Изменение лексики как системы

РУССКИЙ ЯЗЫК.

ЛЕКЦИЯ № 19 Исторические изменения словарного состава русского языка

Содержание лекции:

1. Изменения в структуре и значениях слов

2. Изменение лексики как системы

3. Изменения в лексике русского языка XX в.

Изменения в структуре и значениях слов

Лексика — наиболее подвижная, изменчивая часть языка. Она чутко откликается на все изменения во внешней, неязыковой действительности: в материальной и культурной жизни общества, в социальном укладе, в отношениях между людьми.

Но значит ли это, что словарь текуч, неустойчив, что темп изменений в нем параллелен темпу общественных перемен? Если бы это было так, то мы бы не понимали не только Пушкина, но и Чехова, и даже Горького. А ведь Пушкин писал более полутора столетий назад. Тем не менее «нам внятно все», о чем и как он сказал в своем творчестве.

Более того, если нам в руки попадется какой-либо текст XVIII в. или даже более раннего времени, мы способны кое- что понять из этого текста. Правда, такое понимание иногда обманчиво, иллюзорно: ведь некоторые слова изменили значение — несколько веков назад смысл их был иным. Так, например, красным называли то, что сейчас мы обозначаем словами красивый, прекрасный. Это значение сохранилось в былинах и народных песнях, в пословицах: красная девица; Не красна изба углами, а красна пирогами — и в топонимических наименованиях: Красное село — это ‘красивое село’, а не «село красного цвета», Красная площадь — ‘красивая площадь’.

Подобные смысловые различия лингвисты находят и при сравнении эпох, не очень удаленных друг от друга. Например, слово щепетильный в начале XIX в. употреблялось применительно к мелкому товару (который сейчас называют галантереей). В строках Пушкина «Всё, чем для прихоти обильной торгует Лондон щепетильный* присутствует именно это, старинное значение. Во времена И. С. Тургенева глагол возразить значил ‘ответить’ (даже соглашаясь): «— Ив ваших жилах течет итальянская кровь, — заметил я. — Да, — возразила она, — хотите, я покажу вам портрет моей бабушки?» (И.Тургенев).

И все же, если в текстах двухсотлетней давности сопоставить процент полностью непонятных или даже отличающихся по смыслу слов с процентом слов, значения которых ясны нашему современнику, соотношение будет явно в пользу вторых: понятного в таких текстах больше, чем непонятного. Историк, сравнивая век XX с веком XVIII, найдет гораздо больше различий, чем сходства, — в общественном устройстве, в укладе жизни, наконец, просто в быту русских людей. А лингвист, проделывая подобное сравнение столетий, обнаружит в русском языке XX и XVIII вв. больше сходства, чем различий. Как это объяснить?

Дело в том, что язык по природе своей консервативен: он сильно отстает в своем развитии от развития внешнего мира. Это хорошо видно по сохранившимся в языке названиям. Например, мы продолжаем называть пером то, что совсем не похоже на гусиные перья (которыми писали наши предки); нож называем перочинным, хотя никакие перья им давно никто не чинит. Чернилами мы именуем жидкость, которая может быть не только черной, но и красной, и фиолетовой. Или вот совсем свежий факт: электрический прибор, подающий горячий воздух и используемый для сушки рук после мытья, называют полотенцем (правда, не просто, а электрополотенцем), хотя на полотенце он совсем не похож.

Подобные факты свидетельствуют о том, что изменения в словаре более медленны, чем изменения в окружающей нас жизни. Такой консерватизм языка (даже наиболее подвижной его части — словаря) — одно из его достоинств: относительная стабильность его средств, в том числе лексических, обеспечивает взаимопонимание между поколениями, преемственность культуры.

И все-таки изменения в лексике происходят. Одна из движущих сил этих изменений — потребность назвать их. Так возникают неологизмы. Потребность в назывании может исчезать, утрачиваться: перестают люди пользоваться некоторыми предметами, уходят в прошлое какие- либо понятия — слова, обозначающие эти предметы и понятия, уходят из языка, превращаясь в историзмы. Кроме того, в результате процессов словообразования, заимствования, семантических сдвигов в слове одни наименования могут вытесняться из активного употребления другими; так появляются архаизмы.

