Самоубийство как акт стремления к непреходящему, как акт завершения, слияния с целым



 

 

Позитивно суицид оценивался некоторыми древними сообществами людей периода родо-племенных отношений, такими, например, как древние скандинавские племена с их идеологией альтруистического самоубийства стариков, освобождающих племя от неутешительных забот о дряхлеющей старости, или готы с существовавшей у них "скалой предков", с которой бросались из-за страха перед естественной смертью. Суицид оценивался не только позитивно, но и приобретал эффект эстетизации в ритуальных формах Харакири (Япония) и Сати (Индия). Античный мир периода правления римских императоров и борьбы политических партий и группировок знает немалое число самоубийств римской аристократии по политическим мотивам, достаточно назвать имена Катона, Кассия, Брута, Сципиона, Сенеки. Суицид такого рода приобретал форму особого вида искусства, так, например, в Египте в период правления Марка Антония существовала академия (синапофименон), члены которой в порядке очередности заканчивали свою жизнь самоубийством, а на заседаниях обсуждали и придумывали новые легкие и "приятные" его способы [6].

Ранние описания самоубийств встречаются во всех древнейших рукописных произведениях: Ригведе, Рамаяне, Библии, Коране. В них даны не только описания случаев, типов, способов, самоубийств у разных народов, но и отражены мотивы, которые приводят к этому. Например, в Индии до сих пор существует дикша – ритуальное самоубийство, означающее очищение от грехов,достижения катарсиса. Самопожертвование богу, ведущее к полному освобождению от проблем, страданий земной жизни, на территории Японии называется ритуальным самоубийством сеппуку, что в переводе означает вскрытие живота, проводился этот ритуал по нескольким причинам: из-за смерти того, кому служил самурай, из-за нежелания быть пленным, из-за стыда за совершенные поступки. В некоторых странах завершение жизни могло быть совершенным в совершенно удивительных случаях, например, буряты, которые по достижению семидесяти лет не имели внуков, должны были покончить с собой, чтобы не забирать жизненные силы у молодых юношей и девушек. В буддизме только пожилой архатом может лишить себя жизни без загрязнения кармы, другие же останавливают свою возможность избавиться страданий к последующей жизни. В джайнизме саллекхана с помощью голода – это одна из обязанностей, если тело человека слишком старое, или неизлечимо больное, в таком случае самоубийство является невероятно полезной духовной практикой, очищает карму последующей жизни.

 

Анализ феномена суицида в контексте проблемы творческих возможностей человека позволил выяснить, что творчество открывает перспективы метафизического преодоления смерти и самоубийства. В этой перспективе возможность самоубийства аннулируется, поскольку в отличие от суицидального суженного сознания творческое сознание характеризуется открытостью, прерывающей герметичность замкнувшегося в себе Я, диалогичностью, предполагающей установление коммуникативного акта, расширенностью, стирающей гносеологические рамки, присущие человеку, не принадлежащему к миру творчества и в частности – искусства. Искусство, открывающее широкие возможности для самореализации человека, является по своей природе конструктивным, поскольку ему, в частности, присуща власть над смертным пределом. Искусство в жизни человека, которому присущи суицидальные тенденции, служит противоядием последним, делая жизнь возможной. Ярким примером этого служит И.-В. Гете, творчески реализовавший свои суицидальные наклонности в процессе создания романа «Страдания юного Вертера», отказавшись, преодолев их в собственной жизни.

В результате механизма корреляции идеи бессмертия с феноменом самоубийства выяснено, что суицидент забывает, что человеческая сущность является таковой лишь при соблюдении условия необходимости человеческой конечности. В истории философии неоднократно подчеркивалось, что Человеком в подлинном смысле этого слова можно быть, только имея возможность и способность умереть. К примеру, И. Ильин, подобно З. Фрейду, усматривал смысл жизни в смерти. Это значит, что признание возможности смерти соединяется с процессом жизни.

Человечество своими поисками бессмертия (Н. Федоров), усилившимися сегодня, нацелено по максимуму на упразднение смерти. Однако самоубийство смерть не упраздняет и бессмертия не достигает. Самоубийство, таким образом не преодолевают жизнь или смерть, а наоборот утверждает жизнь, ее личностную значимость. Самоубийство аннулирует веру в человека. Однако именно на этой вере зиждется активная деятельность человека по реализации собственного внутреннего потенциала, несмотря на вектор его нацеленности, который может развертываться как в направленности к бессмертию, так и предполагая прекращение со смертью физического существования.

Роль социального влияния на распространение феномена суицида как индивидуального явления лежит во взаимосвязи между степенью «развитости» общества и ростом кривой самоубийств: чем цивилизованнее общество, тем слабее в нем социальные связи, тем более прогрессирует явление суицида. Это, на первый взгляд, парадоксальное явление объясняется тем, что, как показал П. Сорокин, развитие культуры и цивилизации приводит к росту отчуждения Я от Других. Человек, чувствующий себя выкинутым на безбрежный остров видит мир- чужим, холодным и безучастным к его горю. Нужда, лишения, болезнь, материальная нужда- все это, пережить можно. В настоящий ужас ввергает страх того, что до конца дней придется жить, как инородное тело, в чужом и холодном мире, где ничто не представляет из себя никакой ценности и смысла. Так, каждый человек имеет более или менее вполне достаточное количество силы сопротивления всяческим невзгодам и может вынести множество различных страданий, но почти что невозможно вынести бессмысленность страданий, ибо страдание всегда предполагает сознание смысла испытываемого. Поэтому в случае такого чувства выброшенности, отчуждения, наиболее актуальным для суицидента будет желание возвращения в «теплые» и родные места, слияния с целостностью, ее обретением и «возвращением», посредством смерти.

