Член парламента от консервативной партии 14 страница
От этого сообщения Поппи стало так плохо, что она почувствовала себя внутренне опустошённой. Словно глубокая рана в сердце, которая давно уже зажила и заросла, вновь открылась, когда Поппи услышала циничные, глупые, жестокие разглагольствования матери. Поппи знала, что душа будет кровоточить, пока всё услышанное каким-то чудом не забудется.
Придя в чувство и собравшись с силами, она позвонила Майлзу Варрассо и попала на автоответчик.
«Добрый вечер, Майлз. Отвечаю на ваш вопрос. Что делается для спасения Мартина? Ровным счётом ни-че-го! Это ужасно, Майлз, просто безобразно. Перезвоните мне, и мы всё обсудим. Спасибо».
Поппи не знала, как Майлзу это удалось. Сообщение она оставила примерно в шесть, а на следующее утро в окне газетного киоска увидела следующий заголовок:
«Поппи Дэй негодует – армия не помогает нашему солдату вернуться домой!»
Поппи не верила своим глазам. Дальше пересказывалась предыдущая статья, другими словами, но с теми же цитатами Поппи и той же дрянной фотографией.
Поппи совсем упала духом и засомневалась, верную ли выбрала тактику, положившись на средства массовой информации. Купив газету и молоко, за которым, собственно, и шла в магазин, она повыше подняла воротник и помчалась домой; смущённая, сбитая с толку, она ощущала себя беззащитной и беспомощной – дозвониться до Натана она не могла, а второго утреннего забега в тапочках определенно бы не выдержала.
|
|
|
Гости пришли точно к назначенному времени. Пусть они были не в силах спасти её мужа, но раз они сказали – в десять, значит, в десять! Роб, войдя в гостиную, снял берет; это уже стало традицией. Хелм последовал за ним. Поппи заметила в руке майора, обтянутой перчаткой, скреплённую тетрадь. Все трое расселись в негласно установленном порядке. Поппи решила начать разговор:
– Могу я предложить вам чашку чаю?
– Нет, спасибо. – Майор Хелм, как обычно, решал за двоих. Сняв фуражку, положил её на колено, следом стянул перчатки, сунул их в перевёрнутую фуражку и наконец счёл себя готовым к серьёзному разговору.
– Ну, как вы держитесь, Поппи?
Почему люди всё время задают ей этот вопрос? Неужели нельзя придумать какой-нибудь другой, получше? Что они имеют в виду, спрашивая: «Как вы держитесь?» Поппи решила как-нибудь поразмыслить над этим.
– Да, в общем-то, нормально. Я уже вчера говорила кому-то – мне станет гораздо лучше, если я увижу, что Марта пытаются спасти. Мысль, что попытки прекратились и больше не принимается никаких мер, сводит меня с ума. От этой мысли я просыпаюсь в три ночи. Вдруг он просто… пропал без вести, и никто не задаётся целью вернуть его домой?
– Позвольте мне вас переубедить. Принимаются различные меры, чтобы он вернулся целым и невредимым. Даже если наши усилия незаметны, многое происходит за кадром, локально. Я полностью понимаю ваше чувство безысходности от того, что мы действуем медленнее, чем хотелось бы. Не могу даже представить, как вам тяжело.
|
|
|
Она кивнула.
– Рада слышать, Энтони. Так что же происходит за кадром, локально?
Майор посмотрел на Роба.
– Сложный вопрос, Поппи.
– Да, конечно, – ответила она. Роб прокашлялся, чтобы прочистить горло, но для Поппи кашель послужил сигналом вспомнить сообщение сержанта и не грубить Хелму. «Спасибо, папочка», – подумала она.
– Ведь нельзя же просто ворваться к террористам и вытащить оттуда Мартина.
– Но вы именно это и собирались сделать на прошлой неделе, а в результате ошиблись домом и только устроили неразбериху. – Поппи мысленно приказала себе: «Заткнись, ради бога, ведь он на твоей стороне!»
Майор не обиделся. Напротив, он счёл слова Поппи аргументом в поддержку своих слов.
– Вы совершенно правы, Поппи. Вот пример, как порой бывает трудно получить необходимые сведения и действовать согласно им, но это не значит, что мы оставили все попытки.
В яблочко, майор Энтони! Так и не ответив на вопрос Поппи, он перевёл разговор.
|
|
|
– Я хотел бы обсудить с вами интервью, которое вы дали Майлзу Варрассо. Вы не против?
