Из письма к Вл. И. Немировичу-Данченко 3 страница
71*. О. Л. Книппер
24 июня 1899
Москва
Многоуважаемая Ольга Леонардовна!
Я получил Ваше письмо только вчера, по возвращении в Москву. Простите за происшедшую против моего желания задержку в ответе.
Если б я знал больше Вас, а Вы меня, я бы решился высказаться прямо по поводу роли Ганны, теперь же боюсь это сделать, и вот по какой причине.
Если Ганны других театров, т. е. Малого, Корша и приезжей труппы, понравились бы публике больше Вас, Вы будете иметь повод упрекнуть меня за данный Вам совет взяться за эту роль, так как невыгодное для Вас сравнение нежелательно после Вашего первого, удачного сезона. С другой стороны, если не Вы, то означенную роль должна играть моя сестра...1. Положение брата в данном случае весьма щекотливое. Позвольте поставить этот вопрос на усмотрение Владимира Ивановича, тем более что без его подтверждения я не вправе передавать роли. Сегодня же я пишу ему об этом и сообщаю Ваш адрес. Я думаю, что в самом скором времени он известит Вас.
Пользуюсь случаем, чтобы сообщить Вам некоторые мои соображения по поводу роли Елены в "Дяде Ване". Светскость Ролей Аркадиной и Елены, их темперамент дают возможность исполнительнице, до некоторой степени, повториться. Это нежелательно... 2. Для большей разницы между обоими образами я бы придал Елене -- конечно, в спокойных местах -- большую неподвижность, тягучесть, лень, сдержанность и светскость и, в то же время, еще сильнее оттенил бы ее темперамент... Забрасываю Вам для проверки эту мысль, которая пришла мне после последней репетиции. Настойчиво ищу Вам роль. Но если бы Вы знали, как это трудно! Есть чудная роль в "Столпах общества" Ибсена, но подобно Аркадиной -- немолодая3. Это нежелательно -- раньше времени играть два года подряд роли, неподходящие Вам по годам. Буду искать, насколько хватит времени.
|
|
|
Желаю Вам от души отдохнуть и поправиться за лето.
Не откажитесь передать мое почтение Вашему брату.
Жена шлет Вам свой поклон.
Глубоко уважающий Вас
К. Алексеев
72*. Е. В. Алексеевой
9/21 июля 1899, Виши
9 июля 1899
Милая маманя,
прости, что пишу тебе на простой бумаге, но оказалось, что у меня нет ни одного листа, а в гостинице прислуга очень медлительная, не дождешься, пока допросишься какой-нибудь вещи. Прежде всего поздравляю тебя со многими торжественными днями, например со днем моей свадьбы, со днем свадьбы Кукиных, с наступающим днем Володиных именин; уж очень обилен семейными праздниками июль месяц. Всех и не упомнишь. Благодарю тебя за поздравительную телеграмму. Наконец я в Виши и начал серьезно лечиться; по правде сказать, здесь и нельзя не серьезно лечиться, так как никакого другого дела и не придумаешь. Скука невообразимая, жара... Целый день музыка и гулянье, но не то гулянье, которого можно было бы ждать от французов, оживленное, веселое... нет... Все ходят понурые, важные, чопорные и сонные... Можно было бы подумать, что я в неметчине... Что сделалось [с] французами, куда девалось их оживление, не знаю. Даже 14 июля, в день национального праздника1, я не видал ни одного веселого лица, ни одной остроумной шутки, ни одной горячей, патриотической вспышки. Сами французы пожимают плечами и говорят: это уже не то.
