ИНТЕГРАТИВНЫЕ МЕТОДЫ ПСИХОТЕРАПИИ ПОДРОСТКОВ 10 страница

Когда мальчику исполнилось 10 лет, родители развелись, и ре­бенок остался с матерью. Отчим Андрея говорил, что умеет ладить с детьми, так как по природе — человек коммуникабельный. Мать многие воспитательские функции доверила новому мужу. Не­сколько раз ребенка по просьбе дирекции школы направляли к психиатру, но специалисты сообщали ей, что это не их проблема и рекомендовали усилить строгость в воспитании.

До 10 лет у Сергея практически не было друзей, затем возник­ла тяга к асоциальным компаниям. Родители, возвращаясь домой, находили там ералаш.

С 11 лет стали закрывать ребенка дона, не пускали к нему ре­бят. В школе были постоянные проблемы. Отчим занимался с ним по вечерам, заставляя делать уроки. С трудом мальчик закончил 7 классов. Был направлен в реабилитационный центр для дезадап­тированных детей, но и оттуда был изгнан. 1,5 месяца, находясь под «домашним арестом», спускал друзьям на веревке ключ, нахо­дил лазейки, чтобы удрать из дома. Родители добились, чтобы пе­реписали личное дело, и подросток был определен в новую школу. 8-й класс закончил с двумя двойками. Мать посещала уроки, на­блюдала, что сын может находиться в сосредоточенном состоянии только 15 минут, как первоклассник.

В 9 классе один из консультанте в-психиатров посоветовал пе­ревести подростка на домашнее обучение, где ему стало легче учиться, хотя прилежания по-прежнему он не проявлял.

На представленной ЭЭГ выявляется судорожная готовность, медленно-вол новая активность в лобных долях.

Данные ЭХО-ЭГ: вентрикулярная система расширена, эхо-признаки внутричерепной гипертензии легкой степени.

С целью определения дальнейшей тактики лечения, уточнения диагноза включен в краткосрочную психотерапевтическую группу.

Свою цель подросток сформулировал как желание улучшить об­щение со взрослыми, разобраться в причинах своих конфликтов.

Наблюдение в процессе работы психотерапевтической группы: на первом занятии был возбужден, чуть не упал со стула, но по­степенно успокоился, обнаружив, что нет привычной критики его поведения. Очень сочувствовал и помогал девушке Тоне с аддик-тивным поведением в постановке психодрамы. Два раза наблюда­лась неадекватная реакция на происходящее в группе: спонтанно возник смех в грустной для другого участника ситуации.

На первом занятии в психодраматической проективной игре «Магазин старых игрушек» выбрал маску смерти, от лица которой вел рассказ. Из протокола записи сеанса: «У меня печальная исто­рия. Маска приносила несчастье людям. На меня посмотреть — и хочется идти грабить банк. Выбросили — принесли в магазин. К кому бы я не попала — всем приношу несчастья. И меня выкиды­вали» .

Свою проблему выдвинул как зависимость от мнения матери. В процессе постановки психодрамы выяснилось, что желание от­рыва от матери носит поверхностный характер, имеет место про­тиворечие между зависимостью и незавимостью. Во время обмена чувствами (шеринге) ребята сообщили, что испытывали раздраже­ние из-за неискренности Сергея и не поверили, что он сделал первый шаг к самостоятельности.

В психодраме, центрированной на тему «мое будущее», планы подростка оказались размытыми, временная перспектива сужена.

В конце занятий организовал чаепитие, пытался быть душой компании: шутил, рассказывал анекдоты.

