ПОЛИТИЧЕСКАЯ И ОБЩЕСТВЕННАЯ ЖИЗНЬ

ИСТОРИКО-ГЕОГРАФИЧЕСКИЙ ОЧЕРК РАЙОНА ПЕТЕРБУРГА ДО ОСНОВАНИЯ ГОРОДА

Местоположение Петербурга определяется географическими координатами в 59^с57' северной широты и 30°19' восточной долготы от Гринвича.

Петербург расположен в восточной части Финского залива на островах, образуемых дельтой реки Невы, и на прилегающей к ней территории.

Нева (длина 74 км), соединяя Финский залив с обширным внутренним бассейном, состоящим из озер Ладожского, Онежского, Ильменя и других, прорезает Петербург на протяжении 13 км, образуя ряд разветвлений, из которых главными являются Большая и Малая Нева, Большая, Средняя и Малая Невки.

Кроме пяти названных разветвлений, Нева образует в своей дельте еще ряд более мелких протоков – Фонтанку, Мойку, Карповку, Смоленку, Пряжку и Екатерингофку.

Ряд каналов – Грибоедова, Крюков, Обводный и другие – дополняет водную систему Петербурга.

В черте города в Неву впадает несколько речек: Охта, Черная и др.

Все эти реки, речки и каналы образуют свыше сотни плоских и низменных островов, которые затопляются при подъеме воды в реке. Наиболее значительными из них являются Васильевский, центральный остров Петроградской стороны и Крестовский остров.

Ширина Невы в пределах города колеблется от 300 до 600 м, средняя глубина – от 10,5 до 18 м, высота берегов – от 5 до 12 м.

Скорость течения Невы в отдельных частях ее различная: от 3,5 до 6 км в час, а в порогах 8,5 км в час.

При впадении Невы в Финский залив происходит резкое снижение скорости движения воды, вследствие чего илистые частички, которые несут невские воды, осаждаются на дно и образуют на взморье обширные отмели, делающие невозможным проход в устье Невы судов со значительной осадкой.

Из-за скорости течения Нева не замерзает до тех пор, пока ее не затрет озерным ладожским льдом. Средняя продолжительность периода, когда Нева свободна от льда и пригодна для судоходства, равняется 218 дням в году.

Штормовой западный ветер, замедляющий мощное течение реки, приводит к наводнениям. В сильной степени этому способствуют и низкие берега, особенно у устья Невы. Размеры наводнения зависят от продолжительности и силы западного ветра, скорость которого иногда достигает больших размеров, например в 1924 г. ветер дул со скоростью 16 м в секунду, а отдельные порывы его достигали 35–40 м. Чаще всего значительные подъемы воды бывают в сентябре – декабре, большинство же их приходится на ноябрь. Зимой и весной наводнения бывают очень редко. Особенно опасны зимние наводнения, так как к разрушительной силе воды присоединяется еще и лед.

За два с половиной века (XVIII–XX вв.) зарегистрировано 142 наводнения,[1]^х из них наиболее катастрофическими были: наводнение в 1824 г., когда подъем воды был наибольшим, и наводнение 1924 г., когда вода поднялась так, что покрыла 65 кв. км суши Петербурга. Но не проходит ни одного года, чтобы вода по нескольку раз в год не поднималась выше ординара, угрожая новыми наводнениями. Некоторые годы отличались особенно большим числом наводнений, например в 1863 г. их было 10, а в 1875 г. – 13.

За время существования Петербурга в результате векового поднятия суши площадь города увеличилась более чем на 5 кв. км. Особенно интенсивно поднятие суши происходило до середины прошлого века.

Территория Петербурга и его окрестностей – слегка всхолмленная низменность с обилием заболоченных мест – была занята в заключительную стадию последнего оледенения приледниковым водоемом – Древнебалтийским морем. Обмеление водоема шло довольно медленно, и море оставило этот район примерно за 2400 лет до н. э., потому-то в районе Петербурга геологи и встречают свежие следы деятельности моря.

Петербург и его окрестности расположены на Приневской низменности, образовавшейся в результате деятельности Древнебалтийского моря, граница которого проходила в центре современного Петербурга; интересно, что границы моря совпадают с границами больших наводнений, как, например, в 1924 г. Рельеф города.

Петербурга делится на две части: более высокую материковую и низменную часть, которая находится на территории, некогда занимаемой Древнебалтийским морем.

Река Нева возникла на месте ледникового водоема. Дельта Невы и островов, лежащих в ней, образовалась не в результате наносов реки Невы, а в результате векового поднятия суши в этом районе.

Река Нева в геологическом отношении – крайне молодая река, ей не более 4000 лет. Она значительно моложе рек Охты и Тосны, протекающих в этом же районе. Человек несомненно был свидетелем образования и формирования реки Невы и ее дельты.

Можно думать, что река Нева сначала была широким проливом, соединявшим Балтийское море с Ладожским озером. Дальнейшее поднятие материка сузило проток между Ладожским озером и Финским заливом, что послужило началом превращения пролива в реку.

Свое название Нева получила от древнего наименования Ладожского озера – Нево-озеро.[2]

Вся восточная часть Финского залива вплоть до XVIII в. носила название Котлина озера.

Невская дельта менялась буквально на глазах. Изменения, переживаемые Невской дельтой, зафиксированы на сохранившихся картах и могут быть прослежены на протяжении почти 300 лет. Перемены выражались в изменении течения отдельных речек и в появлении новых островов; так, например, переписная книга 1500 г. называет в Невской дельте три населенных острова: Васильев, Фомин и Сандуй; сколько было всего островов – остается неизвестным. На карте 1674 г. показано 24 острова, 1756 г. – 31, 1777 г. – 48, 1840 г. – 80 и 1950 г. – свыше 100. Впрочем, следует иметь в виду, что ряд островов после основания Петербурга образовался путем искусственного прорытия каналов. Размеры отдельных островов также менялись – одни из них росли, а другие, наоборот, размывались.

Территория нынешнего Петербурга и его окрестностей много раз изображалась на картах XVI и XVII вв.[3] Подробно был изображен этот район и на первой общей карте Русского государства, данные которой сохранились в «Книге Большому чертежу».[4]

Северное побережье Невской губы и Финского залива было заселено в глубокой древности.

Ближайшие окрестности Петербурга богаты следами культуры каменного века. Все они, кроме неолитической стоянки в Разливе, относятся ко времени 1800– 2000 лет до н. э. Стоянка в Разливе является самой древней и может быть датирована на основании геологических и археологических данных IV тысячелетием до н. э. Не менее обитаем был этот край и в более позднее время, о чем красноречиво говорят сестрорецкие курганы, датируемые X–XIII вв., и большой клад арабских монет IX–X вв., найденный на территории Васильевского острова. Большое оживление на водных путях Восточной Европы наблюдалось уже в VIII–XI вв., когда народы и племена, жившие в районе Балтийского моря, поддерживали оживленные торговые сношения со Средней Азией, Ираном, Ближним Востоком, Византией, пользуясь при этом рекой Волгой и «великим водным путем из Варяг в Греки». Часть этого пути шла по северо-восточному берегу Финского залива, а затем по реке Неве и Ладожскому озеру. Таким образом, Нева являлась началом великих водных путей, Волжского и из «Варяг в Греки».

Племена, жившие в районе Финского залива, в том числе водь и ижоры, издавна находились в тесных сношениях с ильменскими славянами и вместе с ними вошли в IX в. в состав Новгородского государства.

Перечисляя состав владений Великого Новгорода, летописец в 1270 г. писал: «Вся волость Новогородцкая – Плесковичи, Ладожане, Карела, Ижора-вожане».[5] Тот же перечень мы встречаем в летописи и под 1316 г.[6] Ижорская земля входила в состав Вотской пятины.

Территория нынешнего Петербурга в новгородские времена находилась на землях Никольского Ижорского и Спасского Городенского погостов Ореховского уезда, входившего в состав Вотской пятины, причем южный, левый, берег Малой Невы относился к Никольскому Ижорскому погосту, а правый, северный, к Спасскому Городенскому. Таким образом, вся местность нынешнего Петербурга причислялась к Ижорскому погосту, кроме Охты и Петроградской стороны, которые относились к Спасскому погосту.

Побережье Финского залива на север от устья Невы относилось к Карбосельскому погосту, а южнее – к Дудуровскому погосту того же Ореховского уезда.

Почти все население Ижорского и Спасского погостов жило в деревнях и занималось сельским хозяйством, о чем свидетельствуют археологические исследования, произведенные в этом крае. В курганах XI и XII вв. были найдены горшки с зерном и сельскохозяйственные орудия – серпы, косы.[7] А уже в начале XIII в. густонаселенная Ижорская земля была цветущим земледельческим краем, привлекавшим к себе жадных до грабежа рыцарей, которые, например, в 1221 г. захватили здесь богатую добычу и произвели страшное опустошение.[8] Земледелие и отчасти скотоводство оставались основными отраслями хозяйства этого края и в позднейшие столетия.

Писцовая книга 1500 г., давая подробное представление о жителях Ижорской земли, свидетельствует, что в состав «старого дохода», шедшего с крестьян восьми погостов Ореховского уезда, входили рожь, овес, ячмень и лен. Развито было и скотоводство, продукты которого – мясо, баранина, масло, сыр – взимались с крестьян также всех восьми погостов. В некоторых погостах существенную роль играла охота, результаты которой в виде беличьих и заячьих шкурок также шли в уплату «старого дохода», первые – по трем, а вторые – по четырем погостам.

Рыбная ловля была развита в местностях, лежащих по берегам реки Невы. Здесь были расположены поселки рыболовов, для которых земледелие являлось лишь подсобным занятием.[9]

С Невой же был связан и другой вид занятий – судовой промысел. В число судовщиков включались не только лица, делавшие суда, и владельцы их, но и лоцманы, хорошо знавшие «речной ход» как по Неве, Ладожскому озеру, Волхову, так и по Финскому заливу.

Из промыслов в Ижорской земле были особо развиты железодобывающий и железоделательный. Они были сосредоточены в погостах Никольском Ярвосольском и примыкающих к нему Егорьевском Донском, Спасском Городенском и Никольском Ижорском. Во всех 4 погостах было 11 домниц с 11 печами и столько же домников; кузнецов же было только 8 человек. Что касается других промыслов, то в погостах Лопском, Дудоровском, Ижорском и Ярвосельском заметна специализация крестьян в области льноводства и обработки льна.[10] Отсюда и уплата «старого дохода», отмеченного в переписной книге 1500 г., полотном, холстом, льняной пряжей, утиральниками и убрусами.

Переписная книга 1500 г. в известной мере отражает не дошедшую до нас переписную книгу конца XV в., поэтому, сравнивая имеющиеся в ней данные «старого письма» (конца XV в.) и данные «нового письма» (1500 г.), можно говорить об увеличении количества населенных пунктов, о значительном росте числа дворов и населения в них по Спасскому Городенскому и Никольскому Ижорскому погостам.

Данные «старого и нового письма» сведены в нижеследующую табличку.