Неологизмы, историзмы и отчасти архаизмы — примеры непосредственного влияния перемен, происходящих в жизни, на словарь. Могут происходить в лексике и такие изменения, которые обусловлены развитием самого языка.

Например, исторические процессы в звуковом строе языка иногда до такой степени изменяют облик слова, что оно делается неузнаваемым. Вот, например, два слова: доска и чан. У них нет ни одного звукового совпадения (не считать же окончание -а в слове доска и корневое -а- в слове чан совпадением!). Между тем второе произошло от первого. Сначала была форма дъсъчанъ (ъ обозначает краткий редуцированный звук в отличие от полного гласного о; о понятии редуцированного гласного ), т. е. буквально «из досок, досчатый сосуд». В результате так называемого закона падения редуцированных в древнерусском языке первый ъ «прояснился» во, а второй исчез — получилось досчанъ, что в дальнейшем развилось до современного вида — чан.

Фонетические процессы могут быть причиной семантического расщепления слова. Так, простонародное произношение существительного свобода как слобода (плюс передвижка ударения на окончание) породило слово с самостоятельным смыслом: слобода, первоначально — ‘поселение свободных людей’.

Наконец, есть и такие изменения в лексике, которые обусловлены внутренним развитием самого словаря, языковыми закономерностями, которые управляют жизнью слова.

Таковы, например, закономерные, регулярно происходящие в языке изменения значений слов: по сходству функций предметов (перо, перочинный, полотенце); по внешнему сходству предметов: глазное яблоко, резиновая груша, рукав реки; по смежности предметов в пространстве: класс ‘помещение’ и ‘группа учащихся’, бумага ‘материал’ и ‘официальный документ’, большое ведро и насыпать ведро картошки и т. п. (подробнее об этом см. ниже,).

Одни закономерные изменения смысла слов приводят к его расширению: например, рядом со значением ‘действие’ появляется значение ‘результат действия’ (передача движения — цепная передача); название свойства начинает употребляться в значении ‘то, что имеет это свойство’: дерзость поступка — говорить дерзости, авторитет ученого — мнение авторитетов. Другие изменения, напротив, ведут к сужению смысла. Так, в древности пивом называли любой напиток (буквально: ‘то, что можно пить’). Постепенно, однако, значение существительного сузилось: им стали называть только особый вид напитка. Слово город значило ‘ограда, забор’, затем ‘огороженное, или огражденное, место’, из этого последнего значения развилось и нынешнее значение слова, а древние смыслы (‘ограда, забор, огороженное место’) утратились.

Все подобные изменения в лексике меняют не только содержание отдельного слова, ведут не только к количественным накоплениям в словаре — они нередко оказываются причиной более глубоких, качественных перестроек внутри лексической системы.

Изменение лексики как системы

Сравнивая лексическую систему современного русского языка со словарем древнерусского языка, мы обнаруживаем не только количественные различия, но и более глубокие качественные.

Таких различий много, но одно из главных вот какое: по сравнению с современной древнерусская лексика была менее организованна как система. В чем это проявлялось? Например, в том, что в качестве обозначения какой-либо вещи, свойства или понятия могло фигурировать не одно слово, а несколько, и между ними не было каких-либо четких смысловых различий.

Так, слова облесть и обман имели общее значение ‘обман’, глагол поличити употреблялся в том же смысле, что и уличити; одно и то же значили слова свет, сияние и светителъство; требованный, нужный и полезный; благый, добрый и милосердый и др.

Таким образом, в древнерусском языке была гораздо большая, чем в современном, вариативность названий, не оправданная коммуникативными потребностями. Да и в более позднее время еще сохранялась подобная дублетность лексических средств (например, в XVIII в. были и толщина, и толстота, и толстость для обозначения одного и того же качества).

По мере развития русский литературный язык избавлялся от дублетности. В лексике сохранялось лишь то, что было связано с различением смысла или со стилистическими оттенками. В то же время от столетия к столетию словарь становился больше, богаче, и смысловые отношения между словами усложнялись и утоньшались. Эти изменения были нескольких типов.

1. Изменения в способах называния предметов.

В древности названия предметов могли даваться по различным признакам: по особенностям формы, материалу, смежности с другими предметами и т. п.

