я был действительно рад его видеть.
“Пошли к нам за столик!” – его голос звучал на редкость естественно и искренне.
“Да нет мне как-то неудобно, ты там с девушкой, не хочу вам мешать”.
“Да наоборот поможешь, это лучшая подруга Ленки”, – тихо, почти шепотом, сказал он мне.
“А Ленка сама где?”
“Ленка сейчас подойдёт, а Лана мне уже порядком поднадоела. Пойдём. Может хоть от меня отстанет – на тебя переключится”, - Лёха притащил меня к их столику и познакомил с Ланой.
* * *
На следующее утро я проснулся у Лены дома в одной постели с Ланкой. Лёха уже ушел на работу, а Ленка стояла у плиты и что-то готовила.
“Проснулся? – радостно встретила она меня, - Ну с добрым утром. Как спалось? Хотя вы сегодня ночью мало спали, да?”
Улыбка с Ленкиного лица не сходила всё утро, хотя скорее это была усмешка.
Я позавтракал, поблагодарил хозяйку, взял у Ланы телефон, попрощался со всеми и поехал в институт. На этот раз я до него доехал, но ничего хорошего там как всегда не было, я ждал вечера, чтобы пойти с Лёшей в какой-нибудь бар, как и договаривались.
* * *
Когда я подошел, Лёха уже стоял около входа в бар и спокойно дожидался меня.
“Привет, извини, что опоздал, никак машину не мог поймать!” – извиняющимся тоном сказал я, хотя заранее знал, что он ответит.
“Да ладно, фигня! Пойдём внутрь, а то я тут уже замёрз”.
Лёха как всегда был в хорошем настроении – это была одна из лучших черт его характера, можно сказать, что именно этим он и притягивал людей, в том числе и меня.
Это место было на порядок выше того, где мы с Лёхой встретились - играла живая музыка, контингент был посолиднее, да и просто здесь было довольно уютно и спокойно. Три часа пролетели как три минуты, в этом не было ничего удивительного, с Лёхой нам всегда было о чем поговорить.
“Кстати, как там Машка? Вы всё ещё вместе?” – неожиданно сменив тему, спросил Лёша.
“Да вроде как да!” – почти безразлично ответил я и вдруг вспомнил, что со вчерашнего дня её не видел.
«Надо позвонить!» - подумал я и, извинившись перед Лешей, достал телефон и вышел на улицу.
“Алло, Маш, привет! Как дела?” – как ни в чём не бывало, спросил я.
“А это ты. Ну, привет…”, – c неестественным безразличием ответила она.
“Маш, что-то случилось?”
“Да нет, ерунда”.
“А если подумать?”
“Думать, Миронов, надо было раньше, когда других баб пялил, а теперь уже поздно думать. Прощай!”
“Стой! Стой! как прощай, ты чего, Маш?” – я по настоящему испугался, она никогда не называла меня по фамилии, значит это уже не просто так.
“Так - прощай. Всё Миронов. У нас всё кончено”, – её голос резко изменился, и чувствовалось, что она вот-вот расплачется.
“Маш, подожди! Давай я приеду, мы сядем, всё обсудим и …”
“Что мы обсудим?! – перебила она меня, и я заметил, что Машка уже плачет, - сколько можно? Уже полтора года всё обсуждаем и обсуждаем! Может хватит уже мучить друг друга?! Миронов, пожалуйста, отпусти меня, дай мне спокойно жить. Я хочу быть с тобой, но ты сам видишь, что из этого выходит”.
Машка разрыдалась и бросила трубку. Я стоял и не мог понять, неужели я её потерял. Неужели я потерял мою Машку. Неужели я больше никогда не смогу её обнять, ласково прижать к себе, почувствовать её теплое дыхание, не смогу прикоснуться к её нежным губам? Неужели это всё? Нет, надо что-то делать.
Я подошел к столику. Лёши там не оказалось. Посмотрев вокруг, я увидел его за барной стойкой - он уже клеил очередную девушку.
“Лёх, извини… Я побежал… извини”.
Ничего не объяснив ему, я выбежал на улицу и стал ловить машину.
“Вов, чего случилось то? Ты куда?” – раздался за спиной Лёшкин голос. Он выходил из бара, на ходу надевая куртку.
“Меня Машка бросила”, - выпалил я, чувствуя, как огромный ком подступает к горлу и мешает говорить.
* * *
“До Митина!” – ответил я на вопрошающий взгляд водителя, высунувшего свою лысую, сверкающую в свете фонаря, голову из машины.
“Сколько?” – выдал он вполне стандартную фразу, которая в принципе ничего не означала и этот вопрос можно было расценивать как риторический – всё равно он назовет свою цену.
“Сколько скажешь, только побыстрее!”
Судя по выражению его лица, такая цена его точно устроила.