– Нет, конечно. – Она вновь почувствовала уверенность в своих силах, едва ли не самоуверенность.
– Майлз Варрассо – провокатор. Такие, как он, против всей нашей операции. Имея возможность, они используют вас в своих интересах и таким образом продвигают свои идеи. Вы кажетесь очень спокойной, Поппи, но, поверьте мне, в трудное время люди легко поддаются чужому влиянию, и вы – не исключение. Люди, наподобие Майлза Варрассо, делают на это ставку. Он не принимает во внимание ваши проблемы, он лишь пытается убедить всех, что армия бездействует, что её усилия ничтожны. Представляете, как его слова демотивируют военных, уверенных, что они выполняют жизненно необходимую работу? Какое оскорбление Майлз наносит людям, чьи близкие пожертвовали жизнью во имя воинского долга, например, семье Аарона?
По-прежнему не испытывая симпатии к майору, Поппи вынуждена была признать – он умнее, чем показался ей на первый взгляд. Его слова подействовали. Она тут же представила родных Аарона.
– Я дала интервью, потому что думала – чем больше людей узнает о Марте, тем больше о нём будут говорить. А если все о нём говорят, вряд ли его забудут, верно? Больше шансов, что его освободят. – Слова прозвучали не так убедительно, как хотела Поппи.
|
|
|
– Безусловно, ваш поступок логичен, Поппи, но вы не учли, что группы боевиков, захватывая солдат в заложники, надеются как раз на огласку? Им выгодно брать в плен таких ребят, как Мартин, и чем больше вы афишируете их действия, тем больше воодушевляете и поддерживаете террористов.
– Об этом я как-то не подумала, да.
– К счастью, у вас есть помощники – я и Роб. Мы готовы помогать вам и давать советы. Я здесь, чтобы вы убедились, что вас обо всём информируют, мы не сидим сложа руки и делаем всё возможное для вашего блага.
Слова майора не слишком успокоили Поппи, они показались ей неискренними, заранее подготовленными. Хелм говорил без улыбки, его колено нетерпеливо дёргалось, он хотел поскорее уйти. Ему было наплевать и на Мартина, и на Поппи.
– Кстати, у меня ещё один вопрос.
– Выкладывайте.
– Завтра я встречаюсь с министром иностранных дел, но не уверена, как лучше попасть в кабинет на Даунинг-стрит. Он обычно закрывается, верно? Или там запишут, на какое время мне назначено, и пропустят меня?
Повисло молчание. Вид у Энтони Хелма был рассерженный, у Роба – гордый. Наконец Энтони снова обрёл дар речи.
– Подождите, я правильно вас понял – завтра вы встречаетесь с министром иностранных дел?
– Да.
Он посмотрел на Роба.
– Вы тоже впервые об этом слышите?
– Так точно, сэр.
– Поппи, я не знаю, что вы пытаетесь доказать, но я не позволю своим подчинённым бросаться к вам по первому зову и звонку, если вы намерены строить из себя бунтарку и выкидывать такие номера. По всей видимости, вы идёте вразрез с нашими рекомендациями, и, если вы хотите действовать сами по себе, пусть будет так. – Он говорил спокойно, стараясь не повышать голос. – Но я полагал, что на данный момент важнее всего прогресс в деле спасения вашего мужа.
– В том-то и дело, Энтони, о каком прогрессе речь? Что нового происходит? Мы ни на шаг не продвинулись к спасению Марта с того дня, как узнали, что он в плену, а мне нужно что-то делать, вы вели бы себя точно так же, будь на месте Марта ваша жена или близкий вам человек. Вы не смогли бы просто сидеть и ждать, пока что-нибудь произойдёт, вы сами понимаете, не смогли бы.
– Здесь вы абсолютно неправы, Поппи. Я сидел бы и ждал, потому что я верю – британская армия будет действовать как надо и сделает всё как надо.
– Значит, у вас больше веры, чем у меня, потому что я не вижу никаких причин верить.
– Откуда у вас это неверие, это враждебное отношение, Поппи? Почему вы такая циничная?
Она громко рассмеялась.
