ВНУТРЕННИЕ РАСПРИ. УНИЧТОЖЕНИЕ ФЛОТА 2 страница



Так мы спаслись. Но не все: при перекличке не оказалось 50 солдат, помимо тех двух, которые были захвачены живыми; а вскоре еще пятеро умерли от ран и жажды, тела их бросили в море. А ведь битва продолжалась около часа. Поселение, как было сказано, называлось Чампотон, но наши пилоты и моряки занесли на свои карты: Берег Злой Битвы [( Costa de Mala Peled)].

Тяжко страдали раненые при перевязке, ибо промывать раны пришлось морской водой. Ранеными же, за исключением одного лишь солдата, были все, многие трижды и четырежды, а капитан наш, как сказано, имел 10 ран от стрел. Решили мы посему вернуться на Кубу, но так как большинство наших мат­росов были с нами на берегу и тоже были ранены, то не хватало рук для управления кораблями, и мы за­жгли наше малое судно, взяв оттуда припасы и снасти.

Хуже же всего было отсутствие пресной воды. На­ши бочки мы оставили в Чампотоне, и теперь нас то­мила такая жажда, что мы охлаждали губы и язык, прикладывая к ним лезвие топора. Да! Тяжкое дело от­крывать новые земли! Понять это может лишь тот, кто сам прошел сквозь беды и ужас.

Мы держались как можно ближе к берегу, надеясь увидеть какую-либо речку. Но лишь на третьи сутки мы набрели не то на залив, не то на устье. Сейчас же мы отрядили на берег 15 матросов, не участвовавших в битве, и 3 солдат, получивших поверхностные лишь раны; взяли они с собой топоры, кирки, лопаты и три бочки. Но вода в устье оказалась соленой, а когда они вырыли колодцы, то и там набралась такая же соле­ная и горькая вода. Наполнили они одну бочку, но никто ее не мог пить, а двое попробовавших — сильно разболелись. При этом устье было множество боль­ших ящериц, и по этой причине оно было названо — Устье Ящериц[59]. Пока они искали воду, поднялись ужасные норд [( norte)] и норд-ост [( nordeste)], почти выбросившие наши суда на сушу, ибо якорных канатов у нас хватило, да и матросы наши сошли на берег за водой. Видя это они поспешили на корабли и кое-как заякорили их; два дня и две ночи висели мы на волоске, а затем опять вышли в море, чтобы идти к острову Куба.

И тут пилот Аламинос и другие два пилота предложили идти прямо на Флориду[60], от которой мы будто бы на расстоянии лишь 70 легуа пути, так как это будет ближайший и самый удобный путь к Гаване[61]; сам Аламинос уже бывал в тех водах, когда Хуан Понсе де Леон уже 14 или 15 лет тому назад открыл Флориду[62]. Действительно, в четверо суток мы пересекли залив, и берег Флориды открылся пред нами.

Сейчас же мы решили, что 20 солдат из нас, наименее израненных, высадятся. Среди них был и я, а также пилот Антон де Аламинос. Захватили мы с собой бочки и кирки, а также изрядное количество наших арбалетов и аркебуз. Прощаясь с нами, наш капитан, тяжело раненный и очень ослабленный от мук жажды, умоляя нас ради Бога найти пресную воду, иначе он должен умереть. И все мы вступили на берег. Пилот Аламинос сейчас же узнал местность и сказал, что именно здесь они пристали и с Хуаном Понсе де Леоном и сразились с индейцами, понеся крупные потери. Посему мы действовали осторожно: выслали вперед двух товарищей в качестве передового поста, а сами начали копать колодец. Слава Богу, проступила хорошая вода. С легким сердцем насладились мы вкусной влагой, а кстати прополоскали повязки раненых. Так прошел добрый час, и когда мы весело принялись грузить бочки, прибежал солдат с поста с криком: "К оружию! К оружию! Множество индейцев воинов идет с суши и другие с моря на лодках!" Действительно тотчас же появились и они: рослые, сильные, одетые в звериные шкуры, с громадными луками, острыми стрелами и копьями на манер мечей. С первого же наскока они ранили шестерых; я сам тоже получил легкую рану в правую руку. Но мы их встретили такой пальбой и столь могучими ударами, что они отпрянули и устреми­лись к берегу на помощь своим, которые в лодках сражались с на­шими товарищами. Побежали туда и мы; воистину вовремя! Ибо индейцы уже овладели нашей лодкой и прицепили ее к свои челно­кам; четверо из наших моряков были ранены, а пилот Аламинос да­же опасно ранен в глотку. Мы храбро набросились на врагов, до пояса вошли в воду и, действуя мечами, изгнали индейцев из нашей лодки. Трех раненых индейцев взяли мы в плен (потом они все же умерли), и 22 убитых индейца лежали на берегу.

