Исторические произведения Смутного времени.

Семинар на тему: Исторические произведения XV-XVII вв.

Подготовила Нестеренко С.Е. магистр 1й курс

Летописание XIV-XVI вв.

К XIV в. относятся первые летописи, претендующие на охват истории всех русских земель (на самом деле они фиксировали, как правило, лишь события Северо-Восточной Руси).

Источниками для изучения зарождения общерусского летописания служат прежде всего Лаврентьевская и Троицкая летописи.

В связи с тем что в 1305 г. великим князем владимирским стал тверской князь Михаил Ярославич, центр великокняжеского летописания переместился в Тверь, где, видимо, еще в конце XIII в. начали вести летописные записи. Свод 1305 г., будучи общерусским сводом, включил не только местные, но и новгородские, рязанские, смоленские, южнорусские известия и имел антиордынскую направленность. Он стал основным источником Лаврентьевской летописи.

Продолжением этого свода стали новые общерусские летописные своды 1318 и 1327 гг., также созданные в Твери. Их следы дошли в составе более поздних московских летописей (Троицкой и Симеоновской). Кроме того, остатки тверского летописания за первую треть XIV в. обнаруживаются в Тверском летописном сборнике и Рогожском летописце. В это время летописание в Твери ведется непрерывно, год за годом. В ходе работы над сводами 1318 и 1327 гг. тверские летописцы частично отредактировали текст предшествующего свода, дополнив его материалами по истории других русских земель.

В Москве при князе Юрии Даниловиче летописных записей, видимо, не велось. Следы подобной работы отмечаются при московском княжеском дворе только с 1317 г. Чуть позднее появляются признаки летописания, которое велось при митрополичьей кафедре, перенесенной за год до того в Москву.

С именем митрополита Киприана связывается появление идеи создания нового летописного свода, включающего историю русских земель, входивших в русскую митрополию, с древнейших времен. Он призван был включить материалы всех местных летописных традиций, в том числе записи по истории Великого княжества Литовского. Таким первым общерусским митрополичьим сводом стала Троицкая летопись 1408 г., отразившаяся преимущественно в Симеоновском и некоторых других списках, а также в примечаниях Н. М. Карамзина (давшего ей общепринятое ныне название) к «Истории государства Российского». Свод 1408 г. был составлен в Троицком монастыре или в Москве. Его характерная черта – отсутствие централизаторских и антиордынских тенденций.

Ростовское (или суздальское) летописание. Оно сохранилось в составе летописного свода первого десятилетия XV в., завершающего Московско-Академическую летопись (XV в.). В его основе лежат источники, общие с Радзивиловской (до 1206 г. – предположительно Летописец ростовского князя Константина Всеволодовича) и Софийской I летописями. Окончание же его представляет краткую летопись, уделяющую особое внимание Ростову и ростовским, а также суздальско-нижегородским князьям. Это позволяет сделать вывод о том, что летописный свод, завершающий Московско-Академическую летопись, был составлен в Ростове или Суздале. Однако существование длительной и непрерывной традиции ростовского владычного летописания представляется сомнительным. Подтверждением этого служит и то, что в 80?х годах XV в. оппозиционные центру ростовские летописцы вынуждены были основывать свою работу на московских летописях.

Новгородское летописание. Оно представлено Новгородской I летописью, старший извод которой был доведен до середины XIV в. Он дошел до нас в единственном Синодальном списке, начало которого (до 1016 г.) утрачено. В младшем изводе, представленном Комиссионным, Академическим (середина XV в.) и Троицким (XVI в.) списками, а также поздними копиями Академического списка XVIII и XIX вв., отразилось летописание Новгорода Великого второй половины XIV в. и начала XV в.

Псковское летописание. Оно включает ряд списков, объединяемых в летописи Псковскую I (первоначально доходила до 1469 г.; представлена списками Тихановским XVII в., Архивским I конца XVI в. и др.), Псковскую II (представлена оригиналом – единственным Синодальным списком середины 80?х годов XV в. и доведена до 1486 г.) и Псковскую III (представлена списками Строевским середины XVI в. и Архивским II середины XVII в.; изложение выходит за пределы XV в., а в Архивском II – даже включает начало XVII в.). В основе трех летописей лежал общий псковский протограф, датируемый 80?ми годами XV в.

Белорусско-Литовское летописание. Оно связано с традицией ранних московских общерусских сводов, представленных Троицкой и Симеоновской летописями. Белорусская I летопись представлена Никифоровским, Супрасльским, Слуцким и Академическим списками. Это сложный по составу сборник, включающий «Летописец великих князей Литовских» и «Избрание летописания изложено вкратце». Последний источник составляют заимствования из Новгородской IV (до 1309 г.), Софийской I (за 1385–1418 гг.) и Троицкой (1310–1385) летописей. В заключительной части Белорусская I летопись представляет собой своеобразное продолжение Троицкой летописи или ее протографа.

С кон. 15в. летописание все более жестко контролируется государственной властью. Летописи 16в. становятся проводниками государственных политических концепций, послушными выразителями официальной идеологии. В летопись начинают проникать вымысел, политическая легенда, использованные летописцами для пропаганды идей, возвеличивающих Московскую Русь и ее правителей. Характерной чертой летописания этого периода является тяготение к созданию монументальных по объему сводов, насыщенных материалами нелетописного характера (делопроизводственная документация, литературные произведения).

Московский летописный свод конца 15в. послужил основой для развития последующего официального московского летописания. Одним из его важнейших этапов было создание в начале 40-х годов Воскресенской летописи, доведенной до 1541г. В описаниях битв, посольских приемов и других событий видно стремление прославить великокняжескую власть. Той же цели служили и включенные в Воскресенскую летопись статья по истории Византии, в которых проводилась идея о преемственности власти московских князей от византийских императоров.