Дата	Городенский погост[11]			Ижорский погост
	Количество			Количество
	нас. пункт.	дворов	людей[12]	нас. пункт.	дворов	людей
Конец XV в. 1500 г.	70 71	162 218	230 290	349 339	582 864	961 1226

Таким образом, на территории нынешнего Петербурга и прилегающего к нему района (старые погосты Ижорский и Городенский) в конце XV в. населенных пунктов было 419, дворов 744 с населением в 1191 человек, а в 1500 г. – деревень 410, дворов 1082 с населением в 1516 человек. Данные писцовой книги Вотской пятины 1539 г. свидетельствуют о том, что рост населения продолжался и в 30-х годах XVI в.: рядом со старыми деревнями упоминаются новые починки.

Самым населенным пунктом в Спасском погосте было село на «Фомине острове на Неве у моря». Оно состояло из 37 дворов, из них 4 двора принадлежали непашенным людям и 1 двор был устроен на случай приезда тиуна;[13] населения было 36 человек, из них 4 были непашенными. Наличие здесь двора тиуна говорит о том, что это село являлось центром погоста.

На Никольском погосте находились церковь, 3 двора церковнослужителей и 1 двор торгового человека, который платил «с рядовичи, что у Клетей».[14] Кроме того, был рядок Клети с 8 дворами с населением в 20 человек,[15] а на «Васильеве острове были дворы великого князя рыбных ловцов» – по «старому письму» их было 14 дворов с населением в 17 человек, а по «новому письму» 16 дворов с населением в 16 человек.[16] Все это многочисленное крестьянское население жило в волостях, принадлежавших сначала новгородским землевладельцам, а затем московским. В числе землевладельцев были бояре, своеземцы, монастыри и церкви. Боярам и другим крупным светским владельцам принадлежало 66,7% всей земли, своеземцам – 14,7%, на долю остальных категорий владельцев, в том числе монастырей и церквей, приходилось всего лишь 18,6% общего количества земли. Внутри Ореховского уезда резко различаются 2 района – границей между ними служила река Нева. В погостах, расположенных на север от Невы, было сосредоточено своеземческое землевладение; на юг от Невы – крупное, по преимуществу боярское землевладение, составлявшее 88% ко всему частному землевладению.

В течение XII–XV вв. крепли, увеличивались и расширялись экономические, политические и культурные связи Ижорской земли с Новгородом, а через него и с северо-восточной Русью, с которой Новгород был тесно связан, особенно с конца XIII в., когда новгородскими князьями считались великие князья Владимирские. Чрезвычайно важное значение для этих связей имело происходившее в XII–XV вв. переселение широких масс крестьянства из центральных областей на север. К концу XV в. в среде местного крестьянского населения русское крестьянство составляло подавляющее большинство; местная земельная знать также уже полностью ассимилировалась с новгородскими вотчинниками.

В XVII в. в Ижорской земле крестьянство составляло 95% населения края. Среди крестьян шведские писцовые книги различают три группы. Первая группа – «достаточные крестьяне», которые составляли 61%, причем термин «достаточный» свидетельствует не столько о степени их «прожиточности», сколько о их тяглоспособности. Эта группа крестьян по своему имущественному положению была далеко не однородна, так как одни из них имели одну лошадь, а другие – семь. Вторая группа – «обедневших крестьян», т. е. нетяглоспособных, составляла 22%; третью группу составляли бобыли, их было 17%. Кроме того, шведские писцовые книги отмечают значительное количество батраков – наемных сельскохозяйственных рабочих.

Как в XVI, так и в XVII в. крестьянское население несло повинности в пользу государства – сначала Русского, затем, после Столбовского мира 1617 г., и Шведского, а также в пользу землевладельцев. Повинности были как денежные, так и натуральные.

Кроме сельского населения, в Ижорской земле было и городское население, сосредоточенное в городах и поселениях городского типа. В Новгородской области XVI в. находилось 9 городов, из которых в Вотской пятине было 6 городов-крепостей: Ивангород, Ладога, Корела, Ям, Копорье и Орешек; 4 из них – Ивангород, Ям, Копорье и Орешек – находились в Ижорской земле. Орешек (Ореховая крепость, или Орехов; на месте его теперь находится г. Петрокрепость), построенный в 1323 г. у истоков Невы на «Ореховом острове», являлся центром Ижорской земли. По количеству дворов и населения Орешек занимал третье место среди городов Вотской пятины.

Город Орешек быстро развивался и уже в 40-х годах XIV в., помимо крепости, имел посад с значительным торгово-ремесленным населением,[17] поэтому о нем можно говорить как о городе – центре ремесла и торговли. На территории нынешнего Петербурга находились два поселения торгово-ремесленного типа – это «рядок» «на реце на Ижоре, от Невы 7 верст», описанный в переписной книге 1500 г.,[18] и торговый поселок в устье Невы, впервые упомянутый под 1521 г.[19]

О первом из них – рядке Клети – в переписной книге 1500 г. сказано: «Живут в нем торговые люди, пашни у них нет, а дворов 8, а торговых людей 20».[20] Вокруг рядка было расположено 5 деревень с семью дворами. Совершенно очевидно, что зарождение этого поселения – рядка Клети – произошло значительно ранее составления переписной книги 1500 г. Этот тип поселения (рядок) чрезвычайно интересен, так как он являлся поселением переходного типа от села к городу. Интересен и комплекс селений, окружавший рядок Клети. Жители этих селений частично были уже непашенными людьми и, таким образом, стояли на том пути, который только что прошел рядок Клети.

Последнее известие о рядке Клети относится к 1545 г. и находится в «разрядном и разметном списке» о сборе с Новгорода и Новгородских пятин ратных людей и пороха для Казанского похода.[21] Этот список содержит данные, относящиеся не только к 1545 г., но и к 1500 г. В 1500 г. в рядке Клети значилось «тяглых 10 дворов», а в 1545 г. – только 7 дворов «живущих» и 3 двора «пустых».

Второе торговое поселение, находившееся в устье Невы и впервые названное торговым поселением в 1521 г., несомненно возникло значительно ранее 1521 г., ибо уже в писцовой книге 1500 г. говорится о «сельце» в устье реки Охты, населенном «непашенными» людьми, которых в 1500 г. было 15 дворов. Это поселение продолжало развиваться в течение всего XVI в., и торговля в нем процветала. Не прекращалась она и в тяжелые годы шведской интервенции начала XVII в. Так, под 1610 г. в одном источнике сообщается о том, что Делягарди захватил здесь несколько тысяч бочек соли, хранящихся в складах, и 2 судна с солью. Подробные сведения об этом торговом поселении и торговле, происходившей здесь, сообщает «Записная книга сбора таможенных пошлин» в Невском устье от 1615 г. В ней говорится о том, что в мае 1615 г. подьячий Аф. Бражников «збирал на Невском устье государеву таможенную пошлину с торговых с немецких и русских людей,, которые ездили с Невского устья в Орешек и в Новгород и назад и которые немецкие и русские торговые люди стоя торговали на Невском устье».[22]

Торговое русское поселение в устье Невы, получившее в XVII в., во времена шведского владычества, название Ниен (Канцы русских источников, от построенного при нем земляного шведского укрепления – шанца – Невский шанец), развивалось очень быстро и в 1632 г. получило от шведского правительства права города.[23] К концу XVII в. Ниен, ежегодно посещавшийся не менее чем 50 купеческими кораблями, по своему торговому значению равнялся такому городу, как Нарва, а купечество Ниена в конце того же века славилось своим богатством.

К началу Северной войны (1700 г.) здесь была небольшая шведская крепость, сторожившая устье Невы, и посад с 450 дворами. В числе жителей Ниена было много русских, число которых росло. В 30-х годах XVII в. в городе был образован специальный православный приход, обслуживавший не только русских жителей города, но и «обретающих» у реки Невы «земледелателей».

Итак, в Ижорской земле по течению реки Невы одновременно существовало -3 торгово-ремесленных центра – город Орешек, основанный в 1323 г., рядок Клети, описанный в книге 1500 г., но появившийся безусловно ранее, и торговые поселения в устье Невы, впервые упомянутые в 1521 г., но возникшие бесспорно значительно раньше.

Значительному и быстрому развитию городов и торгово-промышленных поселений в Ижорской земле и особенно на реке Неве способствовало то, что они были не только торговыми и ремесленными центрами своего уезда, но имели большое значение и во внешней торговле всего Русского государства. В XVI и XVII вв. несколько важных путей, по которым шла русская торговля с Западом, пролегало через Ижорскую землю. Один из них шел по Волхову, Ладожскому озеру, через Орешек вниз по Неве в Финский залив. Особенно важным отрезком этого пути была Нева, так как здесь происходила перегрузка товаров с морских на речные суда.

* * *

Ижорская земля, по которой пролегали пути, связывавшие Русь с Западной Европой, и которая прикрывала Русь от нападений немцев и шведов, на протяжении многих веков была ареной многочисленных войн. Объектом ожесточеннейшей борьбы было устье Невы, имевшее совершенно исключительное стратегическое и торговое значение сначала для Новгорода, а позднее для всего Русского государства.

С конца XI в. начинается продолжительная и упорная борьба Новгорода со Швецией за выход из Невы в Финский залив.

В 1240 г. в Водскую пятину вторглись прочно обосновавшиеся к этому времени в Прибалтике немецкие рыцари. Здесь ими был построен замок Копорье. Однако вскоре они были вынуждены оставить захваченные русские земли, а 5 апреля 1242 г. Александр Невский разгромил немецких рыцарей на льду Чудского озера. Эта битва вошла в историю под названием «Ледового побоища».

Первые отраженные летописью походы «свеев» (шведов) относятся к 60-м годам XII в. Шведская агрессия в сторону Новгорода успеха не имела. В 1240 г, крупные силы шведов появились на Неве у устья реки Ижоры, но 15 июля 1240 г. были разбиты Александром Невским. Разгромив шведов на Неве, Александр оказал неоценимую услугу не только Новгороду, но и всей Руси.

Победы Александра Невского отразили первый натиск агрессоров, стремившихся захватить русские земли. Но на этом борьба не прекратилась. Только в течение 40 лет (с 1283 по 1323 г.) Новгородская летопись отмечает 15 крупных военных столкновений русских со шведами.[24] Обе стороны – и Новгород и Швеция – пытались укрепить свое положение постройкой сильных крепостей на важнейших путях, ведших из Ладожского озера в Финский залив, и в первую очередь на реке Неве. Так, под 1300 г. Новгородская летопись рассказывает о том, что пришли в Неву из Заморья «свей в силе велице», привели с собой мастеров и поставили на устье реки Охты город, назвав его гордым именем «Венец земли», или Ландскрона.[25] Во вновь построенном городе был оставлен сильный гарнизон. Шведские отряды, действовавшие по Неве, грабили и убивали население, жгли деревни. Русское население края, а также местные нерусские племена начали ожесточенную борьбу с захватчиками. Гарнизон Ландскроны оказался в осаде. Это облегчило вел. кн. Андрею Александровичу борьбу с вторгнувшимися в Ижорскую землю шведами.

