А Бог поддержит тех, кто выбрал Истину и непреклонно следует ей в жизни. 5 страница
Быть человеком в ладу с Богом и биосферой, предопределённо становится при новом соотношении эталонных частот биологического и социального времени — непреходящей и самодостаточной целью для каждого здравого нравственно и интеллектуально, и этой цели будет переподчинена вся социальная организация жизни и власти. Все, кто останется рабом житейской суеты обречены на отторжение биосферой Земли.
Все элементы человечества как системы в биосфере Земли, которые не способны своевременно отреагировать на изменение соотношения эталонных частот биологического и социального времени, обречены на отторжение биосферой Земли, переходящей в иной режим своего бытия под воздействием человеческой деятельности последних нескольких тысячелетий. И от биосферы Земли не защитит ни герметичный бункер с протезом Среды обитания, ни медицина...
* * *
Финн обладал знанием «закона времени» и поэтому предвидел, что в ХХ веке произойдёт смена соотношения эталонных частот биологического и социального времени в глобальном историческом процессе. Эта смена станет решающим фактором качественных изменений в информационном состоянии общества ХХ века, то есть изменится связь времен. Из рис. 2, где схематично представлен «закон времени», видно, что до смены связи времён в обществе доминировала толпо-”элитарная” логика поведения, в основе которой — библейская концепция управления. После того, как «распалась (прежняя) связь времен» (“Гамлет”, Шекспир) и произошла смена эталонных частот биологического и социального времени, в обществе пошёл процесс формирования иной, отличной от библейской, логики поведения и иной нравственности.
|
|
|
Причина неспособности Черномора понять объективный характер этих изменений — в ограниченности его “науки”, не вмещающей представления о “законе времени».
Он звёзды сводит с небосклона,
Он свистнет — задрожит луна;
Но против времени закона
Его наука не сильна.
Старец раскрывает глаза Руслану («светлеет мир его очам») и объясняет, что «любовь седого колдуна» не может изменить духовный мир русского народа. Черномор на основе библейской концепции управления не в состоянии осчастливить “пленных красавиц”, то есть ему не под силу превратить «царство зверя» в «царство человека». В этом смысле он сам — заложник ограниченной по своим возможностям концепции управления.
Ревнивый, трепетный хранитель
Замкóв безжалостных дверей,
Он только немощный мучитель
Прелестной пленницы своей.
Вокруг неё он молча бродит,
Клянёт жестокий жребий свой...
Молча бродит потому, что ничего прямо и открыто сказать не может, поскольку его концепция герметичная, то есть закодированная в библейских притчах, иносказаниях. Она определяет логику социального поведения на всех ступенях толпо-“элитарной” пирамиды, в которой каждый в меру своего понимания работает на себя, а в меру своего непонимания — на тех, кто понимает больше.
|
|
|
Встреча Руслана с Финном происходит как бы случайно, благодаря коню, но... только после того, как Руслан:
На брови медный шлем надвинув,
Из мощных рук узду покинув,
Ты шагом едешь меж полей,
И медленно в душе твоей
Надежда гибнет, гаснет вера...
Всё это очень похоже на состояние умов в нашем обществе перед началом перестройки, когда и надежда гибла, и гасла вера; после чего наступил период утраты управления в государстве. При взгляде на происходящее извне — всё так, но в глубинах народного сознания уже шла напряжённая работа по осмыслению происходящего и выработке новых подходов к новым явлениям динамично меняющегося мира. Общество словно проснулось от долгой спячки и в нём возникло желание “сердце освежить беседою святою”. “Болезнь души, тоска жизни” — следствие непонимания подлинных причин происходящего в истории собственного народа, что неизбежно порождает потребность в полноте знаний.
|
|
|
Не спится что-то, мой отец!
Что делать: болен я душою,
И сон не в сон, как тошно жить.
Позволь мне сердце освежить
Твоей беседою святою.
Прости мне дерзостный вопрос.
