Объекты сатиры и сатирические приемы. Гипербола и гротеск как способы изображения действительности. «История одного города».
Тема Объекты сатиры и сатирические приемы. Гипербола и гротеск как способы изображения действительности. Роль Салтыкова-Щедрина в истории русской литературы. Ф.М. Достоевский. Жизненный и творческий путь.
Михаил Салтыков-Щедрин – создатель особого литературного жанра – сатирической сказки. В небольших историях русский писатель обличал бюрократизм, самодержавие, либерализм. К его слову внимательно и настороженно прислушивалась цензура, специальное учреждение, которое ведало надзором за печатью. Категорически запрещалось любое произведение, если в нём усматривалась критика самодержавного порядка. Салтыков-Щедрин сполна изведал эту горькую чашу. Он выработал привычку беседовать с читателями, прибегая к остроумнейшим иносказаниям, ироническим намёкам и умолчаниям, к необычной сказочной форме.
Этот иносказательный язык называли эзоповым, по имени древнегреческого баснописца Эзопа, который в баснях на сюжеты из жизни животных изображал людей. Салтыков-Щедрин был настоящим мастером эзопова языка. Он настойчиво обращался к своим современникам, чтобы заставить их думать, чтобы пробудилось, наконец, в народе сознание своей силы, чтобы ужаснулись люди тому, как нелепо и жестоко устроена их жизнь.
Сказки
Особое место в творчестве Салтыкова-Щедрина занимают сказки с их аллегорическими образами, в которых автор сумел сказать о русском обществе 60—80-х годов XIX века больше, чем историки тех лет. Салтыков-Щедрин пишет эти сказки “для детей изрядного возраста”, то есть для взрослого читателя, по уму находящегося в состоянии ребенка, которому надо открыть глаза на жизнь. Сказка по простоте своей формы доступна любому читателю, и поэтому особенно опасна для тех, кто в ней высмеивается.
|
|
|
В своих сказках Салтыков-Щедрин использует:
ГИПЕРБОЛУ - средство художественной выразительности, основанное на преувеличении.
ГРОТЕСК - разновидность комического, сочетающее в фантастической форме ужасное и смешное, безобразное и возвышенное, как правило, образы гротеска несут в себе трагический смысл.
Глупость помещика постоянно подчеркивается писателем. Первыми назвали помещика глупым сами крестьяне, трижды называют помещика глупым - прием троекратного повторения - представители других сословий: актер Садовский: “Однако, брат, глупый ты помещик! Кто же тебе, глупому, умываться подает?”; генералы, которых он вместо “говядинки” угостил печатными пряниками и леденцами: “Однако, брат, глупый же ты помещик!”; капитан-исправник: “Глупый же вы, господин помещик!”.
Глупость помещика видна всем, а он предается несбыточным мечтам, что без помощи крестьян добьется процветания хозяйства, размышляет об английских машинах, которые заменят крепостных. Его мечты нелепы, ведь ничего самостоятельно он сделать не может. И только однажды задумался помещик: “Не уж то он, в самом деле, дурак? Не уж то та непреклонность, которую он так лелеял в душе своей, в переводе на обыкновенный язык означает только глупость и безумие?”.
|
|
|
Обличению паразитической сущности господ посвящена сказка «Дикий помещик». Сказка построена на резких социальных контрастах. Сталкиваются антагонистические классы: мужик – помещик, генерал – мужик. В этом проявляется гротеск.
В «Повести о том, как один мужик двух генералов прокормил» при помощи приемов сказочной фантастики, умышленного преувеличения - гиперболы и гротеска - Салтыков-Щедрин показывает, что источником материального благополучия и так называемой «дворянской культуры» является труд мужика. Генералы-паразиты привыкли жить чужим трудом, очутившись на необитаемом острове без прислуги, обнаружили повадки голодных диких зверей - гипербола, готовых пожрать друг друга: один генерал другому чуть ухо не откусил - гипербола. Только появление мужика спасло их от окончательного озверения и вернуло обычный «генеральский» облик.
|
|
|
Если мы сопоставим известные народные сказки о барине и мужике со сказками М.Салтыкова-Щедрина, то увидим, что образ помещика в его сказках очень близок к фольклору, а мужики, напротив, отличаются от сказочных. В народных сказках мужик сметливый, ловкий, находчивый, побеждает глупого барина. А в сказках М.Салтыкова-Щедрина возникает собирательный образ трудового крестьянина.
Объекты сатиры и сатирические приемы. Гипербола и гротеск как способы изображения действительности. «История одного города».
Сатира Салтыкова-Щедрина — «смех сквозь презрение», его цель не только осмеять, но и не оставить камня на камне от ненавистных явлений.
Широкому философскому осмыслению судеб самодержавной России, судеб деспотической власти и тёмного, обездоленного народа, посвятил М. Е. Салтыков-Щедрин и свою «странную и поразительную книгу» о фантастическом Глупове, выросшем то ли на «горах», то ли на какой-то «болотине» и едва не «затмившем» собой славы Древнего Рима.
