Шесть правил, которым я собираюсь следовать весь выпускной год и которые, я надеюсь, хоть немного смягчат маразм моего пребывания здесь, хотя ручаться в этом я бы не стала. 5 страница
– Чем тебе не нравятся эти вузы? Так уж получилось, что все четыре входят в двадцатку заведений, в которые труднее всего в мире поступить. Фактически в них поступить сложнее, чем в некоторые университеты или колледжи «Лиги плюща».
Что‑то ты, Джесс, развыступалась.
Сморщенное лицо гея чуть‑чуть разгладилось, как бы говоря: «Это хорошие университеты».
– Тогда что у тебя с лицом?
– Ну, просто все они расположены, как бы это сказать, где‑то на задворках, – промямлил Пол. – Как это ты рискуешь жить в студенческом городке неизвестно где?
– Тебе, правда, интересно?
Пол Парлипиано откинулся на спинке стула и сделал такой жест, будто хочет обнять колокольню. Ну, знаете, как в той детской песенке: «Вот церковь, вот колокольня, открываем дверку…»
Я набрала воздуху в легкие.
– В «Принстон Ревью» числится около тысячи шестисот высших учебных заведений, в которые я могла бы поступать. Это слишком много, поскольку выбор из такого количества вариантов приводит меня в полное замешательство…
Таким образом, в течение получаса я разъясняла ему свою позицию…
Алгоритм отсеивания вузов Джессики Дарлинг
Шаг 1. Отсеять все вузы , которые не входят в категорию Наиболее Сложных Для Поступления.
Не каждому прощается такой снобизм. С моими результатами вступительных экзаменов и моими оценками в аттестате я имею право задирать нос.
Осталось вузов: 35.
|
|
Шаг 2. Отсеять все «красные» вузы, то есть те вузы, которые расположены в штатах, проголосовавших за Буша‑младшего на президентских выборах двухтысячного года.
Я уверена, что умные люди есть и в этих штатах (в конце концов, Хоуп как‑то выживает в одном из них). Но я ничего не могу поделать с тем, что я родом с элитарного северо‑востока США, и к тому же 75 процентов вузов категории Наиболее Сложных Для Поступления расположены как раз в штатах, которые не голосовали за Буша. (Примечание: на это Пол Парлипиано хихикнул и одобрительно кивнул.)
Осталось вузов: 29.
Шаг 3. Отсеять все вузы, расположенные в крупных городах.
Мои родители не хотят, чтобы я поступала в Колумбийский университет, Университет Нью‑Йорка, Чикагский университет, Северо‑западный, Пенсильванский, Джорджтаунский университеты и Университет Джонса Хопкинса, потому что они находятся в «гетто». (Примечание: на этот критерий следует обратить особое внимание, поскольку он вступит в игру чуть позже.)
Осталось вузов: 22.
Шаг 4. Отсеять все калифорнийские вузы.
Жаркое калифорнийское солнце напрочь выжгло мозги моей сестре и ее мужу. Бетани и Г‑кошелек всегда были ужасными людьми, однако все было не так страшно, пока они не переехали в свою коммуну. К тому же Бриджит постоянно летает туда навестить отца, а также продвигать свою карьеру, как будто этот штат и так уже не переполнен блондинками (у большинства из них силиконовые сиськи). Больше того, навязчивую дружелюбность, принятую в Калифорнии, я нахожу утомительной. Этих причин вполне достаточно для того, чтобы никогда не появляться в этом дурацком штате.
|
|
Осталось вузов: 20.
Шаг 5. А также канадские.
Селин Дион. Этого достаточно. (Примечание: еще один смешок от Пола Парлипиано. Я в теме, детка. В теме.)
Осталось вузов: 19.
Шаг 6. Отсеять все вузы, в которые кто‑либо из моих одноклассников имеет малейшее желание или малейший шанс поступить.
