Письмо от Куклина — А. Г. Левицкому 10 страница

1-Й ГОЛОС

Кто эти двое? Но их даже не двое — их меньше!

2-Й ГОЛОС

Один вопросительный знак и один восклицательный. Что вам ответить?

3-Й ГОЛОС

А у меня, знаете, мелькнула мысль. Вернее, я у нее мелькнул. Вернее — не вернее.

4-Й ГОЛОС

А со мной недавно произошел даже такой случай: ночью иду по улице, вдруг (по темной пустынной улице) трое мрачно выходят из-за угла и говорят мне: «Жизнь или смерть?» Я подумал: «А я-то откуда знаю? Что я вам призрак, что ли!» и, ни слова ни говоря, прошел мимо. У них чуть глаза на лоб не повылазили, застыли мне вслед с раскрытыми ртами, окаменели...

6-Й ГОЛОС (вдруг)

Слышали?! Видели?! Звезды задыхаются!..

5-Й ГОЛОС

Боже! Окровавленный голос!

6-Й ГОЛОС

Ах, не окровавленный, не окровавленный, а 6-й!..

— Ах, с каким, ах, опозданием вы пришли! Вы опоздали ровно на два дня! А я уже потеряла всякую надежду вас дождаться. Теперь вы пришли, и у меня снова появилась надежда...

— Меня увидеть?

— Он еще шутит! Посмотрите на него! Каков!.. Я так ждала, так тревожилась! Вот, смотрите: несколько седых секунд мелькнули... Я все смотрела в окно, думала, что-нибудь увижу, а увидела совсем другое: вдруг — ночь...

— Не продолжайте, прошу вас! А то увидите фонари и дождь, увидите струи... (в сторону) иуртс.

— Да, да, я только что хотела ужаснуться их цвету, но вы меня предупредили. Не буду... А как ваше здоровье? Как ваша ночь?

— Она здорова, благодарю вас. А как вы?.. Какая у вас красивая прическа! — никакая. Волосы льются и темнеют, куда хотят... Знаете, какой со мной вчера приключился случай? Никакой. Я просто шел.

— И со мной приключалось такое же, поверьте. Я это знаю. Однажды иду, а ветер — мимо. Вот и вся история... Но что это?! Мне дышать стало трудно!.. Вы хмуритесь?

— Да, у меня в характере вдруг появилась какая-то новая жесткая черта.

— Она у вас и на лице, у переносицы, где брови срослись... Подальше от окна! От звезд!

— Что такое? Звезды? Удушье?..

В окнах — время и темнота, поменявшиеся обличьями. У темноты — стремительная неподвижность времени, у времени спокойное отчаянье темноты.

В погребе свет лампы задыхался в густом табачном дыму, в духоте. Какие-то сдавленные стоны звучали. Послышались слезы. Глаз зашатался.

Пермяков и гречанка, стиснутые в толпе. В стиснутые, они молчали, понимая друг друга без слова, без взгляда, без бога.

Запекшаяся кровь на ее щеке. Хлыст или дождь? Гречанка была пьяна. Пермяков был. Несколько секунд, ржавых от крови.

1-Й ГОЛОС

Кто-то умер в толпе. Не то стиснули и раздавили, не то от одиночества.

2-Й ГОЛОС

Ах, у меня нету 2-го голоса!

3-Й ГОЛОС

Еще один! Надышался темноты.

4-Й ГОЛОС

Этот дождь — с небес или в небеса? Эти струи — может быть, они брызнули из земли?

5-Й ГОЛОС

Не знаю... Мне стиснули мысли...

6-Й ГОЛОС

Спросите у водосточных труб! Они знают... если они еще живы...

— Я почувствовал чье-то прикосновение и обернулся. Никого не было. Тогда я не обернулся. И сразу же появилась незнакомая женщина. Она была так прекрасна, что ветер остановился на миг. Ее взгляд пронесся мимо меня, он был холоден, как луч звезды. Я сказал. Мой голос разбился на куски, осколок фразы впился или ранил ее нежный слух. Вдруг секунда тысячелетней давности мелькнула, древняя. А женщина или сказала, или подумала, но вслух. Она продолжала: «Я буду говорить на языке часов и объясняться числами». Тут я проснулся и увидел, что не спал. Неслыханная красота женщины, сверкая, могущественно струилась и в прошлое, и в будущее. Я обезумел. Я подошел к горящему фонарю и встал под ним. Булыжный ветер крался по мостовой. Она приблизилась... И вдруг ее волосы рассыпались, фонарный свет, как золотой хищник, бросился на ее плечи, и пустынная ночь огласилась безумным ревом полыхающего в полнеба зверя...

