Но ещё когда было у меня беременности шесть месяцев, муж у меня начал пить.



Очень сильно стал пить — вот как будто бы подменили…

А может, он такой и был — потому что я его мало знала­-то. Он постарше меня намного: ему было тридцать четыре, а мне, считай, двадцать один. Родители мои были против. Но бабушка мне всегда говорила: «Алён, посмотри какой у тебя муж замечательный, какой он у тебя спок­о-ойный: он поработал, приходит пьяный и спит…»

Но я капризничала и хотела уже разводиться.

А потом вся эта произошла ситуация.

Было солнце, пекло такое — как раз картошку сажать. Мы живём-­то в Уваровке, там у нас свои огороды — и надо уже картошку сажать, а мы опять поругались.

Мне свекровь звонит и говорит: «Алён? чё ты делаешь там?»

Я говорю: «Я чё делаю! Вон родители едут картошку сажать, мне­-то как неудобно: ребёнку два месяца, я тоже не могу его бросить, мне ему кушать надо готовить, а этого опять нет, опять где-нибудь пьёт, гад, мне не помогает…»

«Ну, ты его так сильно-­то не ругай, он в травме лежит…»

А я ещё никак не пойму, говорю: «Ни фига себе, ещё в травму попал!» — а потом только до меня дошло.

Оказалось, он был не в травме, а в реанимации.

Вообще­-то в реанимацию не пускают, но я ведь тоже в больнице работала — меня пустили. Я к девчонкам там подошла, говорю: «Девчонки, где мой лежит?»

Они говорят мне: «Ну ты нашла себе!.. Такой пьяный — и ещё за руль сел: на ЗИЛу прям в кувет, на этого, на попутчика — у него моментальная смерть, а твой в машине застрял, автогеном его вырезали. Ну, ждите, всё у вас впереди — повестки, всё это, — говорят, — иди полюбуйся».

 

Я иду, смотрю: женщины лежат, мужчины… Моего нет.

Я назад, говорю: «Нету моего, девочки: чего, вынесли?»

Они: «Смотри лучше!»

Я опять туда, сюда — никого... Даже думала, какой-то розыгрыш.

Тогда они сами пошли со мной, прямо к койке меня подводят: «Чего, не узнаёшь?»

А я вижу — ну вот лежит старик семьдесят лет. А ещё глаза когда открыл — мама мия! — вообще там такие бордовые... Видать, его придавило, в грудь вдавило ещё: я говорю, лежал как будто восемьдесят лет старик! То есть вообще не узнаваемый человек...

Там приезжали родственники того… посмотрели: господи, говорят, кого там судить­-то? ему жить осталось два дня. И дело закрыли на него, написали, что руль отказал.

У него мама фельдшер тоже, у мужа: смотрим с ней на динамику — ну, всё понятно… Мы уже ему и костюм в гроб купили. Готовились к похоронам.

Но потом мы к Матрёне поехали, помолились ей. Фотографию повезли — только не к экстрасенсам, не к бабушкам, а вот в Питер к этой, святой... блаженная Ксения, да. В храмы всякие... Ну не знаю: может, поэтому чудо произошло.

В общем, было у меня в жизни две коляски одновременно: ребёнок и муж. Ребёнку два месяца — мужу тридцать пять лет.

День я с ребёнком; мама в пять часов приходила с работы, меняла меня, и я в ночь ехала к мужу: считай, сама ещё молодая — и за таким ухаживать, поворачивать, о-­о!.. это что-­то с чем­-то…

Потом в шесть месяцев мальчик у меня начал сидеть — и муж начал сидеть вместе с ним. Сын пошёл — и муж у меня сделал на костылях первые шаги...

И сейчас я хочу сказать: слава Богу, что эта авария произошла.

Мы поняли, что такого есть ценного в жизни: когда такая беда, то не надо бросать, а надо верить друг другу. И всё. Мы друг друга не бросили, не разошлись, и теперь у меня муж непьющий вообще. Он поклялся, и в храм мы ходили. Теперь у нас двое детей. Младший маленький — десять, а старший… о, мама мия, старший наш — что­-то с чем­-то! Учиться мы не хотим, мы ничего не хотим, мы хотим выпить, хотим погулять… Я мужу говорю: «Ром, наверное, твои гены уже начинаются?»

Он говорит: «Мы договорились, чтобы эту не трогать категорически тему».

Кстати, он прям поклялся, и всё нормально… Ходячий, то есть динамика положительная у нас.

А если бы этой аварии не было, у нас точно развод произошёл бы.

Очень трудно было, но я довольна, потому что это Господь нам послал эту трудность, и сейчас у нас прямо медовый месяц, которого не было после свадьбы.

Каждый год мы свадебное путешествие делаем — даже где-­нибудь здесь поедем, по этому по Можайскому по району… Это глупо, наверное, со стороны — но иногда я его прошу: «Ром, ты сделай мне какое­-нибудь романтическое свидание, придумай, куда меня пригласить...»