В 1301 г. соединенные новгородские, ладожские и низовские полки под командой вел. кн. Андрея Александровича взяли и разрушили Ландскрону.[26] Так была ликвидирована попытка шведов закрепиться на Неве. Но борьба продолжалась, и одно нападение шведов следовало за другим. Маркс так говорит о походах шведов этого времени: «Военные походы против русских стоили шведам больших потерь людьми и не дали положительных результатов».[27] Чтобы предотвратить опасность захвата Невы шведами, русские в 1310 г. строят город Корелу (Кексгольм) на месте старого карело-русского поселения, возникшего еще в XIII в., а в 1323 г. великий князь московский Юрий Данилович строит крепость Орешек.

Построенный для укрепления северо-западного рубежа Новгородской земли, Орешек закрыл выход из Невы в Ладожское озеро и таким образом затруднил шведам доступ во внутренние русские области. В том же 1323 г. в Орешке был заключен между Новгородом и Швецией «вечный мир», в котором впервые была определена и зафиксирована более или менее точная граница между новгородскими и шведскими владениями. Граница проходила по острову Котлину и рекам Сестре и Сае (правый приток реки Вуоксы) и шла далее в северо-восточном направлении. Граница, установленная в 1323 г., оставалась в основном неизменной до конца XVI в.

Ореховский договор 1323 г. явился базой для всех позднейших дипломатических переговоров между Россией и Швецией вплоть до XVII в., но «вечного» мира он не дал. Время от времени борьба за Неву вспыхивала с новой силой. В 1348 г. шведский король Магнус захватил Орешек.[28] Новгородцы вскоре же вернули Орешек обратно и постарались укрепить его, поставив там «каменный город».[29] В конце XIV и вXV вв. можно отметить только отдельные нападения шведов, во время которых шведские рыцари проникали в Неву и Ладожское озеро, грабили купеческие суда, разоряли и жгли расположенные по берегам села, а население избивали или уводили в плен. Эти набеги шведов имели своей целью подорвать русскую торговлю на Неве и сделать невозможным торговое мореплавание в Финском заливе.

Кроме шведов, на берегах Невы время от времени появлялись и отряды немецких рыцарей (как, например, в 1446–1448 гг.), которые также производили здесь большие опустошения.

Новгород Великий сыграл огромную роль в отражении немецких, шведских и других западных агрессоров, нападавших на Русскую землю.

Возникновение в средине XV в. централизованного Русского государства, к которому в 1478 г. был присоединен Новгород, а в 1510 г. Псков, резко изменило обстановку в Прибалтике. Старая псковско-новгородская граница стала теперь русской государственной границей. На защиту ее от Швеции и Ливонии Иван III обратил самое серьезное внимание. Новгородские порубежные городки были укреплены и снабжены гарнизонами, а в 1492 г. Иван III строит в Прибалтике новую крепость Ивангород, которая, дополняя линию старых новгородских укреплений на подступах к морю, преграждала проход между Чудским озером и морским берегом и поэтому играла большую роль в обороне принадлежащей Русскому государству юго-восточной части Финского залива и прилегающей к нему территории – Вотской пятины.

Поход русской рати в 1496 г. к Выборгу свидетельствует о настойчивом намерении Русского государства выйти к морю на широком фронте между Невой и северным побережьем Финского залива, но эта попытка, как и другие, была неудачной. Мирный договор 1537 г. восстановил старые границы Ореховского мира 1323 г.

Таким образом, одна из главнейших задач внешней политики Ивана III осталась неразрешенной.

В XVI в. начинается новый этап борьбы за Балтийское море. С середины 50-х годов XVI в. все внимание русского правительства обращается на северо-запад, в сторону Балтийского моря, ибо экономическое развитие России требовало свободного доступа к морю. Отрезанное Литвой и Ливонией от Балтийского моря, Русское государство в своих сношениях с Западом всегда зависело от этих государств, которые из страха усиления России всячески стремились не допустить развития этих сношений и фактически держали Русское государство в блокаде.

Стремясь полностью отрезать Русское государство от выхода к морю, шведский король Густав Ваза употреблял большие усилия к тому, чтобы создать союз против России из Швеции, Дании, Польши и Литвы. Ближайшей целью шведского короля был захват бассейна Невы, Ладожского озера и Финского залива. Прорвать блокаду, в которой фактически находилось Русское государство, и прочно закрепиться на выходах к морю русское правительство могло лишь путем войны с Ливонским орденом, захватившим еще в XIII в. ливонские и эстонские земли. Поэтому в 1558 г. Иван IV начал войну с Ливонией. Победа в этой войне предотвратила бы всякие неожиданности для Русского государства со стороны Швеции. Ливонская война и преследовала цель дать России выход к Балтийскому морю и открыть пути сообщения с Европой.[30] В Ливонской войне русский народ, выступавший защитником всего не немецкого населения Прибалтики, нес освобождение прибалтийским народам от тяжелого ига поработителей. Победы, одержанные Иваном Грозным в первые годы войны, вызвали вмешательство в ливонские дела других держав, заинтересованных в балтийском вопросе. В войну вмешались Литва, Дания и Швеция. Это сильно осложнило положение Ивана IV, которому вместо слабой Ливонии пришлось воевать с тремя могущественными в то время державами. Кроме того, Турция и ее вассал крымский хан вместе с ногаями, действуя в союзе со шляхетской Польшей, систематически отвлекали на себя большое количество русских войск. Это имело большое значение в ходе Ливонской войны и особенно в последний ее период.[31] Теснимый польским королем Стефаном Баторием и шведами, Иван Грозный вынужден был заключить перемирие в 1582 г. с Польшей и в 1583 г. со Швецией. По Плюсскому перемирию 1583 г. русские города Ям, Копорье, Ивангород и Корела вместе с уездами отошли к Швеции. Орешек уездом оставался в руках русских.

Таким образом, не только южный, но и северный берег реки Невы, ее устье и морское побережье, входившее в состав территории Ореховского уезда, оставались в пределах Русского государства.[32] Во время русско-шведских переговоров 1585–1586 гг. шведы настойчиво домогались получения Ореховского уезда, предлагая за него в два раза большую территорию в Копорском и Ямском уездах. Русские послы, отлично понимавшие то большое стратегическое и экономическое значение, какое имели река Нева и ее устье для Русского государства, категорически отказались от обмена. В результате новой войны со Швецией, начавшейся в 1590 г., временно захваченные русские области с городами Копорьем, Ямом и Ивангородом были возвращены России, чему во многом способствовало население этого района, которое не примирилось с оккупантами и все время вело с ними партизанскую войну. Вернуть город Нарву с уездом не удалось. Война была закончена Тявзинским миром 1595 г. Сохранившиеся источники говорят о том страшном разорении, которое причиняли шведы жителям Новгородского уезда даже в годы «мирного постановления», т. е. в годы перемирия (1588–1590 гг.): шведы «многих людей побили», многих «в полон поймали», «животы» (имущество) пограбили, а села и деревни «пожгли».[33]

В годы польско-шведской интервенции в начале XVII в. шведы воспользовались временной слабостью Русского государства и захватили весь Невско-Ладожский бассейн вместе с Новгородом. Но удержать за собой Новгород и Новгородскую землю оказалось невозможным.[34] Население на захват ответило непрекращающейся партизанской борьбой, которая изнуряла силы шведов, и шведы должны были заключить мир с Русским государством в деревне Столбово в 1617 г. Возвращая русским Новгород, Швеция сохранила за собой широкую стратегически важную полосу от Нарвы до Ладожского озера. Русское государство оказалось наглухо отрезанным от моря. Шведский король Густав-Адольф хорошо понимал значение Столбовского договора и в своей речи на сейме в 1617 г. так оценивал результаты его: «Благодаря уступке шведам Ивангорода, Яма, Копорья, Нотебурга и Кексгольма шведы теперь могут руководить по своей воле нарвскою торговлею... А области, теперь уступленные шведам, отличаются плодородием, в них много рек, богатых рыбою, много лесов с изобилием дичи и пушных зверей, меха и шкуры которых высоко ценятся».[35]

Таким образом, Швеция достигла, наконец, цели, к которой стремилась в течение более трех веков. Почти на целое столетие старая русская область, какой был Невский край, была захвачена шведами и получила название Ингерманландии.

После Столбовского мира Ижорская земля вошла в состав Нарвской губернии Шведского государства и была разбита на 4 лена. Нева вместе с Ижорским и Ореховским уездами вошла в состав Нотебургского (Ореховского) лена. Внутренняя же организация уездов (деление на погосты) оставалась старой.

Учитывая важное стратегическое значение Невы, шведы сразу же по овладении ею составили план сооружения здесь целого ряда укреплений. Целиком этот план осуществлен не был, но в первой четверти XVII в. в устье реки Охты было построено небольшое укрепление Ниеншанц вблизи упоминавшегося выше русского торгового пункта в устье Невы.

Тотчас же по заключении Столбовского мира началась колонизация Невского края в соответствии с политическими интересами Швеции. Особым манифестом шведское правительство приглашало сюда шведских подданных, преимущественно дворян, а также и иностранцев, главным образом немцев. Для привлечения колонистов шведское правительство предоставляло им целый ряд льгот и привилегий. Нашлось достаточное количество желающих, особенно среди обедневшего немецкого дворянства, получить покинутые поместья, селения, земли. Получил здесь земли и возглавлявший шведское вторжение в Россию в начале XVII в. Я. Делягарди, одно из ингерманландских имений которого находилось в устье Невы на Васильевском острове.

Наряду с этим, шведы привлекли сюда крестьян-переселенцев – выходцев из Финляндии. Именно к этому времени относится появление здесь финского населения. С этой категорией переселенцев, осевших преимущественно в Ореховском уезде, надо связать ряд финских названий местностей, расположенных вблизи Петербурга и отсутствующих в новгородских писцовых книгах XVI в.

В результате этой строго продуманной и систематически проводимой шведами политики вместо новгородских и московских помещиков владельцами земли оказались шведские и немецкие дворяне. Крестьянство же, сидевшее на этих землях, в массе своей состояло из русских и ижор.

По условиям Столбовского мира служилые люди с их семьями и слугами, городское население и монахи имели право в течение двух недель перейти в пределы Русского государства. Сельское население должно было остаться на своих старых местах. Однако шведы нарушили это условие и всеми мерами, вплоть до грубого насилия, препятствовали выходу русского населения из Ижорской земли.

После окончания войны на русское крестьянство легло тяжелое бремя податей и повинностей, в том числе и содержание расквартированных в крае шведских войск. Тяжесть налогового бремени усугублялась тем, что в Ижорской земле шведы отдали взимание всех государственных доходов частным лицам. Положение колонизуемой шведами далекой окраины, какой была Ижорская земля для шведов, создавало для коренного населения, всячески притесняемого, невыносимые условия. К жестокой эксплуатации присоединялся религиозный и национальный гнет. Особенно он усилился в 80-х годах XVII в., когда с чрезвычайной энергией принялись за насаждение здесь лютеранства. Русское население не примирилось с иноземным гнетом. Оно массами потянулось в пределы России. Число переселенцев достигало 50 000 человек. Устраивавшиеся на границе заставы не могли остановить движения в русские земли русских крестьян и посадских людей, страдавших под гнетом иноземных захватчиков. Выходы из-за «Свейского рубежа» начались сразу же после Столбовского мира 1617 г. и все время росли, несмотря на то, что за переход шведы грозили смертной казнью.[36] Несмотря на массовый уход русского населения из-под шведского господства, русские и ижоры составляли самую значительную часть населения Ингерманландии как в деревнях, так и в торгово-ремесленных центрах ее, сохраняя при этом свой язык, религию, обычаи.

