Намерение — это одна из сил, существующих во Вселенной. Когда маги призывают намерение, оно приходит к ним и прокладывает путь для достижения цели.
Вот почему пересказывание настолько важно и обширно.
Дон Хуан (Кастаньеда)
Неосознанная жизнь Армия Учебка.
***
Из Кургана в Челябинск поезд прибыл днём. Прекрасная погода. Солнце, тепло. Я в белой рубашке, новом пиджачке. Настроение благостное, Бухтатый меня проводил как родного сына или как младшего брата.
На ногах у меня новые полуботинки - корочки и ничегошеньки при себе. Нас собрали на перроне, построили. Иные одеты тепло и с рюкзаками, большинство же как и я были налегке. С некоторым беспокойством я обнаруживаю, что всё-таки все с авоськами. Там у них вероятно еда, я же пустой. Подавляю беспокойство, чай помереть с голоду не дадут.
Подают состав. С виду обыкновенный, пассажирский. Пересчитали, сделали перекличку. Погрузились. В купе по восемь призывников. Нам сказали: поедем на юг.
Мой папа рассказывал, что научился находить место в вагоне под лавками. Я же лезу сразу на 3-ю полку. Я ловкий, залезаю туда легко и спрыгнуть оттуда проблем нет. Зато там никто беспокоить не будет да и всегда тепло. А внизу вечная кутерьма, круговерть, ругань.
Некоторым, здесь наверху не нравится, говорят все запахи какие есть, возносятся именно сюда. У меня обоняние отсутствует. Мне эти запахи нипочём.
Я опять в поезде, я опять падаю в неизвестность. Сколько раз это было в моей жизни? В поезде я приобретаю состояние духа, которое можно описать словом — приключение. Поезд везёт меня, я лежу на полке и в тоже время я в движении.
|
|
|
Можно полностью расслабиться, ревизоров не предвидится.
Состав трогается. Едем на юг. Едем уже вторые сутки, поезд как-то медленно идёт, хотя остановки не частые. Нас кормят. Многие не хотят есть, то что предлагает военная кухня. У них своё. Поэтому очередь за пайком небольшая и можно съесть двойную порцию. Двойную порцию пустоватой каши.
Едем на юг? Горы становятся выше, в вагоне стало прохладнее и сегодня, когда поезд проходил над скалистым обрывом под которым текла небольшая речушка, на том берегу я увидел снег. Так, неширокая полоса снега.
Нас обманули. Я карту местности помню. То, что я сейчас наблюдаю в окно, возможно только на северном Урале. Сказал ребятам — не поверили. К вечеру увидели опять снег, уже много.
Ночь, поезд остановился. Общая побудка. Всем с вещами на выход. Я не тороплюсь спрыгивать с верхней полки, пусть сначала выйдут там, внизу. Нас подгоняет прапор. Он уже стал как бы своим за трое суток, придётся с ним расстаться.
Спрыгиваю в ночь. Корочки скользят по скользкой снежной тропинке. Она такая узкая и горбиком. Справа и слева сугробы. Впереди призывник оступился и шагнул в сугроб, провалился чуть ли не по пояс.
|
|
|
Очень холодно и не видно куда идём. Какое-то низенькое здание. Его и зданием назвать нельзя. Все заходим, нас толпа. Это баня. Надо раздеться.
В предбаннике приходится подождать. Тут стригут. И меня постригли. Незнакомая голова, голая. Голове холодно. Много синеватых голых черепов. Черепа какие-то незначительные, жалкие.
Шныряют туда сюда солдатики, несколько человечков, роются в нашей одежде. Почему-то все небольшого росточка. Несколько офицеров распоряжаются. Офицеры нормального роста.
Всё снял с себя, смотрю — кругом синие тела. Теперь надо помыться. Это не так, как в настоящей бане. Просто ополаскиваешься прохладной водичкой и встаёшь в очередь в смежное помещение.
Там солдаты баньщики выдают бельё из общей кучи: кальсоны, нательную рубаху, всё белое. Потом штаны и гимнастёрку — это зелёное. Всё надо надеть быстро, неважно, мало это тебе или велико. Солдатики с нами не разговаривают. Они важничают. Кидают тряпьё, а я ловлю. Вот с шапкой вышла незадача.
Солдатик не подаёт мне шапку, а со всего маху напяливает мне на голову. Мала говорю, отдаю назад, он старается напялить на мою голову шапку ещё меньшего размера. Это меня расстраивает и я напяливаю эту шапку на солдатика, да со всего маху. Это оказывает на него положительное воздействие.
|
|
|
- Сам выбирай! - говорит обиженно. Выбранная шапка скользит на моём голом черепе.
Одетые кое-как, собираемся в другом здании. Это спортзал. Он тоже наполовину под землёй. Все одеты и обуты. Насчёт обуты это не совсем так. Я, например ещё как-то приладил кирзовые сапоги с фланелевой портянкой к ногам, многие не смогли и портянки торчат из сапог. Другие держат портянки в руках.
Однако, все-таки построил нас сержант: по росту, в несколько шеренг. Длилось это долго. Мы не понимали, что он от нас хочет.
А он хотел, чтобы мы правильно одели сапоги, застегнули все пуговицы и ровно стояли не вихляясь из стороны в сторону. И в строю не разговаривали.
Потом подошёл офицер и произнёс речь. Я был голодный и мне было до лампочки, что говорил офицер, а говорил он наверное что-то важное.
Дело видимо подходило к утру и нас в конце концов повели в солдатскую столовую. Повели строем в четыре колонны. Уже светлело и я видел, что мы маршируем среди невысоких построек. Шли по утоптанной снежной дороге, а справа и слева стояли наполовину спрятанные в землю деревянные постройки.
|
|
|
Зато столовая была нормальной величины из кирпича. Ещё в спортзале нас рассортировали по взводам и отделениям. В каждом отделении по десять человек, это один стол.
В столовую надо забегать по команде отдельно по колоннам и занимать безошибочно своё место за определённым столом. Тренировались забегать долго. Наконец получилось.
Сложность в том, что помещение незнакомо и сначала нужно сориентироваться, а времени на это сержантом не отпущено.
На столе кастрюля с кашей и тарелка с небольшим количеством мяса, тарелка с десятью порциями масла и десять стаканов чая. Ещё десять ложек и пустых тарелок и десять кусочков белого хлеба. Я готов был всё это проглотить один.
Сначала рядились, кто будет раскладывать кашу и мясцо. Я не терял времени и быстро сделал бутерброд из хлеба с маслом. Некоторые отказываются от сливочного масла и им не нравится вид мяса. В результате мы не успели съесть завтрак. Я только, напоследок, хлебнул чая и затолкал в рот остаток бутерброда.
