Речь Кортеса к солдатам перед сражением



 

 

Нет, нам не суждено здесь пасть —

Невелика еще у смерти власть.

 

Еще пред нами тысяча забот,

Больших и малых дней водоворот.

 

Мы предназначены для лучших дел,

Не перешли еще земной предел.

 

Приказ мой прост: пока живой — вперед.

Кто в смерть не верит — вовсе не умрет.

 

От трусости лекарство у врача

Укреплено на кончике меча.

 

Прими его — и наш военный бог

Подхватит твой прощальный, смертный вздох.

 

Стреляй, стрелок, твой яростный мушкет

Поэты будут славить много лет.

 

Да, мы бессмертны на ходу, в бою.

Мы верим все еще в звезду свою.

 

1960

 

Андерсен[155]

 

 

Он обойдет моря и сушу —

Весь мир, ч го мелок и глубок,

Людскую раненую душу

Положит в сказочный лубок.

 

И чтоб под гипсовой повязкой

Восстановился кровоток,

Он носит радостную сказку,

Подвешенную на платок.

 

Леченье так умно и тонко:

Всего целебней на земле

Рассказ про гадкого утенка

И миф о голом короле.

 

1960

 

* * *[156]

 

 

Мне снова жажда вяжет губы

В сухом снегу,

Где белый лес играет в трубы

Во всю вьюгу.

 

И наст горит под скользкой лыжей.

Дымится снег.

Огонь все ближе, ближе, ближе,

И вот — ночлег.

 

И, ставя обе лыжи стоймя

К венцу избы,

Я постучу в окно спокойно

Рукой судьбы.

 

1960

 

Старая Вологда[157]

 

 

Медлительная Вологда…

Столетия и дали

Тащили город волоком,

В оврагах рассыпали.

 

Предместьями, посадами

Бросали на дороге

С глухими палисадами

Еловые чертоги.

 

Жила когда-то грезами

О Вологде-столице,

Каприз Ивана Грозного

Как сказка о Жар-птице.

 

А впрочем, вести веские

О царском разговоре —

Магическими фресками

В стариннейшем соборе.

 

1960

 

Корни даурской лиственницы[158]

 

 

Корни деревьев — как флаги,

Флаги в промерзлой земле,

Мечутся в поисках влаги,

В страстной мечте о тепле.

 

Вся корневая система

В мерзлой от века судьбе.

Это — упорства поэма,

Это — стихи о борьбе.

 

1960

 

Рояль[159]

 

 

Видны царапины рояля

На желтом крашеном полу:

Наверно, двери растворяли,

Ворочали рояль в углу.

 

И он царапался когтями

И, очевидно, изнемог

В борьбе с незваными гостями,

Перешагнувшими порог.

 

И вот он вытащен наружу,

Поставлен где-то у стены.

Рояль — беззвучное оружье

Необычайной тишины.

 

И все сейчас во власти вести,

Все ждут подобья чудесам —

Ведь здесь на том, рояльном, месте

Дух музыки почиет сам.

 

2 июня 1960 Переделкино

 

* * *[160]

 

 

Толпа гортензий и сирени

И сельских ландышей наряд —

Нигде ни капли смертной тени,

И вся земля — цветущий сад.

 

И майских яблонь пух летает,

Легчайший лебединый пух,

Неисчислимой белой стаей,

И тополя шуршат вокруг.

 

И ослепительное лето

Во все цвета и голоса

Гремит, не веря в смерть поэта

И твердо веря в чудеса.

 

2 июня 1960

Переделкино

 

* * *[161]

 

 

Будто выбитая градом,

Искалечена трава.

Вытоптана зелень сада

И едва-едва жива.

 

На крылечные ступени

Разбросали каблуки

Ветки сломанной сирени,

Глиняные черепки…

 

И последняя расплата,

Послесловье суеты:

Шорох киноаппарата,

Жестяных венков цветы.

 

2 июня 1960

Переделкино

 

* * *[162]

 

 

Орудье высшего начала,

Он шел по жизни среди нас,

Чтоб маяки, огни, причалы

Не скрылись навсегда из глаз.

 

Должны же быть такие люди,

Кому мы верим каждый миг,

Должны же быть живые Будды,

Не только персонажи книг.

 

Как сгусток, как источник света,

Он весь — от головы до ног —

Не только нес клеймо поэта,

Но был подвижник и пророк.

 

Как музыкант и как философ,

Как живописец и поэт,

Он знал решенье всех вопросов,

Значенье всяких «да» и «нет».

 

И, вслушиваясь в травы, в листья,

Оглядывая шар земной,

Он встретил много новых истин

И поделился со страной.

 

И, ненавидя пустословья,

Стремясь к сердечной простоте,

Он был для нас самой любовью

И путь указывал мечте

 

1960

 

Капля[163]

 

 

Править лодкою в тумане

Больше не могу

Будто я кружусь в буране

В голубом снегу

 

Посреди людского шума

Рвется мыслей нить

Своего мне не додумать,

Не договорить.

 

Капля с каплей очень схожи,

Падают они:

День за днем, как день прохожий,

День — калика перехожий,

Каплют капли-дни.

 

Разве тяжче, разве краше,

Ярче всех других

Та, что переполнит чашу,

Чашу дней моих.

 

1960

 

Бурение огнем[164]

 

 

Поэзия, поэзия —

Бурение огнем

Сверкает света лезвие —

Такая сила в нем,

 

Что в кислородном пламени

Расплавится скала, —

Идет в породе каменной

Горящая игла.

 

Как факел ослепительный

Врезаясь в минерал,

Готовя для Праксителя

Любимый матерьял.

 

1960

 

* * *[165]

 

 

Бесплодно падает на землю

Цветов пыльца,

Напрасно пролитое семя

Творца.

 

И только миллионной части,

Упав на дно,

Вступить с природой в соучастье

Дано.

 

1960

 

* * *[166]

 

 

Мы предтечи, мы только предтечи,

С недостатками слуха и речи,

 

Рифмачи, плясуны, музыканты,

Обморозившие таланты.

 

Мы учились в особенной школе

В чистом поле в далекой неволе.

 

Там, где солнце сияет ночами,

Там, где лед обжигает, как пламя.

 

Наши судьбы доверены вьюгам

За полярным магическим кругом.

 

Мы глядим до сих пор молодцами,

Нас еще не смешать с мертвецами.

 

1961

 

* * *

 

 

Ручей питается в дороге

То родниками, то дождем

И через горные пороги

Проталкивается с трудом.

 

И, как при кровяном давленье,

Повышенном до глухоты,

Рекой в порывистом движенье

Расшатывает мосты.

 

И где-нибудь в изнеможенье

Вода ложится на песок,

Почти без пульса, без движенья

Валяется у наших ног.

 

Ее и здесь зовут рекою.

Она сверкает как слюда,

Как воплощение покоя —

Горизонтальная вода

 

(1961)

 

* * *

 

 

Пусть чернолесье встанет за деревнями

Тропинкой вглубь идут мои стихи.

Не лес я должен видеть за деревьями,

А голубую кожицу ольхи.

 

Стекляшки — бусы розовой смородины

И слив резиновые шары.

Дороги не заказаны, не пройдены

В подлески, чащи, рощи и боры.

 

Скажу не по-латински, не по-гречески

Про мертвую сожженную траву —

Пока пейзаж не говорит по-человечески,

Его пейзажем я не назову.

 

1961

 

* * *

 

 

Часы внутри меня,

Волшебные часы,

Отмерить дозы дня

Незримые весы.

 

Проснусь я точно в час,

Намеченный вчера,

Хоть, не смыкая глаз,

Работал до утра.

 

Вселенная ведет,

Скрывая как секрет,

Тончайший этот счет —

Тысячелетний след.

 

И времени чутье —

Закон житья-бытья —

Мы знаем все: зверье,

Деревья, ты и я…

 

1961

 

* * *

 

 

Жить вместе с деревом, как Эрзя,

И сердце видеть в сердцевине.

Из тысяч сучьев, тысяч версий

Найти строенья план единый.

 

Найти фигуры очертанье,

Лицо пейзажа-человека,

А имена или названья —

Приметы нынешнего века.

 

Гефест перед кусищем меди,

Буонарроти перед грудой

Камней, уверенный в победе,

Уже почувствовавший чудо…

 

1961

 

* * *

 

 

Тихий ветер по саду ступает,

Белый вишенный цвет рассыпает.

 

И одна из песчаных дорожек —

Как вишневое платье в горошек.

 

Лепестки на песке засыхают,

Люди ходят и тихо вздыхают…

 

Ветер пыльные тучи взметает —

Белый вишенный цвет улетает.

 

Поднимается выше и выше

Легкий цвет, белый цвет нашей вишни.

 

1961

 

* * *[167]

 

 

Стихи — это судьба, не ремесло,

И если кровь не выступит на строчках,

Душа не обнажится наголо,

То наблюдений, даже самых точных,

 

И самой небывалой новизны

Не хватит у любого виртуоза,

Чтоб вызвать в мире взрывы тишины

И к горлу подступающие слезы.

 

1962

 

* * *[168]

 

 

Поэзия — дело седых,

Не мальчиков, а мужчин,

Израненных, немолодых,

Покрытых рубцами морщин.

 

Сто жизней проживших сполна,

Не мальчиков, а мужчин,

Поднявшихся с самого дна

К заоблачной дали вершин.

 

Познание горных высот,

Подводных душевных глубин,

Поэзия — вызревший плод

И белое пламя седин.

 

1962

 

* * *[169]

 

 

Когда после разлуки

И сам еще не свой,

Протягивая руки,

Встречаюсь я с Москвой,

 

Резины и бензина

Блаженство и уют,

Шуршат, щебечут шины,

Как зяблики поют.

 

На площади вокзальной,

Где стук, и крик, и звон,

Сливают в музыкальный,

Как бы единый тон.

 

Удерживая слезы,

На площади стою

И по старинной позе

Свой город узнаю.

 

Московский гул и грохот,

Весь городской прибой

Велением эпохи

Сплетен с моей судьбой.

 

1962

 

* * *

 

 

Летний город спозаранку

Проступает сквозь туман,

Как чудовищная гранка,

Свеженабранный роман.

 

Город пахнет той же краской,

Что газетные листы,

Неожиданной оглаской,

Суеверьем суеты.

 

И чугунные заборы

Знаменитого литья —

Образцы шрифтов набора

И узоров для шитья.

 

Утро все — в привычном чтенье

Зданий тех архитектур,

Что знакомы поколеньям

Лучше всех литератур.

 

1962

 

* * *[170]

 

 

О подъезды, о колонны

Разбивающийся дождь —

Будто ампул миллионы

Покрывают площадь сплошь.

 

Кислый дух автомобиля

И жилища перегар —

Все прибито вместе с пылью

И вколочено в бульвар.