В целях усиления шведского влияния на русское население оккупированной шведами территории в Стокгольме была организована специальная типография, где печатались книги на русском языке. Однако эти меры успеха не имели.

Настроения населения захваченного шведами края нашли свое яркое выражение в «Плаче о реке Нарове», датируемом 1665 г. Это произведение народной поэзии населения, временно подпавшего под власть Швеции,[37] проникнуто чувством жгучей тоски и горячей любви к родной русской земле.

Несмотря на оккупацию Невского края шведами, старая тесная связь его населения с Русским государством продолжалась в течение всего того периода, когда этот край был в руках шведов. Это были прежде всего торговые связи. Русские купцы не только Приладожья и Прионежья, но и «московских городов» регулярно я в большом количестве продолжали бывать в Орешке, Канцах и пользоваться Невой для своих торговых поездок «за рубеж» в «Свейскую землю».[38]

Ежегодно «по первой вешней располой воде», в мае–июне, целые караваны судов, принадлежавшие русским торговым людям, со своими «товаренцы» отправлялись «за Свейский рубеж в Стекольно».[39] Плыли они по реке Сяси, Ладожскому озеру, реке Неве, проходили через Канцы, где часть русских торговых людей оставалась для своих торговых дел, а другая, выправив «пасы», переплывала Финский залив, Балтийское море, проходила у Аландских островов и, наконец, .достигала Стокгольма. Этим же путем приезжали в Россию и «свейские немцы» (шведы), жители Канцев, Орешка, Выборга и других городов, которые после Кар-.дисского мира (1661 г.) могли свободно торговать в Москве, Новгороде Великом, Пскове, Ладоге, Ярославле, Переяславле Залесском, Холмогорах, Тихвине и Александровой пустыне.[40]

Кроме торговых связей, были и другие. Так, например, «зарубежские» русские ремесленники продолжали приходить на заработки в Москву, Новгород Великий, Вологду, Белоозеро и другие города. Причем приходившие в эти города для «плотнишного промысла» насчитывались не единицами и даже не десятками, .а сотнями человек.[41] Любопытно, что и крестьяне как русской, так и шведской стороны продолжали ездить «за рубеж» косить сено и пашню пахать.[42]

Мысль о возвращении захваченного шведами края – земли «наших отчич и дедич», «государской земли» – все время не покидала русское правительство.

В 1656 г. была сделана попытка освободить от шведов все побережье от Риги до Выборга. В начавшейся в 1656 г. войне со Швецией поводом было обвинение-шведского короля в том, что он стремится овладеть всем Балтийским морем и подорвать торговлю на нем.

Русские войска одновременно двинулись в трех направлениях: главные-силы пошли в Ливонию, один отряд начал действовать в Карелии и другой – в; Ингерманландии, где русские войска безуспешно пытались взять хорошо укрепленные Орешек и Корелу, слабый же Ниеншанц был взят и разрушен.

Один из русских отрядов действовал в море, где «русским ратным людям у Котлина острова с немецкими людьми был бой и у Котлина острова, – говорится далее в документе, – полукорабль взяли и немецких людей побили и наряд, и знамена поймали».[43] Русское население Ингерманландии встретило русские войска с великой радостью и оказывало всемерную помощь: присоединялось к отрядам, помогало строить укрепления и т. д. Там же, куда не доходили русские войска, крестьяне сами расправлялись с иноземными поработителями, нападая на поместья, принадлежавшие шведским и немецким помещикам.

Не добившись прочного успеха, русские войска оставили Ингерманландию. Под прикрытием русских войск жители Ореховского уезда и других массами уходили на русские земли. Оставшееся население сильно пострадало от карательных экспедиций шведов, расправлявшихся с ними за помощь, оказанную русским» войскам.

Война закончилась Кардисским миром 1661 г., восстановившим прежние границы.

Русское государство оставалось отрезанным от моря, а русское население Ингерманландии продолжало страдать от насилий иноземных поработителей..

После войны 1656–1658 гг. было сделано две попытки (первая в 1676 г., а вторая в 1684 г.) путем дипломатических переговоров вернуть Ижорскую землю России, но они окончились неудачей. Единственным средством воссоединения Ижорской земли с Русским государством, а следовательно и возвращения выхода на морские пути, становилась новая война со Швецией. Эти задачи и должна была разрешить начавшаяся в августе 1700 г. Северная война.

ОСНОВАНИЕ ПЕТЕРБУРГА.

ПОЛИТИЧЕСКАЯ И ОБЩЕСТВЕННАЯ ЖИЗНЬ

ГОРОДА В 1703–1725 гг.

Утрата земель, расположенных в районе Ладожского озера и Невы, нанесла серьезный ущерб политическому и экономическому развитию России. К концу XVII столетия необходимость овладения берегами Балтийского моря стала настолько острой, что нельзя было медлить с разрешением этой важнейшей политической задачи. Начатая Петром Северная война имела целью возвращение России тех ее земель, обладание которыми являлось абсолютно необходимым для ее дальнейшего развития. Маркс так говорит об этом: «Никто не мог себе представить великую нацию, оторванную от морских побережий и устьев ее рек... Россия уже не могла оставить в руках шведов устье Невы, которое являлось естественным выходом для сбыта продукции северной России... Петр завладел всем тем, что было абсолютно необходимо для естественного развития его страны».[44]

Возвращение России приневских и приладожских земель было необходимо для преодоления ее экономической, политической и культурной отсталости. Необходимость ликвидировать отсталость ясно осознавалась передовыми людьми эпохи. Они уже давно понимали важность выхода России на мировые просторы, укрепления военной мощи государства, развития всероссийского рынка, ликвидации экономических пережитков феодальной раздробленности.

В наброске программы торжественной оды по случаю празднования третьей годовщины Ништадтского мира, которым закончилась тяжелая и упорная борьба со шведами, Петр I указывал на враждебную политику европейских государств как на одну из главных причин тяжелого международного положения России. Западноевропейские державы, воспользовавшись политическим и экономическим кризисом, пережитым Россией на рубеже XVI и XVII вв., оттиснули ее в восточный угол Европы и зорко наблюдали за всякой ее попыткой вырваться из искусственно созданной изоляции.

В «Рассуждении» о причинах Северной войны, написанном в 1716 г. по поручению Петра I одним из ближайших его сотрудников П. П. Шафировым и напечатанном с поправками я вставками самого Петра, говорилось о том, что война с Швецией идет за обладание исконными русскими землями. «Что провинции Карелия и Ингрия или Карельская и Ижорская земли, – так писал автор, – со всеми принадлежащими ко оным уездами, городами и местами издревле ко Всероссийскому империю принадлежали, то не могут и сами шведы отрещи».[45]

Когда 11 октября 1702 г. под ударами русских войск пала шведская крепость на Неве Нотебург (старый русский Орешек), Петр приказал выбить по этому случаю медаль с надписью: «Был у неприятеля 90 лет», а в объяснительном тексте к чертежу осады Нотебурга, написанном самим Петром, говорилось:«Таковым образом, чрез помочь божию, отечественная крепость возвращена, которая была в неправдивых неприятельских руках 92 (года)».[46]

Петр, начиная подготовку к войне, прежде всего стремился добиться союза с теми европейскими государствами, которые подобно России испытывали на себе тяжесть политического и экономического господства Швеции в северной Европе.

В 1698 г. в польском городе Раве Русской произошло свидание Петра с польским королем Августом II, который одновременно был и саксонским курфюрстом. На этом свидании было положено начало русско-польскому союзу, оформленному в следующем году. В 1699 г. в Москву приехал уполномоченный польского короля Карлович, в результате переговоров с которым 11 ноября 1699 г. был заключен между Петром и Августом II «наступательный союз противу Швеции», к которому в том же году присоединилась и Дания. Вопрос о войне с Швецией был решен. В августе 1700 г. из Москвы, направляясь к Нарве, выступил первый русский отряд под командованием И. И. Бутурлина, вслед за которым двинулись остальные войска. К концу сентября сосредоточение русских войск под Нарвой закончилось, и в ночь на 2 октября обстрелом русского лагеря шведами из Нарвы было положено начало военным действиям. Сражение под Нарвой закончилось победой шведов.

Шведский король Карл XII, уверенный в том, что с Петром покончено, не только не перенес войны на территорию России, что надолго сковало бы силы Петра, но даже не оставил в Ижорской земле войска, достаточного для ее обороны, если бы Петр решился возобновить наступление. Эта ошибка Карла XII облегчила Петру I ликвидацию последствий нарвского поражения.

По мысли Петра, центром военных действий должна была стать Нева. С начала 1702 г. на Сяси началась постройка кораблей, без которых нечего было и думать о каких-либо успехах на Ладожском озере и Неве. В августе 1702 г. флотилия Ивана Тыртова атаковала шведскую эскадру в Ладожском озере и вынудила ее уйти Невой и Финским заливом в Выборг. Отряд Б. П. Шереметева летом 1702 г. был послан в Лифляндию, где он успешно действовал против шведов. Сам Петр отправился в Архангельск с целью принять ряд мер оборонительного характера против возможного появления шведских сил на севере. После возвращения оттуда он начал концентрировать войска около Ладоги. Эти мероприятия обеспечивали безопасность русских военных сил с запада, севера и со стороны Ладожского озера. Теперь можно было предпринимать наступление.

Начало его увенчалось блестящим успехом: 11 октября 1702 г. пал Нотебург, тогда же переименованный в Шлиссельбург (ныне Петрокрепость). Значение этой победы заключалось в возможности для русских войск двигаться вниз по Неве, не опасаясь за свой тыл. Но развить немедленно свой успех русские войска не могли. Надо было привести в порядок армию, понесшую немало потерь во время Нотебургской операции. Кроме того, Нева находилась накануне ледостава. Эти причины заставили Петра отложить поход вниз по Неве до весны следующего года.

Едва весною 1703 г. Нева очистилась от льда, как русские войска потянулись походным порядком и на судах к невскому устью. Главной их задачей стало теперь овладение шведской крепостью Ниеншанц, находившейся при впадении реки Охты в Неву. К концу апреля русские войска приблизились к Ниеншанцу. 30 апреля вечером началась артиллерийская стрельба по Ниеншанцу, а 1 мая утром шведский гарнизон сдал крепость.

Легкость, с какой пал Ниеншанц, ни в какой мере не означала, что Нева уже прочно закреплена за русскими. Угроза со стороны моря продолжала висеть над русскими войсками. На следующий же день после взятия Ниеншанца на взморье появилась шведская эскадра. 6 мая от нее отделились два судна, направились к Неве и стали недалеко от ее устья. На рассвете 7 мая русский отряд на 30 лодках под командованием Петра и А. Д. Меншикова приблизился к этим судам и вступил с ними в бой, в результате которого оба судна были взяты в плен. Это была первая морская победа в Северной войне. Успех русских заставил шведов быть осторожными и не предпринимать новых активных действий. Однако шведская эскадра не ушла со взморья, и ее присутствие создавало угрозу для русских войск. Кроме того, у реки Сестры находился шведский отряд, который в любую минуту мог появиться на Неве. Это заставило Петра принять меры к тому, чтобы Нева оказалась укрепленной сильнее, чем она была укреплена шведами. На берегах Невы было решено построить новую крепость.