- Встать, строиться! - кричит сержант. Кто-то прожёвывает остатки завтрака за щеками, кто-то засовывает в карманы куски хлеба, но все стоят в строю в колонну по четыре.
Тренировка не прошла даром. А карманы сержант проверил. Обещал их зашить тем, у кого ещё что-то найдёт.
Кстати, таковые нашлись.
Идём в казарму предназначенную нашему взводу. Ведёт нас сержант, это три лычки на погонах, красномордый такой, молодой. Он командир нашего взвода. Слышим незнакомые команды, типа:
- Левое плечо вперёд!
Не знаем, что делать. Оказывается, по этой команде нужно повернуть направо.
Казарма — такое же, наполовину врытое в землю здание. Около, курилка со скамейками и маленький столик. В казарме кровати в 2-а яруса, тёплый туалет, комната где можно погладиться и пришить воротнички. Впрочем, в тёплый туалет можно сходить только ночью.
Ещё оружейная комната и пост дневального со столиком и телефоном. Ещё старшинская каптёрка. Там одежда и всё такое, о чём простые смертные не могут даже догадываться.
Ещё в казарме есть тёплая сушилка.
Казарма на роту. Это три взвода по тридцать человек. Всю роту завели в казарму и началось обучение. Сначала старшина выдал по куску белой ткани, иголку и нитки.
Оказывается нужно каждый день подшивать чистой белой тканью воротничок гимнастёрки. А иголки, нитки, зубную пасту и щётку можно будет покупать потом в буфете.
Потом учили застилать постели и наводить порядок в личных тумбочках и на личной табуретке. Дело в том, что днём на табуретке ничего не должно быть, зато ночью, на ней в определённом порядке должна быть сложена моя одежда.
Ещё учили заворачивать портянки. Вот эта наука многим не шла, а я как-то сразу научился.
Учились всему этому практически весь день. Я только начинал догадываться, что все два года буду хотеть есть и ещё спать. Три месяца в Кургане меня разбаловали.
Встать, выходи на улицу, строиться! Снова перекличка. Нужно громко выкрикивать «Я» как только сержант назовёт мою фамилию, у меня получилось не сразу.
Пятнадцать минут на перекур и естественные надобности. Давно не ходил по большому.
Туалет на улице, длинный деревянный короб с множеством дырок в полу. Дырки разделены деревянными стенками.
Сажусь на корточки. Я не один, почти весь взвод здесь. Передо мной возникает какой-то солдатик. Он в погонах, значит старослужащий. Смотрит нахально. Не знаю зачем он здесь, но внутренне напружиниваюсь, смотрю ему в глаза.
Солдатик отходит. Хватает шапку у другого призывника и убегает. Крик, ругань.
Мы ещё не солдаты и не курсанты, мы без погон. У нас карантин. Через две недели будет присяга, нам выдадут оружие и мы будем курсантами. Здесь не все курсанты. Курсанты это те, кто будет учиться, т. е. мы. А солдаты с которыми мы сталкивались, это обслуживающий персонал. К нам, будущим курсантам они относятся враждебно.
***
Существует семь этапов сновидения.
- Первый заключается в том, чтобы осознать, что вы засыпаете.
Действительная техника заключается в том, чтобы осознавать элементы наших обычных снов.
В сновидении мы можем легко сдвигать точку сборки. Даже небольшой сдвиг точки сборки создаст новую личность.
Дон Хуан (Кастаньеда)
Сны. Что есть сон. Вчера мне внук рассказал Сон. Сон как предсказание. Это случится в 10 часов вечера по местному лондонскому времени. Биг Бен упадёт и разрушит всю Англию.
Астероид. Взрывная волна обогнёт всю Землю три раза. Хуже будет на Юге, лучше на Севере. Внуку скоро должно исполнится десять лет. Что такое взрывная волна он знает от меня, а про Биг Бен и Англию сам наверное прочитал.
Вчера было 20 июля 2020 года. И вчера же прочитал новостную статью про то, как в Мире многие подобные сны видят и рассказывают про них. Мне такие сны не снились, не помню.
Снилось другое. Была серия снов, правда лет 20 назад, от которых я себя чувствовал не в своей тарелке.
Самолёты, самолёты. Пикирующие бомбардировщики и штурмовики. Чёрные. И от них не скрыться, а пытался скрыться я почему-то в Глотовке.
Несколько лет назад Коля, владелец нашей качалки, тоже сон рассказывал.
Осень. Западная Европа под водой. Оставшиеся в живых бегут к нам в Россию. Правда он предвещал катастрофу той же осенью.
Сон. Согласно древнему правилу Русского языка пишется так:
СЪNЪ
Бусинки энергии слова, как цепочка связывают наши следы с Божественным Мiром. Следы наши и того мира переплетаются. Здесь нет ни прошлого ни будущего, всё едино.
Ещё слово СЪNЪ несёт образ Земли — 7. Это и среда рождения материи и обитания и небесное тело.
Вот так.
А всё-таки сон прежде всего образы. Попробую взглянуть не в лоб, а рассмотреть образы.
Англия, Биг-Бен — это символы Англосаксонской крепости, их миропорядка. Мне сейчас этот их проект миропорядка представляется сатанинским. Он рухнет, так говорит сон.
Пока не понимаю слова «Взрывная волна обогнёт всю Землю три раза», зато Север можно записать в древней интерпретации: СѢ ВѢРА - т. е. там где есть древнее знание. А Юг — это путь вне РОДа.
Вода, стихия воды чистая, она всё растворяет в результате получается раствор, удобрение.
Примерно так.
***
— Маги призывают намерение, произнося слово «намерение» вслух, громко и ясно.
Намерение — это одна из сил, существующих во Вселенной. Когда маги призывают намерение, оно приходит к ним и прокладывает путь для достижения цели.
Дон Хуан (Кастаньеда)
Мне в какой то мере повезло. Мне 19 с половиной лет, т. е. я старше своих товарищей по призыву на год, полтора. Прошел неплохую школу выживания вне дома — техникум, Курган.
А большинство призывников только, что были оторваны от мамкиной юбки. Тот же сержант, что командовал нашим взводом был моложе меня. Незначительно, но моложе.
А старший сержант, который командовал ротой был моим ровесником. И мы с ним как бы установили добрые отношения.
В какой-то день наш сержант повёл нас в спортзал. Там турник. Мы все стояли в строю и по команде подходили к турнику и должны были сделать несколько упражнений, опять таки по команде.
Мне это почему то не понравилось, наверное потому, что сержант обязательно выдавал каждому порцию язвительных словечек. При чём независимо от того выполнял ли курсант упражнение или нет.
