Бальмонт Константин Дмитриевич (1867-1942 гг.)

...Моя душа летит приветом

Навстречу вьюге снеговой,

Люблю я тройку удалую

И свист саней на всем бегу,

Гремушки, кованую сбрую

И золоченую дугу.

Люблю тот край, где зимы долги,

Но где весна так молода,

Где вниз по матушке по Волге

Идут бурлацкие суда.

Люблю пустынные дубравы,

Колоколов призывный гул,

И нашей песни величавой

Тоску, свободу и разгул.

Она, как Волга, отражает

Родные степи и леса,

Стесненья мелкого не знает,

Длинна, как девичья коса.

Как синий вал, звучит глубоко,

Как белый лебедь, хороша,

И с ней уносится далеко

Моя славянская душа.

1862

А.К.Толстой. Колокольчики мои...
Москва, "Молодая Гвардия", 1978.

Внимая ужасам войны,
При каждой новой жертве боя
Мне жаль не друга, не жены,
Мне жаль не самого героя ...
Увы! Утешится жена,
И друга лучший друг забудет;
Но где-то есть душа одна -
Она до гроба помнить будет!
Средь лицемерных наших дел
И всякой пошлости и прозы
Одни я в мир подсмотрел
Святые, искренние слезы -
То слезы бедных матерей!
Им не забыть своих детей,
Погибших на кровавой ниве,
Как не поднять плакучей иве
Своих поникнувших ветвей ...

Источник: Николай Некрасов "Внимая ужасам войны ..."

Бунин

ЧУЖАЯ

Ты чужая, но любишь,
Любишь только меня.
Ты меня не забудешь
До последнего дня.

Ты покорно и скромно
Шла за ним от венца.
Но лицо ты склонила -
Он не видел лица.

Ты с ним женщиной стала,
Но не девушка ль ты?
Сколько в каждом движенье
Простоты, красоты!

Будут снова измены...
Но один только раз
Так застенчиво светит
Нежность любящих глаз.

Ты и скрыть не умеешь,
Что ему ты чужда...
Ты меня не забудешь
Никогда, никогда!

Бальмонт

МОРСКАЯ ДУША

У нее глаза морского цвета,
И живет она как бы во сне.
От весны до окончанья лета
Дух ее в нездешней стороне.

Ждет она чего-то молчаливо,
Где сильней всего шумит прибой,
И в глазах глубоких в миг отлива
Холодеет сумрак голубой.

А когда высоко встанет буря,
Вся она застынет, внемля плеск,
И глядит как зверь, глаза прищуря,
И в глазах ее — зеленый блеск.

А когда настанет новолунье,
Вся изнемогая от тоски,
Бледная влюбленная колдунья
Расширяет черные зрачки.

И слова какого-то обета
Всё твердит, взволнованно дыша.
У нее глаза морского цвета,
У нее неверная душа.

Бальмонт Константин Дмитриевич (1867-1942 гг.)

Русский поэт. Родился в деревне Гумнище, Владимирской губернии, в дворянской семье. Учился в гимназии в Шуе. В 1886 г. поступил на юридический факультет Московского университета, но был исключен за участие в студенческом движении.

Первый сборник стихотворений Бальмонта вышел в Ярославле в 1890 г., второй — «Под северным небом» — в 1894 г. В них преобладают мотивы гражданской скорби. Вскоре Бальмонт выступает как один из зачинателей символизма.

В конце XIX — начале XX вв. поэт выпустил сборники «В безбрежности», «Тишина», «Будем как Солнце». В 1895—1905 гг. Бальмонт был едва ли не самым известным среди русских поэтов; позднее его популярность падает. Его поэзии свойственна подчеркнутая экзотичность, некая манерность и самолюбование.

Бальмонт совершил несколько кругосветных путешествий, описав их в очерковых прозаических книгах. Был захвачен революционными событиями 1905 г., выступал со стихами, славящими рабочих (книга «Песни мстителя»).

С конца того же года вследствие репрессий самодержавия жил за границей и получил возможность вернуться на родину по амнистии лишь в 1913 г. Много переводил из поэзии Запада и Востока. Первым осуществил перевод на русский язык поэмы классика грузинской литературы Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре».

В 1921 г. эмигрировал, жил, сильно нуждаясь, во Франции. Создал там цикл ярких стихотворений, полных тоски по России.

Умер в городке Нуази-ле-Гран близ Парижа.

Блок

НЕЗНАКОМКА
По вечерам над ресторанами
Горячий воздух дик и глух,
И правит окриками пьяными
Весенний и тлетворный дух.
Вдали, над пылью переулочной,
Над скукой загородных дач,
Чуть золотится крендель булочной,
И раздается детский плач.
И каждый вечер, за шлагбаумами,
Заламывая котелки,
Среди канав гуляют с дамами
Испытанные остряки.
Над озером скрипят уключины
И раздается женский визг,
А в небе, ко всему приученный,
Бессмысленно кривится диск.
И каждый вечер друг единственный
В моем стакане отражен
И влагой терпкой и таинственной
Как я, смирен и оглушен.
А рядом у соседних столиков
Лакеи сонные торчат,
И пьяницы с глазами кроликов
«Invinoveritas!» кричат.
И каждый вечер, в час назначенный
(Иль это только снится мне?) ,
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.
И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.
И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.
И странной близостью закованный,
Смотрю за темную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.
Глухие тайны мне поручены,
Мне чье-то солнце вручено,
И все души моей излучины
Пронзило терпкое вино.
И перья страуса склоненные
В моем качаются мозгу,
И очи синие бездонные
Цветут на дальнем берегу.
В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.
24 апреля 1906, Озерки

Гумилев

Из букета целого сиреней
Мне досталась лишь одна сирень,
И всю ночь я думал об Елене,
А потом томился целый день.