 

Будто после треска, хруста

На поверженный пустырь,

Приводя природу в чувство,

Выливают нашатырь.

 

И полны глубокой веры

В приближенье синевы

Палисадники и скверы

И окраины Москвы.

 

1962

 

* * *[171]

 

 

Свяжите мне фуфайку

Из пуха тополей

Белее белой лайки

И севера белей,

 

Белее света даже

В асфальтовом дворе, —

Из этой светлой пряжи,

Крученной на жаре.

 

Волокон и событий

Начала и концы

Разматывают нити

Ребята-мудрецы.

 

Обрывками капрона

Усеяна земля,

Как и во время оно,

Седеют тополя.

 

Растрепанной кудели

Дымятся вороха,

Как след былой метели,

Пригодный для стиха.

 

Свяжите мне фуфайку

Из пуха тополей,

Белее белой лайки

И севера белей.

 

1962

 

Роса[172]

 

 

Травинкам труднее всего по утрам,

Когда открывают дорогу ветрам,

 

И грозная мертвая летняя сушь

Похуже буранов, метелей и стуж.

 

Себя не жалея, себя не щадя,

Травинки живут без дождя, без дождя.

 

Из воздуха влагу вбирают леса,

Как пот выступает ночная роса.

 

И корни растений глотают питье

И славят свое корневое житье.

 

Они отдарят эту каплю воды

И к небу поднимут цветы и плоды.

 

1962

 

Арктическая ива[173]

 

 

Ива цветет, погруженная в снег,

Ива должна спешить

Жить здесь как птица, как человек,

Если решила жить.

 

Жить — значит в талую землю успеть

Бросить свои семена,

Песню свою хоть негромко пропеть,

Но до конца, до дна

 

1962

 

* * *[174]

 

 

Упала, кажется, звезда,

Или, светя с вершины,

Сквозь ночь спускается сюда

С горы автомашина?

 

Вокруг палатки — темнота,

Бездонная, ночная,

Не слышно шелеста листа,

Умолкла речь речная.

 

Я в лампе не зажгу огня,

Чтоб летней ночью этой

Соседи не сочли меня

Звездой или планетой.

 

1962

 

* * *[175]

 

 

В годовом круговращенье,

В возвращенье зим и лет,

Скрыт секрет стихосложенья

Поэтический секрет.

 

Это ритмика ландшафтов,

Самобытные стихи,

Что строчит безвестный автор

Чернотала и ольхи.

 

Музыкален, как баллада,

Как чередованье строк,

Срок цветенья, листопада,

Перелетов птичьих срок.

 

В смене грома и затишья,

В смене света и теней

Колесо четверостишья,

Оборот ночей и дней.

 

1962

 

* * *[176]

 

 

Не в Японии, не на Камчатке,

Не в исландской горячей земле,

Вулканическая взрывчатка

На заваленном пеплом столе.

 

И покамест еще примененья

К отопленью сердец не нашло,

Застывает, утратив движенье,

Бередившее душу тепло

 

1962

 

* * *

 

 

Костер сгорел дотла,

И там, где было пламя,

Лиловая зола

Остужена камнями.

 

Зола добра и зла,

Исписанной бумаги,

Лишенная тепла,

Сметенная в овраги…

 

1962

 

* * *[177]

 

 

У деревьев нет уродов,

У зверей уродов нет,

Безупречна птиц порода,

Соразмерен их скелет.

 

Даже там, в камнях пустыни,

В беспорядке диких скал

Совершенством мягких линий

Подкупает минерал.

 

1962

 

Над старыми тетрадями[178]

 

 

Выгорает бумага,

Обращаются в пыль

Гордость, воля, отвага,

Сила, сказка и быль.

 

Радость точного слова,

Завершенье труда, —

Распылиться готова

И пропасть без следа.

 

Сколько было забыто

На коротком веку,

Сколько грозных событий

Сотрясало строку…

 

А тетрадка хранила

Столько бед, столько лет…

Выгорают чернила,

Попадая на свет

 

Вытекающей кровью

Из слабеющих вен:

Страстью, гневом, любовью,

Обращенными в тлен.

 

1962

 

* * *

 

 

Я под облачной грядою,

В улетающем пару,

Над живой морской водою,

Остывающей к утру.

 

Хорошо ночное лето,

Обезлюдел каждый дом,

Море вечером нагрето,

Утопили солнце в нем.

 

Потонул в пучине темной

И согрел ее собой

Раскаленный шар огромный,

Закипел морской прибой.

 

1963

 

* * *

 

 

Стихотворения — тихотворения,

И это — не обмолвка, нет,

Такие они с рождения,

С явленья на белый свет.

 

Стихотворения — тихотворения

И требуют тишины,

Для тонкости измерения,

Длины, высоты, ширины.

 

Стихотворения — тихотворения,

Поправок, доделок — тьма!

От точности измерения

Зависит и жизнь сама.

 

1963

 

* * *

 

 

Да, театральны до конца

Движенья и манеры

Аптекаря, и продавца,

И милиционера.

 

В горячий праздник синевы

На исполинской сцене

Не без участия травы

Идет спектакль весенний.

 

И потому, забыв про боль,

Пренебрегая бором,

Подснежник тоже учит роль

И хочет быть актером.

 

Не на земле, не на песке,

А встав в воротах лета,

Зажатый в чьем-то кулаке

Образчиком букета.

 

1963

 

* * *[179]

 

 

Я думаю все время об одном —

Убили тополь под моим окном.

 

Я слышал хриплый рев грузовика,

Ему мешала дерева рука.

 

Я слышал крики сучьев, шорох трав,

Еще не зная, к го не прав, кто прав.

 

Я знал деревьев добродушный нрав,

Неоспоримость всяких птичьих прав.

 

В окне вдруг стало чересчур светло —

Я догадался: совершилось зло.

 

Я думаю все время об одном —

Убили тополь под моим окном.

 

1963

 

* * *[180]

 

 

Я вовсе не бежал в природу,

Наоборот —

Я звезды вызвал с небосвода,

Привел в народ.

 

И в рамках театральных правил

И для людей

В игре участвовать заставил

Лес-лицедей.

 

Любая веточка послушна

Такой судьбе.

И нет природы, равнодушной

К людской борьбе.

 

1963

 

* * *

 

 

Кровь солона, как вода океана,

Чтоб мы подумать могли:

Весь океан — это свежая рана,

Рана на теле земли.

 

Помним ли мы, что в подводных глубинах

Кровь у людей — зелена.

Вся в изумрудах, отнюдь не в рубинах,

В гости нас ждет глубина.

 

В жилах, наполненных влагой соленой,

Мерных ударов толчки,

Бьет океан своей силой зеленой

Пульсом прилива — в виски.

 

1963

 

Амундсену

 

 

Дневники твои — как пеленг,

Чтоб уверенный полет

К берегам любых Америк

Обеспечивал пилот.

 

Это — не руины Рима,

А слетающий с пера

Свежий, горький запах дыма

Путеводного костра.

 

Это — вымысла границы,

Это — свежие следы

По пути за синей птицей,

Залетающей во льды.

 

Мир, что кажется все чаще

Не музейной тишиной,

А живой, живущей чащей,

Неизвестностью лесной.

 

1963

 

Рязанские страданья[181]

 

 

Две малявинских бабы стоят у колодца —

Древнерусского журавля — И судачат…

О чем им судачить, Солотча,

Золотая, сухая земля?

 

Резко щелкает кнут над тропою лесною —

Ведь ночным пастухам не до сна.

В пыльном облаке лошади мчатся в ночное,

Как в тургеневские времена.

 

Конский топот чуть слышен, как будто глубоко

Под землей этот бег табуна.

Невидимки умчались далеко-далеко,

И осталась одна тишина.

 

Далеко-далеко от московского гама

Тишиной настороженный дом,

Где блистает река у меня под ногами,

Где взмахнула Ока рукавом.

 

И рукав покрывают рязанским узором,

Светло-бронзовым соснам под лад,

И под лад черно-красным продымленным зорям

Этот вечный вечерний наряд.

 

Не отмытые храмы десятого века,

Добатыевских дел старина,

А заря над Окой — вот мечта человека,

Предзакатная тишина.

 

1963

 

* * *[182]

 

 

Сосен светлые колонны

Держат звездный потолок,

Будто там, в садах Платона,

Длится этот диалог.

 

Мы шагаем без дороги,

Хвойный воздух как вино,

Телогрейки или тоги —

Очевидно, все равно…

 

1963

 

* * *[183]

 

 

Я хочу, чтоб средь метели

В черной буре снеговой,

Точно угли, окна тлели,

Ясной вехой путевой.

 

В очаге бы том всегдашнем

Жили пламени цветы,

И чтоб теплый и нестрашный

Тихо зверь дышал домашний

Средь домашней темноты.

 

1963

 

* * *[184]

 

 

Не удержал усилием пера

Всего, что было, кажется, вчера.

 

Я думал так- какие пустяки!

В любое время напишу стихи.

 

Запаса чувства хватит на сто лет —

И на душе неизгладимый след.

 

Едва настанет подходящий час,

Воскреснет все — как на сетчатке глаз.

 

Но прошлое, лежащее у ног,

Просыпано сквозь пальцы, как песок,

 

И быль живая поросла быльем,

Беспамятством, забвеньем, забытьем…

 

1963

 

* * *[185]

 

 

Я иду, отражаясь в глазах москвичей,

Без ненужного шума, без лишних речей.

 

Я иду — и о взгляд загорается взгляд,

Магнетической силы мгновенный разряд.

 

Память гроз, отгремевших не очень давно,

Заглянула прохожим в зрачок, как в окно.

 

Вдоль асфальта мои повторяет слова

Победившая камень живая трава.

 

Ей в граните, в гудроне привычно расти —

Камень сопок ложился у ней на пути.

 

И навек вдохновила траву на труды

Непомерная сила земли и воды,

 

Вся чувствительность тропки таежной, где след

Иногда остается на тысячу лет.

 

1964

 

* * *[186]

 

 

Осенний воздух чист,

Шумна грачей ночевка,

Любой летящий лист

Тревожен, как листовка

 

С печатного станка,

Станка самой природы,

Падение листка

Чуть-чуть не с небосвода.

 

Прохожий без труда

Прочтет в одно мгновенье,

Запомнит навсегда

Такое сообщенье.

 

Подержит на ветру

Скрещенье тонких линий,

И рано поутру

На листья ляжет иней.

 

1964

 

* * *[187]

 

 

Он чувствует событья кожей.

Что цвет и вкус?

На озарение похожа

Подсказка муз.

 

Его пространство безвоздушно,

Должна уметь

Одной природе быть послушной

Пластинки медь.

 

Сожмется, точно анероид

В деленьях шкал,

Свои усилия утроит,

Ловя сигнал.

 

И передаст на самописцы

Земной секрет,

Оставит почерком провидца

Глубокий след.

