Желаете прочитать продолжение? 18 страница



Голос Раджира упал до тихого шепота.
— Именно с этим ужасом тебе пришлось столкнуться на Земле? Ты досталась нам не девственницей, Амелия. Признаюсь, меня это удивило. Ты оказалась слишком подавлена, слишком напугана последствиями, чтобы отдаться нам добровольно.

— Твой первый любовник походил на нас? — спросил Брефт. Он уселся возле её ног и заглянул в глаза. От его пристального взгляда Амелия успокоилась.

Она вытерла слезы.
— О чем ты?

— Без наших укусов, алкоголя и феромонов ты постоянно сдерживала собственные желания. И все же, ты наслаждалась сексом. Тебе понравился мужчина, забравший твою невинность? Ты сомневалась, испугалась, но все же хотела этого?

Амелия вспомнила мистера Перкинса, его грязную арендованную квартиру, жестокое насилие над ней раз в неделю в течение шести месяцев. Она судорожно сглотнула.
— Мне все понравилось. Не так как с вами, потому что мы заботимся друг о друге. Он же просто получал сексуальное удовлетворение. Он использовал меня, причинял боль, насиловал, мог разрушить мою жизнь, но мне все равно это нравилось.

Амелия не выдержала, из её груди вырвались хриплые всхлипы. Её ноги подкосились, и мужчины все как один мгновенно подхватили её и отнесли к шезлонгу. Уселись сами и уложили её к себе на колени, убаюкивая, пока застарелые страдания и ужас не исчезли.

— Но почему? — вскрикивала она между всхлипываниями. — Почему мне это нравится? Что со мной не так?

— Ничего, ничего, малышка, — пробормотал Раджир ей на ухо. — Ты просто замечательно прошла через все испытания.

— Как ты можешь так говорить? — закричала Амелия. — Мне нравится, когда надо мной доминируют, нравится ощущать себя беспомощной. Нравится, когда мужчины, с которыми я была, использовали меня. Мне слишком нравится быть беспомощной, чтобы сопротивляться. Мне даже понравилось, когда меня шлепали, как непослушного пятилетнего ребенка. Как я могу быть нормальной, когда получаю наслаждение от боли и беспомощности?

— Потому что ты всё ещё хоть что-то чувствуешь, — ответил Фленчик. — По отчетам с Калкора, большинство землянок вообще не испытывают сексуального влечения, даже с феромонами и укусами, которые усиливают удовольствие. — Он с печалью смотрел на Амелию кошачьим взглядом, поглаживая по щеке. — То, что ваше правительство сотворило с женщинами... те две женщины, они почти не могли наслаждаться естественным сексом. Радуйся, что ты можешь получать наслаждение.

— Но если бы вы знали, что я позволяла им делать с собой, вы бы возненавидели меня! Возможно, первый насильник так не издевался надо мной, как второй, знали бы вы, какой я монстр, какая мерзкая...

— Амелия! Амелия! — Раджир обхватил обе её щеки ладонями. — Никогда так не говори про себя. Я не желаю слышать ничего подобного.

Он накрыл её рот своим, словно собираясь поглотить все ужасные слова. Его поцелуй оказался жестким, почти насильственным. Амелия позволила ему наказать себя этими объятиями. Когда Раджир закончил, её губы припухли, покрылись укусами, но эмоционально она почувствовала себя лучше, словно очистилась.

— Ты никогда никем не будешь, только нашей возлюбленной, — прошептал Раджир, проведя большим пальцем по нежным припухшим губам. — В доказательство ты расскажешь нам об этом втором человеке, о том, что он сделал с тобой.

— О нет, пожалуйста, я не могу... — запротестовала Амелия, но Брефт коброй метнулся вперед. И впился клыками в шею, пока Радижр и Фленчик удерживали её на месте. От нахлынувшей эйфории её сопротивление мгновенно исчезло. Она расслабилась, плавясь в объятиях трех окружавших её калкорианцев. Она вздохнула, закрыла глаза и поплыла по океану блаженства.

Брефт отстранился от её шеи. И откуда-то издалека Амелия услышала голос Раджира:
— Амелия?

Забавно, но доносящийся из далека голос отдавался вибрацией в её теле.

Она улыбнулась от подобных восхитительных ощущений.

— Амелия?

— Хммм?

— Открой глазки.

Она приоткрыла веки, уставившись на троих мужчин, взиравших на нее сверху вниз.
— Привет, мальчики, — промурлыкала она.

