Последние минуты фетальной жизни Жаннет
А теперь хочу попросить читателя на некоторое время переключить свое внимание на роды Жаннет.
Из ее случая нам известно, что родилась она недоношенной, семимесячной девочкой посредством наложения акушерских щипцов. Следует предположить, если учесть “песочную” тему в воспоминаниях Жаннет (что говорит от длительного безводного периода), ее околоплодные воды отошли преждевременно. А поскольку родовая деятельность началась преждевременно, чему способствовал пережитый матерью стресс, мы должны предположить, что этот процесс завелся не у стен родильного зала, а, что скорее всего, дома. Из чего следует, что после отхода вод потребовалось некоторое время для того, чтобы доставить роженицу в больницу. Все это время плод переживал безводный период.
Следует также обратить внимание несведущего читателя на то, что акушерские щипцы применяются в том случае, когда имеется угроза внутриутробной гибели плода, причиной которой может быть слабая родовая деятельность или внутреннее кровотечение, которое угрожает уже жизни женщины.
Как следует из необходимости наложения щипцов, именно в них фиксируется голова плода или его таз за которые плод тянется и освобождается из родовых путей. В случае, если посредством щипцов родить плод не удается, переходят к следующему этапу освобождения родовых путей – плодоразрушающей операции.
Таким образом мы можем увидеть насколько близко от смерти во время своих родов прошла Жаннет, и какую роль сыграла ее голова и как настойчиво, и неистово-торопливо акушеры, желая сохранить жизнь матери, извлекали плод, зная, что, если он не родится сейчас, то его придется извлекать по частям. Возможно, здесь и кроется игнорирование ею остальных частей своего тела.
|
|
|
Но вернемся на мгновение раньше, только что описанного периода родов. Поскольку Жаннет к моменту начала внезапных родов еще не была внутренне готова для рождения, она располагалась над входом в полость таза в тазовом или боковом предлежании. В этом положении ее и застали плодоизгоняющие силы: она в каком положении была, так и вошла в тазовое кольцо после внезапного излития околоплодных вод.
А теперь вернемся к безводному периоду, который мог длиться несколько часов. Все это время плод находился под огромным давлением сжимающейся матки. Тот, кто, играя на побережье, закапывал себя в мокрый песок, тот должен иметь представление о его весе, который меняется во время прилива и отлива. Этим я и объясняю обилие “песочных” (пляжных) воспоминаний Жаннет. Через них в сознании Жаннет сохранялись ассоциации с травмой рождения и безводным периодом.
|
|
|
Здесь необходимо остановить внимание на том, что околоплодные воды берут на себя амортизирующую функцию, защищая плод от излишнего давления матки, с одной стороны, а с другой, - посредством сохранения внутриматочного пространства, позволяют плоду двигаться. Как следует предположить, после отхода околоплодных вод, вся тяжесть давления мышечного органа (матки) пришлась непосредственно на плод. В этот момент, как я считаю, и возникло травмирование тела (а через него и психики) путем его сжимания и сковывания. О нем мы узнаем чуть позже, когда Жаннет будет говорить о "свинцовом одеяле”.
Есть еще один момент, на который я хочу обратить внимание читателя. Он объясняет почему так травматичным для Жаннет было сжимание ее живота. Мое предположение о том, что Жаннет располагалась в тазовом предлежании здесь также находит свое подтверждение.
Думаю, что Жаннет вошла в тазовое кольцо матери тазом, на таз же и накладывали акушерские щипцы. В таком случае, щипцы обхватывают таз и сжимаются в области талии плода, а поскольку талия в окружности больше, чем шея, ей причиняются дополнительные страдания.
Обратимся к сновидению, из которого следует, что Жаннет “всегда видит смерть у подножия кровати ..., что с нее довольно, что она хотела бы быть в маленькой комнатке совсем одна...” и увидим, что слово “подножие” поддерживает мои предположения о тазовом предлежании Жаннет в момент начала родов, а также ее нежелание рождаться и желание оставаться “в маленькой комнатке”.
|
|
|
Если мы вернемся в виртуальный родильный зал, где только-что появилась на свет Жаннет, мы увидим, что в результате наложение щипцов, были травмированы еще не готовые к родам родовые пути родильницы, что предполагает длительный период лечения и реабилитации, а вместе с ним и сексуального воздержания, на которое должен был хоть как-то откликнуться отец Жаннет. Мы знаем, что откликнулся он на родовые травмы своей жены посредством неприятия младшей дочери, ставшей, как я считаю, невольной причиной его сексуального аскетизма.
Нам, ничего не понимающим в том, как функционирует наш организм, еще не дано понять, что он чувствует в тот самый момент, когда мы сами ничего не чувствуем, теряем сознание. А чувствует он все тоже самое, что чувствовал до момента отключения сознания и продолжал это чувствовать до его возвращения. Ведь сам момент потери сознания не прекращает травмирующего воздействия, ставшего причиной его потери.
|
|
|
Потеря сознание и последовавшее вслед за ней бесчувствие, не избавляют наш организм от травматических воздействий и не лишают его соответствующих ощущений. Думаю, что тело Жаннет хорошо запомнило эти переживания, а поэтому она старалась избегать всяческих переживаний, которые она могла встретить в медицинском учреждении во время наркоза. Говоря кратко, могу сказать, что, боясь наркоза, Жаннет боялась возвращения к той ситуации потери сознания, когда ей должны были по ее фетальному “убеждению” оторвать голову, которая из-за прилива крови от тела еще больше увеличилась, препятствуя своему рождению, а поэтому должна была остаться в матке.
