Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. 6 страница
Рядом был привязан идол русского Учителя, дух имени которого тоже собирались казнить на большом священном камлании.
Так и поступили. Сначала казнили Совета, повторяя всуе его имя тысячи раз, выкликая его по‑росомашьи, по‑волчьи, по‑собачьи, по‑птичьи…
Злоупотребляли этим именем, чтоб пахло оно дурно, чтобы не имело успеха в любом деле, в малом и большом.
Произносили слово «Совет» по‑всякому, чтобы вытряхнуть из этого имени душу, превратив его в пустой и звонкий звук…
Потом судили идолов Красного Корня и Учителя. Казнили их по всем правилам, по полному ритуалу.
Наконец настала очередь казни Журавля.
Осьмар Васька сидит, нож точит. Нож большой, лезвие сияет. Долго ли, коротко ли точил, наконец кончил. Веточку на лезвие положит – веточка пополам перерезается. Сук на лезвие положит – сук перерезается. Так остро отточил.
С ужасом смотрел Сава на нож Осьмар Васьки. Осьмар Васька не любит шутить, зря слова не скажет. Он вчера ещё грозился. Грозился не только снять шкуру с головы, но и отрезать язык Журавлю. Говорил, будто на языке Журавля сидит дух слова, дух красноречия. Дух слова до того могуч, что можно от его магии и колдовских действий сразу умереть. Дух слова крылат. Вслед за красноречивой песней человек может подняться в воздух и лететь, как птица. Всем известно слово‑божество, божество правдивое, обитающее в верхнем мире. Но божество может быть и лживым, обитающим в нижнем мире, мире злых духов Куля.
|
|
|
Все видят, как Журавль сияющими глазами смотрит на людей, внимательно слушает их, собирая слова в чрево многострунного, многоголосого своего инструмента. А потом он раздаёт слова людям обратно, как священные амулеты. И люди, зачарованные его колдовской песней, перерождаются, становятся на путь Красного духа – Революцы.
«Самый опасный враг наш – Юван Няркусь, Журавль», – говорил ещё вчера князь. Сегодня глаза Железной Шапки горели жаждой крови…
Якса сидел у огня с опущенной головой. У них с Журавлём отношения особые.
Журавль был ещё совсем небольшим мальчиком, когда на него обратил свой прозорливый глаз Якса. И с тех пор, устраивал ли он камлание, шёл ли просто на охоту и рыбалку, Якса всегда приглашал мальчика с собой, просил быть помощником в больших и малых делах.
Журавль был и на самом деле необычным мальчиком. Стоило ему только сесть в лодку или стать на лыжи, как он уже изменялся, словно парил над землёй, становился весёлым, ликующим. Плывёт ли, идёт ли – он всегда поёт. Он поёт о том, что видят его глаза, слышат уши, что успело нахлынуть на его чуткую душу, что вызвало восторг: он играет словом…
Журавль пел о родной реке, о её широких разливах, о волшебной тишине таинственного леса, о синеющих вдали горах, о лебеде, плывущем по небу на крыльях белых облаков, о чарующей лебединой песне, похожей на песню многострунного журавля. Не зря мальчика так и прозвали – Журавль. О спящем лесном озере выводил он печальную мелодию, о луне, о звёздах, о высоком небе находил слова; он воспевал себя, отца своего и мать и всех окружающих милых его сердцу людей. Не забывал даже про своего лучшего друга, остроухую лайку, уронить вещие звуки; о зверье и рыбах он пел величаво, как о всём живом, таинственном и вечном.
|
|
|
Но когда рядом вдруг оказывались священная роща, дерево, гора или река, берущая начало со священного урочища, тогда он умолкал, хмурился, становясь сосредоточенным.
Он шёл в таком месте особенно тихо, стараясь не нарушать покой, гармонию леса, как человек, уважающий тишину и покой других. Он не говорил высоких слов, но глаза его, казалось, говорили об увиденном, о чём‑то своём, сокровенном.