Сейчас же мы стали расспрашивать солдата, прибежавшего с известием о нападении, что же стало с Беррио, его товарищем. Ока­залось, что тот пошел срубить дерево, да так и не вернулся, а лишь слышны были его крики; помочь ему он не мог, а тотчас побежал к нам с предупреждением. Тогда мы пошли его искать; нашли надруб­ленное дерево и кругом много следов, но крови не было — значит, они увели его живьем. Все наши поиски и крики ни к чему не приве­ли. Странно, что именно Беррио так кончил: это был тот единственный солдат, который остался цел и невредим после боя у Чампотона. Итак, мы вернулись к лодке и наконец-то привезли нашим пресную во­ду. Радость была так велика, точно мы им жизнь привезли! А один из солдат, словно лишившись рассуд­ка, не смог дождаться, прыгнул в лодку и стал пить, пить без конца, так что вскоре распух и умер.

Набрав воды, мы поставили паруса и двинулись к Гаване[63]. Пре­красная была погода, плыли мы и днем, и ночью, но у островков Му­чеников [( Los Martires)] было несколько рифов, которые назывались — Рифы Мучеников [( Bajos de los Martires)}, и главный корабль напорол­ся на риф и затонул бы, если бы мы все не стали на помпы[64]. Никогда не прощу нескольким матросам с Леванта[65]; когда мы к ним обрати­лись: "Братья, помогите откачать воду, вы ведь видите, что мы сильно изранены и изнурены", — то они ответили: "Дело ваше, мы не солдаты, да и нам перепало немало голода, жажды, трудов и ран". Пришлось их силой приставить к помпам. Так мы, страдая от ран, обслуживали и помпы, и паруса, пока Наш Сеньор Бог не привел нас благополучно в гавань Каренас, где вскоре был построен город Гавана, а до того времени ее обычно называли Гавань де Каренас [( Puerto de Carenas)]. И, вступив на сушу, возблагодарили мы Бога.

И мы немедленно донесли губернатору Диего Веласкесу, что мы открыли земли с большими поселе­ниями и постройками из камня и извести, где население одето в хлопчатобумажные ткани, возделывает маис и имеет золото. А наш капитан, Франсиско Эрнандес [де Кордова], сухим путем отправился к одно­му городу, который назывался Сантиспиритус[66], где у него была энкомьенда[67] с индейцами, но, не доехав, умер на десятый день нашего прибытия. Остальные товарищи рассеялись по всему острову, а трое умер­ли от ран в самой Гаване. Корабли наши переправлены были в порт города Сантьяго де Куба[68], где пре­бывал губернатор [Диего Веласкес]. Там мы выгрузили и двух индейцев, плененных нами на Мысе Коточе, которых звали Мельчорехо и Хульянильо[69], и добытые из шкатулок диадемы, рыбок, уточек и других жи­вотных из золота, а также множество поразительно изготовленных идолов. Много это наделало шуму на всех островах, и в Санто Доминго[70], и на Ямайке, и даже в самой Испании. Говорили, что это самая бо­гатая из всех пока открытых стран, ибо нигде еще не встречали домов из камня; указывали на то, что идо­лы, дескать, древние, еще до Христа; были и такие, которые предполагали, что привезены они иудеями, изгнанными из Иерусалима Титом и Веспасианом, потерпевшими здесь крушение[71]. Сам Диего Веласкес тщательно выспрашивал наших двух индейцев, есть ли на их родине золотые прииски. Они ответили: да; тогда он показал им золотой песок с Кубы, и опять они заявили, что такового у них в великом множест­ве[72]. Лгали они; ведь известное дело, что ни на Мысе Коточе, ни во всем Юкатане нет ни жильного, ни речного золота, как и сереб­ра. Путаница произошла и в другом: растение со съедобными кор­нями, из которых делают хлеб, кассава, называется на острове Ку­ба уиса, и tlati — так индейцы называют землю; таким образом, со­единив юка с тлати, стали называть Юкатан, и так говорили ис­панцы Веласкесу, присутствовавшие при беседе с индейцами: "Сеньор, эти индейцы сказали, что их земля называется Юкатлан". Так и осталось это название, которого в их языке и не было.