Впрочем, если мы присмотримся к ее случаю, богатому примерами отделения головы от тела, то поймем, что голову ей все-таки “оторвали”.
Возьмем, к примеру, то как она объясняла свой страх перед наркозом. Она говорила про врача: «Он может увидеть что-то необычное: что я сложена иначе, чем другие. Мой муж также что-то заметит». Шла ли здесь речь об изуродованных ногах? Думаю, что это рационализация. Изуродованные ноги можно увидеть и без наркоза, а «оторванную» от тела голову и бесчувственное тело можно увидеть только в наркозе.
Вернемся в квартиру, где занималась своими девичьими делами маленькая Жаннет, в которую ввалился пьяный человек и увидим, что именно в этот момент из ее бессознательного были освобождены воспоминания о своего рода появлении акушерских щипцов. Как следует предположить, она моментально регрессировала до момента рождения, а поскольку в момент рождения она была без сознания, потеряла она его и сейчас, упав в обморок.
Эти постоянные попытки вернуться в прошлое, осуществлялись только по одной причине, где-то в далеком прошлом Жаннет находила свое успокоение.
Но это движение в прошлое не могло бы состояться, если бы Жаннет не выталкивалась из настоящего. А поэтому присмотримся к другим ошибочным действиям, которые были допущены родителями в отношении их маленького ребенка.
Как следует из описания случая, девочка начала ходить в 18 месяцев, но ранее этого срока (в девятимесячном возрасте) умудрилась обжечь очень горячим чайником свое правое бедро, а чуть позднее обжечься у камина... (?). Любопытным ходом “родительской заботы” является их решение переехать, с “притягивающим” к себе неприятности ребенком, на морское побережье, где ребенок “может часто в течение длительного времени пребывать на пляже” (?).
Какой скрытый смысл для жизни Жаннет содержали действия родителей?
Конечно, учитывая упорную тягу ребенка к травмоопасным движениям, за которыми я имел в виду неосторожные действия с водой, она должна была утонуть, но жизнь предупредила этот шаг, предоставив другой – встречу с голым мужчиной.
***
Казалось бы, что страх, который пережила Жаннет, увидев платье кузины своей сестры, не имеет никакого отношения к родам, и действительно свидетельствует о зависти Жаннет к своей сестре, но и здесь я вижу осколки фетальных воспоминаний.
Процесс этот мне представляется следующим образом.
Сам факт отхода околоплодных вод указывает на разрыв оболочек детского места. Думаю, что именно фетальные воспоминания об этих оболочках детского места, так напугали Жаннет. Если мы посмотрим на эту ситуацию с другой стороны, мы все равно увидим, что и обрывки детских оболочек, и свадебное платье, и сдвинутые в одну две кровати, на которой оно лежало и которую она делила со своей сестрой, и рубашка отца, и фартук работницы детского приюта, все это символизирует конец одного периода и начало другого. И именно этих перекрестков в своей жизни она боялась и желала сохранить любой status quo.
Красной чертой через весь случай Жаннет проходит ее желание остаться маленькой в своей маленькой комнате. К примеру, она, наблюдая за беременностью своей сестры, говорила: “Мне кажется, что мне было бы хорошо и я была бы счастлива, если бы могла остаться навсегда маленьким ребенком рядом с моими родителями...” и тут же предлагала иную перспективу, - “Я могла быть сама матерью, но без мужа”.
И в ее случае мы видим, что ее невротическая мечта сбылась, она стала матерью без мужа, матерью всех тех детей из приюта.
Поэтому те социальные достижения Жаннет, которыми гордилась Ронжа И.Ж., хоть и являются способом сублимации, а поэтому должны приветствоваться, все же указывают на то, что Жаннет удалось сохранить это постоянство невротического желания, всей душой отдавшись уходу за маленькими детьми.
***
Буйство характера, которое Жаннет стала демонстрировать своей семье, потребовало воздействие гипнозом, которое оказалось провальным: Жаннет оказалась ригидной для гипноза.
Улучшение возникло только после отъезда Жаннет в деревню, где она занималась воспитанием двух племянников. Как только племянники уехали – возвратился “нервный характер”.
Обратим внимание на интерпретацию смысла симптомов, сделанную неврологом, желавшим излечить ее от истерии. Он рассказал ей, что, желая оставаться в постели, она прячется от активной жизни, желает остаться младенцем и получать от них нежности ухода. То, что Жаннет под влиянием этих интерпретаций покидает постель, подтверждает правоту предположений невролога. Отметим, что в постели Жаннет находилась 18 месяцев (два срока беременности), а когда смысл симптома был выявлен, избавилась от него, покинув свою постель-детское место.
Здесь мы видим, что был установлен смысл симптома защиты от травмы, а не самой травмы, сама болезнь никуда не исчезла, а сменила симптом: приняла в свои подружки молодую беременную женщину. Я понимаю этот симптом как смену детского места. Теперь она могла наблюдать за своей фетальной жизнью не только изнутри, но и снаружи. И в то время, когда эта молодая женщина страдала от своей беременности, Жаннет мечтала оказаться на ее месте.