Боялся ли он лесных богов? Наверно. Как и все манси, он жил в страхе перед богами, но был убеждён, что если ничего не нарушаешь, живёшь в ладу с природой и её законами, тогда природа может быть добрым помощником, а не врагом.
|
|
|
Зоркий глаз Яксы давно заметил в подрастающем не по дням, а по часам юноше ещё одну черту: необыкновенную способность проникать в суть вещей. Правда, это чувство присуще многим таёжным охотникам, которые месяцами в одиночестве промышляют в глухой дикой тайге, общаясь с родственниками и близкими людьми лишь в мечтах. Но у Журавля способность предчувствия была острее обычного.
Однажды он прибежал к Яксе возбуждённый.
– Что с тобой? – спросил старик, ставший к тому времени Журавлю не то дедушкой, не то учителем – вернее, старшим другом.
– Как будто ничего, – ответил Журавль.
– Что же у тебя так лицо пылает?
– Скорее! В тайгу! Там – лось! – отрывисто заговорил Журавль. В глазах у него загорелся охотничий азарт. И весь он будто горел от нетерпения, даже стоять спокойно не мог.
– Ты что, видел его или след нашёл?
– Да нет.
– Камлал?
– Нет.
– Так кто же тебе сказал про лося?
– Разве ты не чуешь, что он там? – показывая в сторону болота, которое начиналось недалеко за кромкой леса, тихо сказал Журавль, удивляясь, что Великий шаман не предчувствует добычу. Теперь лось спасёт людей от голода. Рыба ещё не ловится, все припасы съедены… И звери куда‑то ушли…
– Зажмурь глаза и слушай! – почти приказал юноша.
|
|
|
Журавль был худ. Впалые глаза его горели шальным огнём. Голодная весна делала своё дело. Юноша был крайне истощён. Якса зажмурил глаза и притворился, что слушает.
– Слышишь, чуешь, где лось? – допытывался Журавль.
– Нет, – честно признался Якса.
– А я слышу!
– Да где ты слышишь?
– Да тут, в сердце! – всплеснув руками, воскликнул Журавль. – Пойдём. Возьмём ружьё. Я чую! Лось там!..
Когда они вдвоём вышли из чащи к болоту, то действительно увидели лося. Лось стоял у мыска, вдававшегося в белое безмолвие болота, и, высоко вскинув голову, тянулся к голой ветке осины.
Была гололедица. Весенняя гололедица – удобное время для охоты. Охотнику достаточно напасть на свежий след дикого оленя или лося – и они уже не уйдут. Лось не может долго бежать по обледеневшему, проваливающемуся снегу. Тяжело бежать, когда снег глубок, больно ногам: твёрдая кора наледи режет в кровь ноги. А если лось ещё увидел на себе следы крови, он в оцепенении совсем останавливается, тогда его можно бить в упор.
Не стоило большого труда в тот день пристрелить лося. Ликовала вся деревня. Голод на несколько дней отступил… Но Якса был до крайности удивлён прозорливостью своего ученика.
«Он душой слышит, – подумал старик, – предчувствует».
Якса немало был наслышан про некоторых манси, которые так сумели воспитать в себе охотничий инстинкт – чувство встречи со зверем, что даже могли сказать наперёд, какого зверя убьют, кого увидят, какая неожиданность охотника ждёт на пути.
Предчувствовал многое сам Якса. Но шаману казалось, что тут помогает гадание, общение с духами. Подталкиваемый предчувствием, Якса брал нож или топор. Устанавливал нож на острие топора таким образом, что нож приходил в равновесие, и, судя по тому, в какую сторону поворачивался его кончик, Якса решал, куда нужно идти на охоту.
– Лишь шаманам всё открыто, – любил повторять Якса, – лишь шаманы всё видят, предчувствуют, беседуют с богами. Боги помогают им переносить даже тяжёлые вещи через громадные расстояния. Но разве ты, Журавль, шаман?.. – Так он обращался к юноше, подзадоривая его, обостряя восприятие юноши и тем самым готовя его в свои преемники. Шаман немалого достиг: научил Ювана игре на многострунном мансийском журавле, пел мальчику ночами длинные былины про богатырские давние дела таёжного народа.
Якса видел в Журавле талантливого ученика, будущего большого шамана. Но разразилась революция. Могучие события революции разделили ученика и учителя: по‑разному побежали ручьи их дорог.
