Приложение 1. Строки, записанные современниками 22 страница
‹1907–1908›
"Милый друг, не рыдай…"
Милый друг, не рыдай,*
Не роняй слез из глаз
И душой не страдай:
Близок счастья тот час…
‹1907–1908›
"Белогривый поп Гаврила…"
Белогривый поп Гаврила*
Мотьку в зубы целовал.
Попадья его бранила,
А он, леший, приставал…
‹1910–1911›
"Я слыхал про вас премного…"
Я слыхал про вас премного*,
Ужаснулся от того,
Вы жену забыли скоро,
Да, я знаю кой-чего!
Вы совсем ее забыли,
Перестав ее любить.
А какой вы прежде были,
Перестаньте так-то жить?
Вы, играя в карты страшно,
Проиграетесь ужасно,
И костюм, жилет прекрасный
Полетят тогда в кабак.
‹1911›
"Прощай Зарайск! Я уезжаю!.."
Прощай, Зарайск! Я уезжаю!*
Увидел я твою красу.
И в памяти своей надолго сохраню
Твоих друзей, поля, Осетр-реку.
‹1912›
Гуси*
Бай, бай, детка,
Спи, спи крепко.
Пошли, гуси, вон, вон,
Детка любит сон, сон…
‹1912–1913›
"Сардановский с Сергеем Есениным…"
Сардановский с Сергеем Есениным*,
Тут же Рович Костюшка ухватистый
По ту сторону в луг овесененный
Без ладьи вышли на берег скатистый.
То не легкие кречеты к небу вспарили,
Улетая от душного, пыльного поля,
На второй день Казанской Оку переплыли
Рабы Божии Костя, Сережа и Коля.
Когда придет к нам радость, слава ли,
Мы не должны забыть тот день,
Как чрез реку Оку мы плавали,
|
|
|
Когда не… еще олень.
‹1914›
"Упоенье — яд отравы…"
Н. А. Сардановскому
Упоенье — яд отравы*,
Не живи среди людей,
Не меняй свои забавы
На красу бесцветных дней.
Все пройдет, и жизни холод
Сердце чуткое сожмет,
Все, чем жил, когда был молод,
Глупой шуткой назовет.
Берегись дыханья розы,
Не тревожь ее кусты.
Что любовь? Пустые грезы,
Бред несбыточной мечты.
1914
Мине*
От берегов, где просинь
Душистей, чем вода.
Я двадцать третью осень
Пришел встречать сюда.
Я вижу сонмы ликов
И смех их за вином,
Но журавлиных криков
Не слышу за окном.
О, радостная Мина,
Я так же, как и ты,
Влюблен в мои долины ‹?›
Как в детские мечты.
Но тяжелее чарку
Я подношу к губам,
Как нищий злато в сумку,
С слезою пополам.
‹1917›
"Пусть хлябь разверзнулась!.."
Пусть хлябь разверзнулась!*
Гром — пусть!
В душе звенит святая Русь,
И небом лающий Коненков
Сквозь звезды пролагает путь.
‹1918›
"Шибче, шибче, ветер, дуй…"
Шибче, шибче, ветер, дуй*,
Хлеще, хлеще, дождь, иди.
Кажет баба небу…
На Советской площади.
‹1918?›
"Нате, возьмите, лопайте…"
Нате, возьмите, лопайте*
|
|
|
Души моей чернозем.
Бог придавил нас ж…ой,
А мы ее солнцем зовем.
‹1919›
"Я памятник себе воздвиг из пробок…"
Я памятник себе воздвиг из пробок*,
Из пробок вылаканных вин!..
‹1920›
"Шершеневич был профессор…"
Шершеневич был профессор*,
Шершеневич есть поэт.
‹1920›
"Американским ароматом…"
Американским ароматом*
Пропитан русский аромат.
Покрыть бы «АРУ» русским матом —
Поймет ли «АРА» русский мат?!
‹1921–1922›
"С головы упал мой первый волос…"
С головы упал мой первый волос*,
С головы упал на стол.
Неужели близко череп голый
И далеко жизни комсомол?
Огрубеет голос мой певучий,
Будет рваться кашлем каждый раз,
И тебе, мой милый друг, наскучит
Потерявший свежесть синий глаз.
Крепче схватит ногу жизни стремя,
Я ноги не буду вырывать.
Что же делать, что же, если время
С головы мне листья обсыпать.