Дальше в этой истории психоаналитика увлекло желание Жаннет иметь ребенка, не имея мужа. Я не стану скатываться в эту колею, поскольку считаю, что первопричиной состояния Жаннет является не желание родить ребенка (она бы его давно родила), а желание самой “доноситься” до сроков своего рождения. Во всяком случае именно так я понимаю ее бесконечно-повторные попытки в чистом варианте пройти сроки своего внутриутробного развития. В своей работе «По следам столетнего случая» (https://psy.media/po-sledam/) я обратил внимание на аналогичный феномен. Но тогда речь шла о женщине, пытавшейся “заменить” (“переносить”) своих детей на других. В данном случае Жаннет сама пыталась вновь “зачаться” (возможно, что то самое наблюдение за половым сношением родителей, зафиксировался у нее как способ нового своего зачатия: повторяя в своих приступах сексуальные переживания своей матери, она зачиналась снова и снова), “выноситься” и “родиться”. А поэтому с самого раннего детства старается не упускать ни одного девятимесячного периода. Ее желание “доноситься” становится маниакальным, а поэтому приобретает форму то одного, то другого симптома, повторяется снова и снова. Формируется своего рода череда ложных беременностей, где после разрешения предыдущей, возникает следующая. Создается впечатление, что в ее биологическом хронометре случился сбой, результатом чего стало бесконечное отсчитывание и повторение девятимесячных промежутков, пусть даже сдвоенных, как и их с сестрой кровати.
В подтверждение своих умозаключений сошлюсь на сновидение Жаннет об операции-родах и проинтерпретирую его.
Она на столе для рожениц (родильный дом); день, но она с закрытыми глазами, ничего не хочет видеть. Ее оперируют, она не знает, где именно оперируют, она должна родить, она чувствует все свое тело опустошенным, исчезающим, остается лишь одна голова. И затем она видит своего младенца на столе, в люльке, всего украшенного цветами, как тот ребенок, которого она видела мертвым. Кто-то говорит: “Ваш ребенок не будет жить”.
Данное сновидение, кроме того, что оно проигрывает еще раз травму рождения самой Жаннет, демонстрирует нам еще и феномен диссоциации, когда женщина наблюдает за процессом собственного рождения и снаружи, и изнутри. Я исхожу и того, что сон во сне и подобные ему состояния (потеря сознания, прозрение, открытие, закрытие глаз и т.д.) я должен трактовать в психотопическом смысле, т.е. исходить из того, что эти воспоминания относятся к фетальным, а сам человек находится в состоянии регрессии до состояния плода. Поскольку в сновидении сновидица ничего не хочет видеть, мы должны исходить из того, что речь идет как раз о такого рода (внутриутробных) воспоминаниях. При этом я бы хотел обратить внимание читателя на то, что в этом сновидении мы видим работу общего для плода и матери психического аппарата: мать ощущает опустошение своего тела и исчезновение плода, а плод чувствует потерю некоего пространства, о котором он “знал” по ощущению стенок матки. При этом вместе с маткой исчезла как часть ее тела, так и тело самого плода. Операция, которой она подвергается во сне, также указывает на сложно-двойственную природу симптома, сформированного сгущением травматичных переживаний: с одной стороны, оперируют ее, а с другой, другого человека (мать, поэтому она ничего не чувствует), спасая жизнь семимесячному плоду.
Ранее я предполагал, что Жаннет могла пойти в роды вперед тазовым концом; на тазовый конец налагались щипцы, ее тазовый конец, а вместе с ним и тело, родились раньше головы. Что мы видим в воспоминаниях Жанне, которые прорвались в сознание через сновидение: - “Ее оперируют, она не знает, где именно оперируют, она должна родить, она чувствует все свое тело опустошенным, исчезающим, остается лишь одна голова”.
В этом опустошенном, исчезающем теле я вижу покинувшее матку, ее собственное тело. Ее голова, еще не родившись, чувствует это, но не видит: поэтому в сновидении она все еще с закрытыми глазами и ничего не хочет, а, как я считаю, не может, видеть, но зато может чувствовать освободившееся тело.
Вернемся к сновидению, в котором кто-то говорит: “Ваш ребенок не будет жить”. Кому могут принадлежать эти слова? Возможно, тому, кто принимал роды. И тогда мы не только понимаем, как тяжело прошли роды, но и понимаем, что уже в тот момент она была одной ногой в могиле. И здесь, в этом словосочетании “одной ногой в могиле” я вижу ту “резинку”, которая тянет ее обратно в матку. И этой резинкой являются все те приятные фетальные ощущения, которые она переживала в постели, пока ее нога “тянула” ее в матку.
В этом же сновидении нам предлагается увидеть саму травму рождения, как причину страданий. Здесь я имею в виду тот “отрыв” головы от тела (тела матери), который был произведен акушерскими щипцами при рождении Жаннет. С этого момента тело новорожденной стало отрицаться (оно, как будто было потеряно, оставлено в процессе родов в матке) ею самой, ее головой.
