От социологии познания к социологической концепции науки
Тезис о социальной зависимости науки стал все более и более господствующим, по крайней мере количественно, в результате сочетания двух культурных факторов, хотя и имеющих очень разное происхождение, но (можно сказать, случайно) проявившихся в одних и тех же временных рамках. Первый из них представлен так называемой «неортодоксальной» традицией марксистской мысли, развивавшейся в основном в странах Западной Европы в 1960-х годах (особенно, если и не исключительно, Франкфуртской школой и такими авторами, как Гольдман и Альтюссер во Франции); аргументы касательно полной зависимости научного познания и практики от общественных производственных отношений в капиталистических обществах использовались как оружие в полемике о нейтральности науки в 1970-х годов. Тем временем англо-американский мир начал разрабатывать социологическую концепцию науки, которая формируется вплоть до сегодняшнего дня.
Эта концепция родилась в работе Томаса Куна «Структура научных революций» (1962), которая породила оживленные споры, поскольку противостояла одновременно и эпистемологической традиции логического эмпиризма, и попперианской мысли. Кун всегда сохранял профессиональный образ скорее историка науки, чем философа науки, и быстро стал умерять наиболее радикальные тезисы своей книги. Но его тезисы имели такой большой успех именно потому, что они открыто применили социологию познания, столь широко распространенную и влиятельную в академических кругах, к сфере научного знания, на что до того никто не осмеливался. На самом деле социология познания имела свои корни как в германской традиции от Маркса до Ницше и Шелера, так и во французской культурной антропологии Дюркгейма и Мосса, но наиболее выдающимся ее пионером был Карл Мангейм, самая знаменитая работа которого появилась на английском языке в 1950-х годах («Идеология и утопия: введение в социологию познания», 1956). В этой работе, первоначально опубликованной в 1929 г., Мангейм утверждает, что историческая и социальная среда определяет и содержание, и форму нашего знания. Существенно, однако, что он признает одно исключение из этого эпистемологического правила - математика и естественные науки свободны от того, что он называет «экзистенциальной детерминацией». Именно это ограничение было преодолено книгой Куна. На более технической арене теории познания споры между кунианцами и попперианцами господствовали в 1970-х годах, при этом в атмосфере, созданной изучением «позднего Витгенштейна» («Философские исследования» которого появились в 1953 г.), давая пищу полемике о несоизмеримости научных теорий и открывая путь развитию эпистемологий Лакатоса и Фейерабенда. В этих эпистемологических дебатах стали проявляться последствия слишком большой роли, уделяемой зависимости науки от социального контекста: радикальный релятивизм, антиреализм, исчезновение понятия истинности и даже научной объективности, «растворение» критериев, способных оправдать преимущество не только одной научной теории перед другой, но и научных форм знания перед псевдонауками.
|
|
|
|
|
|
Эти тезисы, которые могут казаться парадоксальными в открыто иконоборческих и провокационных писаниях Фейерабенда, получили систематическую разработку, начиная с 1960-х годов, и составляют сегодня солидный набор «метанаучной» литературы. Основными работами этих лет были: «Познание и социальная образность» Дэвида Блура (David Bloor. Knowledge and Social Imagery, 1976); «Интересы и рост познания» Б. Барнса (B. Barnes. Interests and the Growth of Knowledge, 1977); «Жизнь лабораторий: социальная конструкция научных фактов» Бруно Латура и Стива Вулгара (Bruno Latour and Steve Woolgar. Laboratory Life: the Social Construction of Scientific Facts, 1979); «Производство знания: эссе о конструктивистской и контекстуальной природе науки» К.Д. Кнорр-Цетины (K.D. Knorr-Cetina. The Manufacture of Knowledge: An Essay on the Constructivist and Contextual Nature of Science, 1981); Наука под наблюдением: точки зрения на социальное исследование науки (Science Observed: Perspectives on the Social Study of Science, ed. K. D. Knorr and M. Mulkay, 1983). Эти авторы публиковались в основном в журналах «Социальные исследования науки» (Social Studies of Science) и «Ежегодник социологии наук» (Sociology of the Sciences Yearbook). У этой позиции есть некоторые достоинства, но и ряд слабых мест (которые с особой настойчивостью исследовал, например, Марио Бунге). Нас здесь, однако, интересует не критическое рассмотрение этой социологической концепции науки, а возможность предложить некоторые более общие методологические соображения относительно самого факта использования социологии как инструмента разработки эпистемологической доктрины и в частности доктрины эпистемологии науки.
|
|
|
Эти соображения можно вкратце изложить следующим образом. Социология познания есть наука, намерена быть наукой и, в частности, одной из общественных наук; более того, ее результаты и выводы считаются надежными просто потому, что они удовлетворяют критериям научности. И вот что произошло на самом деле: в течение нескольких десятилетий между концом XIX и началом XX столетий имели место обширные эпистемологические дискуссии с целью оправдать специфический научный статус общественных наук. Эти дискуссии в конечном счете привели к очень широкому признанию научного статуса социологии, так что эту дисциплину, как допущенную в число вносящих вклад в наше подлинное знание, можно на законном основании использовать там, где люди хотят воспользоваться каким-либо содержанием человеческого знания (например, при исследовании экономических явлений, правовых учреждений, творческих результатов, истории идей и т.п.).
|
|
|
Следует ли нам прекращать использование социологии, когда речь заходит о науке? Должны ли мы робко отступать от социологии науки? Конечно же, нет, потому что в конце концов наука тоже есть в некоторых отношениях «социальный продукт» и, не взирая на законность определенной критики, направленной против социологической концепции науки, никто не может отрицать, что вводить историческое и социальные мотивы в понимание науки само по себе полезная вещь и что так же полезно подвергать научные исследования социологическому анализу - получаемая при этом информация всегда интересна и на многое проливает свет. Однако претендовать на сведéние научного знания всего лишь к социальному продукту - совсем другое дело. В этом и состоит ошибка значительной части социологической эпистемологии - ошибка, проистекающая именно из приписывания социологии роли судьи при поисках ответа на вопрос, что такое наука, помимо исследования того, как именно наука практикуется в различных обществах. Это равносильно приписыванию социологии эпистемологической роли, в то время как сама она получила от эпистемологии право высказывать суждения, имеющие когнитивную ценность. Другими словами, не имеем ли мы тут дело с порочным кругом, состоящим в том, что нам нужна конкретная признанная наука, чтобы говорить о социально обусловленном статусе науки вообще? Не поставим ли мы социологию на место, традиционно занимаемое логикой и методологией науки, приписывая ей привилегии сверхнауки или метанауки, свободной от той зависимости, наличие которой она демонстрирует у других наук?
Дата добавления: 2021-12-10; просмотров: 26; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!