 

1964

 

* * *[188]

 

Б. Пастернаку

 

От кухни и передней

По самый горизонт

Идет ремонт последний,

Последний мой ремонт.

 

Не будет в жизни боле

Строительных контор,

Починки старой боли,

Крепления опор.

 

Моя архитектура

От шкуры до нутра

Во власти штукатура,

Под игом маляра.

 

И плотничьи заплаты

На рубище певца —

Свидетельство расплаты

С судьбою до конца.

 

От кухни и передней

По самый горизонт

Идет ремонт последний,

Последний мой ремонт.

 

1964

 

* * *[189]

 

 

Выщербленная лира,

Кошачья колыбель, —

Это моя квартира,

Шиллеровская щель.

 

Здесь нашу честь и место

В мире людей и зверей

Обороняем вместе

С черною кошкой моей.

 

Кошке — фанерный ящик,

Мне — колченогий стол.

Кровью стихов настоящих

Густо обрызган пол.

 

Кошка по имени Муха

Точит карандаши,

Вся — напряженье слуха

В темной квартирной тиши.

 

1964

 

Таруса[190]

 

 

Карьер известняка

Районного значенья,

И светлая река

Старинного теченья.

 

Здесь тени, чье родство

С природой, хлебом, верой

Живое существо,

А вовсе не химера.

 

Не кладбище стихов,

А кладезь животворный,

И — мимо берегов —

Поток реки упорный.

 

Хранилище стиха

Предания и долга,

В поэзии Ока

Значительней, чем Волга.

 

Карьер известняка

Районного значенья,

И светлая река

Старинного теченья.

 

1964

 

* * *[191]

 

 

Я — северянин. Я ценю тепло,

Я различаю — где добро, где зло.

Мне нужен мир, где всюду есть дома,

Где белым снегом вымыта зима.

 

Мне нужен клен с опавшею листвой

И крыша над моею головой.

Я — северянин, зимний человек,

Я каждый день ищу себе ночлег.

 

1964

 

* * *[192]

 

 

Вчера я кончил эту книжку

Вчерне

Осадка в ней немного лишку

На дне.

 

В подножье строк или палаток

Гранит.

Нерастворимый тот остаток

Хранит.

 

Стиха невозмутима мера —

Она

Для гончара и для Гомера

Одна.

 

1964

 

* * *[193]

 

 

Я не искал людские тайны,

Как следопыт.

Но мир изменчивый, случайный

Мной не забыт.

 

Тепло людского излученья

В лесной глуши,

Земные донные теченья

Живой души.

 

И слишком многое другое,

О чем нет слов,

Вставало грозное, нагое

Из всех углов…

 

1964

 

* * *[194]

 

 

Рассказано людям немного,

Чтоб грозная память моя

Не слишком пугала тревогой

Дороги житья и бытья.

 

И я поступил не случайно,

Скрывая людские грехи,

Фигурами умолчанья

Мои переполнив стихи.

 

Достаточно ясен для мудрых

Лирический зимний рассказ

О тех перламутровых утрах,

О снеге без всяких прикрас.

 

Но память моя в исступленье,

Но память вольна и сильна,

Способна спасти от забвенья

Сокровища с самого дна.

 

1965

 

* * *

 

 

Не линия и не рисунок,

А только цвет

Расскажет про лиловый сумрак,

Вечерний свет.

 

И вот художника картины

Со стен квартир

Звучали как пароль единый

На целый мир.

 

И слепок каменной химеры

Дрожал в руке,

Чтоб утвердился камень веры

В моей строке.

 

1965

 

Нерест[195]

 

Н. Столяровой

 

 

Закон это иль ересь,

Ненужная морям,

Лососей ход на нерест

Средь океанских ям.

 

Плывут без карт и лоций

И по морскому дну

Ползут, чтоб побороться

За право быть в плену.

 

И в тесное ущелье

Ворваться, чтоб сгореть —

С единственною целью:

Цвести — и умереть.

 

Плывут не на забаву,

Плывут не на игру,

Они имеют право

В ручье метать икру.

 

И оплодотворенья

Немой великий миг

Войдет в стихотворенье,

Как боль, как стон и крик.

 

У нерестилищ рыбьих,

Стремясь в родной ручей,

Плывут, чтобы погибнуть

На родине своей.

 

И трупы рыб уснувших

Видны в воде ручья —

Последний раз блеснувши,

Мертвеет чешуя.

 

Их здесь волна качала

И утопила здесь,

Но высшее начало

В поступках рыбьих есть.

 

И мимо трупов в русло

Плывут живых ряды

На нерест судеб русских,

На зов судьбы — беды.

 

И люди их не судят —

Над чудом нет судей, —

Трагедий рыбьих судеб,

Неясных для людей.

 

Кипит в ручье рожденья

Лососей серебро,

Как гимн благодаренья,

Прославивший добро.

 

1965

 

* * *[196]

 

 

Кета родится в донных стойлах

Незамерзающей реки,

Зеленых водорослей войлок

Окутывает родники.

 

Дается лососевой рыбе

В свою вернуться колыбель.

Здесь все в единстве: жизнь и гибель,

Рожденье, брачная постель.

 

И подвиг жизни — как сраженье:

Окончив брачную игру,

Кета умрет в изнеможенье,

На камень выметав икру.

 

И не в морской воде, а в пресной

Животворящий кислород

Дает дышать на дне чудесно

И судьбы двигает вперед.

 

1965

 

* * *

 

 

Я ищу не героев, а тех,

Кто смелее и тверже меня,

Кто не ждет ни указок, ни вех

На дорогах туманного дня.

 

Кто испытан, как я — на разрыв

Каждой мышцей и нервом своим,

Кто не шнур динамитный, а взрыв,

По шнуру проползающий дым.

 

Средь деревьев, людей и зверей,

На земле, на пути к небесам,

Мне не надо поводырей,

Все, что знаю, я знаю сам.

 

Я мальчишеской пробою стал

Мерить жизнь и людей — как ножи:

Тот уступит, чей мягче металл, —

Дай свой нож! Покажи. Подержи.

 

Не пророков и не вождей,

Не служителей бога огня,

Я ищу настоящих людей,

Кто смелее и тверже меня.

 

1965

 

* * *[197]

 

 

Как гимнаст свое упражнение,

Повторяю свой будущий день,

Все слова свои, все движения,

Прогоняю боязнь и лень.

 

И готовые к бою мускулы

Каждой связки или узла

Наполняются смутной музыкой

Поединка добра и зла.

 

Даже голос не громче шепота

В этот утренний важный миг,

Вывод жизни, крупица опыта.

Что почерпнута не из книг.

 

1965

 

* * *

 

 

Я не лекарственные травы

В столе храню,

Их трогаю не для забавы

Сто раз на дню.

 

Я сохраняю амулеты

В черте Москвы,

Народной магии предметы —

Клочки травы.

 

В свой дальний путь, в свой путь недетский

Я взял в Москву —

Как тот царевич половецкий,

Емшан-траву, —

 

Я ветку стланика с собою

Привез сюда,

Чтоб управлять своей судьбою

Из царства льда.

 

1965

 

* * *[198]

 

 

Пусть свинцовый дождь столетья,

Как начало всех начал,

Ледяной жестокой плетью

Нас колотит по плечам.

 

И гроза идет над нами,

Раскрывая небо нам,

Растревоженное снами

И доверенное снам.

 

И черты стихотворенья,

Слепок жестов, очерк поз,

Словно отзвуки движенья

Проходящих в мире гроз.

 

1966

 

* * *

 

 

Не покончу с собой —

Превращусь в невидимку:

И чтоб выиграть бой,

Стану призрачной дымкой.

 

Я врага разыщу

Средь земного предела,

Подкрадусь, отомщу,

Завершу свое дело.

 

Это вера из вер —

Та дикарская вера,

Катехизис пещер

И путей Агасфера.

 

1966

 

* * *

 

 

Любви случайное явленье

Смиренно чудом назови

И не бросай слова презренья

Вслед улетающей любви.

 

1966

 

* * *

 

 

Взад-вперед ходят ангелы в белом

С неземным выражением глаз,

Труп еще называется телом —

В лексиконе, доступном для нас.

 

И чистилища рефрижератор,

Подготовивший трупы в полет,

Петербургский ли это театр,

Навсегда замурованный в лед.

 

Распахнут подземелье столетья,

Остановится время-пора

Лифтом морга, как шахтною клетью,

Дать добычу судьбы — на гора.

 

Нумерованной, грузной, бездомной

Ты лежала в мертвецкой — и вот

Поднимаешься в синий огромный

Ожидающий небосвод.

 

Вот последнее снаряженье:

Мятый ситцевый старый халат,

Чтоб ее не стеснились движенья

В час прибытия в рай или в ад.

 

И обряд похоронного чина,

И нарушить обряда не сметь,

Чтобы смерть называлась кончина,

А не просто обычная смерть.

 

И нужна ли кончина поэту,

Торопливых друзей говорок,

Заглушающий выкрики света

От обугленных заживо строк.

 

Нумерованной, мертвой, бездомной

Ты лежала в мертвецкой — и вот

Поднимаешься в синий огромный

Ожидающий небосвод.

 

1966

 

Живопись[199]

 

 

Портрет — эго спор, диспут,

Не жалоба, а диалог.

Сраженье двух разных истин,

Боренье кистей и строк.

 

Потоком, где рифмы — краски,

Где каждый Малявин — Шопен,

Где страсть, не боясь огласки,

Разрушила чей-то плен.

 

В сравненье с любым пейзажем,

Где исповедь — в тишине,

В портрете варятся заживо,

На странной горят войне.

 

Портрет — это спор с героем,

Разгадка его лица.

Спор кажется нам игрою,

А кисть — тяжелей свинца.

 

Уже кистенем, не кистью

С размаха художник бьет.

Сраженье двух разных истин.

Двух судеб холодный пот.

 

В другую, чужую душу,

В мучительство суеты

Художник на час погружен,

В чужие чьи-то черты.

 

Кому этот час на пользу?

Художнику ли? Холсту?

Герою холста? Не бойся

Шагнуть в темноту, в прямоту.

 

И ночью, прогнав улыбку,

С холстом один на один,

Он ищет свою ошибку

И свет или след седин.

 

Портрет это или маска —

Не знает никто, пока

Свое не сказала краска

У выбеленного виска.

 

1967

 

* * *

 

 

В судьбе есть что-то от вокзала,

От тех времен, от тех времен —

И в этой ростепели талой,

И в спешке лиц или имен.

 

Все та же тень большого роста

От заколдованной сосны.

И кажется, вернуться очень просто

В былые радужные сны.

 

1960-е

 

* * *[200]

 

 

По старому следу сегодня уеду,

Уеду сквозь март и февраль,

По старому следу, по старому следу

В знакомую горную даль.