Отвлекаясь от толкования этого сновидения, хочу добавить, что, раз уж для лечения Жаннет был применен гипноз, следовало бы не ограничиваться в объеме терапии, а повторить для нее роды и “вернуть” ее тело на место, восстановить психосоматическое единство, с последующим выведением всего этого на уровень сознания. Это можно было бы сделать и при помощи психоанализа, но эту тему И.Ж. Ронжа, как заслуживающую внимания не рассматривала.
Следующим элементом сновидения были видения младенца, лежащего на столе среди цветов. Если мы объединим реальную постель, в которой Жаннет провела все свое детство и стол, на котором лежит младенец, то увидим, что все это является символом несостоявшегося отделения плода от матери, что выражалось в постельном режиме – его смерти, если не реальной, то виртуальной. Это мое представление поддерживается другим элементов, в котором кто-то говорит: “Ваш ребенок не будет жить”, но не говорит о том, что он умрет.
Вот и получается, что, не позволив плоду умереть тогда, во время родов, врачи “подвесили” его между тем и этим Светом, между двумя мирами, между жизнью и смертью.
Ильза Жюль Ронжа, забыв о том, что в бессознательном вместе сосуществуют прямо противоположные желания, писала: “Странное сновидение, если принимать во внимание ее осознанный ужас быть беременной, родить ребенка. Значащее сновидение, если не терять из виду этот принцип, что почти все сновидения реализуют бессознательное желание!”
Здесь я вижу ее ошибку, как аналитика. Она заключается в том, что Жаннет не хотела рожать в полном смысле этого слова, она хотела завершить процесс собственного рождения. И то, что после этого сновидения приступ проявлялся в том, что она чувствовала лишь свою голову (на котором уже выросла опухоль – новое тело), был намеком аналитику: “Думай, рожай мысли и я обрету свое тело”.
В этом случае я вновь встречаюсь с потребностью одного “Я” (не понимающего, что из этой затеи ничего не получится) вырастить себе свое собственное тело путем бесконтрольного размножения клеток (опухоль).
Я не могу назвать это сновидение странным, тем более, что оно подвело аналитика к мысли, которую она не осознала и не рассмотрела со всех сторон, и приписала Жаннет: “Я истерична: “Мое заболевание гнездится в матке””. Она, вероятно, увлеченная мыслью о “бешенстве” матки, как о причине возникновения истерии, просмотрела обычную психическую травму рождения, поверх которой разложились во всей своей красе симптомы рождения, напоминающие клинические проявления истерии.
Вернемся к симптомам заболевания Жаннет, которые И. Ж. Ронжа справедливо отнесла к “типичным симптомам беременности” - тошнота, приливы жара, отвращение к еде, нарушение циклов.
Конечно, истерик имеет способность присваивать себе чужие симптомы, симптомы других заболеваний. Но тот ли это случай? Впервые сердцебиение и ощущение удушья с последующим формированием приступа, мы увидели в рассказе Жаннет о шумах из родительской спальни, которые она слышала еще ребенком. Это не исключает того, что она действительно приписала себе симптомы, свойственные беременным, но, как я думаю, только для того, чтобы глубже спрятать истинный мотив для их появления. Думаю, что между фетальными переживаниями и знаниях о беременности существовали другие мотивы и основания для их появления и закрепления.
А теперь давайте обратимся к моменту, который я воспринимаю как точку регрессии до травмы рождения. Речь идет о моменте насилия, совершенное на пляже.
Жаннет вспомнила: “Затем она оказалась опрокинутой на землю, у нее ощущение, что она полностью расплющена (отошли воды); особенно в области талии она ощущает сдавливание; затем все было так, как если бы она ощущала лишь свою голову... Она не знает, как высвободилась; она бежит к месту, где находит свою маму и сестру, укрывается покрывалом и, к большому удивлению матери, заявляет о том, что хочет спать”.
В этом отрезке воспоминаний Жаннет я увидел точное повторение травмы рождения и защита от этой травмы путем погружения в состояние внутриутробных защит; где под состояниями внутриутробных защит я вижу ее бегство в постель и заявление о том, что она хочет спать. Эта травма в форме воспоминаний с этого момента будет часто пугать Жаннет.
Вот одно из этих воспоминаний, которое, с одной стороны, указывает на ее идентификацию с коитирующей матерью, а, с другой, использует переживания травмы рождения.
“Пуховое одеяло касалось мне свинцовым существом, карабкающимся на меня как живое существо; затем мне несколько раз доводилось просыпаться укрытой с головой пуховым одеялом; я не осмеливалась шевелиться, мне было очень жарко и очень страшно!”.
Что это за “свинцовое существо, карабкающееся, как живое”, если не одна часть акушерских щипцов, продвигаемая в глубь полости матки по телу плода? И, если одна половина этих щипцов располагается на спине плода или на одном из его боков, то вторая, должна располагаться спереди, прижимая ноги к телу или на другом боку плода. Что в этот момент было с ножками плода, остается только догадываться, но если исходить из последующих событий, то она, скорее всего, была повреждена – вывернута из тазобедренного сустава. Именно этим (а не ожогами) я могу объяснить позднее хождение маленькой Жаннет, укорочение ножки и специфическую походку, когда при ходьбе “юбка вращалась вокруг бедер”.