Сергею было предложено осуществить совместную встречу с родителями (до этого ни разу такой встречи не было). Родители пришли вдвоем, без сына, не поняв необходимость совместной встречи. На занятии отчим Сергея занял наступательную позицию: с одной стороны, задавал вопросы, с другой — отвечал на них за психотерапевта в агрессивной манере. Мать пыталась его успоко-ить, говорила, что впервые видит его таким, но безуспешно. Заня­тие было сорвано. На следующий день мать позвонила, извини­лась за поведение мужа. В ходе второго занятия с одной матерью были разобраны причины и механизмы, поддерживающие гипер­кинетическое расстройство, тактика его ведения и воспитания та­ких детей, как Сергей. Выяснено, что в воспитательском подходе родителей имели место неустойчивый стиль воспитания, стремле-

ние использовать сверхконтроль, низкое доверие подростку, не­знание основных закономерностей возрастного развития. Мать со­общила, что впервые, наконец, услышала «диагноз», причем он оказался не таким страшным. В семье существовало табу на разго­воры о психических расстройствах (скрывалось психическое забо­левание бабушки подростка, избегали вопросов учителей Сергея, знакомых касательно поведения мальчика, хотя последнему эти «тайны» были неприятны). Мать призналась, что в последний год из-за Сергея нарушились супружеские отношения: редко куда-нибудь ходят вдвоем, интимная близость крайне редка. «Отчим столько сделал для ребенка, а благодарности — никакой. (Андрей имеет два высших образования!). На третий сеанс мать пришла с сыном, между ними тут же возник разговор на повышенных тонах, друг друга не слушали, перебийали. После использования приема «тайм-аут» удалось прояснить мнения сторон на ряд позиций. Требования Сергея касались предоставления полной свободы без принятия ответственности, требование матери сводилось к одному — сохранить за собой последнее слово.

В дальнейшем семейная психотерапия проводилась с одной матерью. В результате постепенного изменения коммуникации в семье, передачи ответственности подростку поведение подростка стало более упорядоченным. Классному руководителю рассказали о ситуации и историю жизни Сергея (без ненужных подробно­стей). Оставив подростка на домашнем обучении, ему предостав­ляли право посещать уроки, которые ему нравились. Был поддер­жан ресурс мальчика — желание драматизировать некоторые события, отсутствие страха сцены. Он стал выступать в школьных капустниках.

Катамнез — через год. Несмотря на сохраняющуюся импуль­сивность, подросток закончил 9 классов и поступил в колледж.

> Описательно-образные, эмотивные приемы. Одной

из разновидностей описательного подхода является работа с метафорами. В семейной психотерапии они рассматри­ваются как мельчайшие единицы описательно-образного способа мышления, позволяя ослабить психологические защиты и внутренний мир клиента.

Четкое определение метафоры дать сложно. Она вклю­чает любую открытую или скрытую семейную коммуника­цию, в которой одно явление связано с другим. Жест,

прикосновение, рисунок, скульптура и язык могут иметь «метафорический оттенок». Ранее в литературе внимание уделялось в основном работе с метафорой психотерапевта. Следующий методический подход рекомендуется в работе с метафорой клиента.

1. Слушание или регистрация метафоры. Для ее выяв­ления терапевту необходимо отказываться от привычки интерпретировать события и тщательнее прислушиваться к словам клиента, обращая внимание и на сопутствующее невербальное поведение.

2. Подтверждение метафоры Зарегистрировав появле­ние метафоры, терапевт должен ее подтвердить. Терапевт может высказать удивление по поводу появления метафо­ры или поблагодарить семью за живость их языка и ждать ответной реакции. Например, ребенок, в 8 лет нарисовал самолет, сбрасывающий бомбы на дом, и согласился, что­бы его рисунок обсудили с родителями. Началась работа с визуальной метафорой. Дискуссия о «бомбометании» с членами семьи в дальнейшем позволила осознать родите­лям  степень эмоционального, вовлечения ребенка в их конфликт и расплату за него невротической симптомати­кой. Безоценочность и образность такого способа мышле­ния приводит к достижению большего эмоционального контакта с семьей, чем, например, одностороннее исполь­зование «циркулярного метода опроса».

3. Расшифровка значения метафоры. Задача этой стадии — не только отразить значение метафоры, но выяснить, что она может выражать. В этом помогает диалог и дис­куссия.

4. Игра с возможностями. Что возможно для самолета, то возможно и для личности. Создается атмосфера пони­мания и юмора. Если ребенок впоследствии сможет выра­зить агрессию родителям в приемлемой форме, то нет не­обходимости расплачиваться за сдерживание эмоций психическими расстройствами.

