Оцифровка книги: Боромир, 2005 г. 12 страница
– Заметно, скромностью вы не отличаетесь.
– Она совершенно не внесла бы никакого разнообразия в мой характер.
Плотная группа социально-неудовлетворенных людей принудила сбавить шаг, в результате чего наши руки неожиданно соприкоснулись. Рыжий забор заброшенной стройки, возникшей на пути, был густо оклеен листовками с эдиктом Каракаллы и Великой Хартией вольностей. Едва оторвав глаза от этих хлестких государственных заверений, мы оба почувствовали себя погруженными в осторожную взаимную симпатию. Тогда я двинул в бой на расширение завоеванного плацдарма всю присущую мне эксцентричность.
– Господи, да откуда вы такой взялись? – говорила она, полусмеясь и поправляя роскошные волосы.
– Из урбанистической сказки. Меня зовут Фома Неверующий.
– Чудесно! И чем вы занимаетесь?
– Я язычник и занимаюсь обновлением мироощущений.
Полусмех, сдерживаемый дистанцией приличия, выплеснулся в собственный смех, и, буквально завертевшись в его бурном водовороте, я наконец выведал имя незнакомки и вцепился в него, будто в спасательный канат.
– Лиза, – сказало мне все лицо, наклонившись на бок.
Просторный пиджак с подкладными плечами из легкой черно-синей ткани, мятой волнами в соответствии с последними блажениями моды, широченные брюки и белый атласный лиф с перламутровыми пуговицами, одетый на голое тело, выдавали прекрасную спортивную фигуру, а легкий макияж оттенял природный здоровый цвет лица. Разумные голубые глаза, свидетельствующие о выдержанности в хорошем воспитании и достатке, маленький размер обуви и длинные аристократические пальцы рук разогрели мое удовольствие. Породистая женщина в условиях роста демократии – большая редкость. Я засунул руки в карманы и начал источать грубоватое обаяние вкупе с шутовскими расшаркиваниями. Картинно согнув локти, поделился воззрениями на творчество Мерля и Мультатули и всячески иначе пытался выказать структурированную эрудицию, цепляя к каждой фразе остроумие, чтобы показать широту и неординарность натуры в минимуме временного пространства.
|
|
|
Мы находились как раз возле главного входа в Институт повышения квалификации неудачников, когда на примыкающую к нему аллею упал сдувшийся парфянский аэростат, обвешанный флагами, и придавил гулявшую таксу, которая фальцетным лаем привлекла блеклые взоры прохожих. Казалось, что жаркий летний воздух – это идеальный консервант для людской апатии, до такой степени все в этой части земной коры сделались безразличны к наводнениям, катастрофам, пожарам, лозунгам, чудесам, нарушениям воздушного и экстрапространства, а также к иным мирским несчастьям. Мы с Лизой рассмеялись в такт сокрушенному собачьему лаю...
|
|
|
– Спасибо за компанию, Фома. Вы очень занятый человек, подняли мне настроение... Но, увы, мне пора, – изрекла вдруг она ангелическим голосом, как только мы оказались в фешенебельном .квартале, и нажала кнопку сухощавого электрического звонка, упрятанного в гуще плюща. Плетеный водопад растения шелохнулся, обозначил дверь в стене, из которой высунулся плечистый детина в черно-белой полосатой жилетке, бабочке и белых перчатках.
– Прошу вас, – сказало прилизанное угрюмое существо, быстро пропустив Лизу, и с изумительной поспешностью отгородило меня от нее.
– К кому вы, – спросил детина не голосом, но внушительным движением плеч и желваков. Что-то горячее закопошилось в моей руке, и многочисленные листы договора и приложений сами собой расползлись веером, обозначив адрес, точно соответствовавший массивной надписи на стене каменного забора. Я сразу же вспомнил, что мне надлежало явиться в этот дом для дальнейшего ознакомления с правами, обязанностями и встречи с первым заместителем министра Григорием Владимировичем Балябиным. Поправив галстучную заколку с брильянтом, я молниеносно сосчитал багрово-яшмовые капиллярные сосуды на лице служителя потайной двери и, улыбнувшись, вытянул вперед ворох бумаг, будто это была пачка чаевых, толщиной с Библию.