Важнейшие идеи, заложенные в Воскресенской летописи, были продолжены и развиты в царствование Ивана 4. Ряд грандиозных сводов, составленных при нем, открывает «Летописец начала царства», охватывающий 1534-1556г.г. Он начинался вступлением на престол Ивана 4 и завершался развернутым описанием триумфа победы над Казанью.

Самым обширным общерусским сводом 16в. является Никоновская летопись. Первоначальная редакция Никоновской летописи, доводившая изложение до 1520г., была составлена в конце 20-х годов 16в. Затем работа над летописью продолжалась в 1550-1560г.г. При составлении Никоновской летописи было привлечено множество разнообразных источников. В основу свода были положены Новгородская 5 летопись, а также значительное число местных летописей, сказаний и повестей, большинство из которых в самостоятельном виде не дошли до нас.

2. Ключевые политические проблемы XV в. в исторических произведениях.

Конец XV - начало XVI в. в идейной жизни России характеризуются бурным подъемом общественной мысли, связанным с теми политическими и социально-экономическими сдвигами, которыми сопровождалось создание Русского централизованного государства. Объединение русских земель, возрастание авторитета страны на международной арене, изменение соотношения сил внутри класса феодалов и обострение их борьбы за землю и рабочие руки, протест трудящихся против усиления феодального гнета - все эти явления находили отражение в общественно-политических идеях. В центре общественной мысли в то время стояли три вопроса: о власти московских государей и роли Москвы; о вотчинных правах монастырей, вокруг которых разгорелась полемика иосифлян и нестяжателей; о еретических учениях, распространившихся в крупнейших центрах Русского государства. о середины XIX в. русская историография проявляла мало внимания к общественной мысли и идеологическим движениям средневековой Руси: историков интересовали в первую очередь политические события и явления. Вопрос же об общественных движениях и идеологической борьбе конца XV - начала XVI в. был поставлен "в русской научной литературе в 60-х годах XIX в. - в период отмены крепостного права и проведения буржуазных реформ, когда и появились специальные труды историков и литературоведов об отдельных явлениях и памятниках общественной мысли интересующего нас времени. Больше всего привлекли внимание исследователей политические теории Русского государства и особенно идеология самодержавия, выразившаяся, по мнению исследователей, наиболее полно, с одной стороны, в теории "Москва - третий Рим", с другой - в иосифлянском учении о теократическом абсолютизме¹ . В конце XIX - начале XX в. были обнаружены, опубликованы и изучались многие памятники общественной мысли средневековой Руси. Разработка вопроса о нестяжательстве и иосифлянстве в работах литературоведов² вызвала к жизни ставшее традиционным для дореволюционной историографии представление о нестяжательстве как критическом гуманном направлении общественной мысли и об иосифлянстве как направлении консервативном и книжно- формальном.

Что касается еретического движения конца XV - начала XVI в., получившего в историографии наименование "ереси жидовствующих", то оно рассматривалось главным образом как результат иноземного влияния, и лишь в немногих работах выдвигалось положение о местном происхождении ереси, объявлявшейся "продуктом того мудрствования, которое вообще свойственно русскому уму"³ . Подняться до понимания идейной борьбы как отражения борьбы классовой, выявить ее социальные корни до (революционная историография не смогла. Такое переосмысление проблемы с марксистских позиций началось в советское время. Для решения названной задачи существенное значение имела статья Б. А. Рыбакова "Воинствующие церковники XVI в.". В популярной форме в ней была четко показана связь между религиозной борьбой конца XV - начала XVI в. и социально-экономическим развитием. Касаясь "ереси жидовствующих", автор отмечает, что основной силой этого движения был "протест против феодализма", социальной базой, его питавшей, - низы города, к которым примкнули и торговые элементы. По поводу излюбленного в буржуазной историографии тезиса о заимствовании ереси с Запада Б. А. Рыбаков пишет: "Не заимствование, а сходство социальных условий породило и там и здесь одинаковые явления"⁴ . Таким образом, исходя из марксистского представления о ересях как об одной из форм "революционной оппозиции феодализму"⁵ , Б. А. Рыбаков определил социальную сущность ереси конца XV в. и подчеркнул ее местное русское происхождение. Корень борьбы иосифлян и нестяжателей он усматривает в борьбе различных прослоек класса феодалов за землю. Нестяжатели - это идеологи боярства, желавшие направить притязания дворянства и самодержавия на монастырские вотчины; иосифляне - крупные церковники, стремившиеся путем реорганизации монастырей на основе строгого общежития и введения инквизиции добиться превращения русской церкви в сильную воинствующую организацию. Однако необходимость защиты церковного землевладения побудила и иосифлян вступить в союз с великокняжеской властью, средством к чему явилось создание теории теократического абсолютизма. Пропаганде идеи абсолютизма служила и теория "Москва - третий Рим", родившаяся также в кругах церковников.