 

Кончаются стежки мои снеговые,

Кончаются зимние сны,

И тают в реке, словно льдинки живые,

Слова в половодье весны.

 

1968

 

* * *[201]

 

 

Нет, память не магнитофон,

И не стереть на этой ленте

Значение и смысл и тон

Любого мига и момента.

 

И самый миг не будет стерт,

А укреплен, как путь и опыт:

Быть может, грозовой аккорд,

Быть может, только слабый шепот.

 

Услышанное сквозь слова

И то, что видено случайно, —

Все сохранила голова

Предвестником для новой тайны.

 

1968

 

* * *[202]

 

 

Я тоже теплопоклонник

Огня или солнца — равно,

Я лезу на подоконник,

Распахиваю окно.

 

Знакомая даль Ярославны

Дорога, кривое шоссе,

Раскопки в периоде давнем,

Трава в непросохшей росе.

 

Я жду новостей, как княгиня

На башне когда-то ждала,

Земная моя героиня

На страже добра, а не зла.

 

Но ветром захлопнуты рамы,

И я наклоняюсь к огню —

К печурке, где отсветы драмы,

Ему я не изменю.

 

1968

 

* * *[203]

 

 

Не шиповник, а пионы,

Точно розы без шипов,

Утвердят во мне законы

Новых мыслей, новых слов.

 

И приносит запах смутный

Чьей-то жизни слабый тлен,

Как мгновенный, как минутный

И неотвратимый плен.

 

Это голос отдаленный

Незабытых дней, времен,

Стон коленопреклоненный,

Хорошо известный стон.

 

1968

 

* * *[204]

 

 

Грозы с тяжелым градом,

Градом тяжелых слез.

Лучше, когда ты — рядом,

Лучше, когда — всерьез.

 

С Тютчевым в день рожденья,

С Тютчевым и с тобой,

С тенью своею, тенью

Нынче вступаю в бой.

 

Нынче прошу прощенья

В послегрозовый свет,

Все твои запрещенья

Я не нарушу, нет.

 

Дикое ослепленье

Солнечной правоты,

Мненье или сомненья —

Все это тоже ты.

 

1968

 

* * *[205]

 

 

Три корабля и два дельфина

На желтый остров приплывут,

При шторме девять с половиной

Отыскивая приют.

 

Они меняют дни на ночи,

Берут концы вместо начал.

И путь становится короче,

И приближается причал.

 

И волны, волны… Нет им меры.

Три корабля, три корабля,

Не каравеллы, а галеры

Плывут по курсу января.

 

И по Колумбову компасу —

Не то зюйд-вест, не то норд-ост —

Плывут Дежневские карбасы

Под синим светом старых звезд.

 

1968

 

* * *

 

 

На память черпнул я пол-океана,

Храню у себя на столе,

Зажить не хотят эти ранние раны,

Забыть о подводной скале.

 

Давно б затянулись в просторе небесном,

В космической высоте,

Где резали воздух Галактики вести,

Дрожа на магнитном щите.

 

В простом, угловатом граненом стакане

Найти я границы хотел,

Предел бесконечного океана

И бездны бездонной предел.

 

И вы в разговоры о смерти не верьте,

Там тления нет и следа.

В стакане бурлит, утверждая бессмертье,

Живая морская вода.

 

А может быть, все это вышло из моды

Стаканы, приметы, цветы,

Игра или только игрушка природы

Стихи эти, я и ты…

 

1968

 

* * *[206]

 

 

Усиливающийся дождь

Не нужен мне.

И скоро высохнет чертеж

Дождя в окне.

 

И осторожные штрихи

Его руки

Как неуместные стихи —

Черновики.

 

Все ветра вытерто рукой,

Стекло блестит.

Ложится солнце на покой

И долго спит.

 

1968

 

* * *

 

 

Усиливающийся ливень

Не делает меня счастливым.

Наоборот —

Неразрешимейшая задача —

Лишая мир истоков плача,

Идти вперед.

 

1968

 

* * *[207]

 

 

Быть может, и не глушь таежная,

А склад характера, призванье

Зовет признания тревожные,

Зовет незваные названья.

 

Автобусное одиночество

И ненамеренность дороги —

Приметы для предмета зодчества,

Для слов, разломанных на слоги.

 

Служить на маяке механиком,

Подмазывая ось вселенной,

Следя за тем, как люди в панике

Ее смещают постепенно.

 

Не труд машины вычислительной,

Оборванный на полуфразе.

А всех созвездий бег стремительный

В еще Колумбовом экстазе.

 

Природа славится ответами

На все вопросы роковые —

Любыми грозами, кометами,

Увиденными впервые.

 

Далекая от телепатии,

Воспитанная разумно,

Она лишь звездочета мантия,

Плащ серебристо-лунный.

 

1968

 

* * *

 

 

Все осветилось изнутри.

И теплой силой света

Лесной оранжевой зари

Все было здесь согрето.

 

Внезапно загорелось дно

Огромного оврага.

И было солнце зажжено,

Как зажжена бумага.

 

1960-е

 

* * *[208]

 

 

В лесу листок не шелохнется —

Такая нынче тишина.

Никак природа не очнется

От обморока или сна.

 

Ручей сегодня так бесшумен —

Воды набрал он, что ли, вот,

И сквозь кусты до первых гумен

Он не струится, а течет.

 

Обняв осиновую плаху

И навалясь на огород,

Одетый в красную рубаху,

Стоит огромный небосвод.

 

1969

 

* * *[209]

 

Я живу не по средствам:

 

Трачу много души.

Все отцово наследство —

На карандаши,

 

На тетрадки, на споры,

На дорогу в века,

На высокие горы

И пустыни песка.

 

1969

 

* * *

 

 

Я одет так легко,

Что добраться домой невозможно,

Не обсохло еще молоко

На губах, и душа моя слишком тревожна.

 

Разве дождь — переждешь?

Ведь на это не хватит терпенья,

Разве кончится дождь —

Это странное пенье,

 

Пенье струй водяных, так похожих на струны,

Эта тонкая, звонкая нить,

Что умела соединить

И концы и кануны?

 

1969

 

* * *

 

 

Как на выставке Матисса,

Я когда-нибудь умру.

Кто-то сердце крепко стиснет,

Окуне г в огонь, в жару.

 

Поразит меня, как лазер,

Обжигающ и колюч,

Оборвет на полуфразе

Невидимка — смертный луч.

 

Я присяду у порога,

Острый отразив удар,

Понемногу, понемногу

Отобьюсь от смертных чар.

 

И, уняв сердцебиенье,

Обманув судьбу мою,

Одолев оцепененье,

Продолжать свой путь встаю.

 

1969

 

* * *

 

 

Как пишут хорошо: «Испещрено…»

«Вся в пятнах крови высохшая кожа».

А мне и это нынче все равно.

Мне кажется — чем суше и чем строже,

 

Тем молчаливей. Есть ли им предел,

Ненужным действиям, спасительным отпискам,

Венчающим любой земной удел,

Придвинутый к судьбе так близко.

 

1969

 

* * *

 

 

Суеверен я иль нет — не знаю,

Но рубаху белую свою

Чистую на счастье надеваю,

Как перед причастьем, как в бою.

 

Асептическая осторожность —

Древняя примета разных стран,

Древняя заветная возможность

Уцелеть после опасных ран.

 

1960-е

 

* * *[210]

 

Приглядись к губам поэта,

Угадай стихов размер

И запомни: чудо это,

Поучительный пример, —

 

Где в прерывистом дыханье

Зрению доступный ритм

Подтверждает, что стихами

Жизнь о жизни говорит.

 

1969

 

* * *[211]

 

 

Дорога ползет, как червяк,

Взбираясь на горы.

Магнитный зовет железняк,

Волнует приборы.

 

На белый появится свет

Лежащее где-то под спудом —

Тебе даже имени нет —

Подземное чудо.

 

1969

 

* * *

 

 

На небе бледно-васильковом,

Как облачко, висит луна,

И пруд морозом оцинкован

И стужей высушен до дна.

 

Здесь солнце держат в черном теле,

И так оно истощено,

Что даже светит еле-еле

И не приходит под окно.

 

Здесь — вместо детского смятенья

И героической тщеты —

Одушевленные растенья,

Деревья, камни и цветы…

 

1960-е

 

* * *

 

 

Волна о камни хлещет плетью

И, отбегая внутрь, назад,

На берег выстелется сетью,

Закинет невод наугад,

 

Стремясь от нового улова

Доставить самой глубине

Еще какое-нибудь слово,

Неслыханное на дне.

 

1960-е

 

* * *

 

 

Как в фехтовании — удар

И защитительная маска, —

Остужен вдохновенья пар,

Коварна ранняя огласка.

 

Как в фехтовании — порыв

К ненайденному совершенству, —

Всех чувств благословенный взрыв,

Разрядки нервное блаженство.

 

1960-е

 

* * *

 

 

Ведь в этом беспокойном лете

Естественности нет.

Хотел бы верить я примете,

Но — нет примет.

 

Союз с бессмертием непрочен,

Роль нелегка.

Рука дрожит и шаг неточен,

Дрожит рука.

 

1960-е

 

Вечерний холодок

 

 

Вечерний холодок,

Грачей ленивый ропот —

Стихающий поток

Дневных забот и хлопот.

 

Я вижу, как во сне,

Бесшумное движенье,

На каменной стене

Влюбленных отраженье.

 

Невеста и жених,

Они идут как дети,

Как будто кроме них

Нет ничего на свете.

 

1960-е

 

* * *

 

 

Летом работаю, летом,

Как в золотом забое,

Летом хватает света

И над моей судьбою.

 

Летом перья позвонче,

Мускулы поживее,

Все, что хочу окончить,

В летний рассвет виднее.

 

Кажется бесконечным

День — много больше суток!

Временное — вечным,

И — никаких прибауток.

 

1970

 

* * *

 

 

Не чеканка — литье

Этой медной монеты,

Осень царство свое

Откупила у лета.

По дешевке кусты

Распродав на опушке,

Нам сухие листы

Набивает в подушки.

И, крошась как песок,

На бульвар вытекает,

Пылью вьется у ног

И ничем не блистает.

Все сдувают ветра

На манер завещанья,

Наступает пора

Перемен и прощанья.

 

1970

 

* * *

 

 

Мир отразился где-то в зеркалах

Мильон зеркал темно-зеленых листьев

Уходит вдаль, и мира легкий шаг —

Единственная из полезных истин.

 

Уносят образ мира тополя

Как лучшее, бесценное изделье.

В пространство, в бездну пущена земля

С неоспоримой, мне понятной целью.

 

И на листве — на ветровом стекле

Летящей в бесконечное природы,

Моя земля скрывается во мгле,

Доступная Познанью небосвода.

 

1970

 

Воспоминание о ликбезе

 

 

Он — черно-белый, мой букварь,

Букварь моей судьбы:

«Рабы — не мы. Мы — не рабы» —

Вот весь его словарь.