Откройся: кто ты, благодатный,
Судьбы наперсник непонятный?
В пустыню кто тебя занёс?
История, приведённая в начале рассказа Финна, — типична для жизни любого кочевого племени, живущего в устойчивых отношениях со средой обитания, когда один день неотличим от дней минувших столетий.
Природный финн,
В долинах, нам одним известных,
Гоняя стадо сел окрестных,
В беспечной юности я знал
Одни дремучие дубравы,
Ручьи, пещеры наших скал
Да дикой бедности забавы.
Своим печальным рассказом Финн, на примере истории своих взаимоотношений с Наиной, раскрывает Руслану секрет Черномора, лежащий в основе его метода “культурного сотрудничества”. Сначала из среды народа, в силу некоторых особых природных задатков (ум, наблюдательность, сообразительность, целеустремлённость) выделяются люди, получивших впоследствии название шаманов, волхвов, знахарей, жрецов. Затем появляется “культурный агрессор” — эмиссар Черномора, который в поэме проходит под именем Hаины. Поначалу агрессор живёт уединенно, как бы за чертой оседлости, «близ селенья» основного народа. В современной терминологии это — “агенты влияния”.
|
|
|
Первыми покупаются и продаются управленцы, пастухи народного стада. Они начинают страдать трепетным жидовосхищением, а через предмет своего обожания вступают в сотрудничество с Глобальным надиудейским Предиктором. С этого момента им чужды заботы своего народа, а свет в их очах зажигается только при слове “заграница”. В системе образов Пушкина это выглядит так:
Но жить в отрадной тишине
Дано не долго было мне.
Тогда близ нашего селенья,
Как милый цвет уединенья,
Жила Hаина. Меж подруг
Она гремела красотою.
. . . . . . . . . . .
Умчалась года половина;
Я с трепетом открылся ей,
Сказал: люблю тебя, Hаина.
Настоящая красота греметь не может. Гремит камуфляж, театральная декорация. Наина была всего лишь инструментом Черномора и потому не могла ответить взаимностью Финну. Другими словами, она была биороботом-оборотнем, неким Фантомасом в красивой упаковке. Поэтому в поэме она принимает то образ змея, то кошки.
Но робкой горести моей
Hаина с гордостью внимала,
Лишь прелести свои любя,
И равнодушно отвечала:
“Пастух, я не люблю тебя!”
Так Финн становится послушной игрушкой в руках Черномора и потому «весело и грозно бьется», возглавляя толпу бесстрашных земляков только затем, чтобы:
К ногам красавицы надменной
Принёс я меч окровавленный,
Кораллы, злато и жемчуг.
Результат прежний:
Герой, я не люблю тебя!
Только после этого Финн берётся за ум, желая постичь «предметы мудрости высокой», то есть вооружиться знаниями, необходимыми в противоборстве с Черномором, о котором он пока ещё ничего не знает.
Невольно пришлось вспомнить и о Родине. Одновременно Руслану даётся представление о преемственности управленческого знания, обладающего некими национальными особенностями.
Но слушай: в родине моей
Между пустынных рыбарей
Наука дивная таится
По расчётам астрологов, последние 2500 лет Земля проходила созвездие Рыбы. Рыба — символ иудо-христианства. В начале третьего тысячелетия Земля, по данным астрологов, войдёт в созвездие Водолея, и наступит новая эра...[19] Дивная наука новой эры сохранялась и в иудо-христианской среде, то есть таилась «между пустынных рыбарей». Это — о её пребывании информационном. О местопребывании материальном и реальных носителях новой науки Финн говорит особо:
Под кровом вечной тишины,
Среди лесов, в глуши далёкой
Живут седые колдуны.
Чем же они занимаются?
К предметам мудрости высокой
Все мысли их устремлены.
А каковы их отношения со всем, что есть в окружающем мире? Как прошлое и будущее развивающегося мира относятся к их мыследеятельности?