Все казалось мне, что в белой пене
Исчезает милая земля,
Расцветают влажные сирени
За кормой большого корабля.

И за огненными небесами
Обо мне задумалась она,
Девушка с газельими глазами
Моего любимейшего сна.

Сердце прыгало, как детский мячик,
Я, как брату, верил кораблю,
Оттого, что мне нельзя иначе,
Оттого, что я ее люблю.

Есенин

Не жалею, не зову, не плачу,
Все пройдет, как с белых яблонь дым.
Увяданья золотом охваченный,
Я не буду больше молодым.

Ты теперь не так уж будешь биться,
Сердце, тронутое холодком,
И страна березового ситца
Не заманит шляться босиком.

Дух бродяжий! ты все реже, реже
Расшевеливаешь пламень уст
О, моя утраченная свежесть,
Буйство глаз и половодье чувств!

Я теперь скупее стал в желаньях,
Жизнь моя, иль ты приснилась мне?
Словно я весенней гулкой ранью
Проскакал на розовом коне.

Все мы, все мы в этом мире тленны,
Тихо льется с кленов листьев медь...
Будь же ты вовек благословенно,
Что пришло процвесть и умереть.

Мандельштам

Жизнь упала, как зарница,
Как в стакан воды - ресница.
Изолгавшись на корню,
Никого я не виню.

Хочешь яблока ночного,
Сбитню свежего, крутого,
Хочешь, валенки сниму,
Как пушинку подниму.

Ангел в светлой паутине
В золотой стоит овчине,
Свет фонарного луча -
До высокого плеча.

Разве кошка, встрепенувшись,
Черным зайцем обернувшись,
Вдруг простегивает путь,
Исчезая где-нибудь.

Как дрожала губ малина,
Как поила чаем сына,
Говорила наугад,
Ни к чему и невпопад.

Цветаева

Когда снежинку, что легко летает,
Как звездочка упавшая скользя,
Берешь рукой - она слезинкой тает,
И возвратить воздушность ей нельзя.

Когда пленясь прозрачностью медузы,
Ее коснемся мы капризом рук,
Она, как пленник, заключенный в узы,
Вдруг побледнеет и погибнет вдруг.

Когда хотим мы в мотыльках-скитальцах
Видать не грезу, а земную быль -
Где их наряд? От них на наших пальцах
Одна зарей раскрашенная пыль!

Оставь полет снежинкам с мотыльками
И не губи медузу на песках!
Нельзя мечту свою хватать руками,
Нельзя мечту свою держать в руках!

Нельзя тому, что было грустью зыбкой,
Сказать: "Будь страсть! Горя безумствуй, рдей! "
Твоя любовь была такой ошибкой, -
Но без любви мы гибнем. Чародей!

Ахматова

Когда в тоске самоубийства
Народ гостей немецких ждал,
И дух суровый византийства
От русской церкви отлетал,

Когда приневская столица,
Забыв величие своё,
Как опьяневшая блудница,
Не знала, кто берёт ее, —

Мне голос был. Он звал утешно,
Он говорил: «Иди сюда,
Оставь свой край, глухой и грешный,
Оставь Россию навсегда.

Я кровь от рук твоих отмою,
Из сердца выну черный стыд,
Я новым именем покрою
Боль поражений и обид» .

Но равнодушно и спокойно
Руками я замкнула слух,
Чтоб этой речью недостойной
Не осквернился скорбный дух.

Пастернак

ВЕСНА В ЛЕСУ

Отчаянные холода

Задерживают таянье.

Весна позднее, чем всегда,

Но и зато нечаянней.

С утра амурится петух,

И нет прохода курице.

Лицом поворотясь на юг,

Сосна на солнце жмурится.

Хотя и парит и печет,

Еще недели целые

Дороги сковывает лед

Корою почернелою.

В лесу еловый мусор, хлам,

И снегом всё завалено.

Водою с солнцем пополам

Затоплены проталины.

И небо в тучах как в пуху

Над грязной вешней жижицей

Застряло в сучьях наверху

И от жары не движется.

1956

Борис Пастернак. Сочинения в двух томах.
Тула, "Филин", 1993.

Есть пустота от смерти чувств

и от потери горизонта,

когда глядишь на горе сонно

и сонно радостям ты чужд.

Но есть иная пустота.

Нет ничего ее священней.

В ней столько звуков и свечений.

В ней глубина и высота.

Мне хорошо, что я в Крыму

живу, себя от дел отринув,

в несуетящемся кругу,

кругу приливов и отливов.

Мне хорошо, что я ловлю

на сизый дым похожий вереск,

и хорошо, что ты не веришь,

как сильно я тебя люблю.

Иду я в горы далеко,

один в горах срываю груши,

но мне от этого не грустно,—

вернее, грустно, но легко.

Срываю розовый кизил

с такой мальчишескостью жадной!

Вот он по горлу заскользил —

продолговатый и прохладный.

Лежу в каком-то шалаше,

а на душе так пусто-пусто,

и только внутреннего пульса

биенье слышится в душе.

О, как над всею суетой

блаженна сладость напоенья

спокойной светлой пустотой —

предшественницей наполненья!

1960

Евг. Евтушенко. Взмах руки. Стихи.
Москва: Молодая гвардия, 1962.

Мы поможем в написании ваших работ!