Метафоры клиента часто упускаются в процессе ин­тервью. Приведенная ниже история болезни девушки свидетельствует о том, что своевременное обнаружение метафоры уже при сборе семейного анамнеза могло бы значительно оптимизировать процесс психотерапии и пре­дотвратить длительное лечение медикаментами и госпита­лизацию в психиатрический стационар.

=> Учебный пример № 22.

Марина А., 15 лет.

Обратилась мать к психотерапевту в декабре 1997 года с жало­бами: у дочери ухудшились взаимоотношения с матерью, появи­лись конфликты в школе, поведение стало более закрытым.

Анамнез: наследственность нервно-психическими расстрой­ствами не отягощена. Семья полная. Мать "по профессии — дис­петчер, отец — водитель. Старшая сестра — студентка.

Родилась от третьей нормально протекавшей беременности, вторых срочных родов. Раннее психомоторное развитие по возрас­ту. Фразовая речь — к 3 годам. На первом году жизни перенесла острую вирусную инфекцию, осложнившуюся пневмонией и ин­фекцией мочевыводящих путей. В 1,5 года пошла в ясли, адапти­ровалась плохо, часто болела ОРВИ. С 4 лет начала поеещать дет­ский сад, привыкла достаточно быстро. С 6,5 лет поступила в «О» класс, проявила себя общительной, хорошо училась, одновре­менно посещала хор и кружок рисования (вплоть до 5-го класса). До школы, со слов матери, была маленьким «бесенком», которого хвалили и поощряли постоянно. С первого класса «лидерские каче­ства — активность, «живость» — сменились на замкнутость и «ти­хость» .

Выявлены сопутствующие соматические заболевания. Наблю­далась у нефролога с диагнозом хронический первичный пиело­нефрит, у гастроэнтеролога — по поводу гастродуоденита. В 11 лет обратились к невропатологу с жалобами на страхи: «мерещились чертики в окне». Окружающим казалось, что девочка больше ухо­дит в себя. Начала вести дневник, делала записи: «надоело дома», никого не люблю», — затем его порвала. В январе 1996 года стала вроде бы вновь прежней («всех люблю»), взаимоотношения с ок­ружающими улучшились. Из-за частых пропусков в школе по при-

чине соматических заболеваний не складывались отношения в классе, в том числе и с учителями. Пришлось сменить школу, в сентябре 1996 года пошла в 7-й новый класс. Накануне весной об­ратились в кризисную службу в связи с конфликтами в школе. К лету 1996 года к вышеуказанным симптомам добавились головные боли. После замечания отца, что дочка за лето растолстела: «тол­стая», «ноги толстые» — появились мысли о своей непривлека­тельности. Со слов матери, в то время стала формироваться как девушка, «немного округлилась».

С осени в новом классе отношения складывались еще более сложно: подвергалась насмешкам и избиениям. Одноклассница, подруга, с которой ездили в школу, пересела за другую парту. Об этом родителям не рассказывала. Стала меньше есть, к декабрю 1996 года появился ацетоновый залах изо рта. Месячные появи­лись в ноябре 1996 года, затем исчезли вовсе. Консультирована в гастроэнтерологическом центре по поводу гастрита, запоров. В ян­варе из-за ее «грустного настроения» обратились к психиатру. Был выставлен диагноз: «депрессивный синдром неясной этиологии» и назначены антидепрессанты: анафранил, эглонил. Дефицит веса 20 кг (рост 162 см, вес 38 кг, до болезни — 52). От госпитализации семья отказалась, девушка лечилась в гастроцентре. К марту 1997 года состояние улучшилось. С апреля 1997 года психиатр меняет курс медикаментозной терапии на трифтазин с анафранилом, в результате которой дезактуализировались дизморфофобические и депрессивные переживания.

Летом 1997 года родители перестали давать препараты, что вы­звало ухудшение состояния уже через две недели, заставив возоб­новить лечение. Несмотря на продолжение медикаментозного ле­чения девочка оставалась плаксивой, вновь возникли идеи неприятия своей внешности и суицидные мысли. Вскоре — по­пытка отравления пятью таблетками амитриптилина, после реани­мации поступила в психиатрическую больницу.