|
|
|
– Собственно, мне сюда, – заявил я, выкатив белки глаз до разрыва век. Человек отхлынул назад, разом, словно в ножны, спрятав плечи, желваки и немую воинственность. Лиза все это время с любопытством смотрела на нас, теребя на шее платиновую цепочку, и, увидев мою негаданную победу, скрылась в саду. Напоследок она окончательно прижгла сетчатку моих глаз маслянисто-блестящим декольте. Учтиво трогая вокруг меня воздух белыми перчатками, человек вызвался проводить в дом. Буйная диковинная растительность открылась глазам во всем книжно-ботаническом многообразии. Я вежливо попросил посторониться огромного сангвинического павлина, прогуливающегося по мозаичным плитам дорожки, и едва не упал в декоративный водоем с косяком глазастых рыбешек (...) Из меня получится отменный корм, обещаю вам (...) Гигантское полотно блестящей кожи в ажурной раме декольте и цепочки покрылось сочной голографической татуировкой павлиньих и рыбьих хвостов, и, разросшись до космических размеров, раздавило мои глаза изнутри. Белая перчатка высунулась из плюща и поддержала меня за локоть. Я почти повис на руке служителя. Однако, когда он буквально приставил меня к двери, ведущей в двухэтажный особняк с белыми наличниками и черепичной крышей, я несколько встрепенулся и, обернувшись, сказал начальственным шепотом:
|
|
|
– У вас там над площадью летает парфянский дирижабль. Народ нервничает. Разберитесь...
Я вошел в просторный светлый холл с большим количеством плоских ламп, свисающих с потолка на тонких проводах разной длины, и, погасив звучные шаги ватным ворсом темно-зеленого паласа, приблизился к низкому столу, обставленному с трех сторон диванами, где, полузарывшись в подушки, полулежало огромное угловатое тело человека лет тридцати. Скользнув по мне отточенным блеском зрачка, мужчина отбросил на стол пульт дистанционного управления аудио-видеокомплекса, который занимал плоским настенным экраном, огромными акустическими колонками и массивной застекленной стойкой значительную часть помещения, и, придав телу импульс с помощью одной руки, вскочил и приблизился ко мне так проворно, что не задел ни одной подушки. Закатанные рукава безупречно белоснежной свежей сорочки открыли мускулистые руки, точно сеткой, обтянутые венами, а скромный деловой галстук подчеркивал крутую атлетическую грудь. Желваки, казалось, пробежались по всему периметру лица от подбородка до мощного коротко остриженного затылка, а серые спокойные глаза лучились всеми видами превосходства над окружающей действительностью.
– Вы Фома Рокотов?
– Да, совершенно верно.
– Можно, я буду звать вас просто Фома?
– Отчего же нельзя? Пожалуйста! – жизнерадостно ответил я, с удовольствием пожимая протянутую мне руку.
– Григорий Владимирович Балябин, очень приятно. Садитесь, мне докладывали о вас.
– Благодарю.
– Вы, насколько я понимаю, уже знаете, о чем пойдет речь.
– Да-да.
– Предложение вам сделано необычное, но это не должно вас смущать, ведь мы и живем в необычные времена. Да... Итак, вам оказано большое доверие. По совокупности анкетных данных, результатам тестирования и собеседования вы подходите для...
– Я уже понял.
– Замечательно. Вы будете получать деньги, пользоваться всевозможными благами, свободами и полной безопасностью.
– Это понятно. Но, будьте любезны, все же объясните мне такую вещь... В договоре ясно написано «психологический натурщик». Мне не совсем, понятно. Какая связь?