Фленчик окинул укоризненным взглядом Брефта.
— Ты переборщил с дозой.

— Возможно, зато она без возражений расскажет нам все, что мы хотим знать.

— Она наша матара, а не пленница.

— Не наша пленница, но все еще связана земным прошлым.

— Верно, — согласился Раджир. — Пришло время разорвать узы, связывающие её с прошлой жизнью.

Он улыбнулся ей, и Амелия всем телом отреагировала в ответ. Он так красив, невероятно сексуален! От его низкого баритона ещё одна волна возбуждения прокатилась по её телу.

— Теперь ты не откажешься рассказать нам о том втором мужчине?

Амелия облизнулась.
— В данный момент разговоры занимают не самое первое место в списке моих желаний.

Трое мужчина одновременно хмыкнули.
— Уверен, что так и есть, малышка. Но сначала мы выслушаем твою историю. — Когда она запротестовала, Раждир поцеловал её в кончик носа. — Будь хорошей девочкой, мы как следует вознаградим тебя.

От его взгляда внизу её живота разгорелся пожар.
— Обещаешь?

— Даю слово.

— Ладно. — Блаженно расслабившись в их объятиях, с возбуждением, заструившимся по венам от укуса Брефта, Амелия больше не чувствовала боли, которую испытывала всего несколько мгновений назад. Ничто не могло омрачить охватившую её эйфорию. Она расслабилась, защищенная от самых жутких страданий в своей жизни.

Даже воспоминания о человеке, причинившем ей самую сильную боль, самый жуткий позор и леденящий душу ужас не смогли разрушить чувство безопасности, которым она сейчас наслаждалась.

— Его звали Кит Гарроуэй. Мой бывший босс и начальник полиции.

* * * * *

— Насколько сильно ты хочешь сохранить свою работу? — спросил шеф Гарроуэй, запирая дверь своего кабинета.

Двадцатиоднолетняя Амелия внутренне съежилась от его слов.

— Я что-то сделала не так? — спросила она, стараясь припомнить, какую ошибку она опрометчиво совершила, внезапно поставив под угрозу свое положение как секретаря. Она и её прикованная к постели мать зависели от этой крошечной зарплаты.

— Я не говорил, что ты совершила нечто плохое, — ответил шеф полиции. — Я спросил, хочешь ли ты сохранить свою работу.

Сидя в кресле напротив стола, Амелия почувствовала себя крошечной, когда шеф навис над ней.

Гарроуэй был не таким огромным, как калкорианцы, но по земным меркам очень массивный для мужчины. Высокий, мускулистый шеф опустил руку на кобуру с пистолетом на поясе.

— Мне очень нужна эта работа, сэр, — ответила Амелия, борясь с желанием разрыдаться. — Моя мать больна, она умирает, и ещё счета от врачей...

— Не имею ни малейшего желания выслушивать твою печальную историю, принцесса. — Он перевел взгляд с нее на запертую дверь и опять взглянул ей в лицо. — Я уже в курсе всего этого дерьма. Просто держи рот на замке и останешься на работе. Сиди тихо и ничего плохого не случится. — Он, словно для пущей убедительности, похлопал по кобуре с пистолетом.

— Что... — начала спрашивать она, но тут шеф схватил её за грудь. Она ахнула и попыталась увернуться.

Он довольно долго лапал её грудь, а затем отвесил ощутимую пощечину.
— Сиди спокойно и заткнись на хрен. Не зли меня, — предупредил он, рывком распахивая её блузку. — Ты же знаешь, что случается со шлюхами. И если у меня возникнет хоть малейшее подозрение, что ты сдашь меня, я просто вышибу тебе мозги.

По его безэмоциональному голосу Амелия поняла, что он не блефует. Она очень тихо сидела на стуле, прикусив губу, чтобы не расплакаться. Шеф Гарроуэй обнажил её грудь, не обращая внимания на катившиеся по щекам слезы. И одобрительно хмыкнул, высвободив из лифчика тяжелые полушария. Затем встал на колени и подался вперед, открыв рот. Впился в её грудь, с силой посасывая нежную плоть. Сомкнул зубы на нежном бутончике одного полушария и сжал другое в железной хватке. Амелия крепко зажмурилась, не желая видеть, как он кусает, шлепает и щипает нежные холмики, оставляя на золотистой коже красные отметины. Её охватил стыд, когда тело откликнулось на жесткие игры Гарроуэя. Она сжала бедра, пытаясь сдержать теплую влагу, сочившуюся из внезапно охваченного похотью лона.