— Да, это удивительная история! Без начала и без конца, с одной только полыхающей серединой...

— Простите, не желаете ли вы вступить в «Общество мертвых»?

— Нет, не могу. У меня сейчас масса других дел.

— Уверяю вас, что более мертвого дела вы не найдете.

— Ах, как рано наступил этот поздний час!.. Что за шутки в такое время?!

— Я сам не знаю, как это случилось. Помню только, что вместо неба была пустота.

— Спасибо. Вот моя шляпа. Я все понял. А вы, кажется, были без шляпы?

— Без зонта я был.

— У меня правило — никогда не стоять к окнам спиной. Стою к ним или лицом, или ничем. Слышите металлические нотки в моем голосе? Это сталь.

— Я уже видел сегодня одну железную вывеску. Вся заржавела под ливнями. Когда-то на ней было написано МЯСО. Теперь ее можно вешать над чем угодно.

— Над человечьим родом? Вот шутник!.. Подайте-ка мне вон тот восклицательный знак! Бал-дарю!.. Ух-ух! Что бы мне такое сделать? Начать обмахиваться японским веером или окоченеть от предчувствий?

— Советую вам ничего не советовать.

— Вот тоже, советчик! Я что-то в этом роде и предчувствовал... Где веер? Вот он... Представляете, вдруг бы ночь перешла на японский язык, на японские созвездия. Все небо в иероглифах, переучивайтесь, господа астрологи!.. Или вдруг голод и смерть, как в Индии. А?

— Или вдруг приступ удушья. О ком вы говорите? Я молчу о Вологдове.

— Вот молчун! Но все же, вас могут услышать... Вчера я видел очень мрачный сон, а позавчера убедился, что он был вещим... Странное словосочетание — «сгустки дождя»!.. Вы мне наступили на крыло!

— Крыло мое, нога ваша.

— В чем смысл всего? Увы! только на этот вопрос мы и знаем ответ... О, «Неизданный Хлебников», вышедший в 1940 году!..

Соня и Пермяков сидели. Соня и Пермяков стояли. Сонины голубые глаза, сонины болезненно-светлые волосы, сонино все.

За окнами стоял косо поставленный дождь. Водосточные трубы трубили. Железные крыши стекали потоками на мостовые.

— Соня! — не сказал Пермяков.

Она посмотрела.

Прошло 0,7 лет. Сопя и Пермяков сдавлены толпой, укрывшейся от фонарей и от ливня. Слышные и неслышные стоны. Стиснутые губы, стиснутое время...

Наконец, все исчезает. Остается только след в виде огромного, темного, сверкающего пространства.

Мучительно долго ждут жениха. Невеста и ее родители. А он все не приходит. Жених приходит. Поздно! Время покончило с собой. Часы звякнули и остановились. На цепочке покачивалась мертвая гиря.

В петлице у жениха был цветок. Сейчас жених войдет сюда из прихожей. Вот уже глаз показался. Родители отшатнулись. Сейчас он сделает еще одну попытку. Трость, нога и жених. Вошли, сели, веселы, поздоровались.

— Ах, простите! Я, кажется, не сегодня пришел...

Невеста бледнела вдалеке от. Ее лицо было окружено волнами темных волос.

Жених посмотрел на время. Оно уже посинело.

— Повесилось на цепочке.

Он встал, чтобы сделать реверанс, но паркет поскользнулся и... окно зазвенело, стекло упало, разбрасывая красные пальцы. Жених бросился пальцами к лицу, но было другое. Он бросился к другому, но промахнулся и попал в каменные объятья стены. Нога и трость остались судорожно на стуле, блестя опрокинутым набалдашником. Цветок в петлице окрасился в противоположный цвет. Остальной жених забился и замер в объятьях стены.