– Поясняю. Все катаклизмы, которые потрясают нынешнее безликое общество, можно с высокой степенью сходства сгустить в пределах отдельно взятой личности. Согласитесь, что социология как абстрактная дисциплина, оперирующая столбцами цифр, для конкретного человека, сдавленного различными проблемами, мало утешительна. Вам объясняют, что количество верующих, больных, богатых, социально незащищенных в обществе меняется в ту или иную сторону. Но к вашей вере, боли, достоянию или надвигающейся старости это не имеет никакого отношения. Вы ищете спасение от боли, спасение от утраты смысла жизни, а вам подсовывают столбцы цифр с наукообразными объяснениями. Причем количество рабочих версий всегда превышает количество возможно допустимых вашим разумом. И в результате, злость и досада растут, потому что такого рода объяснения как нельзя лучше показывают, что вы никому не нужны. Посему в одной из лабораторий нашего министерства предложили оригинальный и довольно простой вариант решения социальных проблем, а именно: изучать общественные явления не на абстрактном сознании, а на сознании конкретных индивидов. То есть, речь идет о персонификации всей социологии и превращении ее из безликой дисциплины в дифференцированную науку, максимально приближенную к человеку. Вы, безусловно, можете возразить. Дескать, как же так, отдельно взятый конкретный человек? Ведь нет же двух одинаковых людей и следовательно, методики, подходящие для одного, никоим образом не годятся для другого. Следовательно, всякие изыскания обречены на провал. Но вот здесь и кроется вторая неожиданность, которая ждет вас. Подождите, – жизнерадостно изрек Григорий Владимирович. Пленительно грациозно разметавшись на диване и царственным жестом нажав кнопку дистанционного пульта управления, он вызвал все того же угрюмого лакея в белых перчатках и полосатой жилетке. Я заинтересованно воззрился на многосложный пульт управления, испещренный гигантским количеством кнопок и снабженный миниатюрными жидкокристаллическими табло и индикаторами. Неужели и лакей имеет централизованное управление и входит в состав аудио-видеокомплекса? Или он просто робот?
– Марк, вызовите к нам, пожалуйста, Эдуарда Борисовича.
– Ъ-ъ-ъ! – Марк утвердительно сгруппировал мышцы, неумело копируя хозяина, чем, очевидно, и выразил крайнюю степень послушания.
Я обвел глазами строгую добротную обстановку, и только тут сообразил, насколько заместитель министра мыслит схожими со мною категориями, как похоже излагает. Кроме того, какой-то неуловимый знакомый стилистический привкус меня просто перепугал, словно вся эта августейшая туша живет схожей со мной Неверующей жизнью. Я принялся было считать плоские блюдца ламп под потолком, мысленно уподобив их плотному минному полю в темной толще вод, на одной из мин которого мне суждено было подорваться, будто одинокой заблудившейся субмарине. Дойдя до цифры «8», я вдруг увидел Лизу, вышедшую из другой двери. Она направлялась к нам, удовлетворенно лукаво рассматривая нас бесподобными голубыми глазами. Григорий Владимирович встрепенулся, простер к ней правую руку, как-то очень по-своему хитро наматывая ее на Лизину талию, а левую выворачивая в моем направлении:
– Познакомься, это...
– А мы уже знакомы. Фома двадцать минут назад познакомился со мной на улице, чем несказанно и позабавил.
– Ах, вот как, однако. И часто вы пристаете на улице к незнакомым женщинам? – спросил Балябин, изумленно повернув голову в полуоборот. Я смущенно сжал плечи, тем же движением вывинчивая из них голову, отчего раздался новый смех Лизы.
– Да, ну ладно. Принеси нам что-нибудь выпить и иди наверх. Я освобожусь через час, если голодна, съешь там чего-нибудь.
Они
§ 16
столкнулись в дверях, Лиза и Эдуард Борисович, и от меня не укрылась его слащавая улыбка, которой он перемазал ей всю грудь.
– Мы знакомы, – вставил я более уверенно.
– Да-да, – сказал референт, не отнимая глаз от объекта сладострастия, и, еще находясь в его власти, растерянно протянул мне жирную руку.
– Продолжим. Так вот, Фома, Эдуард Борисович в некотором роде наиценнейший человек, ибо, является моим референтом по вопросам этики и биоэтики, он также возглавляет одну из известных вам Этических консультаций, и, что самое примечательное, является энтузиастом всех исследований, которые ведутся в этой области. Ему принадлежит право изобретения «Системы социальных экстраполяций», ну и, кроме всего прочего, в ряде лабораторий, которые он курирует, вытворяются прямо-таки чудеса. Итак, вернемся к нашему разговору о том, какая же существует связь между вами, психологическим натурщиком, и Этическими консультациями. А связь очень простая и явная. Мы используем вас как модель, на которой в концентрированной форме исследуются воздействия социальных проблем, и вырабатываем средства индивидуальной защиты и устойчивости для отдельно взятого человека. Используя затем правила социальной экстраполяции, расширяем их действие через Этические консультации на возможно большее число граждан и таким образом снимаем возбужденность, напряжение и неудовольствие в народе. Потом, берите шире – оздоровим нацию! У Эдуарда Борисовича имеется еще несколько секретов за душой, о которых мы вам сейчас с удовольствием и поведаем.
