Искушение скромной отшельницы 14 страница
Николай занавесил окно плотным одеялом. Демидова стала перетаскивать малышей из-под кроватей на две, сдвинутые вместе, рассадила их полукругом, пощекотала самых плаксивых, пока не рассмеялись.
– Давай-ка, Коля, попробуем успокоить ребят. В конце концов, цель подвигов – чтобы не плакали дети. Возьми-ка на себя старших, а я малышам сказку расскажу.
И стала рассказывать «Курочку-рябу» – она всегда почему-то вспоминается первой…
Николай достал пистолет. Перехватив удивленный взгляд Надежды Михайловны – почему-де до сих пор не сдал? – виновато стал оправдываться, что все как-то не до пистолета было.
– Да, мальчишка ты еще, Коля, улыбнулась Демидова.
При виде настоящего пистолета глаза у старших разгорелись и слезы, естественно, высохли. Даже у девчонок вскоре, как только Николай начал выдумывать разные истории, любопытство пересилило страх. На какое-то время и в небе, и в пятистенке – детском гнезде – установились спокойствие и тишина.
Тишину эту внезапно нарушили женские голоса, торопливые тяжелые ша-ги. «Не меньше пяти человек», - механически прикинула Надежда Михайлов-на и, заметно встревоженная, окликнув Николая, бросилась к выходу.
Догадка ее оказалась верной: это были матери. Больные матери, сердце которых не выдержало и приказало им в эти страшные минуты быть около своих детей.
– Стойте! – властно приказала им Демидова. Женщины, наверно, не пред-полагали встретить здесь докторшу и, растерявшись, вежливо поздоровались, отступили от порога.
|
|
|
– Мы к детям.
– Вы что же, враги им? Заразить, убить их хотите?
– Но ведь им так страшно сейчас.
– Нет, они у вас смелые. Сегодня у них, кстати, праздник: они сыты, как никогда. Вот Николай привозил им ужин, еле в машину все уместил.
В полумгле было видно, что женщины заулыбались. Одна из них вышла вперед:
– А мы еще почему не сдержались, Надежда Михайловна. Приковылял мой батька из убежища – аж мокрый весь, язык на плечо. Говорит, что там сидит воспитательница, сидит и дрожит. Все знают, она сейчас дежурная по садику, а она никому не говорит, что к чему.
– Мы ее отпустили, - решила успокоить матерей Демидова.
В это время над домом, над их головами проревел юнкерс. И только что спокойно разговаривавшие, трезво рассуждавшие женщины, всполошились и, как полубезумные, бросились к порогу:
– Пустите нас к нашим детям!
Надежда Михайловна и Николай старались оттиснуть, а после и оттолк-нуть их от двери, - женщины напирали с еще большим упорством. А самолет – будто вражескому пилоту было видно эту картину – гудел и гудел над головой все ниже, все злее.
Выбиваясь из сил, Надежда Михайловна уговаривала женщин.
|
|
|
– Нет, вы все-таки враги свои детям! Немедленно отойдите от детсада!
Но взывать к рассудку в такие моменты напрасно. Поняв это, Николай резко выхватил из кармана свой незаряженный пистолет и прокричал, как на многолюдном митинге:
– Или вошь победит нас, или мы – вошь! Вы союзники паразита, который гложет весь город. Не образумитесь – пощады не будет!
В глазах Николая сверкала и неподдельная ярость, и озорство. Его грозный вид, грозная речь и особенно зажатый в руке пистолет подействовали. Женщины отступили. Николай подобрел:
– Чтоб вам домой уйти спокойными, можете дождаться конца бомбежки вон в том сарае. Там потеплее. Только так, милые мамы.
Мамы послушались, но двери все-таки пришлось закрыть на крючки и засовы.
Многие из детей уже снова плакали, и, чтобы вернуть им улыбку, пришлось кроме сказок придумывать другие забавы. Когда же запас остроумия и фантазии у взрослых стал иссякать, раздался радостный, торжественный, как марш, вой сирены – сигнал отбоя тревоги.
