Василий Экземплярский. УЧЕНИЕ ДРЕВНЕЙ ЦЕРКВИ О СОБСТВЕННОСТИ И МИЛОСТЫНЕ 4 страница
Такой взгляд резко расходится со взглядом на предмет нашего современного богословия; но это не может нас особенно смущать потому, во-первых, что высказываемый нами взгляд находится в совершенной гармонии с основным практическим началом христианской жизни; и потому, во-вторых, что, расходясь с господствующей тенденцией современного богословия, этот взгляд совпадает всецело с учением отцов и учителей Вселенской Церкви, которые в устроении первохристианской общины видели идеальную форму церковного общения, а в общении имуществ — естественное выражение христианской любви, объединяющей людей в братскую семью; выражение, являющееся желательным во всякое мгновение жизни на земле Церкви Христовой. При этом в святоотеческой письменности первых трех веков встречается не только признание идеального значения за формой общения имуществ в деле устроения материального быта общины, но и положительный призыв к этому, и указание на действительное существование такого общения в среде христиан. А в последующие века взоры учителей Церкви обращаются от современного им положения церковной жизни к первым дням христианства, и в сиянии этого царства любви они показывают своим современникам, какой должна быть жизнь христианская.
Все это ясно откроется при изложении святоотеческого учения о собственности; но прежде, чем перейти к изложению этого учения подведем кратко итоги тому, что стало ясным для нас из откровенного учения в его отношении к праву человека владеть своим.
|
|
Прежде всего, мы думаем и утверждаем, что в откровенном учении нет и намека на долг «приобретать, хранить и умножать» свое имущество. Всюду вместо этого заповедуется не приобретать себе сокровищ на земле, не заботиться о том, что тлеет, и раздавать свое достояние неимущим. Иными словами, в откровенном учении заповедуется как раз обратное тому, что дозволяется и одобряется нашими системами нравственного богословия. Вследствие этого, естественно, и отношение к праву собственности в новозаветном Откровении и в нашем богословии устанавливается неодинаковое. Откровенное учение, как мы сказали, признает это право как наличный факт действительной жизни. И не только в прямых словах св. апостола Петра Анании[97], но и в абсолютном запрещении всякого посягательства на чужую собственность утверждается принцип неприкосновенности права каждого владеть принадлежащим ему по гражданскому закону. Христианство по самой своей природе не отрицало юридических норм общежития, даже такой нормы, как институт рабства. Но оно сообщало этим нормам новое освещение, вдыхало в них новый дух и через это преобразовывало их. Так было вообще, так и в отношении христианства к праву собственности. Оно признало это право в качестве юридической нормы, но само говорило не об этом праве, но о долге нашем отказываться от этого права в случае внешнего насилия и всегда думать не о том, чтобы владеть своим, но о том, чтобы делиться своим с другими. Поэтому, когда наше богословие говорит о том, что право собственности «святыня для христианина», то мы думаем, что это не христианская характеристика. Конечно, если под терминами «священный» и «святыня» подразумевать принцип неприкосновенности, то это — бесспорная истина. Но такое словоупотребление все-таки будет не вполне точным. Термины «священный» и «святыня» приложимы в истинном смысле слова лишь к идеальным нормам собственно христианского нравственного закона. А такой идеальной нормой в христианстве является не право собственности, но, согласно учению Откровения и Церкви, добровольное внутреннее, а иногда и внешнее отречение от права собственности, когда последняя рассматривалась как общее достояние. Мысль эта, как сейчас увидим, проходит яркой нитью через все века жизни древней Церкви и находит в святоотеческом учении такое резкое выражение, что самое происхождение права собственности рассматривается как признак оскудения любви среди людей и наглядное выражение отсутствия среди них истинно братского единения в жизни.