Подхожу к турнику и не делаю ничего, так повисел немного. Получил свою порцию язвительных слов. Эта моя выходка получила продолжение. Сержант отмечал в блокноте успех и неуспех.
В другом конце спортзала ещё турник и там «тренируется» другой взвод. Мы все выполнили подход к снаряду и наш сержант идёт с докладом к командиру роты.
Спортзал небольшой и всё слышно. Командир роты просмотрел записи и видимо удивился результату. Конкретно, уточнил по моей фамилии. Командир взвода ответил: - Висит на турнике как сосиска.
И они поспорили. Кажется на сгущёнку. Ну на несколько банок сгущённого молока.
Опять мне идти на турник. Ну я и выдал всё, что умел. А не умел я только крутить «солнце». Кисти рук у меня не выдерживают.
Я без труда делал выход силой много раз и склёпку, а по конец выдал финт из силовой гимнастики, который они точно в жизни не видывали.
Так я отомстил своему командиру взвода и он стал относиться ко мне с опаской.
Это меня устраивало. Устраивало, потому что он обходил меня стороной, а приставал к тем, кто не мог предпринять ничего против.
Например был такой Калимулин, кстати единственный татарин у нас. Калимулин высокий такой парень, но тихий и безобидный. Вот наступает личное время вечером перед отбоем, т. е. перед сном.
Пришиваем подворотнички, чистим пряжки. Сержант подходит к Калимулину: - Калимулин встать, смирно!
И начинает в приказном и более того в издевательском тоне выспрашивать у парня, чем занимаются его родители.
Ну какое ему, сержанту дело до родителей? Оказывается Калимулин ему должен. Должен письмо родителям написать, чтобы прислали денег и провизии.
Сержантишка науськивает на Калимулина других бойцов. Есть такие, стараются выслужиться перед командиром отделения.
Однажды пришлось их осадить. Защитил я Калимулина и нажил врагов. Теперь у меня есть враги в отделении, ну не враги - недоброжелатели.
Подходит день присяги. Нас выучили ходить строем, на плаце по 2-а часа, строевым маршируем. Метель метёт, а мы с оттяжкой бьём только что очищенный нами же бетон.
Научили всем строевым командам. Каждый день зубрим устав, а главное учим текст присяги.
Присягу принимают в спортзале, на улице холодно. Учить то мы текст учили, а присягу читаем по бумаге. И вот мы полноценные бойцы и у каждого именное оружие, т. е. автомат и штык нож по номеру и ещё противогаз.
Хорошо, что я служу не на Южном полигоне. Южный полигон это Байконур, Копьяр.
- Вспышка слева, вспышка справа — и лицом в снег, а не в грязь. И на стрельбище лежу на чистом снегу, а не в грязи.
Стреляю я хорошо, на пять. И разбираю и собираю автомат в числе первых. Штык нож мне не нравится, он тупой, а точить нельзя. Что касается противогаза, мне не трудно в нём дышать, у меня лёгкие — почти 9 литров и я даже не вставляю спички, как некоторые из нас.
Нас спрашивали кто каким спортом занимался. Я сказал, что лыжами и у меня первый разряд. Соврал. Я больше гребец на каноэ и выгребал на мастера спорта, хотя им не стал.
Соврал, но на лыжах я зимой бегал и на 1-й разряд иногда выбегал. А здесь гребли точно нет, в самбо не хочу, у меня плечо и колено после операции.
На следующий день меня приглашают сделать пробную пробежку на лыжах вместе со спортсменами от части. Лыжи выдали солдатские, т. е. бежать на них надо в сапогах.
Сделали круг в 10 километров, я конечно отстал, но не сильно. Начальника команды мой пробег удовлетворил, сказал, что принимает в команду.
После месяца постоянной муштры, на лыжне я почуял свободу и она меня чуть не погубила.
Прошусь сделать самостоятельно ещё круг. Получаю разрешение.
Местность здесь вполне лыжная. Холмы и горки и глубокие овраги. Есть где разогнаться и хлебнуть адреналина. Огромные сосны и ели все в снегу, лыжня и полная свобода. Хочу, несусь в овраг, хочу карабкаюсь в горку.
В конце концов очутился на какой то незнакомой просеке. Лыжня уходит в незнакомую даль явно не в нашу часть. Стало холодать, видно что день подходит к концу. Ноги в сапогах начинают примерзать. Бензин кончился. Ехать не знаю куда. А в лесу мёртвая тишина.
После раздумья принимаю решение: по возможности идти назад к знакомым сопкам и не искать нового пути.
Выбрался уже когда почти стемнело. В роте не спрашивали ни о чём, старшина только поругался насчёт лыж во льду, которые я припёр в казарму. А я радуюсь: - Остался жив и на этот раз.
Дедовщины в роте нет. Но гоняет нас сержант по полной. Спим мы на двухярусных кроватях. Я сплю внизу, надо мной азербайджанец Акжи. Ему уже 24, и он закончил какой то ВУЗ без военной кафедры.
Утро. Я просыпаюсь за секунду до крика дневального: - Подъём! Вскакиваю, на голову мне, сверху падает Акжи. Он тяжёлый и запросто может сломать мне шею, но каждый раз обходится. И каждый вечер я говорю себе: - Дай Акжи упасть на пол, не вскакивай сразу как угорелый. Но каждое утро всё повторяется.
45 секунд на одевание и постановку в строй. Все пуговички застёгнуты и строй идеален. Если нет, звучит: - Отбой! На отбой те же 45 секунд. Вся одежда аккуратно сложена на табурете, сапоги стоят в строю по линейке. И так до бесконечности.
Наконец все в строю, успели. Начинается проверка заправки портянок и качества пришивания подворотничков. Здесь уже индивидуальная порка. Наиболее отличившимся объявляется наряд вне очереди.
Нарядов вне очереди так много, что я пошёл в очередной наряд только через два месяца.
Наряды — это когда у всех личное время или сна, а нарядники драют полы в казарме, чистят туалеты, моют сушилку, убирают снег, идут на кухню.
Наконец построились идеально. Даётся 15 минут на заправку кроватей и естественные надобности. Кровати надо убирать однообразно и тоже по линейке. Есть специальная доска, которой выглаживаем заправленные одеяла.
Команда: - Выходи на зарядку! Хватаю свою пару лыж и на трассу 5 километров. Бежим в темноте. Мне здесь легко, на знакомой лыжне, в темноте лечу как на крыльях. Для большей части курсантов, моих сотоварищей — мука.
Я удивлён. Подавляющая часть нас — уральцы, а на лыжах ходят далеко не все.
Особая стать Акжи. Он мне жалуется: - Я дважды бы прошёл этот путь пешком, чем с этими досками на ногах. Акжи вырос в Азербайджане в Баку, на лыжах там не ходят. Как его сюда занесло? За всю зиму он не научится ходить на лыжах.