Однажды, когда уже затихала гражданская война, приехал из района представитель Советской власти. Он призывал молодёжь учиться. В районном центре открылись рыбацкие курсы. На этих курсах готовили специалистов по рыбному делу – башлыков. Как связать невод, в какой местности хорошо ловится рыба, время промысла – всё должен был знать башлык. В этом ничего дурного не увидел Якса для молодого шамана. Ведь шаман всё должен уметь. И потому Якса не воспротивился его желанию. К тому же ученик уезжал в райцентр всего на два месяца.
Юван Няркусь успешно окончил курсы, получил удостоверение помощника башлыка. В то же время при райкоме комсомола была организована рыболовецкая бригада. Вместо поездки домой Ювану Няркусю предложили быть помощником башлыка в комсомольской бригаде. Всё лето прорыбачили. Агитировали Журавля вступить в комсомол. Но он не согласился. Когда же закончился рыболовный сезон, были организованы двухгодичные курсы начального образования. Он снова остался учиться.
А ещё через два года из Ленинграда приехал учёный набирать молодёжь в Институт Народов Севера. Среди северян было мало грамотных. А Юван Няркусь уже умел читать и писать.
Райком партии предложил ему ехать учиться. Много хороших слов говорил учёный про Ленинград… Для Журавля районный центр Берёзов и тот казался большим городом. А о Ленинграде он слушал, как о сказочном каменном чуме. Журавль загорелся, поехал. И вот после нескольких лет учёбы в городе Октябрьской революции он возвратился в тайгу, в родной паул. Теперь Журавль был совсем другим…
Старому Яксе он стал непонятен. Старик сидел у костра с опущенной головой и думал. А игрище скальпирования продолжалось. …К связанному Журавлю подошёл князь. Он был одет по‑богатырски: и железный шлем, и панцирь, и копьё в руках…
– Если руки твои сильные, если ноги такие крепкие, почему стоишь связанным? – начал князь, сверля ненавидящим взглядом Журавля. – Если ты крылатый, многоголосый Журавль, если вправду ты чародей слова, почему не можешь улететь, как шаман? Где твои крылья?
– Посмотрим, как ты будешь петь – камлать свои красные песни, когда снимем кожу с твоей косматой башки, – процедил сквозь зубы Осьмар Васька.
– Приготовиться к скальпированию! – скомандовал своим людям Железная Шапка.
Сверкнуло лезвие ножа в руках Осьмар Васьки.
– Слушайте меня! – крикнул тогда Якса, выходя с бубном на круг. Над головами людей будто лопнуло небо. Зазвенела тайга колокольчиками, жестянками, побрякушками дрожащего бубна. Люди вытянули шеи.
Солнце уже скатилось за зубчатые вершины елей. Последние лучи его играли на кровавом снегу. А красные от зари кедры, кажется, о чём‑то тихо шептались…
– Ладно! – сказал тихо Якса. – Может, Журавль и достоин наказания. Но вы хотите судить Журавля, не выслушав его. Вы раскричались, как дети в глупой ссоре. И хотите карать смертью!.. Смерть вас всех караулит…
И, подойдя к Осьмар Ваське, который размахивал ножом, Якса продолжал нараспев:
Остановись, ничтожный человечек!
Ты, имеющий бездушные ножны
И всегда жадный до крови нож!
Потом Якса обратился к людям:
– Если у вас не померк ещё разум, – остановите его. О Осьмар Васька, день и ночь державший во рту кусок жирного мяса, с руками всегда окровавленными, зачем ты поднял руку на молодого Журавля? Снять голову легко – смысл жизни понять труднее. В мире что‑то происходит. Опустите ножи…
– Старец, ты стал хуже бабы. И дела свои справляешь плохо, как и твои немощные боги! – наступая теперь уже на Яксу, тараторил Осьмар Васька.
И, подскочив вплотную к старику, Осьмар Васька плюнул ему прямо в лицо… Казалось, зашатались в глазах у людей вершины багровых деревьев, по дремучей тайге прокатился дикий хохот, заскрипел кроваво‑красный снег…
Толпа пришла в смятение. Загикала, заухала. Этот наглый плевок вывел людей из оцепенения. Быстрее, чем раненая рысь, бросился вперёд Сас и охотничьим ножом в одно мгновение рассёк тынзян – гладкую кожаную верёвку, которой был связан Журавль.