Невеста посмотрела на небо: оно придавило время, подобно тяжелой надгробной плите.

Окрашенный цветок алел на фоне белых растерянных лиц. По надгробной плите прошли трещины. Жених робко попробовал улыбнуться, но улыбка соскользнула. Он поправил глаз и нацелился бровью на трость, но нога, вскрикнув, заплясала на месте. Жених стал озираться по сторонам, ища если не сочувствия, то хотя бы чего-то другого.

Заплаканные родители высохли. Они смотрели строго и прямо. Стена выпрямилась. Жених стал отряхивать с себя алые пальцы и окрасил вокруг стены и пол. Его второй глаз был далеко и не видел.

Невеста раскрыла книгу. Несколько черных строк привлекли ее внимание. Это была молитва. Надгробие темнело, трещины углублялись.

Жених подумал:

— Ах!..

Он собирал силы для нового реверанса. Он подтолкнул к себе спину. Она отделилась с трудом от стены.

Родители окружили дочь. Она молилась молча, как камень. Вдалеке от них двигались две руки жениха.

Рядом с ним висел галстук, он поправил его. Усики — он поправил и их. Поставив перед вопросительным знаком слово «что», он начал безмолвный разговор с собой:

— Что?

— Ничего, ничего, я просто так. Не обращайте внимания. Сейчас только подойду к зеркалу и посмотрюсь... О! Великолепно! Все на месте! Ура! Не хватает лишь зеркала...

Жених прислонился к стене. Сверкнуло обнаженное зеркало. Жених приблизился к нему, стал всматриваться, но зеркало не выдержало. Оно стало блевать окровавленным женихом.

Кровавая блевотина растеклась по стеклу. Жених упал, рассыпался, все покатилось в разные стороны.

Родители невесты в ужасе забились в углы друг друга. Их лица белели вокруг расширенных безумных глаз.

Невеста бросилась к жениху. Надпись на тяжелой плите неба уже стерлась, и неизвестно было, какое время под нею погребено. Невеста схватила пустые черные рукава жениха и прижала к груди. Его окровавленный глаз закатился далеко в угол и, сверкая там в темноте, косился на запекшуюся петлицу.

Огромные слезы расшатывали глаза невесты. Вдруг раздался ее безумный вопль. Почерневшее надгробие раскололось, загрохотал гром, и ливень ударил по окнам.

До(ночь)ждь. Кропоткинская. Я вижу комнату Вологдова. В ней двое: он и гость.

ВОЛОГДОВ (глядя в окно)

Бессонница дождя.

ГОСТЬ (после паузы)

Неужели, все-таки, нет бога? О, ужас! О, если бы я мог это знать точно!

ВОЛОГДОВ

Что бы вы тогда сделали?

ГОСТЬ

Я бы все перестал делать!

ВОЛОГДОВ (тихо)

Как, даже молиться?..

Фонари освещают шум ливня...

В ожидании жениха мать и отец невесты сидели молча. Отец был так тщательно выбрит, что страшно было шелохнуться. Он думал:

— Зверинец чисел?.. Хищное число 400. Черное, оно мяукает и изгибает спину... Что еще? Ах, да! У чисел — клыки...

Тут поток его мыслей был прерван молчанием жены. Оно и она темнели в углу, их контуры терялись в сумраке. Поток мыслей был прерван и уже не возобновлялся.

Мать невесты вдруг раздвоилась. Одна осталась сидеть на своем месте, а другая, сопровождаемая тихим взглядом первой, вышла и больше никогда не возвращалась.

Невеста все никак не могла найти зеркало, хотя уже несколько раз проходила мимо него. Она остановилась перед стеной и стала напряженно всматриваться в ее поверхность, ища свое отражение.

Отражение, наконец, появилось. Оно было расплывчатое и цветное. Вместо глаз был неподвижный синий туман. Волосы опускались черными выступами и углами. Немного поодаль она различила свое лицо. Оно в виде двух бледных или в виде нескольких бледных сияний возникало на темной стене. Растерянная улыбка и губы все никак не могли соединиться и блуждали, то удаляясь, то приближаясь друг к другу.