Сержант не даром проверяет, все ли пуговицы застёгнуты. Однажды я не застегнул ширинку и чуть было не лишился наследства. Смех смехом, а я реально испугался, когда пошёл в туалет по маленькому и не нашел на месте того, что там должно было быть.
После зарядки чистим лыжи, умываемся и готовимся к походу в столовую. Если приехали пораньше, есть время на перекур. Я не курю, но тоже провожу время в курилке, что у казармы. В самой казарме делать нечего: на кровать не сядь, а тут и старшина шастает, чего нибудь делать заставит.
- Строиться в четыре колонны!
- Шагом арш!
- Песню запевай!
- Левое плечо вперёд!
- Вспышка справа!
Идём на завтрак. На улице ещё ночь.
Сразу после входа в столовую, чуть в глубине, справа стоит стол на который позавтракавшие ставят грязную посуду и недоеденные куски хлеба. Есть куски вполне себе целые.
Я ухитряюсь не задерживаясь схватить такой кусок. Всё-таки прибавка к скудному пайку.
Один стол на десять человек. Заняли свои места, стоим.
- Сесть, приступить к принятию пищи!
Приступаем. Рассусоливать некогда. Надо успеть всё. Иногда не удаётся допить чай, если он изначально горячий, поэтому сахар в стакан не опускаю. Два кусочка после команды:
- Закончить приём пищи, встать строиться! - за щеку и успеть рассосать и проглотить до команды:
- Песню запевай!
У казармы:
- Стой!
- Напра-а-во!
- Смирно! Далее указание недостатков, обязательно персонально, план на ближайшие часы. Затем:
- Вольно!
- Разойтись!
Перерыв 15 минут. Потом плац.
- Тянуть ногу-у!
Кажется ещё удар по бетонной полосе и сапоги развалятся. Два часа муштры. Светает. На плаце всегда ветер. Даже при 40-ка градусах мороза, когда ветра нет нигде. И это хорошо наверное, иначе я бы потел. После плаца надо обязательно перемотать портянки, потому что ноги всё-таки преют и портянка смещается. Ноги ноют.
Команда: - Строиться в 4-шеренги, напра-а-во! И мы идём на политзанятия. В ленинской комнате, в тепле невозможно не уснуть. Всё время я борюсь с собой, боюсь поддаться сладкому богу сна Морфею. А надо ещё учить устав. Его спрашивают на изусть.
Потом награда — минут тридцать, сорок личного времени. Можно написать письмо. У меня пытались украсть эти минуты, и всё сержант. Пытался заставить меня в это время оформлять стенгазету.
Я убил таракана. Он, жирный такой, всё наползал на стенгазету. Очень нахальный таракан. И я его придавил, из него хлынули чернила и залили приличную часть большого листа.
После чего меня с позором удалили из стенгазетного комитета, как несостоявшегося художника.
Перед обедом разборка автомата, чистка, смазка. Потом сборка на скорость. Сборка — те же 45 секунд, разборка то же. Я пока укладываюсь в минуту, в 45 секунд пока никто.
Уже хочется пострелять, но пока, до одурения разбираем, собираем, выполняем команды:
- На плечо! - К бою!
На обед тем же путём, только что светло. Солнце здесь выглядывает редко и где-то там, над зданием столовой. Обычно просто светло. Перед обедом стараюсь успеть помыть руки.
С руками здесь у многих просто беда — цыпки. Да такие, что приходится бинтовать руки. Говорят, что вода здесь такая или климат.
Так то все выглядят здоровыми, краснощекими, вот только цыпки. На обед есть и первое и второе. На второе — мясо с кашей, иногда с картошкой. Мяса конечно совсем чуть — чуть, но есть. Вместо чая — компот.
Я сначала выпиваю и съедаю компот. Затем, если успели поделить кашу и мясо, расправляюсь со вторым. И уже есть время насладиться, не очень торопясь, щами.
В щах нет мяса, но они сварены на мясном бульоне и горячие.
После обеда опять ходьба строем в четыре колонны и с песней. У нас уже есть свои запевалы. Прощай девчо-онка...
- Вспышка справа! Вспышка слева! Противогазы одеть!
Мы ракетчики, хотя в петлицах носим пушки. И ещё мы курсанты, т. е. нам преподают ракетное дело. И после обеда идём в МИК — это аббревиатура. Полностью — монтажно-испытательный корпус. Только сейчас, когда начал вспоминать и осмысливать прошлое, я понял, что учебка была расположены на месте старта Королёвской ракеты Р7.
МИКи не везде возводят. Это огромный и высокий корпус без окон. Не видно и поддерживающих ферм внутри. Там стоит на подставках разрезанный пополам корпус ракеты и различные её части.
По одной из длинных стен МИКа - комнаты, в одной из которых мы и занимаемся. Нам выдали тетради, которые мы самостоятельно прошнуровали и написали количество страниц и свои имена.
Потом особист закрепил печатью шнурок и рассказал, что листочки ни в коем случае удалять из тетради нельзя. Всё, что нам рассказывали, нужно записывать в тетрадь. После каждого занятия тетради складываются в сейф.
Экзамен держим у разрезанной ракеты. Если кто неправильно показывает или называет очередной электро-пневмо-клапан, сержант нажимает кнопку срабатывания правильного. Это как выстрел из ружья, притом с неожиданного направления.
Мы стараемся не ошибаться. Барабанные перепонки в жизни совсем не лишние. Хотя может быть это всего лишь испуг.
***
... каждое живое существо во Вселенной прикреплено к темному морю осознания круглым световым пятном, которое было заметно, когда эти существа воспринимались как энергия.
Дон Хуан (Кастаньеда)
Все мы считали предосторожности, которые были предприняты особистами, совершенно излишними. Главные наши противники — американцы уже слетали на луну и видимо только удивлялись как ракеты русских могут летать.
Рассказывали про американский мультик, где изображался американский старт. Всё автоматизировано и красиво. Вот робот заправляет ракету, вот единственный оператор нажимает на красивую красную кнопку. Ракета дымит, но не взлетает.
Вот русский старт, куча людишек в военной форме подтаскивают заправочный шланг к ракете, которая шатается на подставках. Льётся топливо, проливается.
Множество начальников с крупными звёздочками на погонах толпятся возле оператора. Тот нажимает красную кнопку и ничего не происходит.
Люди в зелёной форме облепляют ракету, открывают лючок сверху и из мешка засыпают внутрь, видимо забытые запчасти. Оператор снова нажимает кнопку и ракета с криво выведенными буквами СССР взлетает и через некоторое время спутник на орбите ПИ-ПИ-ПИ.