Единственный человек в моем классе, который мог бы переплюнуть меня в академических успехах, Лен Леви, ясно дал понять, что если он не поступит в Университет Корнуэлл, то все равно поедет в Итаку и с головой погрузится в разврат большого города. Боюсь, что это недалеко от истины. Нужно ли мне повторять, что в Пайнвилльской школе есть только один другой человек, кому хватит ума поступить в какой‑либо из этих вузов? И Он свой выбор не афиширует. А может быть, и афиширует, только не мне.
|
|
Осталось вузов: 18.
Шаг 7. Отсеять все вузы, в которые принимаются только женщины.
Я ХОЧУ ЗАНИМАТЬСЯ СЕКСОМ. Разве в этом есть что‑то ужасное? Я не готова сдаться и отправиться в четырехгодичное лесбийское путешествие. (Примечание: по поводу этого пункта я не стала вдаваться в подробности с Полом Парлипиано, как бы он не подумал, что я гомофобка, ведь я не она.)
Осталось вузов: 14.
Шаг 8. Отсеять все вузы, расположенные близко от дома, чтобы мои родители не могли неожиданно приезжать в гости.
Ни в коем случае.
Осталось вузов: 11.
Шаг 9. Отсеять все вузы, в которых я могу оказаться самой тупой студенткой‑первокурсницей.
Это, пожалуй, самый странный из моих критериев, поэтому объясняю.
Первые три года учебы в средней школе меня преследовала навязчивая идея поступить либо в Гарвард, либо в Йель. Прошлой весной я съездила в оба университета и обнаружила, что я единственный абитуриент, который еще не выиграл общеамериканскую олимпиаду для старшеклассников или не изобрел оптико‑электронную полупроводниковую гетероструктуру в свободное от занятий время, просто так, для развлечения. Я не шучу. Пайнвилльская школа не подготовила меня для такой убийственной науки. Я крупная, мозговитая рыба в маленьком пруду, наполненном ядовитыми сливными водами. И я не хочу, чтобы каждый день в течение четырех лет мне напоминали, что результатов моего теста на определение академических способностей достаточно лишь для того, чтобы хоть как‑то превзойти мое жалкое происхождение из слоев «белого отребья».
|
|
Кроме того, есть нечто отталкивающее в том, с какой напыщенностью мои родители прилепили бы гарвардскую или йельскую наклейку на заднее стекло своего автомобиля. Моя матушка не училась в колледже, но ей очень хочется, чтобы все вокруг знали, что плоть от плоти ее, такая умница, учится в одном из этих престижных заведений «Лиги плюща». Мой ум она ставит в заслугу себе, то есть ведет себя как все взрослые, которые подпитываются жизненной энергией своих детей. Уж извините.
Осталось вузов: 9.
Шаг 10. Отсеять те вузы, где «на днях открытых дверей», я не увидела симпатичных ребят.
Поверхностно, я знаю. Но я повторяю: «Я ХОЧУ ЗАНИМАТЬСЯ СЕКСОМ». Это не моя идея, что клёвые парни все без мозгов и что все безмозглые «качки́» клевые. Так что фактор наличия интеллекта как бы нейтрализует плоскость этого критерия. Почти. (Эти детали я, естественно, оставила при себе.)
Осталось вузов: 4.
– Эмхерст, Пьедмонт, Суартмор или Уильямс, – повторила я выводы своего диссертационного исследования, – на этих вузах я пока и остановилась.
На мой взгляд, с числом четыре уже можно работать. Однако список можно было сокращать и дальше. Ведь если хорошенько взвесить, то можно придумать аргументы против любого из вузов, перечисленных в книжке. Клянусь вам, при каком‑нибудь коммунистическом режиме я бы просто расцвела. Понимаете, когда выбор слишком велик, ответственность за неправильно принятое решение полностью ложится на меня саму. Я чувствую себя значительно лучше, когда кто‑то делает это за меня. Так я не только получаю повод для того, чтобы жаловаться, но и начинаю чувствовать, сколько трудностей мне пришлось преодолеть, чтобы добиться того успеха, которого удалось достичь.
Можете разбить критерии отбора в пух и прах, но чьему бы совету я ни последовала: консультанта по профориентации, родителей, «Принстон Ревью» – все равно это будет ни больше ни меньше, чем лотерея. Шансы на то, что я выберу самый лучший вуз, равны 1:1600. Так что почему бы мне не следовать пусть такой сомнительной, но все же логике.