|
|
|
|
На рубеже письменности апостольской и святоотеческой находятся писания мужей апостольских. В этих памятниках древней церковной письменности мы, конечно, не встречаем подробно развитого учения о собственности, но, однако, находим существенно важные для нас указания на то, что человек является в этом мире собственником лишь в условном смысле, только распорядителем Божиих даров; и, согласно воле Божией, должен смотреть на свое, как на принадлежащее всем его собратьям. В «Послании апостола Варнавы», этом древнейшем памятнике церковной письменности, его святой автор изображает, между прочим, два возможных пути нашей жизни: путь света и тьмы, путь любви и злобы. И в изображении первого пути встречается, как неотделимый признак истинной любви, совершенное общение верующих. «Люби ближнего, — пишет св. Варнава, — более души своей... Имей общение с ближними во всем и не называй ничего собственностью; ибо если вы общники в благах нетленных, то не более ли в вещах тленных?... Не будь простирающим рук к принятию и сгибающим их, когда ты должен дать»[98].
|
|
В «Пастыре» Ерма находится довольно подробное раскрытие той мысли, что все в мире — Божие достояние, и человек должен владеть им так, чтобы все участвовали в обладании Божиими дарами. «Не пользуйтесь, — увещает старица в видении Ерма, — одни творениями Божиими, но щедро раздавайте нуждающимся»[99]. «Всем давай, — заповедует Пастырь, — потому, что Бог хочет, чтобы всем было даруемо из Его даров. Берущие отдадут отчет Богу... Дающий же не будет виноват, ибо он исполнил служение, какое получил от Бога»[100]. В подобии первом подробно раскрывается та мысль, что человек в этом мире не может иметь истинной собственности, но что если кто владеет чем-либо, то должен всем делиться с нуждающимися ближними. «Пастырь сказал мне: знаете ли, что вы, рабы Божии, находитесь в странствии? Ваш город находится далеко от этого города. Итак, если знаете ваше отечество, в котором имеете жить, то зачем здесь покупаете поместья, строите великолепные здания и ненужные жилища?... Несмысленный, двоедушный и жалкий человек, не понимаешь ли, что все это — чужое и под властью другого... Итак, смотри, подобно страннику на чужой стороне, не приготовляй ничего более, как сколько тебе необходимо для жизни... Итак, вы, служащие Богу и имеющие Его в сердцах своих, смотрите: делайте дела Божии... Вместо полей, искупайте души от нужды, сколько кто может, помогайте вдовам и сиротам; богатство и все стяжания ваши употребляйте на такого рода дела, на которые вы и получили их от Бога. Ибо Господь обогатил вас для того, чтобы вы исполняли такое служение Ему. Делать это гораздо лучше, чем покупать поместья или дома, потому что все это погибнет в этом мире»[101]. «Должно всякого человека исхищать из бедствия... Кто знает о бедствии такого человека и не избавляет его, тот допускает великий грех и делается виновен в крови его. Итак, благотворите, сколько кто получил от Господа»[102]. Таким образом, Ерм требует отрешиться от взгляда на свое имущество как на свою неотъемлемую собственность, но видит в нем нечто такое, на что имеют право все нуждающиеся.
«Учение двенадцати Апостолов», этот древний памятник, примыкающий к веку писаний мужей апостольских, содержит очень выразительное поучение, как должно смотреть на свою собственность, причем в этом случае близко примыкает к взглядам, высказанным в послании апостола Варнавы. «Всякому просящему у тебя дай, — повторяет «Учение» слова Господа, — и не требуй назад; ибо Отец желает, чтобы всем было даруемо от Его благодатных даров»[103]. «Не отвращайся от нуждающегося, но во всем имей общение с братом своим; и ничего не называй своей собственностью; ибо если вы соучастники в нетленном, то тем более в вещах тленных»[104].
В писаниях мужей апостольских, соответственно их учительному характеру, мы слышим только призыв к отказу от того, чтобы называть что-либо своей собственностью, но не встречаем определенных указаний, осуществлялось ли это идеальное требование и в действительной жизни Церкви. В писаниях христианских апологетов мы находим положительный ответ и на этот вопрос, когда они дают отчет врагам христианства в тех началах, какими руководится Церковь в своей жизни. Так, св. Иустин, философ и мученик, свидетельствует в своей первой «апологии», что и в его время существовало в Церкви общение имуществ. «Прежде мы, — говорит св. Иустин о христианах, — более всего заботились о снискании богатства и имения; ныне и то, что имеем, вносим в общество и делимся со всяким нуждающимся...»[105]. «И достаточные из нас помогают всем бедным, и мы всегда живем заодно друг с другом... Достаточные и желающие, каждый по своему произволению, дают, что хотят, и собранное хранится у предстоятеля; а он имеет попечение... о всех, находящихся в нужде»[106].