Таким образом получается, что во время родов Жаннет получила сразу две травмы рождения – физическую и психическую. А в процессе жизни обе эти травмы вознаграждали за присутствие друг друга вторичной выгодой, где главным выгодоприобретателем стала часть личности, желающая получать внимание и нежность родителей, в первую очередь, от отца. Но одновременно с этим усилилась и та часть личности Жаннет, которая выставляла наружу для уничтожения другие части ее тела (ножку посредством ожога).
А теперь обратим внимание на то, что всякий раз, когда Жаннет имела возможность подарить свою заботу детям, ее состояние заметно улучшалось. Думаю, что в тот момент, когда она дарила заботу и любовь другим детям, в этот же самый момент она становилась собственным родителем самой себе, тому ребенку, который находился в ней самой и нуждался в родительской любви. Этим на примере других детей она показывала, как нужно было ухаживать за ней, когда она еще была ребенком.
Я увидел в этом отрезке еще и состояние острой диссоциации. В тот самый момент, когда на ее тело навалилось тело “Лысого”, одна часть ее “Я”, та которая взяла на себя ответственность за жизнь после родов, “отстегнула” от себя остальные “Я”, как это делает, пойманная за хвост ящерица, “бросила” на песке “отравленное” тело (ощущала лишь свою голову) и убежало в прошлое (регрессировало) до фетального уровня (поскольку именно там она нашла нечто аналогичное (а значит, там уже были готовы защиты) и скрылось в глубинах фетального прошлого (за этими защитами)), и закутавшись в покрывало, уснула, а проснувшись решила для себя никогда больше не ходить.
Спрашивается, почему именно это решение пришло ей на ум. Думаю, что только потому, что это решение из-за частого его использования, лежало на поверхности сознания. Но здесь я вижу еще один феномен, в котором причина и следствие меняются местами: причина становится следствием, а следствие причиной.
Но, как следует из случая, полученных психологических травм, оказалось недостаточно для того, чтобы лишиться разума, оставшись в состоянии регрессии. А поэтому ее регрессировавшее “Я” снова начало свое развитие с периода младенчества, в котором она “заставляла свою мать возить ее в маленькой английской коляске”.
Поскольку в фетальном периоде, куда она регрессировала, уже живы выявленные М. Кляйн позднее у детей параноидные конструкции и способы защиты, она взяла их на вооружение и перетащила в реальность; на прогулках от матери никогда не отдалялась, а придя домой и боясь уже дома встретить “Лысого”, озиралась по сторонам, запирала двери на замок, пряталась в постели и тряслась там от страха. Она не ложилась просто в постель, а запрыгивала в нее из страха быть схваченной “им” за ногу (этот момент еще раз подтверждает, что Жаннет рождалась вперед тазовым концом: за ногу ее потом тянули, рождая голову). Ее “Я” не могло само справиться с этими страхами, ей нужна была поддержка, которую она, превратив свою сестру во “Внешнее-Я”, обнаружила в своей сестре. С этого момента она больше не разлучалась с сестрой и говорила: “Если я буду возле сестры, “этого” со мной не случится!” И, как показывает случай, позднее сестру стали заменять другие женщины - мадемуазель М, молодая беременная женщина, итальянская семья, настоятельница пансионата Берк, пожилые люди и дети, и, в конце концов, служащие и дети из приюта, в котором она (к радости аналитика) стала директрисой.
Подтверждение этого я нахожу в ее воспоминаниях периода, когда ей было одиннадцать лет. Она говорила: “Моя жизнь отличалась от жизни других детей, я не хотела ходить на пляж! Я старалась заниматься больными детьми в лазарете, я помогала настоятельнице в служебном помещении; я готова была делать что угодно, только бы не расставаться с ней. Мне было страшно! О! Мне всегда было страшно! Страх охватывает меня внезапно, и мне никогда не известно, даже сейчас, когда и как это происходит. Я понимала почему я не хотела расставаться с матерью или сестрой; говорят я следовала за ними как маленькая собачка, что это было неестественно”.
****
А теперь я хочу оголить непростительную ошибку врачей того времени, которая живет и сейчас, “блуждает” по палатам детских больниц, прячась под кроватями этих детей. Делаю это только с одной целью: обратить внимание взрослых на живучесть детских психологических травм и на то, как в попытке спасти тело ребенка, игнорируется его куда более пострадавшая психика.
Вывод, который последует ранее самого примера, заключается в том, что прежде, чем взять ребенка на плановую операцию, да и вообще, оторвать его от семьи, прежде, чем лишить его, выработанных им защит, необходимо провести его через кабинет психолога, который должен установить возможность и условия вмешательства в жизнь ребенка новых людей. Это тем более показано тогда, когда ребенок во всей красе демонстрирует свое неприятие людей в белых халатах.
Случай Жаннет показывает, что дополнительная травма была нанесена ей в тот самый момент, когда точно такая же, как на пляже, волосатая рука, должна была одеть ей на лицо наркозную маску. Череда таких или аналогичных им событий, никак не позволяла осесть травмирующим воспоминаниям в прошлом, а, напротив, оживляла их, поддерживала их яркость, формируя актуальность ответа.
Не думаю, что работа этих психологов будет легкой. Череда психологических травм, каждая из которых предполагает свой невротический ответ, надолго могут стать тем препятствием, которое может лишить ребенка необходимой ему медицинской помощи. И еще не факт, что психолог сможет добраться до первичной травмы, если не будет учитывать, что утроба матери никак не защищает плод от психологических травм.