Демидова и Николай вышли проститься с матерями. Те извинялись за недавнюю глупую сцену, благодарили «за все – за все». Надежду Михайловну приглашали в гости к себе, как только они поправятся.
|
|
|
Надежда Михайловна смеялась:
– Когда вы поправитесь, я уеду, а вот завтра, то есть сегодня уже, – поднесла часы близко к глазам, – сегодня приду обязательно. Сегодня в город доставят много лекарств, и у нас дела пойдут куда лучше.
Едва матери ушли, к детдому, запыхавшись – платок сполз на воротник, пальто нараспашку – подбежала воспитательница.
– Надежда Михайловна, миленькая, ради бога, простите…
Демидова поморщилась и, почему-то зажмурившись, ударила женщину по щеке.
А Николай почти с ненавистью бросил:
– У детей проси прощенья, у матерей, которые всю ночь вот в этом сарае мерзли!
V
Засыпая, Надежда Михайловна мысленно прикинула, сколько ей предстоит сделать в ближайшее время. Немцы разграбили и разрушили в этой области больше десяти городских и около ста деревенских больниц, все лучшие клиники, родильные дома, детские ясли. Нужно сделать все возможное и невозможное, чтобы они возобновили нормальную работу. Придется завозить оборудование и медикаменты, просить специалистов из разных концов страны. А пока все силы – против тифа.
И уже перед тем, как отключиться сознанию, она вспомнила Шигина, свою последнюю докладную Наркомздраву с резкой характеристикой дейст-вий полковника, с требованием добиться его замены, вспомнила воспитатель-ницу и пощечину – первую пощечину в своей жизни. В полусонном мозгу промелькнуло: «Наверно, невозможно справиться с большим злом без этого малого зла. Я ведь к слабостям людей отношусь терпимо. Но есть «слабости» на такой грани, когда простишь – станешь пособницей зла…»
|
|
|
Нечаянно Надежда Михайловна проспала до десяти утра – хотя давно уже не позволяла себе нежиться дольше семи. На этот раз великодушно простила себя: ведь была такая трудная ночь, да и заснула под утро.
Первым делом решила сходить на железную дорогу, восстановленную солдатами, уточнить во сколько ожидается прибытие медицинских грузов.
Мороз был крепкий, все заиндевело: деревья, крыши домов, воротники у прохожих. Кстати, почему их сегодня так много, прохожих?
Надежда Михайловна свернула за угол, и ей сразу все стало понятно. От угла до третьего здания, где все эти дни огромным замком охранялся пустой магазин, сейчас стояла очередь. Люди приплясывали, притопывали, били рукавицей о рукавицу, но на мороз, как видно, не сетовали: гомон стоял веселый.
Надежда Михайловна шла мимо очереди, многие с ней здоровались. У двери в магазин она увидела старушку, молившуюся на хлеб. Ломтик, с которым старушка вышла, был маленький, но мягкий и теплый: от него шел пар. Старушка поцеловала хлеб и бережно завернула в платок. У Демидовой к горлу подступили слезы.
Громкий сигнал клаксона заставил ее вздрогнуть. Обернулась. Конечно же, Николай на своей «эмке». Только за рулем сидел какой-то пожилой солдат, а он сидел рядом.
– Здравствуйте, Надежда Михайловна. Вот сдаю свою каракатицу настоя-щему шоферу. Рассказываю про все ее капризы и особенности. Скоро дви-немся, вот только нового командира дивизии встретим. Не слыхали? Через час – общее построение на площади.
Николай выпрыгнул из машины, обнял Надежду Михайловну.
– Спасибо вам…
– Ну-ну, что еще за глупости. Так ты мне напишешь хотя бы через месяц?
– А как же … мама!
И, засмущавшись, Николай хлопнул дверцей машины, оттиснув пожилого солдата, дал газу, «эмка» рванула, и он успел только прощально махнуть рукой.
Надежда Михайловна долго еще стояла напротив двери магазинчика с рассеянной улыбкой. А мимо нее проходили старики, дети и женщины с долгожданным хлебом в слабых руках.
