Серия «Боги и Рабы», Книга вторая, «Судьба». 8 страница
Глава 9
Спустя час они вернулись в лудус. Первым экипаж покинул Сервантес, а следом за ним Матео, которому движения давались сложнее. Он проследовал за наставником туда, где лекарь, Томас, осуществлял уход за ранеными. Сервантес жестом приказал охраннику позвать лекаря и все время ожидания не сводил глаз с Матео, который стоял, оперевшись на одну из кушеток.
Вскоре лекарь появился.
— Его серьезно повредили? — спросил он, подходя к Матео.
— Его порвали там, и все распухло. Бог Элой поимел его, как следует, — заявил Сервантес.
— Наклонись, парень, — сказал лекарь.
Матео сделал, как велено, сильнее склонившись вперед, позволив лекарю осмотреть его задницу.
— Да уж, действительно распух знатно, — отметил лекарь.
— За вечер в нем побывало два члена, а дальше его ждет еще больше, — сказал Сервантес.
— Безусловно, но сегодня он нуждается в передышке и завтра, думаю, тоже. Не забывай, что необходимо, чтобы он окреп и был готов приступить к тренировкам. Его раны и так еще не до конца зажили, а теперь еще и это, — лекарь указал на задницу Матео.
Сервантес фыркнул.
— Он молод и крепок, поэтому завтра же приступит к тренировкам, — выпалил он, отмечая недовольное выражение лица лекаря. — К легким тренировкам. Это приказ господина.
Томас вздохнул:
— Пусть так. Но сегодня только отдых.
— Дай ему какую-нибудь мазь и отдай под мое руководство, — настаивал Сервантес.
Матео понятия не имел, превосходит ли Сервантес Томаса по рангу или же они были на равных. Оба они были рабами, но с прилично расширенными властными полномочиями. Матео пробыл здесь уже три недели, но вопросов меньше не становилось.
— Я вымою его и лишь потом намажу мазью, — ответил лекарь.
— Тогда живее, — рявкнул Сервантес.
Матео не произнес ни звука, пока лекарь промывал его от спермы и крови. Данные манипуляции вызывали жжение, но в то же самое время заглушали боль. Мазь, нанесенная после этого, даровала ему утешение, так как охлаждающий эффект притупил болевые ощущения, что было столь желанно для Матео. Затем, когда все было сделано, юноша вернулся в свою камеру в сопровождении Сервантеса, который снова запер его за решеткой.
— Уже завтра мы приступим к твоему обучению. К тому же это последняя твоя ночь в этой камере. Дальше ты сам за себя, — заявил Сервантес и удалился.
Матео опустился на пол. Все его тело ныло, чувства были уязвлены, а дух практически сломлен. Но все же надежда на то, что однажды он обретет свободу, была жива.
Настойчивые удары в бок вырвали Матео из блаженного сна. Открыв глаза, он увидел Кодака, смотрящего на него сверху вниз.
— Поднимайся, время тренировки, — сообщил темнокожий гладиатор-охранник.
Как бы ни было сильно желание Матео снова закрыть глаза и вернуться в страну грез, он понимал, что у него нет выбора. Парень поднялся на ноги, слегка поморщившись от боли в заднице, а также в боку, так как его раны еще не зажили. Матео проследовал за Кодаком, который вывел его во двор, где уже собрались остальные гладиаторы.
Кодак подвел его к столу с разложенным на нем тренировочным снаряжением. Взяв кожаные нагрудные доспехи, он начал надевать их на Матео, накрепко зашнуровывая.
— Вытяни руки, — скомандовал Кодак.
Матео повиновался, подняв обе руки, чтобы Кодак мог обмотать его ладони и запястья полосками кожи. Затем он взял со стола китану и вакидзаси и протянул их юноше.
— Тебе предстоит тренироваться в стиле Сакаты, великого гладиатора. Он первый, кто выступал в этом стиле. Ступай к Сервантесу, — распорядился Кодак.
Матео внимательно осмотрел оба орудия с своих руках. Каждый из них имел разный вес: китана по ощущениям тянула минимум на килограмм, а вакидзаси была вдвое легче. Юноше никогда не приходилось держать в руках ничего подобного, но дизайн ему определенно нравился. Следуя полученным указаниям, он направился к Сервантесу, попутно изучая, с чем работают остальные гладиаторы.