О готовности христиан отказаться от всего своего в пользу неимущих свидетельствует и св. Ириней Лионский. «Есть, — говорит он, — приношения там (в Ветхом Завете), есть приношения и здесь (в Новом); есть жертвы у народа (иудейского), есть жертвы и в Церкви; но изменен только вид, так как приношение делается уже не рабами, а свободными... И посему те посвящали Ему (Богу) десятины своих (имений); а получившие свободу определяют все имущество свое для целей Господних, радостно и свободно давая не меньшее в надежде получить большее; так, бедная вдова все свое состояние отдала в сокровищницу Божию»[107].
Знаменитый апологет христианства Тертуллиан с большой определенностью и выразительностью высказал христианский взгляд на характер нашего владения в этом мире. «Господь, — говорит он в своем сочинении «О терпении», — тысячекратно повелевает тебе презирать мир или, лучше сказать, научает тебя, как презирать временные блага, потому что нигде Сам Он не оказывает к ним ни малейшего уважения... Даже и то, что мы считаем своим, не есть наше. Мы ничего не имеем: все принадлежит Богу, Которому и сами мы принадлежим. Итак, когда случится нам что потерять, и мы переносим то с нетерпением, то через сие показываем, что мы не свободны еще от сребролюбия, потому что жалеем о том, что нам не принадлежит. Огорчаться потерей того, что не наше, значит желать чужого. Таким образом, мы должны мужественно отрекаться от земных вещей и непрестанно созерцать блага небесные»[108].
В своей «Апологии» Тертуллиан рисует картину живого братского общения верующих своего времени, составлявшего полную противоположность языческой разъединенности. «Мы живем, — свидетельствует апологет, — по-братски на счет общности имуществ, между тем как у вас эти имущества производят ежедневные раздоры между братьями. Составляя между собой одно сердце, одну душу, можем ли мы отказываться от общности имуществ? Все у нас общее, исключая жен; мы разделяемся друг от друга в сем единственно отношении... Относительно христиан ничего тут нет удивительного, что у них общие столы... Одно их (столов) имя показывает, какое к тому побуждение. Их называют «agapes» — слово греческое, означающее «любовь». Чего бы ни стоили вечери наши, мы считаем себя довольно вознагражденными тем, что делаем добро: мы облегчаем тем состояние бедных людей»[109]. В своем трактате «Об идолопоклонстве» Тертуллиан с воодушевлением и силой христианского убеждения изображает то начало совершенного отречения от всего своего, какое мыслится с понятием истинного христианина. «Что за предлог, — спрашивает Тертуллиан, — по принятии христианской веры отговариваться потребностями жизни и жаловаться, что нечем жить? На такую отговорку я мог бы коротко и просто отвечать: ты говоришь про то слишком поздно, прежде, нежели ты сделался христианином, надлежало бы тебе о том размыслить... Теперь же у тебя есть заповеди Господни, есть образцы, отъемлющие у тебя всякий предлог. О чем ты говоришь? Я буду беден; но Господь отвечает: «блаженны нищие». — У меня не будет пищи; но в законе сказано: «не пецытеся, что ясте или что пиете». — Нет одежды; «смотрите крин сельных: не тружда- ются, ни прядут». — Мне нужны деньги; «вся, елика имаши, продаждь и раздай нищим». — Мне надобно устроить детей и подумать о потомстве; «никто же возложь руку свою на рало и зря вспять, управлен есть в Царствии Божии». — Но я в мире имел известное звание; «никто ни может двема господинома работати». Если ты хочешь быть учеником Христовым, то возьми крест твой и иди по Нем, то есть переноси бедность, страдания и самое тело твое... Жену, детей, родственников — ты все можешь оставить для Бога... Когда Иаков и Иоанн были позваны Господом нашим, они оставили и корабль, и мрежи, и отца своего; когда Господь воззвал Матфея, он тотчас сошел с мытницы своей и последовал Ему. Никто из избранных Богом мужей не отвечал: «мне нечем жить». Вера не боится голода, зная, что из любви к Богу надобно презирать голод, как и всякую другую смерть; она (вера) привыкла не беспокоиться не только о пище, но и о самой жизни»[110].