Сегодня это назвали бы информационной войной. А тогда мы смеялись сами над собой и немного завидовали американцам. У них ведь так всё продуманно и кроме того они себе позволяют подшутить над собой, а сами уже на Луну слетали.
В реальности американцы полетят в космос в живую только в 1981 году. Все полёты к Луне - обман, в который и по сей день многие верят. А нам же, пацанам, только что призванным на службу, читали лекции офицеры, знавшие секреты ракетостроения по настоящему.
Многие были выпускниками КуАИ — Куйбышевского авиационного института — Королёвского дитя. И они проходили практику на «Прогрессе», где и делаются ракеты и космические корабли, которые выводят в космос живых людей в том числе.
Естественно и те материалы, которые давались нам были бы очень интересны тем же американцам. А мы смеёмся над особистами.
Кое кто сейчас говорит - Земля плоская. Я их зову плоскоземельщиками. Люди верят чему угодно, но не желают проверять новомодные утверждения.
А ведь фактов доказывающих обратное вполне довольно. Практически все пользуются JPS или ГЛОНАСС, некоторые даже поднимают голову и видят звёздное небо. Правда понаблюдать за звёздами, как правило недосуг.
Многие были в южных странах и не сделали никакого вывода относительно наступления утра и вечера здесь и там. А про спутники и их запуск на орбиту Земли, всё это конечно враки. Морочат голову власти. Звёзды и планеты - это лампочки.
А учебка в которой меня учат ракетному делу существует для отвода глаз. И ракеты делают для отвода моих глаз? И, кстати запускают их, тоже чтобы меня обмануть. Старты я уже несколько раз слышал, вечером это было.
Наверное сейчас наступило время всеобщего отрицания. Или народ поглупел? Или я чего-то не понимаю? Ещё, что интересно, люди довольно агрессивно относятся к критическому взгляду на их новомодные заблуждения, хотя фактического материала предоставить не могут. Ссылаются на опыты про которые слышали в интернете, а сами опыты уже и не помнят, помнят выводы.
***
Мир необъятен. Мы никогда не сможем понять понять его; мы никогда не разгадаем его тайн. Поэтому, мы должны относиться к нему, как к тому, что он есть, как к чудесной загадке!
Дон Хуан (Кастаньеда)
Для меня занятия в МИКе были интересными. Я там отвлекался от общего чувства несвободы. Преподавателям можно было даже задавать вопросы. Иногда я конечно, как и все, мог слегка прикемарить. В тепле и покое прикорнуть за столом не было чем то необычным.
Здесь проявились разные таланты. Один боец у нас умел спать с открытыми глазами и при этом ещё водил в тетрадке ручкой.
Я всё интересное записываю и зарисовываю. Знаю, что читать написанное скорее всего не буду, но так запоминается лучше.
Из МИКа выходим уже в темноте.
- Вспышка с фронта!
- Вспышка сзади!
- Строевым, шагом ...арш!
- Равнение напра-аво!
Казарма.
- Стой! - Вольно! Для исполнения естественных надобностей 15 минут. Разойтись!
У нас естественные надобности, и те возникают уже по команде, не раньше, не позже. Не помню, чтобы кто то просился пописать не вовремя.
На ужин отправляемся строем в том же порядке. Я удивляюсь мощности прожекторов, лучи которых бродят по небу. Только, оказывается это не прожектора , это - северное сияние.
А иногда небо свешивается огромными цветными лентами или замками с замысловатыми башенками и неподвижным фейерверком. Цвета яркие и картина завораживает. Ни одна фотография северного сияния не передаёт жуть и красоту происходящего. Этот объём и глубину. Я маленький!
Однажды сержант даже остановил нас и мы завороженные смотрели на небо. Всё вокруг нереально, только небо настоящее.
Ужин такой же как и завтрак, но без кусочка масла. После ужина всегда голодно, также, как и после завтрака. Только после завтрака есть надежда на обед, а после ужина уже безнадёга.
- Рота-а, шагом марш! - Запевай! Занятия в спортзале. А потом, потом в ленинской комнате можно писать письма. В солдатской гимнастёрке есть нагрудный карман, где как раз можно носить полученное письмо или недописанное или готовое к отправке, или ничего не носить.
Первое письмо, которое я написал — это подружке из Кургана. Переписывались мы недолго. Я чем то обидел её в письме и она написала, что больше не желает со мной общаться.
Вот так. А я надеялся и верил. Попереживал несколько дней. Не было у нас общего, ну если только немного, немного.
Письмо — как ниточка, связывает с внешним миром. Нам писать об окружающем мире практически ничего нельзя. Только о себе и своих чувствах и переживаниях.
Письма домой. Письма из дома не отличаются каким то обширным описанием действительности. В Глотовке почти ничего не происходит, но я смакую каждое слово.
Вот бабуся заболела, вот выздоровела. А ещё захотела второй раз выйти замуж. Все против, а я её поддержал.
Удивило меня письмо от моего тренера по гребле, Геннадия Ивановича. Уж не знаю, как он меня нашёл, пишет: - Только напиши и скажи «Да». Переведём тебя служить в Ульяновск, будешь служить в спорт-роте, заниматься греблей у меня.
Я написал - «Нет». Впрочем, вежливо постарался объяснить, что мои жизненные планы не предусматривают стать чемпионом к 25, а потом всю оставшуюся жизнь вспоминать как я славно прожил эти пять лет. Я хочу учиться. Я хочу войти в иное общество.
Геннадий Иванович прислал ещё письмо, я ответил подобным же образом и далее мы не общались.
***
Тревога! Это когда среди ночи, дневальный дурным голосом орёт: - Подъём, тревога !
Вскакиваешь, едва подавляя недовольство. Никто не знает боевая тревога или учебная.
Учебная, это когда после построения и переклички объявляется отбой. А боевая, это когда после переклички получаем оружие и сухпаёк и бежим куда то.
Надо сказать боевых подъёмов по тревоге было только два за всю учебку. Один раз выезжали на стрельбище. Двойку тогда заработал по стрельбе. Дело в том, что лежали в укрытии, темнота — глаз выколи, и отличить мушку от боковых защиток не было никакой возможности.
Вижу, трассирующие пули не туда летят, делаю поправку, не помогает.
Другой раз уходили в поход боевыми порядками на сутки. Стреляли тоже, ночевали в палатках. Был бой с холостыми патронами. По возвращении 10 км бежали в противогазах. Могу сказать тяжеловато, но не предельно, по крайней мере для меня.
Стреляю на пятёрку, но уверенности никогда нет, что попаду. Дело в том, что неподвижно держать автомат невозможно даже когда лежишь. Я же дышу и сердце бьётся.