На эту прекрасную экспедицию пошли все наши средства; нищие вернулись мы на Кубу, нищие и покрытые ранами. Да и то счастье! Могло быть и хуже. Ведь потеряли же мы одними убитыми более 57 человек. Вот и вся корысть от нашего "от­крытия". Губернатор же, Диего Веласкес, обо всем доподлинно написал в Испанию, к важным сеньорам, руководившим тогда Королевским Советом по делам Индий[73]: какое, дескать, вели­кое открытие он сделал и на сие потратил огромное количество золотых песо. И ему поверили; епископ Бургоса и архиепископ де Росано — дон Хуан Родригес де Фонсека, президент [Коро­левского] Совета по делам Индий, отписал в этом смысле Его Величеству во Фландрию[74], восхваляя заслуги Диего Веласкеса. А о нас, открывших эту страну, он даже не упомянул!

 

ЭКСПЕДИЦИЯ В ТАБАСКО

Я с несколькими товарищами, тоже ранеными, остался в Гаване. Когда мы немного поправились, мы, трое солдат, сговорились с местным жителем, Педро де Авилой, вместе отправиться в город Трини­дад[75]. За 10 золотых песо он согласился взять нас в свою лодку, когда отправится туда с партией хлопча­тобумажных рубашек. И вот мы все с Педро де Авилой и несколькими индейцами, очень хорошими греб­цами, отправились в путь.

Плыли мы вдоль берега то под парусом, то на веслах. Но однажды ночью поднялся сильнейший ве­тер, мы не смогли против него выгрести, и наше судно разбилось о береговые скалы. Пропал весь груз Педро де Авилы, и мы, совсем нагие — мы разделись, чтобы лучше плыть и спасти лодку, — с массой сса­дин и кровоподтеков еле-еле выбрались на сушу. Пришлось надеяться лишь на Бога и с большим трудом идти пешком в Тринидад. Дорога шла берегом по острым камням, часто заливалась волнами, все время под напором ветра; как мы ни обкладывались листьями, но кожа наша лопалась и тело покрывалось мел­кими язвами; особенно страдали ноги, и так как ни у кого из нас не осталось ножа, то мы камнями отби­вали кору и лианами подвязывали ее в виде сандалий. Наконец, совершенно изнеможенные, мы дошли до индейского поселения Иагуарама, принадлежавшего в то время падре фрай Бартоломе де Лас Касасу[76], священнику, известному лиценциату и монаху-доминиканцу, тому самому, который потом был епископом Чиапы[77]. Индейцы дали нам поесть, и через несколько дней мы пришли в Тринидад, где мой друг и земляк, Антонио де Медина, дал мне одежду, а другие добрые люди сделали то же для моих спутников. Без денег и сильно ослабевши, добрался я оттуда в Сантьяго де Куба, столицу губернатора Диего Веласкеса, который как раз хлопотал по снаряжению новой экспедиции. Очень он мне обрадовался; ведь мы были сродни. И вот в разговоре он спросил меня: подлечился ли я настолько, чтобы вновь отправиться в Юкатан. "Эх, — сказал я, — лучше бы Вы эту страну назвали "Смерть одних, увечье других!" "Ну, — от­ветил он, — не Вы первый, не Вы последний; так всегда бывает с открывателями новых земель. Но зато Вам будет и великая награда от Его Величества, которому я все сие доподлинно опишу. А пока, сынок, примкни к экспедиции Хуана де Грихальвы[78], которую я готовлю; почетное место тебе обеспечено".

Экспедиция состояла из 4 кораблей: два наших, купленных на наши средства для прошлой поездки, и два приобрел Диего Веласкес на свои деньги. Армада в то время находилась в Сантьяго де Куба. Гене­рал-капитаном[79] стал Хуан де Грихальва, родственник Диего Веласкеса; капитанами других кораблей бы­ли: Алонсо де Авила[80], Франсиско де Монтехо[81] и Педро де Альварадо[82]. Все они имели энкомьенды с ин­дейцами на острове Куба, и на их долю падало снабжение экспедиции хлебом и солониной; сам же Вела­скес, кроме кораблей, давал арбалеты, аркебузы, безделушки для обмена.

Рассказы о солидных домах во вновь открытых землях и болтовня индейца Хульянильо, плененного на мысе Коточе, о массе золота разожгли всех, как солдат, так и жителей, кто не имел индейцев на ост­рове. Вскоре набралось 240 товарищей, горевших желанием отправиться в "богатую страну". Каждый из них еще и от себя накупил провизии, оружия и всяких вещиц для обмена. Инструкция Веласкеса гласила: наменять как можно больше золота и серебра, поселений не основывать и вернуться на Кубу. В этой ар­маде веедором был некто Пеньялоса, уроженец Сеговии, а священником — Хуан Диас, уроженец Севильи; и два пилота, что плавали с нами прежде, во главе с Антонио де Аламиносом из Палоса: Камачо де Триана и Хуан Альварес "Однорукий" из Уэльвы, и четвертого звали Сопуэрта, он был уроженцем Могуэра.