В единственном официальном и авторитетном источнике по истории Северной войны[47]так говорится о закладке новой крепости на Неве:

«По взятии Канец [Ниеншанца] отправлен воинский совет, тот ли шанец крепить или иное место удобнее искать (понеже оный мал, далеко от моря и место не гораздо крепко от натуры), в котором положено искать нового места, и по несколько днях найдено к тому удобное место остров, который назывался Люст-Еланд (т. е. Веселый остров), где в 16 день майя (в неделю пятидесятницы) крепость заложена и именована Санктпетербург...».^2[48]

В «Истории императора Петра Великого», автором которой в первом ее издании 1773 г. обозначен Феофан Прокопович, соображения в пользу выбора места для постройки новой крепости приводятся те же, что и в «Журнале». Отмечается также, что размеры острова наилучшим образом удовлетворяли требованиям постройки крепости: территория его целиком могла быть отведена под крепость, так что «лишней земли» на нем не оставалось бы, и в то же время эта территория не была настолько мала, чтобы крепость не могла быть построена. Кроме того, остров, как пишет автор, «вокруг себя глубину имеет».[49]

Для целей обороны Невы место постройки крепости было очень удобно. Остров находился у самого разветвления реки на два рукава, и крепость могла держать под обстрелом шведов, откуда бы они ни появились. Остров с трех сторон был окружен широкими просторами Невы, с четвертой его отделял от соседнего Березового острова (будущей Петербургской стороны) пролив, хотя и узкий, но могущий служить оборонительным рубежом. Стратегические выгоды острова были, повидимому, оценены Петром сразу же, и он немедленно приказал начать работы по возведению на нем крепости.

Крепость была заложена 16 мая 1703 г., как свидетельствуют документы, относящиеся к этому событию. 16 мая 1703 г. и является датой основания Петербурга. Крепость первоначальное свое название Санкт-Питербурх получила 29 июня того же года в церковный праздник Петра и Павла. Позднее, когда в крепости был построен собор в честь Петра и Павла, она стала называться Петропавловской, название же Санкт-Петербург закрепилось за городом, возникшим вокруг крепости. В начавшей выходить при Петре первой русской печатной газете «Ведомости», в номере от 4 октября 1703 г., было напечатано: «Его царское величество по взятии Шлотбурга[50] в одной миле оттуды, ближе к восточному морю, на острове новую и зело угодную крепость построить велел, в ней же есть 6 бастионов, где работали 20 тысящ человек подкопщиков, и тое крепость на свое государское имянование, прозванием Питербурхом, обновити указал».[51]

Работа по постройке крепости велась с быстротой, подсказывавшейся напряженной военной обстановкой на Неве. К работам были привлечены прежде всего солдаты, находившиеся в лагере под Шлотбургом. Кроме того, в постройке крепости приняли участие работные люди, занятые укреплением Шлиссельбурга. Но этого было недостаточно. Были немедленно разосланы указы о посылке на Неву рабочих из разных мест России, и скоро около строящейся крепости раскинулся целый городок работных людей. Это было первое гражданское население будущей столицы империи.

Между тем к Неве приблизился, став у реки Сестры, шведский отряд, имея явное намерение начать активные действия против русских. Петр I не стал дожидаться этого и сам перешел в наступление. 7 июля он во главе восьмитысячного отряда пехоты и конницы разбил шведов и заставил их уйти к Выборгу.

Получив уверенность, что на ближайшее время шведская угроза со стороны Финляндии устранена, Петр энергично взялся за завершение строительства судов на Лодейнопольской верфи, начатого еще за несколько месяцев до того. Там было заложено 15 новых судов. Губернатором Петербурга и Шлотбурга был назначен А. Д. Меншиков. Ему было поручено наблюдать за постройкой города и крепости. Меншиков действовал быстро и энергично, понимая, какую важность имеет закрепление достигнутого успеха. К осени 1703 г. постройка крепости была почти закончена.

Присутствие на Неве только что спущенных на воду судов делало положение русских более устойчивым. Однако шведская эскадра продолжала находиться на взморье, запирая выход из Невы. Русские не могли отважиться на активные действия против нее, имея для этого слишком мало сил, а поэтому выжидали, как развернутся дальше события. В октябре шведская эскадра снялась с якоря и ушла в Выборг. Воспользовавшись этим, русские вышли на взморье, чтобы найти место для морской крепости, которая могла бы преградить неприятелю вход в Неву. Остров Котлин наилучшим образом отвечал этой цели. Но в короткий срок (нужно было опасаться того, что шведы весной снова появятся на взморье) не представлялось возможным построить крепость на Котлине. Петр ограничился тем, что отдал распоряжение соорудить батарею на одной из мелей недалеко от южного берега Котлина. Эта батарея, имевшая вид трехъярусной деревянной башни, вместе с батареей, возведенной на Котлине, закрывала единственный фарватер, по которому шведы могли подойти к Неве со стороны Финского залива. Сооружение батареи на мели продолжалось всю зиму. Весной 1704 г. произошло ее торжественное освящение. Она была названа Кроншлотом. Значение Кроншлота для защиты входа в Неву было очень велико. Недаром Петр в инструкции коменданту Кроншлота от 3 мая 1704 г. писал: «Содержать сию ситадель с божиею помощию, аще случится, хотя до последнего человека».[52]

Итак, к маю 1704 г., т. е. через год после закладки крепости на Неве, самые важные и срочные мероприятия по защите Невы и очищению от неприятеля ее окрестностей были закончены. За этот год на берегах Невы успел вырасти город.

Однако угроза захвата отвоеванной территории шведами продолжала оставаться чрезвычайно серьезной. Дважды летом 1704 г. на суше и в 1705 г. с моря шведы делали попытки нападения на Петербург. Но нападения были отбиты. Эта удача отнюдь не ослабила забот об укреплении нового города. В 1706 г. началось сооружение каменных бастионов Петропавловской крепости (закончено оно было лишь в 1740 г.), а в следующем году приступили к постройке кронверка по другую сторону протока, отделяющего крепость от Березового острова. Одновременно шли работы по укреплению Котлина. На нем были возведены постоянные сооружения, заменившие собой существовавшие до того временные.

В течение 1706 и 1707 гг. шведы не решались на сколько-нибудь активные действия в районе Петербурга, хорошо представляя себе силу обороны города.

Только в августе 1708 г. шведы двинулись из Выборга на Петербург. В то же время у Котлина появился шведский флот. Петербургу стали снова угрожать сухопутные и морские силы шведов. Командовавший русскими силами Ф. М. Апраксин, не решаясь ввиду численного превосходства шведов вступить с ними в генеральный бой, ограничился мелкими стычками, сильно задерживавшими продвижение шведов к Петербургу. К тому же у них обнаружился острый недостаток продовольствия. Это заставило шведов принять решение отступить от Петербурга. Тогда Апраксин напал на уходившие неприятельские войска и нанес им сильное поражение.

Этот поход шведов на Петербург оказался последним. 1709 год принес России Полтавскую победу, резко изменившую весь ход войны; до самого ее конца шведы удерживались от попыток даже приблизиться к Петербургу. Когда же в 1710 г. русскими войсками был взят Выборг, безопасность Петербурга можно было считать окончательно обеспеченной. Теперь открывалась возможность без серьезных помех продолжать строительство нового города, не прекращавшееся даже в самое опасное для него время. Энергия, с которой русские люди взялись за это дело, позволила Петербургу в скором времени занять выдающееся место среди городов Европы.

Материалы, относящиеся к основанию Петербурга, не дают возможности установить все обстоятельства, связанные с превращением нового города в столицу. Но уже 28 сентября 1704 г. Петр I в письме А. Д. Меншикову с Олонецкой верфи писал: «Мы чаем кончае во втором или третьем числе будущего месяца отсель поехать, и чаем, аще бог изволит, в три дни или четыре быть в столицу (Питербурх)».[53] Это было первое и единственное упоминание о новой столице в документах эпохи. Петр, строго регламентировавший жизнь государства во множестве указов, которые обычно сопровождались разъяснениями необходимости их издания, не издал указа о перенесении столицы.

Из современных Петру I авторов один только Гавриил Бужинскии посвятил Петербургу особое сочинение, названное им так: «Слово, в похвалу Санктпетер-бурга и его основателя, государя императора Петра Великого, говоренное ... при поднесении его величеству первовырезанного на меди плана и фасада Петербургу».[54] В этом «Слове» Бужинскии отмечает, что Петр прежде всего желал иметь крепость в устье Невы и приступил к ее постройке сразу же после завоевания ее берегов. Но этим намерения Петра не ограничились. На Неве он «не токмо крепости, но и самому престолу царскому благорассудил быти угодно».

Бужинскии восхваляет местоположение нового города, указывает на его стратегическое и экономическое значение, напоминает о славной истории невских берегов. Вместе с тем он стремится защитить новую столицу от тех нападок, какие слышались по ее адресу. Враги преобразований утверждали, что Петербург далеко отстоит от центра страны, что сводит на нет его значение как столицы; Бужинскии опровергает эти мысли, распространяемые, по его образному выражению, «ядовитыми ехиднами, изострившими свои аспидные зубы». Однако в этой полемике он не раскрывает, как можно было бы ожидать, причин перенесения столицы из Москвы в Петербург.

Не раскрываются они и в таком важном документе, как «Журнал или поденная записка». Молчит о них и Феофан Прокопович, в своих сочинениях несколько раз затрагивавший тему Петербурга. Вовсе не касается вопроса о причинах перенесения столицы Петр в своей переписке, всегда служившей ему одним из средств пропаганды его преобразовательной деятельности.

Не освещают вопроса о переносе столицы и иностранные авторы, хотя они и понимали, что в жизни Русского государства наступает какой-то новый этап, начало которого они не могли не усмотреть в возникновении нового столичного города. Отсутствие указа о перенесении столицы из Москвы в Петербург, умолчание о причинах этого крупного в истории государства события в современных ему источниках несомненно не было случайным. Несмотря на то, что Петр называл Петербург столицей еще в 1704 г., все правительственные учреждения, двор, дипломатические представительства продолжали оставаться в Москве. Сенат был первоначально учрежден также в Москве и был переведен в Петербург только в конце 1713 г. Двор переехал в новую столицу в 1712 г. Дипломатический корпус переезжал на берега Невы постепенно, и этот переезд был завершен только к 1718 г. Центральные правительственные учреждения – приказы – оставались в Москве. По мере проведения в жизнь реформы центрального управления 1718–1721 гг. новые учреждения – коллегии, за исключением трех: Иностранных дел, Военной и Адмиралтейской – формировались и первое время функционировали в Москве. Ряд из них – коллегии, ведавшие финансами, – оставался и впоследствии в Москве. То же следует сказать о Мануфактур-коллегии и Вотчинной коллегии (с 1727 г.). Главный магистрат до 1723 г. также находился в Москве. В старой столице оставалась и Юстиц-коллегия. Один из двух высших следственных органов – Преображенский приказ – постоянно оставался в Москве. С образованием коллегий в Москве была организована контора Правительствующего сената. Таким образом, Москва и после превращения Петербурга в столицу империи продолжала оставаться второй столицей не только по названию, но и фактически. Тем не менее центр политической жизни перемещался в Петербург. И это явилось следствием не только личного желания Петра, но всей системы преобразований первой четверти XVIII в. и прежде всего необходимости укрепления абсолютистского государства, национального государства помещиков и нарождавшегося класса купечества. Перенесение столицы было актом, осуществлявшим классовые интересы помещиков и купечества. Поэтому попытка Петра II, внука Петра I, в конце 20-х годов снова вернуть столицу в Москву и не могла увенчаться успехом.