|
|
|
Здесь, в Виши, все стараются быть аристократами или казаться англичанами, а это мало идет к ним. Рядом со мной за table d'hôte {совместная трапеза в гостинице, пансионе (франц.).} сидит г-н префект. Это совсем опереточная фигура, он от важности не кланяется, а только моргает глазами и буквально подает только два пальца. Вчера на спектакле какой-то плохонькой приезжей труппы (в первый раз пошел в театр) мне опять пришлось сидеть с ним. Едва прослушав первый акт глупейшей пьесы "La dame de chez Maxime" {"Дама от Максима" (франц.).}со всеми каламбурами, штучками и остротами, которые я слышал 10 лет назад, я решил не возвращаться в театр. Выбрав самую отчаянную кокотку, я передал ей свой билет, предупредив, что рядом с ней будет сидеть очень богатый господин; не знаю, что там было, но сегодня префект на меня сердито и презрительно поглядывал во время завтрака. Вот какими глупостями забавляешься от скуки. Сказать, что мне нечего делать здесь, было бы неправдой. Я ужасно занят, с утра и до вечера, но все ужасно скучными делами. Вставать надо в 7 час. (это ли не возмутительно!). В 8 -- душ. Кладут меня, раба божьего, на мягкий стол, поливают вонючей водой, а двое жидких французиков кулаками трут все тело. Потом поливают сногсшибательной струей воды больные части тела. Не могу сказать, чтоб это было интересно и занимательно. После душа потеешь и идешь менять сорочку. Потом четверть часа ходить, дальше бежать к источнику ("Hôpital") пить воду, потом полчаса ходить, потом опять к тому же источнику, потом полчаса ходить, наконец к другому источнику (Source "Chomel" -- для катара горла и носа). Длинный коридор, уставленный плевательницами, и толпа народа плюет, харкает, сморкается. Посморкавшись и поплевавши, бежишь завтракать, так как до этого времени куска не было в горле; конечно, оттоптав себе ноги по колена, ешь с аппетитом. Кормят, правда, очень хорошо. После завтрака кофе в кафе, и еле доплетешься до постели. Не успел отдохнуть и заняться кое-чем, как уж время идти опять два раза пить воды, плеваться и проч., потом обед, час-другой поболтаешься, и спать. Вот моя жизнь. Не дождусь, когда кончу.
|
|
|
|
|
|
Милая маманя, ради бога, береги себя. Когда же приедет этот Гетье? 2 Меня беспокоит, что никто не следит за твоим здоровьем, а это в твои годы -- непорядок. Ради бога, не вздумай отвечать. Зная твою привычку писать по ночам, право, мне будет неприятно получить от тебя длинное письмо. Мне будет казаться, что ты его писала не чернилами, а своей кровью.
Если хочешь доставить мне большое удовольствие, напиши, что уместится на четверти этого листа.
Поцелуй от меня Володю, Нюшу, Маню, всю детвору. Елизавете Ивановне, Лидии Егоровне, няне, нашей Дуняше, Егору, всем -- поклон.
Мысленно крепко тебя целую, благословляю.
Твой Костя
73*. Е. В. Алексеевой
Суббота 17/29
17 июля 1899
Виши
Дорогая маманя!
Я получил два твоих милых письма и ужасно благодарю тебя за них, но только в том случае, если они писаны не позднее 12 час. ночи, в противном же случае -- только лишний раз жалею о том, как ты мало бережешь себя для нас всех, твоих детей, внучат и будущих правнучков, наконец, для самой себя. К сожалению, я не уверен в том, что письмо было писано не ночью, а посему на будущее время, если ты мне хочешь доставить настоящее, ничем не отравленное удовольствие, пиши письма на половинке этого листа, по крайней мере я буду сознавать, что если я и отнял у тебя частичку твоей ночи, то самую маленькую.
Поздравляю тебя с прошедшим именинником, поздравляю его и желаю ему от души на будущее время поставить себе правилом отдыхать от полутора до двух месяцев, так как это необходимо для него, для семьи и для дела. Переутомленная голова плохо работает, а энергии в человеке гораздо больше, когда он дает время накопиться ей. Вот лучшее пожелание, которое я мог бы сделать ему и... тебе.