Разрабатывая общую концепцию развития русской общественной мысли конца XV - начала XVI в., советская историография 20 - 40-х годов одновременно изучала и ее отдельные вопросы. По-новому поставил вопрос о политической теории Русского государства Д. С. Лихачев. Он полагает, что теория "Москва - третий Рим" никогда не была официальной теорией Русского государства, т. к. она не вытекала из стоявших перед ним задач. Основной политической задачей его правительства была не борьба с Турцией за византийское наследие, а собирание русских земель, объединение их в рамках единого государства. Эта задача получила теоретическое обоснование в идее о "киевском наследии", согласно которой великие князья московские являлись наследниками киевских князей и в качестве таковых обладали правом на власть над всеми землями, некогда входившими в состав Киевского государства. Идея "киевского наследия" была сформулирована и в дипломатических документах правительства и в памятниках публицистики, в первую очередь в легендарной генеалогии московских князей - "Сказании о князьях владимирских". Теория "киевского наследия", возникшая из практических потребностей Русского государства, стала его официальной политической теорией⁶.

3. Официальное и неофициальное летописание. Хронографы.

Официальное летописание. Московский летописный свод конца XV в. - это развернутые сообщения о важнейших актах великокняжеской политики, о великокняжеской семье, о строительстве в Москве и других городах и т. п. Почти все оценки, встречающиеся здесь, носят вполне официальный характер, оправдывая действия великого князя московского. Свод дошел до нас как в более или менее полном виде, так и в виде фрагментов за 80-90-е годы XV в., присоединенных к сводам неофициального характера.

С начала XVI в. на Руси существовала уже единая общерусская летописная традиция, связанная с великокняжеской канцелярией. По справедливому замечанию Я.С. Лурье, в XVI в. летописание велось с большой тщательностью и полнотой, но было сугубо официальным и жестко централизованным. Летописи XVI в. почти никогда не «спорят» между собой. Они лишь послушно реагируют на изменения в государственной политике.

Важным этапом в завершении унификации русского летописания под эгидой Москвы стала Никоновская летопись. Она была составлена в конце 20-х годов XVI в. в Москве, при дворе митрополита всея Руси Даниила Рязанца (1522-1539). Целью создания летописи стала подготовка к собору 1531 г., на котором подверглись осуждению взгляды «нестяжателен» па церковное землевладение.

Между 1542 и 1544 гг. была составлена Воскресенская летопись - официальная летопись первой половины XVI в. В основу Воскресенской летописи положен Mосковский летописный свод 1508 г.

К концу 50-х годов XVI в. относят появление Летописца начала царств, составленного, видимо, при непосредственном участии Л.Ф. Адашева. Он охватывает небольшой период времени с 1533 по 1556 гг. - и освещает преимущественно две темы: укрепление «самовластия» Ивана IV и присоединение Казани. Основные идеи Летописца близки официальным идеологическим установкам начального периода правления Ивана Грозного. Существенно отредактированные тексты Летописца были использованы при составлении последних двух томов Лицевого свода.

Никоновская и Воскресенская летописи представляют вполне оформившуюся единую русскую официальную летописную традицию. Эти качества и определяют, прежде всего, характер и трактовку сохранившихся в них сведений и, следовательно, отношение к ним исследователя, изучающего по этим летописям историю конца XV - первой половины XVI в. В таком унифицированном виде общерусское летописание просуществовало до (60-х годов XVI в., пока резкие перемены в годы опричнины не привели сначала к срочной переработке официальной летописи, а затем и к полному ее прекращению.

В начале 60-х годов XVI в. только что составленный новый список Никоновской летописи (Патриарший) был использован для создания Степенной книги царского родословия - своеобразного литературно-исторического произведения.

Называется книга так потому, что весь ее текст был разбит на 17 «степеней» (ступеней), по которым как бы двигалась история Русской земли. Основная идея - представить русскую историю как деяния святых московских государей и их предков. Цель создания Степенной книги определила отношение се автора к историческому материалу: он не отличается точностью и достоверностью. Степенная книга оказала большое влияние на последующие исторические и публицистические произведения, хотя источниковедческая ценность приводимых в ней сведений крайне мала.

Самым крупным летописно-хронографическим произведением средневековой России стал так называемый Лицевой свод Ивана Грозного. Эта «историческая энциклопедия XVI в.» состоит из 10 томов, почти каждая из страниц которого украшена миниатюрами (всего более 16 тыс. миниатюр). Три первых тома посвящены всемирной истории, а последующие семь - русской. Они создавались в царской кпигописной мастерской при соборном храме Покрова Богородицы в Александровской слободе в течение почти целого десятилетия - с 1568 по 1576 г. Будучи единым целым, они освещают историю от сотворения мира до 7075 (1568) г. Причины прекращения работы над Лицевым сводом неизвестны.

Неизвестны и причины прекращения существования летописи как жанра исторического повествования. Лицевой свод стал последним общерусским сводом. После него летописная традиция угасла. И хотя в XVII - первой половине XVIII в. продолжали вестись местные и частные записи, внешне напоминавшие летописи, они уже не могут дать и не дают общей картины истории страны.

Неофициальное летописание. Наряду с официальным общерусским летописанием существовали летописи, составлением которых занимались частные лица. Такие летописи не имели официального характера и подчас, противостояли великокняжеским сводам. Существование неофициального летописания во второй половине XV в., так же как и великокняжеских летописей того времени, было открыто А.Л.Шахматовым.

Неофициальный характер Кирилло-Белозерского свода 70-х годов XV в. (он не был даже официальным сводом монастыря) позволял его составителям высказывать независимые суждения о политике великого князя, поддерживать опальных политических и церковных деятелей (например, ростовского архиепископа Трифона, московского воеводу Федора Басенка и др.), критически отзываться о ярославских чудотворцах. Следует подчеркнуть, что данный свод, несмотря на его, казалось бы, частный характер, на самом деле был общерусским. Об атом говорят круг источников, использованных его составителями, и широта затрагиваемых в нем тем. Именно благодаря общерусскому характеру он получил большое - хотя, естественно, неофициальное распространение.

