Н.Б. Иванова. «Воскрешение нужных вещей». Сборник критических статей (1990). (Анализ одной статьи по выбору студента).
Сорокалетние»: полемика о новом писательском поколении в критике. Игорь Дедков как критик идеологии «московской школы».
Одной из черт общественного и литературно-критического сознания 1970-х годов стал все усиливающийся и почти массовый скептицизм в отношении к официальной идеологии: к идеализации советской истории, к неадекватной трактовке настоящего, к мифологизация образов советских политических деятелей, к безудержному восхвалению Брежнева, все более обретающего в народном сознании черты анекдотической фигуры. И самое главное: отчуждение власти и общества воспринималось как данность: люди были вполне равнодушны к власти, власть — к людям. Это странное состояние взаимного равнодушия, переходящего в презрение, точно выразил В. Ерофеев, характеризуя свои отношения с советской властью как наилучшие: «она не замечает меня, я не замечаю ее» («Москва - Петушки»). Ярким документом, отражающим общественные настроения 1970-х — первой половины 1980-х годов, стал «Дневник» И. Дедкова(1953-1994), яркого критика и публициста. Этот документ не предназначался для публикации, потому он не несет в себе авторской оглядки на цензуру. Дедкову, человеку, обостренно чувствующему время, удалось точно передать ощущение паузы в истории. Он с горечью констатировал: «Не замечают, как унижают, ни во что не ставят мысль народа о самом себе и своем государстве. <...>. С уст дикторов программы “Время” не сходит имя Брежнева, “продолжателя дела Ленина и Октябрьской революции”». Далее автор пишет: «Репортажи о различных заседаниях монтируются таким образом, чтобы в эфир выходили высказывания о заслугах Брежнева, все остальное не нужно. В февральской книжке “Нового мира” такие стихи Виктора Бокова: “По Спасской башне сверьте время. По съезду партии — себя. У нас у всех одна арена, у нас у всех одна судьба. <...> Мы у мартенов, где гуденье, в цехах и шахтах — тоже мы. Мы коммунисты. Мы идейны, принципиальны и прямы. <...>”».
|
|
|
Этот скептицизм имел несомненный позитивный смысл: он подвигал общество на поиски новых ценностей, которые носили бы общезначимый характер. Именно в этом направлении двигались критики нео- почвенного направления, предлагая национальные ориентиры взамен обветшавших и утративших авторитет советских, интернациональных и классовых. Активно развивается инакомыслие, диссидентское движение завоевывает все новых сторонников. Именно в это время появляются «Архипелаг ГУЛАГ» и первые тома эпопеи «Красное колесо» А. Солженицына, публицистический и философский сборник «Из-под глыб», авторами которого становятся А. Солженицын, И. Шафаревич, М. Агурский, В. Борисов, М. Поливанов, Е. Барабанов. Однако между этими явлениями литературного процесса и советским официозом было определенное сходство. И течения, бытующие преимущественно в самиздате (лагерная проза, к примеру), и самые значимые направления советской литературы того времени, обладающие подлинным художественным потенциалом (деревенская или военная проза) и они при всей идеологической оппозиционности и даже политической враждебности друг к другу, были едины в одном: их представители воспринимали монархию, революцию, гражданскую войну, коллективизацию, колхозы, Великую Отечественную войну, политических лидеров прошлого как актуальные ценности современного человека. Спор между ними шел единственно о путях трактовки прошлого и настоящего, об идейно-политических оценках. Суть подобного мировосприятия выразил Ю. Трифонов, герои которого стремятся к обретению своего места в историческом пространстве национальной жизни: «Моя почва — это опыт истории, все то, чем Россия перестрадала», — скажет герой Трифонова историк и писатель Гриша Ребров из повести «Другая жизнь». Это был лозунг, объединявший, как ни странно, и «почвенников», и диссидентов, и литературный официоз. История и ее связь с современностью мыслились как важнейшие идеологические константы, и спор шел о том, какова эта история и какова современность.