Наши 4 корабля добрались в порт Матансас[83], на северном берегу [Кубы], где находились самые круп­ные склады хлеба и солонины и где посему всегда назначался сборный пункт для солдат и матросов.

Оттуда-то мы, прослушав мессу, и отправились в 8-ой день месяца апреля 1518 года[84]. Через 10 дней мы обогнули мыс Гуанигуанико [( Punta de Guaniguanico)], который по-другому называется Санто Антон, и через 10 дней мы увидели остров Косумель[85], к южной части которого нас и привело течение. На берегу виднелось поселение, и предводитель наш, Грихальва, высадился со значительным отрядом. В поселении мы не нашли ни души, ибо все жители, увидев корабли, бросились бежать. В скирдах изловили мы лишь двух стариков, которые не могли быст­ро двигаться, и наш предводитель при помощи Хульянильо и Мельчорехо, на­ших индейцев с Коточе, переговорил с ними. Дал он им зеленые бусы и, облас­кав, отпустил, велев позвать "калачуни", то есть касика поселка. Но они так и не вернулись.

А пока мы ждали, пришла индеанка, видная собой, говорившая по-ямайски; по ее словам, все индейцы ушли в горы. Многие из нас, и я сам тоже, понимали ее речь, сходную с кубинской[86], и мы удивлялись, как это она сюда попала. Оказалось, что она года за два до этого отплыла с острова Ямай­ка в большой лодке с 10 индейцами; хотели они ловить рыбу у соседних островков, но течение унесло их к Косумелю; ее мужа здесь убили, а остальных ямайских индейцев всех затем принесли в жертву идолам. Узнав все это, наш предводитель решил, что ее отлично можно послать для переговоров, ибо нашим двум индейцам он все же не доверял. Действительно, она вернулась на следующий день, никто из местных жи­телей не отважился прийти с нею. Это поселение мы назвали Санта Крус, так как прибыли туда в день Святого Креста[87]. Здесь было изобилие меда, хороших бататов[88] и целые стада чудных мускусных сви­нок. Видя, что ожидание наше ни к чему не приводит, Грихальва велел отправиться дальше. Индеанка с Ямайки отправилась вместе с нами.

Шли мы в том же направлении, как и при Франсиско Эрнандесе де Кордове, и через 8 дней прибыли к поселению Чампотону, где индейцы той провинции так сильно побили нас, как я уже рассказывал. Вви­ду мелководья суда наши остановились в одной легуа от берега, а мы, добрая половина всего отряда, хо­рошо снабженная арбалетами, аркебузами и даже несколькими фальконетами[89], подплыв в лодках, вы­садились на берег. Индейцы с обычным своим вооружением: луками, стрелами, копьями, щитами, пали­цами, двуручными мечами, камнями и пращами, в доспехах из хлопчатобумажной ткани, с трубами и ба­рабанами, у большинства из них окрашены были лица в черный цвет, а у других в алый и белый, уже ожи­дали нас на берегу, и по их нахальному поведению видно было, что они отлично помнят свою победу. Как ни осторожно мы приближались, но при высадке половина из нас уже получила раны. Зато на суше мы себя показали! Против их стрел мы надели панцири из хлопчатобумажной ткани, и хотя 7 солдат в том бою были убиты и более 60 были ранены, а сам Хуан де Грихальва был ранен тремя стрелами и потерял два зуба, — все же мы их опрокинули и проникли в их поселение. Все оттуда бежали; мы перевязали наших раненых и похоронили убитых. В плен захватили мы троих индейцев; среди них одного знат­ного. Наш предводитель отпустил их, одарив бусами и бубенцами и наказав привести касика этого посе­ления. Но только мы их и видели! Думается, что Хульянильо и Мельчорехо нарочно переврали им наши приказания. Трое суток оставались мы в этом поселении. И местность эта навсегда мне памятна массой саранчи. Во время боя она то и дело налетала на нас, и так как одновременно нас осыпал град камней и стрел, то мы саранчу тоже принимали за стрелы, а когда убедились в своей ошибке, то впали в еще боль­шую: стрелы мы стали считать за саранчу, не закрывались щитами, и большой был нам от сего урон.

