Формирование межкультурной компетенции 3 страница



Язык отражает глубинные понятийные образы каждой культуры, которые обладают тенденцией к формированию связной философии, хотя и не осязаемой (см. примеры Клакхона [7: 192, 194 и 197]). Так, ученый показывает, что даже отсутствие отдельно взятой грамматической категории (например, категории будущего времени в языке одного из племен индейцев США) отражает совершенно иной тип мировосприятия по сравнению с народами Запада. Будущее время в восприятии этого народа не существует, а прошлое и настоящее представляют единый, нерасчленимый временной поток; отсюда вытекает важность значения, придаваемого обрядам поклонения предкам: последние продолжают существовать в сознании ныне живущих и определяют успешность их жизни.

Даже употребление личных местоимений может быть символическим знаком, маркирующим культурные и субкультурные различия. Клайд Клакхон показал это на примере использования словосочетаний Ты и Вы при обращении к богу у католиков и протестантов. Католики употребляют форму местоимения множественного числа, протестанты – единственного, что служит непосредственным подтверждением более короткой дистанции, которую они ощущают в своих взаимоотношениях с богом. Известно, что протестанты в своих молитвах просят бога о самых насущных и чисто практических нуждах, не стыдясь обременить всевышнего такими мелочами, что в глазах людей православных выглядит несколько кощунственно. Форма обращения Ты как нельзя лучше отражает больший демократизм и меньшую формализованность протестантизма. Клакхон делает в этом месте ссылку на Мадарьяга, рассматривавшего отдельные слова как ключи к пониманию национальных культур.

Видеть в языке источник для понимания и интерпретации культуры следует еще и потому, что язык может поставлять материал для суждений об истории культуры. Будучи, по выражению Эдварда Сепира «наиболее самодовлеющим, наиболее устойчивым и способным к сопротивлению изо всех социальных феноменов», язык обладает известной консервативностью; он «консервирует», сохраняет отраженные в языковом сознании понятия, представления о предметах, реалиях, событиях, явлениях мира, которые уже ушли в историческое прошлое. Хотя этих явлений уже нет в действительности, они продолжают жить в языке, что делает его бесценной кладезью знаний об окружавшем человека мире, о культуре прошлого. Используя данные языка, можно с их помощью скорректировать или даже пересмотреть концепции формирования и развития культуры, реконструировать картину культурного развития.

Формируясь и развиваясь, язык сохраняет в «законсерви-рованном» виде события национальной истории, обозначения социально значимых для человека сфер деятельности. Так, этимологические исследования в области лексикологии русского языка показывают, что лексические пласты языка отражают значимость для жизни древнерусского человека таких сфер деятельности, как религия, военное дело, ремесло и развившиеся из него искусства. К примеру, к сфере военного дела и религии восходит значительно большее число слов, чем может показаться на первый взгляд: опешить (известны два первоначальных значения: 1) стать пешим, лишиться лошади и идти пешком, пеши; 2) стать в тупик, недоумевать или растеряться, не опознаться, не спохватиться; испугаться, оробеть и потеряться [8: 435]; вооружиться (язык до сих пор сохранил первоначальное, буквальное значение – браться за оружие для нападения или защиты, но наряду с ним широкое распространение в настоящее время имеет именно переносное значение – выступать против кого-то, в том числе в идеологическом смысле слова; ополчиться (форма возвратного глагола от ополчить) – вооружиться, стать воином, поднять народ, образуя рать, войско, составив полки; восстановить против кого-то; враждовать, биться [8: 436]; в языке до сих пор воспринимается как ощутимое происхождение данного слова от полк. К сфере религии и военного дела восходит слово клятва – божба, присяга, заклинанье, проклятие, обет (церковный или воинский), зарок [8: 325]; затем – всякий обет; налицо – расширение сферы семантики. И таких примеров можно приводить бесконечно много. Все они красноречиво свидетельствуют о том, что язык является ценнейшим источником, позволяющим судить о культуре и жизни его носителей. Поэтому язык является хранилищем культуры. Эта его функция по отношению к культуре является частью метафорического определения языка, которое дала С.Г. Тер-Минасова: «Язык есть зеркало, орудие и хранилище культуры». Зеркало потому, что язык отражает характерные особенности культуры, ее самобытность, ее неповторимый национальный облик. Орудие потому, что, во-первых, язык защищает культуру от вторжения «чужаков», не владеющих этим языком, и, во-вторых, потому, что является своеобразным «щитом», который спасает самобытность, жизненную энергию и ценности носителей национального языка и культуры, помогает культуре реализовать внутринациональные задачи ее существования и развития (в этом смысле слова орудие равнозначно средству). Хранилище потому, что «консервирует» и доносит до потомков уникальные явления и события культуры, названия предметов и реалий, ушедших в историческое прошлое.

