Э. МакКормак. Когнитивная теория метафоры. 29 страница

211

бует для своего изготовления усилий и мастерства и предназначена для украшения. Думаю, что не все эти свойства можно отнести к признанным коннотациям слова enamel. И все же говорить о непорочности как об эмали души — значит утверждать (на что и указывает Хенле), что она защищает душу и еще более украшает то, что и без того тщательно сработано. Итак, эта метафора не просто вводит в состав значения скрытые коннотации: она включает в него и такие свойства, которые до той поры не подразумевались.

Как мне представляется, следовало бы выделить по меньшей мере три стадии в рассматриваемых метаморфозах значений, несмотря на то что отделить четко одну стадию от другой мы не можем. На первой стадии у нас имеется слово и свойства, которые определенно не относятся к интенсионалу этого слова. Некоторые из этих свойств способны стать частью интенсионала, войти в состав коннотаций.

Для того чтобы обладать этой способностью, они должны относиться к достаточно общим (действительно существующим или приписываемым объектам) свойствам, к типичным свойствам — не просто в статистическом отношении, но и по существу: эти свойства должны быть нормальными и характерными для объектов, обозначаемых данным словом. Так, предположим, что кто-нибудь отнес бы белизну к числу коннотаций слова enamel. Думаю, это возможно, если бы большинство эмалей были белыми, или если бы белыми были все эмали, не подвергшиеся внешнему воздействию, или если бы белыми были лучшие эмали, или если бы из всех белых предметов эмали обладали наиболее интенсивной белизной.

Когда слово начинает употребляться метафорически в контекстах некоторого рода, то некоторые из свойств хотя бы временно переходят в значение. А широкое знакомство носителей языка с данной метафорой или со сходными метафорами может зафиксировать свойство как полноправную часть значения. На этой второй стадии вхождение коннотации в состав значения не является необходимым условием использования слова. Так, даже если слово tree 'дерево' и имеет коннотацию 'высокий', то вполне возможно, не впадая в противоречие, говорить о низких деревьях. И все же, если кто-нибудь будет рассказывать о некотором дереве «в полном смысле этого слова» (ср. Он мужчина во всех отношениях), мы должны, я думаю, предположить, что имеется в виду, в частности, дерево, достигшее значительной высоты (по крайней мере, для деревьев этого вида).

Когда, таким образом, коннотация становится стандартизованной для контекстов определенного рода и может приобрести новый статус, при котором она оказывается необходимым условием применения слова в данном контексте. Тогда коннотация образует новое стандартное значение. Иллюстрацией этой третьей стадии может служить «застывшая» метафора: слово tail 'хвост',

212

используемое по отношению к свету автомобилей, сейчас воспринимается как не имеющее ничего общего с хвостами животных, и это значение слова может быть воспринято и теми, кому неизвестно о том, что у животных бывают хвосты. На эту третью стадию переходят не все, но лишь некоторые метафоры.

Возможно, частично это историческое развитие значения можно проследить на примере слов типа warm 'теплый' или hard 'твердый', которые были перенесены из сферы тактильных ощущений в область человеческой личности (и этот процесс произошел во многих языках²¹). Как мне представляется, первое применение слова warm к человеку должно былобы превратить некоторые акцидентальные свойства теплых вещей в часть нового значения этого слова, хотя сейчас мы легко представляем себе эти свойства как коннотации слова warm, такие как 'доступный', 'приятный при приближении', 'располагающий'. Эти свойства были частью потенциального диапазона коннотаций слова warm даже до того, как они были замечены в теплых предметах, которые так не воспринимались до той поры, пока они не были подмечены в людях кем-то, кто метафорически описал людей при помощи этих свойств, что и отразилось в семантике слова warm. Но до того как эти свойства стали основными коннотациями слова warm, нужно было обнаружить, что они могут обозначаться этим словом, когда оно употребляется как соответствующая метафора. И, наконец (хотя пока этого и не случилось), словосочетание warm person 'теплый человек' может утратить свой метафорический характер и имеющиеся сейчас коннотации слова warm превратятся в новое значение. Тогда эта метафора «застынет».

Если модернизированная теория словесных оппозиций верна, она может оказаться весьма продуктивной. Она лучше объясняет удивительное разнообразие способов метафорического расширения нашего словесного репертуара, выходящего за пределы буквального использования языка²². Она раскрывает новизну выражения, изменения значений, в том числе и кардинальные. Она признает непредсказуемость метафоры, неожиданные эффекты, которые могут возникать даже при случайном соположении слов. Она показывает, что метафору можно объяснить объективно, поскольку свойства объектов и коннотации слов выявляемы, а споры по их поводу в принципе разрешимы. Кроме того, она объясняет сравнительную неясность, неочевидность значения метафор класса II, для полного осмысления которых может потребоваться значительное время.