|
|
|
|
|
|
Однако в 1960—1970-е годы формируется поколение, своего рода потерянное поколение советской истории, которое не имело ни героического прошлого, как фронтовики, ни исторической цели в настоящем, как новомировцы 1960-х годов. Его представители в литературе воспринимали советскую повседневность как раз и навсегда остановившуюся в развитии, до конца воплотившуюся, а потому окостеневшую, не имеющую исторической перспективы и не поддающуюся реформированию. Да и каких-либо социально-исторических задач это поколение не ставило: его главной характеристикой была социальная апатия, которая выражалась либо в карьеристских устремлениях комсомольских лидеров, цинично выкликавших советские лозунги (именно ими пополнился класс нуворишей от бизнеса на рубеже 1980—1990-х годов), либо в полном отказе от любых форм советской социальности. На рубеже 1970—1980-х годов это поколение обрело свое направление в литературе и ярких критиков, способных выразить его очень специфическое мироощущение. Это были принадлежащие к поколению так называемых «сорокалетних» писатели В. Маканин, А. Ким, А. Курчаткин, В. Курносенко, Р. Киреев, А. Проханов, В. Гусев и др. — представители «московской школы» (такое название дал им их критик, с ними же вошедший в литературу, — В. Бондаренко). Людям военных и послевоенных лет рождения на рубеже 70—80-х годов, когда их поколение входило в литературу, было около сорока — отсюда и такое странное определение писательской генерации.
|
|
|
И. Дедкова не устраивал ни герой, пришедший в литературу с этим поколением, ни авторская позиция, которая должна бы быть, по мысли критика, резко отрицательной: «В том-то и особенность ситуации, — пишет он, — отрицательных героев, которые толпились бы толпами, ели поедом честного человека и заслоняли горизонт, что-то не видно. Торжествует или хотел бы восторжествовать персонаж иной — человек срединный, амбивалентный, противоречивый, неописуемой, как нам внушают, сложности»; «новый главный герой — человек по преимуществу мелкий, часто непорядочный или, говоря по-старому, нечистоплотный — рассматривается автором не то что объективно, а как бы изнутри, что обеспечивает ему наивозможное авторское понимание и сочувствие». Утрата ощущения исторического времени оборачивается редукцией исторического опыта: «Это только кажется, что человек все свое носит с собой. Тут иначе: работа оставлена на работе, прошлое — в прошлом, все прочее — во всем прочем, страдания — страдающим, а он себе налегке... Что ему годы, десятилетия, ваше “историческое время”?». В первую очередь критик не принял ту концепцию современного человека, которая была предложена «московской школой». Его возмущал «амбивалентный» герой, авторское отношение к которому, по мысли И. Дедкова, было не обличающим, как следовало бы, а сочувственным: «...предлагается своеобразное примирение с действительностью, то есть прежде всего с реальным или, лучше сказать, натуральным человеком, который — от природы? от века? — всякий, раз и навсегда всякий и не может быть определен через косную моральную патетику (“добрый!”, “злой!”, “порядочный!”, “непорядочный!”)». Ирония критика обнаруживает несогласие с подобной позицией. Он не принимает сочувствие автора такому герою: «Человек у Маканина актерствует легко: здесь он — один, там — другой, в третьем месте — третий; здесь — чист, там — грязен и малоопрятен, тут опять чист; личность ничем единым не связана, тем более ничему высшему, постоянному не подчинена. Предполагается, что все сосуществует и попеременно берет верх: ложь, жестокость, правда, доброта, принципы, беспринципные сделки». Дедков не принял того масштаба, который предложили В. Маканин, Р. Киреев, А. Курчаткин, В. Курносенко, когда герой соотносился не с явлениями национальной жизни прошлого и настоящего, а был погружен исключительно в сферу частной жизни. Характеризуя такое принципиальное изменение масштаба изображения, В. Бондаренко говорил, что «московская школа» прозы предпочитает «телескопу» «микроскоп». Дедков иронизирует:
Хорошо это сравнение или плохо, — но оно обещает «новую оптику», пристальное разглядывание человека, проникновение в какие-то нераскрытые его «тайны», дальние пределы его внутреннего сокровенного мира. Страшновато, конечно; под микроскопом на стеклышке—лучше увидеть инфузорий каких-нибудь, протоплазму, но сказано же — в переносном смысле! Если же «микроскоп» назвать «мелкоскопом», то вообще все станет много будничнее, понятнее и даже, как откроется потом, ближе к истине....
