Случаи заболевания и смерти, произошедшие вслед за инокуляцией Шика от дифтерии 20 страница
В каждом из экспериментов за последние несколько лет было обнаружено, что гнездом вирулентности являются принадлежащие животному микрозимы, а не микробы воздуха. Никому еще не удавалось с помощью атмосферных микробов вызвать какое-либо из так называемых паразитических заболеваний. Всякий раз для воспроизведения известного заболевания путем инокуляции необходимо было взять подозреваемого паразита из больного животного. Так, для инокуляции туберкулеза берется туберкулезная гранулема у заболевшего3.
Примечательно, что ни Пастеру, ни кому-либо из его последователей никогда не доводилось вызвать заболевание инокуляцией принесенных воздухом бактерий - только путем инъекций того, что получено из организмов. Более того, время вынесло смертельный приговор правилам распознавания болезнетворных микробов, и даже ортодоксальные медики вынуждены неохотно признать, что "постулаты Коха редко, если вообще выполняются"4.
Но отвлеченные теории, столь захватывающие для такого почитателя Природы, как Бешан, мало интересовали Пастера на протяжении всей его жизни — Пастер всегда ориентировался на деловой аспект любого вопроса. И на этот раз он увидел перспективу ощутимой выгоды и мечтал о способе сдерживать или создать видимость сдерживания опустошительного действия сибирской язвы среди овец и крупного рогатого скота. На основании собственной классификации, разделяющей микроорганизмы на аэробные и анаэробные, он предложил нейтрализовать вирулентность бактеридии, смешав два вида микроорганизмов. Мы уже видели, как случайное введение ослабленной культуры курам стало для него руководством к действию, и первая его попытка создать то, что он называл "вакциной", касалась куриной холеры. Затем Пастер занялся сибирской язвой, над "вакцинацией" от которой работал профессор Туссен из Тулузской ветеринарной школы, и объявил, что наконец нашел средство для ее предупреждения.
|
|
|
В мае 1881 г. Пастера пригласили испытать его вакцину на ферме подле Мёлена, и в июне он торжествующе написал домой, что добился полного успеха. Под этим подразумевалось, что овца, которая сначала была привита его препаратом, не умерла от последующего введения ядовитой дозы. Испытание было неестественным. Успех не может считаться настоящим, пока не выяснится, что естественная инфекция бессильна против привитых животных. Было выдвинуто соответствующее возражение, и в июле были предприняты эксперименты, которые должны были ответить на него, так как сила вакцины проверялась последующим введением крови погибшей от сибирской язвы овцы. Очевидно, что и в этом случае процедура отличалась от естественного заражения, в особенности потому, что некоторые овцы оставались невосприимчивы к заболеванию, хотя паслись на земле, предположительно полной бактериями из-за захороненных там туш больных овец. Тем не менее, результат от предполагаемой профилактики посчитали успешным с точки зрения коммерческой выгоды. Ни для кого не секрет, что денежные интересы всегда помеха объективной критике, и настоящие исследования были задавлены на корню, благодаря созданному Пастером альянсу науки с коммерцией.
|
|
|
В разгар экспериментов ему пришлось прерваться на время. В августе 1881 г. в Лондоне состоялся Международный медицинский конгресс, и Французская республика делегировала Пастера как своего представителя.
Его зять рассказывает нам5 о взрыве аплодисментов, приветствовавших Пастера, когда тот приблизился к сцене Сент-Джеймс-холла, в то время как почти никем не замеченный, посреди великолепного собрания на своем месте скромно сидел истинный первооткрыватель ферментативной роли микроорганизмов воздуха и внутренних тканей, в действительности проливший свет на загадки заболеваний шелкопрядов и винного брожения, основоположник взглядов, которые и по сию пору цитологи считают новаторскими. Бешан молча наблюдал за триумфом своего соперника. Он был последним, кто стал бы бросать тень позора на соотечественника в заграничном собрании. Он и представить не мог, что Пастер изо всех сил станет атаковать его в присутствии иностранцев. Но, к сожалению, амбиции часто заставляют переступать через деликатность.
|
|
|
Инцидент произошел во время секционного собрания, на котором профессор Бастиан выдвинул свою теорию о развитии микроорганизмов во внутренних тканях, причем разница во мнении с Бешаном заключалась в том, что вместо признания живых гранул, микрозимов, родительскими единицами, речь в ней шла о спонтанном зарождении микроорганизмов из неорганических веществ.