Жадно посасывая сосок, шеф запустил руку ей под юбку.

Обхватил мягкий белый хлопок тонких трусиков и стянул их вниз к лодыжкам.

Амелия ахнула, но не оказала никакого сопротивления. Гарроуэй подхватил её под локти и рывком поставил на ноги.
— Встань на колени, — хрипло прошептал он.

Она повиновалась, догадываясь, что случится дальше, стараясь не задумываться об этом. Крепко вцепилась в спинку стула. Шеф задрал её юбку, обнажив ягодицы. От жесткого шлепка пухлой ладони по ягодице, Амелия вздрогнула. Ахнула, но сдержала крик боли. Он шлепнул её по другой ягодице. Амелия снова вздрогнула. Её попка горела, она подумала, что там наверняка остались отпечатки его руки.

Звук расстегивающейся молнии походил на адский визг демонов. Затем его твердый член безжалостно вонзился в её нежную плоть. Прошло много лет с момента секса с мистером Перкинсом. Она сжалась, и даже несмотря на предательскую влажность и все усилия расслабиться, толстый член Гарроуэя причинял боль. Шеф обхватил её за бедра и дернул назад, безжалостно насаживая на член.

Втискивался в тугое лоно, не дожидаясь, пока оно привыкнет к его размеру.

Амелия не сдержалась и едва слышно вскрикивала, пока он снова и снова вонзался в её тело.

От его грубых толчков стул едва не опрокинулся. Время от времени, объезжая её, насильник шлепал её по ягодицам. Амелия всхлипывала от каждого обжигающего удара по своей плоти. Гарроуэй же, напротив, молча наслаждался её телом.

Она понятия не имела, как долго он её трахал. И больше не текла. Он терзал её плоть неутомимыми толчками. Жгучая боль превратилась в агонию. Из глаз хлынули слезы. Костяшки пальцев побелели, настолько сильно она отчаянно пытаясь удержаться и не закричать, вцепившись в спинку стула. А он все вонзался в нее так, словно никогда не собирался заканчивать.

Никогда в жизни Амелия не испытывала такой боли. И подумала, что может умереть, что Гарроуэй действительно затрахает её до смерти. Конечно, от кастрации и скарификации, наказания, которым подвергались заключенные, осужденные за сексуальные преступления, ощущения были бы не лучше!

После вечности страданий Гарроуэй наконец сбавил ритм. Вонзился в нее ещё глубже, задев что-то внутри, от чего по всему её животу прокатилась пронзительная боль. Она не смогла сдержать крик, вырвавшийся сквозь стиснутые зубы.

Гарроуэй задыхаясь, тихо застонал, продолжая вколачиваться в израненное от грубого секса лоно.

И кончив, вышел. Амелия замерла, ожидая, когда боль отступит. Не могла пошевелиться. Содрогнулась от последствий жестких толчков, когда измученное лоно запульсировало от боли. И всхлипнула.

Наконец, осторожно встала со стула. На дрожащих ногах наклонилась, чтобы поднять трусики. И лишь поправив одежду, обернулась к молчавшему до сих пор шефу полиции.

Он направил пистолет прямо ей в лицо.

Колени Амелии подогнулись, и она рухнула на стоявший позади нее стул. Рука Гарроуэя не дрогнула, он по-прежнему держал её на прицеле. Она молча уставилась в черное дуло, слишком напуганная даже, чтобы вспомнить молитвы. Она не могла отвести взгляда от стального дула. Даже не взглянула в лицо заговорившего шефа.

— Каждый день в это время ты будешь приходить сюда, закрывать дверь и запирать её за собой. Мы повеселимся и будем вести себя так, словно ничего не случилось. Я навел справки, не думаю, что у тебя есть лицензия на проституцию. Если ты забеременеешь и мое имя всплывет, я тебя убью. Если заговоришь о нашем маленьком соглашении, я тебя убью. Если бросишь работу здесь, я приду к тебе домой, изнасилую твою старую дряхлую мамашу, убью её, затем изнасилую и убью тебя. — Он схватил Амелию за волосы и дернул её голову назад, чтобы она посмотрела ему в лицо. — Мы поняли друг друга?

Амелия попыталась сглотнуть образовавшийся в пересохшем горле комок.
— Да, сэр, — прохрипела она.

