Факторы, обуславливающие наличие конфликтных отношений в поле властного взаимодействия
В качестве одного из важнейших факторов обуславливающих наличие конфликтных отношений в поле властного взаимодействия американский политолог Р. Даль видит неравенство, подразумевая под этим неравное участие различных групп в принятии решений, поскольку «некоторые люди имеют основания для уверенности в том, что их интересы неравно выражены, организованы и представлены». Он заключает, что политическое неравенство вызвано к жизни действием трех определяющих факторов: Во-первых, «значительной разницей в политических возможностях различных групп». Естественно, что организации, объединяющие крупных предпринимателей, имеют гораздо больше возможностей для ведения политической борьбы, чем объединения домохозяек или ветеранов. Во-вторых, тем, что «равное представительство являет собой техническую проблему, которая никогда не была удовлетворительно решена». Практически невозможно достичь представительства, причем равного, всех слоев и групп общества в органах власти, поскольку процесс усложнения социальной структуры имеет постоянный характер и опережает законодательные решения, регламентирующие электоральный процесс. В-третьих, неизбежным недостатком полиархических режимов является то, что, «чем более полиархия представляет все разнообразие предпочтений, тем более трудоемкой становится задача их рассмотрения с целью примирения для принятия решений». Заслуживает в этой связи внимания вывод политологов — авторов книги «Политология на российском фоне». Полемизируя с Т. Шеллингом, американский политолог А. Рапопорт убедительно доказал, что нельзя все конфликты подгонять под единую универсальную схему: есть конфликты типа «схваток», когда противников разделяют непримиримые противоречия и рассчитывать можно только на победу; есть конфликты типа «игр», где обе стороны действуют в рамках одних и тех же правил. Такие конфликты никогда не завершаются разрушением всей структуры отношений. Конфликт остается со всеми присущими ему сторонами: противоположностью и несовместимостью интересов, стремлением к достижению односторонних выгод, невозможностью длительного компромисса. Этот вывод о конфликтах и способах их урегулирования имел принципиальное значение для американской науки. Снимался ореол безысходности и обреченности с каждого из конфликтов, будь то в международных отношениях или внутри общества. Наличие общих интересов противоборствующих сторон в спорах и конфликтах делало необходимым более здравый и взвешенный подход к ним.
|
|
|
В массовом сознании власть рассматривается в качестве некоторой самодостаточной сферы: все, что исходит от власти, воспринимается с недоверием или со скрытым сопротивлением. Благодаря этому власть оказывается не регулятором конфликтов, а источником социальной напряженности. И эта напряженность тем больше, чем менее признаны легитимные основания властных функций и полномочий в массовом сознании.
|
|
|
По мнению американского конфликтолога В. Линкольна, можно выделить пять факторов межличностных конфликтов:
1. Информационные факторы сводящиеся к неприемлемости информации для одной из сторон конфликта. Обычно они проявляются в формах неполной и неточной информации, слухов, дезинформации, ненадежности источников, посторонних факторов;
2. Поведенческие факторы представляющие собой негативные проявления в поведении одного или обоих участников конфликта (грубость, бестактность, агрессивность). Они проявляются в форме стремления к превосходству, эгоизма, нарушения обещаний;
3. Факторы отношений выражаются в неудовлетворенности от взаимодействия между участниками конфликта. Они проявляются в форме несовместимости ценностей, различий в образовательном уровне, недоверия, отсутствия авторитета, разбалансированности отношений;
4. Ценностные факторы проявляются в противоположности принципов поведения конфликтующих сторон. Они выступают в форме предрассудков, приверженности традициям, представлений об этических нормах (о добре и зле, справедливости и несправедливости);
|
|
|
5. Структурные факторы представляют собой относительно стабильные объективные обстоятельства, которые трудно поддаются изменениям. Это отношение к власти, правовым нормам, праву собственности, системе управления, нормам поведения.