‹1923›
"Я родной земли печальник…"
Я родной земли печальник*,
Я певец земли родной.
Будь же добр [и] ты, начальник,
Отпусти меня домой…
‹1923–1924›
"Шафранный день звенит в колосьях…"
Шафранный день звенит в колосьях*,
Проходит жизнь, проходит осень.
|
|
|
Рыдайте, друга, рыдай, родная,
Стони, стони, душа больная…
Все обойдется, как смех растает,
Не пой, мой друг, — душа пустая…
‹1924›
"Берегись, Керзон…"
Берегись, Керзон* —
АСПС[3] вооружен.
‹1924›
"Тетя Мотя в розовом капоте…"
Тетя Мотя*
В розовом капоте,
Дядя Вадя
В праздничном наряде,
Кузина Зина
В плаще резиновом,
Папа
В пижаме,
На маме
Шляпа,
На сынишке Мишке
Новые штанишки —
Делают прогулку
По нашему переулку…
И вдруг явление
Всем на удивление:
Раскрасневшись от жары,
Молодые маляры —
Тит и Вася —
Дом красят.
Разделывают стены
Под розовый оттенок…
Кричит Мишка:
— Ишь, как!
Вот это ловко —
Вместо кисточки спринцовка! —
А папа Мише:
— Удивляйся потише!
Разве трудно догадаться,
Что это — механизация?
Скоро научатся даже
Наспринцовывать портреты и пейзажи!
‹1924›
"Пусть я толка, да не таковского…"
Пусть я толка, да не таковского*,
Пью я первый раз у Литовского*.
Серый глаз мне дорог из-за синего.
Вспоминаем мы с ним Устинова.
‹1924–1925›
"А тебе желаю мужа…"
А тебе желаю мужа*,
Только не поэта,
С чувством, но без дара,
Просто комиссара.
|
|
|
‹1925›
"Товарищу Шумяцкой…"
Товарищу Шумяцкой**
С любовью братской
За чай без обеда,
За мужа полпреда.
‹1925›
Частушки*
1
Играй, играй, гармонь моя!
Сегодня тихая заря,
Сегодня тихая заря, —
Услышит милая моя.
‹1916›
2
Эх, яблочко,
Цвету звонкого.
Пьем мы водочку
Да у Коненкова.
3
Эх, яблочко,
Цвету ясного.
Есть и сволочь во Москве
Цвету красного.
4
Не ходи ты в МЧКа,
А ходи к бабенке.
Я валяю дурака
В молодости звонкой.
‹1919–1920›
5
Ох, и песней хлестану,
Аж засвищет задница,
Коль возьмешь мою жену,
Буду низко кланяться.
6
Пей, закусывай изволь!
Вот перцовка под леща!
Мейерхольд, ах, Мейерхольд,
Выручай товарища!
7
Уж коль в суку ты влюблен,
В загс да и в кроваточку.
Мой за то тебе поклон
Будет низкий — в пяточку.
‹1921–1922›
8
Мой милой, что с образов,
Как святой, все кается.
Меня… семь разов, —
Восемь полагается!
‹1921–1922›
9
Ох, уж, ох, большевики,
Да у Москвы, да у реки,
Под Кремлевской кровлею
Занялись торговлею.
‹1921–1922›
10
Ах, Мартышечка-душа*
Собой не больно хороша.
Ах, Мартышечка-душа
Собою очень хороша.
‹1921–1922›
11
Не хочу баранины,
Потому что раненый,
Прямо в сердце раненный
Хозяйкою баранины!
‹1922›
12
У бандитов деньги в банке,
Жена, кланяйся дунканке.
‹1923›
13
У Европы рожа чиста,
Не целуюсь с ею!
Подавай имажинисту
Милую Рассею!
14
В мать тебя, из мати в мать,
Стальная Америка!
Хоть бы песню услыхать
Да с родного берега.
‹1923›
15
Не ходи тропинкой склизкой,
А ходи по лесенке.
Если парень сядет близко,
Убеги за песенки.
16
Не звени, мой милый, шпорой,
А звени тальяночкой.
Поцелуешь ты мне скоро
На щеках две ямочки.
17
Я украшу длинну косу
Пурпуровой астрою.
Задает мне мил вопросы
И зовет зубастою.
‹1923›
18
Сныть-трава, трынь-трава
Здесь у каждого двора.
А в Рязани — лебеда,
Не забыть мне никогда.