– Защищайся! – выкрикнул Сас, подавая Журавлю многострунный инструмент. Затем, обернувшись к толпе, окинув всех спокойным взглядом, сказал:
– Люди! Вы видите, какое злодейство затеял Осьмар Васька…
Сас что‑то ещё хотел сказать. Но Осьмар Васька сбил его с ног… А Журавль ударил по струнам и запел песню коммунистов, переложенную им на мансийский язык. В его устах песня звучала как гимн борьбы. И люди будто проснулись… Толпа разделилась на два лагеря. Несколько человек, вооружившись копьями, начали состязание. Они, как древние воины, тяжело наступали друг на друга, нанося и отбивая удары, крича исступлёнными голосами.
В последнее время лишь на священных игрищах манси играли в войну. Нарядившись в панцири из шкур, с берестяными щитами и деревянными копьями с роговыми наконечниками, с саблями из дерева, бились они друг с другом. Но самым любимым состязанием была борьба.
– Борьбу, борьбу! – кричал кто‑то из толпы, видно принимая всё происходящее лишь за священное игрище.
Обессилев, состязающиеся опустили копья.
– Борьбу, говорите! – подходя к Журавлю и сверля его злым взглядом, процедил Железная Шапка. Журавль почувствовал, как кровь бросилась ему в голову. – Что ж, будем бороться, куда тебя кинуть? – Не дожидаясь ответа, он схватил Журавля, поднял в воздух и бросил в снег. – Этими руками мы душим росомах! – крикнул Железная Шапка, победно подняв руки над головой.
Но в это мгновение перед Железной Шапкой, откуда ни возьмись, возник Красный Корень.
Он всегда, словно неуловимый Эквапыгрысь, появлялся неожиданно. На днях ускользнул от воинов Железной Шапки. Сегодня уже казнили его идола. Теперь он явился сам.
Он стоял перед Железной Шапкой не как знаменитый Красный воин с красной звездой на кожаном шлеме, а стоял в обыкновенной мансийской одежде из меха, простой манси.
Окинув всех взглядом, он вынул из кобуры револьвер и бросил его в руки Журавля, который уже успел подняться на ноги.
– Я стою перед вами как ваш сородич, как манси, – сказал людям Красный Корень. – У меня нет даже оружия. Я считаю, что на священном игрище… надо состязаться, как полагается на игрище, а не разбойничать…
Старик Сас важно преподнёс ему деревянное копьё с костяным наконечником. Кто‑то кинул в руки щит. Щит был деревянный, обтянутый кожей. Посреди щита сияло солнце, пускавшее во все стороны металлические лучи‑стрелы.
– Стой! – сурово сказал Красный Корень изготовившемуся к бою Железной Шапке. – За что боремся?
– Ты имеешь в виду ставку? – спросил князь.
– Да, что ставим?
– Поставь револьвер. Если я одержу победу, – он мой!..
– Моя ставка – мир. Если я одержу победу, – вы всех отпускаете. И мирно будем решать наши споры…
– Хорошо! – нехотя согласился князь.
Красный Корень выставил вперёд щит, медленно стал приподымать копьё. Один он знал, что щит князя был более надёжным и крепким. Он был отчеканен из толстой жести, хотя, как у всех, был тоже обтянут кожей. Разбивать своё копьё о более надёжный щит не было смысла.
Да и сам Железная Шапка был облачён в надёжный панцирь, доставшийся ему от предков‑воинов.
Тогда легко и просто одетый Красный Корень – на нём был свободный кувсь из меха молодого оленя, – уперев копьё древком в землю, оттолкнулся им и полетел, как птица, мигом оказавшись за спиной соперника.
Но нанести удар ему не удалось. Железная Шапка успел развернуться и подставить копьё. Резкий стук копий, звон щитов, возгласы толпы. Долго бились. Но никто не побеждал. Красный Корень вился вокруг соперника, как волк вокруг росомахи. Тяжёлое вооружение Железной Шапки мешало битве на копьях. Но он всё же уверенно поворачивался во все стороны, вовремя подставляя под удары свой железный щит и копьё с настоящим металлическим наконечником.
Чтобы не испортить слабого рогового наконечника своего копья, Красному Корню приходилось долго маневрировать, чтобы высмотреть уязвимое место противника.
В отличие от Железной Шапки Красный Корень был настоящим воином. Во время гражданской войны называли его и красным партизаном и красноармейцем.