Когда я закончила разглагольствовать, Пол посмотрел на меня и сказал: «Ты делаешь большую ошибку».
Тот факт, что Пол Парлипиано пришел к настолько бесповоротному выводу обо мне и моей жизни, оказался слишком сильным потрясением, я закашлялась, и полчашки кофе вылилось через нос. Жизнь снова поставила меня перед ним в дурацкое положение. Нужно ли напоминать, что это был тот самый человек, на чьи ботинки меня вырвало на вечеринке в честь окончания летних каникул на пляже год назад? После того как я поклялась ему в вечной любви? И перед тем как отключилась? Когда я вспоминаю об этом, мне становится дурно. То, что он так же галантно не стал упоминать об этом эпизоде, как изящно прежде убрал сегодня маленький беспорядок на столе, доказывает: Пол Парлипиано – идеальное человеческое существо, вне зависимости от того, гей он или нет. О, как бы мне хотелось, чтобы он был натуралом!
Когда у меня кончились варианты извинений и я наконец соврала насчет затяжного бронхита, который якобы имел отвратительную привычку нападать на меня ни с того ни с сего, наш разговор вернулся к затронутой теме.
– Почему ты считаешь, что я совершаю ошибку?
– Ну, возможно, сужу предвзято, но тебе следует пересмотреть правило о крупных городах. Колумбийский университет полностью изменил мою жизнь.
– Неужели?
– Да. Нью‑Йорк – это самое лучшее место в мире для получения образования.
Я отнеслась к этому скептически. Я всего лишь второй раз была в городе, во что трудно поверить, поскольку мы живем всего лишь в двух часах езды отсюда. И первая поездка практически не считается, ибо тогда вместе с бабушкой мы приезжали смотреть мультфильм «Король Лев».
– Слушай, только без обид. Почему ты так уверен в том, что мне понравится жить в Нью‑Йорке? Я ведь и тридцати секунд не могу смотреть «Секс в большом городе», меня сразу начинает тошнить.
– Ну, в основном я сделал этот вывод на основании того, что ты писала для «Крика чайки», – сказал он. – Например, в той статье, где речь шла о беспорядках, вызванных введением зонирования столовой по социальному признаку…
– «Овощная неразбериха: борьба с тиранией в кафетерии».
– И еще статья про ошивавшуюся у нас богачку, Хайацинт как ее там…
– «Мисс Хайацинт Анастасия Вэллис: еще одна позерша».
– Да! Вот это была статейка!
Если бы меня убили на месте в ту минуту, я бы не осталась в обиде на этот мир.
– Но ты ведь уже окончил школу, когда я все это писала…
– А мне сестра присылала твои прошлогодние передовицы из «Крика чайки», – пояснил он. – Она прямо твоя фанатка. Ей очень нравятся твои статьи.
– Твоя сестра? – в школе не было больше никаких Парлипиано.
– Сводная, – поправил он сам себя. – Ты ее знаешь.
– Неужели? – (Как это возможно?)
– Конечно, знаешь, – сказал он. – Тэрин Бейкер.
Тэрин Бейкер – сводная сестра Пола Парлипиано?!
Ни хрена себе.
Не многие помнят, что однажды Тэрин оказала сильное, хотя и непродолжительное влияние на общественную жизнь Пайнвилля. Большинство уже успели забыть о том, как ее временно исключили из школы за то, что она якобы пописала в баночку от йогурта, чтобы Тот, Чье имя Должно Остаться Неизвестным мог сдать ее чистую мочу для неожиданного анализа на содержание наркотических веществ. Я являюсь единственным человеком (естественно, помимо Того, Чье Имя Должно Остаться Неизвестным), кто знает что она солгала и что сделала она это исключительно из‑за того, что отчаянно хотела привлечь к себе общественное внимание. Мы – то есть Тот, Чье Имя Должно Остаться Неизвестным и я – единственные на свете люди, которые знают, кто на самом деле написал в эту баночку. Мы знаем, кто это сделал, но не знаем – почему.