28. Политическое пространство (и политическое время) по своему содержанию коренным образом отличается от физического пространства, но также имеет три измерения. Однако это уже не трехмерность широты, длины, высоты. Это социальная трехмерность пространства, во-первых, как предпосылки политической организации общества, во-вторых, как цели политических процессов (геополитика) и, наконец, в-третьих, как условия формирования и осуществления политических решений или, что, то же самое, как среды протекания политических процессов. Политическое пространство в качестве формы существования политического бытия рассматривается политической философией как место, где разворачиваются политические процессы, как цель политических действий и как средство для достижения конкретных политических целей. Границы политического пространства зависят от состояния социального организма, в одних случаях требующего усиления политического вмешательства и регулирования (например, в условиях войны или радикального преобразования общества), в других же — делающих не менее важным для общества освобождение максимально большого количества сфер социальной жизни от политической опеки.
|
|
|
Политическое пространство - это сложный «часовой механизм», в котором взаимодействуют временные потоки, зачастую противоположные по своей направленности. Это временные потоки различных цивилизаций, культур, поколений, а также социальных, профессиональных, религиозных, национальных групп, у каждой из которых свой ритм проживания и свое ощущение времени. Проблема времени вызывает интерес с глубокой древности. Есть две точки зрения, которые представлены в философском споре. Первую отстаивали Демокрит, Эпикур, Ньютон, и ее принято называть субстанциальной концепцией: пространство и время трактовались как самостоятельные сущности, существующие наряду с материей и независимо от нее, а отношение между пространством, временем и материей представлялось как отношение между самостоятельными субстанциями. Этот подход привел к выводу о независимости свойств пространства и времени от характера и динамики протекающих материальных процессов. Согласно теории Ньютона, «абсолютное истинное математическое время само по себе и по своей сущности, безо всякого отношения к чему-либо внешнему, протекает равномерно и иначе называется длительностью»1. Ньютоновская механика время определяет через движение без изменения, как пространственное качество. Вторую концепцию называют реляционной (от relation - отношение). Аристотель, Лейбниц, Гегель и их последователи понимали пространство и время не как самостоятельные сущности, а как системы отношений, образуемых взаимодействующими материальными объектами.В современной науке реляционная концепция имеет естественнонаучное обоснование в виде созданной в начале XX в. А. Эйнштейном теории относительности, подтвердившей непосредственную связь пространства и времени с движущейся материей и друг с другом.
Политическое время — это мера интенсивности деятельности политического субъекта, оно измеряется частотой событий в единицу физического времени, может ускоряться или замедляться в зависимости от своей событийной насыщенности. Политическое время — реальность, сосуществующая, но не совпадающая по своему бытийному статусу с физическим временем.
Можно сказать, что политическое пространство обладает свойством относительности (оно расширяется или сужается в зависимости от активности субъекта политики), а также свойством многомерности (включает в себя множество возможностей, направлений политического действия, предопределяемых спецификой социальной закономерности). Относительность политического времени определяется его зависимостью от частоты политических событий, степени напряжения, интенсивности политической жизни, многомерность же выражается в наличии разных типов политического развития, в возможности их сосуществования.
29. Проблема конфронтации и консолидации в условиях демократии
Н.П.Медведев (г. Ставрополь), проанализировав соотношение кон-фронтации и консолидации в структуре конфликта, отметил, что изменение интересов существенным образом влияет на уровень или степень конфронта-ции, меняет расстановку сил, определяет тенденции развития конфликта и возможности его урегулирования. Конфликт в чистом виде, как взаимодейст-вие двух субъектов, имеющих противоположные интересы, встречается до-вольно редко. Гораздо чаще в орбиту конфликта оказывается втянутым большое число субъектов, чьи интересы либо сближаются, либо расходятся с интересами главных субъектов конфликта. На каждый конкретный момент времени основные соперники могут иметь и союзников, и противников, с ко-торыми приходится вступать в отношения либо консолидации, либо кон-фронтации. Субъекты конфликта на определенных стадиях его протекания могут быть заинтересованы в увеличении числа своих сторонников (по край-ней мере, пока не решён вопрос об исходе конфликта), и в уменьшении числа противников. Однако это правило не абсолютно. По мере того, как будет формироваться исход конфликта, начнут проявляться разного рода отступле-ния от этого правила. Конфронтация и консолидация суть модусы конфликт-ного взаимодействия, проявляющиеся либо одновременно (когда речь идёт о взаимодействии субъектов, имеющих различающиеся или противоположные интересы), либо один вслед за другим (в случае, когда речь идёт о субъектах взаимодействия, меняющих знак оценки, вектор установки или характер ори-ентаций в зависимости от конкретной ситуации). Эти два модуса редко про-являются в своём чистом виде, чаще же можно говорить об элементах или признаках консолидации и конфронтации в поведении конкретных субъектов взаимодействия.