Например, если обратиться к истории русских названий посуды, то можно узнать, что, скажем, стакан назван так по материалу: в старину стаканы изготавливались из досок (первоначально достоканъ); ведро оказывается родственным слову вода (т. е., если огрубить эту связь, ведро — сосуд для воды); слово горіиок возникло в результате переноса наименования с одного предмета на другой, смежный: исторически горшок — это маленький горн (приспособление для изготовления горшков); слово блюдо также метонимического происхождения: оно связано с готским корнем, означавшим ‘стол’.

С развитием языка начинает преобладать — и чем ближе к нашему времени, тем отчетливее — принцип наименования предмета по его функции, предназначению. Более поздние (по сравнению с древнерусскими) названия опознаются по «прозрачности», мотивированности их структуры. Слово как бы сигнализирует своей формой, для какой цели служит обозначаемый им предмет: выключатель, пылесос, фиксатор, звукосниматель и т. п.

2. Изменения в родовидовых отношен и- я х между понятиями и их отражение в словаре.

В древнерусском языке существовали названия стол, скамья, лавка, кресло, кровать и другие обозначения мебели, но самого слова мебель (или какого-либо другого, которое объединяло бы все видовые названия) не было. К середине XVIII в. ряд таких видовых наименований разрастается: появляются заимствованные из других языков слова диван, шкаф, буфет, табурет (ка) и др. Необходимость в общем наименовании становится настоятельной, и в русском языке укрепляется слово мебель (заимствованное из французского через немецкий), которое обозначает родовое понятие.

Таким образом, в русском языке вместо бессистемных, разрозненных наименований формируется группа слов, между которыми устанавливаются родовидовые отношения.

Тенденция к организации слов в подобные множества с одним родовым наименованием возрастает на последующих этапах развития русского языка. Исследователи современного его состояния отмечают такие группы со сравнительно недавно появившимися родовыми обозначениями: шапка, шляпа, кепка, папаха, фуражка... — головной убор; магазин, лавка, ларек, палатка, лоток... — торговая точка; поезд, самолет, автомобиль, теплоход... — транспорт и т. п.

3. Изменение смысловых отношений между словами.

Увеличение арсенала выразительных средств — один из главных показателей совершенствования языка, его коммуникативных возможностей. На смену отношениям дублетности, свободной вариативности постепенно приходят такие отношения между словами, которые основываются на принципе функциональной необходимости: в языке сохраняются лишь такие единицы, которые отличаются от других по значению и употреблению. Если эти отличия малы, то слова объединяются в синонимические ряды; каждое слово ряда, называя то же действие или качество, подчеркивает в нем какой-либо особый оттенок.

Так, в древнерусском языке глаголы помишляти, размышляти, думати имели общее значение ‘думать’; в языке XVIII-XIX вв. и в современном это слова хотя и близкие по смыслу, но обладающие самостоятельными значениями, которые реализуются в разных контекстах (ср.: «Я и не помышлял о таком успехе! Что тут долго размышлять — надо ехать»; «Прежде чем делать — подумай»). Еще в начале XIX в. прилагательные особый и отдельный различались по смыслу не очень четко. А. С. Пушкин писал своему другу П.А.Плетневу: «...во сколько комнат нужна мне квартира? Был бы особый кабинет — а прочее мне все равно» (мы бы сейчас сказали: отдельный).

В процессе пополнения языка иноязычными заимствованиями устанавливаются определенные отношения между «своим» и «чужим»: «чужое» тяготеет к книжному стилю, а «свое» — к нейтральному и разговорному; ср. такие близкие по смыслу слова, как уют — комфорт, страх — паника, всеобщий — тотальный и под.

4. Стилистическая дифференциация лексики.

Многие слова, которые на предшествующих стадиях развития языка употреблялись как обозначения одного и того же, впоследствии могут расходиться не по смыслу, а стилистически: одно наименование закрепляется как нейтральное, а другие приобретают книжную или, напротив, разговорную окраску. Например, увеличивать (капитал) — нейтральный глагол, приумножать — книжный, а округлять — разговорный; ловкий (в работе) — стилистически нейтральное прилагательное, а хваткий, ухватистый, сноровистый — разговорные; глагол угождать (кому-либо) стилистически нейтрален, ублажать (кого-либо) имеет разговорную, а потрафлять (кому-либо) — просторечную окраску.

Пока в языке не было четкой и детальной дифференциации стилей, стилистические границы между подобными словами были размытыми.