Теория словесных оппозиций в несколько видоизмененной форме, по-видимому, может существенно способствовать удовлетворительному объяснению метафоры, если ее удастся защитить от возражений двух типов, предложенных в недавних работах.

213

Первое возражение могли бы выдвинуть приверженцы экстенсионалистской семантической теории смысла, противопоставленной интенсионалистской теории. Теория словесных оппозиций не может быть сформулирована без упоминания взаимно несовместимых свойств (то есть качеств и отношений); однако экстенсионалист не верит в существование свойств вообще. Разве не могли бы мы, может спросить он, обойтись без понятия несовместимости и трактовать метафоры просто как специальный случай материально ложных утверждений? Разумеется, есть разница между утверждением, что некто является лысым, когда этот человек не таков, и утверждением, что некто является львом, когда он львом не является. Однако, возможно, вся разница состоит просто в том, что второе утверждение необычнее, оно с большей очевидностью и определенностью воспринимается как неверное. Мы хорошо понимаем, каким образом говорящий может ошибиться в отношении лысости, но не понимаем, как он может принять человека за льва, и вот, вследствие явного неправдоподобия последнего утверждения в свете наших общих знаний о мире, мы отвергаем его буквальное понимание и воспринимаем его метафорически — скорее чем любую внутреннюю оппозицию значений.

Мы могли бы разработать для таких случаев теорию «невероятности» метафоры и даже привести в ее подтверждение ряд примеров некоторых вырожденных метафор, подлежащих такого рода анализу. Например, шутник говорит: I was in Philadelphia once, but it was closed 'Я однажды был в Филадельфии, но она была закрыта'²³. Является ли это высказывание по-настоящему внутренне противоречивым? Конечно, слово closed 'закрытый' нормально и наиболее уместно применяется к отдельным общественным пунктам типа магазинов и музеев, двери которых могут быть закрыты и заперты. Однако, вероятно, не слишком расширяя значение слова, можно сказать, что целый город тоже буквальным образом закрыт. Давайте сделаем такое допущение. В этом случае особый метафорический эффект — отрицание активности вечерней жизни в Филадельфии — должен зависеть от нашего спонтанного отказа воспринимать соответствующее утверждение как ложное, что обусловливается его очевидным неправдоподобием и внешней абсурдностью. Однако даже допуская наличие подобного языкового маневра, следует признать, что он не объясняет всех случаев. Противоположным случаем является оксюморон. Обозреватель в «Репортер» не так давно следующим образом характеризовал литераторов-битников: "writers who don't write who write" ('не пишущие писатели, которые пишут'). И это не просто необычное высказывание. Мне кажется, большинству метафор свойственна своего рода внутренняя противоречивость, четко отличаемая от таких высказываний, как приведенная выше шутка по поводу Филадельфии. Конечно, должны быть и пограничные случаи, когда почти допустимо воспринимать определе-

214

ние в его буквальном применении к определяемому; например, словосочетание bak'd with frost 'схваченный морозом' в «Буре» Шекспира (акт I, сц. 2, ст. 256), где bak'd могло означать thickened 'уплотненный', и все выражение, содержащее это словосочетание, возможно, понималось в шекспировское время буквально²⁴.

Второе возражение против теории словесных оппозиций может быть сформулировано следующим образом: даже если и существуют свойства, которые следует противопоставлять друг другу, то в обычном языке они не столь жестко закреплены с помощью родовых названий, чтобы могли проявляться явные противоречия. Допускается, что brother 'брат' и male sibling 'ребенок мужского пола тех же родителей' могут быть практически точными синонимами, если Принимаются во внимание их главные значения (а коннотации игнорируются); тогда выражение female brother 'брат женского пола' является внутренне противоречивым, хотя в нем, конечно, мало метафорического. Однако тезис здесь состоит в том, что для большинства интересных слов правила не столь определенны, и поэтому метафорическое употребление таких слов не может быть следствием того, что мы обнаруживаем несовместимость значений на уровне десигнации.

Профессор Майкл Скривен²⁵ утверждает, что слово lemon 'лимон' не имеет фактически никаких характеристических свойств в традиционном смысле, то есть таких свойств, которые должны присутствовать, если слово правильно применяется для обозначения некоторого объекта. Он цитирует толкование "Webster's Dictionary": "The acid fruit of tree (citrus limonia), related to the orange" ('Кислый плод дерева citrus limonia, родственный апельсину'), и это толкование, как представляется, отнюдь не задает необходимых условий для отнесения объекта к классу лимонов, так как мы не усмотрим никакого противоречия, если кто-либо скажет, что какой-то лимон рос на банановом дереве или вообще не рос на дереве. Скривен, однако, идет далее и заявляет, что вообще не существует ни одного такого свойства лимонов, которое, взятое отдельно, является необходимым при наличии многих других. И он полагает, что то же самое верно относительно большинства родовых названий в общеязыковом употреблении. Они обозначают то, что он называет «групповыми понятиями» (cluster concepts), и обладают «критериями» применимости, а не необходимыми условиями употребления.