Другим примером местного независимого летописания является неофициальный свод 1489 г., составленный при ростовской архиепископской кафедре, точнее, в кругах, близких к ней.

В конце XV - начале XVI в. этот свод был отредактирован в кругах, близких к ростовскому архиепископу Тихону. Возможно, именно в это время в него были включены фрагменты великокняжеской летописи. Одним из источников уже упоминавшегося митрополичьего свода 1518 г. был особый свод 80-х годов XV в. Предположение о его существовании высказал A.M. Насонов. Дата его составления не поддается уточнению (последнее известие датируется 1483 г.). Правда, имеются достаточные основания, чтобы утверждать, что он был составлен в московских церковных кругах, близких митрополиту Геронтию. Этот свод отличается резко критическим отношением к великокняжеской власти. В то же время существуют сомнения относительно того, был ли он официальной митрополичьей летописью, как считал A.M. Насонов.

Неофициальный московский свод 80-х годов XV в. и ростовский свод 1489 г. были последними памятниками независимого летописания. Скорее всего, они составлялись в каких-то монастырях, а не в митрополичьей или архиепископской канцеляриях. Естественно, что их оппозиционность московским властям (особенно московского свода) вызвала противодействие со стороны великого князя. С конца XV в. независимое общерусское летописание (по всяком случае в центре) было прекращено.

На смену летописям пришли иные исторические произведения. Особую популярность и авторитет в XVII в. приобрели хронографы (гранографы). Это поэтапное изложение всемирной истории от сотворения мира. Они представляли собой или переводы греческих хроник, или собственно древнерусские компиляции, включающие выдержки из Священного Писания, греческих хроник и русских летописей. И те и другие получили широкое распространение еще в Древней Руси.

Следующим хронографическим сводом был Еллинский летописец второй редакции, созданный в середине XV в. (дошли девять списков XV–XVI вв.). Его составитель продолжил изложение «Хроники Георгия Амартола» до 1391 г., включив в число источников краткий перечень византийских императоров, известный по сборникам начиная с XV в., и летопись, близкую к московскому своду 1418 г. Текст был дополнен сведениями по истории церкви, заимствованными из разных источников. Эта редакция уже представляет цельный текст, имеющий связное изложение. Все повествование разбито на краткие статьи, соответствующие периодам правления того или иного царя или императора. Тем самым была заложена основа структуры Русского хронографа.

Он был составлен на рубеже XV–XVI вв. Древнейший вид Русского хронографа представлен Хронографом 1512 г. Помимо всемирной истории в него вошло значительное число известий, касающихся русской истории (в основном заимствования из Сокращенных сводов конца XV в.). Видимо, это было связано с оформлением идеи провозглашения Руси третьим Римом. В композиционном и стилистическом отношениях это удивительно гармоничное и стройное произведение, хотя и отразившее замыслы и вкусы нескольких поколений древнерусских книжников. Основной задачей его составителей было, видимо, создание своеобразной исторической энциклопедии, так сказать, научного труда.

Хронограф 1512 г. получил широкое распространение. Выявлено более 130 его списков XVI – первой трети XVIII в. Он был использован при составлении Лицевого летописного свода, а также более поздних редакций Русского хронографа.

В Хронографе Западнорусской редакции отсутствует вся библейская история, история стран Востока и Руси. Зато он имеет обширное продолжение, излагающее по «Хронике всего мира» Мартина Бельского историю западноевропейских и западнославянских государств с XI в. по 1527 г., дополняющее уже существующий Никоновский свод.

Хронограф Пространной редакции не сохранился. Известны лишь восходящие к нему списки Хронографа 1599 г. и Хронографа 1601 г. Основная задача, которую ставили перед собой его создатели, – не изменяя основы, расширить объем излагающейся информации. В этой редакции достаточно ясно прослеживается процерковная тенденция.

Расцвет хронографического жанра относится к XVII в. Созданные в первой четверти столетия редакции 1617 и 1620 гг. разных типов, многочисленные «хронографы особого состава» постепенно вытеснили хронографы XVI в. и почти полностью заменили собой летописи.

Содержание хронографов не исчерпывается изложением исторических событий. В них содержатся сведения естественно-научного характера, изложение произведений античной литературы, выдержки из святоотеческих произведений, христианские апокрифы, агиографические данные. Хронографические материалы редко учитываются историками. Между тем верное понимание летописных сообщений зачастую невозможно без обращения к хронографическим компиляциям, которыми пользовались летописцы, заимствуя из них сюжеты, образы и характеристики.

4. Степенная книга. Летописец начала царства. Лицевой свод Ивана Грозного.