5. Изменение лексической сочетаемости.

С развитием языка возрастает избирательность слова в его сочетании с другими словами и тем самым усиливается идиоматичность (своеобразие) самих словосочетаний.

Так, например, глаголы сделать, сделаться в своих переносных значениях в языке XIX в. сочетались с существительными гораздо более широко, чем теперь. Сделать можно было не только замечание или упрек, но и, скажем, вопрос. В повести А.С. Пушкина «Выстрел» офицеры «сделали ему [Сильвио] этот вопрос» (мы бы сказали: задали вопрос). В повести «Капитанская дочка»: «Пошел мелкий снег — и вдруг повалил хлопьями. Ветер завыл; сделалась метель». Подобное употребление глаголов сделать, сделаться не было индивидуальной особенностью стиля А. С. Пушкина — ср. такую фразу из романа М. Ю. Лермонтова «Герой нашего времени»: «Тревога между тем сделалась ужасная».

Другим словам также была свойственна большая, чем сейчас, свобода сочетаний: писали, например, произвести влияние, производить панику (ср. современные оказать влияние, сеять или поднимать панику), говорили не только (со мной) случилась беда, но и случилась радость. «Очень помню вас», «совершенно понимал своего приятеля», «слишком знаю их точку зрения», «пачка ключей», «безвыходное уныние» — эти и подобные обороты мы можем встретить не только у А. И. Герцена, Д. И. Писарева, Г. И. Успенского, раннего Л. Н. Толстого, произведения, которых отдалены от нашего времени более чем на столетие, но и в письмах А. А. Блока, рассказах А. И. Куприна, повестях А. Н. Толстого. В современном языке эти же мысли выражаются иначе: очень хорошо, отчетливо помню, хорошо (вполне) понимал, слишком хорошо знаю, связка ключей, безысходное уныние.

Таким образом, механизм лексической сочетаемости становится тоньше, а словесные средства, обеспечивающие работу этого механизма, разнообразнее.

Перечисленные виды изменений в лексической системе не исчерпывают всех системных преобразований, происходящих в словаре. Однако они дают представление о процессах, в результате которых словарный состав меняется и количественно, и качественно.

3. Изменения в лексике русского языка XX в.

Двадцатое столетие отмечено крупнейшими социальными событиями, которые повлияли на судьбу не только России, но и большинства стран мира и всего человечества. Первая и Вторая мировые войны, Февральская и Октябрьская революции, великие научные открытия и технические изобретения, беспрецедентное подавление свобод и самой человеческой личности, массовые репрессии и уничтожение миллионов людей в странах с коммунистическим и фашистским режимами — все это нашло отражение в русском языке, в его словарном составе.

Все новое, что появлялось в материальной и духовной жизни общества, требовало наименования.

Потребность в новых номинациях удовлетворяется тремя путями: 1) путем образования неологизмов (на базе уже имевшихся в языке лексических и словообразовательных средств); 2) путем заимствования иноязычных слов, а также элементов нелитературного просторечия, территориальных диалектов, профессиональных и социальных жаргонов; 3) путем семантических изменений существующих слов.

1. Образование новых слов. Все новые наименования в структурном отношении можно подразделить на две группы: простые и составные. Первая группа включает слова, образованные разными способами от других слов: партиец, выдвиженец, соглашатель, ударничество, избач, предоктябрьский, грузовик, тысячник, буденовка, обезличка’, самоотвод, домоуправление, вездеход, бронепоезд, книгоноша, бракодел, красноармеец, громкоговоритель, пятилетка, очковтирательство, многотиражка, всесоюзный’, РСФСР, нэп, комбед, ревком и т. п.

Продуктивны, особенно в 20-е гг., именные образования, обозначающие лиц по их общественному положению, партийности, взглядам, по отношению к новому строю: беспартиец, назначенец, обновленец, пораженец, кружковец, массовик, передовик, беспризорник, общественник, подшефник, губотделыцик, частник и под., а также названия различных форм административного, государственного и социального устройства советского общества, учреждений, видов той или иной деятельности и т. п.: агитка, нормалка, обобществление, администрирование, раскулачивание, укрупнение, товарность, плановость, примиренчество, оборончество, паникерство и др.