Уж точно не знаю, зачем я это сделала.
Естественно, план Тэрин с треском провалился. Через несколько недель даноновский инцидент стерся из памяти Пайнвилля, и вместе с ним снова перестали замечать Тэрин Бейкер.
Но что делает это открытие еще более странным, так это то, что прошлой весной я провела с Тэрин огромное количество времени, ведь я была ее репетитором, поскольку ее родители опасались, что она провалит экзамены за десятый класс. Я согласилась помогать ей потому, что мне хотелось отплатить добром за то, что она взяла на себя мой провал. К тому же ее предки приплачивали мне по десять долларов в час, что сильно облегчало мою нечистую совесть.
Тэрин не тупая. Просто у нее напрочь отсутствует какая‑либо мотивация хоть что‑то делать на уроках, за исключением английского и музыки. Но то, что администрация школы временно исключила ее, и когда она вернулась, все снова стали ее избегать (как и раньше), оставило свою отметину на психике девушки. Тэрин чрезвычайно неохотно поддерживает разговор. А поскольку это суждение исходит от меня, то вы понимаете, насколько все запущено. По сравнению с Тэрин я такая же болтушка, как, например, Сара. Когда мы пересекались с Тэрин в школьных коридорах, я здоровалась, но она все время отводила свои грустные карие глаза куда‑то в сторону. Она меня немного пугает. На самом деле, в ней отчетливо проявляются тенденции, свойственные Черным Бардам. До сих пор не могу понять, как ей хватило смелости признаться в преступлении, которого она не совершала.
Она действительно странно ведет себя, но то, что она никогда не упоминала Пола, оказывается, вовсе не так уж неожиданно. Она никогда не рассказывала о себе ничего личного. Никогда. В любом случае эта квазиродственная связь с Полом Парлипиано объясняла его странный интерес к моей персоне. Слава богу, мой рот был уже пуст, иначе я вылила бы еще больше жидкости на бедного юношу.
– Хм, Тэрин не говорила мне, что ей нравятся мои статьи.
– Она очень тебя уважает.
– А я и не знала, – сказала я, испытывая странную гордость оттого, что мною восхищается сводная сестра Пола Парлипиано. – Она никогда не упоминала, что ты ей вроде как брат.
Его лицо посерьезнело.
– У нее были проблемы в девятом классе, – он специально выражался расплывчато, но я отлично понимала, о каком происшествии он говорит. – Из‑за этого она потеряла веру в себя.
– Да, – кивнула я.
– У нее не возникало проблем с моей сексуальной ориентацией, но она понимает, что наша школа – это не самое просвещенное место.
Здесь у меня возник вопрос: как вести себя в ситуации такого полуразоблачения? Я имею в виду, что я‑то уже знала, что он гей. Может быть, мне нужно подмигнуть ему? Пусть он поймет, что не нужно дальше ничего объяснять…
– Вот почему ей так нравились твои статьи. Благодаря им она чувствовала себя не так одиноко, – продолжил он. – В Пайнвилле трудно быть не таким, как все. Будь то человек вроде нее, вроде меня или вроде тебя.
– Расскажи мне об этом, – пробормотала я.
– Это просто круто, что я перебрался сюда. Здесь я впервые почувствовал, что могу быть самим собой, а также найти друзей, во многом похожих на меня. Или людей, которые на меня не похожи, но которые готовы принимать меня таким, какой я есть.
Неужели есть такое место на Земле?
– Я вступил в ЛПКУ. «Люди против конформизма и угнетения».
– Это что, организация геев и лесбиянок?
– Ну, в этой организации состоят и гомосексуалисты, но не это наша основная идея. Мы ведем сопротивление против жадности и нарциссизма.
– Типа Закрытого клуба на стероидах?
– Не совсем.
– Вы социалисты?
– Некоторые из нас – да, но на самом деле мы за истинную демократию. Мы не выбираем себе руководителей, у нас нет никакой иерархии.