 

Не мягкий ход полутонов:

«Уа, уа, уа», —

А обновления основ

Железные слова.

 

Я сам, мальчишка-педагог,

Сижу среди старух,

Старухам поднимаю дух,

Хоть не пророк, не Бог.

 

Я повторяю, я учу,

Кричу, шепчу, ворчу,

По книге кулаком стучу,

Во тьме свечой свечу.

 

Я занимаюсь — сутки прочь!

Не ангел, не святой,

Хочу хоть чем-нибудь помочь

В сраженье с темнотой.

 

Я ликвидатор вечной тьмы,

В моих руках — букварь:

«Мы — не рабы. Рабы — не мы».

Букварь и сам — фонарь.

 

Сраженье с «чрез», и «из», и «без»,

Рассеянных окрест,

И называется «ликбез»,

Где Маша кашу ест.

 

И тихо слушает весь класс

Мне важный самому

Знакомый горестный рассказ

«Герасим и Муму».

 

Я проверяю свой урок

И ставлю балл судьбе,

Двухбалльною системой мог

Отметку дать себе.

 

Себе я ставлю «уд.» и «плюс»

Хотя бы потому,

Что силой вдохновенья муз

Разрушу эту тьму.

 

Людей из вековой тюрьмы

Веду лучом к лучу

«Мы — не рабы. Рабы — не мы» —

Вот все, что я хочу.

 

1970

 

* * *

 

 

Моя мать была дикарка,

Фантазерка и кухарка.

 

Каждый, кто к ней приближался,

Маме ангелом казался.

 

И, живя во время оно,

Говорить по телефону

 

Моя мама не умела:

Задыхалась и робела.

 

Моя мать была кухарка,

Чародейка и знахарка.

 

Доброй силе ворожила,

Ворожила доброй силе.

 

Как Христос, я вымыл ноги

Маме — пыльные с дороги, —

 

Застеснялась моя мама —

Не была героем драмы.

 

И, проехавши полмира,

За порог своей квартиры

 

Моя мама не шагала —

Ложь людей ее пугала.

 

Мамин мир был очень узкий,

Очень узкий, очень русский.

 

Но, сгибаясь постепенно,

Крышу рухнувшей вселенной

 

Удержать сумела мама

Очень прямо, очень прямо.

 

И в наряде похоронном

Мама в гроб легла Самсоном, —

 

Выше всех казалась мама,

Спину выпрямив упрямо,

 

Позвоночник свой расправя,

Суету земле оставя.

 

Ей обязан я стихами,

Их крутыми берегами,

 

Разверзающейся бездной,

Звездной бездной, мукой крестной.

 

Моя мать была дикарка,

Фантазерка и кухарка.

 

1970

 

Прачки

 

 

Девять прачек на том берегу

Замахали беззвучно валками,

И понять я никак не могу,

Что у прачек случилось с руками.

 

Девять прачек полощут белье.

Состязание света и звука

В мое детство, в мое бытие

Ворвалось как большая наука.

 

Это я там стоял, ошалев

От внезапной догадки-прозренья,

И навек отделил я напев

От заметного миру движенья.

 

1970

 

* * *

 

 

И мне на плече не сдержать

Немыслимый груз поражений.

Как ты, я люблю уезжать

И не люблю возвращений.

 

1970

 

* * *

 

 

Три снежинки, три снежинки в вышине —

Вот и все, что прикоснулось бы ко мне,

 

По закону тяжести небесной и земной

Медленно раскачиваясь надо мной,

 

Если б кончился сегодняшний мой путь,

Мог бы я снежинками блеснуть.

 

1970

 

* * *

 

 

Хранитель языка —

Отнюдь не небожитель,

И каждая строка

Нуждается в защите.

 

Нуждается в тепле

И в меховой одежде,

В некрашеном столе

И пламенной надежде.

 

Притом добро тепла

Тепла добра важнее.

В борьбе добра и зла

Наш аргумент сильнее.

 

1971

 

* * *

 

 

Острием моей дощечки

Я писал пред светом печки,

Пред единственным светцом,

 

Я заглаживал ошибки

Той же досточкой негибкой,

Но зато тупым концом.

 

1971–1973

 

* * *

 

 

Пусть лежит на столе,

Недоступная переводу,

Не желая звучать на чужом языке,

В холод речи чужой оступаться, как в воду,

Чуть не в каждой душевной строке.

 

Тайны речи твоей пусть никто не раскроет,

Мастерство! Колдовство! Волшебство!

Пусть героя скорей под горою зароют:

Естество превратят в вещество.

 

Не по признаку эсхатологии

Всевозможнейших Страшных Судов —

Пусть уходит ручьем по забытой дороге:

Как ручей, без речей и цветов.

 

Пусть изучат узор человеческой ткани,

Попадающей под микроскоп,

Где дыханье тритон сохраняет веками

Средь глубоких ущелий и троп.

 

1972

 

* * *

 

 

Как Бетховен, цветными мелками

Набиваю карман по утрам,

Оглушенными бурей стихами

Исповедуюсь истово сам.

 

И в моей разговорной тетради

Место есть для немногих страниц,

Там, где чуда поэзии ради

Ждут явленья людей, а не птиц.

 

Я пойму тебя по намеку,

По обмолвке на стертой строке,

Я твой замысел вижу глубокий

По упорству в дрожащей руке.

 

Дошепчи, доскажи, мой товарищ,

Допиши, что хотел, до конца

Черным углем таежных пожарищ

При лучине любого светца.

 

Чтоб, отбросив гусиные перья,

Обнажить свою высшую суть

И в открытые двери доверья

Осторожно, но твердо шагнуть.

 

Как Бетховен, цветными мелками

Набиваю карман по утрам.

Раскаленными угольками

Они светятся по ночам.

 

1972

 

* * *

 

 

Уступаю дорогу цветам,

Что шагают за мной по пятам,

 

Настигают в любом краю,

В преисподней или в раю.

 

Пусть цветы защищают меня

От превратностей каждого дня.

 

Как растительный тонкий покров,

Состоящий из мхов и цветов,

 

Как растительный тонкий покров,

Я к ответу за землю готов.

 

И цветов разукрашенный щит

Мне надежней любых защит

 

В светлом царстве растений, где я —

Тоже чей-то отряд и семья.

 

На полях у цветов полевых

Замечанья оставил мой стих.

 

1972

 

* * *

 

Л. Т.

 

Стихи — это боль и защита от боли,

И — если возможно! — игра.

Бубенчики пляшут зимой в чистом поле,

На кончике пляшут пера.

 

Стихи — это боль и целительный пластырь,

Каким утишается боль,

Каким утешает мгновенно лекарство —

Его чудодейственна роль.

 

Стихи — это боль, это скорая помощь,

Чужие, свои — все равно,

Аптекарь шагает от дома до дома,

Под каждое ходит окно.

 

Стихи — это тот дополнительный градус

Любых человечьих страстей,

Каким накаляется проза на радость

Хранителей детских затей.

 

Рецептом ли модным, рецептом старинным

Фармакологических книг,

Стихи — как таблетка нитроглицерина,

Положенная под язык.

 

Среди всевозможных разрывов и бедствий

С облаткой дежурит поэт.

Стихи — это просто подручное средство,

Индивидуальный пакет.

 

1973

 

* * *

 

 

Я не люблю читать стихи,

Но не поэтому,

Что слишком много чепухи

Дано поэтами.

 

Я просто время берегу

Для их писания,

Когда бегу по берегу

Самопознания

 

1973

 

* * *

 

 

Я поставил цель простую:

Шелестеть как листопад,

Пусть частично вхолостую,

Наугад и невпопад.

 

Я такой задался целью:

Беспрерывно шелестеть,

Шелестеть льдяной метелью,

Ледяные песни петь.

 

Я пустился в путь бумажный,

Шелестя как листопад,

Осторожный и отважный,

Заменяя людям сад.

 

И словарик ударений

Под рукой моей всегда.

Не для словоговорений

Шелестит моя вода.

 

1970-е

 

Топор

 

 

Орудие добра и зла,

Топор — древнее, чем пила,

И не прошла еще пора

Для тайной силы топора.

 

Кладется на ночь на порог,

Чтоб жизнь хозяина берег,

Чтоб отогнал топор врага,

Пока свирепствует пурга.

 

Но если им срубили гроб

Для жителя якутских троп,

Оленьих трактов, лайд, озер,

В куски ломаем мы топор —

Даем нечистому отпор.

 

1973

 

* * *

 

 

Ветер по насту метет семена

Ветер как буря и как война.

 

Горбится, гнется, колеблется наст:

Этих семян никому не отдаст.

 

Девственниц-лиственниц семена.

Неоплодотворенная тишина.

 

Что из того, что явилась весна,

Лиственниц этих лишая сна?..

 

1970-е

 

* * *

 

 

Она ко мне приходит в гости

По той параболе комет,

Оставя падающий косо

Рассеивающийся свет.

Ей надо быть моей средою,

Как та воздушная среда,

Среда, которой я не стою,

Да и не стоил никогда.

Но в мире преувеличенья

В обличье сказок и легенд

Она сама была леченьем,

Вполне химический агент.

Оставя на моей бумаге

Едва заметный, легкий след,

Как тайнопись, которой маги

Заворожили свой секрет.

Как те бесцветные чернила,

Проявленные на огне,

Остатки жизненного пыла,

Несвойственного нынче мне

 

1973

 

* * *

 

 

Не суеверием весны

Я тронул северные сны,

Те отпечатки старины,

Где откровенья мне даны

И с веком соединены

Среди полночной тишины.

Тем сновиденьям не бывать!

Не потрясти мою кровать,

Меня с кровати не сорвать!

Да будет мне всегда легка

Неосторожная рука,

Звенящая в звонок стиха, —

Резка, разумна и гулка.

 

1973

 

Ошибка! Недопустимый объект гиперссылки.

 

 

Письмо из ящика упало

И вырвало у смерти жало.

Сквозь жизни гам

Одна картонная страница

Летит, планируя, как птица,

К моим ногам.

 

1973

 

* * *

 

 

Хоть стал давно добычей тлена

Тот черный гость,

Бежать из песенного плена

Не удалось.

 

Не удалось сорваться с петли

И скрыться с глаз,

Покуда возглашает петел

Последний раз

 

Покамест запевают трубы

Сигнал суда,

Покамест ангел синегубый

Ведет туда,

 

Где звезды вносят свет пристрастья

Во все углы,

Где все последствия пространства

Так тяжелы.

 

1973

 

* * *

 

 

Я, пожалуй, рад безлюдью.

Пусть никто, кроме меня,

Не встречает ветер грудью

Без костра и без огня.

 

Я, пожалуй, рад молчанью

Птиц, безмолвных в том краю,

Пусть молчание лучами

Освещает жизнь мою.