С конца 20-х гг. в лексику литературного языка начинают вливаться многочисленные наименования различных профессий, а также технических и производственных операций: нефтяник, мостовик, отопленец, подземщик, прокатчик, доменщик, арматурщик, кессонщик, бетонщик, шлифовальщик; прокатка, сбойка, фрезерование, шлюзование, армирование и многие другие. В 40-70-е гг. эти группы существительных пополняются новыми словами: сварщик, буровик, движенец, снабженец, холодильщик, взрывник, высотник, коксовик, газовик, электронщик, программист, бульдозерист, ракетчик, реактивщик, дизелист и т. п.

Разнообразные способы образования новых лексических единиц особенно активны в области научной и технической терминологии, где возникают наименования процессов (дезактивация, зашкаливание, программирование, формовка и т. п.), новых материалов (лавсан, полиэтилен, пенопласт и т. п.), профессий и специальностей (бульдозерист, формовщик, эксплуатационник и т. п.) и др.

На протяжении всего XX столетия русский язык также пополняется образованиями сниженного, разговорного характера, которые, однако, нередко употребляются в самых различных жанрах литературной речи, вытесняя при этом стилистически нейтральные варианты. Ср., например, образование слов путем, так называемого стяжения, когда словосочетание, состоящее из двух лексических элементов, стягивается» в одно слово: зенитка (из зенитное орудие), читалка, электричка, планерка, оперативка, бытовка, времянка, самоходка, дальнобойка, зажигалка, высотка и др.

Составные наименования включают более чем одно слово: изба-читальня, крестьянин-массовик, заместитель директора по кадрам, инженер по технике безопасности, сектор охраны труда, шагающий экскаватор, стиральная машина и т. п. Особенно характерными для современного этапа развития русского языка являются различные виды сложных наименований, в том числе и с усечением первой основы: стройматериалы, стеклотара, спецзадание, электрооборудование, радиопередача, лесозаготовки, пневмодрель и т.п.

2. Заимствование литературным языком иноязычных слов, а также элементов просторечия, диалектов, жаргонов (о заимствовании иноязычных слов русским языком XX в. ). Особенно интенсивным было влияние на литературный язык диалектов, просторечия и жаргонов в 20-е гг. Это объясняется тем, что в послереволюционное время происходит перемещение и перемешивание больших групп населения. Крестьяне и рабочие начинают приобщаться к литературному языку. Вместе с усвоением новых для себя литературных норм они привносят в общее употребление слова и обороты, которые свойственны им как носителям некодифицированных форм языка.

Так, в 20-30-е гг. в литературное употребление из просторечия и диалектов входят слова учеба, неполадки, косовица, напарник, глухомань, доярка, кондовый, затемно, морока, муторный, новосел, обеднять, отгул и некоторые другие; в более позднее время литературным языком осваиваются слова показуха, простыть, огрехи, перекур, разбазаривать, справить (свадьбу, обнову), пособить, заправила, понатореть и др. В подавляющем большинстве случаев такие слова сохраняют сниженную стилистическую окраску и в системе литературного словаря относятся к разговорной и просторечной лексике. Это накладывает определенные ограничения на их использование: многие из подобных слов обычны в устно-разговорной разновидности литературного языка, в ряде жанров публицистического стиля речи (выступление с трибуны, статья в газете, фельетон и некоторые другие) и не употребляются в большинстве жанров научного и официально-делового стилей.

Литературный язык заимствует лексические средства и из профессионально ограниченных форм речи, например из «языков» горняков, шоферов, летчиков, металлургов, железнодорожников и людей других профессий и специальностей. В большинстве случаев такие лексические элементы несут на себе печать породившей их профессиональной среды — в виде яркой экспрессивно-стилистической окраски. Таковы, например, слова баранка в значении ‘рулевое колесо автомобиля’, барахлить (о плохо работающем моторе), газовать, потолок в значении ‘предел чего-либо’ (в «языке» летчиков, откуда пришло это значение слова, потолок означает предельную высоту подъема самолета), бомбежка, задел в значении ‘запас’, отдача и др.

Некоторые из подобных слов отличаются и особенностями морфологической структуры: отладка, отгрузка, отстрел, заатмосферный, напылять и т. п.

Вследствие своих стилистических и формальных свойств профессионализмы имеют ограниченную сферу употребления.

