Потом опять втискиваемся в переполненный вагон, присаживаемся на освободившиеся места и до следующей станции отдыхаем от сменяющихся впечатлений.



Одна станция не похожа на другую. Мне больше всего нравиться прозрачная красота «Пушкинской», маме – скульптуры на «Кировском заводе», а Елена не определилась

Вот и последняя станция. Побродив по ней, мы пересаживаемся и едем к нашей станции «Площадь Восстания». Уже не выходим поглазеть на станции, сидим, устало откинувшись на спинку сидения и расстегнув пальто. Станции мелькают, мужской голос из репродуктора объявляет их названия, уже ставшие привычными.

Мама спрашивает: «Леночка, какая же станция тебе понравилась?»

Лена задумывается, вспоминает виденное и говорит: «Там была станция, просто как будто изо льда. Как в нашем Тикси». Она опускает голову и задумывается.

Скучаешь? - спрашиваю я.

Да, скучаю, - отвечает Елена.

А где это твое Тикси?

А это через всю карту по географии, а потом наверх, к самому полюсу.

- Далеко!

- Да, очень далеко. Теперь мы туда никогда не вернемся.

- Когда мы станем большими, мы просто будем ездить по всей карте - вверх, вниз, налево, направо.

- Будем, - грустно кивает Елена.

- Приехали, выходите, болтушки - зовет нас мама.

Мы выходим из метро на улицу, щуримся от света. Важно проходим мимо очереди желающих спуститься по волшебной лестнице - мы то уже побывали там, в таинственной темноте. И уже разбудили в себе страсть к путешествиям.

Теперь Елена живет в Литве, я – осталась в Ленинграде, мы с ней ездим в гости друг к другу. Я – как будто в Европу, она – как будто в детство.

ПЕНИЕ

В седьмом классе в школе ввели трудовое воспитание. Теперь не было пожилых женщин в синих халатах, трущих полы в коридоре мокрой тряпкой. За нашим классом закрепили кабинет пения – надо было его мыть, поливать цветы, обтирать пыль. В кабинете стоял огромный концертный рояль на толстых огромных ногах. На уроках учительница пения ударяла по его пожелтевшим клавишам, помогала мелодии с помощью черных и, кивнув головой, приглашала нас начинать песню.

Внезапно оказалось, что в нашем классе приличные голоса. Во время переменок мы начали распевать незамысловатые песенки, в проходах между партами пританцовывали появившиеся непарные танцы, держась на почтительном расстоянии от мальчишек.

Как-то нас увидела пионервожатая, и всех скопом записала в агитбригаду. Теперь мы стали не похожи на другие классы. Лучше всех пела Алла - хороший слух был у её родителей - мама пела веселые частушки, а отец украинские песни с присвистом. Я же выплескивала начитанные под партой стихи. Вместе репетировали гопак, кадриль. Впервые взялись за руки с мальчиками.

Без нас теперь не обходились школьные праздники, приходили с концертами и на фабрику, в доме при которой мы жили. Наши мамы гордились нами, тихонько смахивали слезу – какие дочки способные и красивые. А уж когда большой школьный хор выходил на сцену «красного уголка», и Алла вставала впереди всех и запевала тонким, но уверенным голосом, восторг был всеобщим. Вся наша коммуналка хлопала в ладоши и радовалась.

Наступили последние каникулы, которые мы проводили вместе в восьмилетке – снег начал таять, потеплело, и закапали снежные слезы. Мы собрались в школьном дворе у автобуса, который должен был отвезти нашу школьную самодеятельность в Ленинградскую область.

Накануне мы с мамой поссорились – я раздумала поступать в математическую школу. Были у меня на то свои резоны – только литература, только библиотека, только это священное вместилище. Как великолепно бродить между полками, заполненными плотными рядами книг. Как прекрасно осознавать, что любая книга доступна, и можно открыть и читать, погружаясь в тайны чужой жизни. Разве сухой язык математики можно сравнить с Достоевским или Чеховым!

Мама не пришла проводить меня – ну и пусть! Я уже взрослый человек и буду решать свою жизнь так, как я захочу. И деньги зарабатывать и тратить их на книги, а не на пальто. И спать ложиться, когда захочу. Моя решительность пересмотреть жизненные планы росла по мере того, как мы удалялись от дома. Я уже злилась на маму, на её опеку и постоянный контроль. И мне нравилось, что мы уехали из города и едем под весенним не то снежком, не то дождиком, который медленно стекает по окнам автобуса. И было интересно рассматривать дома, которые сначала стали попроще и пониже, чем на нашем Невском, а потом и вовсе пропали, превратившись в поле и лесок.

Я размышляла о своем, а ребята сначала болтали, потом пели песни, а потом и вовсе стали подремывать, разморенные теплом и духотой старенького, плотно набитого, автобуса. Задремала и я, уткнувшись лбом во влажное оконное стекло.

Разбудила нас наша пионервожатая Светлана, громко хлопая в ладоши и смеясь. Мы с Аллой схватили нашу общую сумку с костюмами – пионерской формой, летними сандалиями и платьями для цыганского танца, сшитыми из марли и покрашенными в фабричной красилке. Еще у нас была старая мамина помада, которую она велела выбросить, а мы припрятали для себя.

Уже наступали легкие весенние сумерки, как бы окутывая дымкой все вокруг. Автобус стоял у кирпичного двухэтажного здания. Мы поднялись на большое крыльцо и вошли в длинный, плохо освещенный и абсолютно безлюдный коридор, пройдя по которому оказались в маленьком актовом зале с высокой сценой.


Дата добавления: 2021-06-02; просмотров: 82; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!