 

Чтоб у печки и у свечки

Проходили дни мои,

След у безымянной речки

Намечая в забытьи

 

1973

 

* * *

 

 

Просто — болен я. Казалось,

Что здоров,

Что готов нести усталость

Старых слов.

 

Заползу в свою берлогу.

Поутру

Постою еще немного

На ветру.

 

Подышу свободной грудью

На юру,

Постою там на безлюдьи

И — умру.

 

1973

 

Славянская клятва

 

 

Клянусь до самой смерти

мстить этим подлым сукам,

Чью гнусную науку я до конца постиг.

Я вражескою кровью свои омою руки,

Когда наступит этот благословенный миг.

Публично, по-славянски

из черепа напьюсь я,

Из вражеского черепа,

как делал Святослав.

Устроить эту тризну

в былом славянском вкусе

Дороже всех загробных,

любых посмертных слав.

 

1973

 

* * *

 

 

Коктебель невелик. Он родился из книг,

Из проложенной лоции к счастью

Кормчий Кафы поймал ослепительный миг

И причалил, ломая ненастье.

 

Он направил корабль по весенней луне,

Уловив силуэт Карадага,

Он направил корабль по осенней волне

С безмятежной, бесстрастной отвагой.

 

Этот профиль луны на земле засечен

При создании нашей планеты,

Магматическим взрывом в науку включен,

И на лоции пойман, и людям вручен,

Словно дар фантазера-поэта.

 

Пусть потом за спиной и бурлит океан

И волнуется нетерпеливо, —

Гаснет боль от телесных, душевных ли ран

В этом ярко-зеленом заливе.

 

И пускай на Луне уж давно луноход,

А не снасть генуэзского брига,

И в историю вложен ракетный полет —

Космографии новая книга, —

 

Никогда, никогда не забудет земля,

Что тогда, в штормовую погоду,

Лишь по лунному профилю ход корабля

Он привел в эту малую воду.

 

1974

 

* * *

 

 

Я скитаюсь по передним,

Места теплого ищу,

Потому что в час последний

Гула славы трепещу.

 

В переносном и буквальном

Жажду только теплоты

В неком царстве идеальном,

Где гуляют я и ты.

 

Где других местоимений

Не пускают в оборот,

Где и гений платит пени,

Если сунется вперед.

 

1974

 

* * *

 

 

Слышу каждое утро

Голос Бога-творца:

«До последней минуты!

До конца! До конца…»

 

Нету истины выше,

Нету мысли верней

Для подвала и крыши —

Для рабов и царей.

 

Этот лозунг футбольный,

Сей спортивный совет,

С неожиданной болью

Принимает поэт.

 

1974

 

* * *

 

 

Зови, зови глухую тьму

И тьма придет.

Завидуй брату своему.

И брат умрет.

 

1970-е

 

* * *

 

 

Вот так умереть — как

Коперник — от счастья,

Ни раньше, ни позже — теперь,

Когда даже жизнь перестала стучаться

В мою одинокую дверь.

 

Когда на пороге — заветная книга,

Бессмертья загробная весть,

Теперь — уходить! Промедленья — ни мига!

Вот высшая участь и честь.

 

1970-е

 

* * *

 

 

Мизантропического склада

Моя натура. Я привык

Удар судьбы встречать как надо,

Под крепкою защитой книг.

 

И всевозможнейшие скидки

Несовершенству бытия

Я делал с искренней улыбкой,

Зане — весь мир жил так, как я.

 

Но оказалось — путь познанья

И нервы книжного червя

Покрепче бури мирозданья,

Черты грядущего ловя.

 

1976

 

* * *

 

 

Судьба у меня двойная,

И сам я ей не рад:

Не был бы я поэтом —

Был бы тогда солдат.

 

Судьба у меня такая,

И сам я этому рад:

Остался бы я неизвестным

Поэт я или солдат.

 

1980

 

Сверчок на печи

 

 

Человеческий шорох и шум

Предваряют мое пробужденье,

Разгоняют скопление дум,

Неизбежных в моем положенье.

 

Это, верно, сверчок на печи

Затрещал, зашуршал, как когда-то,

Как всегда, обойдусь без свечи,

Как всегда, обойдусь без домкрата.

 

1981

 

* * *

 

 

В гулкую тишину

Входишь ты, как дыханье,

И моему полусну

Даришь воспоминанье.

 

Прикосновенье твое

К моей бесчувственной коже

Гонит мое забытье,

Память мою тревожит.

 

Горсть драгоценных рифм

К твоему приходу готова,

Ртом пересохшим моим

Перешептано каждое слово.

 

Тонкой струей текут

Они в твои ладони:

Жизнь, упорство и труд,

То, что вовек не утонет.

 

1981

 

* * *

 

 

Яблоком, как библейский змей,

Я маню мою Еву из рая.

Лишь в судьбе моей — место ей,

Я навек ее выбираю.

 

Пусть она не забудет меня,

Пусть хранит нашу общую тайну:

В наших днях, словно в срезе пня,

Закодирована не случайно.

 

1981

 

* * *

 

 

Не буду я прогуливать собак,

Псу жалко

Носить свое бессмертие в зубах,

Как палку.

 

В раю я выбрал самый светлый уголок,

Где верба.

Я сердце бросил — он понюхал, уволок,

Мой цербер.

 

Кусочек сердца — это ведь не кость,

Помягче, и цена ему иная,

Так я вошел, последний райский гость,

Под своды рая.

 

1981

 

 

ПРИМЕЧАНИЯ

 

СИНЯЯ ТЕТРАДЬ

 

«Пещерной пылью, синей плесенью…». Впервые: Литературная Россия, 1987, 3 июля.

«Я беден, одинок и наг…». Впервые: Смена, 1988, № 88.

«Не суди нас слишком строго…». Впервые: Дружба народов, 1987, № 3.

«Робкое воображенье…». Впервые: Смена, 1988, № 88.

Заклятье весной. Впервые: Знамя, 1970, № 1 (в сокращении).

«Замолкнут последние вьюги…». Впервые: Знамя. 1993, № 1.

«Ты держись, моя лебедь белая…». Впервые: Колымские тетради. Версты. М., 1994.

«Я вижу тебя, весна…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Луна, точно снежная сойка…». Впервые: Знамя, 1993, № 1.

Серый камень. Впервые: Шелест листьев. М., Сов. писатель, 1964.

«Рассеянной и робкой…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

Розовый ландыш. Впервые: Сибирские огни, 1988, № 3.

Наверх. Впервые: Юность, 1967, № 5.

Букет. Впервые: Колымские тетради. М… 1994.

«Я забыл погоду детства…». Впервые: Аврора, 1987, № 9.

«Льют воздух, как раствор…». Впервые: Знамя, 1993, № 1.

«Эй, красавица, — стой, погоди!..». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Ни травинки, ни кусточка…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Ты не застегивай крючков…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Следов твоих ног на тропинке таежной…». Впервые: Шелест листьев. М., 1964.

«Приснись мне так, как раньше…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Здесь морозы сушат реки…». Впервые: Знамя, 1993, № 1.

«Холодной кистью виноградной…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Боже ты мой, сколько…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«С кочки, с горки лапкой заячьей…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Сыплет снег и днем и ночью…». Впервые: Стихотворения. М., Сов. писатель, 1988.

«Жилье почуяв, конь храпит…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Костры и звезды. Синий свет…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Ты капор развяжешь олений…». Впервые: Стихотворения. М., 1988.

Гостья. Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Наше счастье, как зимняя радуга…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

Новогоднее утро. Впервые: Знамя, 1993, № 1.

«Конечно, Оймякон…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Не дождусь тепла-погоды…». Впервые: Знамя, 1993, № 1.

«Поднесу я к речке свечку…». Впервые: Шелест листьев. М., 1964.

«Собаки бесшумно, как тени…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Скользи, оленья нарта…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Все те же снега Аввакумова века…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Спектральные цвета…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

Школа в Барагоне. Впервые: Шелест листьев. М., 1964.

«Не гляди, что слишком рано…». Впервые: Стихотворения. М., 1988.

«Визг и шелест ближе, ближе…». Впервые: Стихотворения. М., 1988

Еду. Впервые- Колымские тетради. М., 1994.

«Где же детское, пережитое…». Впервые: В мире книг, 1988, № 8.

«Я тебе — любой прохожей…». Впервые: В мире книг, 1988, № 8.

«Я сплю в постелях мертвецов…». Впервые: В мире книг, 1988, № 8.

«Погляди, городская колдунья..». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Чем ты мучишь? Чем пугаешь?..». Впервые: Стихотворения. М., 1988.

«В закрытой выработке, в шахте…». Впервые: Дружба народов, 1987, № 3.

«Басовый ключ. Гитарный строй…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Я отступал из городов…» Впервые: В мире книг, 1988, № 8.

Волшебная аптека. Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

Ронсеваль. Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Шагай, веселый нищий…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

Рыцарская баллада. Впервые. Колымские тетради. М., 1994.

«Квадратное небо и звезды без счета…». Впервые: Сибирские огни, 1988, № 3.

«В этой стылой земле, в этой каменной яме…». Впервые: Сибирские огни, 1988, № 3.

«Воспоминания свободы…». Впервые: Сибирские огни, 1988, № 3.

«Я пил за счастье капитанов…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

Баратынский. Впервые: Юность, 1966, № 9.

«Платочек, меченный тобою…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Лезет в голову чушь такая…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

Камея. Впервые: Огниво. М., 1961 (в сокращении). Шелест листьев. М., 1964.

«Я песне в день рождения…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Небеса над бульваром Смоленским…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Сколько писем к тебе разорвано!..». Впервые: Колымские тетради. М., 1994. Посвящено Г. И. Гудзь.

«Мостовая моя торцовая…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Я, как мольеровский герой…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Ради Бога, этим летом…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Как ткань сожженная, я сохраняю…». Впервые: Знамя, 1993, № 7.

«Я нынче вновь в исповедальне…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

Пес. Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Стой! Вращенью земли навстречу…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Синей дали, милой дали…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Я жаловался дереву…». Впервые: Дружба народов, 1987, № 3.

Август. Впервые: Огниво. М., 1961.

«Есть состоянье истощенья…». Впервые: Смена, 1988, № 88.

«Старинной каменной скульптурой…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Все так. Но не об этом речь…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

 

СУМКА ПОЧТАЛЬОНА

 

«В часы ночные, ледяные…». Впервые: Литературная Россия, 1987, 3 июля.

«Я коснулся сказки…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Память скрыла столько зла…». Впервые: Стихотворения. М., 1988.

«Как Архимед, ловящий на песке…». Впервые: День поэзии. М., 1985. Ранний вариант: Колымские тетради. М., 1994.

Атомная поэма. Впервые: Дальний Восток, 1989, № 7.