В отделении в первые дни была беспокойна, тревожна, назой­лива с «мольбами» о выписке. Говорила, что «никогда бы» не от­равилась по-настоящему, что в тот момент «потеряла самооблада­ние», что причина отравления -«- «ее некрасивое с веснушками лицо и толстота», о которой говорил отец и все вокруг. Плаксива, склонна к диссимуляции переживаний, охотно говорит о своих соматических заболеваниях. Считает себя виноватой перед родны-

ми за отравление, дает обещание исправиться. Истощаема. Крити­ка формальная. Отмечены эпизоды упускания мочи, которые не замечала. В ходе обследования психотической симптоматики не было выявлено. Мышление без структурных нарушений.

На момент обращения к психотерапевту принимала поддер­живающую терапию: догматил (эглонил).

Выписка из амбулаторной карты. Начата индивидуальная пси­хотерапия. Адекватна в контакте, инициативу не проявляет, о сво­ем состоянии говорит, употребляя слова «возможно», «может быть», «наверное», в оценках соглашается с матерью. Манерна, вздыхает, закатывает глаза, прикрывает их. Голос с придыханием, монотонен, интонации не меняются, когда говорит об отрицатель­ном, либо положительном эмоциональном опыте. Менструации регулярные. Посещает школу с декабря 1997 года. С девочкой проведено четыре индивидуальных сеанса психотерапии. Стала более открытой, много говорила о себе, взаимоотношениях с мальчиками, подругами. Принесла стихи, в которых пишет об «измене и боли». Не может понять, отчего так складываются от­ношения с ребятами, подругами. Интересуется интимными, сексу­альными темами. В задании нарисовать собственное тело и отме­тить участки, до которых могут дотронуться (пять категорий), оставила открытыми для контактов шею, ладони и надплечья. За­труднилась разделить окружающих людей на пять грушт по степе­ни близости. Говорит об излишней опеке матери, которая «доста­ет» и не понимает.

Продолжала посещать школу, где отношения между нею и ре­бятами оставались напряженными._;С конца февраля 1998 года ста­ла вновь ограничивать себя в еде (мюсли, кусок мяса, зелень, во­да).

Консультирована на кафедре психотерапии. На сеансе присут­ствовали мать, отец и Марина. На вопрос об ограничении себя в еде Марина сказала, что хочет похудеть, чтобы стать топ-моделью и уехать в Швецию, чтобы «оттуда общаться по Интернету с юношей из соседнего подъезда». Родители продемонстрировали следующие модели взаимодействия: некоторая отстраненность от­ца, позволяющая «женщинам обсуждать свои вопросы», при ис­креннем внимании и опеке. Мать (невербально) проявляла отвер­жение поддержки и любви мужа. Она взяла на себя роль переводчика между отцом и дочерью, хотя на сеансе проявился

контакт отца и дочери, их взаимопонимание. После консультации девушка отреагировала повышением температуры до 37, Г . Было предложено прохождение краткосрочной групповой психотерапии как этапа психотерапии с дальнейшей индивидуальной психотера­пией и работой с семьей. Наибольшую мотивацию на участие в такой форме работы проявила мать.

Динамическое наблюдение в процессе работы психотерапевтиче­ской группы. Свою проблему Марина обозначила как желание ра­зобраться в себе, научиться понимать проблемы взрослых, так как страдают отношения с родителями. В невербальных упражнениях старалась ограничить телесный контакт. В упражнении «Живые руки» отметила очень необычное взаимодействие. В «круге» на­пряжена, прикрывает глаза, говорит тихим, несколько монотон­ным голосом. С удовольствием играет в фанты. В ролевой проек­тивной игре «Магазин подержанных игрушек» назвалась «черной кошкой, злой и кусачей, как собака, которую приволокла сюда злая старуха, кормившая ее одной овсянкой. Раньше я была чело­веком, а теперь в этом образе скрываюсь от ужасных людей, кото­рые предают, обижают. И пока так будет, буду черной кошкой. Во всем рассчитываю на себя. Тут тоже могут покусать».

В игре «Море» представила себя раком мужского пола, живу­щим на дне и редко всплывающим на поверхность: «Я наблю­даю». Во время проигрывания*лсиходраматического этюда стояла на одном месте: «Смотрела, кого бы съесть».