С одной стороны, язык можно рассматривать как одну изспецифических форм существования культуры, и, с этой точки зрения, язык есть неотъемлемая часть культуры. Но, с другой стороны, язык есть среда бытования культуры, вне которой последняя невозможна; язык – тот контекст, в который помещена культура, поскольку все, что делается человеком, невозможно без общения людей на языке слов; без словесного общения невозможен ни один из видов социальной деятельности человека. Говоря метафорическим языком философа-экзистенциалиста Мартина Хайдеггера, язык есть дом бытия культуры.

Поскольку само существование языка и культуры невозможно друг без друга и в осмыслении их человеком эти понятия выражаются одно через другое, ошибочно думать (как полагают некоторые студенты), что можно овладеть иностранным языком, не погружаясь в иноязычную культуру. В той же мере многие оттенки культуры становятся доступными лишь по мере овладения языком ее носителей.

Вопросы для самоконтроля

1. В чем сущность концепции В. Гумбольдта о взаимозависимости языка и культуры?

2. Кто из ученых ХХ в. развивал идеи В. Гумбольдта?

3. Перечислите аргументы, свидетельствующие в пользу взаимосвязи языка и культуры.

4. Расшифруйте метафорическое определение С.Г. Тер-Минасовой «Язык есть зеркало, орудие и хранилище культуры».

Тема 3
Язык и менталитет

3.1. Понятия менталитета

Изучение отношений языка и менталитета имеет важное значение в теории межкультурной коммуникации как учебной дисциплине, поскольку менталитет непосредственно отражается в языке, поведенческом и речевом этикетах, соблюдение которых во многом определяют успешность межкультурного общения.

В настоящий момент большинство исследователей не разделяют понятия «менталитет» и «ментальность», вследствие чего в научной литературе сосуществуют обе словоформы.

Менталитет есть тип, характер мышления и представлений о мире членов определенного лингвокультурного сообщества, восходящий к бессознательным глубинам психики и включающий следующие элементы:

· мыслительные схемы и установки;

· мифологемы (мемы) – единицы подражания, фиксированные идеи;

· ожидаемые реакции на те или иные явления социальной действительности;

· эмоционально-психические предпочтения;

· мыслеобразы (мысли, которым не хватает логической оформленности и которые тяготеют к образам) и нерасчлененные формы представлений о мире.

· В формировании менталитета принимают активное участие:

· национальный язык;

· национальная мифология;

· значимые общенациональные идеи;

· философские концепции, гипотезы и теории.

Менталитет определяют и как «общую духовную настроенность, относительно целостную совокупность мыслей, верований, навыков духа, которая создает картину мира и скрепляет единство культурной традиции или какого-либо сообщества». Таким образом, менталитет может существовать на уровнях коллективного и индивидуального сознания. В соответствии с этим термин менталитет можно с равным правом употреблять, говоря о сознании целой нации, о сознании представителей отдельной социальной группы или профессии, а также о сознании отдельно взятой личности.

Менталитет является явлением исторически изменчивым, хотя по сравнению с другими явлениями социальной жизни менталитет обладает значительной степенью устойчивости, и его отдельные характерные особенности могут существовать веками. Устойчивость менталитета позволяет идентифицировать культуру на всем ее историческом пути – от зарождения до расцвета. Так, национальное своеобразие русской культуры узнаваемо и на стадии крещения Руси, и в период монголо-татарского ига, и в царствование Ивана Грозного, и во времена петровских реформ, и при жизни декабристов, и в «серебряный век», и при большевиках, и в эмиграции, и в наше время. Устойчивыми элементами русской ментальности можно, на наш взгляд, считать недоверие к власти и вытекающее из него неуважение к закону (отсутствие законопослушности), нелюбовь к богатым (в терминах древнерусской культуры это называлось нищелюбием).

Менталитет неразрывно связан с таким явлением, как духовность, поскольку разрушение или потеря духовных ценностей приводит к разрушению менталитета, лишает культуру того стержня, на котором она держится. Выражаясь образно, метафорически, можно утверждать, что менталитет лежит в фундаменте культуры.

Все приведенные выше определения были сформулированы нами с опорой на культурологические словари 1999 г. [9: 451–453] и 1997 г. [10: 271 – 273].

3.2. Отражение национального менталитета
в русском языке

В русской культуре существует множество ментальных установок, проявляющихся в языке. К их числу относятся:

1. Противоречивое, амбивалентное отношение к власти, определяющееся антиномиями Преданность – Недоверие, Насмешка – Боязнь, беспредельное Терпение – Бунт. Противоречивое отношение к власти порождает и неуважение к закону, ибо традиционно в русском обществе власть, представляя закон, формирует его «под себя», учитывая, прежде всего, собственные интересы и не думая о народе. Данная ментальная установка нашла отражение в такой единице пословично-поговорного фонда русского языка, как «До бога высоко, до царя далеко» и т.п.