«Не старость, нет, — все та же юность…». Впервые: Юность, 1967, № 5.

Возвращение. Впервые: Колымские тетради. М., 1994. Посвящено Г. И. Гудзь.

«Мы дышим тяжело…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Едва вмещает голова…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Чтоб торопиться умирать…». Впервые: Смена, 1988, № 88.

«Я с лета приберег цветы…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Иду, дорогу пробивая…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Цветка иссушенное тело…». Впервые: Литературная газета, 1966, 30 июля.

Перед небом. Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

Поэту. Впервые: Новый мир, 1988, № 6 (в сокращении).

«С годами все безоговорочней…». Впервые: Смена, 1988, № 88.

Копье Ахилла. Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

Перстень. Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

Утро стрелецкой казни. Впервые: Дорога и судьба. М., Сов писатель, 1967

Боярыня Морозова. Впервые: Огниво. М., Сов. писатель, 1961.

Рассказ о Данте. Впервые: Шелест листьев. М., 1964.

«Скоро мне при свете свечки…». Впервые: Юность, 1981, № 8.

Верю. Впервые: Шелест листьев. М… 1964. Посвящено Г. И. Гудзь.

«Затлеют щеки, вспыхнут руки…». Впервые: Юность, 1981, № 8. Посвящено Г. И. Гудзь.

«Скоро в серое море…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Четвертый час утра…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Февраль — это месяц туманов…». Впервые: Стихотворения. М., 1988.

Скрипач. Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Не откроем песне двери…». Впервые: Стихотворения. М., 1988.

«Мы несчастье и счастье…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Мы спорим обо всем на свете…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Мне что ни ночь — то море бреда…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

Свидание. Впервые: Колымские тетради, М., 1994.

«Лес гнется ветровым ударом…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Засыпай же, край мой горный…». Впервые: Стихотворения. М., 1988.

«Зима уходит в ночь, и стужа…». Впервые: Шелест листьев. М., 1964.

«Дождя невидимою влагой…». Впервые: Огниво. М., 1961 (под назв. «Холодный день»).

«Там где-то морозом закована слякоть…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«На краю лежим мы луга…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Остановлены часы…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Откинув облачную крышку…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

Бухта. Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Что стало близким? Что далеким?..». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Деревья зажжены, как свечи…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Пред нами русская телега…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Нет, тебе не стать весною…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Я, как рыба, плыву по ночам…». Впервые: Дорога и судьба. М., 1967.

«Изменился давно фарватер…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Мне одежда Гулливера…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

Перевод с английского. Впервые: Стихотворения. М., 1988.

«Луна свисает, как тяжелый…». Впервые: Стихотворения. М., 1988.

Прощание. Впервые: Юность, 1968, № 5.

Утро. Впервые: Огниво. М., 1961.

«Неосторожный юг…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Какой заслоню я книгой…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Я разорву кустов кольцо…». Впервые: День поэзии. М., 1986.

«Ведь только длинный ряд могил…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Приподнятый мильоном рук…». Впервые: Литературное обозрение, 1989, № 8.

 

ЛИЧНО И ДОВЕРИТЕЛЬНО

 

«Я, как Ной, над морской волною…». Впервые: Стихотворения. М., 1988.

«Бог был еще ребенком, и украдкой…». Впервые: Аврора, 1987, № 9.

«Живого сердца голос властный…». Впервые: Юность, 1967, № 5.

Птицелов. Впервые: День поэзии. М., 1966.

«Замлела в наступившем штиле…». Впервые: Литературная Россия, 1987, 3 июля.

Похороны. Впервые: Литературная Россия, 1987, 3 июля.

«Здесь первым искренним стихом…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«К так называемой победе…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

Гора. Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Он сменит без людей, без книг…». Впервые: Стихотворения. М., 1988.

Еще июль. Впервые: Знамя, 1993, № 1.

«Возможно ль этот тайный спор…». Впервые: Кодры, 1990, № 5.

Июль. Впервые: Знамя, 1957, № 5.

Гроза. Впервые: Знамя, 1957, № 5.

Тайга. Впервые: Знамя, 1957, № 5.

Сосны срубленные. Впервые: Москва, 1958, № 3.

«Он из окна своей квартиры…». Впервые: Юность, 1969, № 3.

О песне. Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Над трущобами Витима…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

Концерт. Впервые: Шелест листьев. М., 1964.

«Мы гуляем средь торосов…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Среди холодной тьмы…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Я здесь живу, как муха, мучась…». Впервые: Смена, 1988, № 88.

«Кому-то нынче день погожий…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Клен и рослый и плечистый…». Впервые: Огниво. М., 1961 (под назв. «Осень»).

«Приходят с улиц, площадей…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

Персей и Муза. Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Я нынче с прежнею отвагой…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Затерянный в зеленом море…». Впервые: Знамя, 1990, № 7.

«Сплетают ветви полукруг…». Впервые: В мире книг, 1988, № 8.

«Вечерней высью голубою…». Впервые: В мире книг, 1988, № 8.

«В мозгу всю ночь трепещут строки…». Впервые: Дружба народов, 1987, № 3.

«Потухнут свечи восковые…». Впервые: В мире книг, 1988, № 8.

«Я видел все: песок и снег…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Ушло почтовой бандеролью…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Кто домик наш. подруга…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

Ночная песня. Впервые: Стихотворения. М., 1988.

«Я мальчиком умру…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Не успокоит, не согреет…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Вся даль весенняя бродила…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Он пальцы замерзшие греет…». Впервые: Литературная газета, 1966, 30 июля.

«Белое небо. Белые снега…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«В болотах стелются туманы…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Сломав и смяв цветы…». Впервые: Стихотворения. М., 1988.

«Как будто маятник огромны и…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Ты упадешь на снег в метель…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Мне б только выболеть немножко…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Нет, не для нас, не в нашей моде…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Всюду мох, сухой, как порох…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Я на этой самой тропке…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

Оттепель. Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Пережидаем дождь…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

Луч. Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

В пятнадцать лет. Впервые: Огниво. М., 1961.

Реквием. Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Густееттемныйвоздух…». Впервые: Знамя, 1990,№ 7.

«Стучался я в калитку…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

Фортинбрас. Впервые: Точка кипения. М., Сов. писатель, 1977.

 

ЗЛАТЫЕ ГОРЫ

 

Лиловый мед. Впервые: Шелест листьев. М., 1964.

Инструмент. Впервые: Юность, 1967, № 5.

«Тебя я слышу, слышу, сердце…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

У крыльца. Впервые: Огниво. М., 1961.

«Так вот и хожу…». Впервые: Стихотворения. М., 1988.

«Шепот звезд в ночи глубокой…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Отчего на этой даче…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

В шахте. Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

Златые горы. Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Я с отвращением пишу…». Впервые: Смена, 1988, № 88.

«Говорят, мы мелко пашем…». Впервые: Стихотворения. М., 1988.

«Мы ночи боимся напрасно…». Впервые: Шелест листьев. М., 1964.

«О тебе мы судим разно…». Впервые: Дорога и судьба. М., Сов. писатель, 1967

Романс. Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Вернувшись в будни деловые…». Впервые: Сибирские огни, 1988, № 3.

«Вернись на этот детский плач…». Впервые: Знамя, 1993, № 1.

«Ты смутишься, ты заплачешь.». Впервые: Точка кипения. М., 1977.

«Упоительное бегство…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Мне все мои болезни…». Впервые: Стихотворения. М., 1988.

Зимний день. Впервые: Стихотворения. М., 1988.

Сольвейг. Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Опять сквозь лиственницы поросль…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Все людское — мимо, мимо…». Впервые: Огниво. М… 1961 (под назв. «У костра»).

Воспоминание. Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«В тарелке оловянной…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Я знаю мое чувство емкое…». Впервые: Литературная Россия, 1987, 7 июля.

Из дневника Ломоносова. Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Сумеешь, так утешь…». Впервые: Юность, 1987, № 3.

Жил-был. Впервые: Стихотворения. М., 1988.

Однажды осенью. Впервые: Знамя, 1957, № 5.

«Нет, не рука каменотеса…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«На улице волки…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«На приморском побережье…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Я — море, меня поднимает луна…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Пичужки песня так вольна…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Копытят снег усталые олени…». Впервые: Стихотворения. М., 1988.

«Гора бредет, согнувши спину…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Шуршу пустым конвертом…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Зачем холодный блеск штыков…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Велики ручья утраты…». Впервые: Огниво. М., 1961.

«Натурализма, романтизма…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Мы отрежем край у тучи…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

Исполнение желаний. Впервые: Стихотворения. М., 1988.

«Жизни, прожитой не так…». Впервые: Шелест листьев. М., 1964.

«Стихи? Какие же стихи…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Все молчит: зверье, и птицы…». Впервые: Стихотворения. М., 1988.

«Мне в желтый глаз ромашки…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Мне жить остаться — нет надежды…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Конец надеждам и расплатам…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Уйду, уеду в дали дальние…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Светотени доскою шахматной…». Впервые: Стихотворения. М., 1988.

«Ты шел. последний пешеход…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Ведь мы — не просто дети…». Впервые: Дорога и судьба. М., 1967.

«Может быть, твое движенье…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

Ветка. Впервые: Шелест листьев. М., 1964.

«Я твой голос люблю негромкий…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Любая из вчерашних вьюг…». Впервые: Знамя, 1990, № 7.

«О, память, ты — рычаг…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Разогреть перо здесь, что ли…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Здесь все, как в Библии, простое…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Стихи — не просто отраженье…». Впервые: Московские облака. М., Сов. писатель, 1972.

«Отвали этот камень серый…». Впервые: Знамя, 1993, № 1.

«Видишь — дрогнули чернила…». Впервые: Литературная Россия, 1987, 3 июля.

«Лицом к молящемуся миру…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Лезут в окна мотыльки…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Тесно в загородном мире…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«В природы грубом красноречье…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

Аввакум в Пустозерске. Впервые: Дорога и судьба. М., 1967 (в сокращении).

 

КИПРЕЙ

 

«Я в воде не тону…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

Желание. Впервые: Знамя, 1993, № 1.

«По нашей бестолковости…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Луна качает море…». Впервые: Стихотворения. М., 1988.

Стансы. Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Забралась высоко в горы…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Придворный соловей…». Впервые: Стихотворения. М., 1988.

«Намеков не лови…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Кусты разогнутся с придушенным стоном…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Свой дом родимый брошу…». Впервые: Новый мир, 1988, № 6.

«Мои дворцы хрустальные…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Жизнь — от корки и до корки…». Впервые: Юность, 1967, № 5.

Жар-птица. Впервые: Огниво. М., 1961.

«На этой горной высоте…». Впервые: Юность, 1969, № 3.

«Сельские картинки. Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«О, если б я в жизни был только туристом…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Ты душу вывернешь до дна…». Впервые: Смена, 1988, № 88.