Ответить попросили Пастера, который уклонился от объяснений, а чтобы опровергнуть Бастиана, предложил жестокий эксперимент, который противоречит попыткам его апологетов оправдать жестокость Пастера по отношению к страданиям животных. Вот как газета "Таймс" от 8 августа 1881 г. процитировала его слова:
Если д-р Бастиан возьмет конечность живого животного, здорового или больного (при условии, что заболевание не инфекционное), повредит ткани этой конечности, доведя их до самого плохого состояния, не повреждая, однако, кожи, и исключит микробы в кишечнике, то не обнаружит в конечности никаких мельчайших микроскопических организмов. Вероятно, д-р Бастиан забыл его (Пастера) эксперимент в 1863 г., в котором тот показал, что кровь и моча животного, помещенная в стеклянные колбы, не способна была загноиться, несмотря на контакт с открытым воздухом, причем таким, который все время обновлялся, при условии, что в воздухе не содержатся микробы… При изучении микроскопических организмов всегда существует возможность ошибки в результате попадания чужеродных микробов, несмотря на принятые меры предосторожности. Когда исследователь видит сначала один организм, а затем другой, то склонен сделать вывод, что первый организм претерпел изменения. Хотя это могло быть лишь иллюзией… Bacillus anthracis не может превратиться в micrococcus.
|
|
|
Увы, вердикт, который время вынесло Пастеру, оказался не в пользу ученого. Много лет спустя, 8 апреля 1914 г., та же самая газета "Таймс", что процитировала его легкомысленное утверждение, опубликовала противоположное свидетельство сотрудника института имени самого Пастера:
Открытие мадам Генри символизирует шаг вперед в эволюции бактериологии. Если вкратце, то было выполнено превращение хорошо известной бациллы определенной формы, обладающей определенными токсическими свойствами, в другой вид микроорганизма, явно обладающий свойствами, полностью отличающимися от свойств исходной сибиреязвенной бациллы.
А вот что писали в "Дейли ньюс" в тот же день:
Эксперимент был проведен с сибиреязвенной бациллой, которая из палочковидной формы превратилась в сферический кокк.
Вот и все, что осталось от утверждения Пастера о том, что "bacillus anthracis не может превратиться в micrococcus". Что касается новизны "открытия мадам Генри", то профессор Бешан еще в 1881 г. мог объяснить его на Медицинском конгрессе, будучи уже знаком с превращением не только формы, но и функций бацилл.
"Это открытие (м-м Генри), — писала "Таймс", — является важным и, возможно, знаменует собой шаг к открытию протоплазменной формы происхождения жизни".
Этой формой оказались мельчайшие гранулы клеток, о которых год спустя говорил профессор Минчин, выступая перед Британской ассоциацией развития науки, и которые были изучены Бешаном с 60-х годов девятнадцатого века. Можно представить, какой пыткой для него было слушать утверждения Пастера, которые он мог так легко опровергнуть. Но, как он сам писал в предисловии к "Les Microzymas", "я позволил ему говорить, так как мое выступление было следующим".
В своем выступлении Пастер самым несправедливым образом неожиданно осудил спонтепаризм своего соотечественника, рассуждая так, словно Бешан был сторонником гетерогенеза, а не тем, кто в действительности опроверг теорию спонтанного зарождения, объяснив своей микрозимной теорией присутствие микроорганизмов во внутренних органах и тканях.