Культура, цивилизация с ее требованиями, принятые нормы поведения в обществе знаменуются четким распределением социальных ролей, следствием которых есть приспособленческая деятельность отдельного человека, надевающего для облегчения в реальности маску, которая часто, в конце концов, прирастает к лицу. Тогда на смену личности приходит безликий усредненный тип. В отличие от последнего остро сознающий и глубоко мыслящий человек не желает мириться с существующим положением вещей, обретая выход из закоснелости и привычки в самоубийстве. Спасение П. Сорокин видит в необходимости осмысления, как отдельным человеком, так и обществом в целом, общей для всех цели (идеи) – мировоззренческая позиция, лежащая в основе взглядов Ф. Достоевского, с исследования которых мы и начали данную работу. Таким образом, на первый взгляд, круг замыкается, и одновременной точкой замыкания и размыкания его есть Высшая Идея.


ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

Итак, рассмотрев этическую сторону вопроса мы пришли к выводу, что с точек зрения социологии, юриспруденции, теологии и медицины предотвращение самоубийства законно обоснованно.

Внезапная смерть нарушает целостность организации того или иного общественного института, поскольку, самоубийство выпадает из области интеллигибельного, ибо оно не есть следствие какой-то стихии, но всегда есть дело индивидуального характера, а потому в рамках системы оно всегда являет себя лишь как нелепая случайность, ошибка, сбой системы. Смерть в результате самоубийства, поскольку она не может объясняться такими универсальными законами, как инстинкт самосохранения всегда зарождается внутри личности, — не «force majeure» и не «стихийное бедствие», а одностороннее аннулирование контракта. Разрывая связь по своему желанию, такая смерть нарушает закон.

Самоубийство демонстрирует независимость психического от общества, закона, теологии и даже от жизни тела. Самоубийство опасно для социума, права, теологии и медицины не только потому, что не обращает внимания на предохранители, выработанные традицией их развития, и противостоит их корневым метафорам, но главным образом потому, что радикально утверждает независимую реальность души.

С точки зрения теологии человек, избравший смерть становится в оппозицию к Божьему миру, выказывает акт восстания и вероотступничества.

Но не является ли высокомерием со стороны теологии, ее ограничение и наложение пределов на всемогущество Бога, когда она утверждает о том, что человек вообще может совершить что-либо противоречащее желанию Бога? Не является ли сам акт самоубийства лишь одним из множественных выборов, предложенных нам Богом? Ибо не Бога, не саму веру отвергает самоубийство, а притязания теологии на смерть и на пути, к ней ведущие. Разве не может самоубийство, совершенное по внутреннему побуждению, одновременно быть изъявлением Божьей воли, чрез объявление времени смерти? Дэвид Юм в своем кратком эссе «О самоубийстве» писал: «Когда я падаю на собственный меч, то получаю свою смерть в равной степени из рук Божества, как если бы ей предшествовала смерть от нападения льва, падения в пропасть или от лихорадки». Следовательно, если принять основное положение теологии о всемогуществе Бога, отбросив ее неимоверно амбициозные притязания, то ничто, в том числе и человек не в состоянии совершить нечто противоправное по отношению к устройству Бога.

 

Применив в докладе две важнейшие предэстетические категориями гармонии и меры, мы пришли к выводу о том, что не сам акт самоубийства, обуславливающие его отдельные причины и обстоятельства, а только их общая соразмерность, уравновешенность и гармония вызывают у окружающих людей те или иные эстетические переживания, вплоть до одобрения и восхваления.

Ценность жизни для личности не безусловна, а имеет значение лишь при условии ее соответствия внутренним убеждениям и моральному закону индивидуума. Так, если жизненные обстоятельства будут идти наперекор личностным убеждениям, такой человек не изменит своим убеждениям, а, скорее, поставит перед собой вопрос о целесообразности продолжения жизни.

Таким образом, в отношении самоубийства вопрос никогда не стоял в категоричной плоскости его полного одобрения или полного порицания. Оценка каждого случая во все времена определялась мерой, соразмерностью и гармоничностью самоубийства со всей остальной жизнью человека, с вызвавшими его обстоятельствами, с традициями, принятыми в данном обществе.

 

 

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

 

1. Судаков, А.К. Любовь к жизни и запрет самоубийства в кантианской метафизике нравов / А.К. Судаков // Вопросы философии. 1996. – № 8. – С. 54-65.

2. Дюркгейм, Э. Самоубийство / Э. Дюркгейм // Суицид. Хрестоматия по суицидологии. – К.: А.Л.Д., 1996. – С. 104–148.

3. Камю, А. Шведские речи / А. Камю // Бунтующий человек. Философия. Политика. Искусство. – М.: Политиздат, 1990. – С. 357–376.

4. Камю, А. Бунтующий человек / А. Камю // Бунтующий человек. Философия. Политика. Искусство. – М.: Политиздат, 1990. – С. 119–356.

5. Кони, А.Ф. Самоубийство в законе и жизни / Кони А.Ф. Собрание сочинений в 9 томах. Т.4. – М.: Юридическая литература, 1967. – С. 454–482.

6. Трегубов, Л.З., Вагин, Ю.Р. Эстетика самоубийства / Л.З. Трегубов., Ю.Р. Вагин. – Пермь, 1993. – 268 с.

7. Хиллман Джеймс, Самоубийство и Душа, Издательство: "Когито-Центр" 2004.

 


Дата добавления: 2016-01-05; просмотров: 15; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!