Эта важная мысль, если ей суждено выдержать проверку, должна быть несколько уточнена в терминах теории словесных оппозиций, как она была изложена выше. Эта мысль вовсе не разрушает нашей теории тем, что из нее следует, что если эта теория верна, то слово lemon не может быть употреблено метафорически — ведь оно как раз может быть так употреблено в значении 'неприятный человек', 'негодная вещь' и т. п. М. Скривен сам говорит о том, что буквальное значение имеет «смещенную границу, за пределами которой лежат только неправильное

215

употребление и метафора»²⁶. Если слово lemon лишено необходимых условий употребления, то оно и не может быть помещено в такой словесный контекст, в котором логически исключается некоторое необходимое условие, но оно вполне уместно в контексте, в котором исключается столь большое число критериев, что оно не может в таком контексте пониматься буквально — как, например, в том случае, когда мы называем словом lemon подержаный, бросовый автомобиль.

Я не убежден в том, что это и другие обычные слова не обладают никакими необходимыми условиями употребления, да и Скривен в настоящее время несколько пересмотрел свою прежнюю точку зрения. Я полагаю, например, что можно было бы считать необходимым условием принадлежности объекта к классу лимонов определенную органическую текстуру (в отличие от изготовленности из дерева или воска). Разумеется, принадлежность к материальным объектам есть тоже необходимое условие — spiritual lemon 'духовный лимон', либо не является лимоном в буквальном смысле, либо не является буквально духовным. Вопросы, встающие в этой связи, весьма тонки, и даже слишком тонки для разбора в связи с данным примером. Так, если мне случится неожиданно столкнуться с некоторым объектом, во всем сходным с лимоном, но имеющим шесть футов в диаметре, думаю (хотя пока и не уверен), что меня вполне могут убедить называть его гигантским лимоном. Доказывает ли это, что я тем самым использую свойство «быть небольшого размера» только как «критерий», а не как характеристическое свойство лимонов? Возможно, это и так, однако, если кто-то говорит, что некоторый объект является лимоном, и при этом не делает никаких дополнительных замечаний по поводу его необычайных размеров, я полагаю, что у меня есть все основания заключить, что объект этот не велик. По-видимому, мы могли бы принять предложение Артура Папа²⁷ и некоторых других исследователей, рассматривавших открытое строение (open texture)²⁸ эмпирических терминов, и взвешивать критерии по степени их необходимости, разграничивая тем самым различные «степени смысла». Тогда мы могли бы характеризовать метафорическое определение как такое, которое помещено в контекст, исключающий одно из его наиболее обязательных условий. Даже если малый размер и не является обязательным свойством лимонов, его вполне можно было бы считать главным свойством, и тогда контекст, который противоречит этому свойству, был бы достаточен для метафорического использования слова.

Этот вопрос пока оставляю открытым, довольствуясь на данный момент тем, что, как я надеюсь, сумел показать, что теория словесных оппозиций не только адекватно объясняет ряд широко известных свойств метафоры, но и не включает никаких допущений, которые отказалась бы принять здравая философия языка.

216

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Wordsworth William. Notes Towards an Understanding of Poetry. — "Kenyon Review", XII, Summer 1950, p. 498 — 519.

² E1iоt T. S. East Coker. — In: T. S. E1iоt. Four Quarters. New York, Harcourt, Brace, 1953, p. 16.

³ Poetry: I. The Formal Analysis; II. The Final Cause. — "Kenyon Review", IX, Summer 1947, p. 436 — 456; Autumn 1947, p. 640 — 658.

⁴ Wimsatt W. K. jr. The Prose Style of Samuel Johnson. New Haven: Yale University Press (Yale Studies in English, vol. 94), p. 66.

⁵ Lane Cooper. The Rhetoric of Aristotle (trans, by L. Cooper). New York — Appleton, 1932, p. 192. [Ср.: Аристотель, Риторика (перев. Н. Платоновой). — В кн.: Античные риторики. М., Изд-во МГУ, 1978].

⁶ Brooks С. The Well Wrought Urn. New York. Reynal and Hitchcock, 1947, p. 29; The New Variorum Edition, ed. by H. H. Furness, 5th ed. Philadelphia, Lippincott, 1915, p. 160-161. Забавный пример единодушного недоумения разных толкователей Шекспира в отношении этой метафоры.