3. Семантические изменения слов. Как известно, новое наименование может появляться не только в результате словообразовательных процессов — путем образования нового слова из имеющихся в языке элементов, но и в результате переосмысления сло. История русского языка XX в. дает многочисленные примеры такого рода семантических неологизмов.

В годы Первой мировой и Гражданской войн и позднее — в 20-е — начале 30-х гг., а также в 40-е гг. переосмыслению подвергались многие военные термины и слова: равняться на передовиков, фронт работ, шеренги строителей социализма, командиры производства, окопаться в тылу, рабочая гвардия, перевооружение промышленности и т. п., некоторые слова «производственных» тематических групп: цех, кузница, ремесло, мастер, мастерская и т.п. (ср.: цехи здоровья, кузница научных кадров, ремесло артиста, мастер слова, в творческой мастерской).

Претерпевают сематические изменения и другие разряды лексики. Например, в следующих словосочетаниях выделенные слова выступают в переносных значениях, приобретенных этими словами в советский период развития русского языка: заострить внимание, участок работы, перебросить (кого-либо) на другую работу, охватить кружками художественной самодеятельности, общественная нагрузка и т. п. (ср. с этим употребление выделенных слов в их традиционных значениях: заострить конец палки, участок земли, перебросить камень через забор, охватить руками ствол дерева, нагрузка на плечи).

Некоторые устаревшие слова, в первые послереволюционные годы, вышедшие из употребления, возрождаются в новых значениях, точнее — в применении к новым объектам и понятиям; ср.: колхоз-миллионер, знатный токарь и т. п. Такие слова, как барин, вельможа, сановник, и их производные сохраняются в языке в качестве средств отрицательной оценки лица и его поведения: — Ишь, какой барин нашелся!', барские замашки, зазнавшийся вельможа и т. п.

ЭТИМОЛОГИЯ

Раздел языкознания, который занимается изучением происхождения слова, а также исторических изменений в структуре слова и его значениях, называется этимологией (от греч. etymon ‘истинное значение слова’ и logos ‘учение’).

Этимология основывается на закономерных звуковых и морфологических изменениях слов в процессе эволюции языка, учитывает регулярные переходы одних типов лексического значения слова в другие (сужение и расширение значения, метафоризация, метонимические переносы и т. п.).

Выясняя происхождение слов, их историю в том или ином языке, этимология учитывает и данные других наук — истории, археологии, этнографии. Комплекс собственно лингвистических сведений о слове, исторических и культурных сведений о называемой им вещи позволяет строить более или менее правдоподобные гипотезы о происхождении слова. При этом ученые-этимологи стремятся исключить случайные связи и ассоциации данного слова с другими. Так, например, оказывается, что сходство слов выдра и выдрать является лишь внешним — в действительности происхождение и история этих слов не имеют ничего общего: глагол происходит от древнерусского дьрати (ср. современное драть), который родствен литовскому dirti ‘сдирать’, греческому dero (с тем же значением) и некоторым глаголам в других индоевропейских языках, а выдра родственно литовскому udra в том же значении, греческим hydra ‘водяная змея’ и hydor ‘вода’ (буквально: выдра ‘водяное животное’).

Помимо научной существует так называемая народная, или ложная, этимология, для которой как раз и характерно сближение слов по их чисто внешнему и потому случайному сходству: так, слово солянка связывают со словами соль, соленый (в действительности это видоизменившееся существительное селянка, т.е. сельская, деревенская еда); слово изъян производят от глагола изъять, тогда как это древнее заимствование из персидского языка, где соответствующее слово значит ‘вред’. Есть и анекдотические случаи ложноэтимологических сопоставлений: слово пассажир, например, народная этимология соотносит с глаголом посадить (и «обосновывает» такую связь: пассажир — из «посажир» ‘тот, кого посадили, кто сидит’), пиджак превращает в «спинжак» и связывает со словом спина и т.д.

Научная этимология восстанавливает подлинную историю слов языка, выясняет их происхождение. Результаты этимологических исследований представлены в виде специальных книг и статей по этимологии, а также в виде этимологических словарей. Наиболее известен «Этимологический словарь русского языка», составленный М. Фасмером (в 4 т. — М., 1964-1973;).

Дата добавления: 2021-02-10; просмотров: 151; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

Мы поможем в написании ваших работ!