– Я думаю, моё неверие, враждебное отношение и цинизм появились на свет в тот день, когда вы и ваша армия разрушили судьбу моего мужа. Он делал своё дело, чёрт побери, а вы допустили, чтобы он попал в плен! Они усилились ещё больше, оттого что прошло больше недели, а мы до сих пор не знаем, где он, и ни на шаг не продвинулись к его спасению! Постарайтесь представить себя на моём месте, каждую ночь я ложусь в кровать, терзаясь мыслями, где мой муж, как он, жив ли вообще, а если жив, я знаю, он в отчаянии, потому что всем на него наплевать…
Вновь воцарилось молчание. Поппи не знала, как попала в такую ситуацию. Казалось, будто она одна понимала всё происходящее, а остальные даже не слушали её.
Энтони поднялся, надел фуражку и прошёл к двери.
– До свидания, Поппи. – Его тон был сдержанным, резким.
Роб стоял в комнате, вытянув руки по швам. Покачав головой, закатил глаза к потолку.
– Вижу, всё прошло как надо.
Поппи закусила губу, чтобы не сказать ещё чего-нибудь лишнего; по правде говоря, чтобы не сказать вообще ничего.
На следующий день Поппи принарядилась, собрала волосы в конский хвост и долго изучала своё лицо в зеркале, висевшем в прихожей, пока не пришла к выводу, что она выглядит полной дурой, но, в конце концов, это продлится всего несколько часов. Когда она собиралась выходить, зазвонил телефон, и Поппи решила не обращать на него внимания, но…
– Поппи?
– Да?
– Это Майлз. Видели газету?
– А, господин провокатор! Да, видела.
– Хорошо-о-о. Но что-то вы совсем не рады. Мне пришлось побороться за место на первой полосе!
– В таком случае, спасибо.
– Принимаю вашу благодарность, хотя вы не слишком-то любезны.
Поппи фыркнула от смеха.
– Вообще я хотел сказать вам, Поппи, что меня некоторое время не будет.
– Везёт вам. Летите путешествовать?
– Хотел бы! Но нет, отправляюсь в Афганистан.
Поппи почувствовала прилив острой зависти. Сначала мистер Вирсвами, а теперь Майлз! Будто все могли оказаться поблизости от её мужа, кроме неё самой.
– Я отправляюсь завтра с Брайз-Нортон. Обещаю позвонить, как только вернусь, но, конечно, если узнаю что-нибудь, пока буду там… – Больше слов не требовалось.
– Берегите себя, Майлз.
– Не волнуйтесь, осторожность – моё второе имя! Вообще-то оно – Алессандро, в честь моего великого дяди, но это уже другая история.
Как и предполагала Поппи, на углу Даунинг-стрит располагалась будка, где дежурил полицейский; в нескольких метрах от него стоял его вооружённый коллега. Тому, что сидел в будке, давно следовало отправиться на пенсию; у него был большой, толстый нос луковицей – такими носы в старости становятся у тех, кто пьёт много портвейна.
Поппи старалась не смотреть на его огромный хобот, но почему-то, когда ей встречался человек с каким-нибудь дефектом внешности, этот дефект так её завораживал, что она сама смущалась.
У Поппи всегда была большая проблема – она зачастую говорила, не думая, всё, что приходило ей в голову, не подвергая свои слова никакой цензуре. Нет, она не страдала словесным поносом, как Дженна, но зато нередко задавала себе вопрос: Зачем я сейчас это сказала?» Если встречались монахиня или священник, Поппи в каждом предложении повторяла: «Иисус Милосердный!», а на все вопросы отвечала: «Боже мой!» Если возникала неловкая пауза, Поппи никак не могла удержаться и не спросить: «Ну неужели кто-то верит в непорочное зачатие? Конечно, Мария просто ляпнула, что в голову пришло, когда папа застукал её с положительным тестом в руке!» Так она поддерживала разговор; нелегко ей приходилось.
– Добрый день, – сказала Поппи носу.
– Добрый день. Чем могу быть полезен?
Всё происходящее смущало Поппи и казалось нереальным – не только шнобель полицейского, но и сам факт, что она сейчас скажет этому типу, который ждёт от неё вопроса, как добраться до ближайшей пиццерии: «В три часа у меня назначена встреча с министром иностранных дел». Было без четверти три; Поппи сочла, что добралась как раз ко времени.
К чести полицейского, он и ухом не повёл.
– Ваше имя?
– Поппи Дэй.