‹1924›
Комментарии к приложению 1
«Щука в рака вцепилась… » (с. 487). — Есенинский вестник. Константиново. Изд. Гос. Музея-заповедника С. А. Есенина. 1992, с. 9. (в статье В. Вавиловой «Болел душой за односельчан. Из воспоминаний земляков о Есенине»).
Печатается по тексту первой публикации.
Датируется по содержанию воспоминаний И. Ф. Копытина.
В приведенном В. Вавиловой отрывке из воспоминаний Ивана Федоровича Копытина (1894–1979) сообщается: «Я учился с Есениным 2 года. Учился он хорошо, много читал, знал много стихов наизусть. Он и сам стихи сочинять стал рано. Бывало, лежим на песке, а он вдруг встанет и побежит в воду. Окунется, волосы пригладит и скажет нам: «Ребята, послушайте, что я сочинил: ‹далее идет текст двустишия› Потом засмеется звонко, и мы за ним».
«Есть в селе-то у нас барин… » (с. 487). — Газ. «Московский автозаводец», 1957, 20 июня, № 142 (в статье Н. Титова «Несколько слов о Есенине. Странички из воспоминаний»).
Печатается по тексту газеты.
Датируется по воспоминаниям.
Титов Николай Иванович (1895–1983), троюродный брат Сергея Есенина по линии матери: их деды были родные братья. В 1904 году Николай и Сергей стали ходить в первый класс Константиновского земского четырехгодичного училища. Школьные годы провели вместе. Н. И. Титов писал также о встречах с Есениным в 1917 и 1919 годах.
«Попечителем нашей школы, — вспоминал Н. И. Титов, — был местный помещик Кулаков, бывший крестьянин, разбогатевший на домах Хитрова рынка, известных под названием «Кулаковки». Кулаков был не в ладу с крестьянами и пренебрегал их детьми. Возможно, в ответ на арест Александра Ивановича ‹учителя›, которого жандармы увезли прямо с урока, Есенин организовал ватагу ребят, и они направились к дому Кулакова. Ясно вижу Сергея — мальчика в шубенке, крытой черным полусукном, немного сутуловатого, идущего впереди ватаги ребят человек в тридцать и распевающего под окном школьного попечителя стихи собственного сочинения ‹далее идет текст четверостишия›».
«Милый друг, не рыдай… » (с. 487). — Хроника, 1, 26.
Четверостишие приведено в рукописи К. П. Воронцова «Воспоминания о С. А. Есенине» (ИМЛИ; написаны в начале января 1926 года).
Печатается по тексту этой рукописи. Полный текст стихотворения неизвестен.
Датируется по воспоминаниям.
Воронцов Клавдий Петрович (1898–1962) — один из ближайших друзей детства и отрочества Есенина. Встречался с поэтом и в последующие годы.
«Учась уже во второклассной школе, — писал К. Воронцов, — Сергей стал, как говорится, сочинять стихи, но не опубликовывал их. Мне в то время его стихи нравились, и я просил лишь его, чтобы он писал. Наприм‹ер›, помню, такой стих: «Милый друг, не рыдай…» ‹и т. д.›.
Стихов и в то время у него было много, которые до настоящего времени не печатались» (ИМЛИ).
«Белогривый поп Гаврила… » (с. 487). — Хроника, 1, 27 (с неточностью).
Четверостишие приведено в очерке Н. А. Сардановского «Из моих воспоминаний о Сергее Есенине» (машинопись, ГЛМ).
Печатается и датируется по воспоминаниям Н. А. Сардановского. Полный текст стихотворения неизвестен.
Сардановский Николай Алексеевич (1893–1961), товарищ юности Есенина. Они встречались в с. Константинове и в первые годы жизни в Москве. Впоследствии — преподаватель музыки.
«В начале своей писательской деятельности, — вспоминал Сардановский, — он ‹Есенин› сделал, кажется, только одну попытку написать комическое стихотворение. Я помню его первые строки: «Белогривый поп Гаврила» ‹…›. Ничего остроумного в этом стихотворении не получилось, хотя Сергей почему-то думал обратное».
«Я слыхал про вас премного… » (с. 488). — Панфилов Анатолий. Нинесе. Поиски, исследования, находки. М., 1990, с. 126.
Печатается по тексту первой публикации.
Датируется по воспоминаниям Варвары Степановны Гришиной (1895–1977).
