Неверность в любви, или. 4 страница
обаяние его беспристрастности, сами призывают его рассудить их или дать
совет. Ведь я не хочу сказать, что равнодушный человек лишен гордости, и
даже тщеславие бывает ему не чуждо. Оттого он, я полагаю, не без
удовольствия демонстрирует свой характер, занимая благодаря этому среди
людей почетное положение.
Редко к кому относятся столь хорошо, как к человеку последовательно
равнодушному и мало кто получает от окружающих такое уважение, как он.
Впрочем, и уважение людей, и достигнутое среди них почетное положение мало
беспокоят и мало вдохновляют его. Нехотя, играючи, отстраненно перебирает он
свое достояние, глядит на собственную жизненную участь удивленно, как будто
не с ним это все происходит. Через все, что творится вокруг него и что
творит сам равнодушный, проступает для него ощущение скуки. Никакая оценка
-- ни стояния. Тускло мерцает огонек чувств равнодушного человека, высшим
счастьем которого есть тихое удовлетворение, а вечным неотступным спутником
-- тоска.
Эгоизм -- основа жизненных основ. Нет эгоизма -- нет человека. Причем,
благодаря эгоизму, каждый начинает существовать не только для себя, но и для
окружающих. Кто сам себя не замечает, на того и другие не обратят внимания.
Вопреки расхожему мнению, эгоист -- чрезвычайно приспособленное для
дружбы существо. Он с редкой непринужденностью принимает заботу о себе,
отчего заботящийся получает полное удовлетворение и возвышается в
|
|
|
собственных глазах. Люди совестливые и предупредительные нелегко принимают
заботу о себе; на всякое проявление внимания они стремятся ответить
сторицей. Это чрезвычайно хлопотная в общении вещь; и она вдвойне досадна в
общении дружеском. Эгоист, к счастью, начисто лишен подобного недостатка.
Он, следовательно, способствует росту чужого самоуважения и гордости. Эгоист
лишен угодливости и потому его отношения к окружающим наполнены редким
здоровьем. Он никогда никого не обижает, ибо никто от него ничего не ждет. С
полным основанием, поэтому, мы можем всех, кто упрекает эгоиста в подавлении
чужой личности, объявить лжецами.
Главная особенность эгоиста -- полное подчинение собственному "я". Его
исходный завет -- "не считается ни с кем, кроме себя!" Поэтому эгоизм,
говорят, порождает рознь. А я скажу: "Хвала этой розни!" Не способны к
единению те, кто прежде розни!" Не способны к единению те, кто прежде не
обрели сами себя. Лишь тот, кто для себя есть; кто знает, в чем его
собственная суть, достоинство и смысл, способен ощутить нужду в другом и
объединиться с ним. Нет единства без уважения к достоинству каждого. А
|
|
|
только тот способен увидеть и ценить достоинство другого, кто имеет
достоинство в себе: кто знает, что значит "я" и сколь нелегкое дело это "я"
иметь.
Мечтающие о славном объединении, в котором все забудут отличия друг от
друга, на самом деле мечтают либо о том, чтобы мир танцевал под их погудку,
либо о том, чтобы нашлась рука, которая распорядится их судьбой. Это мечты о
массе, и выдают они человека массы, который не хочет к себе иного отношения,
чем отношения к частице, пылинке, комочку грязи. Ему страшно и одиноко в
жизни, требующей от него собственной ответственности, собственного выбора,
своего суждения. Инстинктивно ищет он, кому передоверить жизнь и участь
свою, а не найдя -- злобствует. Не найдя, кому подчиниться, он начинает
повелевать. Ибо и повелением своим он отказывается от ответственности, и
повелением он возлагает судьбу свою на другого. Лишь в роли раба или
господина -- а это одна и та же роль -- успокаивается мечтающий о
"единстве".
Эгоист органически не способен к такой жизни. Хорошо зная себя, и зная
то, что ему недостает, он ценит качества, которых сам лишен. Единство для
него -- восполнение собственной ограниченности, преодоление ее. Эгоист
|
|
|
хорошо знает, кто ему нужен, и потому он объединяется лишь с тем, кто ему
поможет. Общность, достигаемая эгоистичными людьми -- всегда конкретное
единство, делающее их сильнее и не подменяющее сущности их самих. Этим они
разительно отличаются от человека массы, для которого "единство" -- способ
сохранить себя в своем безмятежном ничтожестве: в слиянии с тем, что превыше
его. Напротив, для эгоиста "единство" -- всегда свободный союз. Во всяком,
самом глубоком и прочном объединении с другими, он сохраняет свободу воли.
Эгоист -- вот подлинно свободное существо. С эгоистического самоощущения
начинается обретение каждым свободы.