Борис работал с огромным мечом, длина которого, казалось, равнялась его росту. Шиан, гладиатор, которого природа не обделила внешностью, если бы только он не потерял один глаз и пол его лица не оказалась изуродованной шрамами, управлял оружием, незнакомым Матео. Но если бы его попросили описать его, то он бы назвал это хлыстообразным мечом. Другие гладиаторы сторонились Шиана на арене, пока тот с удивительной ловкостью орудовал гибкими лезвиями.
— У нашего доминуса самые лучшие гладиаторы, и ты не станешь исключением, — заявил Сервантес. Его голос привлек внимание Матео.
— Да, учитель, я правда хочу стать хорошим бойцом, — ответил Матео.
— Не хорошим, а лучшим, — поправил его Сервантес. Затем он стал обучать юношу, как правильно держать оружие. Также учитель объяснил ему, что он может носить их в ножнах на боку, использовать во время сражения, как одно, так и оба оружия одновременно, и что он будет обучен искусству владения и тем, и другим в равной степени.
— Почему используются разные стили ведения боя? — поинтересовался Матео.
— Все мужчины и женщины разные. Каждый хорош в своем стиле. Ты не сможешь показать достойные результаты с длинным мечом Бориса, так же как он не будет хорош с парой джамадхаров Фейлонга, — пояснил Сервантес.
Матео снова взглянул в сторону упомянутых гладиаторов, теперь уже зная названия их оружия. Он наблюдал за тем, как Фейлонг разносил в щепки кусок дерева своими клинками, лезвие которых напоминало длинные сложенные ножницы. Это выглядело смертоносно, и юноша радовался, что его ранили не ими. Не было уверенности, что при таком раскладе он смог бы выкарабкаться.
Будучи не в силах превозмочь себя, Матео перевел взгляд на Хараку, который тренировался с другим гладиатором, еще незнакомым ему. Оба орудовали деревянными щитами и мечами, и юноша не мог не признать превосходный уровень их мастерства. Хоть Харака и был чемпионом, Матео верил, что когда-нибудь его мастерство превзойдет умения мужчины, который едва не лишил его жизни.
— Будь на чеку, — сказал Сервантес,прервав молчание и нанеся Матео удар в бок своим клинком.
— Ах! — прохрипел Матео, а потом застонал, так как его тело пульсировало от боли. Слава богу, кожаное обмундирование смогло защитить его от увечий. — Простите, учитель.
После допущенной оплошности он сосредоточил все свое внимание на учителе. На протяжении нескольких часов он отрабатывал стойки, используя оба своих оружия, как в обороне, так и в нападении. Затем он пообедал овсянкой, пшеничным хлебом и водой. Безусловно, это было лучше бульона, хотя он искренне жаждал отведать тушеной говядины и выпечки, которую подали для гладиаторов. После обеда все снова вернулись к тренировкам. Одни делали это в спарринге, другие — поодиночке, а некоторые посвятили это время общим физическим нагрузкам для поддержания своего тела в форме. Матео вынужден был присоединиться к ним, хоть и в щадящем режиме.
Доминус настоял на том, чтобы он приступил к тренировкам, но не переусердствовал, поэтому к нему относились вполне снисходительно, за что Матео был благодарен. Хотя, безусловно, юноша не был столь наивен, чтобы думать, что так будет всегда. Постепенно с ним переставали сюсюкаться, и вчерашняя ночь была тому доказательством.
Боль в теле давала о себе знать, но не слишком отвлекала, пока Матео выжимал из себя очередную порцию пота, подготавливая свое тело к выживанию в мире, частью которого он стал. На протяжении всей тренировки юноша ощущал на себе внимание со стороне некоторых гладиаторов. Краем уха он слышал, как часть из них говорила о том, что ему никогда не стать гладиатором, в то время как другие думали лишь о том, чтобы трахнуть его. К несчастью, он был самым молодым и смазливым из них. Сервантес и Рама уже успели оценить эти два его качества.
В конце дня Матео едва волочил ноги по направлению к своей камере, но возле входа его окликнул Кодак. Юноша повернулся лицом к гладиатору-охраннику.
— Что-то не так? — поинтересовался он.
— Для начала тебе нужно принять ванну, чтобы смыть с себя дневную вонь, а затем нанести визит к господину. Намажь свое тело маслом после купания. Нашему доминусу нравится это, — сообщил ему Кодак.