Родители его были тёмными, неграмотными. Тоже верили шаманам. А сам он с восьми лет батрачил у мансийского кулака. И вот – революция… В деревню, где батрачил тогда Красный Корень, пришли красные партизаны, и молодой манси попросился в отряд.
Посмотрел командир на его дырявую одежонку и говорит: «Да, одежонка у тебя на рыбьем меху. А впереди у нас дальняя дорога – мороз, тайга, белые…»
Но молодой манси стал на лыжи, тысячи километров прошёл с отрядом, воевал с белыми. А потом, когда не стало на Севере белых, он пошёл вместе со всем отрядом на запад, уже в тёплых краях давил контрреволюцию.
Однажды шли красные в наступление. Но нещадно строчил пулемёт врага, и каждый раз приходилось отступать. Красный Корень был и охотником. Охотник знает: на зверя надо идти не прямо, не со стороны ветра, а в обход. Подкрался он к пулемёту сзади и заставил его замолчать. Один захватил пулемёт с двумя пулемётчиками.
И в рукопашном бою он не раз выходил победителем.
И всё же Красному Корню было сегодня нелегко. Одетый в панцирь и шлем, защищённый надёжным щитом, князь стоял, как башня. Однако красный Корень всё‑таки обнаружил уязвимое место в его броне, под мышкой. Он в тот же миг направил страшный удар в обнажённое место. Но противник вовремя повернулся и подставил щит.
Сторонники Красного Корня издали одобрительные возгласы, принимая удар за доброе предзнаменование. Однако ликовать было рано. Копьё, ударившись о твердь щита, отскочило назад. И в этот миг Железная Шапка, размахнувшись своим копьём, попытался достать им слабо защищённую грудь противника. Красный Корень едва увернулся. И всё же копьё успело уколоть его в плечо и, пронзив одежду, нанести глубокую рану. Особой боли он не ощутил, но почувствовал, как побежали тёплые струи крови, как рубаха стала липнуть к телу. Теперь издали возглас одобрения сторонники Железной Шапки. Но Красный Корень не растерялся. Повернув своё копьё тупой стороной вперёд и орудуя им как дубиной, он нанёс удар по копью Железной Шапки. Удар был такой силы, что копьё противника отлетело в сторону.
И в тот же миг, продев своё копьё между ног противника и орудуя им как рычагом, упираясь о собственное тело, Красный Корень свалил Железную Шапку наземь!
– Отпусти! Задыхаюсь! – рычал из‑под снега князь.
– Сдаёшься?! – торжествующе вскричал Красный Корень, сидя на противнике и прижимая его лицом к снегу.
– Мир! – хрипел князь, сопя под снегом.
– Мир так мир! – торжественно произнёс Красный Корень, отпуская побеждённого.
Как и договорились перед началом схватки, арестованных развязали. Не успел догореть смолистый костёр, со священной поляны одна за другой тронулись оленьи нарты.
Сидя на ветке кедра, Сава заметил, что друзья Красного Корня поехали в одну сторону, а сторонники Железной Шапки – в другую. Не спускал Сава глаз с отчима.
Оглянувшись вокруг, прокричав что‑то похожее на зов, отчим взял в руки хорей и, гикнув на своих оленей, помчался по дороге, по которой двинулся многочисленный аргиш Железной Шапки.
Сава слез с кедра. Кругом было пусто. На священной поляне стояли одни деревянные идолы. В сумраке наступающей ночи они, казалось, угрожающе смотрели на одинокого мальчика. Саве стало страшно. И он побежал.
Сава бежал в сторону, куда уехал отчим. Отчим пас стадо Железной Шапки. В главном стане Железной Шапки была и мама Савы. Сава очень хотел увидеть маму. И потому побежал по дороге, куда направился большой аргиш Железной Шапки. Недолго бежал Сава. Ноги стали подкашиваться.
«Им на оленях лучше!» – подумал Сава.
С каждым мгновением снег тяжелел. Тайга темнела. Подул жгучий ветер. Надвигалась пурга. Идти дальше было бесполезно и опасно. Возле корня упавшего дерева Сава заметил огромный сугроб. В сугробе он устроил «куропачий чум» и решил залечь в нём, словно медведь в берлоге.
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 56; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!