«История одного города» — сатира, бичующая народную пассивность и долготерпение, призывающая к активному революционному действию.
Салтыков-Щедрин создает свой неповторимый «город-гротеск», где правдоподобное соединяется с самым нелепым и невозможным. Основная проблема, интересовавшая Салтыкова-Щедрина, — взаимоотношения власти и народа. Поэтому для него существовали два объекта осмеяния: деспотизм правителей и качества «народной толпы», одобряющей безграничную власть.
|
|
|
Летописная форма «Истории одного города» — язвительная ирония; издатель как бы прячется за летописца, иногда поправляет его, но от этого сатира не теряет своей мощи.
Салтыкова-Щедрина интересуют истоки, сущность «глуповства». Оказалось, что Глупов пошел от гротескной несообразности: от того народа, который был склонен к нелепым поступкам «...Волгу толокном замесили, потом теленка на баню тащили, потом в кошеле кашу варили.. . потом блинами острог конопатили.. . потом небо кольями подпирали...», который не смог жить по своей воле, который отказался от собственной свободы и безропотно принял все условия своего нового князя. …И будете платить мне дани многие... Когда же я пойду на войну — и вы идите! А до прочего вам ни до чего дела нет!. . И тех из вас, которым ни до чего дела нет, я буду миловать; прочих же всех — казнить».
Образы градоначальников гротескны, сильно обобщены и раскрывают сущность определенных эпох жизни Глупова. В городе может править пустая голова - Органчик или фаршированная голова - Прыщ, но такие правления заканчиваются появлением самозванцев, смутным временем и большим количеством убиенных. При деспотизме глуповцы выносят сильнейшие испытания: голод, пожары, войны за просвещение, после которых они обросли шерстью и стали сосать лапу.
В эпоху либерального правления свобода обернулась вседозволенностью, что стало почвой для появления нового правителя, принесшего с собой безграничный деспотизм, военизацию жизни, систему казарменного управления Угрюм-Бурчеева.
Глуповцы сносили все, они не устыдились, когда рушили свои дома, свой город, даже когда боролись с вечным - с рекой, а когда построили Непреклонск, увидев дело рук своих, испугались.
Поведение народа, поступки людей, их действия носят гротескный характер. Сатира направлена на те стороны народной жизни, которые вызывают презрение автора. В первую очередь это — терпение: глуповцы могут «стерпеть все».
Это подчеркивается с помощью гипербол: «Вот сложи и запали нас с четырех сторон — мы и это стерпим». Это чрезмерное терпение и создает глуповский «мир чудес», где «бессмысленные и беспощадные» народные бунты превращаются в «бунт на коленях».
Но самая ненавистная черта народа для Салтыкова-Щедрина — начальстволюбие, потому что именно психология глуповцев породила возможность такого страшного, деспотического правления. Характерным приемом для «Истории одного города» является иносказание, мы чувствуем, кого автор имеет в виду под своими градоначальниками, или проще — топтыгиными.
В образах градоначальников воплощены основные, наиболее устойчивые отрицательные черты реальных правителей и градоначальников. Для их изображения автор использует такие литературные приёмы, как сатира и гротеск, полный намёков и недомолвок эзопов язык, открытую насмешку, иронию и сарказм.
Завершает ряд портретов градоначальников Угрюм-Бурчеев — «апофеоз» всех негативных черт и качеств. Идеал мироустройства для него — большая казарма, он хотел бы сделать жизнь людей строго однообразной, до предела распланированной, бессмысленной и совершенно лишённой радостей. Разумеется, современники тут же поняли, что за описанием Угрюм-Бурчеева скрывается вполне реальный прототип — Аракчеев.
Произведение оканчивается глубоко символичным образом мистического «оно», некоего смерча, сметающего всё на своём пути. «Земля затряслась, солнце померкло… Неисповедимый ужас выступил на всех лицах, охватил все сердца… Оно пришло…». История города Глупова, с точки зрения сатирика, обречена на гибель как нечто противоестественное, уродливо-неразумное и бесчеловечно-жестокое. В связи с этим «оно» символизирует неминуемое возмездие, которое посылает Глупову истинная история.
«История одного города» — антиутопия. Антиутопия — изображение опасных последствий, связанных с построением общества.
Федор Михайлович Достоевский
Детство и юность писателя
Федор Михайлович Достоевский родился 30 октября (11 ноября) 1821 г. в Москве. “Я происходил, — писал он, — из семейства русского и благочестивого”. Отец – Михаил Андреевич — сын униатского священника, врач московской Мариинской больницы для бедных, в 1828 получил звание потомственного дворянина. Мать — из купеческой семьи, женщина религиозная.