Караул. В карауле с оружием первый раз. Караул сторожевой, т. е. без патронов. И начальник караула у нас не офицер, а незнакомый старшина. И пост там только один, а постовых — курсантов четверо. Ну совсем домашняя обстановка.
Караул начинается с ЧП. Проходим территорией автобазы, один наш боец путается в полах шинели, не замечает ремонтной ямы и сваливается туда. Обходится без травм. Только все за него сначала испугались, а потом смеялись всю дорогу.
***
Мир никогда не является загадкой для него (обычного человека), и, когда он приближается к старости, он убеждается, что он не имеет больше ничего, для чего жить. Старик не исчерпал мира. Он исчерпал только то, что делают люди.
Дон Хуан (Кастаньеда)
Вчера просмотрел ролик. Назывался он так: - Почему не хотят жить русские? -
Кажется это было на канале «Аврора». Говорил бывший директор колхоза, пожилой человек, наверное моих лет. Он сетовал на то, что из его родного края, района близ Краснодара, уезжают русские.
Оплата труда от 8 тысяч рублей в месяц. Район дотационный, хотя выдаёт продукции на миллиарды. Русские умирают и уезжают, а приезжают другие.
Причём уходят русские неизвестно куда. Поскольку в России нигде не повышается процент русских, только уменьшается.
Меня задела эта тема за живое. С кем будет жить мой внук? Уже не с русскими? Я попытался осмыслить её пошире. Ведь Россия не окраина Русского мира. Россия центр его. А этот центр коллапсирует? Практически не существует публикаций по проблеме исчезновения на планете славян, русских людей. И нас, славян как будто это не интересует.
Мне 68 и я только недавно осознал каково жить не в своей среде, не на своей земле среди «других», тоже хороших людей, но других. Нас ещё достаточно много, мы ещё не погибли окончательно, но близок тот край за которым ничего нет. Нет нашего, ни Родов наших, ни культуры. Нам всем надо же осознать всё это сейчас. Скоро уже будет поздно.
А может таков замысел Богов?
Для чего надо исследовать родной язык? Для чего надо исследовать родную и мировую историю? Именно исследовать, изучать сотни раз искажённую историю бесполезно.
Может быть для того, чтобы быть или казаться умным и образованным собеседником?
Чтобы покорить ум и сердце дамы? Чтобы заткнуть за пояс спорщика?
Чаще всего моим собеседникам вовсе неинтересны эти темы. Русский язык, а что в нём интересного?
- А-аа, тёща была учительницей русского языка. История?
- А, вот у нас историчка в школе была пухленькая такая, интересная. Я любил уроки истории.
- А, Чингиз-хан, знаю знаю. Куликово поле ещё. Владимир Красно солнышко — тоже знаю — Русь крестил.
Несколько лет назад митрополит РПЦ, иерарх наш, рассказал нам всем, что только тысячу лет назад мы — славяне и собственно русский народ наконец родились. До этого и говорить не могли внятно и жили в землянках как звери. Только Кирилл и Мефодий дали нам грамоту и научили правильному языку. С этого и пошла цивилизация славян.
Вот уже все были, а нас ещё не было как народа.
Проглотили. Например мои знакомые никак на это не отреагировали. Не жалко такой народ с такой историей. Да ещё и зачастую позорной, как нам рассказывают.
Великая чёрная мать. Первая чёрная человеческая особь появилась в Африке, а потом все расселились по земле матушке.
Уничтожили неандертальцев, где-то стали красными, жёлтыми.
А некоторые сильно смешались с неандертальцами и стали белыми.
Это наша история? Есть ещё лингвисты. Рассказывают как многие русские слова оказывается не русские, а татарские, английские, немецкие, французские, еврейские или греческие.
А мы всё принимаем. Мысли у нас короткие. Приняли — дальше не продумываем.
А дальше ведь следует продолжение. У каждого утверждения есть продолжение.
Например, китайцы считают весь дальний восток России своей исконной территорией. А как же, жили они там и не тужили.
Пришли русские казаки и потеснили их за Амур. Прогнали со своих земель получается. Такова официальная история.
Несправедливо. А справедливость нужно хоть когда-то восстановить. А народы западной Европы считают очень даже несправедливым, что дикие славяне владеют такой территорией. И тоже время от времени пытаются «восстановить» справедливость.
Дикие, потому что согласно нашей же истории, сама наша государственность возникла только когда пришли с запада норманны. А позже Московия управлялась их же ставленниками.
Slave — в переводе в английского - раб. Вот украинцы уже не рабы, они в Европе, как они говорят. Те, что остались на востоке - рабы.
Сейчас белые в США целуют сапоги чёрного наркомана Флойда. А от России откалываются государства, бывшие республики Советского Союза.
А что бы им не откалываться? Им предоставили возможность отколоться, они не хотят рабской истории для самих себя.
Они пишут для себя более благородную историю. Их можно критиковать, но новое поколение примет новую историю. И оно, новое поколение, откажется от русского языка, поскольку наши лингвисты «доказали», что современный русский — сборник иностранных слов.
В нашем государстве существует 5-я колонна, так говорят в СМИ. Наверное это так. А на каком основании она, эта 5-я колонна стоит? А на том же. На историческом и языковом.
Эти люди признают официальную историческую парадигму и им не хочется как индивидам в ней существовать. И чем выше занимает пост в государственной иерархии этот гражданин, тем больше он становится «западником».
Он не хочет признавать себя потомком рабов и разбойников с востока, он начинает искать и придумывать для себя корни с запада.
Что же получается? Получается, что без проникновения в тайну собственной истории, мы, русские можем потерять страну?
Мы ведь народ не воинственный. Нам нравится созидать. А по сегодняшнему факту, получается, что можем гордиться только военными победами. А в слове «победа» есть «беда».
Т.е., жили мы жили, как и зачем история умалчивает, затем наступила беда и мы поднатужившись победили и этим гордимся. Конечно победами своих предков гордиться наверное можно и нужно. Но разве наши предки только воевали?
Наши попытки проникновения в истину не должны быть тайной от наших детей. Детей мы не запутаем. Они возьмут то, что возьмут и в будущем у них будут основания гордиться своим народом и дальше изучать своё настоящее прошлое.
Как остановить центробежные силы, разбрасывающие наш народ в разные стороны? Гнездо белого человека это не Англия, не Германия ни тем более северная Америка. Гнездо белого человека — это территория России.
Нельзя допустить разрушения этого гнезда. Мы должны знать кто мы.
***
Перепросмотр: маги вдыхают свои чувства, оставленные в событии, которое они пересматривают и выдыхают все нежелательные настроения и чувства, которые были оставлены.