Эти слова легли на Матео тяжелым грузом. Всего сутки назад он был девственником, а теперь, казалось, что все только и думают о том, чтобы овладеть им вопреки его желанию. Его тело было абсолютно вымотано и изнывало от боли, но юноша знал, что доминус непременно захочет трахнуть его и без того больную задницу. Теперь он надеялся лишь на то, что после этого он наконец-то сможет отправиться ко сну.
Повинуясь приказу, Матео направился в общую баню, где уже собрались все гладиаторы, чтобы смыть грязь минувшего дня в теплых водах трех огромных глубоких чанов. Скинув набедренную повязку, юноша забрался в одну из просторных ванн, в которой было меньше всего людей. Он ощущал на себе взгляды и молил о том, чтобы за ними не последовало ничего более. К его несчастью, в чан, где устроился Матео, залез Борис.
— Теперь ты не так защищен, как тогда за решеткой, — сказал он, присаживаясь рядом с Матео и прижимая свою волосатую грудь к его руке.
В первые дни после прибытия в лудус Матео был кроток, напуган и неуверен в своей дальнейшей участи. Сейчас же юноша давал себе отчет, что если он планирует выжить, то должен отбросить всю робость, что у него есть. Он попал в мир воинов и варваров. Они привыкли получать то, что хотят, не спрашивая разрешения, и способны убить просто ради забавы и собственного тщеславия. Если Матео планировал самоутвердиться здесь, ему необходимо было измениться, забыть о своих страхах и сомнениях. Он должен был стать истинным гладиатором.
Он посмотрел на Бориса:
— Отвали от меня.
Борис ухмыльнулся и схватил юношу за подбородок, запрокинув его голову назад.
— Гляньте-ка, воробушек вздумал дать отпор кондору.
— Даже хищная птица может стать жертвой того, кто сильнее, — ответил Матео.
Борис зарычал и сильнее прижался к Матео, вдавливая того к краю чана. Вода плескалась между ними, когда они схлестнулись взглядами.
— Возьми мой член, — потребовал Борис.
Матео почувствовал, как ему в живот упирается твердая мужская плоть. Зловонное дыхание мужчины ударило ему в лицо, но он старался игнорировать это. К тому же не было сомнений, что его собственное дыхание тоже не благоухает, хотя Бориса это мало интересовало.
— Нет, — запротестовал Матео.
— Вот как, — прорычал Борис, а затем отпустил подбородок юноши и схватил его за плечи, пытаясь заставить развернуться. Никто из гладиаторов не пришел к нему на защиту, и Матео осознавал, что каждый из них хочет посмотреть, сможет ли он оказать сопротивление или сдастся? И даже, если в конце концов его сломают, произойдет ли это без боя? Матео понимал, что настал тот момент дать отпор, иначе все придет к тому, что его будут использовать как шлюху, а этого он совсем не желал.
— Убери руки! — крикнул Матео, оттолкнувшись от мощной, загорелой и волосатой груди Бориса. Именно в волосах Матео увидел выход, и он вцепился в них, дергая настолько сильно, как только мог.
— Ах ты сученок! — Борис взвыл от боли, когда клок волос с его груди выпал из кулака Матео. Другие гладиаторы засмеялись над этим выпадом, сочтя его довольно мудрым.
— По всей видимости, наш ягненок превращается в волка, — сказал один из мужчин, уже закончивший купание и приближаясь к ним. Матео бросил взгляд в его сторону, а затем на Бориса, чувствуя, что эти двое собираются объединится против него. Мужчина приобнял юношу за плечи и притянул к себе.
— Тебе понравилось ощущение члена в твоей дырке, мальчик?
— Я не мальчик, — огрызнулся Матео.
По толпе вновь пробежала волна смешков. Часть мужчин снова вернулась к водным процедурам, в то время как некоторые переключились на утехи, лапая и лаская тела друг друга.
— Взгляни на них, — сказал гладиатор, указывая на троих мужчин, расположившихся в углу ванны напротив них. Матео обернулся и увидел, что они ласкают члены друг друга, сливаясь в поцелуях. Это зрелище действительно возбуждало Матео, особенно теперь, когда он имел представление о том, каково это ощущать прикосновение другого мужчины на своем теле. Прежде чем Элой грубо овладел им, юноша испытывал блаженство, ощущая бога между своих ног.