Вот как "Таймс" процитировала Пастера:
Ту же ошибку в этом вопросе сделали д-р Бастиан в Англии и профессор Бешан во Франции. Последний полностью ошибался, например, в своей теории о существовании микрозимов в меле.
"Таймс", симпатизировавшая модному демагогу, на этом закончила цитировать критику Пастера, но возмущение Бешана, как он писал в своем предисловии к "Les Microzymas", вызвало последовавшее затем бесчестное обвинение его в плагиате, выдвинутое Пастером:
Если и было что-то точное в теории Бешана, то он получил это из переработки его (Пастера) трудов и приведении его идей в соответствии с идеями других.
Столь неприкрытое извращение фактов переполнило чашу терпения профессора Бешана. Он вскочил с места и обратился к своему очернителю, с негодованием требуя подтверждений и обещая представить доказательства совершенно противоположного.
То, как повел себя дальше Пастер, думается, позорно даже с точки зрения его самого восторженного поклонника. Столкнувшись с сопротивлением своей жертвы, он просто повернулся и покинул собрание, лишив Бешана возможности должным образом реабилитировать себя и свои открытия.
Из речи Бешана, процитированной в "Таймс", видно, насколько отличалось его полное достоинства и благородства обращение к Пастеру:
Профессор Бешан из Лилля, также докладывавший на французском, подтвердил, что микрозимы существуют в меле, и что если г-н Пастер не получил таких результатов, значит, его опыты были плохо проведены. По другим пунктам господин Бешан также опроверг мнение г-на Пастера. Он считает, что причина заболевания и смерти заключается в самом животном. Так называемые "молекулярные гранулы" гистологов являются живыми организованными существами, наделенными химической активностью и обладающими теми же функциями, что и подобные им в воздухе и меле гранулы под названием микрозимы; они являются первичными факторами организации и химической активности живых организмов, хотя микрозимы, будучи морфологически идентичными, как это ни странно, выполняют разные функции в разных органических центрах и тканях, как, например, микрозимы почек в сравнении с микрозимами печени. Он не согласен, что они проникают в ткани из воздуха. Г-н Пастер отрицает их существование там, поскольку это противоречит его теориям. Но г-н Бешан, со своей стороны, убежден, что бактерии различных форм и размеров находятся в тканях, куда не могли проникнуть микробы из воздуха. И в опытах г-на Пастера с кровью и мочой эти жидкости в действительности претерпевали изменения и не только не опровергали существование микрозимов в них, но и служили подтверждением этому.
Пастер был избавлен от необходимости держать трудный ответ, поскольку сразу же ретировался после своих необоснованных нападок на соотечественника, исследованиям которого был так обязан. Возможно, именно этот факт восстановил его против Бешана. Вспоминается история о человеке, который, узнав, что сосед ненавидит его, спросил: "За что? Я не сделал ему ничего хорошего!"
Окруженный вниманием важных персон, среди которых он оказался, Пастер почувствовал уверенность в своей победе. На одном из больших общих заседаний, по просьбе президента сэра Джеймса Педжета, он прочитал лекцию о своем методе "вакцинации" против куриной холеры и сибирской язвы (о полном успехе которого он, естественно, заявил) и не упустил возможность восхвалить Эдварда Дженнера, записав себя и свои работы в безусловно подходящую ему компанию. Почти по-детски наслаждаясь лестью, окружившей его, сообщая о своем триумфе в личных письмах, Пастер вернулся во Францию, где был осчастливлен новой почестью — избранием в Академию наук. Словно Джаггернаут, он настолько привык сметать любые препятствия, которые осмеливались появиться на его пути, что испытал сильную досаду, когда приблизительно в это же время вращению его триумфального колеса фортуны стали мешать возражения из-за границы.
Его биограф пишет: "Самыми сильными были нападки из Германии"6. Д-р Кох и другие подвергли сомнению его выводы и посмели усомниться в его профилактике сибирской язвы.