Домик, заснеженная тайга вокруг. Железнодорожное полотно, тупик. С другой стороны тропы огромные ёмкости. Ещё светло. Старшина выставляет пост. Нужно просто бродить по тропе туда сюда и по возможности, пока светло проверять целостность пломб на вагонах.
В домике есть печка. Она только недавно топлена. В домике тепло, мы достаем что нам дали в сух-пайке и готовим обед. Курить тоже никто не выходит, курят тут же. Я не курю, но мне всё равно. Дым меня не смущает, я его с детства вдыхаю.
Кстати, подростком я покуривал. Бросил только когда начал заниматься серьёзным спортом.
На посту бродить 4-е часа. Моя смена третья. Мы все полностью расслабились, старшина, начальник караула позволяет нам себя вести не по уставному. Но на смену часового он сходил.
Потом разделся и начал нам рассказывать байки про караульную службу. Рассказал страшную историю. Дело в том, что здесь, на территории Архангельской области существует много лагерей. Иногда из этих лагерей бегут заключённые.
Однажды, это было летом, группа беглецов подошла к караульному помещению. Им, беглецам, нужно было оружие. И не только оружие, в караулке есть ещё и продовольствие.
Охрана не была на высоте и беглецы захватили караул. В живых оставили только начальника караула с тем, чтобы он помог обезоружить часового у складов ГСМ, там хранился и спирт.
Только случилось всё по другому. На часах стоял молодой боец, который хорошо выучил устав караульной службы. И он, видя что с начальником караула идёт посторонний человек, поступил в точности по уставу.
Не буду раскрывать секреты караульной службы, но в конце концов он залёг и начал стрелять.
Никого не убил, но думая что убил, сошёл впоследствии с ума.
Меня старшина уже не провожал дальше порога хижины, мороз на улице. У меня автомат с примкнутым штык-ножом и маска от мороза. Вдали от избушки, на столбе горит тусклая лампочка, освещая небольшую окружность вокруг столба. Но это далеко, там начало состава.
Мороз - около сорока градусов. Одел маску, но она быстро заиндевела и дышать стало трудно. Уши у шапки-ушанки я завязал ещё в избушке. Узкое место нос и щёки. За ними надо следить и если даже не чувствуешь как они отмерзают, их надо время от времени потирать и даже, снимая варежку согревать ладонью, тоже не особо тёплой. Я родом из Глотовки и к морозу привык. Морозил в детстве и щёки и нос и уши.
На середине пути к лампочке есть караульная будочка, там - тревожная кнопка для связи с избушкой. Прохожу туда-сюда, не тороплюсь. На пути нашёл укромные уголки, где можно сойти с колеи присесть. Да не присядешь на таком морозе.
Нашёл боковую тропу, которая идёт с тыла огромных ёмкостей. Там нет никакого освещения, но звёзды на ясном небе дают достаточно света.
Звонкая тишина и громкий, неправдоподобный хруст снега под моими сапогами. Мне ясно, что с этой стороны враг не подберётся к посту. Слева тайга и снег минимум по пояс. Следов никаких не видно. Выхожу с другой стороны к лампочке. Поскучал. Пощёлкал затвором.
Поцелился и виртуально пострелял. Наверное смешно глядя со стороны. А морозец начинает видимо крепчать. И ноги в сапогах уже достаёт несмотря на постоянную ходьбу, а щёки и нос тереть уже надо постоянно.
Иду в обратку на тёмную сторону. Там адреналин согревает замёрзшую кровь. Тёмную сторону прошёл и вышел к избушке. И вдруг вижу, вдалеке у лампочки что то колышется. При полном безветрии ничто, кроме чего-то живого трепыхаться здесь не может.
Вспомнил всё, что рассказывал старшина. Избушка рядом, а зайти вроде нельзя, я же часовой. Да и выяснить сначала надо — что же там колышется. Душа уже знает — человек, а я тешу себя надеждой, что нет.
Иду к лампочке, да это человек какой-то странный. То ли стоит, то ли идёт. У меня патрон нет, пост то сторожевой. Но он, нарушитель этого может не знать.
Сил у меня мало, тело сковал мороз, но приколоть его я может быть смогу. А как же сообщить в караулку? Кнопку я уже прошёл, тоже побоялся нажать, побоялся быть смешным: вдруг там никакой не нарушитель, вероятность слишком мала. Может тряпка какая мотается.
Это человек в тулупе. Он ведёт себя странно: никуда не идёт, а стоит на тропе и мотается.
- Стой, кто идёт! - перестал мотаться.
- Стой, стрелять буду! - снимаю с плеча оружие и передёргиваю затвор.
- Ложись в снег, открываю огонь! Он послушно ложится, а я шагаю мимо лежащего и теперь он находится между мной и избушкой караула. И только сейчас он запищал что-то. Я не понимаю, что он говорит, только сразу же узнаю в нём Мишку, который пару часов назад раскуривал папироску в избушке, а папироска оказалась поддельной. Туда курсанты набили махорки с волосами и Мишка, втянув в себя дым закашлялся.
Мишка принёс мне тулуп на пост. Он молча поднялся, снял с себя тулуп и так же молча пошёл к сторожке. Потом в избушке мы об этом случае не рассказывали.
В тулупе мне сразу стало тепло и оставшееся время до смены я уже не мёрз. Вот такой был мой первый караул.
***
Возьмите на себя обязанность стоять на переднем крае беспредельности. Она не ослабит вас. Она не ответит на обращение — ей на вас наплевать. Ей все равно.
Дон Хуан (Кастаньеда)
В 2014 — Украина. Сейчас Беларусь. Молодёжь пытается свергнуть президента страны. Они хотят не просто перемен, они хотят на запад, туда — подальше от своих корней.
И опять история. Хотели бы они на запад, знай свои настоящие корни, своё настоящее прошлое?
Может быть и да. А может быть и нет. Часто нас привлекает то далёкое или близкое, где нет для нас тех препон, что есть здесь. Если не впадать в сравнения, а просто пошире открыть глаза, то окажется что мы сами эти препоны создаём.
Часто мы обвиняем власть в том, что всё сложно и несправедливо. А кто осуществляет властные полномочия? Да мы же сами, т. е. отдельные люди. Одни пишут законы и постановления не понимая что делают, другие выполняют их, ещё и ужесточая требования в этих законах и постановлениях.
Мы обворовываем и обманываем сами себя. И часто тем, кто это делает совсем не стыдно.
Некоторые даже гордятся этим, они умеют разговаривать с людями.
Чуть только поднявшись на более высокий шесток, мы забываем откуда мы туда запрыгнули.
Начинаем презрительно относиться, к тем кто не «сумел» так же хорошо прыгнуть. И это умение руководить и разговаривать с людями.