На секунду он замешкался, борясь с желанием переспросить, потом снял трубку громоздкого телефона, больше похожего на реквизит, и сказал в неё: «Мисс Поппи Дэй на три часа назначена встреча с мистером Манро». Это было утверждение, но в конце интонация поднималась вверх – значит, это мог быть и вопрос. Пару раз полицейский кивнул, будто человек на другом конце провода его видел, а может быть, и впрямь видел.
Затем он повесил трубку и посмотрел на Поппи.
– Мисс Дэй, вас встретят у двери.
Началось! Пройдя ворота, она помчалась по Даунинг-стрит на встречу с достопочтенным Тристрамом Манро, министром иностранных дел. С ума сойти!
Поппи не знала, что находится за знаменитой дверью. Если бы она задалась этим вопросом, то, наверное, представила бы себе красивый вестибюль, напоминающий комнату для отдыха, огромный камин, портреты великих людей на стенах, маленький столик в форме полумесяца, на котором стоит серебряный поднос с графином и хрустальными бокалами – вдруг кто-нибудь в смокинге захочет после ужина пропустить стаканчик бренди. Ещё воображение Поппи нарисовало бы бесшумно, но деловито снующий туда-сюда одетый в униформу персонал, как в сериале «Аббатство Даунтон» или, например, «Вверх и вниз по лестнице», где ещё играл тот тип из «Профессионалов»[5] – «Профессниалов», как выражалась бабушка.
Ничего подобного Поппи не увидела. Это был не дом, а скорее огромный, по-настоящему огромный офис – сотни лестниц, кабинетов и коридоров, ведущих неизвестно куда. Поппи была уверена – мест, где можно жить, работать и прятаться, здесь гораздо больше, чем нужно.
Ее встретила женщина средних лет в дорогом синем костюме; серые кудри в перманентной завивке и отсутствие макияжа делали её похожей скорее на буфетчицу, чем на помощницу министра иностранных дел. Доротея непременно окрестила бы её кошёлкой. Она открыла дверь, не спросив, кто пришёл – Поппи Дэй, посетительница, которую ожидает Тристрам Манро, или какая-нибудь несчастная продавщица товаров для дома, пылесосов и тому подобного.
– Проходите.
Поппи застыла посреди большого вестибюля, как чучело, чувствуя себя рыбой, выброшенной на берег; пришлось жадно глотать воздух, прежде чем она снова смогла дышать.
Она размышляла об имени министра – Тристрам. Безусловно, оно указывало на принадлежность к высшему классу. Стоит услышать имя человека, тем более какое-нибудь особенное имя, его обладателя тут же можно отнести к определённому классу. Если бы мальчика, живущего в одном районе с Поппи, назвали Тристрам, этот мальчик изо дня в день получал бы хорошую взбучку; то же самое ожидало бы и Майлза Алессандро Варрассо. Но и в мире Тристрама его имя было редкостью, так же, как в мире Поппи редко попадались Дины и Даррены – она и её одноклассники легко понимали, о ком речь. Например, был рыжий Даррен – понятно, почему его так звали; Даррен-веган, не евший мяса из-за врождённой непереносимости протеина; Даррен-до небес, который мог раскачать качели в парке через перекладину, и Даррен-педик. Интересно, как различают друг друга Тристрамы? Тристрам-двадцать гектаров? Тристрам с домработницей из Таиланда? Тристрам-достопочтенный?
Мысли Поппи блуждали, потому что она нервничала, чувствуя себя не в своей тарелке. Вспомнились слова Тома: «Подготовьтесь как следует». Да, она подготовилась, ещё раз обдумала свою речь в автобусе по дороге сюда, но сейчас, стоя в необозримом вестибюле, осознавала, что вряд ли сможет вспомнить даже своё имя. Вот дерьмо.
Буфетчица испарилась, и растерянная Поппи осталась в одиночестве, пока наконец не появился мужчина в костюме с отливом.
– Вы – Поппи?
Она кивнула и улыбнулась – совершенно верно! Она – Поппи, Поппи Дэй, и её цель – спасти мужа.
– Следуйте за мной, Поппи. Я провожу вас в кабинет Тристрама.
– Спасибо.
Мужчина остановился и посмотрел на неё так, словно услышал очень приятный комплимент.
– Добро пожаловать!