А вы знаете, надо самим что-­то вытворять спонтанно. Потому что когда будни — это всё очень надоедает, я хочу вам сказать.

Вот даже год назад все вообще удивились: я работаю тридцать первого июля, и он мне звонит с работы тоже (он в Голицыне работает, логист, у шведов здесь недалеко, в Голицыне, ездиет) — звонит мне, говорит: «Завтра в Сочи летим».

Я думаю — о! ни фига себе, как же я соберусь?..

Надо что-­то такое, мне кажется, романтичное делать, выдумывать…

Поэтому вот не знаю… может, мои слова достучались там до кого-­то…

Мы спим, я ему говорю: «Ром, как хорошо, что ты у меня есть, ты дышишь возле меня…»

В общем, я говорю: рассвет жизни! За все наши страдания, за все муки, за всё…

В девяностом году нам дали участки по девять сотки. Поль­зовались мы четырнадцать лет. Вдруг решили подстанцию — вот на клубничном поле подстанцию строить. Не сообщили, ничо. Не предупредили, ничо. Р-раз, приехали, разломали заборы, разломали всё, кусты выкопали… А у мене облепиха была — это чудо, чудо облепиха! «он» и «она». А «он» красивей «её»… Да, цветов было море, я даже вот онкологу этому привозила цветы, прямо море у меня было цветов. Мне говорили, надо тебе корс… пондентов вызвать. Вот. Этот… как его… фамилию уже забыла. У мене там и огородик был, балаганчик был, дочери приезжали ко мне, и чай пили, и цветы рвали, и всё, и клубника была, и ягоды… Четырнадцать только смородины было чёрной, мужа покормить хоть.

У меня у мужа­-то первая группа. Инвалид первой группы. В Балашихе нашли рак прямой кишки. Это три года назад. В Балашихе взяли, всё просмотрели, проверили, сделали операцию, потом сделали этот… ну, химию и облучение, там неделями как-­то. Неделю не делают, а на второй неделе делают. Или через десять дней… что-­то такое, вот. В общем, почти что год делали. Мы-­то думали, они делают как положено своё дело. Мы думали, они знают же, чего делать. А они делают так: вот десять, всё! Или там сколько… восемь! А может, которому человеку надо, может быть, пять? или шесть? А они сразу десять! Так же химию, так же эту… как её, ещё делають процедуру… Вот он ездил, сказали, что в тесто превратилось всё, мочевой пузырь, в тесто превратилось! Теперь если делать ещё операцию, значить надо кожу где­-то искать… Не берутся. Боятся. «Не зна-­аем...» — говорят, — «надо большие де-еньги»... И то им «деньги большие», то «не возьмёмся», то «боимся»: «люди, — говорят, — не выдерживают…» Тем более, у него сколько, три этих… и вот разрезано, вот разрезано... А щас грыжа растёт… А потом эти… и это… Три грыжи вырезал, эту вырезал, в общем, резаный весь, на нём живого места нет. Он боится, что он не выдержит. Он с тридцать пятого у меня — вот, семьдесят пять лет! Но крепыш. Посмотрите, сколько он операций выдержал, крепыш. Хотя у него и с давлением там не ладится, то высокое, то низкое. Ещё и выпьет…

Так-­то он у меня здоровый мужик, добротный мужик, что ни накажешь, он сделает, он мне шторы повесит, и всё, и в магазин сходит, и приготовит, всё. Он готовит — так в ресторане не готовят, как он готовит! Раньше вот, когда поженилися, это пеесят два года назад, — и вареники он у меня лепил, и блины пёк, вообще… и дочку купал, бельё вешал, и гладил, всё… Это вот песят два года назад. Я тогда жила в Переделкине. В песят пятом году приехала, жила в общежитии, а потом у хозяйки.

А я водитель, вожак я была! И в деревне вожак была. Всех девчат просмотрю, чтоб ни ниточка не висела, ни рукав какой-­нибудь такой был, причёска... Та-­ак, просмотрела всех: «Куда едем на танцы?» Командовала. «Так, девчата, поедем сегодня в это… в Перхушково!» Или, то есть, «…в Рассудово!» Куда только ни ездили.

Один раз ребята нас уходить не пускали. Я говорю: «Девчат, как мы сделаем…» Танцуем-­танцуем, и по одной, по одной на улицу, по одной — и ка-­ак двинем домой! Всё, потеряли ребята нас! А они ревновали, ребята, что мы уходим. Красивые ребята ходили все, гармонисты! А мы всё равно в другую деревню пойдём… Идём по лесу, поём песни, веселимся — лесом же, никого нету! Вдруг видим: кладбище, и лежат это… в белом!..

Ой, мы как дёрнули! Каблуки теряли, что было!..

А одна ни с места! Спугалася. Мы: «Лиза! Лиза!»

Уже ребята: «Да это я, Лёшка!.. — А это я, Гришка!..» А она никак не очнётся.

Это просто ребята переоделися в это самого…

Лесом бегали, каблуки теряли, потом утром находили… О-­ой, было делов...


Дата добавления: 2018-02-15; просмотров: 509; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!