Такое поведение нас с вами совсем не роднит. Такое поведение свойственно безродным существам. Может всё-таки знание своих исторических корней вернёт нам уважение к себе?
Может быть да, может быть нет, но всё-таки добавит каплю уважения к себе и себе подобным.
Добавит осознанности. А может мы все сходим с ума? Но я пришёл оттуда, из середины прошлого века и могу уверить кого угодно, что люди того времени не были более осознанными. Может быть даже ещё менее.
Единственно, что было лучше — родовые отношения. Они были более крепкими. Сейчас роды распадаются и уменьшаются.
Так, например произошло и с моей большой семьёй. Я сам родовую связь осознал довольно поздно, когда уже поздно было делать детей. Зато понял, что большой род тоже может прекратить своё существование и как это происходит.
Неосознанность. Непричастность. Потеря чувства ответственности перед родом, а уж перед самим собой этой ответственности не было вообще.
***
Наступила весна. На зарядку выбегаем уже засветло. Собственно ещё и не весна, а её запах: морозы кончились и день подлиннее.
И обучение подходит к концу. Мы, между собой уже больше говорим о том где придётся служить. Я хочу служить в боевой части. Ракеты запускать. Кажется, что школьная несвобода подходит к концу.
А так, службу вроде бы начали понимать. Да и гонять стали меньше. - Солдат спит — служба идёт. - Эта поговорка стала бы нашим девизом, да спать не дают. А ещё постоянно хочется есть.
С моим визави на верхней койке я сдружился. Он окончил ВУЗ по какой то гуманитарной специальности и как-то предложил способ добычи хлеба.
Где-то за час до принятия пищи нашей ротой, в столовую привозят хлеб. Однажды, перед обедом Акжи говорит: - У человека очень узкий луч внимания, он больше вспоминает, чем видит.
Фокус в том, что я повязываю Акжи на руку красную повязку — знак дежурного. Он идёт мимо разгрузавшейся машины с хлебом, не глядя хватает буханку хлеба и кидает её впритирку к углу здания. Я высовываюсь и хватаю буханку.
Акжи клялся, что его поступок, совершённый у всех на глазах останется незамеченным. Так и есть.
Акжи заходит в здание, там разворачивается и выходит как ни в чём ни бывало. Буханку мы вчетвером с другими друзьями съедаем где нибудь в закутке.
Эту буханку мы ели вчетвером на трибуне плаца. На улице был небольшой минус. Буханка была ещё тёпленькой и съели мы её быстро. Наступила расслабляющая сытость… и мы уснули.
Что-то торкнуло меня изнутри. Несколько минут ушло у меня на то, чтобы пошевелить рукой. Я ещё не знал для чего я пытаюсь шевельнуться, для чего нужно выходить из сладкой неги.
Шевеление сопровождалось дикой болью во всём теле. Но теперь я уже понимал для чего я пытаюсь разогнуть руки. Руки почти не реагировали на волевое усилие.
В конце концов я смог открыть глаза. И сознание сразу прояснилось. Картина сознания была чёткой и беспощадной:
- Мы здесь неизвестно сколько находимся и возможно нас уже ищут. Возможно мои товарищи уже неживые. Все полулежали в расслабленной позе и лица их были белыми.
Я стал расталкивать своих товарищей. Все живы! А нас никто не искал, и на обед мы не опоздали. Слава Богам!
Вот такие итоги тёплой погоды. Хлеб мы больше не воровали, как отвадило.
***
Ещё один друг у меня появился. Сеня с соседнего отделения. Он белорус. Весь такой беленький, даже брови белые. Сеня очень смешливый. Покажешь ему палец согнутый и он уже заливается. У него тело бело-розовое без намёка на прошлогодний загар.
В бане Сеня ляжет на бок на скамейку и пузо у него аморфной горкой смещается вниз.
Сеня кандидат в мастера по бегу на стайерские дистанции. Когда мы бежим километр, равных ему нет. Правда потом его рвёт. Он говорит, что это из-за слабого пресса.
Сто метров Сеня мне проигрывает. Потому что стометровку мы бежим со старта лёжа.
У Сени варикозное расширение вен на одной ноге, он сказал что после армии ему будут делать операцию. Будут удалять больную вену.
Прочитал брату про учебку и он сделал мне замечание, что как-то без юмора пишу. Ну нет у меня юмора, это да. И вспомнить ничего юморного не могу. Наверное потому, что сначала мы смеёмся, а потом приходилось плакать. Ну не плакать, а скорее приходить в себя.
Вот например — показывают нам для чего нужен противогаз. Палатка со слезоточивым газом. Строем подводят:
- Надеть противогазы!
- Смирно!
И по отделениям заводят в палатку. Те, у кого спички в клапанах вставлены сигают из палатки ласточкой. Мы, у кого с противогазами всё нормально, смеёмся.
Потом команда уже оставшимся:
- Снять противогазы! И сигаем из палатки уже мы.
Вот такой юмор.
Смеёшься над недотёпой, который не может завернуть портянку, а потом вечером он покажет свои ноги - жалко его становится.
Лыжники надо мной смеются и зовут бульдозером. Хорошая погода, бежится всем хорошо, выбегают минимум на первый разряд, а я на второй третий. Плохая погода, снег липнет к лыжам. Никто ни куда не выбегает. Я выбегаю на второй, третий разряд.
***
Получая знания, вы становитесь ответственными за них. Вы становитесь ответственными на протяжении остатка вашей жизни.
Расплачиваясь, вы становитесь свободными; если ВЫ отказываетесь, вы становитесь пойманными этим в ловушку.
Дон Хуан (Кастаньеда)
Я сдал экзамены на одни пятёрки и мне предложили остаться в учебке. Однако я считал время в армии временем потерянным и просто так проводить это время не желал. Если уж мне суждено потерять два года, потрачу это время хотя бы на любопытство.
Хочу в боевую часть. Хочу видеть, как взлетает ракета. Хочу сам эту ракету запускать в космос. Я помню день, когда из нашего радиоприёмника «Огонёк» в Глотовке раздалось «Пи-пи-пи» первого искусственного спутника Земли. Я помню 12 апреля, когда из того же «Огонька» сообщили о первом космонавте, о Гагарине.
Однажды на одном из последних занятий в МИКе, я замечаю старшего сержанта. Он сидит сбоку на стуле и как то отчуждённо разглядывает аудиторию. Он не из нашей части.
Он и увёл меня из МИКа и из учебки. Удалось только заскочить в казарму, взять свои немногочисленные солдатские принадлежности и сказать прощай старшине. Казарма была пуста, наша рота маршировала на плацу. Правда пришлось ещё в штаб зайти.
***
Продолжение следует ...
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 49; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!