Всё слышит голос их ужасный,
Что было и что будет вновь,
И грозной воле их подвластны
И гроб, и самая любовь.
В первой строчке виден приём, используемый Пушкиным для передачи читателю особенно важной мысли, как, например, в стихотворении “Герой”:
Тьмы низких истин мне дороже
Нас возвышающий обман.
Нарушая привычный порядок слов, он как бы задерживает мысль читателя в нужном автору месте и заставляет его соображать. Обыденному сознанию более понятна была бы такая форма выражения мысли, изложенной в двух строках: “Всё, что есть в прошлом и будущем окружающего мира, слушается ужасного голоса колдунов”.
К сожалению, поначалу стремление Финна к жреческим знаниям диктовалось личным своекорыстием, подогретым трепетным жидовосхищением:
И я, любви искатель жадный,
Решился в грусти безотрадной
Hаину чарами привлечь
И в гордом сердце девы хладной
Любовь волшебствами зажечь.
Прошло сорок лет и вот:
Настал давно желанный миг,
И тайну страшную природы
Я светлой мыслию постиг...
В процессе постижения «страшной тайны природы» Финну суждено было узнать и о месте Человека в Природе. Светлая мысль не может мириться с чёрными помыслами, и потому стремление Финна воспользоваться знаниями в своекорыстных целях неизбежно приводит его к страшному открытию: Hаина — не Человек. И вот перед Финном, бывшим родовым шаманом (пастухом местного стада), овладевшим знанием национального (этнического) жречества, встаёт роковой вопрос: “Кто же он сам?” Этот вопрос мастерски разрешается сравнительным описанием сцен похищения Людмилы Черномором и мнимой победой Финна над Наиной.
Пушкин о появлении Черномора:
Гром грянул, свет блеснул в тумане,
Лампада гаснет, дым бежит,
Кругом всё смерклось, всё дрожит...
Финн о своих “достижениях”:
Зову духов — и в тьме лесной
Стрела промчалась громовая,
Волшебный вихорь поднял вой,
Земля вздрогнула под ногой...
Хорошо видно, что внешние атрибуты «безвестной силы» в обеих сценах совпадают. Но интереснее другое: в первом издании “Руслана и Людмилы” 1820 г. в рассказе Финна эти строки выглядели иначе:
Финн:
Зову духов — и, виноват!
Безумный, дерзостный губитель,
Достойный Черномора брат,
Я стал Hаины похититель.
Другими словами, в первом варианте поэмы происходит открытая самоидентификация Финна, поднявшегося в своём овладении страшными тайнами природы до уровня Черномора. Итак, уровень знания — равный знаниям Глобального Предиктора. А уровень понимания? Пушкин ясно показывает, что по уровню понимания жрец Финн поднялся над волшебником Черномором, поскольку в отличие от карлы осознал свою вину, признал безумие использования тайн природы в корыстных целях. Слова «достойный Черномора брат» в устах Финна звучат осуждающе. Овладев учением колдунов и поднявшись на самый высокий уровень понимания, Финн не перестаёт, в отличие от карлы Черномора быть Человеком, следовательно и вероятность его победы над Глобальным Предиктором возрастает. Ему суждено предвидеть день встречи с Русланом (время качественных изменений в информационном состоянии общества) и способствовать разгерметизации знаний, делая их достоянием всего Человечества.
Финн осознаёт горечь ошибок и заблуждений. Рассказ о минувшем даётся ему с большим трудом.
К чему рассказывать, мой сын,
Чего пересказать нет силы?
Ах, и теперь один, один,
Душой уснув, в дверях могилы,
Я помню горесть, и порой,
Как о минувшем мысль родится,
По бороде моей седой
Слеза тяжёлая катится.
Здесь важно упомянуть о том, в каком состоянии находился Руслан перед встречей с Финном:
Руслан томился молчаливо,
И смысл и память потеряв.