Спасибо за сообщение относительно Феодосии. Думаю, что мы туда не попадем не по случаю карантина, а потому, что Маруся1 мне пишет, как плохо она переносит жару. Решено так. Из Виши, с остановками в Швейцарии, Вене, я еду в Харьков, а там видно будет, как решит Маруся. Уехать же отсюда -- это истинное наслаждение. Боже мой, какая тоска и полнейшее разочарование французами. Они даже не мошенники, это слишком крупно для них. Они просто мелкие жулики, карманники, бог с ними. Едва ли я вернусь сюда во второй раз. Воды хороши, но прославленное их устройство душей -- это пуф, реклама. Массируют здесь какие-то мужики, и если бы я не делал в Москве массаж, то теперь не было бы никакой пользы. Я их учу, как нужно меня массировать, и обращаюсь с ними, как с извозчиками. Вдруг ни с того ни с сего обдадут тебя кипятком, а то холодной водой, и ничего сделать нельзя, чтобы избежать этих сюрпризов, так как так мило устроены души. Как ни плохо у нас на Кавказе, но думаю, что не хуже, чем здесь, так как хуже трудно и придумать. За массажем тут нет никакого присмотра, ни одного доктора, ни одного надсмотрщика, и прислуга распущена ужасно. Одно хорошо, что, сидя здесь, начинаешь больше ценить свое, а потому на будущий год, если потребуется, еду на Кавказ.
Благодаря моему собственному лечению, вероятно, польза есть. Чувствую себя хорошо и не очень утомляюсь, хотя немного худею, но это неизбежно. Очень будет жаль, если не удастся побывать у моря. Что я здесь делаю? Ничего. В театрах не бываю совсем, потому что не нам у французов, а им у нас следовало бы поучиться. Все одно и то же. Рутина и рутина. С тех пор как я понял эту красивую французскую рутину, я потерял возможность бывать в театре. Недавно я выиграл спор с одной здешней француженкой. Я взялся предсказать по первым двум актам неизвестной мне пьесы все последующие и, конечно, угадал. Это так легко. Она была поражена моим знанием французской литературы. При чем тут литература? Просто скучная рутина. Ну, прощай, милая мамочка, береги себя, крепко тебя целую, а также и Володю, Нюшу, Маню, всех племянников и племянниц.
Была ли Нюша у Калужского, или он у нее?2
Лидии Егоровне, Елизавете Ивановне, няне, Анне Ильдефонсовне с Павлом поклоны, Егору также.
Твой Костя
74*. Е. В. Алексеевой
Вторник 1 августа н. стиля
20 июля 1899
Виши
Дорогая маманя,
получил твое милое и интересное письмо и уже раз пять перечитал его, выучив почти наизусть. Мое сообщение с Марусей прервано -- потому я не получаю никаких писем. Из Андреевки я имею одно письмо, писанное в день приезда Маруси. Ты поймешь теперь, с какой жадностью я накинулся на твое милое и интересное письмо. Спасибо за поздравление с Кирюлькой1, спасибо за память и за письмо, тем более что оно писано днем. Хотя ты хитрая, и меня берет сомнение -- может быть, ты для моих только писем уделяешь день, перенося всю остальную корреспонденцию на ночь. Это было бы нечестно, так как это подтасовка. Если это так, то, как я ни дорожу твоими письмами, но не благодарю тебя за них.
Как я тебе писал, лечение мое идет недурно, хотя со вчерашнего дня я начинаю уже чувствовать некоторое утомление. Однако, слава богу, скоро все кончится. Мне осталось только шесть душей. В будущий понедельник я кончаю. Вторник -- отдыхаю. Потом, по требованию доктора, перед путешествием еду в Швейцарию. Доктор желает, чтоб я пробыл 10 дней, но я этого сделать не могу и потому посижу там, чтобы передохнуть, два дня. Оттуда в Вену (Hôtel "Mêtropole"), потом в Будапешт (вероятно, один день пробуду) и уж дальше не знаю маршрута. Конечный пункт -- это Харьков. Там мы встретимся с Марусей, если за эти дни она не решит окончательно поездку в Ялту. В Феодосии, по газетам, все-таки карантин и нет никакой тени. С нетерпением жду возвращения в Москву, так как Запад со своей ложной культурой, рисовкой и ломаньем, со всеми признаками вырождения меня ужасно нервит. Нет... теперь очередь за нами, за славянами, мы будем диктовать правила.