Несколько черных чисел обозначали ее ресницы и брови. Невеста нахмурилась, нахмурились и эти числа. Четные и нечетные ресницы опустились в виде тени на половину лица.

Отражалась глубина комнаты с сидящими в креслах отцом и матерью. Они были настолько неузнаваемы сквозь судорожный бледно-синий туман, что их, наконец, можно было узнать.

Отец изгибался и клубился в виде черного дыма, вдруг красная манжета мелькала, то голубой шрам через всю стену. Мысль о числах ползала у его ног, жалобно изгибая спину. Отец то исчезал, то не исчезал. Вдруг он стал темно-малиновым дымом, из которого выбросились белые пальцы.

Отражение матери двоилось, хотя она давно уже была одна.

Вдруг невеста увидела жениха. Он не то стоял, не то шел, опережаемый тростью. Его взялся сопровождать уличный фонарь, был поздний вечер. Висели тучи. Несколько капель сорвалось с неба и, пролетая мимо идущего фонаря, сверкнули, как темно-красные искры...

ОТЕЦ

Я теперь решил думать только вслух. Так легче заметить какую-нибудь неправильную или грешную мысль, и так труднее ошибиться. Вот, например, сегодня, когда я брился, вдруг одна страшная мысль у меня в руке сверкнула. Я вскрикнул, и она исчезла... мда...

ДОЧЬ

Куда я ни погляжу, я всюду вижу свое отражение. Я в каждой вещи вижу лишь себя. Что мне делать, пугаться или да?

ОТЕЦ

Смешная, это же закон природы! Мы в каждой вещи и в каждом явлении видим отражение себя. И чем вещь лучше отполирована, тем отражение слабее. Вот, например, зеркала...

Жених всюду на что-нибудь натыкался и ранился. То на одно, то на другое, то снова на другое. Он думал:

— Мое детство прошло на берегу реки. Я помню, как на другой день вытащили тело утопленницы. Ее волосы свисали, неживые...

Он мог сидеть молча целыми часами. Или мог неожиданно разрубить час надвое одной только фразой.

Как-то Пермяков вошел, жених молча облокотившись сидел. Шло время. Он так и не проронил ни звука, час был не разрублен...

Между тем, молчание перекинулось на другой конец залы:

1-Й ГОСТЬ

А что если обмакнуть наконечники часовых стрелок в яд?

2-Й ГОСТЬ

Тогда последний удар полночи будет смертельным, я полагаю.

3-Й ГОСТЬ

Так можно умертвить весь город при помощи башенных часов!

4-Й ГОСТЬ

Во мне есть два удивительных качества, и оба не удивительные.

5-Й ГОСТЬ

Так где же, все-таки, Истленьев? Нигде?

6-Й ГОСТЬ

Боюсь, что его нету и там.

7-Й ГОСТЬ (после паузы)

Хотело пройти несколько часов, но не прошло и часа. Ночь была в самом разгаре. Я люблю это время суток. Ночь, как и чай, должна настояться. Чай, как и ночь, открывает нам звезды... Вдруг я увидел Эвелину и Истленьева. Их сопровождал фонарь. Все трое казались призраками. Вернее, все четверо, потому что я тоже почувствовал себя вдруг прозрачным и невесомым, как время. Волосы Эвелины были распущены, фонарь пошатывался, каждая секунда была из чистого золота. Истленьев что-то говорил или что-то молчал, помню только, что ничего не было слышно... Это напоминало детскую игру: крыши подбрасывали над собой звезды... Эвелина остановилась, фонарь призрачным светом коснулся ее волос. Несколько секунд время было обнажено. Подброшенные звезды замерли в небе. Эвелина мерцала. Увидеть ее стоило жизни каждому мгновению. Они умирали одно за другим... Вдруг — вдруг, а за ним Пермяков. Бледный, прозрачный, в руке его что-то сверкнуло. Звезды отшатнулись. Казалось, ветер был из железа, а крыши из ветра...

ЭВЕЛИНА (Истленьеву)

Вы молчите?

ИСТЛЕНЬЕВ

Нет, Эвелина, нет... я говорю... я говорю: «Как здесь удивительно тихо!»... Что это за улица? Кропоткинская?.. (замечая Пермякова) О!..