Предельно откровенный и по своему печальный рассказ старца — не поучение, а глубокое переосмысление пережитого, что само по себе есть наилучшая форма предупреждения о тех опасностях, которые неизбежно встанут перед Русланом на его пути прямого противоборства с Черномором. И главная из них — Hаина. По внешнему виду — человек, а по сути своей — урод, оборотень, Фантомас, modo vir, modo femina («То мужчина, то женщина», — эпиграф к “Домику в Коломне”, где то же явление, что персонифицировано Hаиной, персонифицировано Ма-Врушей).
Финн раскрывает здесь другую тайну: кажущаяся целенаправленной злобная деятельность Hаины — результат бесчеловечного эксперимента, проведённого древнеегипетским знахарством в своекорыстных интересах над некой общностью. Поскольку по оглашению речь идёт о “новой” страсти Hаины, то по умолчанию должна существовать и страсть “старая”. Кто мог её внушить Наине? Как будет показано дальше в поэме — Черномор. Другими словами, первоначально её запрограммировал карла, а Финн, овладев знаниями его уровня, пытался (и небезуспешно) её перепрограммировать в своих интересах.
Но вот ужасно: колдовство
Вполне свершилось, по несчастью.
Моё седое божество
Ко мне пылало новой страстью.
Скривив улыбкой страшный рот,
Могильным голосом урод
Бормочет мне любви признанье.
Вообрази моё страданье!
Интересно, как Пушкин рисует биоробота, словно сошедшего с экранов современных фильмов ужасов:
И между тем она, Руслан,
Мигала томными глазами;
И между тем за мой кафтан
Держалась тощими руками;
И между тем я обмирал,
От ужаса зажмуря очи;
И вдруг терпеть не стало мочи;
Я с криком вырвался, бежал.
В ужасе от содеянного Финн пытается бежать от биоробота-урода, но... программа действует. Какая? Старец предупреждает: программа действует прежняя — злая.
Уже зовёт меня могила;
Но чувства прежние свои
Ещё старушка не забыла
И пламя позднее любви
С досады в злобу превратила.
Душою чёрной зло любя,
Колдунья старая, конечно,
Возненавидит и тебя.
Первая песнь заканчивается на оптимистической ноте. Завершен рассказ — откровение старца-жреца, в котором нет ни одного прямого совета. И тем не менее, последние слова в рассказе Финна:
Советов старца не забудь!
ПЕСНЬ ВТОРАЯ
Вторую песнь Пушкин начинает с трёх кратких наставлений к соперникам, ведущим меж собой борьбу за право обладания и управления Людом Милым. Первое наставление касается соперников, ведущих вражду на уровне пятого-шестого приоритетов обобщённого оружия.
Соперники в искусстве брани,
Не знайте мира меж собой;
Несите мрачной славе дани
И упивайтеся враждой!
Пусть мир пред вами цепенеет,
Дивяся грозным торжествам:
Никто о вас не пожалеет,
Никто не помешает вам.
Египетское жречество первым осознало низкую эффективность концентрации под своею властью производительных сил (а только ради этого ведутся любые войны) с использованием оружия в общепринятом понимании. Более трёхсот лет фараоны двух династий вели изнурительные войны за город Кадеш, главный форпост Палестины, которая в те времена играла роль своеобразного информационного центра ближневосточного региона. На обочинах караванных путей, пересекавшихся в Палестине, творилась история. Отсюда — стремление обладать Палестиной и прежде всего её опорной цитаделью — Кадешем — входило в стратегические планы не только египетского, но и хеттского жречества, которое в те времена несло на себе полную функцию управления в своём национальном обществе. Для решительной победы в подобном противостоянии необходимо не количественное, а качественное превосходство над противником. Новое качество при равном знании появляется у той стороны, которая поднимается на более высокий уровень понимания хода глобального исторического процесса. Такой уровень понимания чаще приходит не благодаря победам на низших приоритетах обобщённых средств управления, а вопреки им. Нужна была решительная победа хеттов в битве при Кадеше в 1312 году до нашей эры, чтобы фараон Рамзес II, переосмыслив причины своего поражения и намерения на будущее, посчитал необходимым выбить на колоннах храма в Луксоре иероглифы, донёсшие до наших дней уверенность египетского жречества в своей окончательной победе над любыми “хеттами” настоящего и будущего: «Три тысячи лет будут свидетельствовать о том, что я победил хеттов».