Референт удовлетворенно огладил живот, перекатывающийся от тугих сопящих вздохов, и, сидя в глубине углового дивана, наконец сказал:
– Поскольку вы, Фома Фомич, уже подписали контракт, мы разговариваем с вами на равных, ничего не скрывая. Поговорим подробнее о том, что Григорий Владимирович подразумевает под словом «воздействие». Речь, как вы сами понимаете, идет не о пассивном, а об активном воздействии на человеческую природу в целях улучшения, избавления от всякого рода криминогенных вкраплений и в результате создании типа желаемого подданного и гражданина. Вы, как образованный человек, знаете, безусловно, что медицина последнее время своим пугающим всесилием все больше вмешивается в наши классические представления об исконных человеческих ценностях. Скальпель и фармакологические препараты все чаще вторгаются в святая святых человека, изменяя не только его судьбу и внутренний мир по воле врача, но уже саму сущность понятий добра и зла, в которые погружена жизнь человека. Мы стоим на пороге создания синтетического человека, который будет испытывать боль, страх, любовь, гордость, унижение совершенно по-другому, чем мы с вами, и куда заведет нас этот прогресс, прогнозировать невозможно. Прогресс, увы, перестал быть средством, он стал единственной я самодостаточной целью. Медицина все больше становится главным институтом, осуществляющим социальный контроль, отодвигая на второй план более традиционные институты – церковь и закон. Суждения «во имя здоровья», а также оперирующие ярлыками «здоровье» и «болезнь» считаются адекватными по отношению ко все увеличивающейся области социальных явлений. Количество точных дисциплин, направленных в самую сердцевину метафизической сущности человека, множится не по дням, а по часам: генная инженерия, медицинская генетика, медицинское экспериментирование на людях, модификация поведения с помощью фармакологических и нейрохирургических средств, практика эвтаназии и т. д.
Человеческая смерть – это отнюдь не то, за чем раньше следовал занавес трагедий. Она имеет теперь множество самых разнообразных критериев определения, которые размываются с каждым новым открытием, а пациент все чаще подписывает с врачом контракт на вторжение внутрь себя, где детально рассматриваются возможные варианты последствий. Одним словом, вечные человеческие ценности все больше определяются медицинским путем и уровнем технического развития, а не моральными установками общества...
По-моему, лампы начали раскачиваться в такт нарастающему синтетическому шуму в ушах. Я провел рукой перед лицом, где, судя по моим ощущениям, сейчас находился фокус всех чувств. Двое людей, сидевших напротив в непринужденных позах, покрылись вдруг какой-то оптической сыпью, будто неустойчивое телеизображение. Я принял их за классический клоунский дуэт, состоящий из долговязого серьезного парня и маленького веселого толстяка. Хотите запустить скальпель в священное Неверие и, измерив его, описать горстью скучных формул? Хотите осквернить мой стереодневник своим тупоумным вторжением? Я интересую вас не более, чем кролик, подающий признаки жизни после многократной летальной дозы радиации?
У нас происходят метафизические смотрины (...)
Я воюю не с миром, не с административно-политической системой, я вызвал на бой абсолютную идею...
«Бог смог наказать Адама и Еву, потому что они не согрешили до конца. Преступление наказывается, когда оно мало, и превозносится и награждается, когда оно велико». [Джованни Папини.]
«Кто умеет овладеть вещью и утвердиться во владении ею, тому она и принадлежит до тех пор, пока ее не отнимут у него; – так же обстоит дело и со свободой: свобода принадлежит тому, кто умеет ее взять». [Макс Штирнер.]
«Кто стремится к обществу, тот необходимо должен господствовать над ним». [А. Хойс.]
Все познается в сравнении, особенно когда сравнивать не с чем – вот базис любой доктрины.
Можно пострадать и за убеждения, если больше не из-за чего.
Самый лучший полигон для проверки прочности человека – лицемерие. Смотришь и недоумеваешь, как он еще не разрушился?
В самом страшном сне главное – это вовремя проснуться.