Сообщила о схожести своих проблем с проблемами других ре­бят (агрессия, насилие, взаимоотношения с отцом). «Чем лучше будут отношения с отцом, тем лучше — и с ребятами. Мой отец хотел сына и этого не скрывал. Говорит, что я сильная, но мою сестру любит больше, так как она слабая».

В фазе «обмена чувствами» (шеринге) порой делилась своими переживаниями, не связанными с ситуацией в группе.

Над своей проблемой работала в последний день (но не над той, которую заявила в первый день). Долго и загадочно говорила о себе и взаимоотношениях с одноклассниками, не раскрывая су­ти. Подростки сравнивали ее со сказочными персонажами: Царев­ной-Лягушкой, Царевной-Несмеяной, Снежной Королевой. В хо­де работы вышла на проблему: страх перед насилием, агрессией, неумение защитить себя. Продемонстрировала свое поведение в некоторых ситуациях, которое сама же назвала поведением трех-

летней девочки, а другой тип ее поведения ребята сравнили с «гордыней». Другие участники группы предложили ей потрениро­ваться в альтернативном поведении. В конце работы девушка по­благодарила за помощь, сказала, что ей эти идеи понравились. В группе завязала отношения с юношей и девушкой. Пыталась сде­лать из юноши «добровольного психотерапевта», сообщая о своих страхах и о недоверии мужчинам.

После окончания работы психотерапевтической группы со­стоялась встреча с матерью и сестрой. Выяснилось, что в семье го­ворили о другой дочери, Лене, как об умненькой, а Марина не­редко игнорировалась.

После посещения диспансера кроме корректировки лекарст­венной терапии врач рекомендовала родителям поговорить с обид­чиками Марины. Отец выполнил это предписание, побеседовал с мальчиками, после чего начался очередной виток напряженности в школе, послуживший поводом к срыву психотерапии и рецидиву «отклоняющегося поведения».

Через полгода повторно обратились к психотерапевту. За этот период в поведении Марины произошли следующие изменения: улучшились отношения с ровесниками, особенно мужского пола. Поиск их любви стал постоянным — наблюдались явления про­мискуитета (беспорядочных половых связей). Отношения с роди­телями обострились. Была продолжена индивидуальная психоте­рапия, в ходе которой девочка медленно продвигалась к эмоциональному благополучию.

Повторно через год прошла лечение краткосрочной групповой психотерапией. На этот раз более четко сформулировала проблему: конфликтные отношения с матерью. «Мать привыкла всеми ко­мандовать, подавила отца, старшую сестру. Отец в Новый год шампанское может вытгить только с разрешения матери. Меня грозится опять упечь в дурдом. Раньше до. моего повзросления У нас были симбиотические отношения. Теперь каждый день звучит: «Я в твоем возрасте подумать о парне не могла...» — и постоянная слежка. «В игре «Ассоциации» участники группы загадали ее са­му, и она из сказочных персонажей, сравнила себя с Белоснежкой. Взяв эту ассоциацию за метафору и работая с ней, удалось выяс­нить, что ее отношения с матерью напоминают конфликт мачехи и Белоснежки из одноименной сказки (мотив — зависть старею­щей женщины к молодости и сексуальности). («У меня в моей

 

комнате до сих пор остались обои, на которых нарисована Бело­снежка. Только в этом году я их заклеила плакатами с изображе­нием рок-групп») При обмене чувствами ребята и психотерапевты обнаружили, что она неосознанно выполняет волю матери. При­водим реплику одного из участников группы: «Это как у меня. Мать боялась наркотиков — я их употреблял. Оберегала от вене­рических болезней — болел сифилисом. Сказала, что по мне тю­ряга плачет — месяц сидел в «предвариловке». В другой клини­ческой ролевой игре воспроизвела один из конфликтов с матерью по поводу телефонных звонков. После техники обмена ролями сообщила: «В этой группе я лучше стала понимать свою мать». Были предложены и проиграны альтернативные варианты разрешения конфликтов, которые клиентка использовала в дальнейшей жизни.

---

Дата добавления: 2021-07-19; просмотров: 57; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!