2. Соборность как проявление коллективистского начала. Эта черта русской ментальности коренится в устройстве социальной жизни: в русском общественном укладе долго сохранялись формы коллективной взаимопомощи, которые имеют древнее происхождение; так, в русском сельском укладе широко известны деревенские «помочи» – коллективные работы в помощь неимущим семьям. Эта форма социального сотрудничества людей в период строительства социализма и, отчасти, в настоящее время реализуется в видах общественно-полезной деятельности вроде субботников.

Вот ряд пословиц, отражающих коллективизм как социальную ценность: «Семеро одного не ждут», «Один в поле не воин», «С миру по нитке – голому рубашка», «Не имей сто рублей, а имей сто друзей».

3. Нищелюбие, неуважение права собственности. Приведем пословицы, отражающие эту ментальную установку: «С милым и в шалаше рай», «Не жили богато – нечего и начинать» (из современного фольклора), «Не до барыша – была бы совесть хороша».

В понимании концепта Собственность у разных слоев русского общества есть расхождения, но есть и то общее, на чем сходятся все слои общества: люди, нажившие себе значительное состояние, не вызывают всеобщей симпатии, единодушного признания, не являются примером для подражания, очевидно, потому, что существует ряд факторов, под влиянием которых сложилось отрицательное отношение к собственности.

а) Прежде всего, сказалось влияние религиозно-духовных основ русской культуры. Отсутствие стремления к накопительству материальных благ с древнейших времен поддерживалось церковной традицией, очень сильно влиявшей на русский менталитет. В Древней Руси высоким авторитетом пользовались отшельники, которые постулировали в качестве своей духовной позиции способность отречься от материальных благ; эта позиция была их credo, символом веры. Даже став крупным собственником, церковь продолжала проповедовать идею нестяжательства и бренности всего материального. Характерна в этом отношении поговорка «Бог дал – Бог взял» – в ней отразилось влияние церковных идей на восприятие русским народом реалий материального мира.

б) Особенности социальной инфраструктуры средневекового периода, так как в это время закладывались основы русской национальной духовности будущей единой императорской России. К числу этих особенностей относились враждебное территориальное окружение (проявлялось в бесчисленных набегах на Русь соседних, большей частью кочевых племен, в пожарах и разорении), интенсивное социальное расслоение общества и обеднение отдельных слоев населения, усиливавшиеся вследствие процесса централизации Руси и образования единого государства с центром в Москве, – все это приводило к тому, что образовалась широкая прослойка людей, живших исключительно за счет подаяния. Доброе отношение ко всем убогим, обделенным и юродивым активно поддерживалось церковью, поскольку значительная часть населения Руси иначе просто не могла существовать, что грозило нации в целом страшным демографическим бедствием.

в) Языковое сознание отразило также рефлексию русских людей по поводу роли природно-географического фактора в жизни общества. Неуважение к собственности поддерживалось большими территориаль-ными и природными ресурсами: если европейские народы были зажаты соседями со всех сторон на крошечном пятачке своей территории, и этот фактор заставлял их беречь природные ресурсы и всячески благоустраивать, уважать и ценить ту родную землю, которую они имели, то богатство русской природы и ее бескрайние просторы обусловили легкое, даже пренебрежительное отношение к той собственности, которой владели наши предки. Можно было бросить нажитое и отправиться в другие края, в поисках лучшей доли (в это понятие входила и лучшая земля). Ментальная установка на щедрость постоянно коррелировала с бездумным, нерачительным отношением к природе; сознание того, что природных богатств «на всех хватит», формировало безответственное отношение к природным ресурсам.

г) Исторически сложившиеся особенности социально-экономической жизни. К ним относятся централизация власти, формирование абсолютной монархии без жестких конституционных ограничений, деспотизм, вертикальная структура власти, неразработанность и несовершенство законов и порождаемое ими бесправие. До судебной реформы 1864 г. Россия не знала независимого судопроизводства; юстиция была ответвлением административной системы, и ее главной заботой было проведение в жизнь воли государства и охрана его интересов. Неразвитость правосознания проявлялась, прежде всего, в традиционном представлении о том, что преступления, совершенные чиновниками против граждан, не касаются общественности; проводилось различие между «грешными» и «безгрешными» доходами: все виды вымогательства, которые брались с общества, т.е. граждан, включая взятки, считались «безгрешными» («грешными» доходами считались растрата государственной казны или намеренное искажение отчетов). Коррупция в бюрократическом аппарате дореволюционной России не была отклонением от принятой нормы, как в цивилизованных странах, но являлась неотъемлемой частью установившейся системы управления. Она порождалась правительством, которое, не имея средств на систему управления, не только не платило своим чиновникам жалованья, но и прямо советовало им «кормиться от дел».