«И мне, конечно, не найти…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Верьте, смерть не так жестока…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Два журнальных мудреца…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«По долинам, по распадкам…. Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Всю ночь мои портреты…. Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Не жалей меня, Таня, не пугай моей славы…». Впервые: Новый мир, 1988, № 6.

«Тают слабые снега…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Из тьмы лесов, из топи блат…». Впервые: Стихотворения. М., 1988.

«Боялись испокон…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«В болотах завязшие горы…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«В потемневшее безмолвье…». Впервые: Огниво. М., 1961.

«Кто, задыхаясь от недоверья…». Впервые: Стихотворения. М., 1988.

«Нестройным арестантским шагом…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Скрой волнения секреты…». Впервые: Знамя, 1990, № 7.

«Смех в усах знакомой ели…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«К нам из окна еще доносится…». Впервые: Знамя, 1990, № 7.

«Шатает ветер райский сад…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Здесь выбирают мертвецов…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Пророчица или кликуша…». Впервые: Знамя, 1990, № 7.

«Твои речи — как олово…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Вот две — две капли дождевые…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Пусть я, взрослея и старея…». Впервые: Дружба народов, 1987, № 3.

«Когда, от засухи измучась…». Впервые: Знамя, 1990, № 7.

«Жизнь другая, жизнь не наша…». Впервые: Смена, 1988, № 88.

«Я двигаюсь, как мышь…». Впервые: Знамя, 1990, № 7.

«Внезапно молкнет птичье пенье…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Я — актер, а лампа — рампа…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Не хватает чего? Не гор ли…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Резче взгляды, резче жесты…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«На садовые дорожки…». Впервые: Знамя, 1990, № 7.

На обрыве. Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Нынче я пораньше лягу…». Впервые: Юность, 1966, № 9.

«Вся земля, как поле брани…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Нет, нет! Пока не встанет день…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Слабеет дождь, светлеет день…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Я сказанье нашей эры…». Впервые: Дружба народов, 1987, № 3.

«Наклонись к листу березы…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«С моей тоской, сугубо личной…». Впервые: Дружба народов, 1987, № 3.

«Слабеют краски и тона…». Впервые: Новый мир, 1988, № 6.

«Мы дорожим с тобою тайнами…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Вдыхаю каждой порой кожи…». Впервые: Знамя, 1990, № 7.

«Я жизни маленькая веха…». Впервые: Дружба народов, 1987. № 3.

«Где жизнь? Хоть шелестом листа…». Впервые: День поэзии. М., 1985.

«Луне, быть может, непонятно…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Сырая сумрачная мгла…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Вот так и живем мы, не зная…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Дождя, как книги, слышен шелест…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Я — чей-то сон, я — чья-то жизнь чужая…». Впервые: Смена, 1988, № 88.

Полька-бабочка. Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

Лед. Впервые: Шелест листьев. М., 1964.

«Опоздав на десять сорок…». Впервые: Стихотворения. М., 1988.

«Ты волной морского цвета…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Бормочут у крыльца две синенькие галки…». Впервые: Смена, 1988, № 88.

«Что прошлое? Старухой скопидомкой…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Мечты людей невыносимо грубы…». Впервые: Смена, 1988, № 88.

«Безобразен и бесцветен…». Впервые: Стихотворения. М., 1988.

«Это все — ее советы…». Впервые: Стихотворения. М., 1988.

«Ни версты, ни годы — ничто нипочем…». Впервые: Знамя, 1990, № 7.

Мак. Впервые: Стихотворения. М., 1988.

«Все плыть и плыть — и ждать порыва…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«В гремящую грозу умрет глухой Бетховен…». Впервые: Литературная газета, 1968, 24 апреля. Ранний вариант опубликован: Колымские тетради. М., 1994.

«Безымянные герои…». Впервые: Знамя, 1990, № 7.

«Пусть в прижизненном изданье…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Не солнце ли вишневое…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Сразу видно, что не в Курске…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

Стланик. Впервые: Знамя, 1957, № 5. Ранний вариант опубликован: Колымские тетради. М., 1994.

«Кому я письма посылаю…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«А тополь так высок…». Впервые: Колымские тетради. М„1994.

«Осторожно и негромко…». Впервые: Шелест листьев. М., 1964.

«Я нищий — может быть, и так…». Впервые: Смена, 1988, № 88.

«Светит солнце еле-еле…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Не в картах правда, а в стихах…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

 

ВЫСОКИЕ ШИРОТЫ

 

О песне. Впервые: Литературная газета, 1966, 30 июля.

1. «Пусть по-топорному неровна…». Впервые: Литературная газета, 1966, 30 июля,

2. «И я, и ты, и встречный каждый…». Впервые: Литературная газета. 1966, 30 июля.

3. «Я много лет дроби л каменья…». Впервые: Новый мир, 1988, № 6.

4. «Не для анютиных ли глазок…». Впервые: Литературная газета, 1966, 30 июля.

5. «Весною все кричало, пело…». Впервые: Литературная газета, 1966, 30 июля.

6. «Так где же песня в самом деле?..». Впервые: Литературная газета, 1966, 30 июля.

«Ни шагу обратно! Ни шагу!..». Впервые: Стихотворения. М., 1988.

Плавка. Впервые: Шелест листьев. М., 1964.

Бумага. Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

Пень. Впервые: Огниво. М., 1961.

Хрусталь. Впервые: Огниво. М., 1961 (под назв. «Богемское стекло»).

«Вхожу в торфяные болота…». Впервые: Знамя, 1993, № 1.

«Скажу тебе по совести…». Впервые: Литературная Россия, 1987, 3 июля, № 27.

Ястреб. Впервые: День поэзии. М., 1968.

Белка. Впервые: Огниво. М., 1961.

Славословие собакам. Впервые: Семья и школа, 1966, № 6.

Баллада о лосенке. Впервые: Огниво. М., 1961 (под назв. «Лосенок»).

Гарт. Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Какая в августе весна?..». Впервые: Юность, 1969, № 3.

«Мне недолго побледнеть…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Пускай за нас расскажут травы…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Ты слишком клейкая, бумага…». Впервые: Колымские тетради. М… 1994.

«Ты видишь, подружка…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«В воле твоей — остановить…». Впервые: Юность, 1969, № 5.

«Я о деревьях не пишу…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

После ливня. Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

У края пожара. Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Я целюсь плохо зачастую…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Приводит нынешнее лето…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Незащищенность бытия…». Впервые: Дорога и судьба. М., 1967. Посвящено О. С. Неклюдовой.

«Мечта не остается дома..». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Гроза, как сварка кислородная…». Впервые: Огниво. М., 1961.

«Всю ночь он трудится упорно…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

Водопад. Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

Черная бабочка. Впервые: Дорога и судьба. М., 1967.

Дождь. Впервые: Семья и школа, 1966, № 6.

Обогатительная фабрика. Впервые: Шелест листьев М., 1964.

«Деревья скроются из глаз…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

Третья парка. Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

Гнездо. Впервые: Знамя, 1957, № 5.

Роща. Впервые: Шелест листьев М., 1964.

«Я жив не единым хлебом…». Впервые: Стихотворения. М., 1988.

«Цепляясь за камни кручи…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

Гомер. Впервые: Дружба народов, 1987, № 3.

«Опять заноют руки…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Ведь мы не просто дети…». Впервые: Дорога и судьба. М., 1967.

Наедине с портретом. Впервые: Стихотворения. М., 1988.

«Лицо твое мне будет сниться…». Впервые: Дружба народов, 1988, № 3.

«Нет, я совсем не почтальон…». Впервые: В мире книг, 1988, № 8.

«Ветров, приползших из России…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Нет, нет, не флагов колыханье…». Впервые: Стихотворения. М., 1988.

«Я нынче — только лицедей…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Ведь только утром, только в час…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

Ночью. Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Не поймешь, отчего отсырела тетрадка…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Лучше б ты в дорожном платье…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

Земля со мною. Впервые: Огниво. М., 1961. Ранний вариант опубликован: Колымские тетради. М., 1994.

«Мне полушубок давит плечи…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994

«Поэты придут, но придут не оттуда…». Впервые: Знамя, 1993, № 1.

Тост за речку Аян-Урях. Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Мне горы златые — плохая опора…». Впервые: Юность, 1967, № 5.

«Мигрени. Головокруженья…». Впервые: День поэзии. М., 1986.

«Сказала мне соседка…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Пусть невелик окна квадрат…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

Раковина. Впервые: Дорога и судьба. М., 1967. Ранний вариант опубликован: Колымские тетради. М., 1994.

«Он в чердачном помещенье…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

В церкви. Впервые: Колымские тетради. М… 1994.

«Меня застрелят на границе…». Впервые: Дорога и судьба. М., 1967.

Воспоминание. Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Какой же дорогой приходит удача?..». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Удача — комок нарастающей боли…». Впервые: Москва, 1968, № 3.

«Мечта ученого почтенна…». Впервые: Шелест листьев. М., 1964.

Стихи в честь сосны. Впервые: Дорога и судьба. М., 1967.

«Замшелого камня на свежем изломе…». Впервые: Сельская молодежь, 1963, № 12.

«Хочу я света и покоя…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Ты не срисовывай картинок…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Да, он оглох от громких споров…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Воображенье — вооруженье…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Нам время наше грозами…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Не только актом дарственным…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Мы имя важное скрываем…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Есть мир. По миру бродит слово…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Прочь уходи с моего пути!..». Впервые: Знамя, 1993, № 1.

«Все стены, словно из стекла…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«С тобой встречаемся в дожде…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Ты услышишь в птичьем гаме…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Мы с ним давно, давно знакомы…». Впервые: Смена, 1988, № 8.

«Давно мы знаем превосходство…». Впервые: Смена, 1988, № 8.

«Тупичок, где раньше медник…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Был песок сухой, как порох…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Свет — порожденье наших глаз…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Мне не сказать, какой чертою…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Гроза закорчится в припадке…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Какой еще зеленой зорьки…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«…А лодка билась у причала…». Впервые: Шелест листьев. М., 1964.

«Что песня? — Та же тишина…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Сирень сегодня поутру…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Опять застенчиво, стыдливо…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«А мы? — Мы пишем протоколы…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Слова — плохие семена…». Впервые' Знамя, 1993, № 1.

В защиту формализма. Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

Синтаксические раздумья. Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Любой бы кинулся в Гомеры…». Впервые: Дружба народов, 1987, № 3.

«Мне жизнь с лицом ее подвижным…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

Март. Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Я падаю — канатоходец…». Впервые: Знамя, 1993, № 1.

«Она никогда не случайна…». Впервые: Шелест листьев. М., 1964.

«Кто верит правде горных далей…». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«Зачем я рвал меридианы?..». Впервые: Колымские тетради. М., 1994.

«От солнца рукою глаза затеня…». Впервые: Стихотворения. М., 1988.

 

1940–1956


Дата добавления: 2021-05-18; просмотров: 40; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!