Дома его тоже поджидали неприятности. В Медицинской академии поднимались голоса против микробной теории заболеваний. В частности, Петер высмеивал всепобеждающего микроба. Это оказалось тем более легко, что в марте 1882 г. хваленый успех вакцины от сибирской язвы обернулся полным крахом.
Вот как это случилось. В Италии посчитали, что комиссия из сотрудников Туринского университета должна провести эксперименты, описанные Пастером, и таким образом испытать его меры профилактики. В результате, как пишет Рене Валлери-Радо, "все овцы, вакцинированные и невакцинированные, погибли от последующей инокуляции крови овцы, умершей от сибирской язвы"7. Хуже провала не могло и быть.
Пастер запросил подробный отчет, и ему сообщили, что овца, которую использовали для эксперимента, пала от сибирской язвы 22 марта 1882 г., и на следующий день ее кровь инокулировали другим овцам, каждая из которых вследствие этого пала. В соответствии с теорией Пастера, такого не должно было произойти, поскольку в своем сообщении по данному вопросу в Медицинскую академию 17 июля 1877 г. он утверждал, что кровь из сердца не вирулентна, даже если ее взять у разлагающегося животного, и вирулентна во многих других обширных областях тела. Пастер попытался выкрутиться из сложной ситуации, утверждая, что это неприменимо к животному, умершему двадцать четыре часа назад. Он заявлял, что неудача вызвана ошибкой туринских профессоров, инокулировавших кровь, которая была септической, помимо заражения сибирской язвой.
Естественно, выдающиеся итальянцы, люди с прекрасной репутацией, были возмущены его обвинениями в том, что они не могут различить сепсис, и что человек, не являющийся ни врачом, ни ветеринарным хирургом, считает себя способным поставить диагноз животному, которого в глаза не видел.
В течение года продолжалась пикировка между Туринской ветеринарной школой и Пастером, в конце концов предложившим весной 1883 г. лично приехать в Турин и повторить эксперимент, который профессора провалили с таким треском, и показать, что кровь туши, зараженной сибирской язвой, уже на второй день после смерти будет септической. Но на этот раз Пастер имел дело с соплеменниками Макиавелли. Итальянцы сразу поняли, что это можно легко подстроить. Они были намерены следить за точностью повторения всех условий их собственного неудавшегося эксперимента. Поэтому они ответили Пастеру, что его предложение будет принято, но с условием, что сначала он должен кое-что уточнить в предложенных им опытах, сообщив им следующее:
1. Какими, по его мнению, должны быть микроскопические особенности крови овцы, взятой прямо из ее сердца, если она одновременно и септическая, и заражена сибирской язвой?
2. Какими, по его мнению, должны быть вид и течение заболевания, и какие макроскопические и микроскопические изменения следует ожидать у овец и крупного рогатого скота, заболевших и даже погибших вследствие инокуляции такой кровью? Такой эксперимент, по мнению профессоров, был бы необходим для завершения экспериментов, предложенных Пастером.
На этот раз ловкий француз имел дело не с какими-нибудь простаками. От него требовалось дать на бумаге точные подробные описания, которые затем должны были пройти строгую проверку на практике и рисковали оказаться несостоятельными. Подобное справедливое испытание теории, которое приветствовал бы любой ученый, было для него ловушкой, и у него не было желания в нее попадать. Единственным способом избежать обвинений в непрофессионализме было возложить всю ответственность на итальянцев, и в сообщении в Академию наук8 он осмелился заявить следующее: "И тогда Туринская комиссия не приняла моего предложения приехать к ним!"9 Он тщательно скрывал от Академии полученное письмо, в котором его предложение отнюдь не было отклонено, а просто включало требование дать четкие предварительные определения в связи с предполагаемыми опытами. А вот обвинить комиссию в ошибочных утверждениях и неверном цитировании Пастер не преминул. Его биограф тщательно избегает рассказа о том, что Пастеру сразу было предложено указать на ошибки. В ответ он процитировал отрывок, который комиссия взяла из сделанного им 17 июля 1877 г. заявления, где говорилось: "Кровь из сердца совсем не вирулентна, даже если ее взять из уже разлагающегося животного, и вирулентна в некоторых обширных областях тела". На это он возразил: "Я никогда не писал ничего подобного в отношении животного, умершего двадцать четыре часа назад". Далее он изложил свою версию сказанного им раньше, которая выглядела так: "Кровь из сердца совсем не вирулентна, даже если ее взять из животного, уже разлагающегося в некоторых областях тела". Члены комиссии, имея на руках текст его сообщения в 1877 г., ответили, что Пастер, даже цитируя самого себя, пропустил слова "и вирулентна" после "разлагающегося", и "обширных" перед "областях", тем самым исказив свое собственное утверждение.