В докладе Э.Р.Тагирова (г. Казань) было отмечено, что в поле зрения современной конфликтологии чётко обозначена проблема демократизации международной политики в контексте перехода к культуре мира – это проблемы гуманитарной безопасности, являющиеся качественно новым эле-мент глобализирующегося мира. Гуманитарная безопасность, так же, как гу-манитарная дипломатия, гуманитарное развитие, «гуманитарная интервен-ция», гуманитария помощь, «гуманитарная катастрофа», отражает глубинные и противоречивые процессы, протекающие в ходе трансформации «культуры войны» в «культуру мира». Преобразование культуры войны в культуру мира – это стратегическая задача всего мирового сообщества на длительную исто-рическую перспективу. Она предполагает отход как институтов общества, так и отдельных граждан от философии, идеологии, взглядов и форм поведе-ния, сформированных условиями войны и насилия, направление усилий и ре-сурсов на смену ценностных систем, на формирование стиля мышления и действия, ориентированного на создание, осуществление демократических преобразований, обеспечение устойчивого и безопасного развития.
В докладе А.П.Кулапина (г. Казань) отмечено, что общественное раз-деление труда и специализация социальных функций достигли такого уров-ня, когда, с одной стороны, субъекты различных видов социальной деятель-ности, обособляясь по роду занятий друг от друга, перестают понимать «чу-жих», а, с другой стороны, само содержание их собственной деятельности требует осознанной ориентации на тех же «чужих», координации и организа-ции действий всех социальных субъектов. Специализация и профессионали-зация приводят к тому, что содержание деятельности, сопряженные с ним интересы, сам образ жизни социальных субъектов все более отличаются от соответствующих параметров жизнедеятельности других «функционеров». Возникают трудности даже с элементарным пониманием друг друга, так как все чаще одни и те же по форме и происхождению категории и понятия на-полняются различным, определяемым социально-профессиональным контек-стом содержанием. В то же время растет количество точек пересечения дей-ствий и интересов различных социальных субъектов. Возрастающий объем предметов интереса становится общим для увеличивающегося количества социальных субъектов. Происходит «утеснение» социального пространства, которое влечет за собой усиление его конфликтогенности.
На фоне кризиса идеи нации как политической общности происходит консолидация региональных сообществ с акцентом на наднациональные (региональные) ценности, и одновременно активизация мелких («интимных») политических единств, более сплоченных, чем национальное государство. Эту двойную тенденцию Р.Дарендорф весьма удачно обозначает термином «глокализация» и пытается выявить последствия развития различных аспектов этого явления. Так, новый регионализм, который насаждается не только с большой интенсивностью, но нередко и насильственно, в отличие от локализма, враждебен демократии. Он рождается не из желания демократического самоопределения, а из этнической, языковой или конфессиональной гомогенности. Его первым принципом является отделение: вовне – против «враждебных» соседей, вовнутрь – против не менее «враждебных» меньшинств. Движущей силой развития становится не народное движение, а массовая мобилизация, которая осуществляется усилиями демагогов и для реализации интересов функционеров. «Глокализация как регионализация чревата последствиями не только для демократии, но и для мирного сосуществования. Результатом ее может стать новая форма «балканизации»», – считает Р.Дарендорф
По свидетельству наблюдателей политической жизни, «все меньше говорится о Республике и демократии и все больше о «национальном единстве» и безопасности».
Дата добавления: 2018-02-18; просмотров: 748; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!