В дальнейшем плавании дошли мы как будто до устья большой реки, но оказалось, это не река, а ве­ликолепная обширная гавань, целый залив, глубоко вдававшийся в материк. И пилот Антон де Аламинос, конечно, заявил, что это окончание "острова", поэтому на картах морских и получилось название Бока де Терминос[90]. Три дня мы пробыли здесь. На берегу нашли несколько святилищ идолов, из камня и извести, со множеством идолов из глины, из дерева и из камня, изображений их божеств, одни в виде женщин, другие — змей, и множество рогов оленей[91]. Думали мы, что недалеко есть поселение, но вся ме­стность оказалась необитаемой. Очевидно, эти святилища посещали торговцы и охотники, которые при­плывали в ту гавань на лодках и приносили там жертвы. Действительно, охота здесь была чудесная на оленей и кроликов, и с одной лишь гончей собакой мы в один день заполевали 10 оленей и множество кроликов. Собаке нашей так тут понравилось, что она сбежала, и лишь впоследствии, когда мы были здесь с Кортесом, мы вновь завладели ею: стала она вся круглая, так и лоснилась от жира.

Осторожно продвигаясь вперед только днем, мы на третьи сутки дошли до устья большой ре­ки, которую индейцы называют Табаско, мы же, по нашему предводителю — рекой Грихальва[92], как это и отмечено на морских картах.

Промерив дно, мы убеди­лись, что два наших судна (из-за большого размера и мелко­водья) не смогут войти в устье этой реки, и два остальных, взяв на буксир лодки со всеми солдатами, двинулись вверх по реке. У берегов реки виднелось такое множество индейцев в лодках с луками и стрелами, вооруженных совсем как в Чампотоне, что крупное посе­ление — как это и оказалось на самом деле — должно было быть поблизости. К тому же по берегам поставлены были вер­ши, из двух мы вынули рыбу и передали на корабль, где был наш предводитель.

Не дойдя еще до поселения, за пол-легуа до него, мы ото­всюду из леса слышали шум па­дающих деревьев: то индейцы устраивали палисады и боль­шие заграждения для борьбы с нами. Итак, ясно было, что бу­дет бой, и мы сами высадились на берег. Скоро к нам направи­лось около 50 лодок с воинами, у них были луки и стрелы, дос­пехи из хлопчатобумажной ткани, щиты и копья, плюма­жи, барабаны. А множество других лодок с воинами нахо­дилось недалеко от первых. Го­товы были и мы встретить дру­зей, фитили пушек и аркебуз дымились, и арбалеты были наизготове, но Наш Сеньор [Бог] надоумил попытаться вес­ти дело миром. Велено было Хульянильо и Мельчорехо, хо­рошо знавшим тот язык, ска­зать им, чтоб они без опаски пришли бы переговорить, что у нас для них такие сообщения, какие, наверно, их обрадуют; пусть лишь приходят, и мы их одарим прекрасными вещами. И вот приблизились 4 лодки с 30 индейцами. Мы им показали нити синих бус, маленькие зеркальца и ко­раллы из зеленного стекла. Последние особенно обрадовали их, ибо они приняли их за камень chalchiuis[93], который у них в великом почете. Далее наш предводитель с помощью переводчиков Хульянильо и Мельчорехо рассказал им, что мы прибыли из далеких земель и являемся вассалами великого императора[94], которого зовут дон Карлос, и что его вассалы — множество великих сеньоров и касиков; пусть и они признают его своим сеньором, тогда мно­го добра произойдет для них; а также пусть в обмен на стеклянные бусы дадут нам еду и кур. Отвечали два индейца: один — знатный, другой — papa [(жрец)]. Припасы они нам готовы обменять, но сеньор у них уже есть, и удивительно, что мы, никогда не видев их, сразу же навязываем сеньора. Они предостерегли нас не вступать с ними в войну, как в Чампотоне, потому что у них имеется в полной боевой готовности более трех xiquipiles [(шикипилей)] воинов из всех соседних провинций; а каждый xiquipil [(шикипиль)] насчиты­вал 8 000 человек[95]. Они сказали также, что им известно, как несколько дней назад мы убили и ранили бо­лее 200 человек, но они куда сильнее жителей тех мест; вот почему они и готовы узнать наши намерения, о которых они сообщат всем касикам множества поселений, собравшимся здесь со своими воинами. И затем наш предводитель обнял их в знак мира, дал им несколько нитей стеклянных бус и наказал вернуться по­скорее с ответом, прибавив, что иначе мы в поселение войдем силой, хотя обижать их не хотим.


Дата добавления: 2021-03-18; просмотров: 61; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!