Истина, открываемая «московской школой», Дедкову претит:
«Многое должно смениться в понимании первооснов жизни, чтобы искать и находить героя там и среди тех, где русская литература героев никогда не искала», — обосновывал Дедков истоки своего конфликта с «сорокалетними» и одновременно — драму жизни многих мыслящих людей последнего советского десятилетия. Мало того, в этих словах содержалась драма и самого критика, обнаружившего в творчестве последующего писательского поколения крах собственных идеалов, взращенных «Новым миром» 1960-х годов, где в 1961 году увидела свет его первая статья. Вчитываясь в произведения «московской школы», Дедков обнаруживал иллюзорность тех ценностей, которые проповедовали его любимые писатели, и понимал, что они вовсе не являются теперь общезначимыми. Поэтому, споря с «сорокалетними», он противопоставлял им опыт Ю. Трифонова, их ближайшего предшественника, книги деревенской и военной прозы, произведения Ф. Абрамова, B. Астафьева, К. Воробьева, В. Быкова, В. Шукшина, В. Распутина, C. Залыгина. Именно в них он видел те ценности, что могли бы противостоять пессимизму и почти онтологической разочарованности «москвичей».
Спор Дедкова в этом смысле — спор не с литературой, будто бы искажающей действительность, а с самой действительностью, исказившейся или, лучше сказать, неуследимо переменившейся за последнюю четверть века». Этика, базировавшаяся на строгой иерархии ценностей, ориентированная на коллективистские идеалы, продолжает С. Чупринин, в частном и общественном быту и в общественной психологии уступила место этике размытой, ситуативной, эластично применяющейся к обстоятельствам и ориентированной скорее на практические надобности индивида, нежели на классический кодекс нравственности.
Итак, главные претензии, которые предъявил критик «сорокалетним», состояли в нечеткости, размытости и как бы сочувствии амбивалентному герою, руководствовавшемуся ситуативной эластичной этикой, не имеющей связи с общей жизнью, неспособным поставить себя в исторический контекст: «Серьезного здесь нет ничего. Не тот замысел. Не то в фокусе. Не то на стеклышке под микроскопом». Поэтому эстетический идеал Дедкова был локализован в недавнем прошлом, связывался с реалистической литературой конца 1950—1960-х годов, с новомировскими эстетическими критериями, а в творчестве новой писательской генерации критик усматривал катастрофическое падение литературных нравов
Н.Б. Иванова. «Воскрешение нужных вещей». Сборник критических статей (1990). (Анализ одной статьи по выбору студента).
Наталья Борисовна Иванова – российский литературовед, литературный критик, публицист. Родилась в семье журналистов. Закончила русское отделение и аспирантуру филологического факультета МГУ. Работала редактором в издательстве Современник, затем - в журнале Знамя, где служит и в настоящее время (c 1991 – заместитель главного редактора). Ведет авторскую колонку на портале OpenSpace.
Кандидат филологических наук (1985). Читала лекции в университетах США, Великобритании, в Гонконге, Японии, Франции, Италии, Швейцарии, Дании. Автор свыше 500 работ по русской литературе. Член Русского ПЕН-центра, Союза писателей Москвы. Академик-учредитель (1997) и президент (1999-2001) Академии русской современной словесности. Инициатор учреждения и координатор премии И.П.Белкина (с 2002).
Автор многочисленных литературно-критических статей и книг. Анализирует тенденции современного литературного процесса. Отдельные исследования посвящены творчеству Ю.В.Трифонова (1984), Ф.А.Искандера (1990) и др.
Член Союза писателей СССР (1982), Русского ПЕН-центра. Академик-учредитель и президент АРСС. Член совета попечителей фонда "Знамя", Антидиффамационной лиги, Европейского центра культуры (Женева).
Награждена орденом "Знак Почета" (1990), медалью.
Дата добавления: 2021-07-19; просмотров: 179; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!