Степенная книга один из круп­ней­ших па­мят­ни­ков рус. книж­но­сти 16 в., по­ве­ст­вую­щий о рус. ис­то­рии с древ­ней­ших вре­мён до 1560-х гг. Соз­да­на на ру­бе­же 1550–60-х гг. (под­го­то­вит. ра­бо­ты мог­ли на­чать­ся в сер. 1550-х гг.). Пи­са­лась «бла­го­сло­ве­ни­ем и по­ве­ле­ни­ем» митр. Мо­с­ков­ско­го и всея Ру­си Ма­ка­рия, ве­ро­ят­но, для ца­ря Ива­на IV Ва­силь­е­ви­ча Гроз­но­го. Древ­ней­шая ре­дак­ция пред­став­ле­на 3 спи­ска­ми 1550–60-х гг., соз­дан­ны­ми, по-ви­ди­мо­му, в моск. Чу­до­вом мон. или при ми­тро­по­личь­ей ка­фед­ре: фраг­мен­тар­ным Вол­ков­ским (по не­ко­то­рым дан­ным, са­мый ран­ний; ны­не – в РГАДА), а так­же пол­ны­ми Том­ским (Том­ский об­ла­ст­ной крае­ведч. му­зей) и Чу­дов­ским (От­дел ру­ко­пи­сей ГИМ). Со­ста­ви­тель «С. к.» – про­то­поп Бла­го­ве­щен­ско­го со­бо­ра Мо­с­ков­ско­го Крем­ля, ду­хов­ник ца­ря Ива­на IV Ан­д­рей (в ино­че­ст­ве Афа­на­сий), ко­то­ро­му по­мо­га­ли др. книж­ни­ки (их име­на не­из­вест­ны). Ан­д­рей-Афа­на­сий, ве­ро­ят­но, яв­лял­ся ав­то­ром зна­чит. час­ти тек­ста «С. к.» (пер­вые гла­вы сте­пе­ней и др.), а так­же ре­дак­ти­ро­вал дан­ные её ис­точ­ни­ков при их вклю­че­нии в текст. Ис­точ­ни­ка­ми «С. к.» по­слу­жи­ли не ме­нее 68 раз­но­жан­ро­вых па­мят­ни­ков др.-рус. ори­ги­наль­ной и пе­ре­вод­ной лит-ры 11 – сер. 16 вв. В тек­сте «С. к.» фик­си­ру­ет­ся ряд т. н. уни­каль­ных из­вес­тий, про­ис­хо­ж­де­ние ко­то­рых не­яс­но. «С. к.» со­сто­ит из 18 жиз­не­опи­са­ний пра­ви­те­лей Ру­си – Рю­ри­ко­ви­чей: св. кня­ги­ни Оль­ги (пред­став­ле­но тек­стом её Жи­тия) и 17 сте­пе­ней (гра­ней), по­ве­ст­вую­щих о рус. «са­мо­держ­цах» на­чи­ная со св. рав­но­апо­столь­но­го ки­ев­ско­го кн. Вла­ди­ми­ра Свя­то­сла­ви­ча; крат­кие из­вес­тия о пер­вых рус. князь­ях – языч­ни­ках Рю­ри­ке, Оле­ге, Иго­ре и Свя­то­сла­ве Иго­ре­ви­че пред­став­ле­ны в Жи­тии Оль­ги и пер­вых гла­вах 1-й сте­пе­ни. Ка­ж­дая сте­пень со­сто­ит из глав (от 7 до 75), са­мые круп­ные из ко­то­рых, в свою оче­редь, под­раз­де­ля­ют­ся на тит­ла. Осн. тек­сту «С. к.» пред­ше­ст­ву­ет «гра­не­со­ва­ние» – ог­лав­ле­ние всех вхо­дя­щих в неё струк­тур­ных час­тей, а так­же спра­воч­ная ст. «Цар­ские са­нов­ни­ки» (тол­ко­ва­ние ря­да греч. и лат. со­ци­аль­но-по­ли­тич. тер­ми­нов). На пред­став­ле­ние рус. ис­то­рии в ви­де ле­ст­ни­цы, со­стоя­щей из сту­пе­ней (сте­пе­ней) – пе­рио­дов прав­ле­ния рус. го­су­да­рей, ока­зал влия­ние об­раз ле­ст­ни­цы, со­дер­жа­щий­ся в ря­де па­мят­ни­ков ср.-век. книж­но­сти (напр., в «Ле­ст­ви­це» Ио­ан­на Ле­ст­вич­ни­ка). Осн. текст «С. к.» до­ве­дён до опи­са­ния со­бы­тий февр. 1560. Су­дя по все­му, в нач. 1563, по­сле по­бе­до­нос­но­го за­вер­ше­ния По­лоц­ко­го по­хо­да 1562–63, текст был до­пол­нен рас­ска­зом о на­ча­ле Ли­вон­ской вой­ны 1558–83 (18-я гл. 17-й сте­пе­ни). На за­клю­чит. эта­пе ре­дак­ти­ро­вания (не позд­нее 31.12.1563) в «С. к.» (в Вол­ков­ском и Чу­дов­ском спи­сках) вклю­че­на про­стран­ная по­хва­ла ки­ев­ско­му кн. Вла­ди­ми­ру Свя­то­сла­ви­чу (72-я гл. 1-й сте­пе­ни), а в Чу­дов­ский спи­сок – так­же ст. «Цар­ские са­нов­ни­ки». Со­ста­ви­тель «С. к.» осо­бо от­ме­чал, что рус. кня­зья со­блю­да­ли «прав­ду», «пра­вый суд» и «ми­лость» по от­но­ше­нию к под­дан­ным, не­из­мен­но по­кро­ви­тель­ст­во­ва­ли Церк­ви, при­слу­ши­ва­ясь к со­ве­там её ие­рар­хов. В «С. к.» по­сле­до­ва­тель­но про­во­ди­лась идея пе­ре­хо­да вла­сти («са­мо­держ­ст­ва») над Ру­сью от Кие­ва к Вла­ди­ми­ру, за­тем к

Мо­скве. С этим свя­за­на и пред­став­лен­ная в «С. к.» пе­рио­ди­за­ция рус. ис­то­рии: вы­де­ле­ны ки­ев­ский, вла­ди­мир­ский и мо­с­ков­ский пе­рио­ды. Зри­мое во­пло­ще­ние пе­ре­хо­да цен­тра вла­сти ви­де­лось в пе­ре­ме­ще­нии гл. рус. свя­ты­ни – Вла­ди­мир­ской ико­ны Бо­жи­ей Ма­те­ри.