Преобразования первой четверти XVIII в. не могли изменить и не изменили социально-экономической основы Русского государства. Но при всем том масштабы и результаты петровских преобразований были столь значительны, что о петровском времени можно говорить как о новом этапе в экономическом, политическом и культурном развитии Русского феодально-крепостнического государства.

В самом деле, такие события и явления в жизни страны, как победоносная Северная война, значительно расширившая международные связи России, создание регулярной армии и военно-морского флота, организация централизованного бюрократического государственного аппарата, начало широкого развития крупных мануфактур, серьезные сдвиги в области культуры, открывали новую страницу в истории Русского самодержавно-крепостнического государства, вели к укреплению абсолютизма в России.

Перенесение столицы государства на берега Невы было такой же реформой, как и все другие реформы петровского времени, сливаясь с ними в единое целое.

Перенесение столицы именно в Петербург, означало превращение страны в морскую державу. Для достижения этого эффективным средством казалась не просто постройка на Балтийском море военно-морского порта, но и превращение его в столицу. Так заранее определялось местоположение новой столицы – она должна была быть расположена у моря. Через Ладожское озеро, Неву и Финский залив шел старый торговый путь из Русского государства в Западную Европу. Путь этот был хорошо знаком русским людям. Петр, перенося столицу к устью Невы, остановил свой выбор на месте, являвшемся в течение столетий важным экономическим и стратегическим районом Русского государства.

Перенесение столицы на берега Невы позволило более удачно разрешить задачу укрепления авторитета России в Европе. Возникновение новой столицы у моря делало более легким общение всей страны с европейскими государствами, а ее правительство получало возможность быстрее и решительнее воздействовать на ход дел в Европе. Петербург с первых же лет своего существования стал военно-морским портом. Балтийский флот всегда мог явиться и в действительности являлся веским аргументом в пользу решения некоторых международных вопросов в желательном для России духе. Значение Петербурга как военно-морского порта и его командное положение в восточной части Балтийского моря было полностью оценено современниками. В «Истории императора Петра Великого», приписываемой Феофану Прокоповичу, автор предложил назвать Финский залив Петербургским морем. Он писал, что Котлин расположен «на море Петербургском (так бо уже Финляндскому заливу нарицатися достоит)».[55]

Огромное значение для новой столицы имело основание в ней морского порта. Создание на берегах Балтийского моря порта, который по своему географическому положению и оборотам далеко оставил бы за собой Архангельск, входило в качестве важнейшего элемента в планы преобразований. Значение Архангельска начало падать, тогда как обороты петербургского порта возрастали из года в год.

Порт, биржа, гостиный двор начали строиться одновременно с Петропавловской крепостью. В постройке порта и расширении его коммерческих оборотов Петр принимал деятельное участие, придавая этому делу значение не меньшее, чем оборонным мероприятиям. Успехи внешней торговли через Петербург делали удельный вес города в экономической жизни страны значительным и вместе с ростом петербургской промышленности укрепляли положение новой столицы. Известную роль в перенесении столицы на берега Невы сыграла и задача борьбы с оппозицией боярства и высшего духовенства, имевших немалые основания для недовольства преобразованиями Петра. Эта оппозиция особенно сильна была в Москве.

Люди, приезжавшие в Петербург через 10–15 лет после первого посещения его, дивились быстроте, с какой росла столица. На их глазах происходило превращение заболоченной, покрытой густым лесом местности в город, через два-три десятка лет после своего основания занявший место рядом с крупнейшими городами Европы. Для этого потребовалась работа многих десятков тысяч людей. Собранные специальными указами Петра со всех концов страны работные люди прорубали просеки, осушали болота, рыли каналы, возводили земляные насыпи, забивали сваи, строили военные укрепления, жилые дома, заводы. Работать приходилось в тяжелых условиях: болотистая почва и частые наводнения (первое наводнение в истории Петербурга произошло в августе 1703 г.) заставляли людей прилагать гигантские усилия, чтобы в борьбе с природой сохранить плоды своего сверхнапряженного труда.

Застройка города была сделана повинностью населения всей страны. Указ 3 июня 1714 г. вменял в обязанность постройку домов в Петербурге определенным категориям населения, причем определялось и число лиц, которые должны были строить дома в столице. Эта обязанность распространялась на:

1) 350 дворян, имеющих свыше 100 крестьянских дворов,

2) 300 купцов из «первостатейных» и «среднепожиточных»,

3) 300 «мастеровых всех художеств».[56]

Таким образом, указ обязывал построить в Петербурге 950 домов, при этом закончить постройку требовалось в течение лета, а осенью переехать жить. Застройка Петербурга с самого начала связывалась с принудительным заселением города.

Каждой группе населения предназначалась определенная часть городской территории. На Адмиралтейском острове должны были селиться адмиралтейские служащие, на Московской стороне (восточнее и южнее Фонтанки) – служащие дворцовых конюшен и Партикулярной верфи, гвардейские полки, на Васильевском острове – основное население города (дворянство, купечество, разночинцы), на Городском острове (Петроградская сторона) – мастеровые, солдаты.

Однако этот принцип не соблюдался, расселение шло самотеком, слободами. G 1718 по 1724 г. один за другим следуют указы с требованием переселения на Васильевский остров хозяев домов, не по праву живущих на Московской стороне и Адмиралтейском острове.

Несмотря на все угрозы и предписание ломать крыши домов ослушников,[57] дело с переселением не ладилось. Указы приходилось повторять с новыми угрозами и установлением новых сроков переселения, но все оставалось по-старому.

Последний из известных петровских указов на эту тему – указ 14 февраля 1724 г.[58] предписывает всем не имеющим права проживания на Адмиралтейском острове и Московской стороне очистить места под угрозой конфискации дворов. Все освободившиеся места должны быть переданы соответствующим командам (адмиралтейской, артиллерийской, Партикулярной верфи и т. д.), служащим которых строжайше запрещалось продавать кому-либо свои дворы, кроме представителей своих же команд.

Таким образом, закреплялось исключительное право ведомства на известную часть города. Однако, требуя переселения всех, кому не положено жить в данном месте, указ делает исключение для хозяев домов по набережным, для «вышних персон» и для местного духовенства. Таким образом, даже по букве закона принцип не выдерживался до конца.

Потерпела неудачу и другая идея Петра – создать центр нового города на Васильевском острове. Уже при жизни Петра городская застройка стихийно начала перемещаться на противоположный левый берег Невы. Тем не менее ни один свой замысел в отношении города Петр не проводил в жизнь с такой настойчивостью, как план создания центра города на Васильевском острове, который должен был стать средоточием дворянства и купечества столицы.

С апреля 1716 г. раздача мест под застройку дворянам и купцам производилась лишь на Васильевском острове.[59] Начиная с 1719 г., один за другим следуют указы о принудительном строительстве домов на Васильевском острове. Размер участка, отводимого под застройку, и тип здания определялись указами, исходя из числа крестьянских дворов, числящихся за дворянами, а для купечества из величины тягла с десятой деньги.[60] Дворяне, имевшие 500–700 крестьянских дворов, строили каменные дома на участке шириной 8 сажен, имевшие 300–500 дворов – на участке в 5 сажен и имевшие 100–300 дворов строили мазанки или деревянные дома.[61]

Несмотря на угрозы конфискаций имущества ослушников, дела с застройкой Васильевского острова шли очень плохо.

Большинство даже не начинало строить, а те, кто начали, строили очень медленно. В 1723 г. приказано было принудительно выслать из провинции в Петербург всех тех, кому положено было строить дома в столице, а строить не начали.[62] Однако перелома не наступало, ослушники не приезжали и людей для строительства домов не присылали.

Согласно указу 1724 г., размеры и типы домов, которые должны были строить в Петербурге помещики, определялись исходя уже не из числа крестьянских дворов, а из числа душ крестьян, числящихся за дворянами. Купцы были обязаны построить 50 каменных зданий по разверстке магистрата. Этот указ требовал начать строительство домов в 1724 г. и закончить отделку в 1726 г.[63]

Из общего числа 1758 мест, подлежащих застройке на Васильевском острове, 967 (55%) даже не было роздано, а из розданных мест было застроено всего 463 (по другим данным – 489, около 28%), при этом деревянные дома составляли 75%.

Несмотря на неудачу с Васильевским островом, основная цель Петром была достигнута: за короткое время на пустом месте был построен большой город.

На набережных Невы вырастали большие каменные здания. Обозначались направления будущих крупнейших городских магистралей (нынешних проспекта Майорова, Большого проспекта Васильевского острова, Невского); однако за пределами основных магистралей застройка Петербурга продолжала еще оставаться стихийной. Улицы, заселенные мастеровым людом (слободы Морские, Пушкарская, Переведенские и др.), были узки и тесно застроены деревянными домишками. Предстояла еще большая работа по регулированию городской застройки.

* * *

Государство направляет жизнь страны во всем ее многообразии, начиная от дел подлинно государственной важности и кончая мелочами быта. От наблюдения и контроля государства ничего не ускользает. Власть государства безгранична. Она распространяется не только на жизнь и имущество людей, но и на их волю и сознание. Государство предписывает людям не только образ их действия, но и образ мысли. Оно не терпит никакой силы, противостоящей ему или хотя бы сосуществующей рядом с ним.

Так думали идеологи дворянства и купечества петровского времени, игравшие руководящую роль в государстве. Непоколебимое убеждение в правильности этих положений отразилось в целом ряде их высказываний по вопросам, имеющим как теоретическое, так и практическое значение. В наиболее законченной форме идея абсолютистского государства была развита Феофаном Прокоповичем в его трактате «Правда воли монаршей». Петровский проповедник и публицист определяет верховную государственную власть как такую, которой «по бозе больше нет». Она не ограничивается никакими законами. Никак и ничем неограничены права носителя верховной власти – монарха. Народ должен беспрекословно выполнять все веления монарха. Обязанности монарха сводятся к охране правосудия, укреплению военной мощи государства и насаждению просвещения. Таких же взглядов на объем и силу государственной власти держался и Посошков. Правда, он допускал существование наряду с органами государственной власти органов дворянской и купеческой общественности, но предоставлял им очень ограниченную компетенцию. Таков проект Посошкова о созыве собора из представителей всех сословий для составления «Уложения». В «Книге о скудости и богатстве» Посошков выступал в качестве защитника экономических интересов купечества, ратуя за предоставление ему всякого рода льгот.