В эгоизме человеческая натура является во всей ее полноте и
содержательности (или бессодержательности, если натура такова). Эгоизм
противоположен лжи: он беспощадно обнажает человека. Тогда -- если личность
душевно богата, если в ней живет нечто, интересное людям,-- глазам нашим
явится талант, самобытный характер, необыкновенная судьба. Не будь же
эгоистичности -- этого беспечного, своевольного и безоглядного следования
своей натуре -- люди находились бы в опасности навсегда остаться среди
чужих, давно сношенных и пустых форм существования, покорно принимая их за
|
|
|
свой мир. Но нет! берет свое эгоистическое чувство и человек отвергает
довлеющие над ним формы бытия, и не боится общественных предписаний, и не
робеет перед неисчислимыми толпами, чье существование, даже будучи рутинным
и бессмысленным, желает представить себя нормальным. И более того: чем оно
бессмысленнее, с тем большим Жаром желает выдать себя за образец. Только
эгоист способен удержаться от следования ему. Священная заповедь: "Быть
самим собой" -- ты осталась бы пустым суесловием, не будь мощного душевного
импульса, заключенного в эгоизме!
Тщеславие, о сколь ты ярко и наивно! Подобно ребенку, ты тянешься к
блестящим предметам, радуясь безделице и упиваясь сущим пустяком. Человек
тщеславный ищет славы, ему неможется без ее света -- пусть неяркого,
бледного света, или хотя бы отблеска. Так простейший организм оживает под
солнечным лучом и, наоборот, застывает недвижно в сумерках.
Под тщеславием понимают человека, увлеченного вещами пустыми. Однако не
торопитесь выказывать презрение. Это весьма благодетельная склонность, ибо
как бы без нее существовала социальная жизнь, предлагающая людям никчемные
цели и занятия?
Тщеславный человек обычно простодушен, и мы должны быть благодарны ему,
что он находит удовлетворение в простом и малом. Он не соперник честолюбцу,
не конкурент мыслителю, от него нечего ждать подвоха -- если, конечно,
учитывать особенность его характера. Достаточно усладить тщеславца небольшой
порцией лести -- и, право же, он превратится в приятнейшего человека. С ним
легко, не нужно напрягаться и трудиться над установлением добрых отношений.
Тщеславный человек сохраняет и оживляет наши силы -- подобно красочной
кинокомедии; он забавен -- как мыльный пузырь; он мил, любезен и легко
становится полезен -- спасибо ему за это!
Милое тщеславие! ты -- поплавок, за который можно ухватиться в
жизненных бурях; ты -- та щепочка, которая авось, да и выручит. 
Чревоугодием называют насыщение плоти, минуту ее неприкрытого
торжества. Первое ощущение вкуса жизни мы получаем благодаря пище. Здесь, в
процессе еды, большой внешний мир впитывается и усваивается людьми,
превращаясь в основу основ Их "я" -- в телесность.
Изысканной пищей человек возбуждает свое тело и приводит его в
желательное для себя расположение. Тончайшие запахи разнообразных яств... Не
только в теле, во всем человеческом существе возбуждаете вы вожделение.
Противно природе живого не повиноваться зову того, что питает жизнь. И
потому не знает исключений закон телесного пристрастия: для всякого человека
есть тот вид яств, которому он так же покорен, как суровейшему требованию
долга, как заветной своей мечте, как желанию любимого существа.
В том, чтобы съесть что-нибудь -- первое утешение наше и первая
поддержка в час невзгоды. О нет, я не хочу унизить помощь преданного друга,
совет мудрого наставника, самоотверженность бросающегося на выручку. Перед
всяким, даже самым скромным проявлением искреннего сочувствия и бескорыстной
помощи я благоговейно склоняю голову. Но мне непонятно в то же время, почему
в пренебрежении остаются многие неприметные мелочи, которые оказывают нашей
душе столь необходимую поддержку? Еда -- одна из таких "мелочей", и роль ее
в стабилизации человеческой жизни -- и не только жизни, самой судьбы! --
трудно переоценить. Благодаря трапезе наша жизнь вновь входит в колею
привычного, размеренного существования. И пусть это только иллюзия, пусть на
самом деле случилось непоправимое, пусть наша участь печальна -- но трапеза
внушает нам надежду жить. Даже ложная, эта надежда не может не согреть на
мгновение нашу душу, не может не внушить хотя бы мимолетной бодрости. Даже
приговоренный к смерти, быть может, благодарен последнему ощущению вкуса
жизни, которым дарит его незатейливая пища. Однако не будем говорить о вещах
столь печальных...
В чревоугодии многие религиозные проповедники исстари усматривали
греховное угождение плоти, губящее человека. Презирая все телесное, они,
разумеется, не могли отнестись терпимо к той изысканной заботе о
наслаждениях тела, которая заключена в чревоугодии. Согласимся, что спасение
души -- главная забота человека. Однако он -- существо во плоти; тело -- не
менее существенная его часть. Тот, кто в этом сомневается, пусть попробует
обменять свое тело на вторую душу. Забавно и грустно будет смотреть на его
существование, лишенное прелести видеть, слышать, осязать, впитывать запахи,
чувствовать тепло и холод, каждой минутой бытия ощущать свою смертность, и
оттого неистово желать жить! Как убога личность того, кто безразличен к
наслаждениям любви, кто лишен возможности кожей ощутить благосклонность или
неприятие окружающих. Удручающая картина перед глазами! Долой двоедушие! Да
здравствует тело и источник его силы -- здоровый желудок!