— Тогда пошла к черту, возвращайся к работе. — Он отпустил её и убрал пистолет в кобуру. Уселся за стол и принялся перебирать какие-то бумаги, словно Амелия уже покинула его кабинет.

Она встала и вышла из кабинета. Направилась в женский туалет, чтобы осмотреть себя. И отражение в потрескавшемся зеркале её потрясло. Если не считать того, что от слез потекла косметика, то выглядела она вполне приемлемо. Почему-то она ожидала, что на ее лице отразиться ужас и вина, явный повод для всех обвинить её во всех грехах. Но нет. Амелия припудрилась, причесалась, осознав, что осталась той же самой женщиной, что вошла сегодня утром в полицейский участок, налила себе кофе и погрузилась в бесконечный круговорот дел, печатая и отвечая на телефонные звонки.

Теперь, после изнасилования, страх сменился оцепенением. Но только на сегодня, подсказало сознание. Потому что шеф Гарроуэй намеревался насиловать её завтра и каждый день, пока она тут работает.

Она должна позволить ему это. Если бы на карту оказалась поставлена только жизнь Амелии, то, возможно, она осмелилась бы сбежать. Но он пригрозил, что убьет маму. Хуже того, что он изнасилует маму.

«Не думай об этом, — подсказал внутренний голос. — Тебе ещё предстоит пережить остаток дня. А потом позаботиться о маме на ночь. Она не глупа. Если ты хоть на секунду расслабишься, она поймет, что что-то случилось. Так что пока не думай об этом. Словно ничего не произошло. И не произойдет ни завтра, ни когда-либо ещё. Просто продолжай вести себя как ни в чем не бывало».
«Я подожду и подумаю обо всем, когда останусь одна. Возможно».

Амелия взяла себя в руки и вернулась к работе. Тем же вечером она отправилась домой, ухаживала за матерью, которая затуманенным от боли рассудком не заметила ничего плохого.

На следующий день Амелия отправилась на работу, выпила утреннюю чашечку кофе и занялась своими обычными делами. В полдень она вошла в кабинет шефа, закрыла дверь, заперла её и подчинилась всем его садистким желаниям.

Более двух лет она умудрялась сохранять ясный рассудок и старалась не вспоминать о тех адских минутах, когда Гарроуэй овладевал ею. Ему нравилось заставлять её страдать, содрогаться от боли, и она не осмеливалась говорить об этом. Он обзывал её мерзкими именами. Угрожал, что изобьет дубинкой, оглушал электрошокером, бил пистолетом по лицу. Иногда насиловал в рот, одной рукой больно сжимая волосы, другой прижимал дуло служебного пистолета ко лбу между глаз, держа палец на спусковом крючке. Однажды он трахнул её им, предварительно распластав голую на своем столе. И прежде, чем сделать это, показал что пистолет заряжен. С хладнокровным удовлетворением наблюдал, как на её глаза навернулись слезы. Она уже истекала кровью, когда шеф выдернул из израненного лона холодный металл и тут же трахнул членом.

В тот день он кончал особенно сильно.

Почти каждый день она терпела боль и страх, а затем, выходя из его кабинета, старалась забыть последний эпизод. Если и пыталась вспомнить об этих потерянных мгновениях, что случалось очень редко, то всплывающие картинки были скорее похожи на давние кошмары. Большая часть деталей отсутствовала, оставляя после себя лишь смутные образы и едва сдерживаемое чувство обреченности.

Но иногда Гарроуэй получал удовольствие и без особых оскорблений. Всегда грубый, не ведающий, что такое нежность, шеф время от времени трахал её, находясь сверху, без угроз и шлепков. Вот тогда Амелия приходила в ужас, потому что в её истекающем соками лоне разгорался пожар, а наслаждение переполняло до тех пор, пока тело не начинало содрогаться от нежелательного оргазма. Те дни были еще хуже, чем когда он по-настоящему причинял ей боль. Такие эпизоды оказалось гораздо труднее стереть из памяти. Когда её тело, вопреки ненависти и страху перед Гарроуэем, достигало кульминации, даже несмотря на отвращение. Амелия думала, что рехнется.

Амелия, словно в лихорадочном тумане, рисовала все свои выходные, отчаянно пытаясь изгнать демонов, которых не осмеливалась осознанно признать. На её картинах появлялись злобные черно-красные рваные образы. И тема полотна не имела значения. И даже цветущие луга под её кистью отражали мучившее её безумие. Тем, кто видел её работы, она никогда не объясняла, чем вызван изображенный там лихорадочный хаос.