⁷ Пол Хенле развил, а также модифицировал свою теорию в главе о метафоре в книге: Language. Thought, and Culture. Hen1e P. (ed.). Ann Arbor Univ. of Michigan Press, 1958, ch. 7; эта теория была впервые им кратко сформулирована в его Президентском обращении к Западному отделению Американской философской ассоциации; см.: Нen1е P. The Problem of Meaning. — In: Proceedings and Addresses of the American Philosophical Association, 1953 — 1954. Vol. XXVIII. Yellow Springs, Antioch Press, 1954.

⁸ Language, Thought, and Culture, p. 182 — 183.

⁹ Ibid., p. 177 — 179.

¹⁰ Ibid., p. 181.

¹¹ Ibid., p. 180.

¹² См.: Аристотель, Риторика, 1407 a.

¹³ Henle. Op. cit., p. 190.

¹⁴ Я взял пример, но не объяснения, из работы Blackmur R. Р. Notes of Four Categories in Criticism. — "Sewanee Review", LIV, October 1946, p. 576 — 589. Было бы интересно, кстати, услышать объяснение примера из Эзры Паунда Your mind and you are our Sargasso Sea 'букв.: Ваш ум и вы сами — это наше Саргассово море' с помощью принципа обратимости'.

¹⁵ Антони Неметц (Nemetz A. Metaphor: The Deadalus of Discourse. — "Thought", XXXIII, Autumn 1958, p. 417 — 442) основывает свою аргументацию на положении, согласно которому «метафора состоит из двух частей: 1) то, что говорится; 2) то, что имеется в виду» (с. 419). Тогда возникает вопрос о том, каковы отношения между ними. Это положение уводит исследование на ложный путь. Метафора, равно как и высказывание, имеющее буквальный смысл, есть речение (saying): мы можем говорить метафорически или неметафорически, и в любом случае то, что мы имели в виду, будет понято. В саркастическом замечании то, что предполагается, противопоставляется тому, что утверждается, однако если мы не допустим, что глагол говорить покрывает оба эти употребления, то нам придется считать, что интерпретация сказанного — это процесс хождения вокруг да около намерения говорящего, так и оставшегося непонятым.

¹⁶Hungerland I. Poetic Discourse. Berkeley and Los Angeles, Univ. of California Press, 1958 ("University of California Publications in Philosophy", №33), p. 108 — 110.

¹⁷ См.: Percey W. Metaphor as Mistake. — "Sewanee Review", LXVI, Winter 1958, p. 79 — 99. Перси остроумно показывает, что бывают такие «ошибки..., которые приводят к подлинным поэтическим откровениям» (с. 80). Однако в конце он, как кажется, ослабляет свою аргументацию, говоря о «существенном элементе семантической ситуации — полномочиях и намерениях Наименователя» (с. 93).

¹⁸ См.: Beardsley M. С. Aesthetics: Problems in the Philosophy of Criticism. New York, Harcourt, Brace, 1958, Ch. III.

¹⁹ Новый аспект в данном моем толковании метафоры стал для меня

217

ясен лишь после знакомства с работами П. Хенле и И. Хангерленд, которые вместе со мной принимали участие во встрече ученых, где настоящая работа (в несколько ином варианте) была прочитана в качестве предполагаемого доклада на XVII ежегодном собрании Американского эстетического общества в Цинциннати (Огайо, 29 — 31 октября 1959 г.). Критика Хенле, сводящаяся к тому, что теория словесных оппозиций не способна объяснить элемент новизны в метафорическом значении, и обсуждение моего доклада сформировали тот взгляд на метафору, который изложен мною в настоящей статье.

²⁰ Taylor J. Of Holy Living, ch. II, sec. 3. — In: Taylor Jeremy. Works, ed. by C. P. Eden. Vol. III. London, 1847, p. 56. Хенле использовал этот пример в своем докладе.

²¹ Метафоры персонификации интересно проанализированы в работах Соломона] Э. Эша: Asсh S. E. On the Use of Metaphor in the Description of Persons. — In: "On Expressive Language", ed. by H. Werner. Worcester, Clark Univ. Press, 1955; Asсh S. E. The Metaphor: A Psychological Inquiry. — In: "Person Perception and Interpersonal Behavior", ed. by R. Tagiuri and L. Petrullo. Stanford. Stanford Univ. Press, 1958. См. также: Brown R. Words and Things. Glencoe (Ill.), Free Press, 1958, p. 145 — 154.

²² Именно так я интерпретирую произведение Уоллеса Стивенса "The Motive for Metaphor" (Stevens W. Collected Poems. New York, 1955, p. 286): метафора позволяет нам описывать, закреплять и сохранять тонкие изменяющиеся черты нашего опыта, его полутона, тогда как слова, взятые в их стандартных словарных значениях, изображают мир более прямолинейно:

Дата добавления: 2022-06-11; просмотров: 27; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 24 25 26 27 282930 31 32 33 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!