Сегодня видел здесь чудо, на которое все французы смотрели как на нечто необычайное, -- вроде того, как венецианец смотрел на лошадь. Знаешь, что это такое? Это беременная женщина. За все время, пока я во Франции -- это первая. Всех детей, которые бегают на улицах и в парке, я знаю наперечет. Дай бог, чтобы их набралось несколько десятков.
Ну, прощай, милая мамочка. Поцелуй всех братьев и сестер. Остальным поклоны.
Любящий тебя Костя
А. А. Санину
23 июля 99, Виши
23 июля 1899
Добрейший Александр Акимович.
Благодарю Вас очень за Ваше милое и интересное письмо, которое я получил чуть не за день до отъезда в Виши. Здесь был занят корреспонденцией с Владимиром Ивановичем по спешным вопросам, с семьей, планировками сцены Замоскворечья1 и только теперь освобождаю секунду, чтобы написать Вам. Простите за задержку.
Сцена в Замоскворечье послана третьего дня, и Вы скоро ее получите.
Послана она в конверте, по почте, заказным (квитанция заказного письма No 794 -- на печати написано в квитанции (3-е/2 août. 99 Vichy, Allier).
Сцена оказалась ужасно трудной и дающей мало материала для фантазии. Больше того, что написано в mise en scène, придумать трудно. Главное внимание при репетициях обратите на то, чтобы было поменьше крику и побольше придавленности, следов голода трясущихся от мороза голодающих. Словом, два главных настроения это -- мороз и голод. Два, три места остервенения толпы требуют накоротке страшнейшей силы, которая -- сейчас же, сразу -- ослабевает и переходит в полный упадок нерв.
Вот в чем будет отличие от "Яузы", от "Акосты" и проч.2. Разумеется, все это должно быть жизненно и правдиво.
Монтировку поскорее передавайте Геннерту. Там не хватает только рисунка телеги, который при сем прилагаю.
Имейте в виду, что колеса без спиц (нужно было бы сани, но -- рисунка их не добудешь).
Если же добуду -- тем лучше.
В Малороссии сохранились такие экипажи.
Я бы начал народные сцены с Замоскворечья и с последней картины для того, чтобы статисты успели сродниться с ними. В других картинах -- напр., 1, 2, 5 (у царицы), кометы -- статисты не играют почти никакой роли. Приучите их почти не давать голоса, а только играть мимически. Больше того шума и крика, которого достигали мы с одними исполнителями, ни под каким видом не надо.
Одновременно с Замоскворечьем скорее знакомьте их с "Геншелем" и "Акостой", хоть начерно3. Сейчас же с получением письма вызовите Соловьева4, и пусть он соберет статистов и прочтет им все пьесы (уходит много времени на то, чтобы статист отдал себе отчет в том, что он делает). Не зная пьесы, статистам трудно понять, что от них требуется. Хорошо бы, если бы перед началом репетиций Влад. Ив. почитал бы Годунова с Вишневским5, а то за лето он наготовил много сюрпризов. Я могу вернуться в Москву даже 20 августа, это самый короткий срок курса моего лечения. Возвратясь раньше этого времени, может развиться малокровие, которого я очень боюсь при дьявольской сезонной работе. Мое отсутствие может вызвать ропот в труппе, поэтому в ответ на их ропот имейте в виду следующие доводы.
В то время как труппа отдыхала июнь месяц, я был занят костюмами, декорациями, денежными вопросами (за отсутствием Вл. Ив.), конечно, и фабриками до 29 июня, включая 10 дней поездки на [Волгу.]
Тут доктор потребовал немедленного моего отъезда за границу, и только к 20 августа могу кончить лечение. Без этого лечения, по словам доктора, я бы не провел и половины сезона. Таким образом, это является необходимостью. На самом же деле, считая 20 дней, которые я проработал в июне, я догоняю в августе, так что мой отдых не превышает двух месяцев. Этот срок мне решительно необходим, чтобы иметь силы работать так, как я работаю. В нынешнем же году, благодаря Грозному, от меня потребуется еще гораздо больше силы.