Геннадий Иванович Дёмин, прозаик, член Союза писателей России.
Закончил Литературный институт им. Горького, Академию общественных наук. Работал редактором ряда областных газет, дважды избирался председателем правления областной организации Союза журналистов России.
Николай
СЕНЧЕВ
ДВЕНАДЦАТЬ ОРЕНБУРГСКИХ
ПЛАТКОВ
Рассказ 
|
Зазвонил телефон.
– Минуточку, соединяю с Виктором Сергеевичем, – предупредила неве-домая секретарша и, через паузу, – говорите!
– Привет, Иван! Узнаёшь?
– Узнаю… Откуда?
– Из Москвы… Завтра буду у вас. Надо бы встретиться, кое о чем пого-ворить. Я думаю, пора твой статус менять. Ну, это не по телефону. Короче, приеду, найду тебя.
Иван положил трубку. Задумался. С Виктором Красновым они познако-мились семнадцать лет назад на каком-то партийном мероприятии. Всё было чинно, пока в гостиничном номере не сели за стол. Выпили водки, развяза-лись языки. Виктор громил совпартноменклатуру, возмущался её беспомощ-ностью, засильем стариков, продажностью. Ну и так далее…
– Страна меняется, Вань, – громко, яростно говорил Краснов. – Но мы не потеряемся в новых временах. Мы ещё молодые, грамотные и свою долю ответственности за будущее должны смело взять на себя.
Иван горячо поддакивал и даже пытался вставить в пьяный разговор свои революционные реплики. Утром, проснувшись, он стал вспоминать всё, о чём болтали, и облился холодным потом. Наверняка, подумал он, номер прослушивался. Прикнопят ведь, выкинут отовсюду, да ещё дело пришьют.
Обошлось. Разъехались. Несколько раз после этого перезванивались с Красновым по телефону. Спустя пару лет Иван узнал, что Виктор стал замес-тителем губернатора в своей области. А вскоре он перекочевал в один из фе-деральных округов в заместители к полномочному представителю президен-та. Хотел было связаться с ним, поздравить с такой стремительной карьерой, но удержался: ведь неправильно истолкует, подумает, что ищу покрови-тельство.
Краснов тем временем стал мелькать на экранах телевидения. Вот он в од-ном из областных центров проводит совещание. В другом городе вместе с мэ-ром разрезает ленточку – так они открывали новый стадион. В очередном те-левизионном сюжете Краснова показали крупным планом. Он говорил о со-циальной ответственности бизнеса, борьбе с бедностью, кадровом обновле-нии и ещё о чем-то. Иван смотрел на его экранное изображение и удивлялся: боже мой, что же он за собой не следит. Разве можно с такой ряшкой выхо-дить на люди! Краснов действительно раздался - шире некуда, но голос – го-лос!- остался тем же. Напористым, убеждающим, с нотками молодости. Так что не узнать его, когда он вдруг, спустя много лет позвонил сам, было нельзя.
Вечером Иван предупредил жену, что завтра приезжает Виктор Краснов – уж ты похлопочи, пожалуйста. Жена легкомысленно отмахнулась: а чего го-товиться, у нас всё есть. Иван взорвался. Что значит, всё есть? Ты опять ка-кую-нибудь картошку отваришь и селёдку предложишь. Ты кончай ориги-нальничать. Надо что-то солидное - ну, икорки, балычков, салатики пикант-ные… И водку, слышишь, водку самую лучшую.
На следующий день Краснов позвонил где-то к обеду. Я сейчас у губерна-тора, – задорно проговорил он, – порешаем вопросы, и вечерком давай ко мне в гостиницу. Иван заикнулся про домашний ужин. Нет-нет, возразил Виктор, не хочу вас обременять, давай ко мне. В гостиничном ресторане и поужина-ем. Иван знал, что это за ресторан – дорогой, обслуживание отменное. Стал копаться в своей заначке. Отложил в карман три тысячи. Помедлив, добавил к ним ещё пару тысяч.