Они опубликовали это сообщение Пастера вместе со своей критикой в памфлете, озаглавленном "О научном догматизме знаменитого профессора Пастера", изданном 10 июня и переведенном на французский в августе 1883 г. Памфлет подписали Валлада, Басси, Брусаско, Лонго, Демарчи и Венута — все достойные люди с высокой репутацией.
В этом документе подчеркивалось, что Пастер, возможно, забыл, что гнилостное разложение тела может протекать с различной скоростью, зависящей от температуры в марте — месяце с существенными климатическими колебаниями, в зависимости от времени и места. Профессора объяснили, что рассматривают предложение Пастера как уловку; что они не глупцы, за которых он их принимает, и считают, что должны знать, что же именно он понимает под термином "сепсис"; что эксперименты должны быть выполнены полностью, при тех же самых условиях и именно тем способом, каким их провела комиссия в марте 1882 г. С едкой иронией комиссия радовалась, что их прославленный оппонент наконец-то признал, что из-за взаимного влияния двух инфекций в зараженной двойным образом крови, инокуляция кровью, одновременно и септической, и зараженной сибирской язвой, иногда может вызвать сибирскую язву, иногда чистый сепсис, а иногда сибирскую язву в сочетании с сепсисом. Этим признанием он разрушал собственную теорию о том, что бацилла сибирской язвы не развивается, когда она ассоциирована с другими микроорганизмами, аэробными или анаэробными. Далее комиссия поздравила себя: ей удалось убедить Пастера, что он не мог из Парижа поставить диагноз животному, которое умерло в Турине, и были счастливы, что благодаря исследованиям его ассистента, господина Ру, заставили Пастера пересмотреть собственные догмы и признать ошибочным следующий принцип, изложенный в его сообщении в июле 1877 г.: "Бактерии сибирской язвы могут быть обильно введены в животного, не вызывая при этом сибирскую язву. Достаточно, чтобы бактеридии, взвешенные в жидкости, были в сопровождении обычных бактерий".
Комиссия подчеркнула, что утверждение Пастера о том, что кровь зараженной сибирской язвой туши животного станет септической через двадцать четыре часа, было равнозначно признанию сепсиса как неизбежного следствия процесса разложения — предположение, которое они посчитали ограниченным и не соответствующим фактам. Они сравнили утверждения Пастера из его сообщения в июле 1877 г. с утверждениями из его записок за 1878 г. "Теория микробов и их применение в медицине и хирургии".
Он утверждал:
Кровь зараженных сибирской язвой животных не содержит никаких других микроорганизмов, кроме бактеридий, но бактеридии строгие аэробы. Поэтому они не принимают участия в разложении; таким образом, зараженная антраксом кровь не способна гнить сама по себе. Но в туше животного все происходит иначе. Зараженная сибирской язвой кровь быстро загнивает, поскольку все трупы предоставляют убежище внешним вибрионам, то есть, как и в данном случае, в кишечнике, который всегда полон всевозможными видами вибрионов.
Дата добавления: 2020-11-29; просмотров: 53; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!