Все это, милый Александр Акимович, имейте в виду при разговорах артистов. Официально же им не объявляйте. Не хочется повторять то же самое В. В. Калужскому, дайте ему прочесть это письмо, а также Георгию Сергеевичу, Александру Родионовичу, Марии Федоровне, словом, тем, кто меня знает6. Ради бога, не придавайте этому официальный тон и не сделайте из мухи слона. Чтобы избежать разговоров, пусть некоторые, на которых можно положиться, знают настоящую подкладку дела.
Разочек, другой пробегите "Бесприданницу".
Перехожу на другую страницу, чтобы Вы могли оторвать ее. Мне думается, что у Судьбинина не выйдет Кнуров 7. Поговорите с Вл. Иван. -- не нужно ли быть готовым Калужскому? Пока ведь он не много играет. Хорошо бы с переходом в наш театр сейчас же сделать первую черновую "Грозного".
Куда еду отсюда -- не знаю еще, тогда напишу. Чувствую себя недурно в смысле нервов, ноутомлен лечением.
Боюсь утомиться предстоящим огромным путешествием в Крым. Такая духота!.. Как Вы себя чувствуете?
Не истратьтесь весь сразу.
Не повторите ошибки прошлого года. Это будет непростительно. Не ждите результатов сразу. Боже мой, насколько мы ушли вперед в театре сравнительно с французами. Мне эта поездка помогла в том отношении, что я еще раз почувствовал отрицательную сторону театра. Возвращаюсь теперь с твердым намерением добиваться как в трагедии, так и в пустом фарсе жизненности и самой реальнейшей действительности. Только тогда театр -- серьезное учреждение, иначе это игрушка (как во Франции), и притом игрушка очень скучная.
Ну, прощайте, милый Александр Акимович, целую Вас и от души желаю успеха. Всем нашим поклон. В. В. целую.
Ваш К. Алексеев
76*. В. В. Лужскому
Воскресенье
Коней июля 1899
Виши
Добрейший Василий Васильевич!
Как живете, отдохнули ли, как Ваш брат, успокоились ли после Вашего горя? Вот вопросы, которые интересуют меня. Если хотите узнать кое-что обо мне, спросите мое письмо у Александра Акимовича1.
Здешняя жизнь так скучна, что не хочется описывать ее и повторять то же самое. Обдумывая репертуар будущего года, мне представляется, что кроме "Завтрака у предводителя" нам надо играть еще "Безденежье"2. Конечно, главную роль Жазикова следовало бы играть Москвину, но он очень завален работой, а Ланской ничего не делает, не попробовать ли его, -- конечно, если он обещается заняться этой ролью. Поговорите с Владимиром Ивановичем, и если он скажет, что пьеса должна итти, то подготовьте планировку.
По-моему, роли распределяются так:
Жазиков -- Ланской.
Слуга -- Артем.
Незнакомец с громким голосом -- Баранов.
Приказчик (купчик) -- Грибунин.
Немец -- Шенберг.
Француз -- Андреев.
Девочка -- Мунт.
Человек с собакой -- Москвин (Тихомиров).
Дядюшка -- Вы (à la Яичница).
Извозчик -- Смирнов.
Конечно, всех действующих лиц надо впускать на сцену3.
Следует сильно сократить...... {Верх второго листа оборван. -- Ред.}.
Декорация мне представляется следующей:
Мой поклон уважаемой Перетте Александровне, детишкам...... {Верх третьего листа оборван. -- Ред.}
Раньше 20 августа не удастся вернуться, так как мне прописали очень серьезное лечение. Очень обяжете меня, если поскорее вызовете к себе Нюшу 4 и почитаете и пройдете с ней mise en scène Ганны. Имейте в виду, что она из таких актрис, в которых роль откладывается очень долго, поэтому ей надо показать все заблаговременно, тем более что она так долго не играла.
Ну, будьте здоровы, от души желаю успеха. Крепко целую Вас.
Уважающий Вас
К. Алексеев
77*. А. А. Санину
Сентябрь (до 29-го) 1899
Дата добавления: 2018-02-15; просмотров: 381; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!