Вечером встретились в гостиничном номере-люксе. Краснов обнял Ивана и сразу предупредил: мы с тобой только на «ты». Мы – друзья, а друзей я не забываю. О деле поговорим за столом. Официантка, лишь только они поя-вились в ресторане, быстро подплыла к столу и застыла в ожидающей позе.
– Значит, так, – Виктор руками изобразил большое круглое блюдо, – мно-го-много зелени. Отдельно – побольше свежей капустки.
– Ой, да вы что, зайцы что ли? – c легкой иронией, и в то же время подо-бострастно, откликнулась официантка. – А что касается остального?
– А это мы гостя спросим. Иван, ты что предпочитаешь? Рекомендую форель запеченную с сыром. Далее – свиные ножки. На закуску - сёмгу малосольную, балык телячий… А там посмотрим.
Официантка так же плавно и стремительно исчезла. Виктор закурил.
– Люблю капустку, – выдохнул он вместе с ароматным дымком, – для пи-щеварения хорошо. Об этом, старик, надо обязательно думать. Если сами о себе не позаботимся, никто о нас не позаботится. Ну, давай, рассказывай, что там в твоей конторе?
– А-а, всё так же. Полная дезорганизация! Мужик, он вроде неплохой, но не на своём месте.
– Это мы в курсе. Я даже знаю больше, чем ты. Понимаю, ходить под та-ким начальником – хуже нет. Так вот, есть мысль продвинуть тебя на его место. В принципе вопрос решенный. Губернатор – за! В Москве, в вашем ведомстве, я с Денисом уже переговорил. Дениса знаешь?
– Начальника департамента, что ли?
– Это для тебя он начальник. А без моего промежуточного согласования он ни одного кадрового назначения не может сделать. Так что он в курсе. В общем, повторяю, вопрос решенный.
Иван, возбуждённый таким поворотом разговора, сходу тяпнул большую рюмку водки.
– Слушай, Вить, что-то тревожно мне. Я ведь особенно-то и не рвусь в это кресло. Контора запущена, авгиевы конюшни и то легче расчистить. Ну, что мне прикажешь умереть в этой должности?
– Ешь капусту, – будто не слыша Ивана, пододвинул блюдо Краснов. – Надо обязательно капусткой перекладывать мясцо, рыбку. Для пищеварения хорошо… Авгиевы конюшни говоришь? Да вся страна в навозе! Надо брать ответственность на себя! Охочих людей до власти много. Но человеков мало.
Один графин водки уже опорожнили. Отвлеклись на другие темы.
– Ты Невзлина знаешь? – вдруг ни с того, ни с сего спросил Краснов.
Иван поперхнулся:
– Да откуда мне знать его. Знаю, что был такой тип. Теперь где-то в Из-раиле скрывается. Сейчас ведь многие так: наворовали - и за бугор!
– Не торопись судить, Вань, не торопись. Лёня – классный человек. Уж я-то знаю. Пообтёрся я в их кругу. А то, что он - жертва московских интриг – это вопрос другой. Мы все можем оказаться в такой ситуации… Ну, ладно, сушим вёсла. Засиделись. Видишь, уже ресторан пустой.
Иван полез в карман, чтоб расплатиться.
– Ни-ни, остановил его Виктор, расчёт за мной. Я ведь, Вань, получаю столько, сколько тебе и не снится. Значит так: вопрос о тебе решённый. С твоей стороны пока никаких телодвижений. Жди звонка.
Прошла неделя, промелькнул месяц. Краснов опять появился в городе. Проводил какое-то совещание, давал интервью. Иван был рад, что он не зво-нил. С другой стороны, чувствовал какую-то неловкость оттого, что сам не пытается позвонить ему и пригласить всё-таки на семейный ужин. В очеред-ной раз, когда Виктор объявился в городе, Иван набрал номер его мобильно-го телефона. Слышимость была неважная. Оказалось, что Краснов уже в до-роге, мчался на своем служебном автомобиле в соседний областной центр. Сквозь треск помех Иван расслышал его молодой задорный голос: извини, Иван, что не смог тебе позвонить. Но ты знай, тот разговор наш в силе. Ты понял? Да, кстати, – донёсся издалека голос Краснова, – я тебе там оставил небольшой подарочек. Опять треск. Какой подарок! Зачем? Ты, наверное, не понял, Вань! По-да-рок! Двенадцать оренбургских платков. Двенадцать! И всё – связь прервалась.