Климент Александрийский в своем известном сочинении «Кто из богатых спасется», являющемся исключением среди произведений древ- нецерковной письменности по взгляду на богатство (о чем речь ниже), по вопросу о праве человека владеть своей собственностью держится воззрений, согласных в существенном с другими представителями древнецерков- ной мысли. «По природе своей, — рассуждает Климент, — всякое богатство, каким бы кто ни владел, не составляет прямой собственности того, но возможно из сей неправоты создавать дело правое и спасительное»[111]. Каким образом? на это находим ответ далее, где заповедуется не только давать всякому просящему, но еще и отыскивать нуждающихся[112], и не запирать друг от друга того, что скоро огонь пожрет, и не удерживать того, что принадлежит этому миру, что собой представляет нечто нищенское, чуждое и бренное[113]. Ясно, что подобное отношение к собственности должно вести к общению имуществ. Эту мысль и выразил сам Климент в другом своем сочинении «Педагог». «Бог создал, — пишет он здесь, — человечество для братского общения, Сам первее всего пожертвовав Своим Сыном и Логосом, все доставляя всем, даровавши в общее достояние для всех. Все, следовательно, должно быть общим, и богатые не должны желать больше иметь, чем другие. Слово: «у меня драгоценности есть, почему же не должно себе доставлять удовольствие ими» — не человечно, не есть оно слово братское. Более соответствует христианской любви другое слово: «у меня есть это, почему же не должен я с нуждающимся поделиться?». Такой человек совершен и исполняет заповедь: возлюби ближнего, как самого себя... Знаю, что Бог дал нам право наслаждаться, но только в пределах необходимого, и по Его воле наслаждение должно быть общим. Это не в порядке вещей, чтобы один в изобилии жил, тогда как многие терпят нужду»[114]. Мы думаем, что сущность воззрений Климента Александрийского на право собственности можно выразить следующими его словами: «кто владеет собственностью, и золотом, и серебром, и домами как даром Божиим и своими богатствами Подателю всех благ Богу служит к спасению душ, и кто знает, что этим он владеет более из-за собратий, нежели ради себя... того прославляет Господь как блаженного и называет нищим в духе»[115]. Таким образом, и по взгляду Климента, человек владеет собственно Божиим достоянием и обязан распоряжаться этим достоянием согласно с Божией волей. При этом у Климента мы встречаем интересное рассуждение, почему мы имеем право считать своей собственностью то, что собственно принадлежит Богу. «Если, — рассуждает он, — достояние того и другого из друзей составляет общую их собственность, а Бог и человек теперь между собой поставлены в отношения дружественные (так как, благодаря посредству Слова Божия, Бог стал другом людей), то, действительно, все становится достоянием человека, потому что Богу все принадлежит; и все это составляет общую собственность обоих друзей: и Бога, и человека»[116].