Здесь мы должны развеять несколько наветов, облыжно возводимых на
чревоугодие. Первый -- отождествление чревоугодия и прожорливости. Спору
нет, умеющий угождать своему желудку, умеет ублажать его обильно. Однако
важнее в чревоугодии -- разнообразие яств, умение соткать тонкое полотно
вкусовых ощущений, не смешать их в неверных пропорциях и не нарушить строгих
закономерностей сочетания различных блюд. Изысканная пища воспитывает
умеренность потребностей и утонченность их. К сожалению, искусство
чревоугодия давно захирело. В нашем тусклом мире от него остался жалкий
ублюдок -- обжорство, тем отвратительнее, чем голоднее предающийся ему.
Разве угадаешь в этом постыдном потомке изящного, утонченного предка?
Второй поклеп -- в неопрятности чревоугодия, в неэстетичности его
проявлений. Я убежден, что чревоугодие -- не менее высокое искусство, чем
живопись, литература или музыка. И напрасно думают, что все имеют к нему
способности -- было бы что есть. Нет, как и во всяком ином виде
человеческого самоутверждения, здесь необходима особая одаренность; но и она
приносит плоды лишь после долгого труда. Угождающий чреву, если он
достаточно воспитан своей страстью, весьма переборчив в еде, и уже поэтому
опрятен. Даже удовлетворяющее его вкус блюдо он никогда не станет есть как
попало. Ведь каждому яству присущ свой церемониал его отведывания. В
процессе принятия пищи должна установиться гармония между едой и
человеческим организмом. В открытии законов этой гармонии и следовании им --
смысл чревоугодия. И потому вполне развившееся чревоугодие порождает
гурманство -- эту искусную поэтизацию еды.
Из изложенного ясно, что чревоугодники -- вовсе не те, кто бездумно
набивают себе брюхо. Среди тех, кто никак не может быть обвинен в
чревоугодии, встречаются и такие, кто ест сверх меры, и те, что недоедают.
Как тех, так и других объединяет равнодушное, пренебрежительное,
невнимательное отношение к собственному телу и задаче установления гармонии
между ним и средой. Они не понимают, что в трапезе заключен один из высоких
смыслов человеческой жизни, и что обеденный стол способен обогатить личность
не меньше, чем самый прекрасный концерт, пейзаж или незаурядный поступок. И
так же, как не приученные к музыкальной гармонии уши слышат в изысканных
мелодиях лишь шум, так и за разнообразнейшим столом лишенному дара
чревоугодия дана лишь одна скудная возможность -- насытиться. Одна слепая
мысль -- "наедайся!" -- придет в голову такому человеку. Но сколь бедно,
сколь ничтожно это стремление по сравнению с теми возможностями, которые
таит наше чрево!
Нет столь черствого человека, который бы хоть чем-то не бывал тронут.
Но, в то же время, мы не можем все принимать близко к сердцу, да и немногое
того заслуживает. Лишь сентиментальный иного мнения. Душа его трепещет,
когда остальные равнодушны; глаза полны слез, когда у других сухи. Нельзя не
порадоваться столь редкой чуткости. Но вот незадача: во всем этом больше
демонстраций, чем искренних переживаний.
Сентиментальными порывами стремятся умилостивить мир -- чтобы он стал
мягок и уступчив. Но кто действительно кроток и мягок, тому незачем взывать
к миру, требуя от него той же мягкости и податливости.
Сентиментальный невольно ищет зрителя, демонстрируя себя в трогательных
качествах. Этим он выдает в себе искусного обольстителя. Все для
сентиментальной души принимает ласкательно-уменьшительный вид; своей
растроганностью она ко всему снисходит. И этим, может быть невольно,
унижает.
Сентиментальность кем-то справедливо названа обратной стороной
злорадства, которое, кстати сказать, также выполняет свою полезную миссию.
Поскольку без зла нельзя определить, в чем состоит благо, постольку
радующийся злу предвещает грядущее добро. И потому следует приветствовать
проявления злорадства так же, как мы радуемся птичьим трелям, возвещающим
весну.
В отличие от злорадного, сентиментальный человек умиляется. Он
умиляется всему, что не доставляет ему забот, и что поэтому особенно сильно
трогает его чувствительное сердце. Вообще сентиментальность -- это
постоянная готовность взволноваться и умилиться. Так, сентиментальный
человек способен растрогаться самыми глупыми вещами. Это чрезвычайно
полезная для общества черта душевного склада. Без сентиментальности не
возникла бы благотворительность -- ни личная, ни государственная, и тогда
тысячи бедствий обрушились бы на низшие социальные слои. Не будь
сентиментальных людей, кто бы всем сердцем откликнулся на мероприятия
правительства, кто бы млел от лицезрения знаменитостей, на чьих бы глазах
выступали слезы счастья от воспоминаний об историческом прошлом? Поистине,
все остальные чувства -- лишь иссушенная пустыня по сравнению с
сентиментальностью, благотворно смягчающей климат общественной жизни.
Дата добавления: 2015-12-18; просмотров: 12; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!