Я не могла придумать ничего достаточно клевого в качестве ответа, поэтому я так и сказала: «Клево».
– Это действительно клево, – улыбнулся Пол. – В отличие от других, более известных анархических организаций, мы твердо стоим на принципах ненасильственного сопротивления. Мы работаем в рамках общественно‑политической системы, чтобы вызвать изменения, а также действуем за пределами системы, чтобы тем, кто может что‑то изменить, стало жарко. Прямо как ты в своих статьях.
Вот это да! Ни хрена себе!
– Мы считаем, что убеждения и действия человека не должны расходиться между собой. Они должны быть единым целым.
Я тоже так считаю. И все‑таки мне проще думать о чем‑то, чем взять и сделать это. Возможно, такая организация – это как раз то, что мне нужно. Я должна была уточнить еще одну деталь.
– Ты не чувствуешь себя… – я судорожно попыталась подобрать подходящее слово, не смогла этого сделать и выдала первое, что пришло мне в голову, – идиотом здесь, в Колумбии?
Блин. Блин. Блин. Я почувствовала себя по‑идиотски, едва лишь произнесла эти слова.
– Я не хочу сказать, что ты идиот, просто это было такое событие, когда ты поступил в Колумбийский университет. Просто… ну… если кто‑то из Пайнвилля поступает в вуз «Лиги плюща», это уже само по себе событие, это удалось всего троим за много‑много лет, и двое из них вылетели еще до окончания первого курса и отправились в Рутгерс, не то чтобы Рутгерс был плохим университетом, но это же не Колумбия, сам понимаешь…
Пока я болтала, он пил кофе маленькими глотками.
– И я знаю, что я сама не идиотка. Но мне беспокойно от того, что я единственная умная ученица в Пайнвилле. Если я вдруг попаду в заведение «Лиги плюща», окажусь рядом с настоящими студентами, которые окончили настоящие школы…
Я поняла, что моя навязчивая идея попасть в «Лигу плюща» никуда не делась. Она просто трансформировалась в неадекватное в своей необоснованности нежелание поступать в эти престижные вузы.
– Я понимаю, о чем ты говоришь, – сказал он, когда я наконец иссякла. – Поначалу было страшновато. Мне казалось, что я невежда, потому что у меня не было той культуры, которую прививали моим однокурсникам с ранних лет. Но это не причина для того, чтобы идти в другой, менее страшный институт. Неужели ты хочешь так и остаться невеждой? По‑моему, лучше принять вызов.
Я кивнула. Да, кивнула.
– Вызов нужно принять, – его голос окреп, стал более убедительным. Я представила, как Пол выступает перед толпой, собравшейся на митинг. – Вот она, главная проблема нашего общества – мы не желаем поднять свою задницу со стула, мы добровольно довольствуемся тем, что достается нам без труда. Прими вызов, Джессика!
Я еще более активно закивала головой.
– Члены приемной комиссии знают свое дело. Если они решат, что ты достаточно умна, чтобы учиться там, значит так оно и есть, – он сделал небольшую паузу. – На основании того, что я о тебе знаю, Джессика, ты действительно достаточно умна, чтобы там учиться.
Моя шея чуть не слетела с шарниров.
– Мне нужно вернуться в кампус. Хочешь, пойдем со мной? Я покажу тебе университет, пока не началось мое следующее занятие. Может, познакомлю тебя с кем‑нибудь из ЛПКУ…
Он совершенно неверно истолковал резкие сокращения мышц моего лица, которые случились из‑за удушающего счастливосчастливорадостнорадостносчастливогосчастья.
– Ах да. У тебя же чтения в Крови и Чернилах.
НЕТ! Я ПОЙДУ ТОЛЬКО ТУДА, КУДА ПОЙДЕШЬ ТЫ, ПОЛ ПАРЛИПИАНО, ГОМОСЕКСУАЛИСТ МОЕЙ МЕЧТЫ!
– Нет, это не обязательно. Я практически свободна, – сказала я как можно спокойнее.
– Ты уверена?
– Более чем когда‑либо. – Можно воспользоваться твоим пейджером?
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 37; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!