Он напомнил Поппи героя «Унесённых ветром», но не Ретта Батлера, а леди с юга. Прехорошенький, пахнущий свежевыстиранным бельём из прачечной, он быстро и осторожно шёл по коридору, занимая ничуть не больше места, чем было необходимо. Маленькая птичка, человек-воробей. Пройдя множество коридоров и залов, они наконец оказались в самом конце вестибюля, и спутник Поппи постучал в дверь.
– Да? – донеслось из кабинета.
– Не волнуйтесь так, Поппи. Всё будет хорошо, – прошептал служащий, и тёплые слова придали Поппи уверенности. Она вспомнила свою речь, все важные моменты – запросто, как сказал бы Томми Купер.
Человек-воробей открыл дверь, и глазам Поппи предстал Тристрам Манро собственной персоной, стоявший за большим столом, гораздо большим, чем в кабинете Тома Чеймберса. Это доказывало – чем успешнее человек, тем больше у него стол. Поппи подумала, что у премьер-министра стол, наверное, вовсе необозримый – гектары отполированного дерева, в углу – телефон; приходится побегать, чтобы ответить на звонок. Понятно, почему премьер-министр такой подтянутый.
Тристрам Манро был немного не таким, как в телевизоре – повыше, постройней, но с довольно солидным животом; пуговицы просторной рубашки в полоску вот-вот готовы были отлететь. Одну руку он держал на талии, будто собирался исполнить песенку «Я маленький чайник», а другой прижимал к уху телефон. Рукой, изображавшей ручку чайника, он накрыл трубку и сказал Поппи:
– Прошу прощения! Подождите минутку! Садитесь! Садитесь!
Поппи села. В конце концов, кто она такая, чтобы не подчиняться указаниям министра иностранных дел, чёрт бы его побрал? Она старалась не подслушивать разговор и сосредоточиться на своих мыслях, чтобы не лезть в жизнь министра, но это оказалось не так-то просто.
– Патрик, это для нас действительно большая честь. Единственная трудность – со сроками. У нас как раз государственный визит. По-моему, в Китай, точно не помню. Не важно. Суть в том, что я занят и не могу. Не могу физически, а не потому что мне не хочется. – Министр говорил кратко, был слишком занят, чтобы связывать фразы малозначительными словами. Он помолчал, слушая Патрика, кто бы там ни был этот Патрик, потом сказал: – Да, да, совершенно верно. Хорошо, дружище, будет сделано. Привет Черити и малышу. Да, превосходно. Пока-пока!
Закончив разговор, он нажал кнопку и одновременно вышел из-за стола, протягивая Поппи не одну, а обе руки. Она не сталкивалась с такой разновидностью рукопожатия. По счастью, он разрешил дилемму, зажав левую руку посетительницы между своими двумя.
– Поппи, спасибо за визит. Прошу прощения, что заставил вас ждать.
Она улыбнулась. Как мило! Нервозность исчезла без следа. Он был рад её видеть, как чудесно! Прежде чем она ответила, он продолжил говорить:
– Звонил мой племянник, Патрик. Они с женой удостоили меня чести стать крёстным их малыша. Но, к сожалению, я никак не успеваю. Грустно, боюсь, бедняжка долго не протянет…
– Ваш племянник?
Он наконец выпустил руку Поппи, за что она была весьма благодарна.
– Нет, нет, не Патрик, а малыш, Тедди. У него столько проблем со здоровьем, бог его храни.
– О господи… мне очень жаль. – Поппи не знала, что ещё сказать, какого ответа от неё ждут.
– И не говорите, ужасно жаль. Такая история вышла… Черити не может иметь детей, и они с Патриком усыновили малыша её сестры. Горе-мамаша посмотрела на него краем глаза, узнала обо всех его настоящих и возможных болезнях и решила быстренько сбыть с рук, а сама умчалась в Испанию, начинать новую жизнь с новым любовником! Что вы на это скажете?
– Ужасно… так эгоистично с её стороны. Не могу представить мать, которая согласится отдать своего ребёнка. Мне кажется, это ненормально. – Поппи не стала говорить, что была в такой же ситуации. Её мать тоже умчалась в Испанию, и это был кошмар, настоящий кошмар. Малышу хоть в чём-то повезло, конечно, не со здоровьем, но, по крайней мере, у него были любящие мама и папа, и ему не пришлось торчать в вонючей конуре с чокнутой бабушкой.
Дата добавления: 2018-02-15; просмотров: 733; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!