ПЕРМЯКОВ (приближаясь)

Как?! И вы здесь? И я? Вот не ожидал! Вот не ожидали! А я, не зная, куда деться, и думая, что я один, иду себе...

ЭВЕЛИНА (в сторону)

Следом за бритвой.

ПЕРМЯКОВ

...следом за своей тенью. Мы с ней поменялись ролями, я ее сопровождаю.

ЭВЕЛИНА

В качестве оруженосца?

ПЕРМЯКОВ

Ах, какое там оружие! Горло, сонная артерия — вот и все оружие... (вдруг) О, Эвелина! Как я вас люблю! Знаете, как я вас люблю? Да от моей любви боги завелись в складках ночи! В подкладке у нее ими так и кишит! Слышите?!

ЭВЕЛИНА

Тихо! Истленьев услышит.

ПЕРМЯКОВ

Кто? Истленьев?! Нету его! Нету ни Истленьева, ни фонаря!.. Никого нету!

ЭВЕЛИНА (растерянно)

Истленьев, вас нету?

ИСТЛЕНЬЕВ

Да, Эвелина... я есть...

ЭВЕЛИНА

Если вы есть, то я вас покидаю! Я больше не могу! Вам нужна другая...

ПЕРМЯКОВ

Моя Эвелина! Моя! Никому не отдам! Моя!..

ЭВЕЛИНА

Твоя! Твоя! Увези только скорее!.. Куда-нибудь... (исчезают)

Не знали, откуда появится ночь. Окна выходили на север. Они держали несколько последних лучей света.

Я пишу эти строки 13 октября 70 г.

Холод стал в профиль. Железные крыши вырубили в небе уступы.

Из письма Н. И. Вологдова (июнь 70 г.):

Дорогой Володя, мое морс продолжает высыхать, выцветает и тускнеет, о чем вы можете судить по цвету этого письма. Пусть Вас не пугают размеры Вашего чудовища. Каждый лирический поэт пишет, в сущности, единственное произведение, остающееся незаконченным.

Вы — «есть» — иначе бы я не получил ответа на свое письмо.

Не относитесь к хозяйским верблюжатам с государственной неконтактностью. Только они могут Вас одарить чисто зоологическим оптимизмом. Но когда молодой поэт пишет письмо старику, то невольно становится его сверстником...

В темных подворотнях толпился и горбился воздух.

Улица. Двое:

Ну, как вы?

Ах! — полуживой. Да, добро бы, осталась в живых лучшая или худшая половина, а то — средняя. Вот беда!

Говорят, число 587 незаменимо в подобных случаях. В других случаях — числа 6 и 100000000000.

Что касается меня, то я олицетворяю собой число 0,5. А какое вы можете предложить числовое обозначение для бога?

По-моему, дважды два.

А по-моему, дробь, у которой числитель во столько раз меньше знаменателя, во сколько небеса больше самих себя... Но что это за вывеска? Вы не видите?.. Какая странная! Как ржавчина ее всю изъела! Ни одной буквы не разобрать. А ведь что-то было написано.

КРОВАВАЯ БАНЯ?

Что?!

КРО...

Бог с вами! Бог с вами, безумец! Вы вслух подумали такое!.. Надо же предположить! Надо же додуматься до такого! Может быть, еще произнесете и «кровавый банщик»?

То есть, я хотел сказать просто БАНЯ или просто БОГ. Без всякого прибавления слова КРОВАВЫЙ. Могло ведь такое быть написано? Могло ведь? А?

Нет, но додуматься до такого! КРОВАВЫЙ ДУШ! Надо же до такого дойти!.. Ну и ну! Ну и ну!..

Левицкий остановился на мгновение, хотя и не шел. Вокруг него было вокруг него. Нищий протянул руку. Монета угрожающе засвистела и вдруг, вспыхнув, словцо золотым хлыстом ударила нищего по глазам. Рука отдернулась, лохмотья вскрикнули, он завертелся волчком, ловя в черном воздухе свои невидящие глаза.

Образчик прозы Александра Григорьевича Левицкого:

Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 33; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 91011 12 13 14 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!