«История не учительница, а надзирательница: она ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков», — писал В.О.Ключевский. Те, кто понимает это, но остаются при демоническом строе психики, поднимаются до узурпации ранга “строгих историков”. Для непонимающих всё это:
Мечты поэта —
Историк строгий гонит вас!
Увы! его раздался глас, —
И где ж очарованье света!
(“Герой”, А.С.Пушкин)
Можно предположить, что после подобного урока у “строгих историков” Египта появилась объективная потребность в долговременной, глобальной концепции концентрации производительных сил под своей властью. Осознание такой потребности само по себе есть новое качество в процессе противоборства концептуальных центров управления. Однако новое качество при равной фактологии знания проявляется на той стороне, которая обладает более содержательной методологией. В Коране, сура 2, аят 5, сказано, что Моисею (по некоторым данным, племяннику Рамзеса II) дано было Писание и Различение. О “Священном писании” современная толпа наслышана много, о Различении, в том смысле этого слова, который оно несёт в контексте Корана, она имеет самые смутные представления. У египетского жречества были основания скрыть, загерметизировать знания о Кораническом Различении, тем более что оно само было лишено Различения Свыше.
Необходимо понять первое наставление Пушкина, несущее предупреждение о том, что с появлением в обществе концепции управления, нацеленной на мировое господство, появился “некто” (или нечто), ставший невидимым для «соперников в искусстве брани». Этот “Никто” (“Как тебя зовут?” — спросил Полифем. — “Никто!” — представился Одиссей Полифему для того, чтобы безнаказанно выколоть тому единственный глаз) не только не имел причин мешать горе-соперникам «не знать мира меж собой», но и никогда не жалеть о них, ибо Черномор освоил метод, при котором любая дань «сей мрачной славы» будет через могущество бороды — финансово-кредитной системы — “добровольно”, т.е. под давлением им созданных обстоятельств, принесена ему.
Много различных войн с тех пор вело Человечество на земле. В последней мировой войне между собой сражались уже почти все народы, но особенно жестоко дрались русские и немцы. Русский “конь” на этом этапе глобального исторического процесса оказался сильнее, и знамена “тысячелетнего рейха” (Глобальный Предиктор умеет шутить) упали к подножию черной пирамиды, построенной по указанию Hаины (оборотня-урода Апфельбаума-Зиновьева) на месте бывшего нужника на Красной площади. Однако, Черномор знает, что победы в этом соперничестве определяются не количеством знамен, падающих то к подножию мавзолея, то к подножию рейхстага, а количеством золота и эквивалентных ему других средств платежа, собирающихся в сейфах швейцарских банков — главной резиденции Черномора. Если золота и других ценностей, контролируемых международным еврейским капиталом, стало больше — Черномор выигрывал, его “могущество бородою прирастало”. “Строгие историки” свидетельствуют, что по крайней мере со времён битвы при Кадеше — какие бы соперники ни состязались в искусстве брани: персы с греками, или римляне с карфагенянами, готы с византийцами, или монголы с русичами, мусульмане с христианами или коммунисты с нацистами — борода карлы устойчиво росла, а сокрытая от глаз всех “красавиц” мира связь Hаины с Черномором — крепла. Можно сказать, что в такой ситуации Черномор был обречён на успех, поскольку по отношению к своим соперникам он выступал с использованием обобщённого средства управления (оружия) четвёртого приоритета — экономического — в основе которого лежит институт кредита с ростовщическим ссудным процентом.
Дата добавления: 2021-02-10; просмотров: 44; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!