Сам Петр всецело разделял точку зрения на государство, высказанную с наибольшей полнотой Феофаном Прокоповичем. Выразил он ее не в философско-теоретических рассуждениях, к чему склонности он не испытывал, а в отдельных высказываниях по разным поводам. Наиболее красноречивыми в этом отношении документами являются петровские указы. Внутренний смысл их заключался в глубоком убеждении в том, что власть монарха абсолютна и сфера его надзора не имеет никаких границ. Только до конца проникнутый идеей всемогущества государственной власти законодатель мог издавать указы, подобные петровским, которые регламентировали не только жизнь и поведение подданных, но и их образ мыслей.

Причины того, что идея абсолютной власти монарха стала одной из руководящих идей русского дворянства, кроются в тех экономических и социально-политических условиях, в которых происходили реформы Петра. Она выражала сознание необходимости всемерного укрепления дворянского самодержавного государства в условиях напряженной международной обстановки и нараставших внутренних противоречий.

Такова была идеология, которая разрабатывалась правящими кругами. Она противостояла идеям, сохранившимся еще в среде старого боярства, о независимости и даже преобладании церкви над государством и преимущественных правах родовитого боярства на управление страной, на его особое положение в государстве, дающее ему право разделять власть с царем.

Новая идеология абсолютистского государства разрабатывалась и претворялась в жизнь в практике государственного строительства в новой столице. В Петербург было переведено из Москвы большинство новых центральных учреждений, основание которых знаменовало собой наступление нового этапа в развитии абсолютистского государства, – Сенат и значительная часть коллегий.

В Петербурге начал свое существование Синод. Его основание обозначало окончательное закрепление за государством власти над той организацией, которая никак не хотела мириться с неизбежностью потери своей былой самостоятельности, т. е. церковью. Петр и ее прибрал к рукам, установив над ней с помощью Синода повседневный и бдительный контроль. Церковь полностью переходила в зависимость от самодержавной власти.

Но, борясь с притязаниями церкви на власть, Петр в то же время понимал, какую крупную роль может сыграть церковь в укреплении абсолютистского государства. Методами религиозного воздействия он стремился укрепить авторитет новой столицы в сознании народных масс. Этой цели должно было служить основание в Петербурге Александро-Невского монастыря.

В «Журнале» Петра рассказывается, что в 1710 г. Петр, осматривая Петербург, обратил внимание на место впадения Черной речки в Неву и приказал строить здесь монастырь во имя Троицы и Александра Невского. Архимандрит будущего монастыря Феодосии на указанном Петром месте водрузил крест с надписью о том, что здесь будет сооружен монастырь. Монастырь начал свое существование с 1713 г.

Основанием монастыря в память одного из наиболее чтимых в народе людей, с чьим именем была связана первая победа на Неве над шведами, Петр хотел придать новому городу особое значение. Вероятно тогда же Петр задумал и перенесение «мощей» Александра Невского в Петербург, хотя осуществлено это было только в 1723 г. Основание Александро-Невского монастыря сыграло свою роль в деле укрепления положения Петербурга как столицы.

Элементы новизны находившихся в Петербурге центральных государственных учреждений не могли не отразиться на характере их деятельности. Неторопливые темпы жизни московских приказов и боярской думы и весь их веками устоявшийся обряд мало подходили к тем задачам, какие стояли перед только что¹ возникшими Сенатом, коллегиями и Синодом. Вероятно, не без некоторого сожаления вспоминали петербургские чиновники всех рангов о московских временах, читая знаменитый указ Петра 1722 г., в котором царь требовал точного и неуклонного выполнения законов всеми государственными учреждениями и устанавливал пределы компетенции Сената. Было от чего прийти в смущение, если указ заканчивался такими красноречивыми словами: «Буде же кто сей наш указ преступит под какою отговоркою ни есть ... тот ... казнен будет смертию без всякие пощады, и чтоб никто не надеялся ни на какие свои заслуги, ежели в сию вину впадет».[64] Деспотические приемы управления Петра государством находили свое выражение в подробнейшей регламентации жизни подданных царя. Из Петербурга шел целый поток указов, предписывавших жителям России, как они должны одеваться, как строить жилища, жать хлеб, выделывать кожи, развлекаться, как они должны отнестись к предстоящему солнечному затмению или как вести себя в церкви, и т. д. и т. п. Русское законодательство еще не знало такого мелочного и всеобъемлющего регламентирования, какое вносили в жизнь страны указы Петра. Жители Петербурга в полной мере испытали на себе силу петровской регламентации. Извещенные барабанным боем о выходе нового указа, они собирались для выслушивания его на площади перед зданием, где помещались коллегии. Отступать от всех предписаний и запрещений Петра петербуржцам было труднее, чем жителям других российских городов, так как зоркие глаза царя и его многочисленных фискалов мгновенно замечали всякие уклонения от установленного порядка, и тогда обитатели «парадиза» (рай – так Петр называл Петербург) на собственном опыте убеждались, что строить новое государство – дело нелегкое.

Очень велико было значение новой столицы в деле развития русской культуры.

Культурные учреждения столицы воплотили в себе черты новой культуры, освобождающейся от церковных традиций и отвечающей практическим нуждам, Петербург стал местом пребывания некоторых новых для России учебных заведений (Морская академия, Артиллерийская и Инженерная школы, Медицинская школа и др.). Они готовили столь необходимые для страны кадры военных, врачей, учителей и т. д. Люди, получившие образование в этих учебных заведениях, работали над перестройкой армии и флота, государственного аппарата, над организацией промышленности и других отраслей экономики, несли дипломатическую службу, разрабатывали научные проблемы и т. п. Легко представить, какое большое политическое и культурное значение приобретала в силу этого новая столица. В петербургских типографиях печаталось много книг. В Петербург в 1711 г. было перенесено издание первой русской печатной газеты. Первый русский публичный музей – Кунсткамера – возник также в Петербурге. В петровское время было подготовлено открытие в Петербурге Академии Наук. Одним из примечательных культурных учреждений новой столицы явился публичный театр.

Культурные учреждения Петербурга возникали одновременно с тем, как строились в нем дома, проводились улицы, намечались площади, сооружались пристани, возводились укрепления и т. д. Контуры города еще только намечались, а уже в нем жили интенсивной жизнью учебные заведения, типографии, музей, театр и другие культурные учреждения.

Жители петровского Петербурга имели возможность наблюдать обставленные со всем возможным великолепием зрелища приема чрезвычайных посольств. Торжественные аудиенции послам Петр давал обычно в меншиковском дворце, по своим размерам и богатому убранству более подходившем для этой цели, чем скромные здания, выстроенные Петром для себя. Деловые же свидания царя с послами происходили в самой разнообразной обстановке. Датского посла, например, Петр однажды принял на строящемся корабле, чем привел его в немалое смущение.

Петровские преобразования наталкивались на сильное сопротивление в боярских кругах и среди части духовенства. Эти социальные группы боролись, как могли, с вводимыми царем новшествами. Интересы старого боярства были ущемлены петровскими преобразованиями: оно теряло свое руководящее положение, вынужденное мириться с появлением на командных постах людей, которые были поставлены на эти посты деспотической властью самодержца. Одинаково сильно были задеты Петром интересы высшего духовенства, утратившего в результате реформ по управлению церковью свое прежнее влияние и власть. Старые традиции тяготели над боярством и высшим духовенством, крайне неодобрительно относившимися к обновлению политического строя и общественного и даже семейного быта.

В Петербурге оппозиция Петру этой социальной среды не получила заметного развития. Петербург был новым городом, и это одно уже создавало мало благоприятную обстановку для распространения оппозиционных настроений в нем. Но новая столица стала местом, где разыгрался самый драматический эпизод в истории боярской оппозиции Петру. В Петербурге закончилось дело царевича Алексея Петровича, тайно казненного в 1718 г. в каземате Петропавловской крепости.

Если источники достаточно полно отразили политические стремления господствующих слоев петербургского общества, от которых они и исходили, то чаяния и стремления трудящихся столицы в существующих источниках, конечно, не могли быть выражены. Эти чаяния и надежды были одинаковыми с теми, которыми жили народные массы остальной России в петровское время. Протест широких народных масс против усиления тягот нашел свое выражение в крестьянских восстаниях, происходивших на протяжении царствования Петра. Успехи развития самодержавно-крепостнического государства могли быть достигнуты, как указывал И. В. Сталин, только за счет крестьянства, «с которого драли три шкуры». К личности самого Петра отношение народных масс, если исключить часть старообрядческого населения, было положительным, как свидетельствуют народные песни о нем. Народ ценил личную храбрость царя, его простоту, умение работать, но народ тяжко страдал от непосильного бремени. Отчетливое представление народа о характере петровской политики сказалось в следующем обращении к царю в одной из сложенных о нем песен: «Ты зачем, государь-царь, чернят разоряешь? Ты зачем больших господ сподобляешь?». Разорение народа при ясно видимом им «сподоблении больших господ» и приводило к тем волнениям, которыми отмечено петровское царствование.

Классовая борьба велась на протяжении всей первой четверти XVIII в. в различных районах государства с различной степенью напряжения. Особенной остроты она достигла, как известно, на Дону и в Поволжье. Петербург отнюдь не был таким местом петровской империи, где господствовал классовый мир. Открытых народных выступлений в петровском Петербурге не происходило, но случаи сопротивления зарегистрированы в летописях города. Дошедшие до нас документальные следы этой борьбы немногочисленны. Но можно с уверенностью сказать, что количество выступлений в Петербурге против петровской политики значительно больше, чем число сохранившихся официальных документальных свидетельств об этом.

До нас дошел список 22 арестантов, присланных 19 сентября 1717 г. в Петропавловскую крепость. Это были первые из известных до сих пор узников крепости, открывшие собой ее скорбную летопись. Они принадлежали к личному составу корабля «Ревель». В чем заключалась их вина, остается неизвестным. Можно предполагать, что они были арестованы за какое-то выступление на корабле. Так заставляет думать тяжесть постигшего их наказания: один из арестованных был казнен, несколько человек наказаны кнутом и сосланы на каторгу.[65]

События, подобные тем, которые произошли на корабле «Ревель», заставляли Петра обращать особое внимание на политический розыск. И Преображенский приказ и Тайная канцелярия занимались расследованием дел, направленных против «персоны его величества», а также дел, связанных с «бунтами и возмущениями». Деятельность обеих канцелярий заслужила острую ненависть в народе. Хорошо известно, с какой жестокостью подавлялись Петром всякие попытки протеста народа против тех безмерных тягот, которыми он был задавлен. Действовавшие под непосредственным наблюдением Петра обе канцелярии имели задачей пресекать в самом корне попытки открытых выступлений беспощадными и жестокими мерами. Кровь, обильно проливаемая в петровских застенках, вызывала чувства ужаса и страха, часто сковывавшие волю тех, кто пытался поднять руку против деспота-самодержца.

В поле зрения как Преображенской, так и Тайной канцелярии попадало все, заслуживающее, с точки зрения их руководителей, внимания. Оба розыскных учреждения были завалены множеством всяких, даже совершенно ничтожных по-своему характеру дел. Но страх самодержавно-крепостнического государства перед возможностью народных выступлений был так велик, что в глазах лиц, ведавших розыском, всякое дело было значительно. Поэтому-то сакраментальная формула «слово и дело государево», с которой начинался розыск, получила в петровские времена такое широкое распространение. Тайная канцелярия вела розыск по делам, возникавшим на всей территории России. Многие ее дела имели прямое отношение к Петербургу.