Социальная незащищенность низших слоев населения, многочисленные злоупотребления высших слоев общества властью и собственностью порождали ментальную установку: честным путем невозможно разбогатеть. Отсюда инстинктивное отталкивание от богатых и симпатии к бедным. Вспомним пословицу «Бедность – не порок», которую сравним с ментальной установкой английского общества, где, напротив, царит дух неуважения к бедным, исходящий из убеждения, что человек сам виновен в своей бедности. Бедность означает, что он ленив, не прикладывает достаточных усилий к тому, чтобы стать полноценным членом общества.

Ложное представление о лености русских (в первую очередь, крепостных крестьян, составлявших большинство населения дореволюционной России) было обусловлено социально-экономическими обстоятельствами, которые лишали крестьян заинтересованности в результатах своего труда. И здесь главную роль сыграло формирование института крепостного права в ХVII в. и его усиление в ХVIII в.: законодательное закрепление права помещика продавать крестьян без земельных наделов, установление рыночной цены на крепостных крестьян, потеря крестьянами права иметь недвижимую собственность, брать подряды и откупа, давать векселя (долговые расписки), выступать в качестве поручителей, торговать без особого разрешения помещика, отлучаться из деревни без его письменного позволения, регламентация всей жизни крестьян вотчинными инструкциями, которые контролировали не только выполнение крестьянами повинностей, но и их хозяйственную инициативу, семейную и духовную жизнь.

Посмотрим, как указанная особенность менталитета отразилась в лексическом ярусе русского языка – на уровнях слова, словосочетания и фразы.

В современном русском языке словосочетание «с лихвой» эмоционально нейтрально. Оно может восприниматься с положительной коннотацией в значении «с избытком» (см., например, выражения «воздать / восполнить с лихвой», т. е. «дать / получить за вложенные силы заслуженную награду или прибыль»). Но еще век назад оно имело в русском языке эмоционально-негативное значение. В словаре В.И. Даля мы находим следующие значения архаизма «лихва»: избыток, излишек; корыстные, вымогательные барыши при денежных оборотах; незаконные росты, ростовщичьи проценты [8: 371]. Этимологически само это слово – лихва – восходит к существительному лихо – беда, горе, недуг, зло, что отражает существующие в языковом сознании ассоциативные связи: все, что связано с излишком, – это плохо, это «от лукавого». Доход сверх нормы (т. е. сверх необходимого для жизни прожиточного минимума), какой бы то ни было излишек воспринимается как зло. Подобное восприятие ярко отражают поговорки: 1) «Лихва да лесть дьяволу честь», 2) «Лихва – не разжива», 3) «Хлеб с водою, да не пирог с лихвою».

Восприятие излишка как зла отразилось и в эмоционально-негативном значении всех глагольных образований от существительного лихо: лиходействовать – давать взятки; лихоимствовать – брать взятки. Образованные от этого глагола существительные также имеют эмоционально-негативные значения: лиходей – враг, неприятель, злодей, зложелатель, злорад; лихобой – кто или что губит; лихачиха – злая, лихая баба; лихоимец. Последнее из этих слов до сих пор еще сохраняет активность в языке.

Любопытно, что наречие лихо означает бойко, молодецки, разудало и, в редких случаях, злобно, лукаво [Там же, 371].

Восприятие излишка как зла отражает и эмоционально-негативное значение образований от слова барыш. По словарю В.И. Даля, барыш есть прибыль, польза, выгода, нажива, прибыток, нарост, корысть; избыток, остаток; всякая нежданная, случайная прибыль [8: 36]. Слово барышник, по Далю, имеет эмоционально-негативную семантику: это мелочный торгаш, скупщик, переторговщик, промышляющий случайною покупкою дешевых, нередко краденных вещей и перепродажей их [8: 36 – 37]. Существует и множество образований с отрицательным значением от слова барышник: выбарышничать – «выменять либо взять какую придачу сверх ряды, уговора»; избарышничался – «исплутовался, избазарился»; обырышничать – «обмануть на мене»; пробырышничался – «промотался на чем-либо». Существуют и пословицы, близкие к упомянутой нами «Хлеб с водою, да не пирог с лихвою», – «Не до барыша, была бы слава хороша», «Лучше с убытком торговать, чем с барышом воровать».


Дата добавления: 2018-02-15; просмотров: 1037; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!