«Летописец начала царства» (в русской традиции: «Летописец начала царства царя и великого князя Ивана Васильевича всея Русии») — официальная летопись, описывающая период истории России с 1533 по 1552 год^[1].

Памятник основан на документальных материалах и освещает политику, военные операции, дворцовые церемонии и градостроительство. Летописец был написан в связи с взятием Казани (1552). Впоследствии многократно редактировался. Новые правки усиливали критику бояр и возвеличивали Алексея Адашева, который считается составителем первой редакции памятника. В редакции, составленной до 1556 года, вошёл в Никоновскую летопись. В редакцию 1556 года позднее были добавлены статьи 1556—1558 годов с двумя реформами Адашева. Другая редакция доводила описание до 1560 года (в этом году Адашев попал под опалу). После этого летописные записи стали заноситься в черновые тетради, которые хранились в архиве царя. В середине 1560-х годов летописец в редакции 1560 года вошёл в Свод 1560 года, который был отражён в Львовской летописи. Согласно «Описи царского архива», в 1568 году летописец в редакции 1560 года и «тетрати» были перевезены в Александровскую слободу — постоянную резиденцию Ивана Грозного, где подверглись обработке. После 1568 года в связи с потрясениями в государстве официальное летописание было прервано до конца XVI века

Лицевой летописный свод был создан во 2-й половине XVI века по распоряжению царя Иоанна IV Васильевича Грозного в единственном экземпляре для его детей. Над книгами Лицевого свода работали митрополичьи и «государевы» мастеровые: около 15 писцов и 10 художников. Свод состоит из около 10 тыс. листов и свыше 17 тыс. иллюстраций, причём изобразительный материал занимает около 2/3 всего объёма памятника. Рисунки-миниатюры (пейзажного, исторического, батального и бытового жанров) не только иллюстрируют текст, но и дополняют. Некоторые события не написаны, а только нарисованы. Рисунки рассказывают читателям как выглядели в древности одежда, воинские доспехи, церковные облачения, оружие, орудия труда, предметы обихода и проч.

В истории мировой средневековой письменности нет памятника, подобного Лицевому летописному своду как по широте охвата, так и по объёму. В его состав вошли священная, древнееврейская и древнегреческая истории, повествования о Троянской войне и Александре Македонском, сюжеты истории Римской и Византийской империй, а также летопись, освещающая важнейшие события России четырёх с половиной столетий: с 1114 по 1567 гг. (Предполагается, что не сохранилось начало и завершение этой летописи, а именно – Повесть временных лет, значительная часть истории царствования Иоанна Грозного, а также некоторые другие фрагменты.) В Лицевом своде история государства Российского рассматривается неразрывно со всемирной историей.

 

Исторические произведения Смутного времени.

Литература периода Смуты, с одной стороны, привнесла новые черты в русский литературный процесс и таким образом вполне органично встраивается в начало "переходного" XVII столетия, а с другой стороны – вполне продолжает целым рядом черт существовавшую ранее традицию. Как мы увидим дальше, такими сложными и двойственными были практически все литературные произведения первой половины XVII столетия. Процесс жанровой трансформации древнерусской литературы начинался не извне и не столько был связан с западным влиянием, сколько оказался первоначально исподволь спровоцированным внутренними закономерностями литературного развития.

К новым чертам литературы Смутного времени следует, несомненно, отнести появление виршеписания. Это предшествующие силлабике вирши, в которых пока еще нет упорядоченности ни в количестве слогов, ни в количестве ударений в строке. О том, что это все-таки стихи, можно судить, пожалуй, только по наличию рифмы (практически всегда парной, довольно часто – глагольной). Первоначально такие стихи, получившие название "досиллабических виршей" (от польского wiersz – стих) складывались на Украине. Возможно, один из самых ранних примеров таких стихов – краткие вирши Герасима Смотрицкого, прилагаемые к Острожской Библии, напечатанной Иваном Федоровым в Остроге в 1581 г. Российско-польские контакты в эпоху Смутного времени способствовали чрезвычайно интенсивному проникновению досиллабических виршей из Украины (находившейся в то время под властью Польско-Литовского государства) на Русь. Вирши могли представлять собой самостоятельные произведения, но по большей части входили в состав традиционных прозаических (чаще всего риторических, ораторских или публицистических) произведений.

Д.С. Лихачев отмечал в свое время, что новаторской чертой периода начала XVII столетия следует считать открытие литературой человеческого характера – характера не только общественно значимого, но и обычного человека, рядового, иногда даже заурядного, современника. Еще в XVI в., по мнению исследователя, в исторических произведениях появляются два противостоящих традиции признака: единство точки зрения и единство темы (и то и другое – в отличие от принципов формирования летописных сводов, принципиально писавшихся разными летописцами, продолжавшими труд друг друга). Так появляются тексты, посвященные весьма ограниченному историческому периоду или даже одному лицу.

Осенью 1606 г., когда войска Болотникова подступали к Москве, была сочинена "Повесть о видении некоему мужу духовну", в основу которой положена сюжетная схема видения. Рассказывается о некотором жителе Москвы, который "в тонком сне" увидел, как Богоматерь, Иоанн Предтеча и святые угодники в Успенском соборе Московского Кремля молили Христа пощадить русский православный народ, страдающий от ужасов Смуты. В соответствии с традицией, восходящей к проповедям Серапиона Владимирского, беда Московского государства связывается с тем, что народ закоснел в грехах. Христос, тронутый слезами Богородицы, говорит ей, что необходимым условием прощения русского народа и облегчения его участи является полное и искреннее покаяние. После этого один из святых обращается к сновидцу со словами: "Иди и поведай, угодниче Христов, яже видел еси и слышал". Оставшийся безымянным "муж духовен" рассказал о видении протопопу Благовещенского собора Московского Кремля Терентию, который приказал написать об этом событии повесть и отдал ее патриарху, а также рассказал царю.