***
И.Ж. Ронжа, касаясь случая Жаннет, писала: “Я настаиваю: травма с ней произошла в семилетнем возрасте; для того чтобы аффект, вызванный ею, был таким сильным, почти наверняка она должна была быть ассоциирована, затем должна ассимилироваться с более ранней травмой аналогичной природы”. И с этим трудно не согласиться, если учитывать, что именно этими, “более ранними травмами” являются травмы, полученные в утробе матери.
Но мне тогда становится непонятным, почему, зная о существовании “более ранних травм” она не смогла найти к ним дорогу.
Думаю, ответ заключается в той самой ошибке, которую мы называем эдиповым комплексом и подразумеваем, что это самая первая травма. Выявление эдипова комплекса не должно останавливать аналитика, поскольку он все еще далек от “более ранних травм”, а без их выявления, говорить о том, что анализ закончен, преждевременно. В случае Жаннет хорошо видно, что ее “Я” всю ее жизнь оставалось “пришвартованным” то к одному, то к другому “Внешнему-Я”, оно не могло ни существовать, ни функционировать без внешней поддержки, а это, в свою очередь, указывает нам на то, что “Я” так и оставалось в состоянии регрессии, детским, инфантильным. Просто теперь ее “Внешним-Я” стал весь коллектив и даже дети, детского приюта, окружившие со всех сторон ее инфантильное “Я”, предоставляя ему тем самым и защиту, и подпорку.
***
Жаннет испытала страх перед платьем крестной своей сестры, которое она обнаружила на кровати в день ее свадьбы. Как я понял, именно из-за этого случая Жаннет вдруг решила, что ее сестра будет несчастна в своем браке (нечто обратно-обычное мы можем встретить в сказке “О царевне-лягушке”; там тоже лягушка скидывала свою кожу, для того чтобы стать “счастливой”).
Другим страхом являлся шум машин. Однажды, говоря об этом своем страхе, она упала в кабинете аналитика на диван, впала в истерику и “держа руки вытянутыми вверх, судорожно сжимала их и пожаловалась на боль в правом виске”. Хочу обратить внимание читателя, что такое положение рук очень часто встречается в тот самый момент, когда мы пытаемся заснуть, зевая и потягиваясь в постели. Интересно, что этот же феномен мы можем наблюдать и в тот самый момент, когда спит грудной ребенок. Но есть еще один феномен, соседствующий с этим. Очень часто, когда ребенок засыпает, он складывает свои руки таким образом, что его ладошки располагаются под щечками. Поскольку это положение рук плода мы можем наблюдать и во время ультразвукового исследования (УЗИ), нам не остается ничего иного, как признать в таком расположении рук Жаннет фетальную форму поведения, т.е. признак ее регрессии до стадии фетального развития.
Страх шума машин Жаннет связывала со своей попыткой самоубийства (тогда, в восемнадцатилетнем возрасте, она бросилась под машину и получила удар в правый весок).
Соглашаясь с аналитиком, что не это является причиной (поскольку об этом можно говорить: ранее Жаннет сказала: “Есть вещи о которых нельзя говорить”) страхов. После этого замечания от Жаннет “посыпались” ассоциации об отце и его смерти из-за заболевания, наркозе, пьяных мужчинах... и случай из детства, когда она упала в обморок в тот момент, когда в ее квартиру вошел пьяный человек.
Сновидение о родах
“Это комната, в которой я в настоящее время живу. Мой отец возле меня на кровати. За канапе находится что-то вроде ниши, задернутой шторкой. Дверь открывается; входит врач со своей сумкой и маской для наркоза. Мой отец поднимается и говорит: “Минуточку, доктор!” И он исчезает в нише! Мне очень любопытно, и я смотрю, что он будет делать. Он раздевается и одну за другой бросает свои одежды на канапе.
Мой отец выходит из ниши в ночной сорочке и садится на канапе, но я вижу его обнаженные ноги. Я говорю врачу: “Ой! Мне страшно!”, он успокаивает меня и надевает мне маску. Я засыпаю и счастлива от того, что уснула. Когда я просыпаюсь, вокруг меня шторы, я их отодвигаю и вижу над собой звездное небо, а внизу землю. Я как будто бы подвешена. Я себя чувствую плохо, моя талия сдавлена, и я замечаю, что на мне ремень, к которому подвешены рыбы (то мне напомнило ловцов сардин). Я в ночной сорочке. От рыбьих хвостов тянутся веревочки, а на конце каждой из них – малюсенький обнаженный младенец; и все веревочки проникают в мою комнату снизу под землей, через приоткрытое окно. Я чувствую, что мое тело опустошается, исчезает: ремень, рыбы – все исчезает; нет больше ничего, кроме верхней части моей груди и моей головы; и я со всей скоростью взлетаю к горизонту, туда, где небо и море смешиваются; я боюсь удариться, и я пробуждаюсь”.
Прежде, чем проинтерпретировать само сновидение, хотелось бы обратить внимание читателя на уменьшение сил, вытесняющих в приступ фетальные переживания (воспоминания). Это вытеснение, кроме того, что оно подсказывает нам пути, по которым блуждают эти воспоминания, оно отчетливо прослеживается в содержимом сновидения.