— Я не хочу делать этого с вами, — сказал Матео с уверенностью. Он не желал этих двух мужчин, тем более после водных процедур и так маячила перспектива быть трахнутым доминусом. В данный момент юноша не хотел никого.
— Меня не волнуют твои желания, — заявил Борис, прижимая Матео спиной к себе.
— Наверняка его задница еще не оправилась после того, как он был трахнут богом, — вмешался Фейлонг, втирая масло в тело. — Дай ему несколько дней, прежде чем поиметь.
— Не лезь не в свое дело, Фейлонг, — прорычал Борис и начал тереться членом о спину юноши. — Вот так, уже хорошо.
Второй гладиатор схватил Матео за подбородок, приблизив свое лицо к его.
— Тебе придется поиграть с нами, — сказал он, прежде чем насильно поцеловать Матео. В этот же момент он с криком отпрянул. Его губа кровоточила от раны, нанесенной юношей.
Свидетели этой сцены залились смехом пуще прежнего.
— Походу, он уделал вас обоих? — вставил Ганс.
— Я трахну его дырку! — прорычал Борис, хватая Матео за бедра сзади и подтягивая вверх. Юноша взмахнул рукой и нанес удар локтем в лицо обидчика, сломав ему нос. Борис взвыл от резкой боли и выпустил его из хватки, позволяя Матео снова погрузиться в воду. Окружающие снова рассмеялись, наблюдая, как мощный гладиатор пытается остановить кровотечение из носа.
— Прекратить! — раздался низкий голос Сервантеса, заглушая собой смех и болтовню. Даже те мужчины, которые предались утехам, прервались и повернулись в сторону своего учителя. — Борис, Григорий... Сегодня его дырка вам не достанется. Борис, подойди.
Горе-гладиатор, вылезая из ванны, одарил Матео взглядом, полным ненависти. Затем он отвернулся и подошел к Сервантесу, который принялся осматривать его нос. С губ Бориса сорвался стон, когда учитель слегка нажал на перегородку.
— Перелом, — подтвердил Сервантес, а затем повернулся к Матео. — Твоих рук дело?
Матео кивнул:
— Да, учитель.
Он не был уверен, грозит ли ему наказание за это, но был готов его понести.
Сервантес ухмыльнулся и снова переключился на Бориса.
— Погрей сегодня свой член в какой-нибудь другой дырке. Но сначала наведайся к лекарю, чтобы привести себя в порядок.
— Слушаюсь, учитель, — ответил Борис и прошел мимо Сервантеса, покидая бани.
Сервантес окинул взглядом остальных.
— Купайтесь, трахайтесь, чешите языками, как вы, суки, любите делать. А завтра я выбью все это дерьмо из вас на тренировках.
В ответ на данное заявление в воздухе раздались смешки. И некоторые снова вернулись к плотским утехам, словно их и не прерывали.
— А ты, заканчивай и намазывайся маслом. Не тяни, — обратился Сервантес к Матео.
— Слушаюсь, учитель, — ответил Матео, поспешно заканчивая водные процедуры. Григорий отступил в сторону, чтобы не мешать ему, но не сводил глаз с Матео, беспрерывно лаская свой член. Юноша постоянно бросал в его сторону суровые взгляды, чтобы держать его на расстоянии. Покинув ванну, Матео подошел к бутылке, которой до этого пользовался Файлонг, и вылил часть содержимого себе в ладонь, натирая тело благоухающим маслом сандалового дерева. Ему нравилось, насколько нежной и гладкой становилась его кожа после нанесения масла, совсем как прошлой ночью. Прежде чем покинуть купальни и подойти к Сервантесу, наблюдающему за гладиаторами, Матео подобрал свою набедренную повязку с пола.
— Ступай за мной, — приказал учитель, и Матео последовал за ним. — Ты правильно сделал, дав отпор Борису. Убей в себе мальчика и становись мужчиной.
— Конечно, учитель, — ответил Матео.
Безусловно, он был напуган, когда сломал нос одному из гладиаторов, но сделал все, чтобы его испуг не просочился наружу. В противном случае, он остался бы никем в глазах остальных. Матео сомневался, сможет ли противостоять Борису и Григорию, если они снова покусятся на него, но был готов попробовать.