Вкладывание денег в свои удовольствия и свое хорошее настроение – самый доходный бизнес.
Дотошные правдолюбцы придумали детектор лжи. Теперь двое этих государственных мужей будут испытывать на мне детектор правды.
Они продолжали говорить уже вместе, точно забрасывали меня, еще живого, камнями. До меня донеслись их реплики, соединившиеся в целый истребительный камнепад:
...новые этические проблемы...
...право на смерть...
...сверхъестественный фактор, в виде божественной воли...
...специальные отношения, с пациентом, независимо от содержания оказываемой помощи...
...область принятия биоэтического решения...
...возникновение медицинского шовинизма...
Они поменялись местами то ли оттого, что затекли ноги от долгого сидения на диване, то ли оттого, что им показалось, будто напыщенные речи их не имеют желаемого психологического эффекта.
– Можете себе представить, – не унимался Эдуард Борисович, пробегая остриженными ногтями по лысине и отодвигая ее на самый затылок, – что, взяв у человека самые элементарные медицинские анализы, вы сможете установить его национальность, принадлежность к социальному страту, определить вероисповедание, указать убеждения, вплоть до сексуальных и эстетических вкусов. А если можно определить, то, следовательно, можно их изменить и сделать биологическим, химическим или оперативным путем из человека то, что необходимо. Вообразите себе только, какой необъятный пласт проблем проявится, как только мы расширим практику трансплантации человеческих органов. Тема свободы и обязанности дарить, щедрости и индивидуальной заинтересованности в дарении вновь возникнет в нашем обществе как возвращение давно забытого мотива. Трансплантация органов – это недавнее медицинское достижение, которое оживило интерес к таким проблемам, как обмен подарками и социальная солидарность. Возникает перспектива появления рынка со свободно складывающимися ценами, где предметом купли-продажи становятся органы человеческого тела и, берите шире, в придачу к ним – соответствующие реакции, ощущения. Вы только представьте, что можно будет купить по сходной цене: целые группы чувств, убеждения, предрасположенности, воспоминания, счастье. Наконец, целые периоды жизни, вкусить лавры победителя, многоженца, авантюриста, изведать муки творчества, сладкие грезы первой любви – и все это, не проделав ничего на самом деле. Любому можно будет испытать чувства царя, святого, негодяя. Мы вступаем в эпоху, когда можно будет почувствовать феерию танца, не имея пластики балерины, или познать авторство чуда света, не вставая с дивана.
– Потрясающе! – резюмировал я и, наклонив голову, стал рассматривать двух государственных людей, удивляясь не свойственным мне рафинированным удивлением. То, что окружает меня, не люди, не факты, не идеи, а всего лишь галерея покосившихся картин.
– Скажите, пожалуйста, Эдуард Борисович, а что такое «Система социальных экстраполяций»?
– Ну, это довольно сложная и, на первый взгляд, фантастическая система, отчасти похожая на таблицу Менделеева, только не для химических элементов, а для людей, занимающих то или иное положение в обществе. Дело, видите ли, в том, что наши связи с людьми и самый характер отношений воздействуют не только на психику, привычки, образ мыслей, но гораздо глубже – на фенотип человека, а через него влияют уже на наследственность. Занимательную штуку открыли у меня в лаборатории, Фома Фомич. Оказывается, не только типы людей находятся в четко структурированной взаимосвязи, так что один характер с определенными свойствами возникает в социальной ячейке, а никак не другой, но даже литературные персонажи, если их увязать один с другим, образуют прочное взаимосвязанное полотно человеческих свойств. И вышеназванная система социальных экстраполяции в зависимости от входных и выходных данных человеческого бытия позволяет конструировать всю архитектонику личностного образа с вероятностью прямо-таки обескураживающей. Эдакая социально-психологическая таблица Менделеева. А в нашем конкретном случае данная система просто необходима, ибо, скрупулезно изучив все реакции конкретного психологического натурщика на внешнюю среду, мы сможем затем экстраполировать их применительно ко всем слоям общества и группам населения и наконец-то создать целостную картину общества. Причем, заметьте, картину детальную, так что на ней можно будет разглядеть человека во всех мыслимых деталях настроений и убеждений.
Дата добавления: 2022-11-11; просмотров: 101; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!