Фанатики-евангелисты, превозносившие восхитительный кошмар Божьего Суда над грешниками, скупали её работы десятками. Это самый большой успех, полученный ею на родной планете. С подобным дополнительным доходом Амелия могла обеспечивать свою мать всеми необходимыми обезболивающими, пока рак наконец не поглотил это истощенное существо.

* * * * *

— Слава богу, мама так ничего и не узнала, — пробормотала окруженная калкорианцами Амелия.

— Бедная Амелия, — вздохнул Фленчик. — Удивительно, что у тебя сохранилось хоть какое-то сексуальное влечение.

— О, оно более чем сохранилось, — простонала Амелия, потянувшись к нему. Но Раджир перехватил её запястья. — Ты же обещал, — надулась она.

— Момент. Сначала мы должны кое-что прояснить.

— Что именно?

— Во-первых, ты не виновата в том, что эти ублюдки сделали с тобой. У тебя не было выбора. Ты сделала лишь то, что необходимо для выживания.

— Ну, если ты так считаешь. — Амелия попыталась вырвать свою руку из его хватки. Но безуспешно.

Фленчик раздраженно посмотрел на Брефта.
— Она слишком опьянена, чтобы все осознать.

— Она все вспомнит и обдумает позже. — Раджир продолжал свои наставления. — Во-вторых, ты не сделала, не позволяла делать с собой ничего такого, что заставило бы нас презирать тебя.

Амелия перестала извиваться, когда его слова проникли сквозь туман охватившего её вожделения.

— Правда? Даже если кое-что мне понравилось?

Фленчик перебил Раджира:
— Даже если ты получала от некоторых вещей удовольствие. Что привело нас к третьему факту... Тебе нравится легкая боль и унижение — это позволяет тебе спокойно наслаждаться сексом.

Она изумленно уставилась на него:
— Повтори ещё раз.

Он кивнул:
— Подумай, Амелия. С рождения тебе вдалбливали, что получать удовольствие от секса, даже в браке, — грех, заслуживающий достаточно сурового, вплоть до смерти, наказания. Когда тебя принуждают, причиняют боль или унижают, где-то на подсознании ты понимаешь, что уже наказана. И твое тело свободно наслаждается половым актом.

— Это извращение, — прошептала она.

— Это нормально, учитывая все то, через что ты прошла. — Он погладил её по волосам. — Теперь ты в безопасности от мудаков, подобных Перкинсу или Гарроуэю. Мы доставляли и будем продолжать доставлять тебе наслаждение, на которое ты так искренне отзываешься, при этом не причиняя настоящего вреда.

Амелию снова охватили страсть и эйфория. Она пошевелила руку, которую Раджир сжимал, словно в ловушке.
— И раз уж ты обещал, пришло время снова довести меня до оргазма.

Раджир громко рассмеялся, поцеловав кончики пальцев.
— Несомненно.

Трое мужчин повалили её на шезлонг. Стащили одежду с нее и с себя. Она оказалась в их мускулистых объятиях. Калкорианцы алчно накинулись на нее... лаская, массируя, терзая и поглаживая податливое тело. Целовали, облизывали, покусывали, пируя на пышной плоти.

И Амелия, прикрыв глаза, полностью отдалась охватившим её ощущениям. Любовники наполняли её страстью, удовольствием. Амелия в блаженном опьянении наслаждалась каждым оргазмом, принимая одного мужчину в рот, другого в лоно и третьего в попку. Она подчинялась им с нескрываемой радостью. По апартаментам разлетались тяжелые вздохи, кряхтение и крики оргазма.

Остаток дня они провели, предаваясь наслаждению, словно прощались с Пласиусом в чувственной манере местных аборигенов.
«Врилл бы это одобрила», — с гордостью подумала Амелия.
Затем опустилась на колени перед Раджиром, который обхватил её голову руками и начал трахать в рот. Она скользнула языком по нижней части его члена, даря восхитительное трение. Раджир ахнул и отстранился, скользкий член вышел из её рта до самой головки, а затем скользнул к задней стенке горла. Откинув волосы матары назад, Раджир с восхищением наблюдал за тем, как трахает её в рот.


Дата добавления: 2021-04-24; просмотров: 101; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!