Матео вели через дом господина, но после того как он побывал во дворце Элоя, эти помещения уже не казались ему столь роскошными, как раньше. Тем не менее они все еще восхищали юношу.
— Учитель, а почему господин использует свечи и факелы, а не осветительные приборы, как это делает бог Элой? — поинтересовался Матео.
Сервантес остановился и посмотрел на него.
— В будущем постарайся держать подобные вопросы при себе, — прорычал он, а затем продолжил свой путь к покоям Рамы.
Несмотря на то, что вопрос казался ему вполне невинным, Матео не стал настаивать.
— Прошу прощения, учитель.
Сервантес ничего не ответил. Когда они остановились возле дубовой двери, он посмотрел на Матео:
— Ты принадлежишь доминусу, не забывай об этом.
— Конечно, учитель. — Матео согласно кивнул, прекрасно понимая значение этих слов.
Сервантес постучал в дверь, и когда Рама пригласил его, открыл ее, отступая в сторону.
— Щенок прибыл, господин, — объявил он и жестом велел Матео войти.
Матео вовсе не нравились прозвища, применяемые по отношению к нему с тех пор, как он был похищен, но понимал, что лучше держать недовольство при себе, а лучше и вовсе не подавать виду, что это хоть как-то задевает его. Если он возразит, то это породит еще более уничижительное отношение к нему. Он вошел в покои и смиренно встал, ожидая дальнейших распоряжений.
— Оставь нас, — приказал Рама, пожирая Матео взглядом.
Сервантес повиновался, закрывая за собой дверь.
— Иди сюда, мальчик, — сказал Рама и похлопал рукой по кровати.
Матео подошел и сел возле него.
— Ближе, — скомандовал Рама.
Матео придвинулся ближе. Будучи недовольным такой робостью, Рама схватил Матео за плечо и притянул к себе, пока тот не рухнул на кровать. После крепко прижал Матео к себе.
— Вот так-то лучше, — ухмыльнулся Рама, изучая взглядом стройное тело юноши. Он скользнул рукой по груди Матео, и его пальцы остановились на его сосках. — Каково тебе было, когда бог Элой вдалбливал в тебя свой член и вливал свое семя?
Складывалось впечатление, что ответ на этот вопрос интересовал каждого. Но все они хотели услышать ложь, и Матео давал им это.
— Это было крайне приятно, господин. Я словно все еще чувствую его внутри себя.
Последняя часть сказанного была правдой. Он все еще ощущал член Элоя в себе, и это призрачное чувство не покидало его. Обжигающий жар семени Элоя прочно отпечатался в его памяти, как и боль от его проникновений.
Рама зарычал, не скрывая похоти ни в голосе, ни во взгляде.
— О да, поместить свой член туда, где побывал член бога, это великая честь. — Он сорвал набедренную повязку с талии Матео, высвобождая его гениталии. — Он прикасался к тебе здесь? — поинтересовался он, лаская член юноши.
Матео сдерживал себя, чтобы не отпрянуть от прикосновений доминуса, как бы отвратительны они ни были. Живот еще плотнее прижался к его боку, когда Рама начал тереться членом о Матео.
— Да, господин, — ответил Матео. Он вспомнил о том, как приятны были касания Элоя к его самой чувствительной части тела. Насколько приятно было ощущать, как он ласкает его соски. Теперь же Рама возился с ними, но эффект был совсем не тот. Если прикосновения Элоя побуждали кровь прихлынуть к члену Матео, прикосновения Рамы действовали полностью противоположно.
Рама снова завыл от похоти, а затем взял сосок Матео в рот. Он посасывал и покусывал крошечный комочек плоти, размышляя о том, какое удовольствие получал от этого Элой, ведь у юноши было просто восхитительные соски. Он продолжал гладить член Матео, но через несколько минут прервал свои ласки и посмотрел на юношу.
— Почему твой член не твердый? — спросил он.
Брови Матео взлетели вверх от неожиданности вопроса, на который у него не было подходящего ответа, что не оскорбил бы Раму. Из более-менее подходящего на ум пришло лишь одно.
— Мое тело слишком измотано, господин. Слишком изнурительные тренировки, да и раны еще болят. Прошу простить, что не смогу угодить вам.
Правда же заключалась в том, что Рама вызывал отвращение у юноши, и его прикосновения провоцировали лишь приступы тошноты.
Рама напрягся, сильно хмуря брови.