Иван недоумённо переваривал услышанное. Какие платки? Почему двенадцать? Что за бред?
Жена Ивана разъяснила: дурачок, не понимаешь что ли, он крупный чи-новник, где-нибудь надарили ему эти платки, что ему - солить их? Ты выяс-ни, где он их для тебя оставил, ну и забери их. Хотя… непонятно, почему двенадцать?
На следующий день Иван обзвонил кое-какие приёмные местных начальников, чтобы уточнить насчёт странного подарка. Никто ничего не знал.
– Да, нехорошо получается. Может, Виктор что-то напутал или я неправильно понял его. Иван был в растерянности. Чтобы отвлечься, включил телеящик. На экране – Гуров. Депутат Госдумы, бывший генерал МВД. Рассказывал о коррупции, взяточничестве. Матёрых взяточников, между прочим, очень трудно подцепить, просвещал Гуров. Они ведь никогда не говорят сумму взятки. Называют желаемую цифру в любом контексте. Причем она может звучать абсурдно, бессмысленно для постороннего уха. Но кто хочет понять –поймёт. Любая цифра – это доллары в штуках. Вот такой код…
И тут-то Иван наконец-то допёр до смысла этого странного Красновского подарка. Ему стало смешно и очень легко на душе. Он даже запел. С Красс-новым они больше не встречались.
Николай Васильевич Сенчев родился в 1949 году. Работал в районных газетах, служил в Военно- Морском Флоте. Награжден медалью “За воинс-кую доблесть”. После окончания факультета журналистики Уральского госуниверситета (г. Екатеринбург) работал в газетах “Уральский рабо-чий”, “Труд”, “ C оветская Россия”, “Правда”, “Российская газета”.
Заслуженный работник культуры.
В настоящее время является главным редактором Ульяновского областного радио.
Лидолия
НИКИТИНА
|
В ТИШИНЕ ОСЕННЕГО
РАВНОДЕНСТВИЯ
|
Роковая женщина
Трех мужей - одного за другим - Ирина Алексеевна похоронила в моло-дости. Подавленная обрушившимися на неё трагедиями, последующие нес-колько лет молодая женщина вела замкнутый образ жизни - посвятила себя науке: успешно закончила аспирантуру и собиралась вскоре защищать канди-датскую диссертацию.
И хотя годы шли своим чередом, красоту Ирины, её особенное трагичес-кое обаяние, они не трогали. Напротив, всем, кто давно знал эту молодую вдову, казалось, будто перенесенные страдания ещё более отточили и довели до совершенства её далеко не заурядную внешность.
Некоторые знакомые Ирины, склонные к мистике, уверяли тайных вздыхателей красавицы, будто любовь к ней что-то ломает в мужчинах, они теряют способность противостоять с прежней уверенностью обстоятельствам и, едва испробуют из её кубка глоток любви, как тут же гибнут. А все потому, что любовь этой необыкновенной женщины будто бы не защищает мужчину, напротив, оголяет какой-то главный жизненный нерв...
На шестом году вдовства и сама Ирина Александровна начала считать се-бя роковой женщиной. Продолжая носить траурную одежду, она как бы всем своим видом предостерегала поклонников от трагических последствий.
Но темные платья, костюмы, сшитые с безупречным вкусом, ещё больше подчеркивали блестящую глубину её громадных агатовых глаз, опушенных великолепным полукружьем ресниц. Эти туалеты сильнее оттеняли жемчужную прозрачность её гладкой молодой кожи и всей высокой стремительной фигурке придавали особую значимость. Поэтому, где бы Ирина ни появлялась: на улице, в кафе, магазине, трамвае - всюду привлекала внимание мужчин и женщин, будоражила людское любопытство.
Дата добавления: 2020-12-22; просмотров: 46; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!