Мы залезли в машину, и как только я захлопнул дверь – «москвич» рванул так, что я просто прилип к сиденью. В машине чувствовался слабый запах алкоголя, но стоило водителю открыть рот и заговорить с нами, как этот запах несоизмеримо увеличился. Водитель был дедком лет семидесяти, и было трудно ожидать от него хоть какого-то разговора, кроме как о «славных» советских временах и о «великом» наследии коммунизма. Я всегда не любил подобные дискуссии и принимал в них участие только из-за уважения к старшему поколению, но сейчас мне было точно не до этого, и я тихонько погрузился в себя и в свои мысли:
«Что же с тобой произошло, Вова?.. Ты же был совсем другим: ты умел любить. Ты умел отдавать этому чувству всего себя целиком, без остатка. А сейчас что? Где это всё? Почему ты разучился говорить «люблю», когда действительно любил. Неужели та рана, нанесённая тебе так давно, до сих пор не зарубцевалась? Неужели та боль всё ещё сидит в тебе и, с каждым днём остывая, превращается в страх? Страх опять быть обманутым, страх упустить своё счастье раз и навсегда, страх перед одиночеством. Но как бы я этого не боялся, я все равно делаю всё для того, чтобы быть одиноким, сам не желая этого. Испытав боль, я заразился ею. Я стал причинять её людям, которыми дорожил, людям, которые были мне не безразличны».
Я не знал точно, что сейчас скажу Машке, я просто хотел её увидеть, хотел извиниться, я очень не хотел её терять.
«Что я буду без неё делать? Ведь я её …»
“Осторожно!!!” – внезапно закричал Лёшка, сидевший всё это время молча на заднем сиденье.
Визг тормозов и Лёшкин крик быстро вернули меня из моих мыслей обратно в старенький «москвич».
* * *
“Твою ма-ать! Твою ма-ать!..” – жалобно заскулил в миг отрезвевший дед.
“Хватит орать! – прикрикнул на него Лёха, - Переворачивай её!”
“Не-е, я их боюсь! Я не буду!”
“Кого их, хрен старый? Переворачивай, говорю! – опять закричал Лёша, он был весь бледный: то ли от страха, то ли от ярости, - Вов, скорую вызывай!”
“Уже!” – быстро ответил я, пряча телефон в карман.
Я посмотрел на старика. Одной рукой он крестился, а другой вытирал слёзы. Мне стало его жалко, и я подошел к Лёше, сказав старику, чтобы тот шёл в машину. Он как будто только этого и ждал, и быстро залез в свой «москвич». Зачем-то он включил дворники, хотя дождя не было. Я заметил, что мы уже в Митино, рядом с моим домом, буквально напротив.
“Лёх, давай помогу!” – предложил я. Лёха слабо кивнул.
Мы вместе стали переворачивать тело девушки, она тихо застонала.
“Жива ещё!” – тихо сказал Лёша.
Осторожно перевернув её, я посмотрел ей в лицо и меня охватил такой ужас, который я никогда ещё не испытывал. Руки онемели, ноги превратились в какую-то вялую, непослушную массу, глаза заволокло туманом и слезами.
“М…Ма…М…Машка!” – прозвучал откуда-то мой голос.
* * *
“Доктор, ну что?” – спросил я у через чур молодого хирурга, выходящего из операционной.
Он поднял на меня наигранно грустные глаза (этому приёму их наверное учат в мед. институтах), обвел взглядом всех собравшихся и сухо выдал:
“Примите мои соболезнования”.
* * *
«Ночь. Крыша семнадцатиэтажного дома. Бледная Луна. Кажется, вот только протяни руку и ухвати её. Протягиваешь - не получается. В детстве мне всегда казалось, когда я смотрел на Луну, что она почему то плачет. Я долго не мог понять почему и однажды спросил у бабушки: «Ба, а почему Луна всегда такая грустная?»
«Потому что ей одиноко», - ответила мне бабушка.
Мне тогда так стало жалко Луну, что я даже заплакал. А сейчас было одиноко мне, но плакать не хотелось. Мне уже ничего не хотелось».
После смерти Машки прошёл уже почти месяц. Месяц переживаний, месяц бессонных ночей, месяц немыслимых мучений. Говорят - время лечит, но чтобы вылечить меня: нужна вечность. Вечность…ВЕЧНОСТЬ И ОДИНОЧЕСТВО.…Как они похожи! И как мне надоело это одиночество.
“Тебе нужна вечность? Так возьми её! Или ты думаешь, ты просто так оказался в четыре часа утра на этой крыше? Парень не глупи. Это твой шанс”, - прошипел кто-то сзади меня.
Я обернулся – никого не было.
“Ну.… Давай!”
Вечность…Вечность…Вечность и Одиночество…Вечность или Одиночество…
“ВЕЧНОСТЬ!” – прошептал я в ответ самому себе, подошел к краю крыши и шагнул в пустоту, шагнул в вечность.
“ВЕЧНОСТЬ!” – согласился со мной ветер…
* * *
“Вов, ты вставать собираешься, нам в институт!” – раздался вдруг голос Машки, который тут же выбросил меня из моих ежедневных размышлений в реальный мир.
“Да сейчас встану, чего кричишь то!” – отрезал я, недовольный тем, как бесцеремонно
ворвались в моё маленькое утреннее пространство…
вторник, 12 марта 2002 г.
Дата добавления: 2015-12-21; просмотров: 18; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!