— Ты всерьез просишь прощения? — Он выпустил вялый член Матео из рук и сел. — Твое очко тоже измотано?
Откровенно говоря, так оно и было, но Матео понимал, что это точно не то, что хочет услышать Рама.
— Нет, господин, — солгал он.
— Ну это уже что-то, — сказал доминус, устраиваясь между ног Матео. — Ты смазал свою дырку маслом?
Он действительно сделал это, так как масло действовало крайне успокаивающе.
— Да, господин, — ответил он.
Без лишних слов, Рама приставил член к дырочке юноши и подался вперед. Матео вцепился в простыни, буквально задыхаясь от боли, когда его снова грубо распечатали. Утешало лишь то, что член Рамы был не так длинен и толст, как у Элоя или даже Сервантеса. Юноша раздвинул ноги, как можно шире, чтобы вторжения Рамы были менее дискомфортными.
Безусловно, внешне Рама сильно уступал Элою, но Матео испытывал к нему отвращение вовсе не по этой причине. Это был тот самый мужчина, который поил его своей мочой вместо воды, когда он изнывал от жажды в первую ночь здесь. Было бы и дерьмо вместо еды, если бы все зашло дальше. Этот же мужчина, которому было плевать на его жизнь, послал его на арену умирать, измученным и истощенным. Толику доброты, если это можно так назвать, Рама дал ему только ради собственной выгоды, чтобы угодить богу Элою, который использовал его на свое усмотрение. Нет, Рама абсолютно не был тем мужчиной, который мог бы пробудить в нем желание.
Матео лежал неподвижно, заставляя себя оставаться расслабленным, пока Рама раскачивался взад-вперед, вгоняя свой член в его задницу, пыхтя и кряхтя при этом. Матео до сих пор не понимал, что мужчины находят в этом, так как лично он не видел ничего привлекательного. Ночь за ночью ему выпадало наблюдать, как другие гладиаторы предаются утехам, и мужчине, принимающему член в задницу, казалось, доставляло это удовольствие. Юноша задавался вопросом, с ним что-то не так, или же они просто умело притворяются?
Бедра Рамы задергались, и все тело напряглось. К радости Матео, его господину не потребовалось много времени, чтобы достигнуть пика. Еще пара вздохов и Рама опустошил свои яйца внутрь Матео, а затем вытащил член и рухнул на спину рядом с ним.
— Такая узкая... такая... тугая дырка, — выдохнул Рама.
Матео ничего не ответил, так как никто к нему и не обращался. Он лишь надеялся на то, что теперь, когда господин получил удовлетворение, его отпустят. Спустя несколько минут его надежды оправдались. Рама окликнул Сервантеса, и тот распахнул дверь.
— Можешь забирать его, — заявил Рама.
— Хорошо, господин, — кивнул Сервантес.
Матео поспешно выбрался из кровати, хватая набедренную повязку и оборачивая ее вокруг талии по пути к выходу из покоев Рамы. На этот раз Сервантес шел позади него, и он спиной ощущал на себе взгляд учителя.
— Что-то не так, учитель? — спросил Матео не в силах превозмочь любопытство.
— Твой член был вялым и сухим, почему?
Этот вопрос прозвучал неожиданно.
— Мои раны еще не зажили, учитель.
— И что с этого? — Сервантес схватил Матео за руку, разворачивая его и прижимая к стене. Просунув руку под набедренную повязку Матео, он схватил его за член и начал поглаживать. — Вставай.
— Я... я не уверен, что смогу, учитель, — пробормотал Матео.
— Это выживание, парень! Как ты думаешь, наш доминус остался доволен твоим вялым членом?
Об этом Матео особо не задумывался.
— Наверняка, нет, учитель?
— А теперь возбуждайся, — приказал Сервантес.
Как и Рама, Сервантес не был мужчиной привлекательным для Матео. Он вспомнил, что пил мочу из его члена, его жестокость и уничижительное отношение вплоть до этого момента. Правда ли Сервантес пытается помочь ему, или же он просто в очередной раз демонстрирует свое превосходство? Как бы там ни было, но в одном учитель был прав, это выживание. Юноша закрыл глаза и подумал о том, что побуждало его тело к непривычным для него реакциям.
Об Элое.