Достоевские были небогаты, но вполне обеспечены и, не позволяя себе никакой роскоши и излишеств, никогда не нуждались в необходимом. Часто говорят о деспотизме отца Достоевского. По воспоминаниям современников, Михаил Андреевич был странный человек обладал трудным, тяжёлым характером: строгий и требовательный к себе, он был ещё строже и требовательнее к другим; постоянно угрюмый, нервный, подозрительный и, часто ревнивый и вспыльчивый, он заставлял часто страдать и жену, и детей. Но отец Достоевский был в то же время добрым, прекрасным семьянином и в высшей степени гуманным, просвещённым человеком. Он любил своих детей и умел их воспитывать; своим стремлением к прекрасному писатель Достоевский больше всего обязан своему отцу и домашнему воспитанию. В тот век, когда главным средством воспитания были розги, он не только никогда не применял к детям телесного наказания, но не ставил их на колени в угол и, при своих ограниченных средствах, не отдавал своих детей в казённую гимназию только потому, что там детей пороли... Вдова Достоевского говорила, что её муж любил вспоминать о своём “счастливом и безмятежном детстве” - с нежной, любящей и любимой матерью, любящими нянями, рассказывавшими интересные сказки, с самым большим другом – братом Михаилом, с богатым детским миром – кроме Федора в семье было еще 6 детей: все его воспоминания говорят не только о “счастливом”, но и о хорошем детстве, воспитавшем в нём человека и писателя.
Достоевский вспоминал: “С тех пор, как я себя помню, я помню любовь ко мне родителей. Мы в семействе нашем знали Евангелие чуть не с первого детства. Мне было всего лишь десять лет, когда я уже знал почти все главные эпизоды русской истории Карамзина, которого вслух по вечерам читал нам отец. Каждый раз посещение Кремля и соборов московских было для меня чем-то торжественным”.
И если Достоевский пережил смерть Пушкина как великое русское горе, то кому он этим обязан, как не своей семье, рано привившей ему любовь к литературе? Как ни важно, что Достоевский на всю жизнь сохранил хорошую память о своём детстве, ещё важнее, что эта память дала ему большой творческий материал. Как не увидеть в рассказе старца Зосимы о своём детстве отголосок воспоминаний самого Достоевского: “Из дома родительского вынес я лишь драгоценные воспоминания, ибо нет драгоценней воспоминаний у человека, как от первого детства его в доме родительском, и это почти всегда так, если даже в семействе только чуть-чуть любовь и мир. Да и от самого дурного семейства могут сохраниться воспоминания драгоценные, если только сама душа твоя способна искать драгоценное. К воспоминаниям домашним причитаю и воспоминания о священной истории, которую в доме родительском, хотя и ребёнком, я очень любопытствовал знать. Была у меня тогда книга, священная история с картинками, под названием: “Сто четыре священные истории Ветхого и Нового Завета”, и по ней я и читать учился. И теперь она у меня здесь на полке лежит, как драгоценную память сохраняю”. Эта черта подлинно автобиографическая: Достоевский действительно учился читать по этой книге, и когда в 1870 году нашёл у букиниста точно такую же книгу, очень обрадовался и сохранял её как реликвию.
Достоевский вынес много хороших воспоминаний из детства, но одно следует отметить, которое приобрело для него значение символа веры в русский народ.
Когда Достоевскому было 10 лет (1831), его родители приобрели имение, и с тех пор дети с матерью проводили летние месяцы в деревне. Достоевский видел жизнь простого, трудового русского крестьянина. Как-то в августовский день мальчик блуждал в лесу, и вдруг он услышал (или ему послышался) страшный крик: "Волк!". Мальчик со всех ног бросился бежать из лесу и оказался на поляне, где мужик Марей пахал землю. Достоевский бросился к нему и схватил его за руку, дрожа всем телом и повторяя всё одно и то же: "Волк! Волк!" Большой рыжий мужик стал ласкать его и успокаивать: "Что ты? Какой волк? Померещилось... Окстись. Христос с тобой! Уж я тебя волку не выдам!" – и своими заскорузлыми пальцами в земле Марей перекрестил дрожащего мальчика.
Это воспоминание сохранилось на всю жизнь в Достоевском. "Уж я тебя волку не выдам" — он всегда верит, что простой русский народ, с которым родители Достоевского старались сблизить своих детей, а не отделять от него (иначе такая оценка была бы немыслима), не "выдаст его волку", защитит и не обманет его веры в Россию.
Родители рано начали обучать его, и с ним, как и с другими детьми, занимались мать и диакон, затем он с братом Михаилом был отвезён в полупансион Дракусова, но продолжал жить в семье, которая заботилась о его воспитании и продолжала заботиться и тогда, когда тринадцатилетнего мальчика отдали (в 1834 году) в пансион Чермака, и тогда Достоевский со своим братом Михаилом проводили каждую субботу и воскресенье дома, да и в самом пансионе он продолжал жить теми же интересами, которые в нём воспитали его родители. Он много читал (Жорж Санд, В.Гюго, Диккенса), но не сближался с товарищами и дружил только со своим верным другом-братом. Последний год пребывания в пансионе был трудным для юноши Достоевского: 29 января 1837 года умер Пушкин, 27 февраля он лишился своей любящей и самоотверженной матери»
Дата добавления: 2021-12-10; просмотров: 310; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!