Жанр видений был чрезвычайно распространен в это время. Участники видения варьируются: это может быть Богородица, Христос, "пречудная жена" в светлых ризах и с иконой в руках, местные святые покровители (например, устюжанину Григорию Клементьеву являются патроны Устюга Великого Прокопий и Иоанн Устюжские). Точно так же по-разному обозначаются и необходимые для спасения условия: может говориться о необходимости покаяния, поста и молитвы, строительства церкви. В нижегородском предании говорится о том, что в новопостроенной церкви на престоле следует поставить незажженную свечу и положить чистый лист бумаги. Прощение же будет ознаменовано тем, что "свеща возжена будет от огня небесного, и колокола сами воззвонят, а на бумаге будет написано имя, кому владети Российским государством".

Между 1610 и 1612 гг. неизвестным автором была написана "Новая повесть о преславном Российском царстве и великом государстве Московском" - своеобразный публицистический манифест, призванный поднять дух народа, пробудить патриотические чувства и вдохновить на борьбу. В тяжелых условиях, когда многие богатые, знатные и властные люди предали Русь и поддерживают поляков, автор обращается ко "всяких чинов людям, которые еще душ своих от Бога не отвратили, и от православной веры не отступили, и в вере заблуждениям не следуют, а держатся благочестия, и врагам своим не предались, и в богоотступную их веру не совратились, но готовы за православную веру стоять до крови". Православная вера и русская Церковь во главе с патриархом Гермогеном для автора – единственный оплот, мощная и непобедимая сила, которую не в состоянии сломить никакое войско. Р. Пиккио писал об образе патриарха Гермогена в "Новой повести…": "Против Польши с ее заносчивым гуманизмом, Польши, несшей литературу, питаемую латинской традицией и уже оплодотворенную встречей с Возрождением, старая Русь выставляет фигуру верховного священнослужителя, уверенная в том, что его святые слова, лишенные светского блеска, но пылающие библейской страстью, сумеют породить в православном народе незатихающее эхо". "Новую повесть…" Пиккио считал памятником, наиболее полно и целостно донесшим до нас духовное состояние русского общества того времени, имевшего твердое намерение противопоставить католическому Западу крепость своей собственной, самобытной и высоко-духовной литературной традиции.

В "Новой повести…" используется рифмованная речь, являющаяся одним из способов характеристики персонажей. Так, один из присягнувших польскому королю бояр, казначей Федор Андронов описывается так: "ни от царских родов, ни от боярских чинов, ни от иных избранных ратных голов; сказывают, что от смердовских рабов. Его же, окаянного и треклятого, по его злому делу не дос-тоит его во имя Стратилата (св. Федора Стратилата, небесного покровителя Фе-дора Андронова), но во имя Пилата назвати, или во имя преподобнаго, - но во имя неподобнаго, или во имя страстотерпца, - но во имя землеедца, или во имя святителя, - но во имя мучителя, и гонителя, и разорителя, и губителя веры христианьския"

В 1612 г. создается "Плач о пленении о конечном разорении превысокого и пресветлейшего Московского государства". Текст писался в то время, когда Минин и Пожарский уже собирали земское ополчение, но Москва еще находилась в руках поляков и никто не мог предсказать исход грядущей тяжелой и кровопролитной борьбы (т.е. до осени 1612 г.). И название памятника, и его стилистика возвращает читателя к древнерусской риторической традиции, к "общим местам" агиографической и проповеднической литературы. Традиционную житийную формулу напоминает риторический вопрос, с которого произведение начинается: "С чего начнем оплакивать, увы! такое падение преславной, ясносияющей, превеликой России? Какой источник наполнит пучину слез рыдания нашего и стонов?" "Плач" представляет собой попытку дать подробное изложение событий последних лет, начиная с появления первого самозванца, "предтечи Антихриста", "сына тьмы", а также приглашение задуматься не только о последствиях, но и о причинах Смуты. И здесь опять же, как и древне-русские проповедники эпохи татаро-монгольского нашествия (например, Серапион Владимирский), автор "Плача…" усматривал причины бедствий, обрушившихся на Русскую землю, не только в мощи, коварстве и вероломстве внешних врагов, но и в повреждении нравов русских людей, забывших Бога и погруженным в многочисленные пороки, уподобившихся жителям древних городов Содома и Гоморры: "Правда в человецех оскуде и воцарися неправда… и обнажися злоба, и покрыхомся лжею".
В 10-е годы XVII в. келарем Троице-Сергиева монастыря Авраамием Палицыным было написано "Сказание" - один из самых известных и популярных памятников литературы Смутного времени. Текст "Сказания" несколько раз перерабатывался в период между 1611 и 1620 гг. и в общей сложности насчитывает 77 глав. В центре повествования – знаменитая осада Троице-Сергиева монастыря, рассказ доведен до Деулинского перемирия 1618 г. Историки довольно высоко ставят этот текст за его скрупулезную фактографичность, филологи обращают внимание на особое чутье Палицына к современным ему новаторским тенденциям в литературе (отмечая, в частности, использование в "Сказании" досиллабических виршей).