Великий христианский епископ III века св. Киприан Карфагенский с особенной выразительностью оттенил тот взгляд христианства на право собственности, по которому христианин должен думать не об этом праве и охранении своего имущества, но о добровольном отказе от своего достояния ради любви к собратьям. Исходя из того убеждения, что только духовные блага суть блага истинные, которые у Бога составляют нашу истинную собственность, а блага мира — презренны[117], св. Киприан признак христианского совершенства видит в отказе от собственности. «Надобно, — писал он, — удаляться от имущества, как от неприятеля, убегать от него, как от разбойника, бояться, как меча и яда, для обладающих им... Все наше богатство и имущество пусть будет отдано для приращения Господу, Который будет судить нас. Так процветала вера при апостолах! Так первые христиане исполняли веления Христовы! Они с готовностью и щедростью отдавали все апостолам для раздела»[118]. И вообще, по воззрению святителя, «кто сделался учеником Христовым, тот, по словам Учителя, отказываясь от всего, должен просить только дневного пропитания и в молитве не простирать далее своих желаний... Господь учит, что тот вполне совершен, кто, продав все свое состояние и раздав в пользу нищих, заготовляет себе сокровище на небе[119]; тот, по словам Господа, может следовать за Ним и подражать славе страдания Господня, кто в готовности и охоте своей не задерживается никакими сетями домашнего хозяйства, но, предпослав свое имущество Богу, отрешенный и свободный, и сам идет туда же»[120]. Особенно выразительно свой взгляд на отношение христианина к праву собственности св. Киприан высказал в «Книге о благотворениях и милостыне». Здесь он раскрывает ту мысль, что почитаемое нами за собственность есть в действительности общее наше достояние, и в восторженных словах рисует картину жизни апостольской Церкви, где царила и совершенная любовь, и полное общение имуществ. «Размыслим, — говорит святитель, — возлюбленнейшие братья, о том, что делали верующие во времена апостолов... в то время продавали дома и поместья, а деньги охотно и в изобилии приносили апостолам для раздачи бедным; посредством продажи и раздачи земных стяжаний переносили свое имущество туда, откуда можно бы получать плоды вечного обладания; приобретали дома там, где можно бы поселиться навсегда. В благотворении было тогда столько же щедрости, сколько согласия в любви, как о том читаем в Деяниях апостольских: народу же веровавшему бе сердце и душа едина, и ни един же что от имений своих глаголаше свое быти, но бяху им вся обща. Вот, что значит быть истинными чадами Божиими по духовному рождению! Вот, что значит подражать по небесному закону правде Бога Отца! Ибо что принадлежит Богу, то должно составлять общее наше достояние, и никто не должен быть лишаем участия в благодеяниях и дарах Его так, будто весь род человеческий не одинаково должен пользоваться благостью, щедростью и милостью Божественной. Так, одинаково для всех светит день, одинаково сияет солнце, падает дождь, дует ветер, и сон у спящих один, и блистание звезд и луны обще для всех. И если земной владелец, руководствуясь таким примером равенства, разделяет свои плоды и прибытки с братством, то он, становясь через безмездные щедрые подаяния общительным и справедливым, становится подражателем Бога Отца»[121].
Св. Киприан стоит почти на границе двух периодов церковной истории: того, когда еще не различались строго идеальные требования христианского совершенства и нормы действительной жизни верующих, и того периода, когда полное осуществление требований христианского совершенства учители Церкви начали относить к прошлому церковной жизни, а в настоящем более обличали несоответствие того, что есть, с тем, что должно быть. В творениях св. Киприана мы еще встречаем одновременно и обличение, горячее и суровое, того ненормального порядка распределения имуществ, какое было в Карфагенской церкви, современной ему; и горячий призыв отказываться от своего ради ближних, с живой верой в возможность осуществления этого и с твердым сознанием того, что общецерковное имущество еще велико[122]. Начиная с IV века — период торжества христианства в Римской империи — замечается яркое преобладание обличительного элемента в поучениях великих пастырей Церкви и постоянное обращение к прошедшим судьбам церковной истории, которые представляются святым отцам и изображаются ими одновременно и прекрасными, и далекими от их времени. Если император Юлиан говорил еще во второй половине IV века, что «из иудеев никто не просит милостыни, и нечестивые галилеяне, кроме своих, питают и наших»[123], то это можно было сказать лишь по сравнению с миром эгоизма, царившим в языческом обществе, но не сравнительно со светлыми днями первых веков христианства. Проповеди великих современников Юлиана, как, например, св. Василия Великого, Григория Богослова и других, ясно говорят, что и в христианской Церкви были нищие, царило имущественное неравенство и отсутствовала истинно христианская любовь.
Дата добавления: 2022-06-11; просмотров: 162; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!