Записано А. Д. Панфиловым со слов В. С. Гришиной (урожд. Ефремовой), землячки Есенина. Она рассказывала: «Шестнадцати лет ‹…› вышла я замуж в деревню Иванчино из Константинова. Муж, Гришин Николай Акимович, меня брал по любви. Но прошло немного времени, муж изменился, пристрастился к картам, выпивкам, стал уходить из дома, оставлять меня одну. Я сильно переживала. Однажды вечером ‹…› приходит девочка, приносит письмо ‹…›. Адресовано Николаю Гришину ‹…›. Письмо было все написано стихами. Я много его читала, запомнила: «Я слыхал про вас премного…» ‹и т. д.› Подписано письмо было так: „Нинесе“.
Позже Варвара Степановна узнала от своей сестры, что «это Сережа Есенин письмо прислал. Он приезжал на каникулы из Спас-Клепиков на две недели и спросил меня про твое житье. Я ему все рассказала, и он тут же, при мне написал письмо твоему мужу».
«Я все думала, — продолжала Варвара Степановна, — Есенин писал, почему же он тогда «Нинесе» расписался? Только потом догадалась: «Нинесе»-то ведь это «Есенин» наоборот.
После письма муж остепенился на какое-то время ‹…›, а потом за старое принялся, и в 1915 году мы с ним разошлись» (там же, с. 124–127).
Впоследствии письмо затерялось.
«Прощай, Зарайск! Я уезжаю!.. » (с. 488). — Газ. «За новую жизнь», Зарайск 1965, 6 окт., № 80 — ст. 1–2 (в очерке Е. Пирожниковой «Встречи с поэтом»).
Полностью печатается впервые по рукописи Е. Г. Пирожниковой «Наши встречи с Сергеем Есениным и воспоминания о нем» (РИАМЗ, научный архив, № 2544).
Датируется по содержанию воспоминаний.
Пирожникова (урожд. Кириллова) Екатерина Григорьевна (1894–1975) познакомилась с Есениным летом 1912 года в Зарайске. Известна надпись поэта на книге ей и ее сестре Елизавете (см. т. 7 наст. изд.).
Рассказывая о встрече с Есениным, Е. Пирожникова вспоминала: «Сергей Александрович был в хорошем настроении. Он читал стихи — говорил «своего сочинения». Вдруг повернулся к сестре:
— Помните, как это: «Прощай, свободная стихия, в последний раз передо мной ты катишь волны голубые»… и так далее?
Весело смеялись. Подумав, Сергей Александрович стал сочинять:
— Прощай, Зарайск! Я уезжаю! ‹и т. д.›
Улыбнулся и махнул рукой:
— Нет! Нет! Не получилось. Постараюсь потом описать Зарайск…»
Какие-либо другие строки Есенина, связанные с городом Зарайском, неизвестны.
Гуси («Бай, бай, детка…») (с. 488). — Хроника, I, 216.
Четверостишие — отрывок из стихотворения «Гуси» — приведено в очерке Н. А. Сардановского «Из моих воспоминаний о Сергее Есенине» (Машинопись с правкой и подписью автора, помечена 1926 годом — ИМЛИ). Полный текст стихотворения неизвестен.
Печатается и датируется по воспоминаниям Н. А. Сардановского.
О Н. А. Сардановском см. в коммент. к четверостишию «Белогривый поп Гаврила…» (с. 499–500).
«Могу отметить, — вспоминал Сардановский, что он ‹Есенин› любил музыку и пение ‹…›; Моя посредственная игра на скрипке ему определенно нравилась, и я помню, как в Москве мы вдвоем подолгу засиживались вечерами: он читал стихи, я играл на скрипке…
Я помню, ему очень хотелось переложить какой-либо свой стих на музыку, и он меня упрашивал подобрать музыкальное сопровождение к его детскому стишку «Гуси»: «Бай, бай, детка…» ‹и т. д.› (ИМЛИ).
Вместе с тем известен факт обращения к музыкальному творчеству самого Есенина. Так, в книге лирики Александра Балагина «Капризное сердце» (2-е изд., Тифлис, 1920) стихотворение «Разлука» («Сокол мой уплыл на струге…»), посвященное Александру Ширяевцу, сопровождено пометой, что оно «положено на музыку поэтом Сергеем Есениным». Каких-либо других сведений об этом не найдено.
Дата добавления: 2020-11-23; просмотров: 93; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!