В 1616-1619 гг. дьяк Иван Тимофеев создает "Временник", в котором изображает историю России от Ивана Грозного до Михаила Романова. Автор "Временника" - сторонник наследственной монархии, он видит в престолонаследии в пределах одной фамилии порядок, установленный Богом. С точки зрения этого порядка Иван Тимофеев говорит об Иване Грозном – законном наследнике великих князей Русского государства. Этот принцип прерывается после смерти сына Грозного Федора Иоанновича, оставившего царство "бесчадно и ненаследованно". Так прекратился великий род российских самодержцев, восходящий своими корнями к давним временам. И тогда на престоле появились незаконные правители, которых Тимофеев называет "лжецарями", "рабо-царями", "самовенечниками" и т.д. Наряду с такими правителями выделяются те, кто не самовольно захватил власть, а был избраны земским собором, - таков, например, Борис Годунов. Но в данном случае людское волеизъявление не сопровождалось Божественным признанием, поэтому Годунов на престоле оказался не самодержцем, а беззаконным "самовластцем". От всех этих правителей принципиально отличается Михаил Романов, достойный потомок древнего рода, в акте избрания которого воля народа явилась выражением воли Божией.

Еще один историк Смутного времени – Иван Андреевич Хворостинин, происходивший из рода ярославских князей и в юности близкий к Лжедмитрию I, который пожаловал его кравчим. При Шуйском он был отправлен на покаяние в Иосифо-Волоколамский монастырь, потом возвращен в Москву, в начале 1613 г. уже служил воеводой в Мценске, потом – в Новосили, а в 1618 г. – в Переяславле Рязанском. Царь Михаил наградил его за службу и назначил стольником. Обвинение в государственной измене забылось, но вскоре его сменило другое – в вольномыслии и атеизме. В 1623 г. он был сослан в Кирилло-Белозерский монастырь под надзор "доброго" и "житием крепкого" монаха. Прощение от царя и патриарха Хворостинин получил уже незадолго до смерти, последовавшей в 1625 г.

Желая обелить себя и дать свой взгляд на исторические события начала XVII столетия, Хворостинин, судя по всему незадолго до смерти, написал масштабное произведение "Словеса дней и царей и святителей московских". Как и Авраамий Палицын, Хворостинин уделяет много внимания своей роли в тех или иных событиях: пишет, что он старался обличать суетную гордыню Лжедмитрия и пекся о спасении его души; утверждает, что его ценил и в свое время выделил из других сам патриарх Гермоген и т.д.

Как и Иван Тимофеев, Хворостинин дает сложные, подчас двойственные и контрастные характеристики историческим деятелям той поры. Борис Годунов оказывается одновременно и властолюбивым, и боголюбивым. С одной стороны, он строит храмы, украшает города, укрощает лихоимцев; он "в мудрость житиа мира сего, яко добрый гигант, облечеся и приим славу и честь от царей". С другой стороны, сообщается о том, что он озлобил людей друг на друга, спровоцировал в своих подданных "ненавидение и лесть", восстановил рабов на господ, погубил много благородных людей и вообще "соблазни мир и введе ненависть".

Примерно в это же время создаются две повести, посвященные трагической гибели храброго полководца, особенно проявившего себя в борьбе против Лжедмитрия II, князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского. Князь внезапно скончался после пира у князя Боротынского, а причиной смерти в народе считали яд, который якобы дала ему жена князя Дмитрия Ивановича Шуйского Мария. Об этих событиях идет речь в "Повести о смерти и о погребении князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского". К традиционным чертам "Повести…" относится пристальное внимание автора к генеалогии своего героя (Скопин-Шуйский был царского рода, принадлежал к "единой ветви с обладателем вселенной Августом, кесаре Римским" и в числе прямых предков имел "основоположника единой православной веры христианской, князя киевского и всея Руси Владимира"), упоминание о дьявольском наущении как о силе, побуждающей Марию к преступлению, сочетание элементов плача и славы (в данном случае, правда, с существенным преобладанием первого над второй). Оплакивание героя гиперболизируется: "И те же княгины, мати его и жена, пришедшее же в дом свой, и падше на стол свой ниц, плакахуся горце … слезами своими пол уливая, и слезные быстрины, аки речныя струя, на пол со стола пролияшеся".

Наконец, еще один труд эпохи Смутного времени – "Летописная книга", приписываемая одними учеными князю Ивану Михайловичу Катыреву-Ростовскому, а другими – князю Семену Ивановичу Шаховскому. Само название этого произведения, по мнению исследователей, неоспоримо свидетельствует о значимости для автора древнерусской летописной традиции, на которую он старается опираться, хотя и трансформирует отдельные ее элементы. Труд начинается пространным названием, которое одновременно является "анонсом", изложением содержания текста, который будет излагать историю "царствующего града Москвы" от ее начала, о происхождении великих князей московских, "о пресечении корени царского от Августа царя", о правлении Бориса Годунова и о наступлении на Москву еретика Гришки Отрепьева (Лжедмитрия I). Как и в "Сказании" Авраамия Палицына, в "Летописной книге" прозаическое изложение перемежается досиллабическими виршами.

Общей чертой литературы Смутного времени А.С. Демин считал гиперболизированное изображение чувств. Действительно, авторы того времени не скупятся на краски при описании эмоциональных переживаний. Гнев делает человека безумным, заставляет, подобно собаке, лаять на воздух и кидаться нелепыми словами, будто камнями. Горе не только вызывает речные потоки слез, но и побуждает биться головой о землю, царапать ногтями грудь. Страх вонзается прямо в человеческое сердце. Отмечая, что такое преувеличение чувств в целом не характерно для устного народного творчества,

---

Дата добавления: 2021-07-19; просмотров: 251; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!