В 1722 г. в Петербурге разнеслись слухи о каких-то таинственных явлениях в Троицкой церкви, носивших зловещий характер. Начавшиеся среди священнослужителей толки об этом быстро распространились по городу и вызвали в народе «непристойные разговоры». «Питербурху быть пусту» – таков был наиболее заинтересовавший Тайную канцелярию мотив этих разговоров. Молва о неизбежном запустении Петербурга не раз возникала и в самом городе, и в других местах России. К этим слухам вершители розыскных дел относились с особенной настороженностью, справедливо усматривая в них форму протеста против петровских реформ, рождавшегося прежде всего в среде боярской и церковной оппозиции. Дело о таинственных явлениях в Троицкой церкви кончилось тем, что диакон церкви, первый разнесший слух о запустении Петербурга, был приговорен к трем годам каторги, «чтоб на то смотря, впредь другим таких непотребных слов говорить было неповадно».[66]

Возникали в Тайной канцелярии дела о сказанных в Петербурге иноземцем Питером Вилькином словах, будто царь не проживет более трех лет, о разговорах по поводу того, что мужики Преображенских солдат не любят, называют их самохвалами и железными носами, о том, что царь – не русский человек, а иноземец, что он подменен в Швеции, что он антихрист, сына «убил до смерти», что царь «весь народ погубит», и т. д. и т. п. Людей, распространявших такие слухи, хватали, вздергивали на дыбу, пытали огнем, били кнутом и приговаривали к жесточайшим наказаниям, а нередко и к смерти.

Протест против петровских преобразований в раскольнической и боярской среде питался реакционными стремлениями к сохранению старины. Нередко эта среда использовала в своих реакционных целях протест народных масс против непосильных тягот, которые налагало на них абсолютистское государство. В Петербурге в 1720 г. была предпринята попытка покушения на Петра. О ней рассказал в своих «Любопытных и достопамятных сказаниях об императоре Петре Великом» Штелин, слышавший об этом происшествии от денщика Петра гр. А. Б. Бутурлина через десять лет после смерти Петра. Некий человек (сведений о его имени и дальнейшей его судьбе не сохранилось), пробравшись в Летний дворец Петра, пытался напасть на царя с ножом в руках. Его постигла неудача. Схваченный на месте, он, оказавшийся раскольником, объяснил свой поступок тем, что Петр сделал много зла «нашей братии и нашей вере».[67]

Скупые сведения, сообщенные Штелиным, нуждаются в проверке. Однако нет ничего невероятного в том, что кто-либо из наиболее фанатично настроенных раскольников мог взять на себя задачу убить царя.

К концу первой четверти XVIII в. Петербург прочно занял свое положение как политический центр страны, главный военный и торговый порт, центр нового светского просвещения, подчиненного интересам укрепления российского абсолютизма. Российское самодержавие переживало период своего расцвета. Но и тогда на борьбу с самодержавно-крепостническим строем стихийно поднимались народные массы страны. Отзвуки этой борьбы, пока еще слабые, находили свое место и в петровском Петербурге. Трудящиеся массы новой столицы жили общими надеждами и чаяниями с трудящимися всей страны. Эти выступления в дальнейшем будут нарастать, принимая новые формы. Петербург станет превращаться в революционный центр страны. Но это произойдет позднее – в условиях разложения крепостничества, с появлением Радищева и декабристов.

[1] Эта цифра несомненно преуменьшена, так как в XVIII в. регулярной регистрации наводнений не было.

[2] Река Нева известна в шведских источниках под названием реки «Ну», что значит в переводе на русский язык «Новая». Под этим же названием упоминалась Нева и в 1269 г. в договорах Новгорода с немецкими городами (Грамоты Великого Новгорода и Пскова. М.–Л., 1949, стр. 58–59, 61).

[3] В росписи чертежей «разных государств», хранившихся в Посольском приказе, в 1614 г. упоминался чертеж Карельского и Ореховского рубежей и ряд других (Чтения Общ. ист. и древн. российск., № 3, 1894, стр. 16).

[4] Книга Большому чертежу. Л., 1950, стр. 153, 156–157.

[5] ПСРЛ, т. III, стр. 62.

[6] Там же, стр. 71.

[7] Курганы С.-Петербургской губернии в раскопках Л. К. Ивановского. Обработал для издания А. Спицын. Материалы по археологии России, № 20, СПб., 1896, стр. 11, 12, 35.

[8] С. С. Гадзяцкий. Вотская и Ижорская земли Новгородского государства. Исторические записки, т. 6, 1940, стр. 129.

[9] Временник Московск. общ. ист. и древн. российск., кн. 11, М., 1851, стр. 372–373.

[10] С. С. Гадзяцкий, ук. соч., стр. 143.

[11] Без центра самого Спасского погоста, так как описание его из-за утраты листов в писцовой книге 1500 г. отсутствует.

[12] В данном случае и далее приводится количество только лишь мужского населения, следовательно, всего жителей было значительно больше.

[13] Название древнерусского должностного лица.

[14] Временник Московск. общ. ист. и древн. российск., кн. И, М., 1851, стр. 341.

[15] Там же, стр. 344.

[16] Там же, стр. 344–345.

[17] В 1500 г. в нем было 152 двора, 2 монастыря и 4 церкви (Временник Московск. общ. ист. и древн. российск., кн. 11, М., 1851, стр. 111–115), а в 1545 г. в Орешке было уже 165 дворов (ААЭ, т. I, № 205, стр. 189).

[18] Временник Московск.общ. ист. и древн. российск.,кн. 11, М., 1851,стр. 334–345; ААЭ,. т. I, № 205, стр. 189.

[19] Писцовые книги Ижорской земли, т. I, отдел 2. СПб., 1862, стр. III–IV.

[20] Временник Московск. общ. ист. и древн. российск., кн. 11, М., 1851, стр. 344–345.

[21] ААЭ, т. I, № 205, стр. 180–191.

[22] Якубов К. Русские рукописи Стокгольмского государственного архива. Чтени» Общ. ист. и древн. российск., кн. 4, М., 1890, стр. 76, № 104.

[23] Гиппинг А. И. Нева и Ниеншанц, ч. II. СПб., 1909, стр. 42 и 150.

[24] ПСРЛ, т. III, стр. 64–73.

[25] ПСРЛ, т. III, стр. 67.

[26] ПСРЛ, т. III, стр. 67–68.

[27] Маркс К. Хронологические выписки. Архив Маркса пЭнгельса,т. V.M.,1938,стр.338.

[28] ПСРЛ, т. IV, стр. 58; т. 1, стр. 227.

[29] ПСРЛ, т. III, стр. 227.

[30] Маркс К. Хронологические выписки. Архив Маркса и Энгельса, т. VIII, М., 1946, стр. 165.

[31] Новосельский А. А. Борьба Московского государства с татарами в XVII в. М.–Л., 1948, стр. 18–33.

[32] В 1583–1590 гг. государственная граница проходила по реке Сестре и по реке Стрельне.

[33] Из «памяти» русским послам кн. Ив. Туренину с товарищами (1594 г.), приводимой, в работе: Г. А. Замятин. Походы шведов в Поморье в начале XVII в. Ученые записки Молотовского Гос. педаг. инст., вып. 8, Молотов, 1947, стр. 58–59.

[34] См. переписку шведского короля Густава-Адольфа и других 1611–1615 гг.: Сб. Новг, общ. люб. древн., вып. 5, Новгород, 1911, стр. 15–112.

[35] Форстен Г. В. Балтийский вопрос в XVI и XVII столетиях, т. II. СПб., 1894_г стр. 149–150.

[36] Архив ИИ АН СССР, Порубежные акты №№ 49, 53, 58, 85, 99, 110, 617, 783 и др.

[37] Труды Отд. древнерусской литературы, т. VI, М.–Л., 1948, стр. 333–338.

[38] К. Н. Сербина. Очерки из социально-экономической истории русского города. Тихвинский посад в XVI–XVIII вв. М.–Л., 1951, стр. 257–295.

[39] Архив ИИ АН СССР, Тихвинский фонд, столбец 1697–1698 гг.

[40] ДАИ, т. IV, №№ 115 и 117.

[41] Архив ИИ АН СССР, Порубежные акты, № 496 и др.

[42] То же, № 482 и др.

[43] Веселаго Ф. Ф. Очерки русской морской истории, т. I. СПб., 1875, стр. 57.

[44] Магх K. Secret diplomatic history of the eighteenth century. London, 1899, стр. 87.

[45] Рассуждение, какие законные причины его величество Петр Великий... к начатию войны против короля Карла XII шведского 1700 году имел… СПб., 1722, стр. 1.

[46] Письма и бумаги ими. Петра Великого, т. II, стр. 110, 423.

[47] В 1711 г. было начато собирание материалов по истории войны. Тогда же ближайшие сотрудники Петра (П. П. Шафиров, А. В. Макаров и др.) приступили к ее написанию. В результате их длительного и кропотливого труда (составленное ими сочинение насчитывало восемь редакций), в котором ближайшее участие принимал сам Петр, появилась история Северной войны в двух частях под названием «Журнал или Поденная записка ... Петра Великого...».

[48] Журнал или поденная записка блаженный и вечнодостойныя памяти государя императора Петра Великого с 1698 года даже до заключения Нейштатского мира, ч. I. СПб., 1770, стр. 69.

[49] История императора Петра Великого от рождения его до Полтавской баталии ... сочиненная Феофаном Прокоповичем... СПб., 1773, стр. 67.

[50] Так был переименован Петром Ниеншанц.

[51] Ведомости времени Петра Великого, вып. 1, 1703–1707 гг. М., 1903, стр. 82.

[52] Письма и бумаги имп. Петра Великого, т. III, стр. 55.

[53] Письма и бумаги ими. Петра Великого, т. III, стр. 162.

[54] Полное собрание поучительных слов, сказыванных в высочайшем присутствии государя императора Петра Великого преосвященным Гавриилом Бужинским. Иждивением Н. Новикова и К⁰, М., (б. г.), стр. 1–36.

[55] История императора Петра Великого от рождения его до Полтавской баталии... сочиненная Феофаном Прокоповичем..., стр. 75.

[56] ПСЗ, т. V, № 2817.

[57] ЦГИАЛ, ф. 1329, оп. 2, д. 20, лл. 1–10 (1721 т.),

[58] ПСЗ, т. VII, № 4474.

[59] ПСЗ, т. V, № 3019.

[60] «Десятая деньга» – налог на городское население, введенный при Петре I в 1701 г.

[61] ПСЗ, т. V, № 3332.

[62] Указы Петра Великого с 1714 по 1725 г. СПб., Акад. Наук, 1739, стр. 39–40 (указы 1723 г.).

[63] ПСЗ, т. VII, №№ 4405, 4439.

[64] ПСЗ, т. VI, № 3978.

[65] Гернет М. Н. История царской тюрьмы, т. I. Изд. 2-е, М., 1951, стр. 130.

[66] Семевский М. И. Слово и дело! 1700–1725. Изд. 3-е, СПб., 1885, стр. 95.

[67] Там же, стр. 342.

---

Дата добавления: 2021-03-18; просмотров: 53; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!