Янтарные глаза Элоя обжигали его. Могучее тело бога прижималось к его телу. Рука Элоя ласкала его плоть так, как он хотел, и голос бога звучал у него над ухом. Эта ночь могла подарить так много откровений, если бы он не разгневал бога, или, возможно, если бы Элой не был столь вспыльчив. Матео начал ощущать покалывание в своем теле, проходящее сквозь него и устремляющееся к члену, и с его губ сорвался стон.
— Вот, хорошо. О чем ты сейчас думаешь? — спросил Сервантес, продолжая дрочить Матео.
Матео застонал, когда его накрыло волной блаженства.
— Об Элое, учитель, — выдохнул он, не замечая, что назвал бога просто по имени.
— Ясненько, — сказал Сервантес, продолжая гладить член юноши, размазывая капли предэякулята, выступившие на кончике, по головке. — Вот так, смочи его. Тебе хорошо сейчас?
Матео кивнул, стараясь держать глаза закрытыми, чтобы фантазия не ускользнула от него.
— Да, учитель.
Его дыхание участилось, когда он ощутил приближение оргазма. В последний раз он испытывал его еще до того, как был похищен, и то благодаря стараниям собственной руки. Это был первый раз, когда его подарил ему другой мужчина.
— Теперь ты мужчина, так кончай как подобает и помни, кто привел тебя к оргазму, — прорычал Сервантес.
Матео кивнул, а его грудь ходила ходуном. Он застонал и вцепился учителю в плечи.
— О-о-о, черт, да, — выдохнул он.
— Да, вот так хорошо... не сдерживая себя. Кончай, — подстегивал его Сервантес.
Дыхание Матео учащалось по мере того, как движения Сервантеса становились интенсивнее. Яйца юноши начало покалывать, когда они подтянулись, готовые выплеснуть свой груз.
— Ух, о-оу, я кончаю, — простонал он, словно обескураженный происходящим.
Сервантес ухмыльнулся, наблюдая за тем, как тело Матео содрогнулось, и почувствовал, как горячее семя расплескивалось по его пальцам, пока он продолжал доить юношу. Подобное он проделывал с каждым из гладиаторов, который появлялся в этих стенах, и этому служило несколько причин. Как бы там ни было, некоторые из мужчин показывали себя на арене лучше, сбросив напряжение перед этим.
Он просто отводил их в сторону и дрочил им, когда это было нужно. Другим он просто помогал таким образом избавиться от душевной тревоги. А порой Сервантес просто хотел видеть, как они кончают от его руки, как их лица искажает удовольствие от его ласк. Матео же он хотел научить выживать. Сервантес понимал, что этому юноше не симпатичен ни он, ни их господин. Но если тот еще хоть раз облажается перед доминусом, это могло привести к тому, что ему придется применить к Матео физическое наказание за то, что он оскорбил Раму. И Сервантес сделает это, если потребуется, но подобное снова заставит приостановить тренировки до полного исцеления. Помимо этого он просто хотел видеть красивое лицо Матео в момент сексуальной разрядки.
— Теперь тебе лучше? — поинтересовался Сервантес у Матео, вытирая сперму со своей руки о его набедренную повязку.
Матео открыл глаза и кивнул:
— Да, учитель.
— Как бы тяжело тебе это ни давалось, не облажайся в следующий раз, когда господин захочет поиметь твое очко, иначе ты будешь наказан за оскорбление, — предупредил Сервантес, и Матео пришел в себя.
— Хорошо, учитель, — ответил Матео, осознав, к чему был этот урок.
— Ты не сможешь вечно прикрываться усталостью, когда он зовет тебя к себе.
С этими словами Сервантес жестом приказал юноше следовать дальше, мимо его камеры, к казармам гладиаторов, где они отдыхали и спали.
— Я больше не буду спать в камере, учитель? — поинтересовался Матео.
Сервантес отрицательно замотал головой:
— Может, ты и не заслужил клейма гладиатора, но будешь спать вместе с остальными. Если продержишься достойно, то они станут твоими братьями по арене.
Матео посмотрел на спящих мужчин и направился к свободной койке в углу. Он лег, натянув на себя простыню. Юноша все еще ощущал семя Рамы в заднице, но удовлетворение от разрядки было настолько сильным, что он не хотел ни о чем думать. Сервантес еще раз окинул помещение взглядом и оставил бойцов отдыхать. И Матео уснул.
Дата добавления: 2021-04-24; просмотров: 52; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!