Сновидение сразу ставит нас перед фактом, что оно отображает процесс, который происходит в психическом аппарата в настоящее время (комната, в которой я в настоящее время живу). Кровать (канапе), на которой лежат сновидица и ее отец подсказывает нам на существование некой плоскости, под которой мы должны понимать и указывает на сторону прошлого, из которой приходят беспокоящие воспоминания: это воспоминания о том моменте детства, когда Жаннет лежала в родительской постели. Но, как следует из другой части сновидения, это промежуточная остановка, во время которой, из-за недостатка энергии, вытолкнувшей одну группу беспокоивших воспоминаний, они раскалываются, оголяя ядро, представляющее более глубокие воспоминания. О наличии более глубоких воспоминаний нам говорит присутствие рядом с одной плоскостью (канапе) другой, но уже в форме некой ниши, закрытой (шторками) от посторонних глаз. Наличие в сновидении некой ниши, маленького пространства, отделенного от другой части комнаты занавесками, указывает на место (уровень), откуда эти воспоминания пробиваются в сознание. Я вижу здесь детское место, где функцию детских оболочек выполняют занавески. Присутствие этих занавесок в сновидениях и воспоминаниях Жаннет мы можем увидеть в ночной рубашке, платье, одеяле, униформе, во всем том, что скрывает за собой другую психологическую нишу, которую мы называем телом. За появлением врача со своей сумкой и маской для наркоза, я вижу весь этот клубок перемешанных и скрученных в один клубок воспоминаний об инвазивных вмешательствах, начиная от родов при помощи щипцов и кончая последней операцией. Далее идет череда увиденных украдкой картин раздевания отца с признаками еще более сильных вытеснений голого мужского тела, от которого остались только обнаженные ноги. Картина голого мужского тела страшит ребенка и завораживает одновременно. Выход из этого состояния возможен только один – регрессия, которая проявляется в том, что сновидица во сне еще раз засыпает (я засыпаю и счастлива от того, что уснула). Дальше перед нами раскрывается картина фетальных воспоминаний, в которых плод (в сорочке, рубашке) как бы подвешен на ремне (пуповина, веревочки), как сардина (малюсенький обнаженный младенец). В сновидении отчетливо выражены воспоминания о пуповине, плаценте и детском месте (веревочки проникают в мою комнату снизу под землей, через приоткрытое окно). Думаю, что “приоткрытое окно” является фетальной картиной оборванных плодных оболочек, которые заменяются “шторами”.
Как пишет далее И.Ж. Ронжа: “Пересказ сновидения перебивается резкими движениями и криками; ей плохо, жарко, она корчится, дрожит; однако нет настоящего приступа”. Я в этом недоразвитом приступе вижу повторение той самой картины родов, которую можно было предположить, узнав, что роды у Жаннет были тяжелыми. Эта недоразвитость приступа говорит о том, что энергия, ранее обеспечившая его клиническую картину, уменьшилась, т.е. появился ее дефицит. В таком случае мы должны проследить за тем, куда эта энергия делась или кем она теперь используется. А используется она, как мне кажется, в преодолении сопротивления вытесняющих сил, прячущих в бессознательном, рвущиеся в сознание фетальные воспоминания. Таким образом, сновидение в сочетании с “полуприступом” показывают, что для формирования и одного и другого энергия берется из одного источника: и тот и другой психические феномены пытаются рассказать нам одну историю – историю, связанную с травмой рождения.
На примере этого случая мы видим, что удерживаемые в бессознательные воспоминания (переживания), периодически “выпрыгивали” из сферы бессознательного, формируя столь же недоразвитые, как и приступ, сознательные воспоминания (переживания).
Ранее, когда я говорил о появлении дополнительных личностей, я не указывал возрастной период Жаннет, в котором они появлялись. Как-то так стало принято считать, что другие личности появляются в тот самый момент, когда “Я” ребенка встречается с событиями, которые он не готов пережить и осознать без их фрагментации. А фрагментация воспоминаний, как это хорошо показано М. Кляйн, осуществляется посредством фрагментации “Я”. Так вот, случай Жаннет показывает, что фрагментация переживаний и фрагментация “Я” в ее случае произошли еще в утробе матери. В данном случае это совпало с первой фазой родов (излитие вод), но это не исключает того, что фрагментация может начаться и раньше, при угрозе своей жизни, которую ощущает плод. Думаю, что именно фрагментация “Я” плода является предвестником его гибели. Символом фрагментированного “Я” в сновидении являются сардины и малюсенькие обнаженные младенцы.
Вспомним, что Жаннет неоднократно говорила о том, что “хотела бы стать матерью во сне”. А поскольку сон я вслед за Фрейдом понимаю, как некое подобие фетального состояния, получается, что матерью она хотела стать еще в утробе своей собственной матери. “Возможно ли это?”, - спросит читатель. Думаю, возможно, если учесть, что существует некая форма женской памяти (“памяти матки”), вспомним стариков и детей, с которыми ей было легче общаться, но есть еще один вариант, это появление еще одной личности, но в утробе матери. Говоря о “памяти матки”, я не отделяю ее от знаний о прошлых поколениях, которые могли остаться у плода от матери, от их общего психического аппарата. И все-таки здесь нужно признать, что существуют только женские воспоминания, которые я и отношу к воспоминаниям, которыми оперирует память матки.
Есть еще один момент, который никак не вписывается в систему фетальных воспоминаний. Это присутствие в сновидениях ее отца с голыми ногами и в нательной рубашке.
Думаю, что здесь дело не в самой фигуре отца, хотя, если говорить об эдиповом комплексе, без нее обойтись никак нельзя. Важной фигурой, скорее всего, является нательная рубашка и ее замена – постель (занавески, шторы), с одной стороны, скрывающая остальные части его тело, а с другой, подчеркивание ног – остальных частей тела (“красной лысой головы”).
Давайте обратимся к символу другого мира, который Жаннет идентифицировался с горизонтом. Символическое значение горизонта, кроме того, что он представляет собой плоскость, заключается в том, что к нему мы относим то, что существует, в чем мы уверенны, но одновременно с этим, оно недоступно нашим ощущениям в один момент, а в другой, доступно и о нем можно судить по пугающему или успокаивающему, удаляющемуся или приближающемуся звуку, свету. Горизонт в сновидении Жаннет означает другой мир, о существовании которого Жаннет подозревала еще, будучи плодом. Она говорила: “Именно на горизонте я предполагала, будучи ребенком, находится рай, место Последнего суда; именно туда отправляется душа после смерти; когда во сне я “исчезла”, я боялась, что это произойдет; ребенком я боялась Страшного суда”.
Случай Жаннет показывает, что другой мир существует всегда по ту сторону матки (сознания), где бы мы в данный момент мы сами не находились.
Белые пятна случая
Хотелось бы обратить внимание читателя на те недостатки описательной части личности Жаннет, которые проявляется в этом случае в виде белых пятен.
На примере случая Д.П. Шребера, где это особенно заметно, мы уяснили, что процесс регрессии – это очень тяжелый в психологическом и физическом смысле процесс. Он проявляется “болями личности”, страхами и всем тем, что отличает спокойного пациента от буйного. Именно эти внутренние (достигнутые в регрессии) переживания пациента настолько для него являются тяжелыми и непереносимыми, что он готов покончить жизнь самоубийством.
В случае Жаннет мы видим два вида регрессии: одна форма регрессии возникает во сне (ее переживаем мы все, когда спим) и эта регрессия чаще всего безболезненная (хотя и она может сопровождаться кошмарами), другая, в форме психофизических страданий, о чем мы можем судить по клинической картине приступов. Вершиной непереносимости таких переживаний являются суицидальные попытки. Из этого случая мы знаем об одной попытке самоубийства в восемнадцатилетнем случае и множестве суицидальных мыслях. Но нам ничего не известно о переживаниях (внешних и внутренних проявлениях приступа), которые должны были предшествовать и сопровождать каждый такой приступ.
Наркоз, который в пятилетнем возрасте Жаннет закончился, как сказала мать девочки: “Необычным возбуждением”, и которое “маленькая пациентка явила после пробуждения”, показывают нам, что той красной чертой, за которой возникают приступы, является именно потеря (отключение) сознания. Но сама по себе потеря сознания не проявляется приступами: практика показывает, что в таком случае она сопровождается психомоторным беспокойством, которое быстро проходит (в чем я вижу внутриличностные отношения между частями “Я”). Развернутый приступ, как я полагаю, возникает тогда, когда сознание “касается” фетальных воспоминаний.
Таким образом, можно сделать вывод о том, что “выключение” сознания наркозом, в чем я вижу временное “умерщвление” “Я”, негативно воспринималось внутриличностными структурами Жаннет.
Обратимся к жалобам пациентки, приведшими ее в кабинет психоаналитика и увидим, что пациентка описала своему аналитику симптомы острого психотического состояния (что наблюдается при острой регрессии), но природа этих жалоб не была установлена. Об этом я могу судить по тому, что психоаналитик никогда к ним больше в своей работе не возвращалась.
Если мы зададимся вопросом, а что в сознании самой Жаннет представляла истерия, то увидим, что знания об этом заболевании она черпала из обрывков чужих историй. Возможно, что в этих случаях и имела место истерия, но на случай Жаннет это никак не распространяется. Ее приступы не имели каких-либо признаков сексуального возбуждения: они представляли собой навязчивое повторение травмы рождения.
***
Возвращаясь к тому, с чего начиналась настоящая работа, хочу сказать, что продуктивно заниматься глубинной психологией (психоанализом) и игнорировать прошлое пациента – большая ошибка. Конечно в сказках мы можем встретить примеры того, что волшебник, к примеру, не желая знать историю старения (изменение облика) героя, свято веря в свое всесилие, только одним взмахом своей палочки может вернуть ему молодость. Но в реальной жизни это всесилие всего лишь иллюзия, которая обслуживает интересы мании величия психотической личности, делая ее только внутри себя великой.
Напротив, именно исследование прошлого человека, а к прошлому я отношу и сновидения и содержимое жалоб, самый короткий путь к тем результатам, к которым стремится каждый врач и психолог.
[1] Ронжа И. Ж. Случай Жаннет. Психоанализ и исцеление девушки-истерички, перенесшей семь операций / Ильза Жюль Ронжа; пер. с фр. – Ижевск: ERGO, 2017. _ 148с.
Дата добавления: 2021-07-19; просмотров: 68; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!